Темное прошлое прекрасного принца Хмельницкая Ольга
Фильчиков совершенно обалдел. Челюсть у него упала, левая рука потянулась к сердцу, а глаза выпучились и поднялись к небу, откуда появилось неожиданное спасение. Потом, кое-как сориентировавшись и оторвав дрожащую руку от груди, Рем взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Фильчиков недаром был знаменитым музыкальным продюсером и успешным бизнесменом – он быстро оценил ситуацию и подобрался, как лошадь перед прыжком.
– Ксения, девочка дорогая, – сказал он в трубку сладким голосом, – собирайся и поезжай в студию. – Мы с Василисой Николаевной сейчас тоже подъедем.
– Рем Яковлевич, – пропищала Ксения, – но у меня проблемы! Я босиком, в одной ночной рубашке, и у меня тут товарищ на табуретке.
– Бери товарища, табуретку и мчись.
– Он с веревкой на шее.
– Дорогая, я не против, – примирительно сказал Фильчиков, – бери товарища, шею, веревку, табуретку и приезжай.
– Я без машины!
– Возьми такси, я заплачу.
– Рем Яковлевич, я не знаю точно, где я нахожусь.
– А товарищ на табуретке – знает?
В трубке повисла тишина. Фильчиков повернулся и нашел глазами Сусанину.
– Василиса, родная моя, позвони в студию и дирижеру оркестра Диме Шелковину! Пусть не расходятся! Мы сейчас будем.
– Рем Яковлевич, – сказала Дюк в трубку после паузы, – мы скоро приедем. У товарища, с которым я буду петь дуэтом, есть мотоцикл, и прямо сейчас он привинчивает к нему колесо.
У Рема появились нехорошие предчувствия.
– Ты твердо решила, что дуэт – это то, что тебе нужно? – осторожно спросил он. – А товарищ твой новый, часом, не спортсмен опять? Предупреждаю, спортсмены редко отличаются выдающимися певческими талантами.
– Ничего, он поет более-менее, – отозвалась Дюк. – Надо петь с ним дуэтом, иначе никак! А то он повесится.
– Хорошо, – сказал Рем, про себя подумав, что второй голос звукорежиссер легко из записи вырежет. – Пусть поет, танцует, пантомиму изображает, оркестром дирижирует, декламирует стихи, рисует, наконец… Только приезжайте побыстрее.
Он и Василиса вылетели из квартиры, на ходу застегивая пуговицы и засовывая в рот жвачку, призванную заглушить запах дикого перегара, и принялись отчаянно жать на кнопку лифта.
Взявшая на работе отгул и рано вернувшаяся домой, Майя лежала в постели и смотрела в потолок. На потолке была трещина, и Майя думала о том, что надо бы ее как-то замаскировать, а то неудобно. Перед кем ей должно быть неудобно и почему надо стесняться каких-то там трещин на потолке, девушка не знала, а подумать над этими очевидными вопросами ей мешал заедающий быт и боязнь отойти от привычной мыслительной схемы. Роман по-прежнему сидел в соседней комнате и стучал по клавишам. В конце концов, этот монотонный, как китайская пытка, звук вывел Майку из себя.
– Рома! – позвала она.
Стук прекратился.
– Рома, пожалуйста, иди сюда! – крикнула Майя еще раз.
Роман появился в дверном проеме и привалился плечом к косяку.
– Что, дорогая моя? – спросил он. – Ты же мне опять вдохновение спугнешь. Музу. Я пишу оду в память о почившей супруге. Надеюсь зачитать ее на похоронах.
– Рома, ты хоть понимаешь, что произошло? – всхлипнула Майя. – Убили Полину! Кто-то убил ее!
– Не кто-то, а твоя сестра, – назидательно поднял Роман палец вверх.
– Бред! – вскричала девушка. – Ну как она могла ее убить? Как? За что?
– За тебя. Она волновалась за твое счастье, – сказал Рома, с лица которого не сходила довольная улыбка. – А теперь нашей идиллии ничего не помешает.
– А чему ты так рад? – спросила Майя. – Неужели ты тоже рад, что твоей жены больше нет? Хоть бы для приличия изобразил скорбь!
– Во-первых, – загнул палец Рома, – она моя бывшая жена, я сейчас живу с другой женщиной и вполне с ней счастлив; а во-вторых, наш брак еще не считается расторгнутым, поэтому я получу вполне солидный куш из имущества Полины. Чего ж мне расстраиваться?
