Три недели с леди Икс Джеймс Элоиза
Подумав с секунду, Индия кивнула:
– Возможно, кроме забав с двумя женщинами одновременно. Меня это не привлекает.
– Черт тебя подери! – пробормотал Торн. Глаза его смеялись.
– Ты научил меня целоваться, и после этого я не пожелала стать твоей женой. Теперь ты можешь научить меня этому, – сказала Индия, чувствуя, что готова выскользнуть вон из собственной кожи. – Если не желаешь, просто скажи, потому что…
От ярости, блеснувшей в его взгляде, слова застряли у нее в горле.
– Потому – что?
– Потому что тогда я найду другого мужчину, не джентльмена! – воскликнула Индия, не позволяя себя запугать.
– Так, значит, найдешь другого мужчину? – повторил Торн медленно и зловеще.
На мгновение Индии почудилось, что сейчас он ее ударит, но она даже не вздрогнула. Ведь Торн обожал утверждать, что он вовсе не джентльмен, но сейчас он почти готов повести себя по-джентльменски… он почти готов отказаться от нее! Он не готов принять от женщины самый драгоценный дар – ее добродетель!
Ладони ее заскользили вверх по его спине под рубашкой, и Индия шепнула ему в самое ухо:
– Я не девственна…
Вновь она шепчет – но, если рассудить здраво, какая женщина стала бы кричать в голос о своем бесчестье?…
Индия не привыкла лгать, а солгать Торну оказалось необычайно тяжело.
Несколько минут он молча смотрел на нее. Наконец спросил:
– Мне надлежит отыскать негодяя и убить его за то, что он взял тебя без твоего согласия?
Индия отрицательно замотала головой. Что-то вдруг неуловимо переменилось между ними. Торн пошевелился, подавшись навстречу ей – едва заметно, но это было так сладко, что по телу девушки прошла судорога.
– Я не буду делать этого в гамаке, – заявил Торн. Губы его коснулись ее скулы, и Индия ощутила нежную ласку его языка.
– Хорошо, – еле слышно пробормотала она.
– Впрочем, в гамаке мы можем начать, – нежно промурлыкал он ей на ушко. Так, должно быть, мурлычет лев. Рука его скользнула по ее ноге уже без всякого колебания – уже не лаская, не гладя, не поддразнивая… Пальцы его проникли в ее святая святых – туда, где еще никто, кроме нее самой, ее не касался.
Теперь пальцы его проникали в шелковистую влажность, уже не спрашивая разрешения. Тело ее словно объяло пламя – Торн безошибочно нащупал заветную точку. Индия раскрыла рот, чтобы закричать, но он закрыл ей рот поцелуем. И от этого поцелуя в сочетании с ласками его руки Индия извивалась под ним, задыхаясь… Ногти ее царапали его спину – она думала лишь о том, что жаждет ощутить вес его тела, хочет почувствовать, как он…
Палец Торна проник в ее лоно – и Индия оторвалась от его рта, потому что вся пылала, потому что сладкие стоны рвались наружу из груди…
И она испытала блаженство. Вот так… в гамаке. То удовольствие, что она испытывала наедине с собой, в темной спальне, ни в какое сравнение не шли с тем, что она ощутила сейчас, подле Торна, чувствуя рядом его мощное тело, в качающемся гамаке, чувствуя на губах его поцелуи, а во рту его язык…
– Торн, – выдохнула она, не понимая толком, что хочет сказать. – Торн!
Он убрал руку, гамак слегка накренился. И вдруг она ощутила наконец вес его тела – Торн навис над ней и приник к ее губам обжигающим поцелуем, полным откровенного желания. И она воспламенилась вновь! Да, она только что достигла блаженства, но тело ее вновь трепетало, сердце колотилось, а руки блуждали по его спине. Инстинктивно она выгнулась ему навстречу, влекомая его мощью, его жаром…
Торн оторвался от ее губ, но Индия была уже вне себя – из груди ее рвались хриплые стоны. Торн запустил руку в ее роскошные волосы и притянул ее ближе, скользнул губами по ее губам… Гамак раскачивался, и тело Торна касалось тела Индии в том же восхитительном ритме. Из ее горла вырвался вскрик…
– А вести себя потише ты не можешь? – Глаза Торна опасно блеснули. – И здесь ты не в силах смолчать…
Индия не знала, что отвечать. Рассудок ее туманился, она лишь молча любовалась его четко очерченным ртом. Подавшись вперед, она лизнула его нижнюю губу.
