Три недели с леди Икс Джеймс Элоиза
– Дурочкой?
Торн был ошарашен.
– Разумеется, это гнусный навет, – сказала Индия, – и я сделаю все, чтобы опровергнуть это превратное мнение о ней, как только начнется новый сезон. Лала сегодня словно расцвела. Думаю, ее мать целиком ответственна за… некоторые проблемы.
Но Торн не желал более говорить о будущей жене. И даже думать о ней… хотя слово «дурочка» ему совсем не понравилось.
А мысли Индии протекали в совершенно ином направлении – она плутовски улыбнулась и объявила:
– Кстати, о вашем соревновании… Знаешь, Торн, а Вэндер мне понравился!
И тотчас бес, неистовствующий в его паху, словно испарился.
– Ты совершенно верно описал его, – продолжала как ни в чем не бывало Индия, словно ничего не замечая. – Он мужественный… совсем как ты. К тому же он интересен, умен, забавен. Ты сам видел, как мило он общался с малюткой Роуз, – наверняка он станет великолепным отцом!
Торн схватил Индию за плечи и сел вместе с ней, переводя дыхание.
– Если ты примешь предложение Вэндера, Индия…
– Но он мне ничего не предлагал! – запротестовала она.
– Но если он сделает это, ты никогда, слышишь, никогда не должна рассказывать о том, что между нами… что мы… Никогда!
– Это из-за вашего соревнования?
– Потому что мы с ним друзья!
Более чем друзья. Они с Вэндером как братья, а эта новость могла разрушить их отношения. На самом деле Торн втайне полагал, что если даже Вэндер никогда не узнает о том, что он спал с его будущей женой, их отношения все равно под угрозой…
– Хорошо, – легко согласилась Индия, закидывая за спину массу спутанных кудрей. – А теперь мне пора возвращаться, Торн. Не то Аделаида забеспокоится…
Глядя на нее, Торн понял вдруг, что именно может заставить мужчину презреть все условности и пойти на все, чтобы завладеть женщиной. В Индии ум и страстность так гармонично сочетались с дивной красотой… да что там, одни ее сумасшедшие губы, одна родинка возле рта, один ее хрипловатый смех могли лишить рассудка любого джентльмена!
– Когда Вэндер сделает тебе предложение, ты должна дать мне знать!
– Хочешь сказать, без твоего благословения мы не обойдемся? – нахмурилась Индия.
– Просто после того, как он… ну, словом, после этого мы больше не должны целоваться!
– То есть… ты хочешь сказать…
Торн ухмыльнулся. С Лалой он пока не помолвлен, да и Индия ничего не обещала Вэндеру. Поэтому он тотчас поцеловал ее. Однако что-то по-прежнему беспокоило его.
– Ты нынче днем ходила как-то… неловко, – заявил Торн, кончиком пальца лаская ее нижнюю губу.
На лице Индии написана была такая истома, что ему больше всего хотелось просто-напросто опрокинуть ее на спину и вонзить свой член меж ее роскошных бедер. Нет, он этого ни за что не сделает… но как же он этого хочет!
Боже святый, как безумно он этого жаждет!..
– А что не так с моей походкой? – томно опустив ресницы, спросила Индия.
– Ну… когда ты прогуливалась по гостиной под ручку с Вэндером, ты двигалась… немного необычно.
Сонное выражение мигом исчезло с ее лица, Индия выпрямилась и нахмурилась. Но, глядя на ее припухшие от поцелуев губы и нахмуренный лобик, Торн вновь ощутил пламень в чреслах и муки неутоленного желания. И все же… он должен был узнать!
– Ты ходила так, словно вчера… словно вчера ночью была еще девственницей, – равнодушно объявил Торн.
Одно дело, если леди Ксенобия Индия – женщина свободных нравов, изощренная в плотских наслаждениях, то и дело позволяющая себе всласть покувыркаться в постельке… он никогда не стал бы в этом ее винить, как не винил в этом и себя самого…
Но совсем другое дело, если вчера он совратил невинность! Однако – вот странность! – эта мысль приносила ему несказанное облегчение. Тогда ему придется на ней жениться. Да, они все время будут спорить. И возможно, сделают друг друга несчастными. Но ведь выбора у них не будет!..
