Антикиллер-2 Корецкий Данил

Глава восьмая.

ОХОТА НА ОХОТНИКОВ

Пистолет может понадобиться лишь один раз в жизни, но, чтобы суметь им воспользоваться, надо носить его всю жизнь.

Умозаключение автора.

Конечно, Джафар не ходил обедать в «Тихий Дон», не навещал Нинку, не ночевал в пустующем доме ее родителей и даже не жил в дачном особнячке с колоннами на Голубых прудах. Для этого он был слишком опытным, хитрым и осторожным. Тем более он не ездил снимать проституток под «Сапфир». Травленый волк обходит капканы, не трогает отравленную приманку, прорывает цепь загонщиков и даже перепрыгивает через флажки.

Он нашел никому не известное убежище – троюродная тетка по материнской линии (а у дагестанских народов не бывает дальнего родства) жила в Тиходонске уже двадцать лет и стала здесь своей. Они виделись только один раз, много лет назад, когда Джафар освободился из тюрьмы. Но это не имело значения, в крепком, хотя и не слишком богатом по нынешним нормам доме его приняли, как долгожданного гостя. Неизвестно, был ли этот порыв искренним, скорей всего нет, потому что по кавказским меркам Джафар не являлся примерным сыном и гордостью рода, скорее наоборот. Но и сама тетя Мисиду, выйдя замуж за армянина, нарушила законы гор. Может быть, это, может, тоска по родным краям примирила ее с беспутным племянником, об истинной роли которого в криминальной жизни города она, впрочем, и не догадывалась.

Джафар жил здесь один, ни с кем из своих бойцов отношений не поддерживал и долгое время вообще не выходил из дома. Только через две недели он позвонил Рамазану, третьему доверенному лицу после Султана и Роберта.

– Салам! Как дела? – говорить приходилось порусски, потому что Рамазан был кумыком, и на родных наречиях они не понимали друг друга.

В техническом управлении РУОПа автоматически включился магнитофон.

– Это ты?.. – собеседник сдержался и не назвал Джафара по имени. Не прошедшие специальной подготовки люди имеют своеобразное представление о конспирации. – Какие дела... Наших выгнали из города, почти никого не осталось. И ребята разъехались... А тебя ищут повсюду, говорят, за голову награду объявили...

– Я их маму делал! – дерзко сказал Джафар, хотя по спине пополз холодок. Но выказывать страха нельзя никому. – Как Роберт, Султан?

Дежурный оператор быстро набирал номер отдела обслуживания сотовой связи.

– Роберт поправляется, Султану похуже. Но врачи говорят, все нормально будет. Ты где?

– Хочешь награду получить? – нехорошо усмехнулся Джафар, и Рамазан поежился, будто воочию увидел эту усмешку.

– Зачем обижаешь? Нам и так досталось. Не надо было это, последнее, делать... Они вообще как взбесились!

– Ты мне указывать хочешь?

– Не только я, все так считают. Все ребята. И земляки очень недовольны. У них торговля пропала, дела пропали. Большие убытки!

– Кто именно недоволен?! – зарычал Джафар. – Ты мне прямо скажи!

– По телефону много не надо говорить. Встретимся, расскажу.

– Дурак! Я с трубки звоню, не по проводам! Кто тут подслушает!

Рамазан помолчал.

– Вся община недовольна. Люди к мулле ходили. Он тоже сказал, что ты не прав.

– Связь через четвертый ретранслятор в Нахичевани, – ответил наконец диспетчер отдела обслуживания. – Сигнал довольно сильный, трубка в радиусе до километра.

– А ты как считаешь? – заскрежетал зубами Джафар.

– Ты мне как брат... Но...

– Горный шакал тебе брат, а не я! – Джафар нажал кнопку отключения.

– Для пеленгации необходимо повторение связи, – сказал диспетчер. – И достаточная длительность сеанса. Возможно, удастся не с первого раза...

– Ясно, спасибо.

Через двадцать минут распечатка разговора легла на стол Лиса. К ней была подколота схема Нахичеванского района. Черная точка отмечала нахождение четвертого ретранслятора, окружность вокруг – зону, из которой велся разговор.

Лис тщательно изучил схему. В окружность попадал старый чугунолитейный заводик, часть парка, огромный пустырь, несколько жилых кварталов. В принципе, звонить могли откуда угодно, но вряд ли Джафар скрывается в подвале литейного цеха или вырыл землянку на пустыре... Он вызвал Попова.

