Стихий безумные удары Буянов Евгений

Е.В. Буянов

Пожар!

30.07.1978, Памирское фирновое плато, высота около 6000 м. В палатке двое: Владимир Машков, опытный альпинист и спасатель, и его верная спутница Римма. На примусе готовят ужин, заодно обогревая палатку. Но здесь же, в палатке, оставлена незакрытая канистра с бензином. Допустили «мелкую» небрежность. Внезапно примус вспыхивает. Пламя, пламя в лицо! Римма на мгновения теряет рассудок, ориентировку, теряет соображение и память. Но Машков резким движением, приложив все силы, буквально выбрасывает ее из горящей палатки. Падает на вспыхнувший примус, как на амбразуру, пытаясь загасить его собой. Взрыв! Воспламенилось топливо, вылившееся из канистры. Опомнившись, Римма видит картину остова растерзанной палатки и горящего Машкова. Тот весь охвачен пламенем и катается по снегу, пытаясь сбить, погасить огонь! Тяжелые ожоги поразили на нем более половины кожного покрова. Хирург Шиндяйкин и врач-альпинист Орловский сделали все, чтобы его спасти, но со слабой надеждой на успех. Машков выжил, перенеся страшные мучения. Выжил потому, что в нем не умерли воля и вера в спасение!

Пожар в походе – совсем не редкая, реальная стихия, которая периодически настигает туристские и альпинистские группы. Обычно она связана с техническими авариями нагревательных приборов. Случается, она приводит к срыву похода, тяжелым травмам и большим материальным потерям. Она может усугубить опасности ситуации вследствие психологического шока, умопомрачения. Вот еще какой рассказ я слышал от знакомого туриста, Саши Жестерева.

«Казалось, что вспыхнул весь белый свет: пламя ударило в лицо и мгновенно охватило все вокруг. Рванулся из палатки куда-то в сторону выхода: вскочил и побежал, обезумев. На мне что-то горело, – на бегу руками пытался сбить пламя. Куда, зачем бегу и что делаю – не понимал, не соображал.

Стояли мы тогда биваком на перевале Чучхур между ущельями Бу-Ульгена и Домбай-Ульгена, район Домбая, Западный Кавказ. «Прокололись», конечно, здорово: во-первых, решили заправить примус в палатке. Во-вторых, заправлять стали рядом с горящим примусом. Ну, а в «третьих»… При заправке тонкая струйка бензина из заправочной канистры потекла по ней снизу прямо на пламя горящего примуса! Бензин воспламенился мгновенно, и в столь малом объеме палатки вспышка превратилась во вселенское пламя, охватившее и канистру, и снаряжение.

…На бегу я вдруг куда-то провалился, по мне что-то хлестнуло, навалилось тяжелое, прижало к снегу, повернуло. Пламя погасло, и я, понемногу, стал приходить в себя.

Товарищи рассказали, что, вырвавшись из палатки в горящей одежде, я стал бегать кругами по перевалу, пытаясь сбить упрямое пламя. Там в обе стороны крутизна порядочная, и можно было сорваться по снежнику или по крутой осыпи. Но, видимо, на бегу как-то подсознательно уходил от крутых мест. А может, все произошло чисто случайно. На каком-то круге «удачно» провалился в углубление между снежником и осыпью из конгломерата. Здесь ребята меня «поймали» и чем попало, – кто штормовкой, кто куском снега погасили пламя, прижали к снегу и повернули, чтобы придавить огонь. Горящую канистру тоже выбросили из «палатки», правда это уже, конечно, была не палатка, а кусок обгоревшего перкаля. Дыра на крыше «серебрянки» по размерам превосходила ее вход. Пуховка защитила от ожога, но и в ней дырка осталась такая, что запросто можно было просунуть голову и рассказать анекдот… Конечно, шуточек по поводу остальных «копченостей» из походного снаряжения и всех «паленых», потом было не счесть… Слава богу, обошлось без серьезных ожогов, могло быть куда хуже…»

Конечно, каждый легко сделает вывод о допущенных ошибках. От себя скажу: случаи, когда примусы заправляют в палатках, обычны в практике походов. Часто это делают в непогоду (когда не хочется вылезать в дождь, в снег), в темноте (когда снаружи ничего не видно). Конечно, при этом требуются особые меры предосторожности и надо выносить примус из палатки.

Еще одну похожую историю я слышал от нашего маститого ветерана, Бориса Никандровича Драгунова Она произошла с весьма опытной группой Городецкого, которая спустя год, в 1974-м, прошла проблемный перевал Западный Хан-Тенгри в хребте Тенгри-Таг. Продолжение похода у них сорвалось из-за двойного несчастья: потеряли продуктовую заброску и вышел из строя один из примусов. Заброска разбилась об ледник при сбросе с вертолета: удар был очень сильный, все разметало по льду, а консервные банки взорвались от внутреннего давления. Так, по крайней мере, им объяснили в высотном лагере (где заброску принимали без них) и указали место, где это случилось. А может, все было и не совсем так, но группа осталась без продуктов.

У группы альпинистов, уже закончившей восхождение, приобрели примус. То ли «приобретение» оказалось с изъяном, то ли что-то сделали не так, но в палатке из насоса примуса выплеснуло бензин, который воспламенился от горелки. Борис Никандрович получил сильный ожог лица, с которого обожженный слой кожи просто отвалился пластом. Ожог сильно болел, особенно на холодном ветре. Один из участников, Поляков, вылетел из палатки пулей: продырявил ее головой вверх и вбок, разодрал крышу и ушел через разрыв. Потому практически не пострадал. Можно представить, что осталось от палатки, да и от части другого снаряжения. Грязная, голодная и обгорелая группа долетела на самолетике до Пржевальска (Кара-Кола) и с рюкзаками ввалилась в больницу: «Здрасте! Вот и мы!..»

Можно отметить, что механизм, сценарий большинства таких «поджегов» технически вполне понятен, что объясню. Авария возникает из-за плохого уплотнения нижнего клапана насоса примуса «Шмель»: его резинка начинает пропускать бензин в насос. Либо при переноске из-за тряски и неплотного заворачивания этого клапана он вообще отвинчивается и падает в бачок примуса. А бензин под давлением внутри бачка проникает в насос. Насос перестает накачивать воздух, а то и вообще вместо накачки «выплевывает» бензин наружу. Попытки подкачки ни к чему не приводят, – иногда по этой причине, иногда по каким-то другим начинают вскрывать насос (вынимать поршень) при зажженном примусе (или рядом с другим горящим примусом, или с сигаретой во рту)… После извлечения поршня, бензин из бачка давлением выбрасывает из бачка, и он возгорается от близкого пламени. Это – стандартная аварийная ситуация с примусом. Она возникает не всегда, и не всегда ее последствием является сильный пожар (все зависит от многих факторов: не всегда бензин сильно выплескивается, не всегда он возгорается…). Но опасность, возникающая при открывании заправленного примуса или канистры вблизи открытого огня, должна быть понятна всем. Небрежность здесь недопустима. Иногда выброс бензина, или резкий выход огнеопасных паров случается и через неисправный стравливающий клапан. Старая резинка клапана «прилипает» к примусу и не стравливает давление, но увеличенное давление ее резко «выбивает» (случается, с разрушением пружины) с резким выходом пожароопасных паров бензина, смешанных с воздухом, которые могут вызвать взрыв. Но такое происходит существенно реже, да и выброс массы горючего здесь меньше, хотя в замкнутом пространстве палатки и такой взрыв может вызвать большую беду. Разрыв же бачка от внутреннего давления или воспламенение в нем горючего практически никогда не происходит, – физически и технически такая авария возможна только из-за очень грубого брака в конструкции, а такие дефекты (трещины и отсутствия уплотнений) обычно видны.

Представляют опасность и походные костры. В походе необходимо внимательное обращение с костром. При небрежной просушке возможна порча снаряжения. Упавший в костер ботинок сгорит очень быстро, а как же вы дальше пойдете без ботинка?..

Есть также опасность возникновения лесных пожаров, особенно засушливым летом, в отдельных горных районах. Особенно пожароопасны горы Северного Тянь-Шаня (Заилийский Алатау): горят не только подсушенные тянь-шаньские ели, но и сухой стланик из многолетних наслоений опавшей хвои (своеобразный горный «торфяник»). При небрежном разведении костра он может начать гореть не только на поверхности, но и в глубине, с образованием выгоревших пустот (в которые можно провалиться), и выходом огня в самых неожиданных местах. Случалось, что окончательно гасили такие пожары только продолжительные дожди и снегопад. Потому надо стараться разводить костры на песке и осыпях, у берегов рек. А после использования тщательно заливать и, если надо, перекапывать.

Вообще, таежный пожар может быть страшной стихией при сильном ветре в сухой тайге. Двигается он в начале горения по ветру, а затем, когда разгорится, – против ветра с большой скоростью. Ветер дает окислитель, – кислород воздуха, причем скорость движения огня бывает такой, что человек убежать не может. Впереди идет фронт горячего воздуха, разогревающий поток ветра, и этот горячий воздух сильно раздувает пламя. Иногда удается погасить его встречным огнем: навстречу пожару выжигают полосу, которую огонь уже преодолеть не может (в зоне встречного огня в момент столкновения фронтов огня падает и содержание кислорода, что «подкашивает» пламя, но это не главный фактор, а главное: огонь не может пройти по выжженной земле). Спасаться надо у водоемов и болот и на выгоревших участках, не впадая в панику и «отдавшись» на волю наиболее опытного и решительного человека в группе, лучше всех знающего повадки лесных пожаров. Об этом мне рассказывал знакомый геодезист, который однажды чудом спасся в лесном пожаре со своей группой, удержав людей от паники и подчинив их стволом своего нагана.

В моей личной практике серьезных пожаров не случалось, но случались перегревы примуса «Шмель» и воспламенения примуса «Огонек». Есть два случая ожога горячей водой, – один со мной, другой с участницей группы, на ногу которой опрокинули кастрюлю. Все – из-за неаккуратного обращения и недооценки той опасности, которую несет кастрюля с кипятком (чаем, супом, кашей). И из-за неустойчивого положения кастрюли на примусе, – здесь просматриваются общие технические недостатки.

