Герман: Интервью. Эссе. Сценарий Долин Антон

ЧУЧУНДРА. Я такая несчастная. Я всю жизнь мечтала выбежать на середину комнаты, и что же? А сейчас меня укусят… О! О! (Вдруг поднимает голову и подпрыгивает.)

От неожиданности РИККИ подпрыгивает тоже.

Тс-с-с! (Еще раз подпрыгивает от ужаса.)

РИККИ (тоже подпрыгивая). Что тс-с-с?

ЧУЧУНДРА (подпрыгивая). Разве ты не слышишь, Рикки-Тикки? (Показывает лапкой в сторону ванной.) Нет уж, лучше мне не говорить ничего! Я ничего не знаю, я ничего не слышу, я ничего не вижу. (Громко.) Моя сестра Чуя тоже ничего не слышала, ничего не видела. (ЧУЧУНДРА показывает обеими лапками в сторону умывальной комнаты.)

Оба встают на задние лапки. Дверь в умывальную комнату открыта. Видно, как в умывальной комнате беззвучно падают со стены одна за одной большие пестрые клетчатые мочалки. Из трубы для дождевой воды с тихим шуршанием возникает голова НАГА. Длинное блестящее его тело видно по ту сторону стены, оно тянется из бочки. Из бочки же торчит голова НАГАЙНЫ, и легкий звук, как будто по стеклу ползет оса. Так шуршит змеиная чешуя по кирпичной кладке. Голова и бесконечное тело НАГА опускаются и уходят в ванну. В масштабе увеличенных вещей он огромен. Потом голова появляется опять. НАГ смотрит в комнату, вглядываясь в полумрак, видно, как мерцают его глаза.

НАГАЙНА (за стеной). У Большого человека есть палка, из которой вылетает огонь, но когда он придет сюда умываться, он, конечно, будет без палки. Он первым встает, и ты первого ужалишь его.

НАГ. Конечно, я ужалю его, Нагайна, если ты так считаешь… Но есть ли в этом хоть малейшая польза?

НАГАЙНА (она нервничает и трясет головой. И слышно, как в бочке булькает вода). Огромная, огромная польза! Когда дом стоял пустой, когда предыдущие люди уехали отсюда, когда здесь не жили эти и этот мальчишка, разве тут водились мангусты?! Покуда в доме никто не живет, мы – цари всего сада… Ты – царь, я – царица… И не забудь, когда на дынных грядках вылупятся из яиц наши дети, а это может случиться завтра, им будет нужен покой и уют.

При словах «дынная грядка» НАГ опять быстро трясет головой.

НАГ. Хорошо, хорошо! Но мне кажется, нет никакого смысла вызывать на бой Рикки-Тикки… Я убью Большого человека или, еще лучше, мальчика, его сына, и уползу потихоньку. Белые люди не будут жить в доме, где умер их сын. Тогда дом опустеет и Рикки-Тикки сам уйдет отсюда…

Пока он говорит, НАГАЙНА тихо уползает из бочки в темноту. НАГ опускает голову в ванну, становится слышно, как он пьет. Голова и хвост НАГА торчат из ванны, прикрытые тазом, на котором нарисован розовый летящий младенец.

Нагайна, ты слышишь меня?

НАГУ никто не отвечает, НАГАЙНЫ уже нет.

Не надо волноваться. (Медленно прикрывает глаза.) Вся мудрость мира в укусе моих зубов. Я подожду их здесь, в холодке, до рассвета. Интересно, кто первый войдет сюда умываться… (Медленно засыпает.)

Таз опускается и поднимается в ритме дыхания (будто спит огромная черепаха). Шерсть на РИККИ-ТИККИ торчит. Хвост вытянут, как мохнатая палка. Рядом ломает лапки от ужаса ЧУЧУНДРА.

ЧУЧУНДРА. Ну пожалуйста, пожалуйста, в другой раз. Надо все продумать, нельзя же так сразу, вдруг. Что с тобой, Рикки-Тикки? Ты дрожишь? Ах, я понимаю, я слышала, это боевая дрожь героя…

РИККИ (его лапки, зубы, хвост действительно дрожат). Я немного боюсь, Чучундра! Видишь ли, это выдумки, что мы, мангусты, не боимся змеиного яда… Он так же смертелен для нас, как, скажем, для тебя… И что драться со змеями для нас одно удовольствие, это тоже выдумки… Я всего лишь маленький мангуст, и Наг может убить меня, но кобры нарушают Закон, и мы, мангусты, должны биться с ними, так уж устроено, что ж делать… А боевую дрожь выдумал Дарзи… Дрожь есть дрожь, Чучундра… Ну, мне пора.