– Отвечай, Индия! – властно велел он. Это уже вовсе не походило на вопрос.
Девушка подхватила свои лунные кудри и закинула их за спину.
– Ума не приложу, с чего это вдруг я должна делиться с тобой подробностями своей интимной жизни? Я ведь уже говорила тебе: я не была девственной.
– Почему-то я не верю тебе…
Индия вскочила на ноги. В своей ярости она смотрелась роскошно: словно Юнона, бросающая вызов Юпитеру. А ведь при иных обстоятельствах в таких ссорах могла пройти вся его семейная жизнь! Не в силах сдержаться, Торн ухмыльнулся, отчего Индия разозлилась еще пуще.
– Так ты настаиваешь, чтобы я снова произнесла это вслух? Что ж, и скажу! Ты не был у меня первым!
Слова ее не допускали толкований. Торн отчетливо осознавал, что захлестнувшее его сейчас негодование было абсурдно. Ведь он вынудил ее сказать вслух то, что ни одна леди не пожелала бы произнести! Какой же он все-таки болван! Какой неотесанный, грубый болван!..
– Я идиот, – хмуро уронил Торн. – Просто мне показалось… ты шла так неловко… как будто…
Индия обожгла его яростным взглядом и развернулась.
– Я вернусь в усадьбу одна, с пони я великолепно справлюсь! А вы, мистер Дотри, как-нибудь доберетесь пешком!
С этими словами она исчезла за дверью. Некоторое время спустя Торн поднялся наверх и заглянул в детскую. Роуз спала, уютно свернувшись калачиком и обнимая Антигону, ее золотые, словно пух только что вылупившегося утенка, волосики разметались по подушке. Склонившись, Торн нежно поцеловал розовую щечку.
Но вместо того, чтобы вернуться в особняк, он направился прямиком к домику привратника, а войдя, устремился в спальню – туда, где накануне вечером они с Индией так страстно любили друг друга.
Там он разделся донага – обычно он всегда спал голышом – и повалился на постель, еще хранившую слабый аромат Индии. Как она сказала? У нее духи с ароматом луноцвета? Никогда не слышал о таком растении…
Наверняка в Лондоне такие цветы не растут. И в глубине Темзы таких не сыщешь… Торн лежал с открытыми глазами, закинув руки за голову и уставясь в потолок.
Наверное, пора позабыть про Темзу, ил и грязь… Ничего удивительного нет в том, что бывший «жаворонок сточных канав» не знает луноцвета. Плевать на это чуднуе растение! Куда важнее то, как пахнет Индия сама по себе – этого запаха не в силах перебить никакие духи…
И так пахнет далеко не каждая. Одна лишь Индия. О, этот пряный аромат – но вместе с тем сладкий и нежный! Он – само воплощенное желание…
У Торна никогда еще не было подобной женщины. При одном воспоминании о ее сладких стонах, хрипловатых и чувственных, естество его напряглось до боли.
Но жизнь его уже предопределена. И в ней нет места женщине, подле которой так легко потерять голову. Ему следует обуздать эти воспоминания и бережно хранить их в дальнем тайнике души…
Но им вновь овладевало безумие… Вновь и вновь представлялось ему, как он идет от домика привратника к особняку, как поднимается по ступенькам, поворачивает налево, подходит к дверям спальни Индии…
Она сладко спит, не просыпается, даже когда он входит в комнату… даже тогда, когда он, обнаженный, ложится рядом, даже когда его горячие руки проникают под тончайший шелк ночной рубашки…
Неужто он и впрямь лишился рассудка? Всего лишь одна ночь с женщиной – а он уже спятил? И пусть он не джентльмен, но своих обязательств по отношению к Лале он не позволит себе позабыть!
К тому же Индия – идеальная пара для Вэндера. Их брак будет похож на брак его отца и Элеанор. Именно об этом говорил Вэндер, когда они обсуждали вопросы семьи. А у их детишек будут лунные волосы… совсем как у Индии…
Ну а они с Лалой… тут все иначе. И пусть она не та простушка, каковой ее почитают в свете, но она совсем не Индия! Впрочем, и у них будут дети.