Веки его опустились, и Торн сам ответил на свой вопрос:
– Никогда. Ведь в этом вся ты, не правда ли, Индия? Всему, что ты делаешь, ты отдаешься всем своим существом. В отличие от некоторых других…
Индия сейчас уверена была лишь в одном: ее абсолютно не интересовало, как ведут себя другие женщины. Она не желала, чтобы ее с кем-то сравнивали. Она чувствовала себя одновременно удовлетворенной и не насытившейся, вкусившей лакомства и все еще голодной…
– Я могу вести себя тише воды, ниже травы, – прошептала она.
Губы Торна скривились в усмешке. Он шевельнул бедрами, гамак качнулся, и тело его очутилось как раз меж ее ног. Из горла Индии вырвался стон.
– Ты солгала, – произнес он, склонившись и целуя ее в шею. – Женщин, подобных тебе, ничтожно мало, Индия.
– Не надо о других, ради бога! – раздраженно вскричала она. – Так мы все-таки займемся любовью в гамаке?
– Нет.
Сердце Индии ушло в пятки, а рука, ласкавшая его спину, судорожно отдернулась.
– О-о-о…
– Мы займемся этим в моей постели, – прошептал он. – В той самой красной спальне, которую ты так заботливо отделала для меня…
– Нет! Я не могу… в твоей постели!
Торн хихикнул, отчего гамак вновь качнулся, а по телу Индии пробежала сладкая волна.
– Еще как можешь!
– Заниматься этим в твоей спальне было бы… дурно…
– Отчего же дурно?
Было поразительно, что гамак еще не перевернулся и оба они не рухнули на траву. Торн вновь оттянул вниз корсаж, и ее пышная грудь обнажилась. Торн накрыл ее ладонями и склонил голову. Волосы упали ему на лицо, и Индии не видно было, что он делает.
Но она прекрасно это чувствовала. Дыхание ее вновь сделалось прерывистым, но она все еще пыталась протестовать:
– Твоя спальня предназначается для твоей жены… то есть она для супругов! А поскольку мы с тобой не… то есть это лишь на одну ночь, то…
Торн поднял голову и большим пальцем слегка надавил на розовый сосок. Индия пискнула.
– Я не могу заниматься с тобой любовью под открытым небом, Индия. Остается лишь моя комната.
Он легко вскочил с гамака и сдернул с него Индию, подхватив ее на руки. Потом поставил на землю.
– Только не в доме! – еле выговорила она.
– Почему бы и нет?
– Но я же уже сказала, этот дом… спальня предназначена для вас с женой, это супружеское ложе, – вновь стала путано объяснять Индия, силясь прочесть выражение его глаз. – Со временем с этой комнатой будет связано много воспоминаний, и я не желаю, чтобы хоть какое-то из них было…
Торн улыбнулся иронично:
– Леди Ксенобия Индия Сент-Клер, вы хотите сказать, что мне не дозволяется привести в Старберри-Корт любовницу?
– Именно это я вам и пытаюсь объяснить. – Индия скрестила на груди руки. – Я создала для вас дом. И вы не должны его запятнать!
– Запятнать?
Индия почувствовала себя вдруг старой брюзгливой ханжой. Да что там, она просто смешна! И неужели она на самом деле позволила мужчине запустить руки ей между ног? Да еще на улице! Похоже, позволила… и ей нет прощения!
Она отряхнула юбки, смирившись с тем, что из прически наверняка повылетали все шпильки.
– Полагаю, нам стоит… – начала было Индия с достоинством, но вдруг слабо пискнула, потому что Торн, подхватив ее под коленки, перекинул через плечо и пошел вниз по склону. – Отпусти меня! Торн!