ЧУЧУНДРА слушает в потрясении, открыв рот.

Мускул за мускулом РИККИ движется в сторону НАГА поперек комнаты.

ЧУЧУНДРА (тащится сзади, шепотом). Посмотри, посмотри, какая у него толстая шея. Если ты схватишь его за шею, он будет мотать тебя, как собака крысу, и сразу убьет.

РИККИ. Отстань!

ЧУЧУНДРА. Посмотри на его хвост. Если ты схватишь его за хвост, он тоже будет мотать тебя, как собака крысу.

РИККИ (продолжая двигаться). Отстань.

ЧУЧУНДРА (продолжая тащиться за ним). Закон Джунглей говорит (торопливо): «Для себя, для детеныша, самки убивай, если есть нужда, но нельзя убивать для потехи, человека же никогда». Но если посмотреть с другой стороны… если вдуматься…

РИККИ. Отстань! И запомни: сторона всегда одна, Чучундра!

ЧУЧУНДРА. Тогда прощай, Рикки-Тикки, это я так, на всякий случай…

РИККИ. Прощай и ты, Чучундра, на всякий случай.

РИККИ двигается вперед, ЧУЧУНДРА садится на задние лапки, оглядывается.

ЧУЧУНДРА. Я на середине комнаты. Ах! Не может быть! Как здесь все высоко! Необыкновенно! Что же ты сделал со мной, Рикки-Тикки? Ах! (Хватается за виски, падает в обморок.)

На последнее «Ах!» ЧУЧУНДРЫ НАГ медленно открывает глаза.

РИККИ (садится на хвост). Рикки-Тикки-Тикки-Чк!

НАГ. А-а-а!

РИККИ. Старый гнилой сук! И трухлявый!

НАГ. Болотная колючка!

РИККИ. Старая кожура! Помоечный червяк! (Быстро.) Нет, два помоечных червяка!

НАГ. Запомни, в молодости я съел твою бабушку. (Раздувает капюшон.)

РИККИ. А мой дедушка!.. Любил обедать. (Страшно трясет хвостом.)

НАГ. Я съел твою бабушку, съел, съел…

РИККИ (оборачивается к лежащей в обмороке ЧУЧУНДРЕ). Ты слышала подобное вранье? Ну это уже слишком… (Прыгает на НАГА и вцепляется ему в шею.)

Треск, грохот, звон. Летят мочалки, щетки, тапочки, тазы, кувшины, мыльницы. РИККИ отскакивает, опять его хвост бьется с медным звоном, создавая иллюзию множества хвостов. НАГ вдруг вытягивается, теперь он сгорблен и несчастен. Он задыхается. Изо рта торчит только один зуб, и голова его похожа на голову старца.

НАГ (нависая при этом над РИККИ, но в состоянии полной беспомощности). Отпусти меня, мы сейчас же уйдем из сада… Ты победил! Ты можешь приблизиться и укусить меня в знак победы… И эта жалкая мускусная крыса утром расскажет об этом всем… А птица-кузнец возвестит об этом всему саду… Я проиграл. Жизнь кончается! Кусай!

НАГ закидывает старческую дрожащую голову, подставляет шею.

РИККИ-ТИККИ делает шаг, опускает хвост и неуверенно чешется.

На авансцене в свете фонаря знакомый НИЩИЙ, которого мы не раз видели.

ТАПЕР приподнимается, готовый что-то сказать, но АТКИНС решается раньше.

АТКИНС (обращаясь к РИККИ и НАГУ). Стойте, я вам говорю! И впрямь все имеет связь в мире Джунглей… Я узнал тебя, Матун, нищий, забинтованный до бровей. Я даже один раз видел тебя в молодости, но ты исчез за горой.

НИЩИЙ пытается что-то сказать, но голоса у него нет.

Я буду твоим голосом… Медведь Адам-Зад, я тоже видел его в молодости. И он тоже исчез за горой. Этот медведь передавил там стада. И вытоптал весь овес. (Обращается к ТАПЕРУ.) Я не большой мастак говорить, я лучше спою… Тут дело не в стаде… в жизни… Вы понимаете, сэр… Я буду петь за Матуна, будто он – это я.

АТКИНС хватает банджо, садится по-индусски у ног НИЩЕГО. НИЩИЙ жестикулирует и кивает в конце строк.

Это громкая баллада. АТКИНС почти кричит ее, в сюжете баллады для него заключено что-то личное. Тень от жестикулирующего НИЩЕГО мечется по сцене.

