Человек из Санкт-Петербурга Фоллетт Кен

После этого ее нервы так расшатались, что ей пришлось принять снотворное и лечь спать. Ей снилось, что она едет в Петербург на встречу с Феликсом. По разрушительной логике сновидений, ей привиделось, что в порт она въехала в экипаже с двумя графинями, которые, знай они о ее прошлом, непременно изгнали бы ее из приличного общества. По ошибке вместо Саутгемптона они отправились в Борнмут. Там они остановились передохнуть, хотя было пять часов, а судно отходило в семь. Графини объяснили Лидии, что они спят вместе и ласкают друг друга. Странным образом, это ее нисколько не удивило, хотя обе женщины были уже очень стары. Лидия все время повторяла: «Пора ехать», но те не обращали никакого внимания. Вошел посыльный с письмом для Лидии. Под ним стояла подпись: «Твой любовник-анархист». Лидия сказала посыльному:

– Передайте моему любовнику-анархисту, что я стараюсь попасть на судно, отходящее в семь часов.

Графини понимающе подмигнули друг другу. Без двадцати минут семь и все еще в Борнмуте Лидия вдруг сообразила, что так и не уложила багаж. Она стала носиться по комнате, впопыхах кидая вещи в саквояжи, но не в состоянии ничего найти толком, а секунды тем временем тикали, и она уже почти опаздывала, а ее дорожный чемодан никак не мог наполниться. Тут она в панике бросилась прочь безо всякого багажа, взобралась в экипаж и правила сама, сбилась с дороги на побережье Борнмута, никак не могла выбраться из городка и, наконец, проснулась, так и не попав в Саутгемптон.

Потом она лежала в постели с широко открытыми глазами, уставившись в потолок, а сердце ее бешено колотилось, и она думала про себя: «Это всего лишь сон. Слава Богу. Слава Богу!»

Феликс лег спать в подавленном настроении, а проснулся обозленным.

Он был зол на самого себя. Убийство Орлова не было уже такой невыполнимой задачей. Можно охранять человека, но нельзя его поместить в подземный сейф, как вклад в банке, да к тому же, ведь и сейфы грабят. Феликс обладал умом и решительностью. При должном терпении и упорстве он непременно найдет способ обойти все препятствия, возникающие у него на пути.

За ним охотились. Что ж, он сделает так, чтобы его не поймали. Будет передвигаться по боковым улочкам, избегать соседей, постоянно остерегаться полицейских в синей форме. В течение всей его террористической деятельности за ним охотились не раз, но он никогда не попадался.

Итак, он встал, вымылся у колонки во дворе, не бреясь при этом, нахлобучил твидовую кепку, надел морской китель, нацепил очки, позавтракал в чайной и покатил в Сент-Джеймс парк, избегая людных улиц.

Первое, что он увидел, был полицейский, вышагивающий взад и вперед перед домом Уолдена.

Это означало, что он не мог теперь занять свою обычную позицию для наблюдения за домом. Ему пришлось углубиться подальше в парк и следить издали. Но и задерживаться долго на одном месте было опасно, ведь на это мог бы обратить внимание бдительный полицейский.

Примерно в полдень из дома выехал автомобиль. Феликс помчался к своему велосипеду.

Он не видел, чтобы автомобиль ранее въезжал во двор, значит, вероятно, это была машина Уолдена. До этого семейство обычно пользовалось экипажем, но почему бы им не иметь еще и автотранспорта. Феликс находился слишком далеко от дома, чтобы разглядеть пассажиров. Но он надеялся, что там был Уолден.

Автомобиль поехал к Трафальгарской площади. Феликс на велосипеде помчался прямо по траве, чтобы нагнать его.

Когда он добрался до проезжей дороги, авто было всего в нескольких ярдах от него. В районе Трафальгарской площади ему легко удалось сравняться с ним, но на Чаринг-Кросс Руд он опять отстал.