– Свяжись с райотделом, пусть участковые отработают этот район, – он показал остро отточенным карандашом. – Частный сектор, домов не очень много, они и так знают, у кого он может жить.

Попов кивнул и просмотрел распечатку.

– И приглядеть за Рамазаном?

– Да. А если Джафар еще выйдет на связь и удастся взять пеленг...

– Конечно, это все упростит.

Но оба понимали, что второго сеанса в этом районе может и не быть. Оставшись один. Лис долго сидел в задумчивости, неподвижно глядя перед собой. Один звонок Кресту – и все... Его псы, не заботясь о законности и интересах людей, прочешут этот участок столь густым гребнем, что Джафар не выскочит. Но... Эта идея ему не нравилась. Не только ворам западло сотрудничать с ментами. Настоящему менту стыдно помогать ворам. Одно дело – использовать их в своих интересах, совсем другое – работать с ними рука об руку... Уж слишком грязные руки...

Правда, они выполнили свои обязательства, и СОБР разгромил отряд чеченских боевиков. Но это вовсе не значит, что и Лис должен проявлять ответную расположенность. Здесь не следует быть чересчур щепетильным, иначе получится, что уже не ты их используешь, а они тебя. Мировая практика такова, что тактические уступки бандитам и террористам отменяются при первом удобном случае. Только российский премьер-министр мог обещать неприкосновенность кровавым бандитам, поставившим на колени целый город, и сдержать слово! Лучше бы выполнял обещания регулярно платить зарплату и поднимать уровень жизни своего народа...

И все же... Весь уголовный Тиходонск знает, что сказанное Лисом обязательно воплотится в жизнь. Именно на этом основаны многие сделки, позволяющие раскрыть преступления! Что же держит его на этот раз? Люди! Если бы Джафар скрывался в подсобке чугунолитейного завода или на пустыре, он бы, не задумываясь, сдал его ворам! Пусть не сам, чтобы не опускаться до их уровня, – поручил бы тому же Лешему или кому-нибудь еще... Но, пуская разнузданную шпану бесцеремонно шарить по жилым домам, он становится заодно с ними и выступает против живущих в тех домах ни в чем не виноватых людей! Нет, ребята, извините! Пусть на этот раз я буду для вас фуфлометом!

Лис аккуратно спрятал схему и распечатку в сейф. Угрызения совести его не мучили.

Тем временем Джафар собирался выйти в город. Ему надоело сидеть в четырех стенах, к тому же получалось, что он утратил контроль над ситуацией, потерял авторитет и лишился всех своих сил. Надо поправлять дело. А инструментов, с помощью которых он привык это делать, не было ни одного: ни автомата, ни гранаты, даже пистолет он бросил в больнице! Надо забирать...

– Рэкет наглеет, – жаловалась тетушка Мисиду. – Раньше по тридцать платили, сейчас по пятьдесят требуют!

Она торговала на Нахичеванском рынке кустарными изделиями – пуховыми платками, ковриками, шерстяными носками, мужскими свитерами толстой вязки, ажурными женскими кофточками.

«Собаки, – зло подумал Джафар. – С копеек наживаются! Взять их за горло, передушить по одному... Ничего, еще доберусь до вас, паскуды!»

– У нас в Махачкале такого никогда не было... Там порядка больше, уважения больше...

– Конечно, – согласился Джафар, хотя хорошо помнил то время, когда сам обкладывал данью торгующих именно на Махачкалинском рынке. – Ничего, что я шляпу Ашота надену?

Муж тетушки был шофером-дальнобойщиком и сейчас находился в очередном рейсе.

– Конечно, надевай.

Она не спрашивала, куда и зачем он идет после столь длительного затворничества. На Кавказе не принято задавать такие вопросы мужчине. У него свои дела, он сам знает, когда и как их решать.

Джафар стал перед зеркалом, повернулся боком. Надвинутая на лицо шляпа скрывала наиболее узнаваемые черты внешности: прическу, лоб, брови... Если еще прикрыть глаза и сбрить усы-стрелочки... Но сбривать усы он не хотел. Это позор, потеря лица. Каждый скажет, что Джафар струсил настолько, что поменял внешность. А трус не может восстанавливать справедливость, ему остается только спасать свою шкуру.

Джафар достал трубку мобильной связи.

Ее выхода в эфир с нетерпением ждала автоматика технического управления РУОПа.

