Четвертое Правило Волшебника, или Храм Ветров Гудкайнд Терри
– Посол Селдон, прошу вас выйти вперед и огласить решение Мардонии.
Посол Селдон выплыл вперед и устало оглянулся на остальных. Он поклонился ей в пояс, и его седые волосы рассыпались по золотым эполетам его алого мундира.
– Мать-Исповедница, Совет Семи в нашей столице Ренвольде возложил на меня обязанность проделать долгий путь до Эйдиндрила, чтобы передать наше решение. Совет Семи не имеет желания или намерения передавать власть над нашим возлюбленным народом никаким чужеземцам, откуда бы они ни явились – из Д’Хары или из Имперского Ордена. Ваша война с Имперским Орденом нас не касается. Совет Семи постановил, что Мардония останется суверенным и нейтральным государством. За спиной у Кэлен кашлянул солдат. В наступившей тишине этот звук громко прокатился под каменными сводами зала.
– Посол Селдон, земли Мардонии лежат в восточных степях, недалеко от Древнего мира. Вы неминуемо подвергнетесь нападению.
– Мать-Исповедница, стены Ренвольда выдержали испытание временем. Как вы сказали, наша страна лежит посреди степей. В прошлом кочевники не раз пытались нас захватить. Им не удалось даже пробить брешь в стене, не говоря уже о том, чтобы одолеть наших могучих защитников. И теперь племена торгуют с нами, и Ренвольд – центр этой торговли. Те, кто пытался нас завоевать, сегодня нас уважают.
Кэлен наклонилась вперед:
– Орден, посол, – это не племя диких кочевников. Он сокрушит вас. Неужели Совету Семи не хватает здравого смысла это понять?
Посол Селдон снисходительно улыбнулся:
– Мать-Исповедница, я понимаю вашу тревогу, но, как я уже говорил, стены Ренвольда надежно нас защищают. Уверяю вас, Ренвольд устоит перед Орденом, – выражение его лица стало жестче, – и устоит перед этим новым союзом, который вы хотите создать вокруг Д’Хары. Численность противника ничто против каменных стен. Этот орешек им не разгрызть. Они только сломают зубы. Увидев небольшие размеры города, оценив его месторасположение и крепость его стен, захватчики решат, что овчинка не стоит выделки. Если же мы присоединимся к вам, то будем вынуждены оказывать сопротивление. Наш нейтралитет не исключает вражду. Мы готовы торговать с вашим союзом, так же как с Имперским Орденом. Мы никому не желаем зла, но сумеем постоять за себя.
– Посол Селдон, ваша жена и дети сейчас в Ренвольде. Неужели вы не понимаете, какая опасность угрожает вашей семье?
– Моя возлюбленная жена и дети в безопасности за стенами Ренвольда, Мать-Исповедница. Я за них не боюсь.
– Могут ли ваши стены устоять против магии? Орден использует магию! Или вас настолько опьянило прошлое, что вы не способны разглядеть угрозу будущему?
Посол побагровел.
– Решение Совета Семи окончательно. Мы не боимся за свою безопасность. У нас тоже есть волшебники, которые защитят стены от магии. Нейтралитет – это не угроза. Возможно, это вам стоит молить добрых духов о милосердии, поскольку вы развязываете войну. Насилие влечет за собой ответное насилие.
Кэлен побарабанила пальцами по столу. Все ждали, что она скажет. Она понимала, что, если даже ей удастся уговорить посла, это ничего не даст; Совет Семи принял решение, и Селдон не в состоянии повлиять на него.
– Посол Селдон, на закате вы покинете Эйдиндрил. Вы вернетесь в Ренвольд и сообщите Совету Семи, что Д’Хара не признает нейтралитета. Идет битва за наш мир – будет ли он процветать в свете Создателя, или увядать под тенью тирании. Магистр Рал уже сказал, что никому не удастся остаться в стороне. От себя могу сказать, что я не намерена проявлять милосердие к Имперскому Ордену. В этом мы с магистром Ралом едины. Или вы с нами, или вы против нас. Имперский Орден смотрит на это так же. Передайте Совету Семи, что отныне Мардония – наш враг. Кто-нибудь, либо Д’Хара, либо Орден, ее завоюет. Посоветуйте вашим правителям молить добрых духов, чтобы Ренвольд взяли мы, а не Орден. Мы будем безжалостны к вашим защитникам, но мирные люди останутся жить. Если же первым на вас нападет Орден, он уничтожит ваших защитников и поработит ваш народ. Мардония будет обращена в прах.