По личному опыту скажу: травма от ожога кипятком очень болезненна, и в походе небезопасна. Через шерстяные тренировочные брюки обжег с одной стороны голень (ниже колена) и от сильной боли не мог заснуть, пока наш профессиональный врач (руководитель похода) Сережа Фарбштейн не снял боль новокаином. Без врача в группе это мучение, верно, остановить бы не удалось. Нога под повязкой обрела вид и цвет свежего мяса. Она заживала более двух месяцев, а след в виде потемнения кожи оставался более пяти лет. Более месяца сохранялись болезненные ощущения, прежде всего «ломка» в ноге, когда ее нельзя было долго держать в состоянии покоя в нижнем положении: она требовала или совершать движения, или поставить на приступку, повыше. Этакая «легкая пытка». Чтобы подобного не случилось, будьте осторожны с горячими кастрюлями: ставьте устойчиво, аккуратно, не суйте под них руки и ноги. Разлить обед или ужин – невелика потеря по сравнению с ожогом! Если все же вылилось что-то горячее на кожу, – охладите это место как можно быстро, чем можно, что рядом под рукой: ушатом холодной воды, комком снега. Не дайте ожогу забраться глубоко, это – дело нескольких мгновений…

Достаточно обычны случаи ожогов кипятком еще на подъезде, в поезде. В 1981 году участник инструкторского похода опрокинул на себя кружку с кипятком. В результате поход для него не состоялся. Более сложный «финт» откололи участницы горной «единички» в 2002 г. на пути туриады ПКТ. Одна неаккуратно держала кружку с кипятком в вагоне и, немного потеряв равновесие, выплеснула кипяток себе на ногу. Поставила кружку на пол. Другая девушка через минуту задела кружку ногой, и ошпарила не только себя, но и соседку. Прохожу их купе, смотрю: чего это девчата все такие забинтованные?..

Обычно, ожог – результат небрежности, недооценки опасности при обращении с горячими предметами и горючими веществами.

В 2001 году, в петербургской альпиниаде на Эльбрус случилась авария с газовой кухней и пожаром в палатке. Произошло воспламенение газового баллона из-за его неплотного соединения с горелкой. Причем, случилось это тоже не с новичком, а с опытным альпинистом, мастером спорта. Впечатления остались, как от «огненного кошмара». Обошлось, к счастью, без серьезных травм, но снаряжения сгорело, как говорят, «тысяч на 10, не меньше».

Из-за небрежного обращения с примусом и канистрами возник пожар, в результате которого летом 1998 года сгорела высотная гостиница «Приют 11-ти» на склонах Эльбруса, – самая высотная гостиница Европы. Конечно, здесь были и более глубокие причины: общая плохая организация быта, плохое оборудование местной кухни и общее несоблюдение правил пожарной безопасности. Конечно, кухню в приютах и гостиницах следует оборудовать особым образом, желательно, в виде отдельного помещения с повышенными мерами пожарной безопасности и средствами защиты (наличие огнетушителей, воды и пожарных инструментов). Хранение топлива, разжигание и заправку примусов и газовых кухонь производить в специальных местах вне основных помещений. Хозяева приютов должны строго следить за соблюдением мер пожарной безопасности, – это одна из их главных обязанностей.

На высоте, в условиях сильной гипоксии (кислородного голодания) использование примуса в малом объеме палатки также чревато возможным отравлением и угарным газом, и парами бензина, и просто усилением той же гипоксии. Потому палатку надо хорошо проветрить, пусть и ценой охлаждения… Применение же не бензина, а других видов топлива, также может иметь неожиданные последствия. Например, горение сухого спирта (уротропина) в условиях недостатка кислорода сопровождается выделением… паров синильной кислоты, а это отрава порядочная.

Всегда горение «пожирает» большое количество кислорода, которого на высоте и так мало. Об этом надо помнить, особенно в условиях использования огня в ограниченных объемах и на больших высотах.

Можно добавить, что в 1998 г. от небрежного обращения с примусом и канистрой сгорела уникальная, самая высокая горная гостиница Европы «Приют 11-ти» (4137 м) на Эльбрусе. Ее еще предстоит восстановить. Хозяева не оборудовали хорошую газовую кухню, а посетители небрежно заправляли примус у открытого огня без соблюдения правил пожарной безопасности. И вот результат. К счастью, обошлось без жертв, но добра сгорело очень много. Заправку примусов, хранение и открывание канистр надо производить вне хижин и гостиниц (а кухню тоже желательно оборудовать отдельно).

Будем аккуратны с нагревательными приборами! Среди них нет безопасных! Они все требуют очень аккуратного обращения! У меня свежо предание: 25 марта 2003 года мой тесть – больной астмой, пожилой человек, погиб ночью от угара печки на своей даче. А теща получила серьезное отравление. Мы, конечно, страшно испугались за детей (6,10 и 12 лет), но на них весь этот угар подействовал существенно слабее, в виде несильного отравления. Дачная печка – тоже вещь опасная. Несмотря на то, что осенью ее тщательно прочистили, весной, в холодном и мокром состоянии, она горела очень плохо. А старикам, с их кровообращением, нарушенным склерозом, много ли угара им надо? Особенно в условиях, когда значительная часть кислорода в комнате съедена той же печкой…

Сейчас в продаже немало конструкций примусов, и импортные мультитопливные горелки нередко превосходят отечественные по качеству исполнения. Но устройство у всех примерно одинаковое, и очень многое зависит от правильности и аккуратности в обращении. Заботливые руки способны сделать отечественный примус не хуже иностранного. А небрежное обращение и с иностранным примусом может дать неожиданные «приключения» травматического свойства, доводящие и до реанимации, и до кладбища…

Несколько слов насчет канистр. По последнему опыту Петроградского клуба туристов (ПКТ) проще всего в качестве канистр использовать пластиковые бутылки с пробками без внутренних прокладок, с внутренним коническим выступом для уплотнения. Отличительный признак таких пробок – видимое наружное скругление на переходе торца к боковой цилиндрической поверхности (пробки с прокладками имеют более резкий угловой переход, без плавного скругления). Собрать 20–30 таких бутылок в течение года для похода не составит труда (конечно, подобранную на улице бутылку следует тщательно вымыть, снять этикетку и просушить). Конечно, можно использовать и покупной бензин в пластиковой упаковке.

Использовать следует бутылки небольшого объема, – до 1 л. Бутылки большого объема имеют более тонкие стенки (и малые и большие бутылки делают выдавливанием из одинаковых пробирок), менее надежны, их труднее укладывать и транспортировать. Повреждение большой бутылки более вероятно, при этом произойдет утрата значительной части горючего. Маленькие бутылки удобны и для заливки: в примус: заливается все ее содержимое, и пустую бутылку можно сжечь (конечно, использованные бутылки, как мусор, следует уничтожить). Пробки можно сохранить и использовать вторично.

Следует наполнить бутылки чистым бензином (например, ГАЛОША) – на нем примус будет работать лучше и меньше засоряться. Чистый бензин, в отличие от грязного, почти не дает запаха: вещи в рюкзаке не будут пропахивать нефтяной «сивухой».

Крышки бутылок заворачивают очень плотно и проверяют путем переворота бутылки: бензин не должен просачиваться, воздух и пары бензина из бутылки не должен выходить. Для дополнительной фиксации крышек и их уплотнения можно заклеить стык крышек и бутылок лейкопластырем на тканевой основе, – такая крышка никогда не подведет…

Следует помнить, что перевозка огнеопасных веществ на общественном транспорте категорически запрещена. Особенно это недопустимо на воздушном транспорте, поэтому заправляться горючим часто приходится на подъезде, вблизи района похода.

Теперь насчет энергосбережения в длительном походе.

Сбережению горючего в длительном походе надо уделить внимание, особенно если группа начинает испытывать недостаток топлива, и если возможности его пополнения в ходе похода отсутствуют. Надо назначить в группе «главного энергетика», который бы следил за наличием и расходом горючего, за состоянием нагревательных приборов. Затраты должны быть всегда очень экономными: «лишнее» топливо никогда не помешает. Помимо приготовления пищи, оно может быть использовано для обогрева палаток (в период непогоды), кипячения воды в целях поддержания гигиены в походе (мытье головы, тела), для помощи горючим другим группам (в следующий раз в затруднительное положение можете попасть вы: помогайте другим). Без резерва, пусть небольшого, в походе нельзя: всегда могут случиться непредвиденные обстоятельства: период непогоды, внезапная утрата части топлива, спас работы… Обычно горный поход рассчитывают на расход 100 г бензина на человека в день, а для участков, требующих растопки воды из снега, надо на 20–50 г больше. Эти нормы при экономном расходе горючего могут быть уменьшены. Насколько – ищите ответ в собственной походной практике, в своей аккуратности, в особенностях конкретной «нитки» маршрута. Как экономить? Практически к заметной экономии приводит система КОМПЛЕКСНЫХ мер, которая включает следующие действия:

– тщательную подготовку, прочистку и налаживание нагревательных приборов; примус (газовая, бензиновая кухня) не должен течь, коптить, «травить» через клапан (см. статью о примусах);

– хорошо, качественно исполнить упаковку для горючего: катастрофические потери горючего (иногда приводящие к срыву похода) обычно связаны с разрушением упаковки; частичные потери связаны с неплотной упаковкой, допускающей испарения, просачивание через крышки или дырки;

– применять качественные приспособления и методику для заправки, которая сводит потери (разлив) горючего к минимуму: хороший шланг с сифоном или шприцем, хорошая воронка и т. п.;

– применять в походе автоклавы и скороварки с «шубами» (утеплителями), позволяющие доваривать горячий продукт при повышенной температуре (т. е. ускоренно) без длительной варки на примусе (после подогрева скороварки «до свиста» клапана примус выключается); правда, экономию веса горючего надо при этом рассчитывать с учетом постоянной (неизменной в течение похода, в отличие от переменного веса горючего) разницы веса между скороваркой и обычной кастрюлей.