Он задумался. Кому звонить? И что говорить? Мол, у меня силы хватит, еще не все потеряно? По телефону это прозвучит неубедительно, как оправдание. Другое дело – появится он сам с пушкой за поясом! Да, звонок только испортит дело.

Он хотел сунуть «мотороллу» в карман, но тетка заинтересованно протянула руку.

– Какой маленький телефончик... Можно посмотреть?

Рука у Мисиду была высохшей, темной и морщинистой.

«А ведь она не старая, – внезапно подумал Джафар. – Сорок с небольшим... В „Тихом Доне“ гуляют бабы и постарше! Вырядятся и вертят жопами, мужиков завлекают. А наши женщины рано вянут... Когда приберу к рукам этот городишко, она у меня будет бесплатно торговать. Нет, всем нашим женщинам бесплатно разрешу торговать, а Мисиду вообще отдам пять ларьков, пусть командует...»

Далекий от сантиментов и желания сделать комунибудь добро, он сам удивился внезапно пришедшей мысли. Видно, сказалась оторванность от дел, расслабляющее воздействие домашнего уюта и родного языка, на котором пыталась говорить Мисиду и которого он почти не понимал. Тетка, конечно, не потянет пять ларьков, да и одного не потянет – там требовать надо, за продавцами следить, а у нее все разворуют... И если всех женщин из Дагестана от оплаты освободить – что получится? Убытки большие – раз... И потом, все остальные тоже захотят – осетинки, ингушки, чеченки... Начнут себя выдавать за кумычек да лачек... Нет, ерунда все это. Как платили, так пусть и платят, а вот Мисиду платить не будет! Это и правильно, и сделать легко.

– Красивый! А Ашот никак в дом не проведет, говорят, кабелей нет, – натруженные руки, как игрушку, вертели гладкую изящную трубку. – А до Махачкалы он достанет?

– Достанет, – улыбнулся Джафар. – И до Америки достанет.

Ему стало жаль наивную тетушку. Хотя и не в горах живет, а осталась темной, как ее мать и мать ее матери. Горские женщины знают только хозяйство, больше им ничего и не надо.

– Можно я сестре позвоню? Я знаю, что дорого, но мы с Написат сто лет не разговаривали. Я тебе деньги отдам...

– Какие деньги! Звони, говори сколько хочешь! – Джафару было приятно чувствовать себя могущественным и щедрым.

Мисиду диктовала номер, он нажимал попискивающие кнопки, в центре обслуживания сотовой связи пробуждалась пеленгующая аппаратура. Для точного пеленга необходимо десять минут. Скучающие друг без друга сестры должны были проговорить никак не меньше.

– Откуда знаешь, что дорого? – добродушно поинтересовался Джафар, ожидая соединения. – Кто сказал?

– У нашего старшего рэкета такой... Был такой. Его убили. Боксера... И записку бросили: «Колдун вас всех перебьет!» Джафар нажал кнопку отключения связи.

– Знаешь, тетя, вечером позвонишь. Мне спешить надо.

Если Мисиду и огорчилась, то внешне этого не проявила.

– Будь осторожен. Мне снилось – тебя собака укусила...

Но Джафар ее не слушал. Оказывается, за кирпичными стенами его убежища крутился целый водоворот событий. И ему хотелось поскорей окунуться с головой в привычную бурную жизнь.

Следящая аппаратура вновь погрузилась в дремоту. Судьба пока хранила Джафара.

В Нахичеванском райотделе задание из РУОПа встретили без энтузиазма. Лишь в советских фильмах, выдававших желаемое за действительное, милиционеры только и ждут повода поработать и испытать лишения службы: посидеть в засаде в новогоднюю ночь, уехать в командировку от праздничного стола, не поспать пару ночей...

На самом деле каждому по горло хватает собственной текущей работы, за которую бьют и которая идет в показатели твоей служебной деятельности. А всевозможные дополнительные нагрузки – это лишняя головная боль, которая, кстати, в отчетность не включается. И потом, по нынешним временам надо и на себя работать: продуктов достать, стройматериалы подешевле выписать, подежурить в баре или на дискотеке за наличман...

Поэтому участковые хотя и записали приметы Джафара, но не собирались немедленно бежать и перетряхивать район. При случае для очистки совести можно спросить у кого-то из доверенных лиц: не видели такого-то и такого? Нет? Ну и ладно. А можно и не спрашивать. Инициатива наказуема. Чего высовываться раньше времени? Если РУОПу подопрет по-серьезному, объявят специальный рейд, тогда хочешь не хочешь, а придется пахать!