МАТУН вдруг садится рядом с АТКИНСОМ, протягивает к залу сжатый дрожащий кулак.

МАТУН (тихо и сипло).

Снова и снова все то же твержу я до поздней тьмы:

«Не заключайте мировой с Медведем,

Что ходит, как мы».

Шипящая вспышка молнии, негромкий удар грома.

АТКИНС. Ну что же…

АРТИСТ. Так было и так будет, пока стоит мир джунглей. Смотри!

Тугое мощное тело НАГА взлетает вверх на хвост. НАГ наносит мощный удар, с края ванны падает таз. Этот таз накрывает РИККИ-ТИККИ, и удар, который наносит НАГ, приходится по нему. Таз, из-под которого торчит длинный хвост мангуста, вылетает в комнату, застревает между ножек стула. РИККИ-ТИККИ выскакивает из-под него, НАГ же, не видя этого, наносит по тазу несколько ударов головой и мощными своими белыми зубами.

РИККИ. Рикки-Тикки-Тикки-Чк!

Хвост РИККИ-ТИККИ мечется влево и вправо с медным звуком. Вот уже несколько этих хвостов. Но НАГ нынче готов к бою, голова его мечется вправо и влево, и вот хвост змеи тоже будто бы отделился от туловища, и уже несколько хвостов пляшут среди предметов комнатной обстановки. На секунду мангуст и змея застывают, трясут головами, лишние хвосты пропадают. Удар, прыжок, удар, прыжок. РИККИ-ТИККИ проскакивает под табуреткой, НАГ мчится за ним и появляется, запутавшийся в рубашке ТЕДДИ и с его галстуком на шее.

ЧУЧУНДРА (из высоких краг ТЕДДИ, вытягивая лапки). Спасайся, спасайся!

РИККИ. Нам с ним нет места в одном саду, Чучундра!

Тишина. В этой тишине странный звук и, как в начале картины, из-под одеяла вниз медленно свешивается пухлая и розовая ножка ТЕДДИ.

ЧУЧУНДРА. Ах! (Исчезает в сапоге.)

НАГ (глядя на ножку). Ну вот и ладно, ну вот и хорошо! Что ты там сказал насчет сада, Рикки?

РИККИ (тоже глядя на ножку ТЕДДИ). Я говорил тебе, Наг, называй меня полным именем Рикки-Тикки-Тави-Чк! А не то тоже что-нибудь придумаю…

НАГ (миролюбиво покашливая и приближаясь к ножке ТЕДДИ). Так что ты говорил насчет сада, Рикки-Тикки-Чк?

РИККИ. Ты пропустил Тави, Наг!

РИККИ прыгает и вцепляется НАГУ в хвост.

НАГ поднимает хвост и бьет мангустом о пол, о ножку стола, крутит хвостом с вцепившимся в него РИККИ в воздухе, попадает по виолончели, струны виолончели лопаются с низким печальным звуком. РИККИ закрывает глаза, хвост его обвисает. Лапки подгибаются, он теряет сознание. Виолончель продолжает гудеть. Откуда-то сверху возникают кроваво-красные листья и застывают, зависают в воздухе. НАГ вертит головой вправо и влево, не зная, кого первого ударить своими белыми светящимися зубами – ТЕДДИ или неподвижного РИККИ-ТИККИ. То туда, то сюда.

Он неторопливо подтягивает хвост с вцепившимся в него мангустом. Теперь РИККИ и нога мальчика недалеко от его медленно покачивающейся огромной головы и раздутой шеи.

НАГ. Нагайна на дынных грядках…

Звуки смещенные, как все в этом мире нарушенных величин.

В ответ тихое, сонное бормотание, капли воды. Из сапога огромными белыми от ужаса глазами смотрит ЧУЧУНДРА. НАГ вздыхает, покашливает, продолжает покачиваться.

Нагайна на дынных грядках, и это правильно. Это жизнь. Сейчас я прикоснусь зубами к этому мальчику, а потом к мангусту, потом к этой крысе в углу, которая думает, что я ее не вижу. А потом буду спать в траве и сквозь сон слышать, как птица-кузнец поет (передразнивает): «Динг-донг, война кончилась. Мальчик умер. Мангуст умер и крыса умерла. Как грустно! Динг-донг. Война кончилась». В доме будет громко кричать женщина, слуги – бегать с палками, и пойдет дождь… Сколько раз так было, и так будет сколько раз…

Резко закидывает назад голову для укуса. Огонь. Грохот невиданной, невероятной силы. Вспышка и ветер бросают красные листья, скручивают их столбом. Тело НАГА взлетает вверх, будто распадаясь.