– Это ты ее убил, – сказала Майя.
– Зачем так сразу меня обвинять? – удивился Рома. – Я об этом и не думал. Просто так хорошо все сложилось. Без моего участия. К тому же в момент убийства я был дома, с тобой. У меня полное, тотальное алиби.
– Я спала.
– Ну да.
– Я спала, а ты поехал и убил ее.
– Отлично, а сережка твоей сестры как туда попала?
– Мы вчера ходили в гости к Алене. Ты вытащил ее из кармана куртки в прихожей, а потом бросил под ванну, чтобы подставить мою сестру. Понимаешь, у Алены не было ключа от квартиры Полины. А у тебя – был!
– Я все отдал, – сказал Рома. – Все, кроме ноутбука.
– А с ключей предварительно сделал копию. На всякий случай.
Улыбка медленно сползла с лица Тряпкина. Майя внимательно смотрела на Романа.
– Я просто сосед, Олег Гондураскин, спортивный врач футбольной команды «Шпалоукладчик», – пояснил Олег. – И попал в число участников этой истории совершенно случайно.
Врач сидел на стуле напротив Чабрецова и спокойно смотрел на следователя. Денис Леонидович отметил, что у его собеседника очень голубые и очень внимательные – до колючести – глаза. Почти такие же колючие и внимательные, как у него, Чабрецова.
– Можно подробнее? – попросил Денис. У него из головы не шло заявление Петра Сусанина о наличии у того внебрачных детей. Впрочем, майор пока не знал, что сидящий перед ним молодой человек – сын любовницы Петра Сусанина.
– Вчера вечером я зашел в гости к своей соседке, Алене Ватрушкиной, разговорился с ней, и девушка любезно согласилась сопровождать меня в лазарет, где лежал Игорь Пуканцев, наш прославленный форвард, за трудным выздоровлением которого наблюдает вся страна. Достаточно подробно?
– Матч со сборной Словакии… Наслышан, – кивнул Денис.
– Нам удалось уговорить Игоря поехать к Ксении Дюк.
– Зачем? – переспросил Чабрецов.
– Ну как же! – воскликнул врач. – Между ними было большое чувство, а потом молодые люди поссорились. В результате пережитого стресса Пуканцев попал на больничную койку. Больше рассказать не могу, врачебная тайна.
– Какая такая врачебная тайна, – вздохнул мудрый Чабрецов, – понятно, что его прохватил ужасный понос. У меня такое тоже однажды было.
– Тс-с-с-с! – прижал к губам палец Олег. – Только прессе этого не рассказывайте.
– Конечно, не расскажу. Так что было потом? После того как Пуканцев поехал к Дюк и поговорил с ней? Он, кстати, остался у Дюк?
– Да, остался, – кивнул врач. – А мы поехали обратно и на полдороге встретили машину Василисы Сусаниной, матери погибшей Полины и бухгалтера центра, продюсирующего Ксению. Алена узнала автомобиль.
– Как интересно, – пробормотал Денис.
– Тогда мы развернулись, помчались за этой машиной и через некоторое время приехали к дому Ксении Дюк.
– Дальше?
– Поднимаясь по лестнице, мы с Аленой столкнулись с продюсером и матерью Полины. Они вели Ксению Дюк под руки. Та была в ночной рубашке и босиком. Девушка сопротивлялась, но они ее тащили.
Денис Леонидович кивнул. Все это он уже слышал от Алены.
– Попытка похищения, – заметил Чабрецов, – это серьезное преступление.
– Мы с Аленой тоже так решили, – скромно потупился Олег, – поэтому началась драка, во время которой певица куда-то пропала.
– Ночью, босиком и в рубашке?
– Да.
– А кто победил в драке? Вы с Аленой или Сусанина с продюсером?
– Никто. Заметив, что Ксения пропала, мы прекратили выяснять отношения и сообща кинулись ее искать. Видите ли, я, как врач, ужасно переживал, что она простудится.
– Вам удалось ее найти?
– Нет. Сначала мы решили, что девушка вернулась в квартиру, но там ее не оказалось. Потом продюсер и Василиса обшарили все кусты и подворотни, но тоже безуспешно.
– А где, простите, находился все это время форвард?
– В сортире.