Только майор Оганесян отнесся к полученному заданию по-другому. Ему было сорок пять, милицейский и армейский стаж составлял двадцать семь лет, а поскольку в большие звания он не пробился, то подлежал увольнению на пенсию по возрасту и выслуге лет. На одном участке он проработал пятнадцать лет – большая редкость по нынешним временам. Еще большей редкостью было то, что он не заложил милицейские погоны золотому тельцу, как изрядная часть его коллег. Когда-то он пришел в милицию по убеждению, и хотя с тех пор убеждения изрядно поистрепались, но негодяем, взяточником и вымогателем он не стал, гнуть людей в бараний рог не полюбил и бездумно выполнять указания начальства не научился. Может быть, поэтому и не дослужился до начальника УВД, райотдела, заместителя начальника или начальника отделения, перешагнув только одну ступеньку карьеры и став старшим участковым.

Конечно, общение с людьми включает жесты признательности и уважения, игнорировать которые нельзя, поэтому получить в благодарность курицу, гуся, поросенка или бутылку-две водки к празднику Оганесян себе позволял. К тому же у него и у жены была большая родня, почти все занимались коммерцией и не бедствовали, а у армян принято помогать друг другу, тем более национальный менталитет высоко ценит родственника – представителя власти.

Словом, служил он не за взятки и поборы с участка, а за зарплату и за уважение, прекрасно находя общий язык с земляками, компактно населяющими обслуживаемую территорию, и добросовестно выполняя функциональные обязанности, что никак особо начальством не отмечалось, будто бы так несли службу исключительно все сотрудники.

Выйдя из райотдела, Оганесян направился на свой участок, размышляя над полученной информацией. Он не был обременен образованием, не оканчивал институтов, университетов, а тем более академий, но и средней специальной школы милиции хватало для построения схемы предстоящих действий.

Район был мононациональным, когда-то поселение Нахичевань образовали армяне, вывезенные Екатериной из Крыма для ослабления татарского ханства. Потом поселение стало городом, отделенным от Тиходонска двумя верстами поля, выполняющего функции межи, а потом межу застроили, и населенные пункты слились. Конечно, происходила ассимиляция, но основное население по-прежнему составляли армяне. В интернациональном Тиходонске суровые законы о «чистоте крови» практически не действовали, смешанные браки редкостью не являлись и антагонизм к другим национальностям отсутствовал. И все же трудно было представить, что какая-то армянская семья ни с того ни с сего приютила у себя незнакомого аварца!

Разыскиваемый РУОПом Джафар мог найти пристанище только в семье, имеющей дагестанские корни. Этот вывод не шибко образованного и не очень подкованного в сложных вопросах национальной политики старшего участкового и был положен в основу предстоящего поиска.

Оганесян прошелся по участку, поговорил с мужчинами и женщинами, которые относились к нему как к своему, и через час получил информацию о дагестанских корнях проживающих здесь людей. Таких семей оказалось всего три, и, ведомый хранящей Джафара судьбой, к тетушке Мисиду, известной соседям под русифицированным вариантом имени – Марина, он попал к последней, когда разыскиваемый уже ушел.

– Никто ко мне не приезжал, – ответила Мисиду-Марина, следуя обычаю кавказских женщин не говорить ничего лишнего. У мужчин свои дела, пусть сами и разбираются. Тем более с властями вообще откровенничать вредно... Эта мудрость впиталась в кровь еще с тех времен, когда в горное село, живущее набегами на соседей и кражами скота, приезжал урядник с солдатами. И она оправдывала себя.

– Как же так, – возразил Оганесян. – А соседи говорят, что видели молодого аварца!

Этот нехитрый прием он испытал и в двух предыдущих случаях, но безуспешно. И сейчас МаринаМисиду хитро прищурилась.

– На нем что, написано, что он аварец? Может, осетин, может, армянин... К Ашоту многие ходят. Но из наших краев давно никого не было. Все собираюсь к сестре в Махачкалу, но дела не пускают...

Держалась женщина естественно, говорила бойко, и слова-то были правдоподобные. Какие основания ей не верить? Только то, что родилась в Дагестане?