Укрупненная декорация исчезает то во тьме, то в слепящей вспышке. Возникает верхняя декорация. БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК с дымящимся ружьем. ТЕДДИ стоит на постели с поднятыми вверх от ужаса руками. МАТЬ ТЕДДИ в дверях в ночной сорочке.

МАТЬ ТЕДДИ (громко, заломив руки). Она укусила тебя, мальчик, где, где, покажи!

ТЕДДИ. Нет, нет! (Он сам в страхе рассматривает руки и ноги.)

МАТЬ ТЕДДИ хватает его с простыней и отбегает с ним в угол комнаты.

МАТЬ ТЕДДИ. Я не хочу здесь больше жить! Мы должны вернуться в Англию! Этот сад! Этот лес! Эти глаза, шепоты! Мы должны уехать первым же пароходом!

В дверях появляется БАБУШКА с большой лампой и грелкой.

БАБУШКА (с доброжелательной и немного печальной улыбкой, торжественно). Доброе утро, дорогие мои! Ведь это наше первое утро здесь, в Индии. Моя бессонница везде со мной, даже здесь. И я опять не сомкнула глаз! Боже, Элис, почему ты плачешь?! Ричард, почему ты с утра с ружьем?! Почему здесь дохлая змея, нет, две дохлые змеи… Почему так темно?..

БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК садится на кровать ТЕДДИ.

БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК. Посмотри, который час, мама! (Он начинает смеяться и смеется все громче.)

К нему присоединяется ТЕДДИ. Потом, продолжая вытирать глаза, МАТЬ ТЕДДИ, потом так ничего и не понявшая БАБУШКА. Ночь еще не кончилась, они смеются в доме под темными еще деревьями в темных еще цветах, звезды на утреннем небе напоминают зрачки, над всем этим отдельный большой желтый глаз. БАБУШКА садится на постель ТЕДДИ и ставит на пол лампу. Ненадолго свет наверху гаснет, высвечивается нижняя укрупненная декорация. Там в свете лампы ковыляет РИККИ, жалкий, с длинным ободранным хвостом. Он хромает на все лапки. Садится как кенгуренок и пытается издать боевой клич, но сил нет и звуки слабые. Чики-чики-чики-чик! И тут же возникает верхняя большая декорация. БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК поднимает РИККИ.

Смотри, Элис, это наш мангуст. Это он, такой маленький, бился с этой огромной змеей и разбудил меня. Он спас от смерти Тедди! И тебя, и меня, и всех нас!

БАБУШКА. Сейчас я принесу ему много яиц и много бананов. Эй, зверек, может, ты хочешь чашечку кофе?

БАБУШКА зажигает спиртовку под кофейником. ТЕДДИ, МАТЬ ТЕДДИ и БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК сидят, обнявшись, на койке ТЕДДИ. БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК гладит МАТЬ ТЕДДИ по голове, она гладит его руку и качает, качает головой, будто прогоняет наваждение. А мальчик гладит мангуста, сидящего на подушке.

БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК. Я люблю тебя, Элис. Если ты не сможешь здесь жить, мы все уедем отсюда… Что ж делать?! Что ж делать?!

МАТЬ ТЕДДИ. Смотри, какой здесь был страшный бой! Все разбросано и виолончель сломана! Я не смогу больше играть, а ты петь!

РИККИ (сипло, не своим голосом). Рикки-Тикки-Тави-Чк!

Все весело смеются. Кофейник начинает свистеть. БАБУШКА несет поднос с яйцами и бананами.

АТКИНС. Никогда не берите с собой в дорогу виолончель… Или скрипку! Берите банджо! Сколько прошло со мной мое банджо! В мешке с табаком и ветчиной! И еще как звучит, послушайте! Это вам, Элис, и моей жене, и (артисту) вашей жене, сэр… Перед тем как отдохнуть перед вторым действием.

АТКИНС поет, БАБУШКА, старательно обходя мертвого НАГА, подбирает разбросанные вещи, МАТЬ ТЕДДИ тихо трясет головой.

БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК наливает чашку кофе, с чашкой в руках заходит в умывальную комнату и рассматривает трубу, через которую забрался НАГ. Потом садится на край ванны.

БАБУШКА (немного раздраженно). Пора прекратить, Элис! Все кончилось, сколько можно!..

БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК. Змеи больше нет, пора забыть. Мы избавились, раз и навсегда! Начинается новый день!

