Бури Мишарина Галина

Глава 12. Сон седьмой

…Тропы, мне предстояли тропы. Все мы рвем несколько пар обуви, кто-то больше, кто-то меньше. Я знала, что даже самые крепкие ботинки устало разойдутся по швам, прося отпустить их на свободу. Знала, что пойду единственным путем вслед тем, кого берегла теплом сердца. А ещё знала, что едва ли вспомню увиденное, когда верну себя…

…Котята никак не отреагировали на перемещения, и это радовало. Кристиан ещё не знал, куда пристроит их. Ходить по мирам с ними, даже не смотря на то, что они спокойно переносили путешествия, он не хотел. Он боялся, что может потерять их, навредить своими бесконечными блужданиями. Котятам нужен был дом. Кристиан долго присматривался к реальностям, надеясь отыскать подходящую. Пока что ничего путного ему не попадалось. К тому же он не собирался отдавать Шмыгу и Царапку кому ни попадя. Хорошо было бы вернуться ненадолго домой — там бы точно нашлись те, кто о них позаботится, — но Земля была недоступна. Он чувствовал, как с каждым новым посещенным миром отдаляется от родного. Но штурмана это не беспокоило. Всегда ведь можно отыскать дорогу назад, да и время щадило его. Научившись чувствовать свою собственную скорость жизни, он также научился ощущать ход времени в других мирах. И знал, что Земля отстает от него на месяцы, а, значит, с родными все хорошо, и они не превратятся в стариков, пока он бродит.

Кристиан не хотел домой. Ему нравилось путешествовать. Он легко узнавал новое, расширял Промежуток и видел, что тот выращивает для него все новые камни. Они вылезали из песка и приглашали к себе, иногда даже разговаривали вслух. Чаще всего у каждого камня было свое собственное слово, и Кристиан обнаружил, что может двигать их, как ему вздумается. Он расположил самые важные миры по кругу, поместив темный камень Земли в центре. Впрочем, возвращаясь в Промежуток, он находил некоторых упрямцев далеко от того места, где оставил их в прошлый раз. Особенно подвижным был камень, открывающий красивый мир, который штурман посетил сразу после мира капель. Он никак не мог устоять на месте, бродил по пляжу и даже купался… Был и ещё один занимательный камушек. Он потрескивал и разбрасывал снопы тонких молний, но, к сожалению, оставался закрытым. Однако самым странным штурману казался огромный черный камень, торчащий из воды. Он был молчалив и недоступен, и не позволял подойти к себе ближе, чем на пашу шагов, создавая плотное, невидимое защитное поле.

Однако с ним, как и с остальными, можно было говорить, но только душой. Кристиан не сразу догадался, как это делать лучше всего, но когда понял, то уже не видел преград. Промежуток открывал в путешественниках особую энергию, помогающую говорить с мирами. Силу говорить с камнями нельзя было потребовать или купить, но её можно было заслужить. Промежуток взращивал её в каждом страннике бережно и упорно, помогая учить новые чувства и слова, расширяя границы памяти и разрушая преграды. И Кристиан доверял Промежутку, понимая, что он, как и Бури, будет беречь его и всех остальных ребят.

Устав от перемещений, штурман задержался в одном из миров, в спокойном, тихом городке на берегу большой реки. Шмыга и Царапка к тому времени превратились в полупсов. Они привыкли к прогулкам, сидя у Кристиана на плечах, бегали за палками, нося их в зубах, но при этом умело охотились на птиц и мышей, как настоящие коты.

Кристиан сидел на городском пляже и терпеливо наблюдал за котятами, использующими его ногу как дерево. Они по очереди забирались наверх, цепляясь острыми коготками за штанину, непременно устраивали драку на колене и шлёпались вниз. Убегали прочь, к мелким речным волнам, на которые вдохновенно шипели, и непременно возвращались. А потом всё повторялось. Шмыга был более ловким, Царапка — более сильным. Он так разошёлся, что в боевом угаре вцепился брату в хвост, и тот запищал.

— Полегче, дружок, — сказал Кристиан, подхватывая котёнка под пузо и забирая к себе на грудь. — Так ты ему морковку откусишь.