Однако при мысли о малютках с таким же кротким и застенчивым выражением лиц, как у Лалы, Торну сделалось не по себе. И все же он будет добр к жене, а она станет следовать за ним, словно утенок за мамой-уткой. Спокойная, послушная, покорная… милая и пушистая!
Вскочив, Торн яростно взбил пуховую подушку и вновь улегся навзничь. Он не станет больше целовать Индию, прикасаться к Индии, заниматься с Индией любовью…
Все это теперь предназначено Вэндеру.
Глава 24
Весь следующий день Индия не видела Торна. Вплоть до самого вечера.
Все утро она провела, смиренно беседуя с Лалой и ее матерью: больная на пару часов сошла вниз, в гостиную, а затем вновь уединилась в своей спальне. А днем Индия помогала Роуз мастерить из бумаги затейливую комнату с книжными полками и камином.
– Где тебя носило? – спросила Индия у Торна, когда тот вошел в гостиную незадолго до ужина.
– На фабрике. Взгляни-ка на это, Индия.
И он вынул из кармана странное резиновое колечко, на котором не было заметно ни шва, ни узелка.
– Что это за штучка?
– Это та самая твоя резиновая ленточка!
– Что?
– Ну, какую ты хотела! Из резины. Как только мы уменьшили размеры изделия, дело у нас тотчас пошло на лад – я бы сам до этого никогда не додумался.
Торн так лучезарно улыбнулся Индии, что сердце ее заколотилось. Она взяла резиновое колечко и растянула его:
– Да это просто блестяще!
Ей в голову один за одним приходили способы использования таких резиночек… щеки ее вдруг заалели: она подумала вдруг, что если усовершенствовать конструкцию, то… Впрочем, тут мысли ее приняли поистине опасный оборот, и Индия их отогнала.
– Послушай, а ты можешь понаделать еще таких? Мне нужны одни вполовину меньше, а другие – вдвое больше!
Торн захохотал во все горло, что тотчас привлекло внимание гостей. Вскоре все сгрудились вокруг них, восхищаясь диковинкой.
Лала пришла в неописуемый восторг – глазки ее загорелись, и она предложила приладить такую резиночку, только подлиннее, к медицинской трубке доктора Хардфилда, чтобы он мог вешать ее на шею.
– А то он все время ставит ее на пол у постели больного, – объяснила девушка, – а в некоторых домах вовсе не так чисто, как хотелось бы…
– А у докторской трубки есть гибкие сочленения? – спросил Торн, и они с Лалой впали в долгую дискуссию касательно возможности изготовления гибких резиновых докторских трубок с применением изобретения Торна – гальванизированной резины – и того, как это скажется на качестве звука при выслушивании больных.
Элеанор пригласила доктора Хардфилда к обеду в благодарность за нежную заботу о выздоравливающей леди Рейнзфорд. Когда доктор прибыл, все перешли в столовую, где Торн тотчас стал расспрашивать Хардфилда о его трубке.
Индия же втайне (и, надо признаться, со стыдом) раздражалась, видя, как Лала в мгновение ока превратилась в обворожительную юную женщину с лучезарной улыбкой – истинное украшение столовой. Правда, Вэндеру тема разговора показалась скучной – но он тотчас воодушевился, когда Лала объявила, что если оснастить приспособление резиновыми трубками подлиннее, то легко можно будет выслушивать сердце лошади и даже обследовать желудок животного на предмет возможных колик.
На этот раз Торн сидел не подле Индии, а напротив нее. Их взгляды встретились лишь однажды, и Торн тотчас нахмурился. Индия же отвернулась и о чем-то оживленно заговорила с его отцом – кажется, о политике…
Когда же ужин подошел к отцу и женщины переместились в гостиную, Индия принялась обдумывать, как бы ей украдкой ускользнуть, чтобы навестить Роуз. Но она понимала: стоит ей снова явиться в домик вдовы – и Торн расценит это как новое приглашение к опасному флирту.
Поэтому она, присев за столик, написала для Роуз коротенькую сказочку про Кролюшку-Петрушку, запечатала письмецо и отдала Флемингу с просьбой немедленно доставить послание по назначению.