Неожиданный порыв ветра распахивает окно, падает и разбивается в гостиной ваза, гудят деревья. В саду из бочки фонтаном вдруг выплескивается вода. Огромное, красное и тревожное, поднимается солнце. Зловеще гудит раненая виолончель. МАТЬ ТЕДДИ встает, держась руками за горло, и трясет головой.

МАТЬ ТЕДДИ. Я боюсь, я боюсь.

РИККИ (подскочив на подушке, пронзительно). Рикки-Тикки-Тикки-Чк!

Действие второе

Начало рассвета. Огромное солнце встает из зелени сада.

ТАПЕР у пианино торопливо и, как ему кажется, незаметно скидывает лакированные ботинки, АТКИНС выложил на крышку инструмента солдатский скарб из мешка. Тут и солонина, и фляга, и патроны, и молитвенник. ТАПЕР медленно играет, и на фоне солнца возникает декорации дома БОЛЬШОГО ЧЕЛОВЕКА. ТЕДДИ теперь спит в гамаке, подвешенном под потолочной балкой, БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК, МАТЬ ТЕДДИ и БАБУШКА заснули в креслах в позах, в которых сморила их предутренняя усталость. РИККИ чешется в гамаке в ногах ТЕДДИ, ДАРЗИ – птица-портной – бормочет что-то, прицепившись к форточке, в умывальной комнате пищат ЧУЧУНДРА и ЧУА, ПТИЦА-КУЗНЕЦ выводит свою мелодию на ветке над домом. Утренний сад, обнимающий дом, заполнен непонятными нам покуда шепотами, всхлипами и неясными бормотаниями живого. Медленно опускаются четыре рамы, выделяя четыре фрагмента большой декорации. И тут же эти четыре фрагмента в иных, увеличенных и смещенных пропорциях возникают внизу.

Играет и напевает ТАПЕР. Вместе с его песней разгорается наверху Глаз Джунглей, и речь зверей постепенно обретает понятность.

Свет выхватывает в одной из рам лицо-маску с закрытыми глазами. Во сне МАТЬ ТЕДДИ проводит рукой по глазам. Маска выражает тоску и отчаяние.

ПТИЦА-КУЗНЕЦ (в своей раме на ветке). Динг-донг! Динг-донг! Слушайте меня, глашатая в каждом индийском саду!

В нашем саду война, война! Ах, какая же кровавая битва разыграется с часу на час, с минуты на минуту. Динг-донг! Динг-донг!

Нежный голос, как удары молоточка в медную тарелочку.

В умывальной комнате в своей раме ЧУЧУНДРА и ЧУА по две стороны расписного таза на краю ванны.

ЧУЧУНДРА. Тверже! Тверже! У тебя совершенно не получается звук «ки». Я не убеждена, что садовые крысы способны к чужим языкам, вы слишком стачиваете резцы, Чуа. (Протяжно.) Ки-и, ки-ки-и… Теперь вместе и твердо. И постарайся при этом поднять хвост…

ЧУЧУНДРА и ЧУА (приняв неестественные позы, похожие, с их точки зрения, на боевую стойку РИККИ, хором, но на всякий случай негромко). Рикки-Тикки-Тикки-Чк!

За их спиной матовое окно в сад. Неожиданно за матовым окном возникает и трется об него огромная голова НАГАЙНЫ.

ЧУЧУНДРА. Ай!

Рядом с головой НАГАЙНЫ появляется еще большая голова НАГА. Она красная, НАГ, качая головой вправо-влево, пытается заглянуть в умывальную комнату. Обе крысы складывают лапки на груди и с легким стоном торжественно теряют сознание. Матовое окно поднимается, это садовник протирает его тряпками, одна из которых красная.

ДАРЗИ в своей рамке висит головой вниз и в этом непростом положении речитативом выкрикивает оду в честь РИККИ. Во время этой оды РИККИ, надо сказать, любящий подхалимаж, время от времени принимает величественные позы.

ДАРЗИ (гекзаметром). Велик белозубый о Рикки, чистейшим однажды потоком внесенный в наш сад поутру.

РИККИ (встряхнувшись). Все это так, но где же Нагайна?

ДАРЗИ. Великий, белозубый, о Рикки! Мои птенцы приветствуют тебя.

РИККИ. Вот я сейчас сбегаю и выброшу всех твоих птенцов, глупый пучок перьев, или ты не знаешь, что всему свое время…

ДАРЗИ перемещается в естественное положение, головой кверху, пытается стать деловым.

ДАРЗИ. Я готов замолчать для тебя, для героя, для прекрасного Рикки.