Позади раздался чей-то весёлый смех, и Кристиан вывернул шею, увидев сидящую на яркой подстилке девушку. На вид ей было не больше шестнадцати лет.

— Забавные у вас котята, — сказала она.

— Это я у них забавный. Игровой комплекс для всяческих забав.

Девушка снова рассмеялась.

— Сколько им?

— Четыре месяца, — ответил Кристиан, выдирая из волос Шмыгу.

— Такие оболтусы!

— Ещё какие.

— Котята похожи на породистых, вы их не в питомнике покупали? — спросила девушка.

— Я их не покупал, — ответил Кристиан. — Я их подобрал и теперь хочу найти им хозяина. Или хозяйку, — улыбнулся он.

— Можно я поближе на них посмотрю? — попросила девушка.

— Конечно, — ответил он.

Она поднялась и подсела к Кристиану, и мужчина тоже сел. Шмыга и Царапка тут же подскочили к девушке и залезли под её длинную юбку.

— Ай! — расхохоталась она. — Мелкие, вы меня щекотите!

Она ловко взяла Царапку на руки, и он принялся вдохновенно грызть её палец.

— Боевое котище! — сказала она, смешно хмуря брови. — Страшный зверь, ты мурлыкать умеешь? — и она, уложив котёнка к себе на колени, пощекотала ему мохнатое пузико. Царапка сразу втянул коготки и обхватил мягкими лапками её худое запястье. — А ты? как его зовут?

— Шмыга, — ответил Кристиан.

— Классное имя! — улыбнулась девушка. — Шмыгай сюда, шмыгун! — сказала она. — Лобик у тебя бархатный, щечки мягкучие. А усы какие длинные! Да, тебе нравится, ласковый бодунчик! Ну, давай ещё почешу твои ушки. И шейку.

Кристиан слушал воркование девушки и улыбался.

— Вам не нужны котята? — поинтересовался он.

Она подняла на него глаза.

— У меня всегда был полон дом животных, но месяц назад нам пришлось усыпить кота. Это тяжело — прощаться с любимыми. Мама говорит, что боится снова полюбить мурлыку. Кстати, этот очень на него похож.

— Его зовут Царапка, — сказал Кристиан. — Мой последний пёс умер от старости. Просто уснул. Кошек у нас дома всегда было с избытком, но моим любимцем был Повар. Его так назвал папа, потому что этот великий кулинар любил размешивать хвостом супы и прочие блюда. Сядет, опустит свои жернова в кастрюлю — и как ни в чём ни бывало! Еле отучили его от этой дурной привычки.

Девушка расхохоталась.

— Такого креативного кота я ещё не встречала!

— Он был ласковым и постоянно мурчал. Ест — мурчит, спит — мурчит, умывается — мурчит.

— Замечательный! — широко улыбнулась девушка.

— Да. Он дожил до пятнадцати лет, а потом пропал. Что с ним стало, мы так и не выяснили.

Она вздохнула.

— Можно я позвоню маме? Снова почувствовать под пальцами тёплую мягкую шерстку дорогого стоит.

Кристиан кивнул. Девушка достала телефон и взволнованно прижала к уху темную трубку.

— Мам, привет! Слушай, тут такое дело…

Она улыбнулась Кристиану и отвернулась.

— Котята, мам. Нет, ты дослушай! Они не просто хорошие. Нет. Всё я понимаю. Один похож на нашего Мурыча. Очень похож. Всего двое. А что рыбки, мам… Рыбку не погладишь. Я всё равно их принесу. Да, вот так. Глупости! Почему сразу вредина? Как это не слушаюсь? Сама такая! В общем, всё решено. Ну пока, мам. Я тебя люблю.

Она поглядела на Кристиана.

— Возьмём их с радостью!..

…Ин Че знал, что Ката будет как всегда переживать за него, но Олан всё уладил.

— Отпусти брата размять крылья, — сказал он.

— Только обещай, что не будешь летать высоко, ладно? — жалостливо попросила она.

— Ката, я уже не маленький. Я буду летать, как нужно. К тому же ты хоть раз видела, чтобы птица разбивалась из-за собственной неуклюжести?

— А я не сказала, что ты неуклюжий, — ответил она. — Я волнуюсь и…

— Олан, убери мою сестру куда-нибудь подальше, — рассмеялся Ин Че.