– Он там заперся и сидел?
– Увы.
– И не спасал свою девушку?
– Он не мог. По медицинским показаниям.
Чабрецов кивнул. Рассказ врача во всех деталях совпадал с тем, что ему поведала Алена Ватрушкина.
– Я сочувствую неприятностям Игоря, – сказал майор вслух. – И что было дальше?
– Алена поехала за лекарством от желудочных расстройств, а я остался утешать Пуканцева.
Денис напрягся, как гончая, взявшая след суслика.
– Скажите, пожалуйста, во сколько Алена вас покинула? Вы можете точно вспомнить время?
– Не могу.
– Она поехала в аптеку на вашей машине?
– Да.
– Но у нее же не было доверенности.
– Ну и что? – пожал плечами Олег.
– Странно, – сказал Чабрецов, – вы дали свою машину женщине, которую знаете всего несколько часов?
– Чего ж тут странного? – не понял молодой человек. – Мы же много лет живем в одном дворе. Просто не были знакомы близко, здоровались, кивали друг другу – и только. К тому же я привык доверять людям.
– Понятно. Алена уехала за таблетками. И долго ее не было?
– Не слишком, – пожал плечами Олег, – впрочем, я специально не засекал.
– Потом она приехала и привезла лекарство.
– Да.
– Вас ничего не насторожило в ее облике? На ней не было царапин, волосы не были растрепаны, вы не заметили, что она не в себе? Подумайте, не было ли ничего необычного?
– Абсолютно ничего.
– Я был бы очень вам благодарен, если бы вы вспомнили как можно точнее, сколько именно времени отсутствовала Алена Ватрушкина.
– Я не смотрел на часы.
– Но хоть во сколько это было?
– Утром. Уже было светло.
– А точнее?
– Никак.
– Очень жаль. Расскажите, пожалуйста, что было дальше.
– Мы отвезли Пуканцева обратно в лазарет, а потом поехали к Алене. И все остальное время до вашего визита я был с ней.
– Ага, – понимающе крякнул Чабрецов.
– Именно так, – кивнул врач.
– И Ксения Дюк так и не объявилась.
– Нет.
Несколько секунд они молчали. Денис о чем-то напряженно думал.
– Кстати, – добавил Олег, – вчера вечером в гости к Алене заходила ее сестра Майя со своим молодым человеком. Мы все вместе пили кофе и болтали. Это так, для полноты картины.
– Спасибо, – сказал Чабрецов, – если еще о чем-то вспомните, обязательно позвоните мне.
– Непременно, – церемонно сказал Олег и вышел из кабинета.
В последний момент Чабрецов поймал взгляд его голубых глаз. Что-то в них, в этих глазах, определенно было не так.
Глядя в светлые, близко посаженные глаза Майи, Роман почувствовал, что пахнет жареным. Его интуиция буквально кричала о том, что вокруг него, Тряпкина, идет какая-то игра, и петля все туже затягивается вокруг его, Романа, шеи.
– Да, все логично. Все выглядит так, как будто ее убил я, – осторожно сказал Рома.
– Очень и очень логично, – ответила Майя.
– Ладно, – кивнул Тряпкин, – давай посмотрим на все это с другой стороны. Почему ты сегодня утром так рано вышла на работу, прикрываясь немытыми пробирками? А? Водород из воды получать втихую от начальства? Или, может, у тебя там было назначено свидание с симпатичным коллегой? Заметь, дорогая, ты ушла на работу на час раньше – впервые на моей памяти. Что мешало тебе заехать к Полине и убить ее?
– У меня нет ключа.
– У тебя? У бывшей лучшей подруги? Ты врешь, дорогая моя.
Майя покраснела. Ее глаза забегали.
– У тебя есть, есть ключ, – сказал Рома и пристально посмотрел подруге в глаза. – Признайся.
Девушка молчала.
– К тому же, моя сладкая, тебе никто и ничто не мешало стащить вчера сережку из кармана куртки Алены, а потом, после убийства, бросить ее под ванну. К тому же, заметь, это чисто женский ход мысли – кулоны там, бусы, кольца, побрякушки. Кстати, следователь пришел прямо к тебе на работу? Интересно, он не пытался сопоставить, во сколько ты вышла из дома и сколько было времени на часах, когда ты пришла на работу? Нет? А зря… Я ведь звонил тебе на службу, а тебя там не было. Как ты это объяснишь?