РИККИ. В третий раз тебя спрашиваю: где Нагайна?

ДАРЗИ (не выдерживает и опять срывается на гекзаметр). На мусорной куче она у конюшни рыдает о Наге… она…

РИККИ (нетерпеливо). Не знаешь, где она спрятала яйца?

ДАРЗИ (как о несущественном). У самого края свалки на дынной грядке, там, где всегда солнце… Слушай, как красиво получается дальше: «Много недель миновало с тех пор, как зарыла она эти яйца…»

РИККИ (в бешенстве). И ты даже не подумал сказать мне об этом?..

ДАРЗИ. Но ведь Рикки-Тикки не пойдет глотать эти яйца…

РИККИ (срываясь на визг, от возмущения он колотит себя кулачками по животу и голове). Как я с вами живу?! Что за дурацкий сад?! Что за дурацкие птицы в этом саду… Ты знаешь, что маленькая кобра, даже если она наполовину еще в яйце, уже кобра? И что для нее уже нет законов и она может убить тебя, меня, этого мальчика, который до сих пор думает, что змеи ему снятся только во сне, и даже Большого человека с палкой, который делает «бам»!

ДАРЗИ всплескивает лапками, от чего чуть не срывается с форточки.

ДАРЗИ. Но это же яйца, они такие же, как у моих птенцов…

От бешенства РИККИ повисает на хвосте и лупит себя лапками по голове.

РИККИ. Ты, хвост, приделанный к лапам… Если у тебя осталась хоть капля ума, лети сейчас же на свалку, найди Нагайну и сделай вид, что у тебя перебито крыло… И пусть Нагайна гоняется за тобой как можно дольше.

Рядом с ДАРЗИ опускается серенькая и умная ЖЕНА ДАРЗИ и повисает, зацепившись за гардину.

ЖЕНА ДАРЗИ. Немедленно лети к детям. Там ты можешь горланить свои красивые песни о гибели Нага… Мужчины всегда одинаковы, прости его, Рикки… Я сама полечу.

Птицы улетают.

РИККИ прыгает на пол, и рама сопровождает его в этом прыжке.

РИККИ. Ах, как болят лапы, мне кажется, что я разорван на сорок кусков. Но надо все равно идти и закончить это дело. Как не хочется, как страшно.

РИККИ поднимает хвост, пытается его распушить, как щетку, и идет, прихрамывая.

Наверху в доме медленно бьют часы.

ГОЛОС БАБУШКИ. Ричард, не надо будить Элис, но мангуст ушел…

ГОЛОС БОЛЬШОГО ЧЕЛОВЕКА (он старается говорить весело). Но ведь он же зверек, мама. Мало ли какие у него заботы: побегать, покататься в пыли…

АТКИНС (в углу сцены возмущенно). Зверек, покататься в пыли… ну уж так ничего не понимать… Нет, сэр, таким людям даже кота в Англии заводить не следует. (Берет банджо.)

Внизу темнеет. Высвечивается верхняя часть сцены. Мы видим весь дом, всю декорацию. Медленно просыпаются обитатели дома. Кашляет и тяжело встает БАБУШКА. Как от ночного кошмара, медленно приходит в себя, заламывает руки Мать Тедди. БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК с закинутой назад головой медленно трет виски. Он говорит что-то неслышное и, видимо, пытается успокоить Мать Тедди. БАБУШКА зажигает огонь под кофейником. Мусорщик, сидя на тачке, сгорбившись, жует лепешку. Прошел садовник с тачкой, постоял над опавшими цветами, покашлял и покачал головой.

Вещи разбросаны, БАБУШКА и Мать Тедди неторопливо, сутулясь, собирают их, и портрет королевы-вдовы в луче солнца тоскливо смотрит со стены. БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК переводит стрелку часов, часы опять бьют.

ТАПЕР. Каждый час что-нибудь начинается и что-нибудь кончается в мире Джунглей. Начинается время Великой битвы… и пусть она закончится со следующим ударом часов. Эй, бандерлоги, друзья!..

В красных лучах восходящего солнца на сцену выскакивают БАНДЕРЛОГИ, некоторые тащат дыни, но у большинства сломанные никчемные вещи, то, что образует свалку – старые лопаты, ломаные кресла, прохудившийся котел, ломаная картинная рама, тряпье – чалмы, халаты. Часть тряпья БАНДЕРЛОГИ нацепили на себя. У одной из обезьян большой обломок зеркала. Свет в верхней части декорации не исчез, и лучом, отраженным от зеркала, обезьяна выхватывает унылые маски, фрагменты жизни дома, трудной и безрадостной в это утро.