Олан весело кивнул и, взвалив Кату на плечо, унёс в дом.

— Оденься потеплее! — успела вякнуть девушка, прежде чем закрылась дверь.

Ин Че покачал головой и незамедлительно шагнул в Промежуток.

Который день сердце его трепетало. Пробуя крылья, он учился летать внутри себя. Ин Че знал, что его жизнь началась в тот миг, когда он ощутил небо. Впервые он сел за штурвал самолёта мальчишкой. Это случилось на празднике, и добросердечный пилот позволил ему посидеть на своём месте. Когда пальцы его коснулись небесного руля, Ин Че понял, что станет лётчиком. А потом, спустя несколько лет, когда он уже учился в лётной школе, он и узнал, что болен. Сонную болезнь лечили, но таких денег в их семье отродясь не водилось. Мама работала в поте лица, откладывая каждый грошик, отец трудился на Торре. Ката училась в академии искусств, но вскоре вынуждена была бросить её из-за нехватки денег.

Впервые он уснул, когда ему было семнадцать. Для него такие отключки были мгновенными, он не видел снов и ничего не чувствовал. Он мог проспать неделю и, очнувшись, даже не захотеть есть. А потом умерла мама, и Ин Че принял единственное верное решение: купить самолёт. Он нуждался в нём, к тому же трюкачам неплохо платили. Он летал и днём, и ночью, и не уставал от этого. Однажды вечером они сидели в гостиной и разговаривали, и Ката предложила накопить денег на билет до Торра. К тому времени их отец уже числился пропавшим без вести. Торра была также благоприятна для жизни, как и опасна. Красивый кусок земли, который каждый хотел заграбастать для себя.

Ради этой безумной мечты Ин Че готов был на всё. Ката работала в театре, он летал. Деньги понемногу накапливались, но много ли накопишь, когда за дом дерут в три шкуры? И они переехали к Солёному лесу. Теперь Ин Че понимал, какую глупость они тогда совершили. Стремясь поскорее отбыть восвояси, они потратили много денег и рискнули здоровьем. Ему было не страшно за себя, он боялся за Кату, но боялся издалека. Строить планы на будущее было приятно и радостно, даже несмотря на то, что иногда он засыпал. Время шло, и ему предложили контракт с одной из ведущих лётных команд. Он отказался, предпочтя выступать на том празднике независимо от других. В первый же день Ин Че заработал приличную сумму. Всё шло прекрасно, Ката радовалась, он тоже. А потом темнота застала его прямо в небе…

В каждом мире было своё небо. Оно пахло и чувствовалось по-разному. Ин Че нравилось смотреть на непохожие миры с высоты птичьего полёта. Прежде он не видел столько прекрасных мест! Он перемещался и летал, летал и перемещался, и только потом до него дошло, что теперь они с Катой могут с лёгкостью попасть на Торру и попытаться разыскать отца. Однако девушка была поглощена любовью, она была счастлива с Оланом, и Ин Че решил всё проделать самостоятельно и преподнести сестре сюрприз. Она любила сюрпризы.

Правда, ему пришлось-таки прийти к Кёртису и попросить его сделать побольше денег и прочей вещевой дребедени. С Кёртисом был и Анут — новообретённый друг с Атории. И именно в тот момент, когда Кёртис колдовал над удобным рюкзаком, некстати появились Олан и Ката. Ката не была скандалисткой, но она прямо заявила брату, что хочет пойти с ним. В конечном итоге они отправились на Торру впятером, но прежде этого Кёртис сделал для них самолёт.

Это была удивительный самолёт. Он мог садиться как на воду, так и на землю, работал бесшумно, летал быстро и выглядел превосходно. Ин Че, который поначалу расстроился, что не удастся предпринять это путешествие в одиночку, теперь был только рад большой компании. У них с Катой не было друзей, только они сами. Правда и друг на друга им не хватало времени. Работа, постоянная и безжалостная, хотя он с радостной готовностью летал до упомрачения. Теперь времени было столько, сколько вмещала счастливая душа свободного в своих мечтах человека.

Они приземлились в привычном Ин Че месте — на ровном поле близ Солёного леса.

— Отсюда отправимся на Торру, — сказал он товарищам. Он был рад, что среди них одна лишь Ката не умела летать — ни в прямом, ни в переносном смысле. Четыре мужчины, два из которых опытные пилоты, другой — и пилот и птица в одном лице, а третий — просто птица. А раз так, значит, Кату они общими усилиями сберегут. Правда, пока что Олану удавалось делать это в одиночку…

Ин Че успел привязаться к ним обоим. Олан был прямолинеен и строг, Кёртис — открыт и добродушен. Ин Че чувствовал их друзьями, а он всегда мечтал найти друзей… Мечты сбывались одна за другой, и он, счастливый, глотал их, принимал в себя.

Они поднялись в небо, и вскоре Ин Че передал управление Кёртису, а сам сел к Ануту играть в карты. Ката болтала с Оланом, все были довольны.

Перелёт через пустыню Ин Че не пугал. В их мире вместо океанов едва теплились хилые моря, вместо рек тонкими змейками вились ручьи. Вода была ценным ресурсом. Материк Торра был знаменит тем, что находился за грязевыми лесами и Пустыней Огня, и туда можно было добраться только по воздуху. И там имелась вода, много воды. Чудесный край, доступный для избранных или для тех, кто не боится тяжёлой работы. Таких, как их с Катой отец.

Конечно, перед тем как взлететь, они купили пропуски. Когда-то желанный, теперь этот документ выглядел для Ин Че не более чем куском бумаги. Он сунул его в карман куртки и забыл про него.

— Эта Торра, — сказал Олан, — почему её называют материком? У вас же здесь нет океанов.

— Вместо океанов у нас пустыни, — ответил Ин Че. — Всё, что окружено ими с четырёх сторон — это материки, просто не такие, к каким вы привыкли.

— Да уж, — сказал Олан. — Жизнь без воды для меня была бы ужасной.

— Она такой и была, — сказала Ката. — Но мы не замечали этого, просто жили.

— И что же там? — полюбопытствовал Анут.

— Говорят, там красиво, — сказал Ин Че. — Но мы точно не знаем.

— И небезопасно, — добавила Ката.

— Угу, — кивнул Олан. — Мне уже нравится наше путешествие.

Ближе к вечеру управление взял Олан, а остальные, включая Кату, уснули.

Ин Че проснулся от лёгкого толчка, словно кто-то по-дружески пихнул самолёт в плечо.

— Олан?

— Знаю, — ответил тот. — Это ветер.

— Интересный ветер, — пробормотал Кёртис.

— Я не хочу показаться недалёким, но меня одного удивляет, что земля светится? — сказал Анут.

— Она и правда светится, и уже давно, — сказал Олан. — Эта пустыня, она не опасна?

— Если упадём вниз — тогда станет опасна, — ответил Ин Че. — Внизу не песок, а нечто… У нас его называют «звёздной землёй».

— Название романтическое, — улыбнулся Олан.

— Если мы туда плюхнемся — нам крышка, — сказал Ин Че.

— Странный ветер, — повторил Кёртис.

— А что будет? Нас засосёт? Расплавит? Расчленит? Расплющит? — начал перебирать Олан.

— Скорее расплавит, — сказала Ката. — Точно никто не знает, но, сев, назад уже не поднимешься.

— И многие так сгинули? — спросил Олан.

— Многие, — кивнула Ката.

— А где тогда останки? — нахмурился Анут.

— Их не находят. Что упало — то пропало, — усмехнулся Ин Че.

— Сядьте на места, — приказал Олан, когда их встряхнуло. — Ката, тебя тоже касается. Ин Че, поможешь?

Парень тут же занял кресло рядом с ним, остальные хорошенько пристегнулись.

— Ветер на подобной высоте? — нахмурился Кёртис.

— Мы с курса сбились, — пояснил Ин Че.

— Это бред какой-то! — возмутился Олан. — По приборам всё нормально, а чувствуешь себя как у слона… за пазухой.

— А кто такой этот слон? — подала голос Ката.

— Это такое крупное млекопитающее с хоботом и большой серой попой, — пояснил Олан.

Все рассмеялись. Ин Че сосредоточился на управлении. Самолёт вёл себя как-то странно. Он кряхтел и покашливал, как будто словил простуду. Ин Че не понимал, почему он издаёт эти странные звуки. И вдруг…

— Олан, самолёт снижается, — сказал он. — Я пытаюсь… Это что за белиберда?.. — вырвалось у него. Прямо на лобовое стекло шлёпнулось нечто склизкое и расплывчатое, но при этом зубастое. Оно хищно оскалилось, издавая клацающие звуки.

— Какой-то недружелюбный слизень, — сказал Олан. — Сейчас. — И он включил дворники. Слизня смахнуло, но на его место тут же шлёпнулся новый.

— Ой, мама! — послышался голос Каты. — Это что за гадость с неба падает?

— Это зубастые студни, — отозвался Ин Че.

Он легко шутил, но волноваться определённо было о чём. Когда на стекле сидело уже с десяток таких слизней, дворники о них сломались.

— Чёртовы ошмётки! — выругался Олан. — Они нам самолёт испортят!

Самолёт взвизгнул и рванул в сторону.

— Держи штурвал! — сказал Олан и встал с места.

— Ты куда? — напугалась Ката.

— Не дёргайся, глупая! Я остановлю время и почищу самолёт.

— Это опасно, Олан, — сказал Кёртис.

— Иного выхода нет. Или вы хотите сбежать в Промежуток? — и он, не дожидаясь ответа, открыл люк.

Ин Че не видел, что происходило за его спиной, он пытался держать самолёт как можно ровнее. Однако взволнованные голоса до него долетали.

— Что-то его не видно, — это Ката. — Вы его видите?

— Здесь он, с этой стороны, — это Анут.

— Ох, какого же пня… Олан! — это Кёртис.

— Мамочки! Олан, миленький, держись крепче! — со всхлипом крикнула Ката.

Ин Че вздрогнул, увидев пилота прямо перед собой. Олан начал отдирать слизняков от стекла, яростно ругаясь, и вдруг один из них вцепился ему прямо в плечо, присосался, как пиявка. Олан сжал зубы, руки его разжались на мгновение…

— Кёртис! — заорал Ин Че.

Кёртис прыгнул на его место, а Ин Че рванул в сторону люка. Он успел увидеть, как побелела Ката, но времени успокоить её не было.

Он сумел подхватить Олана у самой земли, и тот едва не сломал ему спину: разница в весе у них была порядочной. Тяжело взмахивая крыльями, Ин Че попытался подняться выше, когда почувствовал, что к нему прицепилось сразу несколько слизней. Он ощутил, что в него медленно вгрызаются, и накренился, пытаясь скинуть липких засранцев, но всё было без толку. Олан беспощадно выдирал их из его перьев, и Ин Че шипел от боли. Ему было трудно лететь с такой ношей, к тому же он вдруг понял, что слизни присасываются к ним с определённой целью. Они хотели крови.

Их спас Кёртис. Он подвёл самолёт так близко, как только мог, и Ин Че услышал глухие хлопки. Ката и Анут хладнокровно отстреливали слизней, не давая им подобраться к нему и Олану. Ин Че набрал скорость, поднялся на один уровень с самолётом, развернулся и влетел в узкий проём, едва не перебив крылья. Анут тотчас захлопнул люк.

— Гони к чертям собачьим! — слабо простонал Олан. — Эти мерзавцы нас как консервные банки вскрыли…

Ин Че почувствовал, что у него идёт кровь и скосил глаза — Олану тоже досталось, и Ката, всхлипывая, дрожащими руками нащупывала под сиденьем аптечку.

— Синоптики не обещали нам осадков в виде слизней… — успел усмехнуться Ин Че и потерял сознание…

…Шанталь была благодарна Оде и остальным за поддержку и дружеское ненавязчивое участие. Владрик же превратился в вечно хмурого настороженного ворчуна.

— Надо было стразу сказать мне, когда почувствовала неладное! — возмущался он. — Чего ты молчала?

— Ты был поглощён разговором с красавицами-сёстрами, — ехидно отвечала она.

Шанталь было трудно передвигаться самостоятельно, и Владрик носил её по дому на руках. И — злился, но не на неё. Впервые Шанталь видела его таким злым и напряженным.

Однажды Ода подсела к ней и долго молчала.

— Я удивлена, — наконец улыбнулась она.