– применять в походе только быстро разваривающиеся концентраты, при приготовлении блюд из которых не требуется длительная варка (некоторые блюда, например, из гороха, фасоли и др. требуют длительной варки, особенно на высоте); многие каши быстрее развариваются, если их предварительно замочить (с вечера на утро или сразу же перед готовкой);

– на участках маршрута в лесной зоне готовить на костре; эти участки могут быть продлены вверх путем подноски дров на подходах; с костром настоящий турист и альпинист всегда должен уметь обращаться: не надо лениться иногда, для сохранения опыта, развести костер; в горных походах кастрюли над костром обычно не подвешивают, а устанавливают на камни, уложенные «камином» (укладка из двух параллельных камней-подпорок или двух рядов камней, между которыми кладут дрова), либо ставят кастрюлю на треногу из трех камней, между которыми закладываются дрова;

– не ставить на примус мокрые снаружи кастрюли (обязательно протереть тряпкой!), прикрывать их сухими крышками (кастрюля без крышки будет закипать заметно дольше, причем крышку желательно применять легкую, из термостойкой пластмассы) и обязательно чехлом из сухой стеклоткани накрыть кастрюли, иначе дополнительное испарение влаги унесет много тепла и топлива.

– внимательно следить за процессом варки: не перегревать и вовремя выключать примусы, сберегать тепло применением чехла из стеклоткани и ветрозащитой (стенки, ямы, крупные камни), нагревать необходимый минимум воды (лишнюю воду слить до нагрева).

Специальные исследования по энергосбережению, видимо, не проводились. Но пытливые и опытные туристы могут его провести, используя опыт, например, двух параллельных групп (желательно, в одно время, в одном районе, в расчете на одного участника; вообще желательно, чтобы группы находились в приблизительно равных условиях, – тогда будут исключены многие влияющие факторы). В одной группе проводятся указанные меры, а другая действует обычным порядком. По-видимому, применение специальных мер по энергосбережению может сэкономить до 50 % походного топлива, что выразится в экономии переносимого веса, объема, стоимости горючего и упаковки. Автор в походе наблюдал картину совершенно разного отношения к процессу приготовления пищи и, как результат, разного расхода горючего. Два «разбитных» парня из-за небрежности расходовали горючего в 2–3 раза больше, чем другая, умелая и аккуратная парочка из отца с сыном…

Молния

В многочисленных экспедициях случалось встречать много разных необычных явлений, среди которых были и необъяснимые. В советские времена упоминание о них активно не приветствовалось. Возможно, это было связано вообще с очень закрытым характером нашей деятельности: режимным службам очень не нравилось, когда любые человеческие проявления привлекали к ней внимание. Встречал в походах и шаровую молнию, и миражи, и НЛО. Должен заметить, что я человек не суеверный, не мистик и не выдумщик. Расскажу о том, что действительно видел на самом деле.

Шли на вершину Хадж-Парьях в Фанских горах. Справа – потрясающий висячий ледопад, обрывающийся в долину трехсотметровым сбросом, а прямо и слева – стометровая скальная стена, по которой поднялись на гребень. Над нами – тяжелые тучи, пасмурно и мокро. Сильный ветер. Воздух пах озоном, чувствовалась электризация. Я по привычке шел без головного убора, когда вдруг помощник, техник-геодезист, закричал сзади: «Дмитрич, что с тобой!?» На повороте к нему, по инерции провожу ладонью по волосам, ощутив, что они встали дыбом и тут же отдергиваю руку от сильного удара током.

– Что это? – слышу возглас рабочего.

Медленно, на высоте 10–15 метров от склона в нашу сторону движется темный шар диаметром сантиметров двадцать, примерно с голову человека. Когда он приблизился на расстояние 20–25 метров, его диаметр не изменился, но мы смогли лучше рассмотреть его ядро, совершенно черное, в поперечнике сантиметров пять-десять. Далее к периферии свет переходил от темно-фиолетового к темно-синему, с ярко-оранжевой границей ореола. Движение сопровождалось легким жужжанием с потрескиванием. Электризация еще более увеличилась. «Шарик» постоял, как бы раздумывая. Мы замерли, понимая, что разряд этой «штучки» может навечно души успокоить… Малейшие движения с нашей стороны, казалось, притягивали его к нам. Мы почти не дышали. «Шарик» покачался совсем близко, и медленно, метров пять в секунду поплыл дальше, по воле сил, известных только ему. Полетел почти точно против ветра. По мере удаления видимый диаметр опять оставался неизменным. На удалении около километра молния внезапно исчезла. А мы долго стояли, онемев, как завороженные…

Такая молния – явление, имеющее очень специфичные оптические проявления, обманывающие человеческое зрение, к нему непривычное. В движение ее приводят силы не обычные механические, а электромагнитные, нам или невидимые, или ощутимые по таким побочным проявлениям, как электризация и свечение в видимой части спектра. Сама молния, по-видимому, является порождением сильных местных аномалий магнитного поля, и ее поведение определяется, прежде всего, взаимодействием с этим полем и полем Земли. Это малоизученная, редкая форма электрического разряда, электрического тока. Она очень нестабильна, неустойчива, ее поведение «капризно» непредсказуемо. То, что при удалении она не уменьшалась в размерах, казалось самым удивительным. Я объясняю это тем, что изменялось оптическое восприятие ореола, – издали он казался самим «телом». Может, причина была и другая (может, она и изменялась в размерах, а может, подводила сама оценка расстояния до нее или расстояние изменяло характер или восприятие ее излучения), – так или иначе человеческие глаза воспринимали этот объект не совсем адекватно. Она «обманывала» зрение просто потому, что зрение не привыкло правильно воспринимать и оценивать ее. Ядро, наверно, казалось черным потому, что излучало в невидимой для глаза части спектра, но при этом видимое излучение оно не отражало и не пропускало (являясь для видимой части спектра тем, что физики называют «черным телом»). Внезапное исчезновение ее также может быть объяснено тем, что глаза просто перестали ее видеть. Как отрезало. Очень интересно бы ее было увидеть во всей полосе спектра излучения…

Случилось в экспедиции видеть и удаляющийся объект НЛО в виде белого облачка небольшого размера. Возможно, это был пуск ракеты с Байконура, – до него от места наблюдения в горах было полторы-две тысячи километров, – расстояние для космической ракеты небольшое.

В пустыне довелось увидеть миражи. Ситуация тогда была опасной: в нужное время и нужное место не явился погонщик с верблюдами, и всей экспедиции грозила гибель от недостатка воды. До Аму-Дарьи было около 150 км, – туда надо было дойти, чтобы вызвать помощь. С собой смог взять только полфляги воды и пошел по кратчайшему пути до реки. Шел двое суток с остановками только в полуденный час, в самое пекло. Ночью не останавливался. Но видел я все! И озера. И города. И леса!.. В основном в увеличенных размерах! Одна из картин городской улицы особенно запомнилась тем, что вскоре ее увидел наяву, в самом городе, который отстоял от того места в пустыне на 300 км. Только в пустыне она виделась увеличенной раз в шесть. Память сохранила целый ряд «деталей», по которым однозначно определил, что это та самая улица, и на ней сумел выбрать положение, с которого восстановился ракурс картинки почти совершенно точно, с некоторой «погрешностью» по высоте (без подъема над улицей вверх)…

Объяснять непонятные явления проявлениями «потустороннего» разума не стоит. Просто надо понимать, что есть явления, которые мы пока не можем объяснить в силу недостатка знаний о них, а также недостатками нашего их восприятия. И зрение, и слух человека имеют весьма ограниченные диапазоны восприятия, которое не позволяет «увидеть» многие проявления физических явлений. А многие физические явления мы просто не можем почувствовать, – здесь нужны очень специальные приборы для наблюдений. Кроме того, весьма ограничены и наши знания о своей собственной природе. Внутренние проявления человека, его подсознательные восприятия и возможности, изучены еще тоже весьма слабо. Так что при столкновении с неизвестными явлениями не следует впадать в панику. Надо спокойно пронаблюдать и постараться уклониться от возможных негативных проявлений, используя силу своих знаний и опыта. Использовать все возможности своего восприятия, свои знания, свой разум для того, чтобы избежать опасных последствий…

Написано Е.В. Буяновым по рассказу Вишневского Г.Д., 09–10.2002 г.

«Срыв!.. А сколько он падал?..»

Мастер спорта Игорь Чашников сорвался и погиб на стене Шхельды в 1939 году, а нашли и похоронили его спустя 26 лет (этот срок почти точно равен его возрасту в момент гибели).

Он был сильным спортсменом, – не только альпинистом, но и горнолыжником, и прыгуном с трамплина. И в этом роковом срыве он не падал, а красиво летел, как прыгун с трамплина, планируя над заснеженными скалами, и потому полет был дальним, – не менее чем на триста метров («… а сколько он падал? – Там метров пятьсот…» – Ю.Визбор, стороки из песни «Ну вот и поминки за нашим столом…»). Единственным свидетелем являлся его напарник по связке Вадим Медведев, который в бессильном отчаянии провожал друга взглядом в последний путь. Наконец, уже совсем крошечная фигурка Игоря с огромной скоростью ударилась о скалы и исчезла среди них, как маленькая песчинка…

Вадим остался один на стене, и никто не мог подстраховать его, помочь и поддержать в борьбе на одной из самых легендарных и крутых вершин Кавказа. Он продолжил спуск, используя свою толстую, мохнатую пеньковую веревку и сизалевый репшнур для ее продергивания (такое тогда было снаряжение, молодежь наша отважная!). «Дюльфер» за «дюльфером» вниз, вниз, вниз. И казалось, не будет конца этим спускам, звону крючьев, продергиваниям веревки, пронзительному холоду вершины-убийцы и пурге, в которой тонула вся отвесная стена и горы вокруг. Конечно, психологически он был тяжело травмирован смертью товарища по связке, и понимал, что малейшая ошибка на каждом шаге будет последней… Он выложил все душевные, и физические силы, заставив кровоточащую душу сражаться, держаться за последний шанс все-таки устоять в этой борьбе… Спасатели нашли его лежащим внизу, под основанием стены, в снегу, без сознания. Хватило сил пройти стену, но когда она осталась вверху, силы оставили восходителя. Насколько тяжелы и опасны подобные «соло-спуски» говорит хотя бы такой факт: после гибели Михаила Хергиани его напарник А.Овчинников не стал спускаться со стены Су-Альто, а дождался прихода спасателей (его сняли сверху). Конечно, условия этих восхождений были во многом очень разными (прежде всего в части возможностей спасения), но ситуации в целом во многом сходными, особенно в части психологических травм.