Ей было немного неловко: ведь она обещала девочке, что сама расскажет ей на ночь новую сказку.
Но так было лучше. Лучше для всех.
И вовсе ни к чему маленькой сироте привязываться к женщине, которую она никогда более не увидит…
Глава 25
На следующее утро, тотчас после завтрака, Лала поднялась наверх и уселась на мягкий пуфик подле матери. Она изо всех сил пыталась изображать добродетельную дочь, мечтая втайне сделаться женой деревенского доктора. К тому же доктор Хардфилд проживал вовсе не в жалкой лачуге. Он успел показать ей издали свое жилище: вполне респектабельный домик посреди деревни, за решетчатой оградой – и похоже было, что сзади к нему примыкает уютный маленький садик…
Если бы они поженились, доктор помогал бы ей разбирать счета. Да, он объявил ей, что она никогда не научится читать, но в словах его не было и тени упрека. Слова его не ранили ее подобно жалобам учителей, которых нанимал для нее отец…
Прежде никто даже не догадывался, что бедняжка часами напролет силилась запомнить буквы, которые извивались, словно миниатюрные драконы, и все время норовили соскользнуть со странички. А порой буквы расплывались, словно кто-то брызнул на бумагу водой… и как ни старалась Лала, она не могла призвать их к порядку!
– Если ты не придумаешь чего-нибудь, ты потеряешь мистера Дотри! – объявила мать, лежа в постели.
Лала вздрогнула и уставилась на мать.
– Ты что, не слышала меня? – Леди Рейнзфорд повысила голос, что было весьма дурным знаком. – Учти: моя горничная докладывает мне обо всем, что творится в доме!
– Я прекрасно слышу тебя, мама. Тебя пугает, что мистер Дотри может утратить интерес ко мне.
Но, оробев, Лала не решилась напомнить, что всего каких-нибудь два дня назад мать была в ужасе от перспективы этого брака…
Да, мистер Дотри пугал девушку. От мысли, что придется выйти за него, Лалу начинала бить нервная дрожь – хотя она не опасалась, что он станет обходиться с ней грубо. Он был чересчур огромен, чересчур мужественен, однако вовсе не жесток. Да, он может втайне презирать ее, но никогда не позволит себе заявить об этом во всеуслышание.
– Я думаю, мы с мистером Дотри мало-помалу знакомимся, – заикаясь, пробормотала Лала.
– А вот вся прислуга думает, что ублюдок Дотри почем зря совокупляется с этой пародией на леди… этой Ксенобией Сент-Клер! – желчно заявила мать.
– Мама! – в ужасе ахнула девушка.
Такова уж была леди Рейнзфорд: порой она вела себя как истинная фрейлина ее королевского величества, а порой… порой позволяла себе непозволительное.
– Не будь дурой, Лала! Ты уже не сопливая школьница! Я сошла вниз лишь ненадолго, но тотчас заметила, каким взглядом он провожает эту девку! Да и Броуди туда же… Она спала с Дотри, попомни мои слова! Ни один мужчина не будет так смотреть на женщину, если не кувыркался с ней в постели!
– Мама, ты не должна такого говорить! – ломая руки, вскричала Лала. – Леди Ксенобия милая, добрая! И я знаю, что она всецело поддерживает… ухаживания мистера Дотри за мной! Она сама мне говорила!
– О-о-о, она ловкая плутовка! Разумеется, она не желает себе в мужья этого ублюдка – она метит повыше, желает выскочить за будущего герцога! Не удивлюсь, если она спит с обоими!
Лала застонала.
– Причем одновременно, – желчно прибавила мать.
В жизни женщины бывают моменты, когда необходимо принимать решения. Но годы унижений от сознания собственной тупости мешали сейчас бедняжке Лале найти нужные слова. А мать на нее и не смотрела – достав из-под подушки маленькое зеркальце, леди Рейнзфорд изучала свое отражение.
Ни слова не говоря, Лала поднялась, вышла из материнской спальни и прикрыла за собой двери. Сойдя вниз, она попросила Флеминга подать ее пелерину.