— Чем же? — спросила Шанталь. У неё никогда не было близких подруг.

— Владрик, он… Как бы это объяснить? Сказать, чтобы ты не расстроилась и не испугалась… — усмехнулась девушка. — Он странник. Вечный. Он никогда ни к кому не привязывается. И никого не любит. Но за друзей он встанет горой, он замечательный друг. Я всё смотрела на вас… Видишь ли, когда-то давно мне казалось, что я его люблю.

Шанталь ощутила, что щеки загорелись — это в ней снова пробудилась ревность. Но она промолчала, решив дослушать до конца.

— И ещё мне казалось, что он любит меня. По-настоящему, а не как подругу, каких у него сотни. А потом я поняла — всё ложь. Нет, он не лгал. Я сама себе лгала. Придумывала чувство, когда его и в помине не было. Владрик — истинный бродяга. Его не найдёшь по желанию, не встретишь, когда сама того хочешь. Он неуловимый, как всполох пламени. Был — и нет. Поверь, этот образ, что я нарисовала, мало отличается от него настоящего.

— Ты зачем мне это говоришь? — нахмурилась Шанталь.

— Затем, что мне кажется, он испытывает к тебе что-то, — спокойно ответила Ода. — Не думаю, что это можно назвать любовью или привязанностью. И я не говорю о влечении… Его вообще ко многим влечёт, он с женщинами долго не разговаривает. Да они и сами не прочь с ним пошалить.

Шанталь сжала зубы.

— Мне неприятно слышать это, Ода.

— Понимаю, — отозвалась девушка. — Но ты должна знать, что того сильного чувства, что ты ждёшь от Владрика, ты можешь никогда не дождаться. Ты кажешься мне хорошей, Шанталь. Ты умная и сильная. Подумай, прежде чем обратишься в его веру. Подумай о том, что можешь потерять, став его попутчицей. Поверь, я говорю так не потому, что хочу настроить тебя против него. Я знаю Влада очень давно, и он доверяет мне. Он не обидится, если ты расскажешь ему о нашем разговоре. Если хочешь, расскажи. Но знай, Шанталь: Владрик живёт в закрытом мире, никому недоступном. Мы можем лишь коснуться его тайных знаков, но не начертим похожие. Ты скоро поймёшь, о чём я говорю, почувствуешь это. И вот тогда вспомнишь этот наш разговор.

И она ушла. Шанталь долго думала над её словами, ждала момента. Загадочность Владрика казалась ей доступной, понятной и ничем не угрожающей. Но Ода говорила правду, она действительно знала, о чём говорит. Шанталь боялась заводить с ним этот разговор, тем более что Владрик как с цепи сорвался. Он пропадал, появлялся, снова уходил. Те короткие мгновения, что он проводил возле неё, не подходили для серьёзного разговора.

И вот они наконец-то остались дома вдвоём.

— Владрик, — тихо позвала Шанталь. — Пожалуйста, успокойся.

— Я успокоюсь, когда найду эту дьявольскую троицу и поквитаюсь с ними, — ответил мужчина.

— И ты втянул в это своих друзей.

— Я никого не втягивал, милая, — нахмурился Владрик. — Просто мы все осознаём, что эти отморозки представляют опасность для окружающих. Они — угроза. Я не стану ждать, пока они нападут на нас.

— И ты хочешь напасть первым?

— Я не коршун, милая, чтобы людей клевать, — усмехнулся он. — Я дам им понять, с кем они связались.

— И с кем же, Владрик? — тихо спросила девушка.

— Со мной, Шанталь, — серьёзно и без тени самолюбования ответил он. — Я не люблю, когда трогают тех, кто мне дорог.

— Дорог ли? — переспросила она, и Владрик, до этого озиравшийся по сторонам, посмотрел на неё в упор. — Мы говорили с Одой на днях. Она сказала, что ты никого не можешь полюбить.

— Хм, — отозвался Владрик. — Ещё что?

— Сказала, что ты живёшь в собственном мире, куда никому более нет доступа. И что я разочаруюсь в тебе рано или поздно.

— И какие выводы ты из всего этого сделала?