Но он лишь смеялся:
– До домика привратника рукой подать. Кстати, заруби себе на носу: я не из тех, кто, женившись, обзаводится любовницами. И еще нелишне тебе знать: я никогда не занимаюсь любовью без «французских писем»[10], так что ты не рискуешь родить от меня нежеланное дитя!
– Домик привратника? – Ладонь Торна, лежащая прямо у нее на ягодицах, крепко сжимала их, и от этого касания Индия, кажется, вновь рапалялась… Она принялась вырываться: – Ну-ка отпусти меня сейчас же! Это дико!
– А знаешь, ты куда легче, чем можно предположить, любуясь твоими формами, – весело объявил Торн, и ладонь, лежащая на ягодицах Индии, сжалась.
Она предприняла новую попытку высвободиться:
– То есть ты хочешь сказать, что я толстуха? А ну-ка пусти меня!
Но Торн уже широко шагал по гравийной дорожке прямо к домику привратника.
– Торн!
– Чтобы наверняка сказать, есть ли у тебя лишний вес, мне нужно более тщательно тебя исследовать, – невозмутимо объявил он.
– Ты не посмеешь! – Индии наконец удалось вывернуться – правда, в тот самый момент, когда Торн поставил ее на ноги. От неожиданности она потеряла равновесие и упала бы, если бы не уперлась спиной в дверь домика. Она сверкнула глазами на Торна, приготовившись высказать ему все, что у нее накипело, притом не стесняясь в выражениях…
Но он так смотрел на нее, что все слова разом вылетели у Индии из головы.
– Я хочу тебя, – объявил Торн. – И я получу тебя, леди Ксенобия Индия. Мы с тобой не намерены вступать в брак – потому что ты выйдешь за человека получше, чем я, – ну а я сам почти что помолвлен с другой. Но этой ночью мы подарим друг другу наслаждение. Ты хочешь внести еще большую ясность или все понятно и так?
Индия покачала головой, не в силах оторвать взгляд от его лица. Все, что она делала, будучи взрослой, было подчинено одной-единственной цели: удачно выйти замуж.
Но то, что они собирались сейчас совершить, никакого отношения к браку не имело. Это было нужно ей самой!
– А знаешь, я никогда еще не был в постели с женщиной, которой бы доверял, – вдруг произнес он.
– Что?
– Ты принимаешь мои условия. – Торн распахнул настежь двери в домик. – Ты не пытаешься меня заполучить – мне это, черт возьми, прекрасно известно! Потому что у тебя становится влажно между ног при мысли обо мне, а вовсе не о моих миллионах!
Он говорил сейчас с ней как с распутницей. Коей она, вне всяких сомнений, и являлась…
Или станет ею вскоре – как только переступит известную черту. Ведь леди никогда не занимаются любовью ни с кем, кроме законных мужей…
Никогда.
Она смотрела, как Торн открывает ставни, впуская в домик лучи закатного солнца. Но вот он повернулся к ней – и его яростный взор потряс Индию.
– Еще раз спрашиваю тебя: никто не лишал тебя девственности насильно? – Голос его вновь зазвучал зловеще. Он готов был вступить в борьбу… нет, готов был уничтожить любого, нанесшего ей оскорбление.
– Нет…
Улыбка Индии была совершенно новой – так она не улыбалась никому, кроме Торна.
Он пробормотал что-то неразборчивое – и вот она вновь в его объятиях, и они снова целуются так страстно, что она едва не задыхается… Рубашка его давным-давно расстегнута… Индия обняла его за талию. Отстранившись, Торн стянул рубашку через голову.
Он был великолепен. Сплошные мускулы. Нахмурившись, Индия провела пальчиком по белому шраму, пересекающему его живот.
– Я весь покрыт шрамами, – опустил глаза Торн.
– Мне очень жаль, – нежно произнесла Индия и, склонившись, прильнула губами к шраму. Затем выпрямилась и стала медленно подниматься по ступеням алькова, приготовленного для привратника – на случай если Торн надумает такового нанять. В комнате почти не было мебели, если не считать кровати, достаточно большой, чтобы на ней уместились муж и жена.