Снисходительная улыбка посла стала еще шире.
– Не бойтесь, Мать-Исповедница. Ренвольд устоит против любой армии, даже против армии Ордена.
Кэлен окинула его холодным взглядом:
– Я прошла через мертвую Эбиниссию. Я видела резню, учиненную Орденом. А перед этим я видела, что они делают с живыми. Я стану молиться за несчастных, которые будут страдать из-за безумных заблуждений Совета Семи.
Кэлен рассерженно сделала знак стражникам, и те вывели посла из зала Совета. Она знала то, что произойдет с жителями Мардонии, если Орден нападет первым. Она также знала, что Ричард не станет рисковать жизнью союзников только для того, чтобы взять Ренвольд и таким образом его спасти. Слишком уж далеко стоит этот маленький город. Она сама отговорила бы Ричарда от этой затеи, как любой из его генералов.
Мардония обречена; ее нейтралитет притянет Орден, как запах крови притягивает волков.
Она бывала в Ренвольде. Его стены действительно были внушительны. Но они не были неуязвимы. Ордену служили волшебники, такие как Марлин. Стены не выдержат огня волшебника, и маги, защищая Ренвольд, ничего не смогут с этим поделать.
Кэлен выбросила из головы мысли о Мардонии и вызвала представителей королевского двора Греннидона.
– Что решил Греннидон? – сурово спросила она.
Вальтер Кольбейн кашлянул, а его сестра сказала:
– Греннидон, великое королевство, страна обширных полей, которые дают…
Кэлен оборвала ее:
– Я спросила, что решил Греннидон?
Леонора сделала движение, словно мыла руки. В глазах Кэлен она видела твердую решимость.
– Королевский дом подписывает капитуляцию, Мать-Исповедница.
– Благодарю, Леонора. Мы рады за вас и за ваш народ. Пожалуйста, проследите, чтобы моим офицерам была предоставлена вся информация, необходимая для координации совместных действий.
– Да, Мать-Исповедница. – Она запнулась. – Мать-Исповедница, нашей армии придется штурмовать стены Ренвольда, чтобы захватить Мардонию?
Греннидон был расположен к северу от Мардонии, и оттуда было удобнее всего атаковать Ренвольд, но Кэлен понимала, что Греннидону будет неловко воевать с прежним торговым партнером. Более того, многие члены Совета Семи были женаты на принцессах королевского дома Кольбейнов.
– Нет. Ренвольд – это живой мертвец. Стервятники обглодают его дочиста. В то же время торговля с Мардонией запрещена. Мы торгуем только с теми, кто на нашей стороне.
– Да, Мать-Исповедница.
– Мать-Исповедница, – вставил Вальтер, ее брат. – Мы хотели бы обсудить с магистром Ралом некоторые условия. У нас есть что предложить его вниманию.
– Капитуляция безоговорочна, и обсуждать нечего. Магистр Рал просил меня напомнить вам, что никаких переговоров не будет. Или вы с нами, или вы против нас. Желаете ли вы взять назад ваше предложение капитуляции, прежде чем будут подписаны документы, и связать судьбу вашей страны с Мардонией?
Вальтер поджал губы и глубоко вздохнул.
– Нет, Мать-Исповедница.
– Благодарю. Когда у магистра Рала будет время – надеюсь, это случится скоро, – он захочет услышать, что вы скажете в качестве полноправного члена Д’Харианской империи. Только не забывайте, что отныне вы часть Д’Хары, а он – владыка Д’Хары, повелитель этой империи.
Она обращалась к ним с меньшим уважением, нежели к представителям двух маленьких государств; делать иначе означало бы вселять в них пустые надежды и нарываться на неприятности. Леонора и Вальтер относились к числу дипломатов, которые неизменно просили предоставить им красные покои.
После того как Кэлен отказалась пойти на уступки, напряжение покинуло Вальтера и Леонору. Кольбейны могли стойко вести переговоры, но, придя к соглашению и дав слово, они никогда не оглядывались назад и не переживали из-за того, что могло бы быть. Благодаря этому качеству на них можно было положиться.
– Мы понимаем, Мать-Исповедница, – сказал Вальтер.
– Да, – добавила его сестра, – и будем ждать того дня, когда Имперский Орден больше не будет угрожать нашему народу.
– Благодарю вас обоих. Я понимаю, что мои слова показались вам резкими, но знайте – мы рады, что вы и ваш народ присоединились к нам.
Они отошли, чтобы подписать бумаги и поговорить с офицерами, а Кэлен перевела внимание на Тристана Башкара, представителя Джары.
– Министр Башкар, каково решение Джары?
Тристан Башкар был членом королевской фамилии Джары. В этой стране пост министра считался одним из самых почетных. Он был единственным из дипломатов, который обладал полномочием самостоятельно изменить решение своего короля, если бы счел аргументы достаточно вескими.
Он выглядел ровно на свои тридцать с небольшим лет, и это помогало ему скрывать за внешностью свой острый ум. Расположив к себе собеседника приятной улыбкой, яркими карими глазами и сладкоречивой лестью, он добивался уступок прежде, чем люди успевали это понять.
Он отбросил волосы со лба и развел руками:
– Мать-Исповедница, боюсь, что ответить «да» или «нет» довольно непросто, но ручаюсь, что мы не питаем вражды к империи Д’Хары и восхищаемся мудростью магистра Рала и, разумеется, вашей. Мы всегда учитывали советы Матери-Исповедницы.
Кэлен вздохнула:
– Тристан, я не в том настроении, чтобы играть в ваши любимые игры. Мы с вами не раз фехтовали словами в этом зале, но сегодня прошу вас обойтись без этого.
Как член королевской фамилии он был хорошо обучен искусству войны, не раз в прошлом отличился в сражениях. Он был широкоплеч и высок, его непринужденная улыбка неизменно несла в себе игривый оттенок, которым он прикрывал угрозу, если она была – а такое порой случалось. Кэлен, образно выражаясь, никогда бы не повернулась к Тристану Башкару спиной.
Он небрежным движением расстегнул темно-синий плащ и положил руку на бедро. На его поясе блеснул кинжал в изысканных ножнах. Поговаривали, что в сражении Тристан предпочитал кинжал мечу. Еще ходили слухи, что, убивая врагов, он испытывал зверское удовольствие.
– Мать-Исповедница, признаю, что в прошлом я был сдержан в определении нашей позиции – ради того, чтобы оградить наш народ от алчности соседей, – но теперь все изменилось. Видите ли, наш взгляд на сложившуюся ситуацию…
– Мне это неинтересно, – перебила Кэлен. – Я хочу только знать, за нас вы или против. Если вы против, даю вам слово, Тристан, что уже утром наши войска отправятся к Сандилару и вернутся оттуда либо с подписанной безоговорочной капитуляцией, либо с головами членов королевской фамилии на пиках. Генерал Болдуин с кельтонской армией сейчас в Эйдиндриле. Я пошлю их. Кельтонцы никогда не подводят свою королеву и не останавливаются, пока ее воля не будет исполнена. Теперь я – королева Кельтона. Вы хотите сражаться с войсками генерала Болдуина?
– Разумеется, нет, Мать-Исповедница. Мы вообще не желаем сражаться, но если вы позволите мне высказаться до конца…
Кэлен хлопнула рукой по столу, заставив его замолчать.
– Когда Эйдиндрил был во власти Имперского Ордена, Джара шла на поводу у Ордена.
– Как и Д’Хара в то время, – мягко напомнил он ей.
Кэлен впилась в него взглядом.
– Совет по требованию Ордена обвинил меня в преступлениях, которых я не совершала. Волшебник Рэнсон, из Ордена, призвал к смертному приговору. Советник Джары сидел за этим столом и голосовал за смертную казнь.
– Мать-Исповедница…
Кэлен показала пальцем на кресло справа от себя:
– Он сидел тут и требовал смерти. – Она посмотрела в карие глаза Тристана. – Если вы приглядитесь, то, наверное, еще сможете различить пятно у подножия стола. Когда Ричард освободил Эйдиндрил, он казнил советников, изменивших своему долгу и Срединным Землям. То пятно, о котором я говорю, – кровь советника Джары. Я слышала, что Ричард разрубил его надвое – так был он возмущен предательством по отношению ко мне и ко всем народам Срединных Земель.
Тристан вежливо молчал, лицо его оставалось спокойным.
– Мать-Исповедница, этот советник не был уполномочен королевской фамилией говорить за Джару. Он был марионеткой Ордена.
– Тогда присоединитесь к нам.
– Мы хотим и собираемся это сделать. Фактически мне даны полномочия заявить о нашем согласии.
– Чего бы вы ни хотели выгадать на этом, Тристан, вы ничего не добьетесь. Условия для всех одинаковы, и никто не получит никаких привилегий.
– Мать-Исповедница, а что, выслушать меня до конца тоже расценивается как привилегия?
Кэлен вздохнула.
– Давайте покороче и имейте в виду, Тристан, что ваша улыбка на меня не действует.
Тем не менее он улыбнулся.
– Как член королевской фамилии я имею право и власть подписать капитуляцию Джары и присоединиться к вам. Учитывая, какой перед нами выбор, наше желание таково.
– Тогда действуйте.
– Но красная луна нарушила наши планы.
Кэлен выпрямилась на кресле.
– Какое отношение это имеет к вам?
– Мать-Исповедница, Джавас Кедар, наш звездочет, имеет большое влияние на королевскую семью. Когда обсуждался вопрос о капитуляции, он искал ответа у звезд, и, по его мнению, звезды благоприятствовали принятому нами решению. Но перед моим отъездом Кедар сказал, что, если обстоятельства изменятся, звезды подадут знак, и велел следить за небом. Красная луна заставила меня задуматься.
– Луна – это не звезды.
– Луна тоже на небе, Мать-Исповедница. Кедар основывает свое мнение и на лунных знамениях.
Кэлен снова вздохнула:
– Тристан, неужели вы позволите своему народу погибнуть из-за какого-то суеверия?
– Нет, Мать-Исповедница. Но честь не позволяет мне пренебрегать верованиями моего народа. Магистр Рал говорил, что капитуляция не означает, что мы должны отказаться от наших обычаев и верований.
– Тристан, у вас отвратительная привычка пропускать мимо ушей то, что вам не хочется слышать. Ричард сказал, что странам придется отказаться от своих обычаев, если эти обычаи могут повредить общему делу, и что они не должны идти вразрез с единым для всех законодательством. Вы переступаете опасную черту.
– Мать-Исповедница, мы никоим образом не хотим искажать его слова или переступать какую-то там черту. Я прошу только немного времени.
– Времени? На что вам время?
– Время на то, Мать-Исповедница, чтобы убедиться в том, что красная луна не является дурным предзнаменованием. Я мог бы съездить обратно в Джару и посоветоваться с Кедаром или просто подождать здесь, пока мне не станет ясно, что красная луна не предвещает опасности.
Кэлен знала, что джарианцы, и особенно королевская фамилия, фанатично верят в астрологию. Тристан был большим бабником, но Кэлен знала, что, если самая прекрасная женщина откроет ему объятия, он сбежит от нее, если будет считать, что звезды этого не одобряют.
На поездку в Джару и обратно у него уйдет по меньшей мере месяц.
– Сколько вы собираетесь ждать, прежде чем будете способны принять решение?
Он задумчиво нахмурился.
– Если с Эйдиндрилом ничего не случится в течение двух недель, я буду считать, что знамение не было дурным.
Кэлен опять побарабанила пальцами по столу.
– Я даю вам две недели, Тристан. И ни днем больше.
– Благодарю вас, Мать-Исповедница, и молю духов, чтобы через две недели мы могли бы скрепить наш союз с Д’Харой. – Он поклонился. – Всего наилучшего, Мать-Исповедница. Надеюсь, звезды будут нам благоприятствовать.
Он пошел прочь, но снова обернулся:
– Кстати, может быть, вы подскажете, где я могу остановиться на это время. Наш дворец сгорел во время вашей битвы с Защитниками Паствы. Учитывая причиненный Эйдиндрилу ущерб, я затрудняюсь сам подыскать себе резиденцию.
Кэлен понимала, к чему он клонит: ему хотелось быть поближе, чтобы видеть, не вызовет ли у звезд недовольства правление Д’Хары. Этот человек слишком много о себе возомнил, считая, что он умнее, чем есть на самом деле.
Кэлен улыбнулась:
– О да, разумеется. Я знаю, куда вас поселить. Вы останетесь прямо здесь, во дворце Исповедниц, и нам будет удобнее присматривать за вами эти две недели.
Он застегнул плащ.
– Благодарю вас, Мать-Исповедница, за гостеприимство. Лучшего я и пожелать бы не мог.
– И поскольку вы гость в моем доме, Тристан, должна предупредить вас, что, если вы даже пальцем, не говоря уж о чем-нибудь другом, прикоснетесь к какой-нибудь из моих женщин, я лично прослежу, чтобы это что-нибудь другое вам отрезали.
Он добродушно рассмеялся:
– Мать-Исповедница, никогда не думал, что вы верите сплетням обо мне. Боюсь, мне частенько приходится подкреплять монетами свое обаяние. Вы ошибаетесь, если думаете, что я пользуюсь большим успехом у женщин. Если я нарушу ваши правила, можете предать меня суду и наказать, как пожелаете.
Суд.
Ричард сказал, что те, кто спрятал Храм Ветров, тоже были преданы суду. В замке Волшебника хранились протоколы всех заседаний суда. Она ни разу в них не заглядывала, но ей о них говорили. Возможно, из протокола заседания удастся узнать, что произошло с Храмом Ветров.
Глядя вслед Тристану Башкару, Кэлен думала о Ричарде. Неужели ему снова придется потерять брата?
Кэлен знала почти всех женщин, работавших во дворце Исповедниц. Все они уважали Ричарда как человека чести. Ей не хотелось думать, что они станут жертвами человека, который спекулирует на их доверии к Ричарду.
Ей стало жаль Ричарда. Он надеялся, что Дрефан будет ему братом, которым можно гордиться. Кэлен надеялась, что от Дрефана по крайней мере не будет неприятностей. Она вспомнила, как он щупал Кару.
Кэлен повернулась к морд-сит:
– Еще трое с нами, один против и один еще не решил.
Кара заговорщицки улыбнулась.
– Сестра по эйджилу должна быть способна вселить страх в сердце людей. Мать-Исповедница, вы вполне достойны носить эйджил. Иногда мне казалось, что я слышу, как у них стучат зубы.
Глава 27
Оружие и доспехи солдат, идущих за Ричардом по крутой каменной улице, ритмично позвякивали. Крошечные домики, в основном трех– или четырехэтажные, жались друг к другу. Верхние этажи так нависали над нижними, что неба почти не было видно. Это была самая мрачная часть города.
Выздоровевшие солдаты превозносили Ричарда как великого волшебника, и он чувствовал себя неловко от проявления их восторгов. В конце концов, он не сделал ничего особенного, просто велел им пить известные лекарства и никакой магией при этом не пользовался.
Он пытался объяснить им, что их вылечили самые обычные вещи, но они ничего не хотели слышать. Они ждали от него магии и, с их точки зрения, получили ее. В конце концов Ричард оставил попытки что-либо объяснить и просто кивал в ответ на их благодарность. Пойди они к травнику, то выздоровели бы точно так же, да еще и жаловались бы на цены за травы.
Впрочем, ему было приятно сознавать, что для разнообразия он вылечил людей. В последнее время ему больше приходилось убивать, а не лечить. Теперь он понимал, что чувствует Надина, когда ее травы и настойки поднимают людей на ноги.
Его предупреждали, что волшебники нуждаются в равновесии. Все в мире уравновешено, особенно магия. Он давно уже не мог есть мяса – его от него тошнило – и подозревал, что таким образом его дар уравновешивает те убийства, которые ему приходится совершать. Ему нравилось думать, что помощь людям – тоже своего рода компенсация за тяжесть дара боевого чародея.
Хмурые люди жались по сторонам улицы. Угрюмые подростки и молодые мужчины, завидев Ричарда и солдат, воровато оглядывались и исчезали за углом.
Ричард рассеянно потрогал расшитый золотом кошель на поясе. Этот кошель Ричард нашел в замке; он был набит белым волшебным песком. Волшебный песок представлял собой кристаллизовавшиеся кости магов, отдавших жизнь в Башнях Погибели, которые отделяли Древний мир от Нового. Своего рода дистиллированная магия. Белый волшебный песок придавал силу начертанным на нем заклинаниям – и добрым, и злым. Если на белом волшебном песке написать нужное заклинание, то можно даже призвать Владетеля.
В другом кошеле, висящим на другой стороне пояса, лежал маленький кожаный мешочек с черным волшебным песком. Этот песок Ричард набрал сам в одной из Башен Погибели. Ни один волшебник со времени установки башен не мог взять хотя бы щепотку черного песка – его способен взять лишь чародей, владеющий Магией Ущерба.
Черный волшебный песок – противоположность белого. Они нейтрализуют друг друга. Одна крупица черного песка поразит заклинание, написанное на белом, даже то, которое призывает Владетеля. Ричард воспользовался черным песком, чтобы отправить дух Даркена Рала обратно в подземный мир.
Аббатиса Аннелина велела ему беречь черный песок как зеницу ока, сказала, что чайная ложка этого песка дороже целого королевства. А у Ричарда его куда больше. Он никогда не расставался с этим мешочком и всегда держал его под рукой.
Для весны день выдался довольно холодным. На улице оборванные детишки играли в прятки и, увидев внушительную процессию, обрадовались неожиданному развлечению.
Но даже их веселье не вызвало у Ричарда улыбки.
– Здесь, магистр Рал, – сказал генерал Керсон.
Он показал на облупившуюся дверь, чуть утопленную в фасад здания. Небольшая вывеска гласила: «Меблированные комнаты Латертона».
Крупный мужчина, сидящий с бутылкой и сухим бисквитом за обшарпанным деревянным столом, даже не обернулся. Он смотрел в пространство покрасневшими глазами. За ним виднелась лестница наверх, в темный узкий коридор.
– Закрыто, – пробормотал он.
– Ты Сайлас Латертон? – спросил Ричард.
Мужчина озадаченно посмотрел на него из-под нахмуренных бровей.
– Угу. А ты кто? Лицо твое мне вроде знакомо.
– Я Ричард Рал. Возможно, ты заметил мое сходство с моим братом, Дрефаном.
– Дрефаном… – Сайлас наконец сообразил, что к чему. С грохотом опрокинув стул, он вскочил и поклонился. – Магистр Рал! Простите меня. Я вас не узнал. Я никогда вас раньше не видел! И не знал, что этот целитель – ваш брат. Умоляю магистра Рала о прощении…
– Покажи мне комнату, где… где была убита та женщина, – велел Ричард.
Дважды поклонившись, Сайлас Латертон заспешил наверх, застегивая на ходу рубашку. Ступеньки стонали и скрипели под его тяжестью.
Он остановился перед дверью в самом конце узкого коридора. Стены были выкрашены красной краской, и свечи на стене почти ничего не освещали. Вонь была омерзительной.
– Сюда, магистр Рал, – указал Сайлас.
Он хотел открыть дверь, но Райна схватила его за воротник и отшвырнула в сторону. Под ее грозным взглядом Сайлас застыл как вкопанный. Взгляд Райны мог заморозить и грозовую тучу.
Она открыла дверь и с эйджилом на изготовку вошла в комнату. Ричард подождал, пока Райна проверит комнату на предмет скрытой опасности. Так было проще, чем спорить. Потом Ричард и генерал Керсон вошли, а Улик с Иганом, как всегда, заняли пост у двери.
Смотреть тут было особенно не на что: кровать, сосновая тумбочка и умывальник. Грубый сосновый пол был почти весь залит кровью.
Такое количество крови Ричарда не удивило. Генерал рассказал, что сделали с женщиной.
Вода в умывальнике тоже была кроваво-красной. И полотенце на краю умывальника. Убийца перед уходом тщательно смыл с себя кровь. Либо он чистюля, либо, что вероятнее, не хотел идти мимо Сайласа Латертона в таком виде.
Ричард открыл тумбочку. Там лежала аккуратно сложенная одежда и больше ничего. Он закрыл дверцу.
– И никто ничего не слышал? – Сайлас отрицательно покачал головой. – Женщину так истерзали, отрезали груди, нанесли огромное количество ножевых ран, и она не кричала?
Ричард сообразил, что от усталости говорит очень резко, и постарался взять себя в руки.
Сайлас нервно сглотнул.
– Ей вставили кляп, магистр Рал. И руки связали.
– Она наверняка должна была отбиваться ногами. – Ричард бросил на него подозрительный взгляд. – Если бы меня резали на кусочки, заткнув рот кляпом и связав руки, я хотя бы попытался ногами опрокинуть умывальник.
– Я ничего не слышал. И никто не слышал. Женщины обязательно прибежали бы ко мне, если бы что-то услышали. Они всегда прибегают, если что-то не так. Всегда. Они знают, что я не жалею денег, когда нужно их защитить.
Ричард потер глаза. Из головы у него не выходило пророчество.
– Приведите сюда остальных женщин. Я хочу с ними поговорить.
– Все ушли от меня после… – Сайлас слабо махнул рукой. – Осталась только Бриджит.
Он поспешил в конец коридора и постучал в последнюю дверь. Потом что-то тихо проговорил, и из-за двери осторожно выглянула взлохмаченная рыжая женская головка. Затем она скрылась, и через минуту женщина выплыла в коридор, зажимая рукой воротник бежевого халата. Быстро завязав пояс, она пошла вслед за Сайласом к Ричарду.
Ричард злился на себя самого. Несмотря на все попытки быть объективным, Дрефан уже начал ему нравиться. Дрефан – целитель. Что может быть благородней этого занятия?
Сайлас и Бриджит поклонились. Их вид соответствовал самочувствию Ричарда: они были грязные, уставшие и оба в полном душевном смятении.
– Ты слышала что-нибудь? – Бриджит покачала головой. Взгляд у нее был затравленный. – Ты знала убитую?
– Рози, – сказала Бриджит. – Я видела ее всего раз, и то мельком. Она только вчера у нас появилась.
– Есть у вас предположения, кто мог ее убить?
– Мы знаем, кто это сделал, магистр Рал, – мрачно ответил Сайлас. – Толстый Гарри.
– Толстый Гарри? Кто это? Где нам его найти?
Впервые за это время лицо Сайласа исказилось от гнева.
– Не надо мне было пускать его сюда еще раз. Женщинам он не нравился.
– Ни одна из девочек не хотела его принять, – поддержала Сайласа Бриджит. – Он пьяница, а когда напивается, становится просто ужасен. Почему мы должны это терпеть, если в городе стоит такая армия… – Она осеклась, глянув на генерала, и закончила мысль несколько иначе: – У нас сейчас достаточно клиентов. И незачем обслуживать таких пьянчуг, как толстый Гарри.
– Все женщины в один голос твердили, что больше не желают его видеть, – кивнул Сайлас. – Когда прошлой ночью он заявился, я знал, что они все до единой откажутся. Но Гарри настаивал, и вид у него был довольно трезвый, вот я и спросил Рози, не примет ли она его, поскольку она новенькая и не знала…
– Не знала, что ей угрожает опасность, – докончил Ричард.
– Не совсем так, – возразил Сайлас. – Гарри не выглядел пьяным. Но я знал, что другим женщинам все равно, пьяный он или трезвый, поэтому спросил Рози, не возьмется ли она. А она ответила, что деньги лишними не бывают. Гарри был у нее последним клиентом. Ее труп обнаружили вскоре после его ухода.