— Я действительно плохо тебя знаю. Ей, наверное, видней… Но я не стану доверять её словам, Владрик. Не стану. Если я узнаю тебя — это будет моё знание. Если разочаруюсь — то по собственным причинам. Ода может сколько угодно смущать меня рассказами о благородном вечном бродяге, у которого в каждом мире по десятку воздыхательниц.

— Фы! — хмыкнул Владрик. — Это её слова?

— Нет, это мои слова. И я уверена, что так оно и есть. Вот только сейчас ты рядом со мной, ты мой, Владрик. Нравится тебе это или нет!

Мужчина весело поднял брови.

— Шанталь, ты моя кудесница! А я всё думал, куда деть напряжение и злобу…

Шанталь нахмурилась, не понимая, что он имеет в виду.

— Ты меня уже неделю не целовал, — сказала она, не собираясь сейчас разгадывать его слова.

Владрик посмотрел на неё. Шанталь не сердилась, ничего не требовала, она даже не повысила голос. Она сидела, прямая и расслабленная, и смотрела в окно, на закатные горные луга. В лучах уходящего солнца она казалась огненной птицей, зелёные глаза потеплели, пухлые губы были нежными, но она не улыбалась. Он ещё никогда не видел её такой спокойной. Она была магически прекрасна: немного усталая, задумчивая и нерешительная. Он вздохнул и подошёл к ней.

— Ты права, Шанталь. Но пойми меня: я боюсь, что Тит и его сёстры причинят тебе вред. Всем нам… Я хочу разобраться с ними раз и навсегда. А уже потом — обещаю — мы с тобой наверстаем упущенное. К тому же ты слишком слаба, чтобы я утащил тебя в спальню и выпустил наружу накопившуюся страсть. Потерпи, милая. — Он провёл по её щеке рукой.

И снова удивился: вместо того, чтобы пробурчать что-то нелестное и отвернуться, Шанталь тихо вздохнула и прижалась к его руке. Тёплые губы тронули его ладонь.

— Я помогу тебе найти этих гадов, только скажи, как.

— Не хочу, чтобы ты помогала. Я не позволю тебе рисковать.

— Я смогу прочитать мысли…

— Не надо, — покачал головой Владрик. — Мои дары позволяют всё делать самому. Я доверяю тебе, но помощь не приму. Ты ещё не окрепла.

— Владрик, я всё хотела спросить…

— О чем? Снова про мой несносный характер и женщин, которых я знал? — весело сощурился он.

— Нет, — покачала головой Шанталь. — Про твой дар создавать вещи. Как ты это делаешь? То есть… Я не могу понять: как? Откуда ты знаешь, как сделать золото или бумагу, или занавеску? Что ты чувствуешь, когда с легкостью творишь предметы?

— Видишь ли, милая, каждая материя имеет свою энергию, свой вкус, ощущение и чувство. Железо ощущается иначе, чем, к примеру, ткань. Они все разные и по-разному звучат. Тебе приходилось во сне что-то обнаруживать в кармане, когда ты в этом нуждалась? И чувствовать, что ты мыслью создала эту вещь себе в помощь?

— Да, было такое, — кивнула девушка.

— Здесь те же самые ощущения. Я представляю предмет, перед тем, как создать его, но не цепляюсь за детали. Я ищу чувства, энергии, токи вещей. Что-то получается лучше, с чем-то приходится повозиться. Простые вещи вроде твоего платья вспыхивают как искры, над ними я не колдую подолгу. А вот дом — это уже сложнее. Тем более что он сам как огромный кусок энергий, которые важно гармонично сочетать одну с другой. Как мозаика — собираешь, но при этом руками не дотрагиваешься. Трогаешь сердцем, создаёшь мыслью. — Владрик провёл пальцами по её плечам.

— А что миры? Откуда ты так хорошо их знаешь? — задала она еще один важный вопрос.

— Промежуток отвечает мне. Он делится знаниями, когда задаешь правильные вопросы. Миры не похожи не только внутренним устройством, они различаются своей внешней позицией. Есть подвижные и устойчивые, сбалансированные и не очень. Есть и такие, где равновесие опасно нарушено. Туда лучше не соваться. К примеру, Ли-Ар-Тан, где я тебя купил — он неустойчив. Однако по сравнению с некоторыми другими ещё весьма неплох.