«Русский в одиночку сумел спуститься по стене Шхельды!..», – написали как сенсацию некоторые альпинистские журналы даже за океаном, корреспонденты которых узнали об этом случае.

А тело Игоря спустя много лет нашли на леднике Шхельды и однозначно опознали по личным предметам (хотя одна из рук и голова не сохранились). Родные и друзья бережно похоронили останки под мраморной доской там, на повороте ущелья Шхельды к леднику Ах-Су.

Как же он сорвался? Вадим рассказал, что на одном из спусков Игорю не хватило длины основной веревки для выхода на очередную полочку скал, и потому скомандовал партнеру: «Перехожу на репшнур!». Он решил спуститься ниже, удерживаясь рукой за конец репшнура, более длинного, чем основная веревка. Но тонкий репшнур предательски заскользил в руке, а схватывающий узел Игорь не завязал (впрочем, схватывающий узел на репшнуре тоже не удержал бы…). Понадеялся на свои силы и опыт. Современных тормозных устройств тогда еще не было, спускались или классическим «дюльфером», или способом «карабин-плечо»… В общем, вроде бы маленькая небрежность. А если приглядеться, то наслоение небрежностей: репшнур (а не толстая веревка), удержание репшнура рукой без дополнительных охватов, отсутствие «пруссика» и, видимо, резкая нагрузка. Ошибочный расчет только на свою физическую силу, не увеличенную снаряжением и приемами. Возможно, здесь сыграл свою роковую роль такой фактор, как малая жесткость длинного конца тонкой веревки, ее большой ход под нагрузкой, и вызванный резкой нагрузкой рывок. Свой вес Игорь смог бы удержать, а вот резкий динамический рывок после провала на глубину нескольких метров, оказался не по силам. Вадим с ужасом увидел, как репшнур заскользил в руках партнера, тот разогнался в падении и не смог удержаться даже за концевой узел…

Историю эту я услышал еще в юности, в 60-е годы, вскоре после того, как Игоря нашли на леднике. Рассказал мне ее другой Игорь, – Игорь Павлович Адамов, старинный друг моего отца. Адамов хорошо знал Чашникова и Медведева, и давал свидетельские показания для опознания спустя 26 лет после трагедии (сам Медведев до этого времени не дожил, и, кажется, погиб на войне в 1942-м, но это не могу утверждать точно). Почти одновременно с Чашниковым поблизости, на Бжедухе, в результате срыва разбилась связка альпинистов. И как результат этих и еще нескольких аварий родилась песня со строчками «… шли вчетвером они по гребню Шхельды». Эту трагическую песню пели альпинисты и у военных костров Великой Отечественной, и в послевоенные годы.

По известной статистике прошлых лет аварии в результате срывов на крутых склонах в альпинизме и горном туризме обычно держали печальное «первенство». Они составляли примерно 20–30 % от всех несчастных случаев и превышали тот же показатель для других значимых причин аварий, таких как камнепады, лавины, высота и непогода (переохлаждение), горные реки и селевые потоки, падения в ледовые трещины (последнее – тоже срывы, но выделяемые в отдельную специфичную группу).

У меня в походной практике было несколько случаев срывов, но как достаточно опасный вспоминается только один (срывы в ледовые трещины здесь не учитываю, – о них написал в статье «Трещины!»). Случилось это на Памиро-Алае, в 1983 году. Здесь тоже участник М, находящийся вне моего поля зрения руководителя (хотя и с меня, конечно, тоже нельзя снять часть вины) допустил целый «букет» нарушений и сорвался на снежно-ледовом склоне крутизной около 40 градусов. Он совершенно неправильно выполнил закрепление веревки на ледорубе (хотя надо было закрепить на скале или на ледобуре), выбрал как нарочно самый короткий айсбайль с очень скользкой рукояткой, забил его в неуплотненный снег и резко нагрузил веревкой не вниз, а более вверх. Айсбайль вылетел «как морковка», и М. опрокинулся и заскользил вниз на спутавшейся веревке, отчаянно пытаясь затормозить ногами и руками. Все окончилось относительно благополучно: его вынесло на снежный мост, перебросило через неширокий бергшрунд и ударило о мягкую снежную подушку на пологой части ледового уступа. Он отделался, видимо, легким сотрясением мозга (вечером у него сильно болела голова). Часть группы пыталась все «замять по-тихому», поскольку я происшествие не наблюдал, занятый наверху напряженной работой, но потом на разборе все открылось…

Всегда ли срыв является следствием грубых, «больших» ошибок или же комплекса, наслоения нескольких (пусть менее «грубых» и явных)? Да, очень часто это так, но… Мне кажется, что когда возникает сама опасность срыва с тяжелыми последствиями, когда человек находится в зоне повышенного риска, даже небольшая с виду причина способна «стряхнуть» его в пропасть, если он лишен защиты в виде страховки или самостраховки. Так что отсутствие мер безопасности на потенциально опасном участке уже само по себе является такой «крупной» ошибкой, которая может «наделать дел». Конечно, комплекс этих мер безопасности очень различен для групп разного состава: группа с сильной подготовкой может «проскочить участок» достаточно надежно там, где для более слабой повышенные меры безопасности просто необходимы. Конечно, в начале похода или сбора альпинистов участники и группа являются существенно более «слабыми», чем «в пике формы», поскольку необходима адаптация к рельефу, техническая и физическая «раскачка» на простых препятствиях перед более сложными. А в конце похода или сложного восхождения может быть опасно преждевременное психологическое расслабление. На таких «неровностях» в начале и в конце походов и сборов происходит немалое количество несчастных случаев.

Вспоминаются печальные похороны на турбазе «Терскол» летом 1970 года. Хоронили молодого парня – участника сборной команды Грузии по альпинизму, сорвавшегося на стене Кокюртлю (она на западном склоне Эльбруса). Он падал метров на 60, это не 600, но на 20 этажей, вполне достаточно… А почему? По простой причине; страховочную веревку пристегнул не к обвязке, а к лямке рюкзака. Ведь очевидное, грубейшее техническое нарушение. И сам пропустил, и товарищи вовремя «не дали по лбу» за это… Понадеялся и… При срыве рюкзак остался на веревке, а его «вытряхнуло» из лямок вниз…

На мой взгляд, главными «общими» причинами срывов являются невысокая культура восхождений: недостатки в обучении, технические ошибки (включая недостатки снаряжения, откровенно небрежное передвижение по рельефу, пренебрежение страховкой) и причины психологического плана: расслабление, психическое утомление, отсутствие должного внимания на переходах рельефа, инерция мышления и действий. Тактические ошибки и объективные факторы, конечно, тоже могут в отдельных случаях способствовать срывам участников, но их «удельный вес» в этой «стихии» меньше и обычно сказывается в тех случаях, когда срывы вызваны и другими факторами опасности (камнепадами, лавинами, трещинами, реками…). Срыв в «чистом виде» обычно случается тогда, когда человек допускает сразу несколько ошибок («ляпов»): расслабляется, отвлекается, начинает игнорировать опасность крутизны, допускает нарушения и недоработки технических приемов, Потеря внимательности и осторожности – плохо видимые глубинные факторы срыва. Они могут быть связаны с угнетенным состоянием психики, плохим самочувствием, усталостью, болезнью. Когда человек работает аккуратно, вдумчиво и собранно, вероятность срыва невелика, так же как не очень велика опасность при срыве. Конечно, правильная оценка своих сил и сил своих партнеров и правильный выбор по своим силам – это тоже те тактические факторы, которые существенно уменьшают вероятность срыва.

Когда человек плохо обучен, не готов предпринять правильные действия, даже опасность срыва может повергнуть его в панику, в шок. Это надо понять и не осуждать.

Срыв очень опасен, когда к нему не подготовлен технически и психологически.

Плохое снаряжение (техническое оснащение) – один из источников срыва и тяжелых последствий при срыве. Плохие, неудобные ботинки со стертой подошвой – опасный источник срыва. Плохо забитый или дефектный крюк или веревка с дефектом – верные источники опасных последствий срыва. Очень опасным источником срыва являются плохие крепления кошек (или просто плохие кошки). Причиной срыва на высоте может быть развязавшийся шнурок, – о таком случае упоминает Мартынов в книге «Промышленный альпинизм. Промальп» (Шнурочек?! Этакая «мелочь»?..). Известный альпинист О.Борисенок мне рассказал о случае, когда он чуть не сорвался на ледовом склоне, вдруг, в последний миг, ощутив, что крепление кошки на очередном шаге расстегнулось. Его спас отчаянный прыжок в сторону небольшого снежника, с опорой на другую ногу с целой кошкой. В прыжке удалось сгруппироваться и при падении на снежник сразу же врубиться в него клювом ледоруба. Зацепиться за голый лед при срыве на такой крутизне было бы невозможно.

Небрежное исполнение технического приема, прежде всего неумелая, небрежная ходьба – опасный источник срыва. «Лишние» мысли, отвлеченное внимание – источники срыва. Детское баловство, бравада, лихачество (демонстрация» крутости», а точнее, лихачества) – источники срыва.

Надо сказать, что и возможности страховки всегда надо оценивать реально. Случается, самая надежная страховка не обеспечивает безопасности. Участника могут надежно удержать, но в случае падения на большую глубину он может получить смертельные травмы от ударов о скалы или от самого рывка страховочной веревки. Падение на большую глубину всегда опасно. Так, при переломе тазобедренных костей (после сильного удара «пятой точкой») даже в городских условиях трое из пяти умирают от потери крови (чего же говорить о статистике для гор). Многие ли об этом помнят, залезая на дерево или развалины или лазая без страховки?