Майя ничего не ответила. Не могла же она сказать, что сегодня утром познакомилась с интересным мужчиной на «Бумере», они разговорились и даже условились встретиться вечером, и из-за этого она, Майя, пришла на работу позже, чем ожидала.
– Кроме того, – продолжил Тряпкин, глядя на подругу, – интересно, как следователь узнал, что именно к тебе надо обратиться?
– Ему сказал Петр Петрович, отец Полины, – неохотно ответила Майя.
– Ну да, – кивнул Рома, – лучшие подруги детства как-никак. Ты была первой, кто пришел ему в голову, когда под ванной была найдена какая-то сережка. И почему бы тебе не соврать было, не сказать, что это серьга Полины, которую она недавно купила?
– Она же одна была, сережка эта. Возникли бы вопросы о том, где вторая.
– Ну, просто сказала бы, что не знаешь, чья она. А то получается, что ты сдала сестрицу.
– Да я же не знала, в чем дело! Мне же об убийстве сказали уже после того, как я узнала сережку! Думала, может, Алена потеряла ее где-то, а человек нашел! К тому же интуиция подсказывала мне, что врать в этом вопросе нельзя – если правда всплывет, это будет выглядеть так, как будто нам есть что скрывать.
– И все равно никто бы не узнал о том, что это Аленина вещь, если бы не ты.
Майя молча встала и вышла из комнаты.
– Что, проняло? – крикнул ей вслед Роман. – То-то же. Нечего кидаться обвинениями!
На кухне зашипел электрический чайник. Рома встал и пошел дописывать исторические стихи.
Ожидая Ксению перед студией звукозаписи, Василиса и Рем от нетерпения прыгали по парковке, как два диких кенгуру.
– Ну где они, где? – ломала руки высокая Василиса, рост которой дополнительно увеличивали туфли на каблуках.
– Они же на мотоцикле, – причитал Фильчиков, – и наверняка без шлемов.
– У нее из одежды одна ночная рубашка! Она простудится! Окончательно! Заработает ангину и не сможет петь! – волновалась Сусанина.
– Хватит кликушествовать, – рассердился Рем, подпрыгивая от нетерпения. – Надо ей еще раз позвонить.
Он набрал номер. Никто не взял трубку.
– Наверное, они уже в пути, – с надеждой сказал Фильчиков.
Из дверей студии звукозаписи вышел невысокий молодой человек и пошел к Василисе и Рему, еле переставляя ноги.
– Что с ним? – испуганно спросила Василиса. – Он заболел?
– Нет, – успокоил ее Рем, – этот заморыш на самом деле – дирижер оркестра Дмитрий Васильевич Шелковин. И он далеко не в таком ужасном состоянии, как кажется на первый взгляд. Это художественный образ.
Дирижер тем временем с трудом дополз до Сусаниной и Рема, передвигаясь с живостью улитки.
– Ну, что слышно? – спросил он. – Мой оркестр уже три раза все отрепетировал. Предупреждаю, что некоторые музыканты уже проголодались. Например, пианист Гаврилов. Если в течение получаса он не начнет играть на рояле, то совершенно точно сбежит в поисках пропитания. Это многократно проверено.
– Ой, – вздохнула Василиса Николаевна, – пропитание – это очень хорошо. Мы, Дмитрий Васильевич, всю ночь не ели. Правда, очень много пили, но это не то. Так что если пианист Гаврилов отправится за прокормом, пусть что-нибудь купит и на нашу долю.
– Главное, чтобы он не убежал добывать еду вместе с роялем, – вздохнул Шелковин и прикрыл глаза так, как будто собирался упасть в обморок. – А то иногда он укатывает инструмент.
– Куда? – спросила Василиса, холодея.
– Например, в метро. Играет там Баха. И все бы ничего, но он при этом еще и поет.
– И ему дают деньги?
– Конечно, – вяло возмутился Шелковин, – пианист Гаврилов – признанный профессионал.
Рем и Василиса тактично промолчали.
– А еще был вопиющий случай, – продолжил Дмитрий Васильевич, – один бизнесмен заказал исполнение любовной серенады под окнами своей возлюбленной. Гаврилов, недолго думая, взял инструмент и поехал исполнять заказ. Увлекся, всю ночь играл и пел на бис, а потом улегся спать прямо под роялем. Мы утром собрались на репетицию – нет ни Гаврилова, ни казенного имущества. Так что вы лучше позвоните своей певице, а то наш пианист уже подкатывает инструмент к краю сцены, намереваясь нас покинуть.
С этими словами Шелковин повернулся и поплелся назад в здание вялой походкой хомячка, готового испустить дух.
…Роман сидел на стуле перед Чабрецовым и смотрел в окно. Смотреть на следователя он почему-то боялся.
– Да, Майя сегодня ушла на работу на час раньше, чем обычно. Это очень странно, она так поступила в первый раз на моей памяти. Говорила, что у нее много дел, пробирки надо мыть, – сказал Тряпкин.
– А что же вы не выгораживаете любимую женщину? – удивился Чабрецов. – Сказали бы, что она все утро была с вами, и дело с концом. Стопроцентное алиби.
– А вы бы поверили?
– Конечно.
Рома заерзал на стуле. Он быстро взглянул на Дениса и вновь отвернулся.
– Кстати, – спросил Чабрецов, от которого ужимки Тряпкина не укрылись, – это правда, что ваша теперешняя спутница жизни была лучшей подругой погибшей Полины?
– Это мое личное дело, – отрезал Роман. – Не надо совать нос в мои отношения с женщинами.
– Ну как же не совать, – искренне удивился Чабрецов, – если они из-за вас друг друга убивать начали?
«Ужас, какая дичь, – подумал он про себя, глядя на рыжего, тощего поэта, – красивые, умные и успешные женщины перегрызают друг другу глотку из-за этого невразумительного типа. То ли мужчины настолько измельчали, то ли девушки с ума посходили».
– Я тут ни при чем, – быстро сказал Роман.
– Конечно, вы ни при чем, – легко согласился Денис, пристально глядя на поэта, – просто расскажите про вчерашний день. В частности, о том, как вы ходили в гости к Алене Ватрушкиной, старшей сестре вашей нынешней спутницы жизни.
Глаза Романа при этом вопросе нервно забегали по сторонам.
– Ну где же они? – с удвоенной силой вскричала Василиса, проводив дирижера взглядом. – Где же наша Ксения и ее товарищ?
Рем молчал, выглядывая нечто в плотном потоке машин.
– Вот они! – наконец воскликнул он, и его глаза увлажнились. – Я их вижу! Ой, я сейчас разрыдаюсь! Ксения! Девочка моя!
Устрашающе вихляющий мотоцикл подъехал, изрыгая черный дым. Дюк, одетая в безразмерные мужские штаны и грязную куртку-бомбер, слезла с байка. За ней маячила мужская фигура с обрывком веревки на шее.
– Да сними ты петлю! – сказала Дюк молодому человеку. – Мне за тебя стыдно. Ты бы еще табуретку и люстру взял, чтобы было совсем уж дико.
– Я хочу, – сказал Валера, – чтобы ты постоянно помнила о своем обещании спеть песню о контрабандистах.
– Я и так помню, – закричала Ксения, – но петля меня нервирует!
– Спой песню про отважных контрабандистов – и я сниму.
– Спою.
– Вот тогда и сниму.
– Такой вроде на вид приличный мужчина – и с пеньковым галстуком. Детский сад, – вздохнула девушка.
– Ну и что? Ты, главное, спой. Песню про контрабандистов.
– Отважных.
– Да.
– Здравствуйте, – радостно закричали Рем и Василиса. – Мы так рады! Мы заждались просто! Как доехали?
– Доброе утро, – вежливо сказал Валера. – Доехали хорошо. Вернее, хорошо, что доехали хоть как-то. Я все время боялся, что отвалится колесо. Но оно не отвалилось, к счастью.
– Это с вами Ксюшенька будет петь дуэтом? – ласково улыбнулся Рем. – А иначе вы повеситесь?
– Да, – подтвердил рокер.
– Как мило, – вступила в разговор Василиса, – а вы уже разучили тексты песен Дюк? Некоторые из них очень сложны. Может, вы споете с нашей девочкой дуэтом в следующий раз?
– Нет, – покачал головой Валера, – до следующего раза я не доживу, – сказал он и помахал в воздухе обрывком веревки. – А что касается разучивания песен, то тут все очень просто – Ксюша уже все выучила.
Несколько секунд Рем и Василиса молчали, пытаясь осмыслить полученную информацию.
– Что-то я не пойму, – начал было Фильчиков, но тут дверь студии распахнулась, и на тротуар вылетел белый рояль на колесах. Его толкал вперед крупный, широкоплечий, похожий на медведя мужчина. Посмотрев направо и налево, он двинулся вперед, подталкивая рояль и постепенно набирая скорость.
– Гаврилов, стой! – раздался отчаянный крик, и из дверей выбежал дирижер Шелковин. – Вернись! Возвращайся, говорю тебе! Уволю! Отправлю в тамбовскую филармонию!
– Все, опоздали, – прошептала Василиса, – пианист укатил рояль. А ведь Дмитрий Васильевич нас предупреждал.
– Вперед! За ним! Уйдет, гад! – закричал Рем. Верная Василиса кинулась вслед, с трудом балансируя на высоких каблуках. За ними побежала Ксения, обутая в огромные, похожие на лыжи, мужские ботинки. Последним мчался Валера. Его пеньковая веревка развевалась по ветру.
Как ни готовился Роман к вопросу Чабрецова о вчерашнем визите к Алене Ватрушкиной, его сердце все равно ухнуло вниз и застучало часто-часто.
– Да, мы с Майей ходили к ее старшей сестре, ну и что? – пожал плечами Роман, внешне оставаясь спокойным. – Нельзя, что ли?
– Можно. Просто объясните, как так могло получиться – вы с Майей идете к Алене, утром кто-то убивает Полину, а под ванной в квартире убитой находят сережку, которая лежала в кармане Алениной куртки, висевшей в прихожей. Куртки – они всегда и у всех висят на вешалках в прихожей, так уж повелось. Так что когда вы были в гостях у Алены, наверняка имели возможность обшарить ее карманы и забрать одну серьгу. А уж ключ от квартиры жертвы у вас, как у бывшего мужа, имеется. Мотив тоже налицо.
– Деньги?
– Ну да. Вы же безработный. А Майя – химик в бюджетной организации, получает гроши. С другой стороны, Полина в деньгах не нуждалась, услуги нотариусов оплачиваются весьма хорошо. А так как формально бракоразводный процесс не закончен, то вы, как муж, имеете право на солидную долю ее наследства. Разве не так?
– Так.
– Кроме того, – продолжал Денис Леонидович, слегка склонив коротко стриженную голову, – нельзя исключать, что у вас с Майей был сговор – и вы не только совместно разрушили личное счастье покойной Полины Тряпкиной, но и лишили ее жизни.
Романа передернуло.
– А что? Разве не так? – продолжал давить Денис. – Вы с Майей имели ключи от квартиры Полины, вы оба были в свое время ее близкими людьми – муж и лучшая подруга. Вы оба предали ее один раз. Что вам мешало предать ее еще разочек и отобрать деньги? А заодно посадить в тюрьму сестру Майи. Ну и что? Пусть сидит! Очень кстати, к слову, квартирка еще одна освободится, ее сдавать можно. А то и вовсе продать – авось Алена умрет в тюрьме от горя и одиночества.
Тряпкин покрылся смертельной бледностью, закрыл глаза и рухнул со стула на пол.
– Ужас, – сказал Чабрецов, наклоняясь над распростертым телом, – он еще и слизняк. Девочки, зачем вы связываетесь с такими уродами? Что, других в десятимиллионном городе не нашлось? – задал он риторический вопрос, едва сдерживаясь, чтобы не пнуть бесчувственного поэта ногой. И только мысль о том, что лежачего не бьют, сдержала его порыв.
Гаврилов, которого с трудом удалось вернуть на место вместе с его инструментом, послюнявил палец и нажал на клавишу «до». Ударили литавры. Запищали скрипки. Ксения стояла возле микрофона. Рядом пристроился Валера. Он волновался, на его бледных щеках выступили красные пятна.
– Так ты правда Ксения Дюк? – спросил он торжественным шепотом, теребя на шее веревку. – А я думал, самозванка. Лжедмитрий четвертый! Если честно, я горжусь знакомством. Кстати, у тебя есть парень? А то в газетах пишут, что ты невеста Пуканцева, но мало ли о чем брешет желтая пресса. Им лишь бы тиражи поднять.
– Это было правдой, – печально отозвалась Дюк, и из ее глаз брызнули слезы, – но теперь, теперь…