В полутанце, полуигре на свою песню-речитатив БАНДЕРЛОГИ организуют нижнюю декорацию – мир увеличенных предметов.

Под этот крик и визг обезьяны с грохотом бросают утварь в одну кучу, солнечный свет окончательно заливает нижнюю декорацию, верхняя декорация исчезает.

Внизу угол свалки, неподалеку от данных грядок. В центре свалки череп буйвола, золоченое в прошлом кресло с вылезшими пружинами и сломанная виолончель, недавно выброшенная. Это Индия, и свалка уже проросла большими яркими цветами. Дыни на грядках огромны. Земля там темная, на ней отчетливо выделяются крупные белые яйца, яйца выложены узором, и на каждом яйце тоже узор – очковая метка.

Огромная голова НАГАЙНЫ лежит на пружинах кресла, и, когда она поднимает голову, распрямившиеся пружины издают глухой звук органа.

Медленно и задумчиво, что-то шепча, пролетает старый наш знакомый ЖУК.

ЖУК (про себя). Конечно, наверное, если вдуматься, ох, ох!

Неожиданно в некогда позолоченной ломаной картинной раме появляется ЖЕНА ДАРЗИ, с неестественно вытянутым крылышком, которое она пытается поставить на место, толкая крылышко о раму.

ЖЕНА ДАРЗИ (очень правдоподобно). Мальчишка, живущий в дому, бросил в меня камнем и перебил мне крыло. У меня перебито крыло. (Вытянув второе крыло и упираясь им в другой край рамы, она опускает голову, делаясь похожей на композицию малых голландцев – дичь.)

НАГАЙНА резко поднимает голову. За ночь она изменилась, глаза стали больше, углы пасти опустились вниз. НАГАЙНА тяжелее и мрачнее, чем в первом действии. Она медленно переносит голову в пустой череп буйвола и внимательно смотрит на ЖЕНУ ДАРЗИ из глазницы.

НАГАЙНА. Это ты дала знать Рикки-Тикки, что я хочу ужалить его? Плохое же ты выбрала место хромать…

ЖЕНА ДАРЗИ (делая вид, что только сейчас увидела НАГАЙНУ). Мальчик перебил мое крыло камнем… Когда я поправлюсь, я никогда… (Она отчаянно бьет «здоровым» крылом и мечется в цветах.)

НАГАЙНА начинает медленно и неотвратимо скользить к ЖЕНЕ ДАРЗИ, в цветах ее черное блестящее тело кажется бесконечным.

НАГАЙНА. Ладно, ладно. Тебе будет приятно узнать, что, когда ты умрешь, мальчик умрет тоже. Сегодня с рассвета Наг очень тихо лежит в этой мусорной куче, но еще до заката мальчик утихнет тоже… (Поднимает голову.) Ну куда же ты?! Глупая, погляди на меня, посмотри мне в глаза…

Глаза НАГАЙНЫ делаются огромными. Все затихает вокруг. В тишине лопается последняя пружина старого кресла.

ЖЕНА ДАРЗИ мечется по сцене.

ЖЕНА ДАРЗИ. Нет, нет. Отпусти меня.

Крик, шум. Совершенно неожиданно возникает сам ДАРЗИ, муж и отец.

ДАРЗИ (забыв все инструкции и вообще все). Кто-нибудь, сюда, на помощь… Спасите! (НАГАЙНЕ.) Эй ты, длинная грязная тряпка! Сюда бежит сам Рикки-Тикки. Он тебе сейчас покажет… (В полном отчаянии решившись на подвиг.) Ну-ка, посмотри мне сама в глаза, старая садовая кишка. Я тебе сейчас сам покажу… (К ЖЕНЕ ДАРЗИ.) Тебе очень больно?

ЖЕНА ДАРЗИ (в отчаянии, тихо). Убирайся отсюда, идиот! В гнездо, к детям, ты все забыл… (Опять на весь сад, но уже с двойным смыслом.) Ой, я несчастная! О, горе мне, горе! Всю жизнь мне не везет.

ДАРЗИ (внезапно сообразив, но уж больно ловко его жена играет свою роль). Ах да, прошу прощения! Конечно, конечно! Продолжайте уж как-нибудь без меня. До встречи, Дарзи, то есть, конечно же, прощай! (Прикладывает крыло ко лбу.) Нет, это не для меня! Ты вернешься к обеду? Ах да! Прощай навеки!