Она уже отдергивала полог, когда сильные руки обхватили ее талию и мощное тело прильнуло к ней сзади.
– Позволишь мне расстегнуть тебе платье?
Губы его коснулись ее затылка, и Индия откинулась назад, словно впадая в забытье.
Она была сейчас совсем не леди Ксенобией, дочерью маркиза. Сейчас она была только Индией, только самой собой – и она намеревалась заняться любовью с мужчиной, который ничего не хотел, кроме как доставить ей наслаждение…
– Да, – сказала она. Голос ее прозвучал так хрипло, что она откашлялась. – Да… можно…
И вот розово-жемчужное платье упало к ее ногам, вслед за ним последовал корсет. Индия медленно обернулась – она знала, что прозрачная нижняя сорочка совершенно ничего не скрывает. В сравнении с большинством светских дам она была щедро одарена природой. Да, в детстве она голодала… а теперь любит поесть, и не терзается по этому поводу чувством вины. И даже если ей порой приходит на ум, что плоть ее чересчур пышна, она ни за что не станет вновь отказывать себе в пище!
– Проклятие! – зарычал Торн.
Лицо Индии озарила улыбка торжества. Да, возможно, ее формы и не соответствуют требованиям современной моды, но Торну они, очевидно, по нраву! И, повторяя его недавний жест, она стянула сорочку через голову и отбросила ее прочь…
Глава 19
Торну стоило лишь единожды взглянуть на Индию, стоящую перед ним в одних лишь шелковых чулках, подвязанных под пышными бедрами, – и он почувствовал, что его хваленый самоконтроль, которым он гордился с тех самых пор, как познал первую в жизни женщину, вот-вот подведет его… Он понял, что не сможет любить Индию так, как делал обычно, – удерживая свой вес на вытянутых руках, внимательно отслеживая каждый поворот ее головы или звуки, рвущиеся из ее уст.
К чертям самоконтроль: он сполна насладится этим волшебным телом! Какие у нее роскошные груди, какой манящий, слегка округлый живот, какие волшебные бедра!..
Возглас восхищения, вырвавшийся из его уст, был абсолютно искренним. И дело было тут не только в ее теле. Ее взгляд… она смотрела на него, слегка насмешливо, самоуверенно, не скрывая желания. Ее сказочные волосы спутались и рассыпались по плечам, слегка прикрывая одну грудь. Она была воплощенной мечтой, живой Венерой, чудом очутившейся в мире смертных…
– Почему ты так дивно пахнешь? – только и смог спросить он.
– У меня духи с ароматом луноцвета… послушай, ты не намерен снять бриджи?
Ее волнующий голос Торн ощущал всей кожей – он стекал по нему словно расплавленный мед…
…Губы ее, слегка припухшие от его поцелуев, походили на спелые вишни. Ему безумно захотелось поставить ее на колени и умолить взять в рот его плоть. Слава господу, что она не девственна!.. Ни одна девственница мира не могла бы смотреть на него вот так – словно намеревалась упиться им, насладиться вволю…
Но ему пришлось взять себя в руки.
– Надеюсь, мне нет нужды говорить, насколько ты прекрасна?
Губы ее искривила усмешка – и воображение Торна воспламенилось вновь. Он склонился и снял обувь.
– Женщина никогда не устанет слушать такие слова… – Чувственный голос Индии прозвучал сладчайшей музыкой.
– Черт подери, ты невероятна! – напрямик сказал Торн, стремительно снимая бриджи и подштанники одним движением, не отрывая от нее взгляда.
Индия, похоже, ничуть не была смущена. От мысли, что она вот так стояла прежде перед другим мужчиной – а может, и не перед одним, – Торн едва не спятил, но вовремя отогнал эту мысль прочь.
Взгляд ее скользнул по его обнаженному телу и сосредоточился на его пахе. Она облизнула нижнюю губу, и он едва не застонал в голос, увидев кончик ее розового язычка… Его естество, казалось, готово было вот-вот взорваться.