Крутил педалями он быстро, но не чересчур. Во-первых, ему не хотелось привлекать к себе внимания, а во-вторых, ему необходимо было беречь силы. Но он слишком уж поосторожничал, так как на Оксфорд-стрит совсем потерял машину из виду. «Какой же я болван», – клял он самого себя. Куда же направился автомобиль? Оставалось четыре варианта: налево, прямо, направо и резкое вправо.

Подумав, он двинулся по прямой.

В пробке на северном конце Тоттенхэм-Корт-Роуд он снова увидел машину и с облегчением вздохнул. Когда та заворачивала к востоку, он догнал ее. Он даже рискнул подъехать ближе и заглянуть внутрь. Впереди сидел мужчина в шоферском кепи. На заднем сиденье кто-то седовласый, с бородой: Уолден!

«Его я тоже убью, – подумал Феликс. – Клянусь, я его убью».

В пробке около вокзала Юстон он проехал мимо автомобиля и обогнал его, идя даже на риск, что Уолден взглянет на него, когда авто снова нагонит Феликса. На протяжении всей Юстон-Роуд он держался впереди, время от времени поглядывая назад удостовериться, что машина следует за ним. На перекрестке у Кинге Кросс он остановился, тяжело дыша, и подождал, пока машина не проехала мимо, повернув на север. Он в тот момент отвернул лицо, а затем двинулся за автомобилем.

Движение было достаточно сильным, так что ему удалось не отставать, хотя он уже почувствовал усталость. Он начал надеяться, что Уолден ехал встречаться с Орловым. Дом в северном пригороде Лондона, вдали от посторонних глаз, мог быть отличным убежищем. Возбуждение его росло. Возможно, ему удастся покончить с ними обоими.

Примерно через милю движение стало затихать. Автомобиль Уолдена был большим и мощным. Феликсу приходилось изо всех сил крутить педали. Пот заливал ему лиц. Он неотступно думал: «Сколько же еще ехать?»

На-Холловей-Роуд, где движение снова усилилось, он смог немного отдохнуть, а затем автомобиль опять набрал скорость. Он напрягал последние силы. Теперь машина может в любую минуту свернуть с основной улицы, возможно, осталось всего чуть-чуть. «Только бы немного везения!» – думал он. Он собрал остатки своих сил. Ноги ужасно болели, дыхание стало прерывистым. Но автомобиль безжалостно уносился прочь. Когда же он, все набирая скорость, умчался от Феликса на сотню ярдов, тот сдался.

Резко остановившись, он так и остался сидеть на велосипеде у обочины, склонившись на руль, пытаясь прийти в себя. Он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание.

«Вот всегда так, – горько подумал он. – Имущие и борьбу ведут с комфортом. Вот Уолден, сидит себе с удобствами в огромном быстром автомобиле, покуривает сигару, и ему даже не приходится самому управлять авто».

Уолден явно собирался выехать за пределы города. До Орлова могло быть еще целых полдня езды на быстром автомобиле. Феликс потерпел сокрушительное поражение – в который уже раз.

Он не смог придумать ничего другого, как повернуть назад и покатиться в сторону Сент-Джеймс парка.

Шарлотта все еще находилась под впечатлением речи миссис Пэнкхерст. Безусловно, в мире не исчезнут горе и страдания, пока власть в нем принадлежит лишь одной половине человечества, и эта половина не понимает проблем другой половины человеческого рода. Мужчины принимали этот грубый и несправедливый мир, потому что он был груб и несправедлив не по отношению к ним самим, а к женщинам. А если бы власть принадлежала и женщинам, то некого было бы угнетать.

На следующий день после собрания суфражисток у нее голова шла кругом от подобных мыслей. Теперь она смотрела на всех окружающих ее женщин-служанок, продавщиц, нянек в парке, даже на маман – совершенно другими глазами. Ей казалось, она начинала понимать, как устроен этот мир. Она больше не сердилась на родителей за то, что они лгали ей. Это и не было ложью, просто они кое о чем умолчали. Кроме того, если уж на то пошло, они сами обманывались не меньше, чем обманывали ее. А папочка потом говорил с ней вполне откровенно, хотя и шел наперекор своей природе. Все же ей хотелось самой обо всем разузнать, чтобы уж не сомневаться ни в чем.