Старший участковый попрощался и ушел. Его возможности были исчерпаны. Второй раз судьба отвела руку власти от беглеца Джафара. Но что на роду написано, то неминуемо должно произойти. И теперь на пути благосклонной к Джафару судьбы стал непредвиденный случай и зеленый лейтенант милиции Яркин.

В травматологическом институте строили овощехранилище. Автокран по одной поднимал железобетонные плиты и аккуратно укладывал в кузов грузовика. Двое рабочих в ярких оранжевых куртках и таких же касках, которые должны были защитить их, если полутонный груз вдруг сорвется, ловко застрапливали очередную плиту, и процедура повторялась.

– Гля, Василий, – один из такелажников вытянул руку. Заскорузлый палец показывал на открывшуюся щель, в которой буднично лежал большой, тускло отблескивающий пистолет.

– Ни фига себе! Как в кинухе!

Василий поднял пистолет и через лобовое стекло прицелился в крановщика.

– Сейчас зафуячу за то, что медленно работаешь! – он смеялся во весь рот, демонстрируя природную жизнерадостность и почти полное отсутствие боковых зубов.

– Положи, мудила... Это помнишь, когда тут пострелялись! Оставишь отпечатки, тебя и посадят!

– И правда, – озаботился Василий. Он тщательно обтер пистолет о штаны и положил на место. – Ладно, давайте «мусоров» вызывать...

Происхождение оружия сомнений не вызывало. «Беретту» отвезли в ЭКУ и отстреляли, вскоре эксперты дали заключение, что именно из нее убиты Ермолай, Силок и два человека на набережной. Пистолет забрал Лис. Он знал, что «береттой» любил хвастать Джафар. Теперь оставалось захватить его и привязать к «грязному стволу». И первая, и особенно вторая задача не относились к числу легких. Оставалось ждать, когда он выйдет в эфир.

Зональным опером, обслуживающим травматологический институт, был двадцатитрехлетний лейтенант Яркин. Его стаж в занимаемой должности, в звании и вообще в милиции составлял неполных три месяца, поэтому он был полон нерастраченных иллюзий и честолюбивых замыслов.

– Делаем засаду? – как о деле естественном и решенном спросил он у начальника УРа.

– На кого? – не понял тот.

– Но того, кто оставил машинку. Он же за ней придет!

Яркин говорил правильно. Именно так его учили в «вышке». Но с точки зрения реальной жизни это была полная ерунда.

– Когда придет? Две недели не приходил. Может, через месяц появится, может, через два. Может, никогда. Ты что же, вечно будешь в засаде сидеть? До самой пенсии?

Майор устало махнул рукой.

– Иди, занимайся своими материалами. А если тебе мало, я еще подброшу!

Хранящая Джафара судьба в очередной раз попыталась отвести карающую длань закона. Но Яркину еще не успела настохренеть служба, он был молод, полон сил и не отягощен семьей. Поэтому, несмотря на полученное указание, решил поступить по-своему. Надев оранжевый жилет и каску, лейтенант смешался с рабочими, заливающими фундамент будущего овощехранилища. Они воспринимали его всерьез и выполняли все распоряжения, немало заинтригованные происходящим. По его указанию плиты положили на место, может, и не совсем так, как прежде, но вряд ли это бросалось в глаза.

– Слышь, брат, а пушка у тебя есть? – поинтересовался Василий. И, получив утвердительный ответ, продолжил: – Я тут арматурины приготовил, если что – мы его, гада, затопчем!

Пожалуй, впервые Яркин ощутил столь полное единение с народом и испытал чувство гордости за свою профессию и прилив желания этот самый народ защищать и служить ему верой и правдой. Это чувство обычно достаточно быстро проходит, а некоторые сотрудники его никогда и не испытывают, сразу превращаясь в черствых и приколистых мусоров, от которых простой человек может ожидать одних неприятностей. Оправдать их можно только тем, что ощущения каждого являются реакцией на отношение окружающих, а далеко не всем сотрудникам удается испытать такое одобрение и поддержку, которую испытал молодой лейтенант.

Подходы к плитам хорошо просматривались, оставалось только ждать. Сколько можно ждать и что из этого выйдет, начинающий опер не представлял.

Но новичкам везет в азартные игры, если, конечно, с ними не жульничают. А розыск преступников – самая настоящая азартная, будоражащая кровь игра.

– Гля! – заскорузлый палец рабочего, нашедшего пистолет, обозначил некое направление, но тут же конспиративно продолжил движение и привычно укрылся в носу. – Вот чучело! Может, он и есть?