В юности я видел в альпинистах беззаветных героев, людей высочайшей отваги и мужества. И это было, безусловно так, по отношению к лучшим. Но все ли были такими? Конечно, не все. Как-то знакомая альпинистка Лида Боревич рассказала мне об одном своем восхождении, наверно, одном из самых опасных. После него она спустилась в лагерь, психологически измотанная до предела. Ее партнер дважды срывался (второй раз он ее в падении чуть не сбил), и на восхождении демонстрировал такую «технику» передвижения (на «корячках», на рантах кошек и т. п.) что она страховала с ужасом в глазах и ощущением, что он ее «подставляет» под удар на каждом шаге. А сама поднималась, понимая, что при срыве он ее не сумеет удержать. Тот явно не был подготовлен для восхождений подобного уровня (хотя формально и имел по документам необходимый опыт). Конечно, на этом их совместные восхождения были закончены. Еще правильнее было прервать восхождение уже после первого срыва. Господи избави от таких «друзей» и пошли на них дисквалификацию, как великое благо! Если видите, что партнер явно «проваливается», найдите силы и мужество сразу же и благополучно» спустить его на землю», отдать «на благостное растерзание» начспасу и начучу для его же пользы. В турпоходе технически неподготовленного участника надо снять с маршрута

Срыв может произойти в результате одной грубой ошибки, отказа снаряжения. Но может быть и следствием ряда мелких «проколов» в работе. Да, «большой», роковой срыв неумолимо происходит в результате серии маленьких «срывов», подчас незаметных. Тот, кто прощает себе ошибки и позволяет им повторяться и складываться, обреченно несется к краю обрыва.

Срыв приводит к роковым последствиям, если его не остановить сразу решительными действиями, в начальный момент набора скорости. Скорость – источник опасных нагрузок при срыве. Набирать скорость в падении нельзя, поскольку она вызовет удар, а что такое удар о препятствие? Удар это большой импульс ускорения, а потому и действующих на человека сил. Эти силы ломают все: и кости, и внутренние органы, вызывая тяжелейшие травмы с летальным исходом… Известно немало случаев, когда, не удержавшись в начальный момент падения, считая срыв «неопасным» и даже просто из возникшего вдруг желания «прокатиться», участник набирал скорость и уже не мог ничего сделать для остановки опасного падения. Так, в результате срыва на снежном склоне ниже перевала Курай-Шапак (Памир, 1990) участница похода получила смертельную черепно-мозговую травму, когда ее с крутого снежника на большой скорости вынесло на камни осыпи. Известны случаи, когда таким же образом «уезжали» под ледник (в рандклюфт, в бергшрунд, в краевые трещины) так, что «достать» человека оттуда живым уже не удавалось, и обычно гибель происходила сразу, но в отдельных случаях из-за невозможности оказать пострадавшему быструю помощь.

Физическая сущность страховки состоит в том, чтобы остановить падение человека при срыве таким образом, чтобы вызванные этой остановкой нагрузки не привели к тяжелым травмам. Т. е. она состоит в уменьшении действующих на человека нагрузок при срыве до безопасных пределов (до таких нагрузок, которые не представляют опасности для жизни и здоровья): очень короткий удар с большим ускорением надо «растянуть» на удар с большой длительностью, но с ускорением существенно меньшим. И выполнить это тем легче, чем меньше набранная скорость.

Срыв опасен еще и тем, что при падении вы можете сбить партнера (в том числе и того, который должен вас удержать), и это еще более усугубит тяжесть ситуации. Вот такие ситуации надо стараться предотвратить не только технически, но и тактически правильным выбором маршрута, смещением и уходом в сторону от возможных мест падения при срыве на страховку. И, конечно, работа на страховке требует постоянного внимания и готовности «принять удар».

…Татьяна, руководитель похода (весьма опытная туристка и альпинистка), стояла на страховке, но в момент срыва партнера отвлеклась, наблюдая за движением группы. Партнер молча заскользил по склону, не предупреждая напарницу, и без эффективных действий по самозадержанию. Когда он «просвистел» мимо Татьяны, она уже не успела среагировать, и рывок страховочной веревки сорвал ее с пункта страховки. В результате падения связка провалилась в бергшрунд, и каждый получил по перелому: партнер сломал голеностоп, а Татьяна руку (перевал Мосота, Дигория, Ц.Кавказ, 1983).

Выводы очевидны: на страховке нельзя отвлекаться, надо всегда видеть охраняемого вами партнера хотя бы краем глаза (как всегда должен видеть дорогу на ходу водитель машины). А уж если вы сорвались на страховке, надо сразу же предупредить партнеров криком: «Срыв!» Это «тот случай», когда кричать «полезно», а «думать» – вредно!

«Амортизаторы рывка не нужны, потому что срывы происходят нечасто».

К. цитаты (реплика Языкова на мое предложение ВИСТИ внедрить амортизатор новой конструкции, собрание по итогам выставки конкурса ВДНХ «Туристское снаряжение-89»).

Я считаю такой тезис совершенно неверным: да, десятки лет альпинист или турист может ходить в горы без срывов (честь и хвала за это!), но это обстоятельство вовсе не освобождает от необходимости применять средства страховки: на то страховка и существует, чтобы защитить человека в критический момент, пусть даже такой момент произойдет раз в жизни (а может и не произойти вовсе). Жизнь – одна, пойми «до дна». А амортизаторы имеют свою нишу применения, – об этом свидетельствует и наш и иностранный опыт альпинизма и промальпа (промышленного альпинизма). Особенно они нужны, конечно, при восхождениях «соло» (в одиночку). «Соло» без амортизатора это нонсенс. Такие восхождения реально доступны только альпинистам высшей квалификации, да и то только после специального обучения и с использованием связи. «Соло» же на несложных маршрутах в горах без связи и наблюдателя всегда связаны с неоправданным риском (поскольку человек на горном рельефе всегда может получить травму и потерять подвижность в условиях, когда ему необходима срочная помощь).

Без срывов на потенциально опасном рельефе может ходить в горах только достаточно обученный участник. А до того, как он обучился ему можно разрешать ходить по склонам, где срыв не приведет к трагическим последствиям. Поэтому первое «лекарство» от срыва – это обучение правильному движению и действиям по самозадержанию на рельефе. Сначала личным, а потом и групповым, – и теории, и практике. Можно десять раз хорошо объяснить, но практически новички еще ничего сделать не сумеют, пока не «покувыркаются» на склоне. Конечно, в начале похода с новичками надо использовать все возможности для тренировки на снежном склоне с безопасным выкатом. А перед этим научить правильно держать ледоруб, альпеншток, лыжные палки и пользоваться ими для сохранения равновесия и при падении (опытный турист должен владеть всем арсеналом и всеми этими техническими средствами).

Система обучения, принятая в альплагерях, достаточно хорошо подготавливала технически к передвижениям по склонам. Примерно такого же результата удавалось достичь и при целенаправленном обучении туристов в организованных лагерях турклубов (например, наш Петроградский клуб туристов проводил традиционное обучение в своем лагере «Гвандра»). Но вот если такого обучения не было, то пробелы в подготовке надо целенаправленно удалять в ходе самого спортивного похода, проводя обучение на «акклиматизационной раскачке» группы в первую неделю путешествия. Надо спланировать и «отдать» на это часть походного времени. Иначе…

«Таня падала, как деревянный Буратино: мелькали руки, ноги, ее „покатило“ по снежному склону кубарем, закрутив вокруг рюкзака. Вместо того чтобы жестко вцепиться в ледоруб руками и превратиться в жесткую „корягу“, которая тут же остановится на этом некрутом снежнике, она ледоруб потеряла и расслаблено падала по воле ретивого своего заплечного груза. Но рюкзак, в конце концов, сорвался, укатился вниз, и тогда она остановилась, встала и… растерянно улыбнулась, „веселичка“ (чего не простишь в походе девушке веселой, здоровой и красивой!). А мне пришлось усмехнуться горько: не доучил ведь девочку! А значит, наверно, и всех остальных. Потому на ближайшем же снежнике провел занятие по самозадержанию. Хороший руководитель должен, конечно, свою группу знать, как себя! К сожалению, „хорошим“ руководитель становится не сразу, это сложный процесс, на котором „достается“ всякое и многое…» (Архыз, 1987). И вспомнились более ранние случаи с новичками, из которых не извлек должных уроков.

Этот парень казался физически очень «мощным», и такой «расхлябанности» я от него никак не ожидал. При спуске нашей плановой группы с Донгуз-Оруна (1970) он внезапно шлепнулся на снежник и резво заскользил на «пятой точке» вниз. Наш инструктор, Вячеслав Иванович, резко бросился наперерез и как-то сумел его остановить, просто вцепившись в него рукой и затормозив ногами и ледорубом. Нечто похожее случилось и со мной спустя девять лет, когда, руководя «единичкой» в Архызе, пришлось «ловить» свою участницу на снежнике. Остановиться удалось после небольшого «диалога» в совместном скольжении, – сумел ей объяснить, что главное, что от нее требуется, – это зацепиться за меня руками (после чего мои руки освободились для зарубания). Порой совсем некрутой для опытного участника снежник для неподготовленного новичка становится опасным из-за возможности срыва. Необученный человек просто не знает, что в этом случае делать. Для начинающего новичка опасен каждый снежник, на котором можно «поехать» с набором скорости. Некоторые новички очень быстро обучаются ходьбе по снегу и осыпям. А некоторые… Та моя участница, Лена, вначале падала даже на совершенно пологом снежнике, с которого соскользнуть было просто невозможно. Но постепенно научилась.