– Так ты и в самом деле хочешь испробовать все, что проделывал Фэйзер со своими возлюбленными? – еле ворочая языком, спросил он.
Взгляд ее, с трудом оторвавшись от его паха, устремился на лицо Торна. Веки ее словно отяжелели, но Индия не выглядела сонной. Она ответила ему безмолвной улыбкой.
– Что ж, начнем вот с этого…
Он шагнул к ней, тела их соприкоснулись, а в следующее мгновение он опрокинул ее на постель. Опершись на колено, чтобы не раздавить ее своим весом, Торн принялся ласкать все ее тело – его язык едва поспевал за руками…
Вот он коснулся ее груди – она вскрикнула.
Коснулся живота – она ахнула.
Руки его пропутешествовали ниже – она сладко застонала.
Мгновением позже он уже целовал ее потаенные местечки. Он раздвинул ее ноги, взглянул в ее глаза, подернутые пеленой желания, склонился и принялся ласкать ее языком, отчего Индия закричала в голос…
В другое время он анализировал бы все свои действия и ответную реакцию женщины. Но только не сегодня… Потому что сегодня он просто наслаждался. Вкус ее действовал на него подобно колдовскому зелью, от которого вскипала кровь. Пальцы его впивались в нежные бедра, рискуя оставить на них синяки. Еще одно сладострастное движение языка – и она, трепеща, выгнулась всем телом. Она вновь испила блаженство…
Обычно Торн входил в тело женщины, лишь убедившись, что она вполне к этому готова, физически и морально. Таково было незыблемое правило.
Но сейчас он был объят таким всепоглощающим желанием, такой страстью, что правил уже не существовало… Дрожащими от нетерпения руками он натянул «французское письмо» и, придя в полнейшее неистовство, раздвинул ноги Индии, согнул их в коленях и проник в нее одним мощным ударом. Внутри было горячо, влажно… и очень тесно. На мгновение его сознание затуманилось…
Чудом придя в себя, он взглянул на нее. Индия была, казалось… ошеломлена. Но, слава богу, похоже, не ощутила боли, подобно некоторым женщинам, которым его размеры явно не подходили.
– Ты и вправду ни в чем не уступаешь Фэйзеру, – хрипло пробормотала она, явно наслаждаясь происходящим.
Он слегка отстранился, глядя прямо ей в глаза, затем вновь устремился в нее… Голова Индии запрокинулась, и она отчаянно закричала. И не успел он сделать еще одного движения, как мышцы ее лона сжались вокруг его плоти, тело ее затрепетало, а из груди один за другим стали вырываться судорожные вздохи…
Открыв глаза, Торн увидел их обнаженные тела. Слитые воедино. Ее утонченное, нежное, розовое тело истинной маркизы – и его грубое мускулистое естество выросшего в трущобах бастарда… И хотя это казалось немыслимым, достоинство его напряглось еще сильнее…
– Черт бы побрал тебя, Индия, – шепнул он, склоняясь и целуя ее почти благоговейно.
Губы ее раскрылись ему навстречу, влажные, горячие и жаждущие, – и он окончательно потерял голову. Он уже не думал, какую позу принять, чтобы угодить партнерше. Он не прислушивался больше к ее вздохам, не следил за судорогами наслаждения, сотрясающими ее тело…
Ничего этого он не делал. Дикий конь наконец оборвал удила и вырвался на волю. Сознание Торна заволокло белым туманом, все чувства его сосредоточились на этом дивном теле, на ощущении божественной груди в ладони, на том, как нутро ее сладострастно сжимало его плоть…
Он принялся двигаться быстрее, быстрее – он сам не ожидал от себя подобной мощи. Индия же прижимала его к себе, опоясав ногами его бедра и обвив руками шею. Руки Торна сжимали ее шелковистые ягодицы, а естество все вонзалось и вонзалось в ее жаркие недра – а из груди его рвались стоны, потому что никогда еще наслаждение не было столь острым, никогда прежде так не сводила судорога его бедра…
Но он продолжал двигаться, каким-то чудом все еще умудряясь контролировать себя, до тех пор, пока… пока она не отбросила с лица свою перепутанную лунную гриву и не закричала вновь. Крик этот прозвучал словно приказ. И тут он исторг все пламя своей страсти в нее с силой, неведомой ему прежде… удар за ударом…
…Больше ему нечего было ей дать.
Глава 20
Следующее утро
Индия никогда не затруднялась выбрать наряд. Гардероб ее был прекрасно организован согласно категориям, соответствующим той или иной цели – к примеру, призвать к порядку зарвавшегося дворецкого или успокоить разнервничавшуюся леди.
Но в ее арсенале не было платья, подходящего одновременно и для празднования хозяйской помолвки (этой цели соответствовал наряд из темно-лилового муслина с пуговками), и для флирта с потенциальным супругом (тут больше подошло бы муслиновое платье в розочках с глубоким декольте). Впрочем, все ее декольте до единого были весьма рискованными: в последние годы, повинуясь веяниям моды, талия поднялась выше, а линия выреза спустилась ниже… к тому же Индия была весьма щедро одарена природой в известных местах – да что там, более чем щедро! Правда, в последнее время до модных новинок ей не было никакого дела, и она предпочла выбросить из головы все эти глупости.
Наконец Ксенобия приняла решение.
– Я надену муслиновое платье в цветочек – ну, с отделкой из розочек, – объявила она горничной. – А вечером – наряд из французского шелка.
Мари округлила глаза:
– Наконец-то вы решились надеть шелка!
– А прическу мы украсим аметистами! – спохватилась Индия, вспомнив, что должна выглядеть как достойная претендентка на роль будущей герцогини.
Мари протянула госпоже кувшинчик с благоуханным кремом, и Индия принялась растирать его по ногам быстрыми и чувственными движениями. Она чувствовала себя очень странно – так, словно посетила неведомую страну и возвратилась домой, овладев чужим странным наречием…
Они с Торном пробыли в домике привратника до темноты – покуда Индия не спохватилась, что ее долгое отсутствие вот-вот заметят. Им крупно повезло: она проникла в дом через черный ход и прокралась в свою спальню незамеченной. Мари, увидев госпожу в постели, несказанно изумилась, но Индия сослалась на усталость…
Она и в самом деле пребывала в полнейшем изнеможении. Проведя несколько часов в объятиях Торна, она чувствовала себя выжатой словно лимон и, едва донеся измученное тело до постели, провалилась в сон без сновидений – так она не спала с самого детства…
Но сейчас, с утра, все обстояло иначе. Что бы ни произошло между ними вчера, все было кончено… К вечеру прибудут Лала с матерью и лорд Броуди… а герцог и герцогиня Вилльерз – и того раньше. И Индии вовсе не хотелось, чтобы Элеанор сочла ее потаскухой.
Так что пусть все происшедшее останется волшебным воспоминанием. Индия знала наверняка, что никогда более не будет в ее жизни столь волшебной ночи…
Но эта ночь кончилась.
Торн регулярно менял «чехлы любви» и, похоже, не заподозрил ее в… неопытности. Так что никаких нежелательных последствий быть не должно – кроме разве что дивных, ярких воспоминаний, которыми Индия будет дорожить всю свою оставшуюся жизнь…
Итак, у нее есть… нет, был любовник. У большинства женщин есть мужья – но не многие имеют любовников. При мысли об этом Индия мечтательно улыбнулась.
– Рада видеть вас столь счастливой, – улыбнулась Мари, забирая у госпожи кувшинчик с кремом. – Так усердно на моей памяти вы никогда не трудились… но Старберри-Корт – вне сомнения, шедевр. Все в один голос об этом твердят, от чистильщика сапог до самого дворецкого. Имение просто шикарно!
– Благодарю, Мари, – отвечала Индия, чувствуя себя отчасти виноватой – ведь причина ее счастья была совершенно иной…
Нет, она должна перестать думать о домике привратника! Эта ночь была словно волшебная сказка… словно это случилось не с ней, а с кем-то другим. Наверное, развратные женщины – ну, из тех, кто занимается любовью не ради заработка, а ради наслаждения – чувствуют себя именно так! К примеру, женщины из книжки про Фэйзера…
Теперь Индия даже сочувствовала им. Ведь это как голод, настойчиво требующий утоления. Вот сейчас, например, ей отчаянно хотелось разыскать Торна, затащить его в любую свободную спальню и принудить его снова ею овладеть. Нет. Все кончено…
И отныне Ксенобия будет добродетельной. А как только закончится праздник, она вернется в Лондон и выберет себе в мужья кого-нибудь из своих воздыхателей.
Если, разумеется, лорд Броуди не окажется таким очаровашкой, как описывает его Торн, – если это и в самом деле так, она, наверное, станет герцогиней…
В высшей степени добродетельной герцогиней, разумеется!
Одевшись, Индия попыталась взглянуть на себя как можно более критично. Ведь их общение с будущим герцогом будет происходить на глазах Торна, который глаз не спустит с нее и лорда Броуди.
А Торн считал прежние ее наряды недостаточно женственными. И недостаточно чувственными – стоит лишь вспомнить его слова про «генерала в юбке» и тому подобное! И сейчас Индия была полна решимости доказать ему обратное. Лиф ее муслинового платья был так хитро присобран под грудью, что каждая складочка подчеркивала дарованное ей Богом достоинство. К тому же она надела свои самые изящные итальянские остроносые туфельки с тончайшими каблучками, а довершила образ синим ридикюлем, расшитым металлическими нитями…
– Как думаешь, мне накрасить губы? – спросила она у Мари.
Горничная оторопела:
– Вам? Губы красить?
– Ну да, кому же еще?
– Но вы и так дивно красивы!
Мари всей душой верила, что любой мужчина, едва завидев ее госпожу, должен пасть к ее ногам. Индия одну за другой открывала крошечные баночки с помадой, покуда не отыскала свой любимый оттенок – пионово-розовый.
– Ну хоть убейте, не пойму, зачем вам с утра помада! – упрямилась Мари.
А еще она решительно не понимала, почему большинству мужчин нравятся такие, как Лала: молчаливые, а если и произносящие что-то, то исключительно шепотом.
Индия никогда не разговаривала шепотом. Ей это казалось непозволительным ребячеством. На самом деле она предпочитала не шептать, а кричать – по крайней мере в обществе Торна…
К тому же у Индии прямой нос, начисто лишенный обворожительной курносости, присущей носику Лалы. А волосы ее до безобразия густы и нипочем не желают укладываться в прическу. Да и губы чересчур пухлы, хотя ей казалось, что розовая помада может помочь отчасти сладить с этим недостатком…
А знала Ксенобия о нем давно: еще в детстве, когда приносила грибы на продажу в магазинчик мистера Суитхэма, она стяжала там обидное прозвище Рыбкины Губки. Она меняла корзинку свежих грибов на муку и бекон – и хозяин всегда давал ей чуть больше, чем стоили ее грибы… В детстве гордость вечно боролась с голодом, но чаще побеждала первая…
Индия словно вновь услышала презрительный шепоток сынка мистера Суитхэма: «Ну вот, снова явилась леди Рыбкины Губки!» А бывало и еще хлеще: «Леди Губошлепка»!
Это воспоминание мигом отрезвило ее. И ей как можно скорее захотелось увидеть счастливое обручение Лалы с Торном.
Ну а после и Ксенобия найдет себе подходящего мужа…
Глава 21
К тому времени как их карета подъехала к Старберри-Корт, Лала уже раз десять едва не выбросилась в окошко. Ее матушка три дня кряду страдала от сердечных приступов и вот накануне объявила, что просто не переживет поездки в Старберри-Корт.
И лишь когда папенька Лалы заявил, что не в состоянии прокормить семейство, леди Рейнзфорд сдалась. Возможно, его светлость слегка преувеличил проблему, но только так можно было добиться нужного результата.
Зато всю дорогу от Лондона до имения матушка Лалы зудела, чтоб та ела поменьше – как будто это избавило бы отца от необходимости кормить свою семью… При этом леди Рейнзфорд ни словом не упоминала о своей страсти к покупке новых шляпок, туфель и даже платьев. Оказывается, это глупая домоправительница настаивала на том, чтобы обед каждый день состоял из трех блюд, что, по ее мнению, было вызывающе старомодно. При этом сама леди Рейнзфорд требовала, чтобы доктор посещал ее ежедневно и выслушивал ее сердце.
– Поверить не могу, что доктор Белвью отказался нас сопровождать! Решительно отказался! – жаловалась мать. – Он предал нас, предал! Я непременно напомню ему о клятве Гиппокри… Гиппократа или как там она называется…
Лала уставилась в окошко, до крови кусая губы. Вот показалась аллея, обсаженная деревьями, и наконец стала видна усадьба. Лала с облегчением вздохнула.
Но мать ничего не заметила – она сосредоточенно прикладывала ко лбу платок, смоченный лавандовой водой: кто-то рекомендовал ей это как эффективное средство от головной боли.
Дом оказался поистине огромным, с двумя крыльями, распростертыми, словно у гигантской птицы. На усыпанной гравием площадке уже стояли две кареты, а у входных дверей толпились лакеи.
Лалу охватила самая настоящая паника. Нет, она не может… она просто-напросто не может!.. Это оказался вовсе не простой деревенский дом, какой она предполагала увидеть, – такого трудно было ожидать от мистера Дотри, который, гуляя с ней в парке, порой забывал надевать жилет…
Роскошное поместье достойно было графа или даже герцога. А хозяйка такого поместья… хозяйка столь великолепного дома должна быть не просто умна – она обязана быть потрясающе интеллектуальна! Она должна быть блестяще образованна – что там говорить об умении читать!
Матушка наконец соблаговолила выглянуть в окошко кареты и изрекла:
– Все это словно повязка…
Лала растерянно заморгала, не понимая смысла материнских слов. Полнейшая бессмыслица! Однако леди Рейнзфорд продолжила:
– Это словно белоснежная повязка, скрывающая зловонную, гнойную рану: незаконное происхождение!
Сердце Лалы упало.
– Мама, мистер Дотри – уважаемый и преуспевающий предприниматель. И вовсе не его вина в том, что герцог не был женат на его матери. И ты не должна говорить ничего подобного в его присутствии.
Леди Рейнзфорд выпрямилась.
– Твой отец вчера вечером мне угрожал!
– Что?
– Он угрожал мне! Говорил, что если ты не выйдешь за этого ублюдка, то он откажется оплачивать следующий сезон! – Голос ее дрогнул. – И пусть все мое существо восстает против этого, но я отдам… отдам дочь на растерзание существу, презренным способом заработавшему свои грязные деньги!
Руки матери вновь принялись терзать носовой платок. Лала с трудом сдержалась, чтобы не влепить матери пощечину. Желание было столь сильным и столь позорным, что девушка едва не лишилась чувств.
– Мама, – она сделала глубокий вдох, – прошу тебя, успокойся.
Карета уже остановилась, и грум в любую секунду мог распахнуть дверцы. Он мог увидеть леди Рейнзфорд с диким огнем в глазах, комкающую в пальцах платок. Лала опустилась на колени прямо на пол кареты, завладев беспокойными руками матери.
– Мама, ты же хочешь, чтобы я была счастлива, не так ли?
– Ну разумеется, этого я и хочу!
– Так вот, я хочу выйти хоть за кого-нибудь замуж, чтобы не переживать второго мучительного сезона, – прошептала Лала. – Я говорю сущую правду, мама.
Искорки безумия в глазах леди Рейнзфорд мало-помалу угасали. Лала неловко приподнялась и едва успела сесть на место, как дверцы распахнулись.
– Ну что ж, ты выйдешь замуж, моя дорогая, – ответила мать, почти как нормальная женщина.
Переведя дух, Лала выбралась из кареты. Тех, кто приехал ранее, уже препроводили внутрь дома. Появился дворецкий, представился и низко поклонился, предоставляя дамам оправить юбки. Лале он сразу понравился – прежде всего тем, что он с первого взгляда оценил положение и тотчас стал проявлять преувеличенную заботу о ее матери.