Действительно, к плитам двигалась довольно странная фигура в темных очках и надвинутой на лоб шляпе. Необходимость как одного, так и другого предмета погодно-климатическими условиями не обуславливалась. И шел человек довольно странно: скованно, с напряженным корпусом и прижатыми руками.

Василий захохотал, Яркин тоже с ходу готов был отвергнуть такое предположение, но, вспомнив лекции про всевозможные ухищрения и маскировку злоумышленников, остался серьезным.

– Не пяльтесь туда, давайте вниз...

Они спрыгнули в котлован. Вскарабкавшись на опалубку, лейтенант незаметно стал наблюдать за странным незнакомцем. Тот прошел мимо плит, осмотрелся, вернулся и принялся заглядывать во все щели подряд.

«Он!» – Яркина кинуло в жар.

– Я пошел! – выдохнул он и тут же понял, что мог этого и не говорить

– коллег рядом не было, посторонние люди, работяги, у них свои дела и совершенно другие заботы. Выскакивая из котлована, он испытал чувство отрезанности от всего остального мира. Такое бывает у парашютистов. Очертя голову, лейтенант бросился вперед.

Яркин надеялся, что это не взаправдашнее задержание особо опасного преступника, а казус, стечение обстоятельств, ошибка, которая сейчас разъяснится. Может, это родственник больного: накануне сидели на плитах, и он выронил зажигалку или потерял очки... Не может быть, чтобы вот так вдруг он оказался лицом к лицу с бандитом! Когда-нибудь потом – да, он не испугается, но тогда он будет лучше подготовлен и рядом станут более опытные товарищи...

Незнакомец обернулся на топот, и надежды, что «все обойдется», рассыпались в прах: даже по нижней, незамаскированной части лица Яркий узнал Джафара – зверя, способного зубами загрызть врага.

– А ну стой, – сказал он, как и учили, но без необходимого напора и куража, даже голос оказался тихим и нерешительным, противный голос...

В глубине души еще теплилась надежда, что это не Джафар, просто похожий кавказец, они ведь все на одно лицо. Все определит его реакция в следующую секунду.

Человек сорвал очки и страшным взглядом впился в глаза лейтенанта.

– Пошел отсюда, мусор, если жить хочешь!

Иллюзии рассеялись. Перед ним стоял бандит, и бандит ему угрожал. Ему, сотруднику милиции, больше того – оперу уголовного розыска! На глазах граждан, которые наблюдают за их противостоянием!

Какие-то совершенно новые чувства раздули грудь Яркина и распрямили его спину.

– Стоять! Стоять, я сказал! – на этот раз в голосе была и сила, и неизвестно откуда взявшиеся стальные нотки. Лейтенант сунул руку под рубашку и, повозившись с тугой застежкой, извлек пистолет.

– Руки за голову! На колени! Ну!

Джафар бросился на него, как разъяренный волк. Яркин успел сдвинуть предохранитель и, опустив ствол, нажал спуск. По инструкции носить патрон в стволе запрещалось, но один преподаватель рекомендовал им эту инструкцию нарушать. «Лучше отписываться, чем лежать в яме», – доходчиво пояснял он. Сейчас Яркин вспомнил препода добрым словом.

Грохнул выстрел. Пуля ударила в землю под ногой нападающего, зацепив рант его ботинка. Джафар упал, шляпа откатилась в сторону.

– Лежать! Лежать, я сказал! – надрывался лейтенант.

Не обращая внимания на крик, Джафар поднимался, а молодой милиционер уже исчерпал запас решительности. За выстрел придется отчитываться, а он оказался здесь вопреки распоряжению начальника... И что делать теперь? Не стрелять же на поражение... Сейчас нет оснований, а когда они появятся, будет поздно...

– Лежать, тебе сказали! – арматурный прут вытянул бандита поперек спины и припечатал к земле. Джафар ткнулся лицом в траву и больше не делал попыток встать.

«Расслабляющий удар», – вспомнил Яркин курс рукопашного боя. Правда, «расслаблять» рекомендуют в промежность, печень, солнечное... И, конечно, не железякой.

– Вот это он понимает, – поигрывая прутом, удовлетворенно сказал Василий. И спросил: – Может, еще врезать? На всякий случай?

– Хватит, – устало произнес Яркин. Сейчас он был не рад, что ввязался в эту историю.

Когда Джафара привезли в РУОП, Лис стал искать Севера. В офисе того не оказалось, но по мобильному он ответил.

– Джафар у нас, – сказал подполковник. – Его Северный райотдел взял. Помнишь наш уговор? Пусть кто-нибудь подойдет на очняк...

– Нет, командир. Ничего не помню. Какой у мента с вором может быть уговор? Путаешь что-то...

Вне себя от ярости Лис положил трубку. Обнаглели... Есть сила, есть деньги, есть поддержка... Вот и считают возможным хамить. Ну ладно, земля круглая...

Коренев ненадолго задумался. Опаснейший преступник, фотографии которого смотрят с каждого стенда «Их разыскивает милиция», формально является чистым, как новорожденный младенец. Толстые тома оперативных материалов сейчас не в счет. Нужны официальные, предусмотренные УПК доказательства: показания свидетелей, потерпевших, заключения экспертов... Все, как сорок лет назад. Но тогда джафаров было мало, государство с ними жестоко расправлялось, и население ему в этом охотно помогало. Сейчас джафаров много, государство относится к ним вроде как нейтрально, менты прессуют их на свой страх и риск и предлагают разделить этот страх и риск гражданам. Но те от столь заманчивого предложения почему-то отказываются. Вот и сейчас – никто не спешит изобличить его в многочисленных преступлениях, не приносит заявлений, не дает свидетельских показаний.

Немой свидетель «беретта» взяла на себя как минимум четыре трупа, но отпечатков пальцев на ней нет, а Джафар, естественно, заявит, что и не видел ее ни разу...

Изощренный мозг Лиса прокручивал десятки комбинаций, сортировал их, негодные отбрасывал, а подходящие накапливал, чтобы из них отобрать лучшие...

Через полчаса Рома Рывков ввел Джафара в кабинет подполковника Коренева. Задержанный держался спокойно, как человек, попавший сюда по недоразумению и уверенный в том, что оно скоро разъяснится. Переступив порог, Джафар остановился, недоуменно осматриваясь по сторонам.

Лис сидел за очищенным от бумаг столом, перед ним лежал какой-то плоский, покрытый газетой предмет. В углу, рядом с сейфом стоял Валера Попов с фотоаппаратом в руке.

– На Доску почета снимать будете? – осклабился Джафар.

– Нет, для опознания сфотографируем, – небрежно бросил Лис, сосредоточенно роясь в ящике стола. Всем свои видом он показывал, что задержанный его совершенно не интересует, просто он выполняет необходимую формальность, которую собирается закончить как можно скорей, чтобы вернуться к более важным делам.

– А кто опознавать будет? – нагло скривил губы Джафар. – И что я такого сделал?

– Восемь убийств на тебе. Пожалуй, шлепнут, несмотря на мораторий. Есть специальный указ: на ком больше трех трупов – к стенке!

– На понт берешь, начальник? Убийства, трупы... Что за херня? Своей бабе расскажи...

Лис перестал возиться в столе и внимательно посмотрел на задержанного. Но на того этот взгляд особого впечатления не произвел.

– Сейчас опознают тебя, – повторил Лис. – Прокурор даст санкцию, и пойдешь ты в последний раз на кичу. А когда лоб зеленкой мазать станут, тогда и похорохоришься... Только я тебе так скажу: там никто не хорохорится. Плачут, воют, в штаны хезают... Попов непроизвольно кивнул. Он знал об этом не понаслышке.

И почему-то этот кивок произвел на Джафара впечатление: может, какая-то исходящая от очевидца расстрелов волна донесла до него тупиковый животный страх последней минуты смертника.

– За что меня стрелять? – вызверился он. – Кто меня опознавать будет?

– Шакал опознает, – уверенно сказал Лис. – Ушастый опознает. Это друг Ермолая, которого ты завалил в больнице. Север опознает. Ты у него на глазах Силка убил...

Джафар расслабился. Мент гнал фуфло внаглую. Братве западно идти в свидетели – Никогда такого не было и не будет. Ну ладно, Шакала они могли нагнуть, но чтобы Север фискалил... Это лажа полная.

– Узнаешь?

Резким движением Лис отбросил газету. Под ней лежала «беретта». Джафар купил ее в Москве за три тысячи баксов – втрое дороже, чем стоит «ТТ» или «макар». Зато таких мало, не у каждого есть. Клевая машинка! Мощная, многозарядная, а как в руке сидит... Пальцы непроизвольно сложились, будто обхватывая рукоятку. Жалко, менты забрали...

– Узнаешь?

– Чего? Я вообще такую дуру никогда не видел!

– Не видел, говоришь? – издевательски переспросил Лис, – Ну возьми, прицелься... Мы тебя щелкнем и Северу покажем под протокол. Он сказал, что ты именно из нее шмалял в больнице!

– Север сказал? – Джафар отмахнулся. – Не вешай лапшу, начальник!

Тусклое воронение «беретты» притягивало его словно магнит.

– Возьми, прицелься. А потом я тебе протокол покажу. Слабо?

Пожав плечами, Джафар взял пистолет. От знакомой тяжести оружия по телу пробежала электрическая дрожь. Были бы пули... Раз, раз, раз! Этих трех – за секунду... И в коридор... Кто попадется – раз, раз! Дежурный у выхода не вспопашится – раз! И на улицу... Кто попадется... нет, там уже никто не полезет... Через забор, в проходняк, пушку в штаны, – сел в одну тачку, в другую... Свобода!!!

От «беретты» исходило ощущение силы и могущества, появилась сумасшедшая мысль: а вдруг они забыли разрядить? Такого не может быть, но вдруг? Бывает, и менты лопухаются, часто бывает!

Он дернул назад затвор, но тот с сухим лязгом стал на задержку. Чуда не произошло.

Джафар громко сглотнул и бросил пистолет обратно на стол.

– Что я вам, клоун? Лучше друг друга фотографируйте!

В сердцах он сплюнул. И насторожился. Что-то было не так. Конвоир даже не врезал ему по шее. Мент у сейфа и не думал наводить аппарат, они обменялись с Лисом взглядами, и в этих взглядах читалось затаенное торжество.

Лис вынул руку из ящика и аккуратно накрыл «беретту» вывернутым полиэтиленовым кульком.

Мгновение – и пистолет оказался в прозрачной упаковке.

Еще мгновение – и вещдок исчез в ящике стола.

Джафар все понял.

– Гр-р-р-р! – с приглушенным рычанием он прыгнул через стол, чтобы вцепиться в глотку проклятого «мусора», перервать гортань, перегрызть сонную артерию, на хер откусить башку...

Но Рывков локтем ударил между лопаток, будто конвоир при посадке в автозак врезал кованым прикладом. Сбилось дыхание, голова дернулась назад, прыжок прервался. На миг потеряв сознание, Джафар упал грудью на столешницу. Железные пальцы Лиса вцепились в волосы и резко запрокинули голову вверх.

– Я думал, ты умнее! – глаза опера находились совсем рядом. В них отчетливо читалось превосходство.

– Я тебя... Я тебя... – боль в спине мешала говорить. Джафар чувствовал, что здесь ему блатовать не дадут, но не собирался сдаваться. Кто молчит, тот боится. Кто боится, тот проиграл.

– Я тебя съем!!!

– Подавишься.

Лис разжал пальцы, и голова задержанного глухо стукнулась о дерево.

– Повоспитывать его? – спросил Рывков. – Профилактическая беседа или небольшой спарринг? Совсем небольшой... Бессильно распластавшись на столе, Джафар продолжал неукротимо рычать.

Лис отрицательно покачал головой.

– В камеру. Пока по подозрению, а завтра получим заключение экспертов, привяжем к нему ствол – и передадим следователю. Пусть предъявляет обвинение. И пошел вперед, к стеночке...

Это он просто давил на психику. В нашей гуманной стране расстрел Джафару не грозил. И он это хорошо знал.

– Слушай меня, майор! – горячечно прошептал он. – Я с тобой посчитаюсь! Я ничего не боюсь, ты понял – ничего! Никто меня не шлепнет, времена не те... Посижу и выйду! Выйду, ты понял?!

Голос бандита дрожал от ярости и ненависти.

– И я тебя найду! Пусть пять лет пройдет, пусть десять! Найду! И маленькой бритвой на кусочки порежу, ты понял? На кусочки!

Джафар улыбнулся, оперся на стол и выпрямился.

– Что скажешь, майор?

Лис пожал плечами.

– Эк ты меня невзлюбил! А за что? Я ведь тебе еще ничего плохого и не сделал. Пока... И потом, я уже давно подполковник.

– Мне все равно, кто ты есть, хоть генерал! На кусочки порежу! Жизнь на это положу, ни есть не буду, ни спать! Клянусь Аллахом!