– Я намерена сопровождать доктора Хардфилда во время визитов к больным, – сообщила она дворецкому. – И хотела бы, чтобы мне немедленно подали экипаж.
Никогда прежде Лала не отдавала приказаний. Никогда!
По пути в деревню Лала не позволила себе даже поплакать, а подъехав к дому доктора и сойдя на землю, она приказала кучеру ехать назад, хотя тот порывался и далее сопровождать юную леди.
Сердечко ее бешено колотилось. Он должен, должен быть дома!..
Но дома доктора не оказалось.
Дверь ей открыла запыхавшаяся служанка и почти закричала:
– Уж простите, но доктор сейчас не сможет ничем помочь вам, мисс! Он уехал принимать роды, а в гостиной не протолкнуться!
Лала услышала гул голосов, доносящихся из гостиной – плач ребенка, ругань взрослых, стоны и кашель…
Пусть его нет дома. Но должен же он когда-нибудь вернуться! Лале решительно некуда было отправиться – возвращаться в Старберри-Корт она нипочем не желала. К тому же теперь, когда она отпустила кучера, ей ничего не оставалось, как дожидаться возвращения доктора…
Пройдя мимо служанки и снимая пелерину, Лала спросила:
– Как вас зовут?
– Сара. – Горничная подхватила пелерину. – Но послушайте, мисс, если у вас не что-то неотложное, то ждать смысла не имеет. Доктора не было всю ночь, и бог весть, когда он вернется. А юной леди не след сидеть вместе с простым людом в гостиной…
– А мы посмотрим, вдруг я смогу чем-то помочь, – решительно заявила Лала, сама себя не узнавая. – И почему бы вам не напоить пациентов чаем?
– Чаем? – Сара явно была обескуражена.
Приоткрыв двери гостиной, Лала оглядела очередь и приказала горничной:
– Пожалуйста, принесите горячей воды да бинтов побольше, Сара. Мы вполне можем промыть и перевязать колено вот этого мальчика до возвращения доктора.
Доктор Хардфилд был измотан до крайности. Он не спал всю ночь и лишь чудом спас жизнь новорожденному. Даже теперь он не был до конца уверен, выживет ли малыш.
А дома наверняка пруд пруди пациентов, как бывает обычно по воскресеньям. Казалось, все бедняки Уэст-Драйтона ждали его возвращения – они пропускали церковную службу… да что там, они даже пренебрегали посещением дома терпимости, лишь бы попасть к нему на прием!
Ему непременно следует обзавестись помощником. Две попытки он уже предпринял, и оба раза это были недавние выпускники медицинской школы Святого Бартоломью… но ни тот ни другой надолго не задержались. Они просто выучились у Хардфилда всему, чему смогли, – и укатили в Лондон, где пациенты были куда более состоятельными…
А хуже всего было то, что после визита в Старберри-Корт его неотвязно преследовала мысль – впервые за все время, – что, возможно, ему самому стоит перебраться в столицу. Но реальность была сурова: даже если он переберется в Лондон, это ни на шаг не приблизит его к мисс Летиции Рейнзфорд…
Пропасть, разделяющая их, была поистине бездонна. Тем более странным казалось выражение ее глаз, когда она смотрела на него. Нет, такая девушка – редкостная красавица с соблазнительными формами, добрая и воспитанная, к тому же дочь истинной леди (ну и что с того, что эта леди сущий дьявол?) – явно не пара простому деревенскому врачу.
Когда Хардфилд вошел в дом, Сары нигде не было видно. Его поразило, что из гостиной не доносилось обычных криков и ругани. Что ж, сперва он осмотрит тех, кто нуждается в неотложной помощи. Потом чем-нибудь перекусит… ведь в последний раз он ел, кажется, вчера, часа в четыре пополудни.
Приготовившись увидеть в гостиной что угодно, доктор распахнул двери – и оторопел.
Она была там!