Должен сказать, что человеку, который никогда серьезно не срывался, очень непросто понять партнера, прошедшего через такое испытание. Оценка уровня опасности у них может быть совершенно разная, хотя они могли находиться рядом, в одних условиях. Такая ситуация может быть причиной серьезного конфликта в группе. Да, тот, кто сорвался (особенно вот здесь и сейчас), зачастую несколько драматизирует обстановку, но вот если участники и группа к нему при этом не прислушиваются, значит, они безобразно пренебрегают возникшей опасностью. Бывает, правда, что человек сам не выражает открыто свою оценку ситуации, боясь прослыть «слабаком» (обычно такое случается с не очень опытными людьми). А вот опытные обычно не боятся и не стесняются выразить собственное мнение, и это правильно! Случается, что легкомысленные не придают особого значения «таким пустякам» (это те, которым «море по колено, но лужа по уши»). Но руководитель-то должен чутко улавливать все настроения, а не только те, которые выражением согласия тешат его самолюбие…

В результате срыва с высоты (особенно в детском возрасте) может быть получена тяжелая психологическая травма, которая вызывает болезнь «аэрофобию» – катастрофическую боязнь высоты. Такой человек может быть внутренне угнетен такими обстоятельствами, как, например, нахождение на верхних этажах дома. Конечно, таким людям походы в горах противопоказаны, – они сами являются источником срыва (эта тема раскрыта в рассказе «Живой камень» в журнале «Турист»). Имеются и иные, достаточно редкие и скрытые заболевания, при которых человеку противопоказано ходить в горы, по крайней мере, на достаточно сложные маршруты. Таковы, например, люди, страдающие приступами эпилепсии, или кратковременными потерями сознания. У некоторых это бывает, и, если потеря сознания на 1–2 секунды в обычных условиях человеку мало чем грозит, то в горах на сложном рельефе она смертельно рискованна. Так, Саша М. погиб на перевале Имат (1980 г.) в результате срыва на крутом снежном склоне (до 45°) из-за кратковременной потери сознания. Он сорвался в ситуации внешне совершенно безопасной при подходе по хорошо набитым ступеням к пункту страховки. Конечно, здесь роковую роль сыграло и то, что он в момент срыва находился без страховки (точки закрепления нижней и верхней веревок были разнесены на некоторое расстояние, и этот небольшой участок достаточно опытная группа не посчитала опасным). Падение произошло внезапно, Володя Останен бросился на помощь, желая помочь остановиться, но не успел: Саша заскользил по склону сначала небыстро, но отсутствие активных действий по самозадержанию привело к нарастанию скорости, его закрутило, и падение стало беспорядочным, кубарем, со все нарастающей скоростью. Рюкзак и каску сорвало, снаряжение полетело во все стороны… Падение до ледника на протяжении примерно 600 метров привело к смертельному исходу (самой тяжелой была черепно-мозговая травма).

Тогда я позволил себе «схалтурить», шагнуть вниз быстро и неосторожно, поскольку шел без рюкзака, и всего в десятке метров ниже снежный склон начинал выполаживаться на ледник с безопасным, как мне казалось, выкатом. Уже на третьем неосторожном шаге сорвался и заскользил, набирая скорость, на крутизне не менее 45 градусов, лицом от склона. Несмотря на притормаживание ногами и штычком ледоруба за какие-то 2–3 секунды скорость возросла настолько, что «глаза на лоб вылезли», а небольшие, как казалось, неровности на снежнике, заколотили снизу почище лихого скакуна. Уже на пологой части скольжение закончилось «подбросом» на ухабе и касательным ударом о стенку и дно снежной канавы, в которую улетел, уже лежа на спине. Стукнуло спиной до боли в голове, как куклу об пол. Если бы канава оказалась поперечной, итог мог бы быть куда более грустным, а травма куда более серьезной (Фанские горы, ледник Бодхоны, 1978).

Главное – предотвратить срыв. Но если уж срыв происходит, надо среагировать моментально и всеми силами предпринять действия по самозадержанию. И криком сразу предупредить партнеров, чтобы они смогли оказать помощь (если это в их силах) или уклониться от столкновения. Падать не бесформенно, беспорядочно, а в группировке, сражаясь до конца, как завещал нам Игорь Чашников. Пусть обстоятельства и не позволили ему спастись, но многих подобные действия спасали.

Срыв может быть вызван другими факторами риска: падением камней и льда, лавинами из снега. Здесь тяжелые исходы во многих случаях предотвращаются наличием страховки и самостраховки. Если же их нет, то нет и защиты от таких исходов. Даже если вы уверены, что не сорветесь сами, надо видеть опасность срыва от не зависящих от вас факторов: падения камней, льда, снега, рюкзаков и партнеров… Да и насчет своей «безупречности» не надо заблуждаться: ошибаются все! Все! – Вопрос только в том, чтобы не допустить роковых ошибок. А роковая ошибка становится таковой в отсутствии защиты от нее – в отсутствии страховки и самостраховки.

Срывы участников при одновременном движении в связках либо пресекаются квалифицированными действиями (отработанными на тренировках), либо могут закончиться аварийно. Здесь все зависит в основном от «запаса прочности», созданного на тренировках, как индивидуальных, так и групповых. Критическая ситуация с подобным срывом нередко очень неплохо «высвечивает» пробелы в подготовке группы и отдельных участников (реальные случаи описаны, например, в статьях «Лавины!», «Микроаварии Южного Цители», «Трещины!»).

Наиболее тяжелые катастрофы при срывах с гибелью целых групп связаны с разрушением всей цепи страховки и промежуточных точек закрепления веревки на крючьях (станций, пунктов страховки). В конце 50-х годов была организована «ускоренная школа обучения альпинизму», практиковавшая закрепление на шлямбурных крючьях с небольшой (до 1 см) глубиной шлямбура. В результате забитый крюк мог выдержать только небольшую статическую нагрузку, а мощный динамический рывок при падении с большим фактором рывка разрушал последовательно всю цепочку крючьев (как говорили, «паровозом»: передний «паровоз» срывал все «вагоны»), разрушал все станции и срывал всю команду. Несколько крупных аварий-катастроф с многочисленными жертвами положили конец этому организационно-техническому нонсенсу. Конечно, само появление такого рода явления было во многом связано с объективным недопониманием того, какие по величине нагрузки на цепь страховки возникают при срывах с большими факторами рывка (тогда еще и термина-то этого не существовало). Не понимали тогда еще, что динамические нагрузки выше обычных статических нагрузок (от веса) не в 2–3 и не в 5, а в 20–30 раз (а то и еще больше)! Не понимали, что кинетической энергии, которую набирает человек при отвесном падении на глубину 10 метров вполне достаточно, чтобы разорвать бывшую в употреблении основную альпинистскую веревку (10–12 мм) из синтетики, а новую такую веревку привести в полную негодность. Кстати, веревки из синтетических волокон тогда еще только входили в обращение, и введение их создало новую ситуацию, когда веревка оказалась прочнее многих искусственных точек опоры. Там, где старая веревка из натуральных волокон просто бы разорвалась, синтетическая веревка выдерживала и разрушала точки опоры, замыкая всех в цепь аварии. Да и шлямбурные крючья были еще несовершенны, не отработаны, и часть альпинистов считала их «чудом техники», решающим все проблемы… По крайней мере, понимание указанных фактов тогда еще не проникло «в толщу» массы альпинистов и туристов, оставаясь уделом редких специалистов. Ну а технические заблуждения присутствуют всегда и особенно в «революционные» моменты: появление синтетических веревок стало таким моментом, а вот появление шлямбурных крючьев, пожалуй, нет. Книга Г.Хубера «Альпинизм сегодня» (1971, «ФиС») вскоре после своего выхода положила конец многим заблуждениям (по крайней мере, в нашей стране). В качестве «рудимента» указанных событий у некоторых альпинистов осталось представление о том, что нельзя замыкать все перильные веревки и станции в общую цепь, поскольку при этом разрушение верхнего пункта приведет к срыву всех остальных. Конечно, замыкания нижних перильных на верхнюю станцию лучше не делать и выполнять верхнюю станцию с блокировкой на 2–3 отдельных крюка. Но, извините, многие ли практически оборудуют верхнюю станцию как двойную, на двух несвязанных петлях с крючьями (одной – для крепления верхних, другой для нижних веревок)?

Сам факт срыва говорит о многом! Его надо услышать! И увидеть причины, иначе жди повторений, причем с более тяжелыми последствиями! Для «подследственных»…

04.03.02 г.

П.П. Захаров, Е.В. Буянов

Смертельный «чулок»

В альплагере произошел несчастный случай, – срыв инструктора (тренера команды) с самостраховки, петля которой оборвалась. Обрывок петли насчпас обнаружил на его останках, на леднике, и принес ее в лагерь в качестве «вещдока» Стали мы разбираться:

– Это что за «коса» такая. Из чего «это» сделано?..

Опросили участников аварийной группы. Те в ответ:

– Это оплетка-«чулок» с альпинистской веревки. Он для многих из нас из цельного куска веревки такую стропу-самостраховку сделал. И сказал, что она по прочности самой веревке не уступает.

Оплетку эту снимали с куска рыболовного фала диаметром 10 мм, – такие веревки тогда (в 80-е годы) использовались, как альпинистские. Путем протяжки из оплетки вынимали сердечник из прядей нитей (сердечник имел слабую винтовую подкрутку по длине веревки). Петля «самостраха» из такой стропы получалась легкой, мягкой и удобной.

– У кого еще есть такие петли? Несите все сюда.

Нашлось еще шесть петель. Остальные участники группы то ли не имели, то ли попрятали и не признались.

– Пошли на стенд! К «Марь-Иванне». С Пал Палычем и «Сил Силычем».

На динамическом стенде роль «Иван-Иваныча», – 80 кг деревянной чурки выполняла столь же увесистая «Марь-Иванна», – старая покрышка от колеса грузовика. Мы её закрепили за петлю самостраховки через специальный динамометр («Сил Силыч») на высоте около 3 м и подняли на веревке вверх, насколько позволяла длина петли. При рывке петли «Сил Силыч» должен был показать максимальное усилие.

– Интересно, порвет ли «Марь Ивана» «Стропу Узлюковну Мочалкину»?.. И что при этом скажет «Сил-Силыч». Все от стенда! Назад! «Марь-Иванна» может отпрыгнуть!.. Отпускаем! Раз!..

Покрышка рухнула вниз.

Хлоп! – Петля разорвалась с небольшим хлопком, за которым последовал звук легкого удара «Марь-Иванны» о землю.

– Так, посмотрим! 161 «кило». Что-то уж слишком мало дает «Сил-Силыч».

– Врет, что ли? Или «Стропа Узлюковна» подгнила?

– Да, странно. Но, я видел, «Марь-Иванну» благородный порыв «Стропы Узлюковны» почти не задержал. Она на нем почти не вздрогнула. Попробуем еще, «Стропу Узлюковну Вторую».

Остальные пять петель «Марь-Иванна» разорвала в узле так же легко, как и первую. Причем «Сил-Силыч» упорно бубнил показания на уровне от 140 до 160 «кило» силы. Вполне на уровне динамической нагрузки внезапным приложением веса человека, при условно нулевой высоте падения. Петли мы рвали без всякой жалости. С такими «несущими способностями», «несущими вниз», их можно было использовать только в качестве бельевых веревок для сушки носков и трусиков.

– Похоже, эти «килограммы» в таких пределах вообще не от сечения стропы зависят. Они, похоже, от длины петли зависят, – а через нее от высоты подъема и скорости «Марь-Иванны». А может, и от начальной затяжки узлов на «Стропе Узлюковне». Ой, держите!

У одной из девушек, с интересом наблюдавших за испытаниями, подвернулись ноги, и она упала в обморок. Очень такая впечатлительная девушка, с богатым воображением. Милашка живо представила, что бы с ней случилось, если бы она использовала эту петлю и сорвалась. Дошло до сознания, и до его потери! Как таких чувствительных «мужички» уважают! Уж если от такого сознание теряют, то что же во взаимных «страстях» будет, ой-ай-яй!

– Ну что, поняли?! – начспас поднял кулак с зажатыми мочалами разорванных петель. В голове его промелькнуло: «А надо ли?.. А надо ли объяснять, что за использование этих „чулков“ от веревок следует ими отстегать „жестко по мягкому“?

По лицам видно: не надо объяснять. Все поняли.

И начспас глазами качнул в сторону «Марь-Иванны», победно развалившейся в траве. Что, мол, и вам охота вот так лежать!..

Добрый совет вам, ребята: не «химичьте», с самостраховкой! Делайте ее из хорошего куска основной веревки 11–12 мм. И не верьте в мифы о прочности всяких там строп и тесьмы с резинками-подтяжками внутри. Выбросите «подтяжки»! Не спасут они, а «спасуют» в решительный момент. Не верьте в детские сказочки о том, что 25 мм стропа не уступает по прочности альпинистской веревке. Дилетанты придумывают много всяких глупостей, – не стоит за них и за мелкие, красивые с виду «удобства» расплачиваться собственной жизнью…

(Написано по рассказу П.П.Захарова, с заменой технических терминов на личные имена для художественного оформления. 26.11.06).

П.П. Захаров, Е.В. Буянов

Смертельный «титан»

Тренер, он же и инструктор команды, сорвался с вершины Двойняшка… Далеко, до ледника и, казалось, в простой ситуации. Его страховали прямо из палатки, но веревка почему-то сорвалась с промежуточного крюка. В результате, – падение на значительную глубину и… Похороны.

Почему? Стали разбираться. Крюк остался на скале, – целый! Карабин, – тоже «целенький», – остался на веревке. Мы с начспасом Кораблиным недоуменно перекидывали его меж кулаками с зажатой веревкой, как костяшку на счетах. «Дебит-кредит» никак не сходились. Как это карабин мог проскочить через ушко крюка? «Микромаг» какой-то, как у Арутюна Акопяна, – вроде фокуса с кольцами, то сомкнутыми в цепь, то разомкнутыми.

– Тут что-то «не то». Надо достать этот крюк.

Пришлось Кораблину за «коробом» лезть к вершине. Достал и выбил. Крюк цел. Вот только звук при ударах немного странный. Взяли лупу, и стали рассматривать более скрупулезно, и обнаружили маленькую трещину в ушке. Зажали крюк в тисках, нагрузили ушко рычагом, – трещина раскрылась вместе с истиной: карабин разжал ушко и проскочил через трещину.

Но истина оказалась «не вся». Отдали его «дотошным» инженерам на испытания, – этих ребят в альплагерях отыскать можно. Те провели ренгеноструктурный анализ, – в нем обнаружилось еще несколько микротрещин. А определение состава титана показало, что марка материала совсем не подходила для крючьев. Такой титан на морозе охрупчивается и дает невидимые трещины, – коварные повреждения, существенно ослабляющие металл.

Всех предупредили, что такие крючья никуда не годятся…

Стоит ли обвинять «советские времена»?

А что, сейчас не делают «всякое» из неизвестно чего. Украденного, да еще «под фирму»– «западню»? Так, что и не отличишь!..

Так что, бди все, – включая и наклейки, и инструкции, и цены, и магазины. Коль жизнь немного дорога…

Да, а «титаны» одно время иностранцы в СССР покупали в качестве металлического лома и продавали ювелирам, – те из него украшения делали (по свидетельству П.С.Зака). И титан за границей ценился.

(Написано по рассказу П.П.Захарова, 26.11.06)

Е.В. Буянов, Ю.А. Кузнецов

Мягкий рывок

Спрашиваешь, срывался ли на маршрутах?

Два раза было и всё по легкомыслию участников и самоуверенности руководителя. Первый раз в Безенги, на траверсе Урала, в 70-м. Потерял один из нас пару ледовых крючьев, а руководитель решил по наглому спуститься с перемычки по ледосбросу. Без кошек, – их у нас не было. Две веревки-«сороковки» связали, закрепили на ледорубе, забитом в фирн и вдвоем спустились. Внизу еле-еле забили ледорубы в какую-то трещину на глубину штычка. Склон безнадежно гладкий, – стоим еле-еле, чуть дыша. Третий, – наш отважно-отчаянный храбрец-руководитель, – О-ОХом назовем, – снял веревку, пошел и упал на пятом шаге, всей тушей с рюкзаком прямо на нас без попытки зарубиться… Ничего не успели, – какой там маятник, или выбор веревки!.. Чувствую, что несусь на спине вниз головой. Того, кто страхует при нижней страховке, всегда так сбрасывает. Как удалось перевернуться и распластаться, – не знаю сам. Одежду рвет с хрустом, на вытянутой руке тащится ледоруб. Подтянуть его оказалось делом долгим, а когда подтянул, нас как раз через бергшрунд кинуло с короткой «отключкой» мозгов. Потом резкий скрип, переходящий в шорох и…оглушающая тишина с солнцем в лицо! Встаём…

Смотрим, – все ли цело. Вся верхняя одежда до подмышек закатана, до голого пуза. Но нигде ни синяков, ни ссадин. Только ладони рук раздулись до размеров боксерских перчаток. Полезно оглянуться на пройденный путь, – «наждачили» по льду метров пятьсот, не меньше. Вещичек наших по склону поразбросало! Пришлось походить… Интересно, что одежду не порвало, хотя она терлась о лед и фирн очень сильно.

Сверху слышен гомерический хохот нашего О-Оха, Кости. Ему страшно забавным показалось то, что он после остановки оказался выше нас. Ведь в начале срыва он решил, что улетит дальше всех. Его остановило достаточно «мягким» рывком веревки, после чего мимо него пролетели мы с напарником. Собирали вещички, а он все продолжал весело смеяться, «орел»…

На тропе к альплагерю меж нами открыто пошли «костерные» (жаркие) разговоры:

– Вот гад какой! Сам и подставил нас, сдернул, руки нам «надул», да еще смеется! Мы с такими «сувенирами» на руках, а он цел, как копейка! Издевается, ядрена вошь!

– Сделаем «темную» этой «светлой голове». За мягкий рывок надаем по мягкому месту. В виде «моральной» компенсации и за «сдерку», и издевательство в виде смеха.

– Да, половым «абалаковским» способом.

– Это как это?

– А просто! Рюкзак абалаковский на голову, прижать голову к полу и основной веревкой по заднице, по заднице. Аккуратно, но сильно! Га-га-га-га! Десять раз с прочтением десяти заповедей грешнику… Господи, благослови на святое дело!

– А голову еще надо спальником придавить, – чтобы начспас вопли не услышал. Узнает, – всем влетит «до чертиков», и восхождение не зачтут. Спальник погрязнее, попыльнее надо подобрать!

– А чтоб очнулся на полу в лагерной Шхельде. Затащим туда в знак особого расположения. Ты, Костя, как? Как к таким перспективам относишься? Как ты, нас будешь водкой отпаивать, или «потерпишь издевательства»?

– Лучше потерплю. Но буду сопротивляться. Ой, долгой-долгой драка будет, – и виновник «торжества», до того слушавший с виноватой улыбкой планы начинающих садистов, сокрушенно покачивал головой.

Но эти мысли кончились в душе. Бог сам наказал, оставив удар хлыста! Вокруг всего туловища «клиент» имел сине-фиолетовую полосу от грудной обвязки, – результат «мягкого рывка».

– Ха-ха-ха-ха! Ой, не могу! «Мягкий» рывок!..

– О-хо-хо-хо-хо! Вот и «моральная компенсация»…

– Знак божий! А если б рывок жесткий был?

– Мясо бы с плеч немного сняло?

– Хрен тебе! Вся бы решетка, как скорлупа яичная треснула!

«Клиент» и вечером стал предметом шуток и насмешек: Спорили, какого цвета эта «лента ордена обвязки» на спине: синего, фиолетового, или черного. Просили показать, справлялись у него о состоянии здоровья, участливо похлопывали своими руками-перчатками по спине и приглашали поделиться опытом «мягкого рывка» и скатывания наперегонки по льду.

Мы-то, конечно, ему все сразу простили, а треп. О чем только не треплются альпинисты! Ведь среди них есть немало настоящих «гусаров». Потому, конечно, внешне восхищайтесь, удивляйтесь, охайте, но не слишком-то верьте их рассказам о «мужских подвигах», о «женской щедрости», о «воспитательном поколачивании» и пьяных гулянках в альплагерях. Все это – красивые выдумки для тех, кто там не был.

– Понял, почему рывок «мягким» получился. Потому, что веревка вытянулась, – на длинном конце. Да потому, что закреплена была не жестко, – ведь он нас сдернул. Его рывком остановило, а нас «покатило». Получилось, как два шара стукнулись…

– Хорошо, что катились не кубарем, не «бочкой». «Бочкой» бы скорость такая вышла, что по частям бы на склоне разобрало…

Второй случай очень был похож, – на спуске с пика Каракол, на Тянь-Шане. На этот раз крючья были в наличии, но наш новый О-Ох сумел уговорить всех, что их использовать не надо. Один дурак всех остальных дураками сделал, – стандартный путь начальника-идиота, пребывающего в радужном заблуждении, что у человека несколько жизней! Этот потом не раскаялся, – считал себя правым, несмотря на срыв. Я стал ему возражать, я был «битый». Но он, отрава, стал «подначивать» тем, что я, якобы, «трус». А я, хотя и битый, все же не сумел возразить, как научился позже. Примерно в таком духе: «Пусть я и „трус“, но тебя не боюсь!.. Я считаю: нужна страховка!»… Внутренняя этика альпиниста должна ему указать на необходимость обеспечения безопасности по первому требованию товарищей! Нелегкая это бывает ситуация, когда инструктор «подначивает» группу на неправильные действия, – в таких ситуациях надо уметь показать характер. Бывает и наоборот: группа «подначивает» инструктора, – тогда он должен характер проявить, и остановить небрежность, заставить лентяев и любителей «дармовщинки» работать, как надо…

Ну, начали спуск, надвязали мы четыре веревки, на которых расположились «паровозом» все восемь человек. На нижнем конце верхней сороковки встали двое страхующих, – моя жена и еще один участник. О-ох на этот раз сорвался не на пятом шаге, – он сорвался на пятом метре. Большая разница!.. Я был самым нижним в «паровозе», и видел всю последовательность…

«Я срывы те не в „телявизоре“ видал!»

Сначала, как пушинок, он сдернул мою жену и напарника, а дальше весь этот комок шутя срывал остальных членов «поезда».

«На дальней станции сойду, дрожа по пояс».

Стоящий двадцатью метрами выше парень повернулся ко мне, и спокойным таким, отрешенным голосом сказал: «Юрка… Это конец!..». Опять, конечно, не было маятника, и падали друг на друга. Навалился на ледоруб, воткнул клюв, насколько удалось, в склон. За рывком опять последовал короткий провал в памяти. Осознаю, что лечу на спине головой вниз. Рюкзак с барахлом опять смягчил удар и защитил голову, – она, как и у других, без каски. Летим далеко!.. Потому закрываю голову руками и смутно размышляю о превратностях пути и судьбы. Куда вынесет: вправо, к обрыву пропасти, в полное небытие, или влево, на спасительный снег, на выполаживание. Если в пропасть, то… Мама! Она не переживет!.. Других мыслей не было. Странно: немало людей пишут и судят о том, о чем думает человек в момент гибели. Но никто еще не написал о мыслях того человека, который действительно погиб.

Нам повезло, – вынесло влево, на широкую седловину перевала Джеты-Огуз. В нижней части наш «экспресс» сорвал небольшую мокрую лавинку, – первый раз увидел, как лавина помогла мягче съехать, а не угробила.

Когда остановились, сразу пересчитали по головам и спешно откопали мою жену, полузадушенную веревками. Одежду опять задрало до самого верха. Потом при ураганном ветре долго ставили тандемом палатки, нарезая крышками от кастрюли снежные кирпичи для ветрозащитной стенки. Травма досталась только мне, – на этот раз распухла только правая рука от отчаянной попытки остановить летящих сверху «пассажиров». Все пришли в себя через несколько минут, но какая-то напряженная настороженность осталась. По мозгам так врезало, что они где-то глубоко внутри понимать начали: «Что-то не то сделали, ребята!..». Этот руководитель оказался неисправимым. Свою вину не признал, – было видно, что не чувствует себя виноватым. Потому мы никогда больше с ним не ходили.

В Безенги видел результаты похожих срывов с куда более печальными исходами. Когда погибших с трудом опознать можно было. Кем лучше быть, – живым «трусом» или «храбрым» покойником, – решите сами, какие кавычки выбрать. И решите сами, кто из них умнее. А дураков и их обвинений бояться не стоит. Горы уважать надо, и всегда считаться с ними. Нам в этих случаях они легкомыслие простили. Но могли и не простить!..

(Написано по рассказам Кузнецова Ю.А., Иркутск, 29.10.06. Иллюстрации: фото Буянова из похода 1991 г., группа Цехановича Г.С. 5 к. сл.)

Е.В. Буянов, П.П. Захаров, Ю.А. Кузнецов

Они больше «не ходили»…

Рассказал мне знакомый альпинист одну историю.

Был в альплагере один компанейский парень. Балагур, весельчак, певун и гитарист. И по хозяйству хорош во всем. В любой компании его рады были видеть. В общем, «душечка», а не парень. Но вот однажды взяли мы его в группу на восхождение. В компании у нас он был новеньким, – никто с ним до этого не ходил. Случился на этом восхождении срыв, – сорвался его напарник по связке. А вот сам он к срыву был не готов, – мы сразу поняли, что сейчас первый сорвет второго и полетят оба. Но! Он вдруг быстрым движением отстегнул карабин связочной веревки. Кажется, по простой и понятной логике: «Зачем биться двоим?..». К счастью, веревка, хотя и отстегнутая, все же как-то случайно змеилась и зацепилась за скалу, – срыв был остановлен. Однако… Что-то изменилось в наших взглядах на этого парня.

С ним больше никто из нас не ходил…

Вот такая история.

Был однажды в горах трагический случай. Знаю понаслышке, как легенду. Парень не мог удержать девушку. Понял, что оба разобьются, и… перерезал веревку. Момент был очень опасный! Потому группа скрыла и «покрыла» этот поступок, – не захотели, чтобы его за этот поступок судили. Бог им судья. Но вот с ним, с этим парнем они больше уже не ходили…

Рассказывала мне еще одна альпинистка, Лида Боревич об одном случае. Дали ей в напарники одного парня, – и она уже на маршруте поняла, что он ни по снегу ходить, ни по скалам лазать, ни страховать не умеет. Что он во всем и неумел, и небрежен. Маршрут они все же прошли, – спустилась она, вся взмыленная, с ужасом в глазах… Больше она с ним, с этим парнем, не ходила.

Тот же альпинист (что и в начале) рассказал еще одну притчу-легенду. Одно время тренировался он у одного опытнейшего инструктора-методиста. И появился у них в группе парень, – сама «услужливость». Он инструктору тарелки и кружки подносил. А тот его за это из своей группы очень скоро выгнал, и другим сказал: «Не верьте тем, кто вам кружки и тарелки таскает. Не верю я таким!» (такую легенду мне, якобы, про Барова рассказали, но, – вот беда, – Баров сам о таком случае не вспомнил в нашем разговоре).

Я, конечно, примерно представлял, что имел в виду «инструктор», но вот яркого примера такого «типа» у меня на памяти не было. А тут, как будто специально уже другой старый альпинист рассказал еще одну историю, которая «тык-в-тык» с выводами и смыслом слов Барова совпала. Но вначале Пал Палыч сказал вот что.

Учил меня еще мой мудрый дедушка: может, будет в жизни тебе кто-то свое «золотишко» в разных видах «подпихивать». В виде самых разных «благ»… Так вот, прежде чем эти блага взять, ты посмотри ему в лицо хорошенько. На месте ли оно, лицо, или это маска. А если маска, то что под ней? Под ней может и харя свиная, и морда волчья оказаться. В общем, посмотри, вглядись хорошенько. И если лицо тебе не понравится, не бери никакое «золотишко», как бы заманчиво не смотрелось. Боком выйдет! Это – мудрость жизни. А сама история вот такая случилась.

Попала группа в непогоду на гребне Бжедуха. Отсиживались, а продукты на исходе. Холодно и голодно. Последние сухари считали и делили. Был в группе парень один, – компанейский, с виду трудолюбивый. В общем, нормальный и хороший парень. Как все считали. Как и другие, он нес продукты, – порядочный такой шмат колбасы.

– А где колбаса-то, коллега?

– «Вы знаете, рюкзак перекладывал, выложил ее на уступ, и позабыл там…».

Ну, ладно, бывает. Ночью лежим в палатке, и вдруг слышим какой-то приглушенный звук. Думали, что показалось. Прислушались. Чавканье негромкое слышно… Перешептались: действительно, чавкает кто-то во сне. Разобрались быстро. Он, как глист, забрался внутрь спальника. А с закрытой стороны в спальнике колбаса лежала, И он жрал колбасу втихаря. Колбасу у него отобрали, и остатки поделили.

На следующий день никто с ним в связке идти на спуск не захотел. Пришлось идти мне, руководителю. Там есть место одно, – «гоголем» называется. Скала в форме носа, – три монолита, а между ними трещина. Надо сверху подлезть, свесившись нащупать в трещине крюк и встегнуть карабин спусковой веревки. Я это сделал, а потом стал выбирать веревку для приема напарника. Конец веревки ко мне без узла пришел…

– Ты зачем веревку отвязал, ядрена вошь!!?

– Да, а вдруг Вы бы сорвались, – мне что, тоже лететь?..

Пришли в лагерь. Ночью вызывают в медпункт. Врач говорит:

– Где это у Вас так участник побился?

– Какой участник? У меня никто не побился, – все целые пришли, как огурчики!

– Да, вот этот. Его в больницу отправлять надо. Я спрашивал, где побился. А он все молчит!

Его вечером ребята под ручки отвели в лесок за лагерем, взяли «в кружок» и устроили «пятый угол» руками по лицу и по туловищу, а ногами по «пятой точке». Так «метелили», пока он не догадался свалиться. Понятно, лежачего не бьют, – лежачему они объяснили:

– Вали отсюда! Со страшной силой! Никто из нас к тебе не пристегнется! И доброй девочке к тебе «пристегнуться» не позволим, – ты ее в благодарность в пропасть спустишь. Этого еще не хватало! Мотай подальше, гнида! Ты нам не нужен!