Утром она раздобыла немного денег, воспользовавшись тем, что отправилась в магазин в сопровождении лакея и там просто сказала ему:

– Дайте мне шиллинг.

Позднее, когда лакей с экипажем ждали ее у главного выхода из шикарного магазина на Риджент-стрит, она, проскользнув через боковой выход, отправилась на Оксфорд-стрит и там у одной женщины купила номер газеты суфражисток «Женщинам – право голоса». Газета стоила один пенни. Вернувшись в магазин и зайдя в примерочную, Шарлотта спрятала газету под платье, а затем пошла к своему экипажу.

После обеда она прочитала эту газету у себя в комнате. Узнала, что происшествие во дворце во время представления дебютанток не было первым случаем, когда суфражистки пытались привлечь внимание царствующих особ к тяжелому положению женщин. Так, например, в прошлом декабре три суфражистки в нарядных вечерних туалетах забаррикадировались в ложе в Ковент-Гардене во время спектакля «Жанна Д'Арк», на котором присутствовали король, королева и огромная свита. Полиции понадобилось целых полчаса, чтобы сломать дверь и вытащить оттуда женщин, взывающих к королю через мегафон.

И до, и после этого инцидента король отказывал миссис Пэнкхерст в аудиенции. Тогда суфражистки решили провести марш ко дворцу, основываясь на древнем праве всех подданных обращаться к королю с прошениями.

Шарлотта поняла, что марш этот должен был состояться сегодня днем.

Она непременно хотела в нем участвовать. Не годится сидеть сложа руки, если понимаешь, где находится зло, говорила она себе. А в ушах ее все звучали снова миссис Пэнкхерст:

«Наш дух и решимость неутолимы...»

Папа уехал куда-то с Причардом в автомобиле. Мама, как обычно, отдыхала после обеда. Удерживать ее было некому.

Она надела самое неброское платье и скромные шляпку и пальто, а затем, тихо спустившись по лестнице, вышла из дома.

Феликс брел по парку, все время поглядывая на дом и мучительно раздумывая.

Ему во что бы то ни стало нужно было узнать, куда уехал Уолден. Каким же образом этого добиться? Может, снова попытаться это сделать с помощью Лидии? Возможно, с определенной долей риска он бы мог проникнуть в дом, минуя полицейского, но сумеет ли он выбраться наружу? Где гарантия, что Лидия не поднимет тревогу? Даже если она даст ему возможность уйти, маловероятно, чтобы она сообщила ему тайну местопребывания Орлова. Теперь ведь она знала, зачем ему это нужно. Может быть, он смог бы соблазнить ее – но где и когда?

На велосипеде было невозможно угнаться за Уолденом. А на другом автомобиле? Он бы смог украсть машину, но ведь он не умел управлять. А если научиться этому? Но и тогда, разве шофер Уолдена не заметит, что их кто-то преследует?

А что если спрятаться в машине Уолдена... Для этого надо было проникнуть в гараж, открыть багажник и провести в нем несколько часов, и это при условии, что перед отправкой в путь в багажник ничего не положат. При таком раскладе шансы на успех были слишком малы, чтобы идти на риск.

Шофер, безусловно, знает нужный адрес. А нельзя ли его подкупить? Напоить? Похитить? Мозг отчаянно обдумывал все эти варианты, как вдруг Феликс увидел, что из ворот дома вышла девушка.

«Интересно, кто же она», – подумал Феликс. Возможно, служанка, так как члены семьи всегда выезжали в экипаже, но девушка вышла через главный вход, а Феликс никогда не видел, чтобы так делали слуги. Должно быть, это дочь Лидии. Она наверняка знает, где Орлов.

Феликс принял решение следовать за ней.