А его пациенты чинно сидели в гостиной, прихлебывая горячий чай, – словно в гостях… за исключением, пожалуй, лишь маленького мальчика, щеки которого горели лихорадочным румянцем… похоже, у ребенка был жар. И она лучезарно улыбнулась вошедшему доктору, отчего колени его едва не подогнулись. Но этим дело не ограничилось…
Джон Хардфилд причислял себя к людям, умеющим владеть собой… однако сейчас он был несказанно счастлив, что на нем вышедший из моды долгополый сюртук. Иначе эта ослепительная красавица была бы смущена, вздумай она кинуть взор на его пах…
Грациозно приблизившись к нему, мисс Летиция Рейнзфорд сообщила ему число пациентов, коих пересчитала по пальцам, а также симптомы каждого. Она сказала также, что неотложной помощи сейчас никому из них не требуется. Чему доктор несказанно обрадовался: ведь прежде чем приступить к приему больных, ему следовало… ммм… слегка прийти в себя. Он оглядел гостиную – умиротворенные пациенты согласно закивали, подтверждая правоту леди. А мисс Рейнзфорд уже перевязывала руку пожилому пациенту и прикладывала компресс к его лбу.
Доктор все еще не мог выдавить из себя ни единого слова, и Лала слегка занервничала.
– А на кухне вас ждет горячий обед, – дрожащим голоском объявила она.
Но доктор не отвечал.
Он просто молча сделал единственное, что мог в этой ситуации: заключил Летицию в объятия и поцеловал ее так горячо, что голова девушки бессильно откинулась назад.
Но руки ее обвили его шею, и она столь же горячо ответила на поцелуй.
Кажется, пациенты зааплодировали, однако доктору Джону Дэниелу Хардфилду было совсем не до оваций…
Глава 26
Леди Рейнзфорд соблаговолила сойти вниз к обеду, отчего Индии тотчас отчаянно захотелось немедленно уехать домой, в Лондон. Прежде она и не догадывалась, насколько несносна эта леди, – теперь же, когда визгливый голос леди Рейнзфорд перекрывал все прочие голоса, Индия едва не зажала уши. Покуда не подали обед, леди витиевато распространялась о падении нравов в обществе, которое, по ее мнению, деградировало до состояния волчьей стаи.
Флеминг объявил, что юная леди не выйдет к обеду, так как ее настиг жесточайший приступ мигрени и она решила прилечь у себя в спальне. Индия тотчас подумала, что будь леди Рейнзфорд ее матерью, то она страдала бы хронической головной болью…
Во время обеда леди Рейнзфорд просвещала присутствующих о жизни королевских фрейлин в Средние века. Похоже, целью лекции было оповестить всех гостей о том, что в свое время ее, бедняжку, выдали замуж против воли за человека ниже ее по положению.
– Ума не приложу, как позволяет себе леди Рейнзфорд так пренебрежительно отзываться о собственной дочери, – сказала Индии Аделаида, когда они остались вдвоем за столом. Гости к тому времени переместились в гостиную, кроме Торна, который куда-то подевался, и Лалы, которая, как известно, лежала наверху, страдая от боли.
Леди Рейнзфорд строжайше запретила Флемингу посылать горничную с обедом для дочери наверх, со смехом заявив, что бедра у Лалы и без того чересчур пышны.
– Не выношу ее! – вскипела Индия. – Да, моя матушка из рук вон плохо кормила меня в детстве, зато не пыталась заживо съесть!
– Ты преувеличиваешь, – откликнулась Аделаида. – Слегка…
– Бедняжки Лалы даже не было в столовой, и она не могла себя защитить, а ее мамочка при всех объявила, что ее дочь бессовестно объедает семейство!
– Это, конечно, ужасно…
– А еще она обозвала миссис Пайтерз, которая, как всем известно, по сей день скорбит о кончине своей малютки-дочери, сентиментальной дурой – видите ли, той просто нравится носить черное и прилюдно рыдать!
– Да, сочувствием к горю тут и не пахнет, – согласилась Аделаида. – Кстати, мне совсем не нравится, как она смотрит на тебя, моя дорогая.
– Просто она считает меня шлюхой, – беспечно отмахнулась Индия.
…Впрочем, тут леди Рейнзфорд совершенно права. Ведь она, Индия, проделывала ужасные вещи: сперва в гамаке, а потом в домике привратника. Но почему-то вместо того, чтобы стыдиться, Ксенобия гордилась собой.