НАГАЙНА, ничего не понявшая из монолога, трясет головой.

ЖЕНА ДАРЗИ (отчаянно на весь сад). Мой муж потерял разум… О, не кусай меня, Нагайна! О мое крыло! О мои бедные дети! О ужасный мальчик! О камень! (Мечется по сцене, якобы пытаясь взлететь, на самом деле увлекая НАГАЙНУ за собой.)

НАГАЙНА начинает скользить вслед за ЖЕНОЙ ДАРЗИ все быстрее и быстрее. Теперь их не видно, только качаются цветы. Слышен удаляющийся голос ЖЕНЫ ДАРЗИ.

Я посмотрю тебе в глаза, если ты пообещаешь… Но не теперь, не теперь…

ГОЛОС НАГАЙНЫ. Посмотри теперь, глупышка…

Голос удаляется.

ГОЛОС ЖЕНЫ ДАРЗИ. Ах, ах, у меня закружится голова!..

Из цветов высовываются ЧУА и ЧУЧУНДРА.

ЧУА (голосом отца Гамлета). Ужас, ужас, ужас! Надо что-то делать, но что?

Над грядками появляется ЖУК и зависает в воздухе.

ЖУК. Какие прекрасные желтые дыни, какие дивные белые яйца в узорах. О чем говорит неповрежденная кожура? О том, что здесь не было, нет и никогда не будет отвратительных красных муравьев.

ЖУК медленно опускается на грядку. С легким звоном складывает крылья и высвобождает лапкой из-под наусников забавные длиннющие усы.

Как ласково и успокоительно шумят кусты. Мне говорили, ты не найдешь в Индии места без красных муравьев. Потому что они всюду. А я говорил: я найду, я найду. Мое упорство победило. И когда-нибудь я скажу об этом, непременно, непременно скажу.

Два пронзительных нежных звука рядом с ЖУКОМ. Белые в узорах яйца рядом с ним лопаются, из них, как на пружине, весело выскакивают две очкастые головки. Они поднимаются на тонких шеях, и, хотя часть их туловища еще в яйце, головки поднимаются довольно высоко.

ПЕРВАЯ ГОЛОВКА. Ну, здравствуй, Жук!

ВТОРАЯ ГОЛОВКА (кивая). Здравствуй, здравствуй!

ЖУК (приятно удивляясь). Здравствуйте, здравствуйте. Кто же вы, юные создания?

ПЕРВАЯ ГОЛОВКА (раскачиваясь, ее качание похоже на то, что мы видели, очень просто). Я твоя смерть.

ВТОРАЯ ГОЛОВКА (также качаясь, торопливо). И я, и я смерть.

ЖУК (испуганно, но стараясь владеть собой). Нет, это абсолютно исключено… По-видимому, вы маленькие кобры… Но вы только что вылупились, вы просто не знаете, что шестой и главный Закон Джунглей гласит: «Для себя, детеныша, самки убивай, если есть нужда. Но нельзя убивать для потехи…»

Две маленькие кобры очень внимательно слушают и кивают.

В общем, позвольте мне улететь… Я издалека и поставил себе задачу… Прощайте, маленькие кобры…

ПЕРВАЯ КОБРА. Нет.

ВТОРАЯ КОБРА. Нет.

Маленькие кобры быстро прикасаются к ЖУКУ и отскакивают, встряхивая головками. ЖУК пытается взлететь, но крылья не слушаются его. Он машет ими, как руками, на неожиданно длинных ногах бежит от грядки. Спотыкается и медленно ложится. Тяжелый удар грома, и на сцену, кружась, падают красные листья.

АТКИНС. Какие дряни! Ну просто две маленькие дряни!

Еще один тяжелый удар грома. На сцену выскакивает РИККИ.

РИККИ. Вот она, дынная грядка.

Он делает несколько ударов, будто бьется с воображаемым противником, как боксер, фехтовальщик, каратист. Прыжок, стремительные удары и наскоки переходят в танец РИККИ, наконец он перехватывает свой длинный хвост лапкой, и хвост его напоминает копье. Гром, резко темнеет. На сцену падают, падают, закрывая все, крупные красные листья. Ярко вспыхивает и горит Глаз Джунглей. Вокруг Глаза Джунглей кругами летает ЖЕНА ДАРЗИ.

ЖЕНА ДАРЗИ. Рикки, Рикки, где ты? Начинается гроза, я не умею летать под дождем. Ветер снесет меня. Рикки, Рикки!

РИККИ на авансцене. Вокруг продолжают падать красные листья.

Страницы: «« « ... 345678910 » »»