– Где найти этого Гарри?
– В подземном мире, где ему и место! – прорычал Сайлас.
– Это ты его убил?
– Никто не видел, кто перерезал его жирную глотку. Не знаю, кто это сделал.
Ричард посмотрел на длинный кинжал на поясе Сайласа. Он не винил этого человека. Ричард сам бы с удовольствием прикончил этого толстого Гарри – правда, сначала судил бы его и подверг исповеди, чтобы убедиться, что это преступление совершил именно он.
Для того и существовали Исповедницы – чтобы не допустить ошибки. Одно прикосновение магии Исповедницы – и преступник расскажет все, что он совершил. А Ричарду не очень хотелось, чтобы Кэлен слышала, что сделали с этой женщиной, Рози. И уж в особенности не от того мерзавца, который ее убил.
Ему противна была сама мысль, что Кэлен прикоснется к этому человеку. Человеку, убившему женщину с такой изощренной жестокостью. Он боялся даже представить, какие жуткие кошмары будут потом преследовать ее по ночам.
Усилием воли Ричард отогнал от себя эти мысли и обратился к Бриджит:
– Почему ты осталась, если остальные ушли?
– У некоторых есть дети, и они боятся за них. – Она пожала плечами. – Я их не осуждаю, но здесь мы всегда были в безопасности. И Сайлас нас не обманывал. В других заведениях меня, бывало, поколачивали, а у него – ни разу. И Сайлас не виноват, что сумасшедший убийца устроил такое у него в заведении. Сайлас никогда не заставлял нас принимать мужчин, которые нам не нравятся.
У Ричарда напряглись мышцы живота.
– И ты видела Дрефана?
– Конечно. Все девочки видели Дрефана.
– Все девочки, – повторил Ричард. Он с трудом держал себя в руках.
– Ага. Мы все его видели. Кроме Розы. Она не успела, потому что…
– Значит, Дрефан не… отдавал предпочтения какой-то одной? – Ричард надеялся, что Дрефан ходил к одной и той же женщине, которая ему нравилась, и что та хотя бы здорова.
Бриджит недоуменно моргнула.
– Как может целитель кому-то отдавать предпочтение?
– Ну, я хочу сказать, кто-то нравился ему больше, или ему было все равно?
Женщина запустила пальцы в свои рыжие волосы и почесала затылок.
– Магистр Рал, по-моему, вы нас не так поняли. Дрефан никогда не прикасался к нам… так. Он приходил сюда, только чтобы лечить.
– Он приходил лечить?
– Ну да, – ответила Бриджит. Сайлас кивнул в знак подтверждения ее слов. – У половины девочек не одно, так другое. Сыпь, болячки и все такое. Обычно травники не хотят нам помогать, и мы обходимся своими средствами. Дрефан рассказал, как нам следует мыться. Дал травы и мази от болячек. До этого он приходил дважды, поздно ночью, когда мы все уже были свободны, чтобы не мешать нам зарабатывать на жизнь. И детишек наших девочек он тоже осматривал. С детьми Дрефан особенно ласков. У одного был сильный кашель, Дрефан ему что-то дал, и малышу стало гораздо лучше. А сегодня он пришел рано утром. Осмотрел одну из девочек и пошел к Рози, чтобы осмотреть ее тоже. Тогда-то он ее и нашел. Он вылетел оттуда как пробка из бутылки и стал звать на помощь. Мы все выбежали в коридор и увидели его тут, – она ткнула пальцем в пол у ног Ричарда, – он стоял на коленях, и его рвало.
– Значит, он никогда… не…
Бриджит грубо хохотнула.
– Я как-то предложила – даром, потому что он помогал мне и всем остальным. А он сказал, что приходит сюда не за этим. Сказал, что он целитель и ходит сюда лечить. Я предлагала, а я, смею вас заверить, умею убеждать! – Она подмигнула. – Но он отказался. У него очень обаятельная улыбка. Очень. Совсем как у вас, магистр Рал.
– Войдите, – послышалось из-за двери, когда Ричард постучал.