– Придется мне перемолвиться с ней с глазу на глаз, – сказала Аделаида. – Известно, что эта леди при помощи своего ядовитого язычка уже сгубила не одну репутацию… к тому же я совершенно уверена: она заметила, что Торн в тебя влюблен.
– Что-о-о?
– Ты не ослышалась, дорогая. Как, впрочем, и лорд Броуди. Бедняжке Лале с тобой не сравниться – возможно, именно в этом причина раздражения ее матушки.
– Уверяю тебя, ты ошибаешься! – воскликнула Индия. – Намерение Торна жениться на Лале более чем серьезно!
– Поневоле придется мне с тобой согласиться. Я и понятия не имела, как бедняжке приходится несладко дома! Мистер Дотри, насколько мне известно, кичится тем, что по натуре он не джентльмен. Однако я считаю его человеком благороднейшим – нечасто мне доводилось встречать подобных ему!
– Да, это так.
– Именно поэтому он и женится на Лале – так велит ему долг чести. Ну а ты, милая, будешь вполне счастлива с лордом Броуди…
– Разумеется, – с трудом выдавила Индия.
– Полагаю, Лала и Торн будут не столь счастливы вместе. Впрочем, я беспокоюсь за тебя куда больше, чем за них. Видно, не зря существуют определенные запреты…
Тут крестная выразительно взглянула на Индию и приложила пальчик к губам. В столовой никого не было, но Аделаида все равно понизила голос до шепота:
– Женщина отдает мужчине сердце и добродетель в придачу. У мужчин все совсем не так. Общественные предрассудки стоят на страже как женских сердец, так и репутаций.
Похоже было, что любящая, но легкомысленная крестная Индии понимала куда больше, чем можно было предположить… Поцеловав крестницу, Аделаида проскользнула в двери гостиной, оставив Индию в одиночестве и замешательстве.
Однако насчет Торна и Лалы крестная явно ошибается. Детство Торна было ужасным, и сейчас ему более всего необходимы нежность и доброта. А вот этого она, Индия, не смогла бы ему дать. Она далеко не так добра, как Лала, она не умеет прощать – ведь так и не смогла простить родителям того, что они бросили ее на произвол судьбы…
И все же она всем сердцем желала, чтобы Торн выбрал ее, а не Лалу! Именно сердцем, а вовсе не телом, которое еще помнило, как страстно они любили друг друга… Индию восхищало, с какой страстью он изобретает всякие диковинки вроде «резиновой ленты имени Индии» – просто потому, что он приобрел разорившуюся фабрику и пытается спасти от голодной смерти двадцать шесть рабочих и их семьи!
Ее покорило даже то, что Торн оценил Лалу, тогда как все прочие – весь цвет общества – пренебрегли ею. Именно он понял, что Лала вовсе не глупышка и что ее пора спасать…
А то, как этот человек общался с Роуз… нет, Индия не могла подобрать нужных слов. Торн словно в мгновение ока сделался настоящим отцом девочке, которая пока не понимает, как ей повезло – ведь у нее теперь два папы, один на земле, а другой на небесах. И оба любят ее и защищают…
Индия едва не застонала в голос. Аделаида права! Она не уберегла своего сердца…
Глава 27
Вечером за ужином Вэндер вовсю ухаживал за Индией, расточая комплименты, но она едва улыбалась в ответ. Она словно впала в апатию – ей казалось, что Земля вращается, а она, Индия, стоит на месте… Ведь дело кончится тем, что она выйдет за Вэндера… а Торн женится на Лале…
Конечно же, утром Торн был вовсе не на своей фабрике! Цветущий вид Лалы свидетельствовал о другом. Наверняка они были вместе, а байка про жестокую мигрень – просто выдумка!
И теперь счастливая Лала восседает за обеденным столом, и на щеках ее играет прелестный румянец. Неужели она полагает, что никто не заметит свежего засоса на ее нежной шейке? Да, девочка небрежно повязала кружевную косыночку… которая все время сползает! О нет, Индия не дура, и понимает, что Лала страстно целовалась!
Возможно, и не только…
Хуже всего было то, что Индия ощущала себя… Аделаида употребила бы слово «ветреница». Да что уж там! Потаскухой, вот кем она себя чувствовала! Торн все утро соблазнял другую, а она по-прежнему его желает!