Она пошла в сторону Трафальгарской площади. Оставив велосипед в кустах, Феликс двинулся за ней и смог рассмотреть получше. Одета она была не как служанка. Он припомнил, что в тот вечер, когда он в первый раз попытался убить Орлова, в коляске сидела девушка. Тогда он лишь мельком взглянул на нее, так как все его внимание, к несчастью, было поглощено Лидией. В дни его постоянной слежки за домом он иногда замечал какую-то девушку в семейном экипаже. Возможно, как раз вот эту, решил Феликс. Она потихоньку ускользнула из дома, пока ее отец был в отъезде, а мать занята чем-то.

Пока он кружил за ней по Трафальгарской площади, ему казалось, что в ее лице было что-то очень знакомое. Он был абсолютно уверен, что никогда близко не видел ее, но в то же время у него было полное ощущение того, что называется «deja vu»[3], когда он наблюдал за ее складной, прямой фигурой и быстрой, решительной походкой. Иногда ему удавалось увидеть ее профиль в те моменты, когда она, поворачиваясь, переходила улицу, и тогда ее вздернутый подбородок и что-то неуловимое в глазах словно глубоко отдавались в его памяти.

Не напоминала ли она ему юную Лидию? Никоим образом, ведь Лидия всегда выглядела хрупкой и миниатюрной, и все черты ее были тонки и изящны. У этой же девушки лицо волевое и угловатое. Оно напомнило ему картину одного итальянского художника, которую он видел в галерее в Женеве. Вскоре всплыло в памяти и имя художника: Модильяни.

Он еще немного приблизился к ней и через минуту-другую смог уже хорошо ее рассмотреть, У него даже екнуло сердце, а в голове пронеслось:

«Да она же красавица!»

Куда она направлялась? Может, на свидание? Или за покупкой чего-то недозволенного? Или в такое место, как кинотеатр или мюзик-холл, чего ее родители, конечно же, не одобрили бы?

Самым вероятным было свидание с молодым человеком. С точки зрения Феликса это и самый многообещающий вариант. Узнав, кто этот молодой человек, Феликс смог бы, угрожая выдать их тайну, вынудить девушку сказать, где скрывается Орлов. Конечно, легко она на это не пойдет, в особенности, если ей известно, что Орлову угрожает смерть. Но, как рассчитал Феликс, при выборе между любовью молодого человека и безопасностью какого-то кузена из России юная девушка предпочтет любовь.

Он услышал какой-то шум вдали. Дошел за девушкой до угла. Вдруг оказался на улице, заполненной шагающими в одном направлении женщинами. В одежде многих были цвета суфражисток: зеленое, белое и сиреневое. Многие несли знамена. Их были тысячи. Оркестр играл марш.

Девушка присоединилась к демонстрантам и зашагала.

«Замечательно!» – подумал Феликс.

Вдоль потока демонстранток стояли полицейские, но они в основном находились лицом к ним, спиной к улице. Поэтому Феликс мог спокойно идти по тротуару за их спинами. Он шел в ногу с демонстрацией, не теряя девушку из виду. Он ужасно нуждался хоть в небольшом везении, и вот ему выпала удача. Итак, девушка была тайной суфражисткой! Конечно, можно было бы использовать и шантаж, но, наверняка, найдутся другие, более тонкие способы повлиять на нее.

Так или иначе, думал Феликс, от нее я узнаю, все, что мне требуется.

Шарлотту охватил восторг. Порядок марша поддерживался женщинами-распорядительницами. Большинство участниц были хорошо одеты, респектабельного вида. Оркестр наигрывал веселый ту-степ. Шли даже несколько мужчин с плакатом, на котором было написано: «Долой правительство, отказывающее женщинам в праве голоса». Шарлотта больше не ощущала себя изгоем и еретичкой. «Ведь все эти тысячи женщин, – размышляла она, – думают и чувствуют так же, как и я!» Несколько раз за последние сутки она задавалась вопросом, а не правы ли мужчины, говоря, что женщины слабы, глупы и невежественны, ведь она сама иногда чувствовала себя слабой и глупой, а уж невежества ей действительно хватало. Теперь же она думала: «Если мы будем учиться, мы перестанем быть невежественными; если будем сами принимать решения, перестанем быть глупыми; если будем бороться все вместе, перестанем быть слабыми». Оркестр заиграл гимн «Иерусалим», женщины запели. Шарлотта с радостью присоединилась к ним.

«Пусть меня видит, кто угодно, – думала она с вызовом, – хоть даже сами графини, мне все равно!»

Демонстрация пересекла Трафальгарскую площадь и вошла на Молл. Вдруг вокруг появилось еще множество полицейских. Они внимательно наблюдали за женщинами. По обе стороны дороги толпились зеваки, в основном мужчины. Они свистели и выкрикивали насмешки. Шарлотта услышала, как один из них произнес: «Всем им нужно задать хорошую трепку в постели». Шарлотта залилась краской.

Она заметила, что многие женщины несли жезл с прикрепленной к нему серебряной стрелой. Она поинтересовалась у идущей рядом демонстрантки, что это означало. – Все женщины, несущие эти символы, побывали в тюрьме, – ответила та.

«В тюрьме!» От этой мысли Шарлотта чуть не задохнулась. Она знала, что несколько суфражисток арестовали, но вокруг сейчас видела сотни серебряных стрел. Впервые она задумалась о том, что, возможно, закончит этот день за решеткой. Слабость вдруг охватила ее. «Дальше я не пойду, – подумала она. – Мой дом вон там, за парком. Через пять минут я уже буду дома. Тюрьма! Да я скорее умру!» Она оглянулась. «Я ничего дурного не сделала, – продолжала она рассуждать про себя. – Почему же я боюсь, что окажусь в тюрьме? Почему не имею права подать петицию королю? Если мы этого не сделаем, женщины всегда будут оставаться слабыми, невежественными и глупыми». Тут оркестр заиграл вновь, и она, расправив плечи, зашагала под его ритм.

На краю Молла сверкал фасад Букингемского дворца. Перед ним располагалась цепь из полицейских, многие из них – конные. Шарлотта шла примерно в самом начале процессии. Она задумалась, а что же предпримут руководители марша, когда они дойдут до ворот дворца. Она вспомнила, как однажды, когда она выходила из магазина «Дерри и Томе», на нее налетел пьянчужка. Тогда какой-то джентльмен тростью отпихнул пьяницу в сторону, а лакей быстро помог Шарлотте сесть в дожидавшийся на мостовой экипаж.

А сегодня никто не бросится ей на помощь в толпе.

Они приблизились к воротам дворца.

«В последний раз, когда я была здесь, – подумалось Шарлотте, – у меня было приглашение».

Голова процессии вплотную подошла к цепи полицейских. Наступило минутное замешательство. Те, кто был сзади, стали напирать на стоявших впереди. Вдруг Шарлотта увидела миссис Пэнкхерст. На ней были фиолетовый жакет и юбка, белая блузка с высоким воротничком и зеленого цвета жилет. На голове фиолетовая шляпа с огромным белым страусиным пером и вуалью. Отделившись от основной массы демонстранток, она сумела незаметно подойти к дальнему входу во дворец. Маленькая фигурка, смело идущая с высоко поднятой головой к воротам самого короля!

Ее остановил полицейский инспектор в плоской шляпе, огромный, тучный человек на целый фут выше ее ростом. Они что-то сказали друг другу. Затем миссис Пэнкхерст шагнула вперед. Инспектор преградил ей путь. Та все-таки попыталась пройти, но тогда, к ужасу Шарлотты, полицейский схватил миссис Пэнкхерст в охапку, поднял и отнес в сторону.

Шарлотта пришла в ярость и вместе с нею большинство остальных женщин. Демонстрантки стали напирать на полицию. Некоторым удалось прорваться сквозь заслон, они бросились ко дворцу, полицейские за ними. Заволновались лошади, тревожно стуча тяжелыми металлическими подковами о тротуар. Несколько женщин вступило в схватку с полицией, их бросили на землю. Кое-кто из мужчин-зевак поспешил на помощь стражам порядка, началась повсеместная драка. Шарлотта закричала, когда кучка мужчин в канотье врезалась в толпу, отпихивая и колотя женщин. Но тут их контратаковала группа суфражисток с булавами, и канотье драчунов полетели в воздух. Шарлотте захотелось убежать, но буча уже кипела повсюду. Жестокость происходящего напоминала средневековые картины с изображением Чистилища и невыносимых мучений. Только на этот раз все было до ужаса реальным, и Шарлотта посреди этого безумства. Ее толкнули, она упала на мостовую, обдирая руки и колени. Кто-то наступил ей на руку. Она попыталась было встать, но ее снова сбили с ног. Она поняла, что ее может затоптать лошадь и она погибнет. С отчаянием ухватилась она за юбку какой-то женщины и с трудом поднялась. Драка становилась все отвратительнее. Шарлотта увидела женщину, лежащую на земле, из носа ее струилась кровь. Она захотела помочь женщине, но не могла ступить и шага – лишь с трудом удерживалась на ногах. К чувству страха прибавилось возмущение. Мужчины, и полицейские и прочие, с одинаковым удовольствием колотили женщин. «Почему они так усмехаются?» – в истерике подумала Шарлотта. К своему ужасу она вдруг почувствовала, как чья-то огромная лапища схватила ее за грудь. Она обернулась, неловко пытаясь сбросить эту руку. На нее напал какой-то молодчик двадцати с небольшим лет, хорошо одетый, в костюме из твида. Он обеими руками вцепился ей в груди, впиваясь в них ногтями. Никто никогда не смел к ней так прикасаться. Она начала сопротивляться, а на лице юнца видела безумную смесь ненависти и желания. Он завопил:

– Вот что тебе нужно, верно?

С этими словами он саданул ее кулаком в живот. Шок был ужасен, но боль была сильнее, однако самым страшным было то, что она не могла дышать. Она стояла наклонившись вперед, рот широко открыт. Хотелось набрать воздуха, хотелось закричать, но ничего не получалось. Она подумала, что вот-вот умрет. Тут ей смутно почудилось, что какой-то очень высокий человек пробирается к ней, раздвигая толпу словно колосья в поле. Высокий человек схватил того, в твидовом костюме, за лацканы и изо всех сил ударил в подбородок. От удара юнец потерял равновесие и чуть ли не взлетел в воздух. Выражение полнейшего удивления на его лице было даже комичным. Наконец Шарлотта снова обрела дыхание и с жадностью глотнула воздух. Высокий человек, крепко обняв ее за плечи, проговорил ей в ухо:

– Пошли туда.

Она поняла, что к ней пришло спасение, и от ощущения, что рядом с ней сильный и надежный защитник, чуть не потеряла сознание.

Высокий человек начал выводить ее из толпы. Полицейский сержант замахнулся на нее дубинкой. Чтобы оградить ее от удара, спаситель Шарлотты поднял руку, а затем, когда деревянное орудие ударило его по предплечью, издал крик боли. Отпустил Шарлотту. Последовал короткий обмен ударами, и вот уже окровавленный сержант повержен на землю, а высокий снова уводил Шарлотту с поля битвы.

И вот внезапно оно осталось позади. Поняв, что теперь она в безопасности, Шарлотта разрыдалась, слезы так и текли по ее щекам. Незнакомец не давал ей останавливаться.

– Надо уходить отсюда, – сказал он. Говорил он с иностранным акцентом. Собственная воля покинула Шарлотту. Она шла, куда ее вели.

Через некоторое время она немного взяла себя в руки. Сообразила, что они находятся неподалеку от вокзала Виктории. Остановившись около Лайэнз-Корнер-Хауса, мужчина спросил:

– Не хотите ли чашку чая?

Она кивнула, они вошли внутрь. Подведя ее к стулу, он уселся напротив. И тут впервые она взглянула на него. На какое-то мгновенье страх вновь охватил ее. У незнакомца было удлиненное лицо с изогнутым носом. Волосы короткие, но щеки небриты. Во всем его облике было что-то хищное. Но в глазах его она не увидела ничего, кроме сочувствия.

Набрав в легкие побольше воздуха, она спросила:

– Как мне отблагодарить вас?

Он проигнорировал вопрос.

– Не хотите ли что-нибудь съесть?

– Только чай.

Она узнала его акцент и заговорила по-русски.

– Откуда вы?

Ему, видно, пришлось по нраву, что она знает его родной язык. Он сказал:

– Я родом из Тамбовской губернии. Вы очень хорошо говорите по-русски.

– У меня мать русская и гувернантка тоже.

Подошла официантка и незнакомец произнес:

– Два чая, пожалуйста, дорогуша.

Шарлотта подумала: «Он учится английскому у кокни, у простонародья». А вслух сказала:

– Я даже не знаю вашего имени. Меня зовут Шарлотта Уолден.

– Феликс Кшессинский. А вы смелая, раз решились участвовать в этом марше.

Она покачала головой.

– Смелость не имеет к этому никакого отношения. Я просто не представляла себе, как все обернется.

Про себя же она неотступно размышляла: «Кто этот человек? Откуда он взялся? Внешность у него поразительная. Но держится он скрытно. Хотелось бы мне узнать о нем побольше».

– А чего же вы ожидали? – спросил он.

– От марша? Не знаю... Почему все те мужчины с таким удовольствием нападают на женщин?

– Интересный вопрос.

Он вдруг оживился, и Шарлотта увидела, что лицо его выразительно и привлекательно.

– Видите ли, мы ставим женщину на пьедестал и делаем вид, что она чиста душой и физически беспомощна. Поэтому, по крайней мере, в порядочном обществе мужчины убеждают себя, что они никогда не испытывают к женщинам враждебности и не ощущают к ним никакой похоти. Но вот появляются женщины-суфражистки, абсолютно не отличающиеся беспомощностью, и которых вследствие этого вовсе не требуется боготворить. Да, ко всему прочему, они еще и нарушают закон. Они опровергают мифы, созданные самими мужчинами, и поэтому те считают, с такими женщинами можно обращаться самым бесстыдным образом. Мужчины чувствуют, что их обманули и дают выход все той же злобе и похоти, которую в себе подавляли. Так они сбрасывают напряжение и получают от этого удовольствие.

Шарлотта в изумлении смотрела на него. Потрясающе – такое исчерпывающее объяснение и прямо так, экспромтом! «Мне нравится этот человек», – подумала она. Затем спросила:

– А чем вы занимаетесь?

Он сдержанно ответил:

– Я безработный философ.

Подали чай. Крепкий и очень сладкий, он немного взбодрил Шарлотту. Этот странный русский заинтриговал ее, ей захотелось заставить его раскрыться. Она проговорила:

– Вы считаете, что положение женщин в обществе и все такое прочее так же плохо для мужчин, как и для самих женщин?

– Я уверен в этом.

– Почему?

Он чуть помедлил.

– Видите ли, мужчины и женщины счастливы, когда любят.

На мгновенье по лицу его пробежала тень, но тут же исчезла.

– Любовь это не то же самое, что поклонение. Можно поклоняться божеству. Но любить можно только человека. Когда мы поклоняемся женщине, мы не можем любить ее. А потом, обнаружив, что она не божество, начинаем ее ненавидеть. Это печально.

– Я никогда об этом не думала, – произнесла Шарлотта, дивясь услышанному.

– К тому же, в каждой религии имеются божества добрые, и божества злые. Бог и Дьявол. Вот и у нас есть добропорядочные женщины, и есть дурные. А с дурными, например, с суфражистками и проститутками, можно поступать, как угодно.

– Кто такие проститутки?

На лице его возникло удивление.

– Женщины, продающие себя для...

Тут он употребил русское слово, которого Шарлотта не знала.

– Вы можете это перевести?

– Совокупление, – ответил он по-английски.

Покраснев, Шарлотта отвернулась.

Он спросил:

– А что, это слово неприличное? Простите, но другого я не знаю.

Набравшись смелости, Шарлотта тихим голосом произнесла:

– Половое сношение.

Он вновь заговорил по-русски.

– Мне кажется, вас как раз и поместили на пьедестал.

– Вы не представляете себе, насколько это ужасно, – яростно произнесла она. – Быть столь невежественной! Неужели женщины и в самом деле продают себя подобным образом? – О, да. Порядочные замужние дамы должны делать вид, что сексуальные сношения им не нравятся. Иногда это мешает мужчинам, и тогда они отправляются к проституткам. Те в свою очередь притворяются, что все это им ужасно нравится, но так как они занимаются этим столь часто и со столькими разными мужчинами, то никакого удовольствия не получают. Так что притворяются все.

«Вот как раз то, что мне необходимо знать!» – подумала Шарлотта. Ей захотелось взять его домой и приковать цепями в своей комнате, чтобы он днями и ночами объяснял ей всевозможные вещи. Она спросила:

– А как же все началось – притворство, я имею в виду?

– Чтобы понять, нужно посвятить изучению этого всю жизнь. Не меньше. Однако, я абсолютно уверен, что это связано с проблемой власти. Мужчины властвуют над женщинами, а богатые мужчины – над своими бедными собратьями. И чтобы узаконить эту систему требуется множество мифов – мифов о монархии, капитализме, о способах воспитания и сексе. Эти мифы делают нас несчастными, но без них кое-кто лишился бы власти. А мужчины никогда не откажутся от власти, даже если она приносит им горести.

– Так что же делать?

– Знаменитый вопрос. Нужно забрать власть у тех, кто не желает с ней расстаться. Переход власти от одной группы людей к другой внутри одного и того же класса называется переворотом и ничего не меняет. Переход власти от одного класса к другому называется революцией, и вот тогда действительно наступают перемены.

Помедлив, он добавил:

– Хотя эти перемены не всегда таковы, на которые рассчитывали революционеры. Революции происходят, когда массы людей поднимаются против своих угнетателей, как это со всей очевидностью делают суфражистки.

Революции всегда сопровождаются насилием, так как, чтобы удержать власть, люди готовы на убийства. Другие же ради свободы готовы жертвовать своими жизнями, и поэтому революции неизбежны.

– Вы революционер?

Он произнес по-английски:

– Даю вам на отгадку три попытки.

Шарлотта рассмеялась.

Смех все и расставил по своим местам.

Пока он говорил, какая-то часть мозга Феликса пристально изучала лицо девушки, наблюдала за ее реакциями. Он почувствовал к ней расположение, и в этом ощущении тепла было что-то знакомое. Он подумал: «Это я должен околдовать ее, но пока что она околдовывает меня».

Тут она рассмеялась.

Улыбка ее была широкой, в уголках карих глаз появились морщинки, голова запрокинулась. Она выставила вперед руки, словно обороняясь, и залилась сочным, грудным смехом.

Этот смех перенес Феликса на двадцать пять лет назад. Он увидел перед собой маленькую избенку рядом с деревянной церквушкой. В избе мальчик и девушка за грубым столом из досок. На печи в горшке варятся щи. На дворе темень, скоро должен вернуться отец. Пятнадцатилетний Феликс только что рассказал своей восемнадцатилетней сестре Наташе басню о путнике и крестьянской дочке. Откинув голову, та хохотала вовсю.

Феликс неотрывно смотрел на Шарлотту. Она была как две капли воды похожа на Наташу. Он спросил:

– Сколько вам лет?

– Восемнадцать.

Тут Феликса осенила мысль, столь поразительная и ошеломляющая, что у него и впрямь перестало биться сердце. Сдерживая волнение, он задал еще один вопрос:

– Когда день вашего рождения?

– Второго января.

Он поперхнулся. Значит, она родилась ровно через семь месяцев после свадьбы Лидии и Уолдена, через девять месяцев после последнего свидания Лидии и Феликса.

А Шарлотта была точной копией Наташи, сестры Феликса.

Теперь Феликсу открылась вся правда.

Шарлотта была его дочерью.