По счастью, этим вечером он не сел рядом с ней – Торн занял место во главе стола, довольно далеко от Индии. Настолько далеко, что она то и дело смотрела на него из-под ресниц…
И всякий раз они встречались глазами. Это смущало Ксенобию. И всякий раз по телу ее разливалась теплая волна желания, и она принималась ерзать на стуле. А Торн за всем этим наблюдал – и прекрасно понимал, что с ней творится!
В очередной раз, когда взгляды их встретились, он громко расхохотался, отчего у Индии голова пошла кругом.
Невероятные существа эти мужчины! Как смеет он смотреть на нее так, проведя полдня наедине с Лалой? Одного взгляда на девочку довольно, чтобы понять: она в сладком дурмане, она счастлива, влюблена и любима…
Индия злобно сощурилась, глядя на Торна, затем решительно отвернулась от него и устремила взор на Вэндера.
– У вас с Торном «дуэль на взглядах»? – тотчас спросил Вэндер.
– С чего вы взяли? – Индия пригубила вино. – Хотя, возможно, и стоило бы задать ему взбучку – за то, что так надолго исчез без предупреждения. Вряд ли такое поведение приличествует хозяину дома…
Вэндер оценивающе оглядел Лалу – и у Индии все внутри сжалось. Разумеется, все понимали, куда запропастился хозяин – или по крайней мере чем он занимался!
– Кажется, ход наших мыслей совпадает, лорд Броуди, – с трудом улыбнулась Индия.
– То есть вы имеете в виду…
– Полагаю, Торн сделал Лале официальное предложение, – прошептала она. – Вы только взгляните на нее!
Лала тем временем рассеянно поправляла разложенные вокруг ее тарелки серебряные приборы, а на губах ее играла безмятежная улыбка.
– Ну… не уверен, – сказал Вэндер, глядя в сторону Торна.
– Но у нее на шее… ну, след!
Вэндер устремил взор на Индию, и губы его скривились в усмешке, от которой девушка мучительно покраснела. Ох, не следовало ей обнаруживать излишнюю осведомленность: ей явно не положено знать, откуда берутся подобные «следы»!
– Да, девочка выглядит счастливой, – согласился Вэндер.
Лорд Броуди весьма хорош собой, думала Индия. К тому же он вовсе не бастард, хотя для нее это не имело значения. Однако для общества это обстоятельство представляется важным. Будь живы ее родители, они предпочли бы видеть дочь замужем за Вэндером…
И пахло от него приятно: ветром и немного дождем – оттого, возможно, что он частенько прогуливается верхом.
И Индия решилась. Не станет она больше смотреть телячьими глазами на мужчину, который женится на другой! Вэндер красив, силен, и вообще он – совершенство. Индия улыбнулась ему. Той самой улыбкой…
И Вэндеру эта улыбка явно понравилась. Он улыбнулся в ответ, и в уголках его глаз обнаружились обворожительные морщинки. Индия подняла свой бокал, сделала глоток и принялась расспрашивать Вэндера о его знаменитых конюшнях.
На того, кто сидел во главе стола, она более не смотрела. Ксенобия просто повернулась к Торну спиной и, с величайшим трудом храня достоинство, принялась расточать Вэндеру улыбки.
Потому что он был ее будущим, а Лала – будущим Торна, и все тут!
Когда Элеанор поднялась из-за стола, все остальные леди тотчас встали. Зашуршали юбки, дамы принялись мило беседовать друг с другом.
– А теперь я приглашаю дам в малую гостиную выпить чаю, – объявила Элеанор.
Именно для этой цели Индия и обустроила малую гостиную. Интерьер тут был необычайно изящен, повсюду стояли изысканные стулья… здесь был даже ломберный столик – на случай если дамам придет на ум сыграть в пикет.
– Доброго вам вечера, джентльмены, – жизнерадостно сказала Элеанор, взяв под руку Аделаиду и игнорируя отирающуюся подле нее леди Рейнзфорд, которая явно стремилась быть поближе к герцогине.
Читать бесплатно другие книги:
