Антикиллер-2 Корецкий Данил
– Тебе ничего уметь и не надо. Главное, силу духа проявить. Заодно и испытание пройдешь. Ну, на то дело, где бабок будет много... Алекс сглотнул вязкую слюну:
– А ты сможешь?
Кривуля кивнул:
– Это нетрудно. Славик при мне знаешь скольких грохнул... Да и я, если честно... Внезапно он оборвал свои откровения.
– Жрать охота. Скажи Светке, пусть сготовит чего-нибудь... Я уже домой не пойду. У тебя переночую. Лады?
– Лады. Только...
– Чего? – удивился массажист.
– Мы со Светкой решили по-серьезному. Так что ты ее больше не трогай. На полу ляжешь... Кривуля присвистнул и весело улыбнулся:
– Ну вы даете! Раз так, то ладно.
Пока Светка возилась на кухне, Кривуля, задернув занавеску, разложил на тахте свой арсенал. Отобрав детали пистолетов и бурча что-то себе под нос, он сноровисто соединил ствол с затвором, вставил пружину, надел и повернул до щелчка запирающую втулку, надел кожух на направляющие пазы рамки, вставил и закрепил защелку... По одному вщелкнул в широкую обойму восемь патронов, резко вогнал магазин в рукоятку, передернул затвор и осторожно спустил курок на предохранительный взвод.
– Готово! – Он вскинул руку и прицелился в телевизор.
– Откуда это? – спросил Алекс. Вид готового к бою оружия будоражил и возбуждал его.
– Еще с тех времен, – ответил Кривуля, и Алексу показалось, что в голосе проскользнули печальные нотки, как у стариков, когда они вспоминают о счастливой молодости.
– Дай-ка мне...
– Держи, – Кривуля протянул пистолет рукояткой вперед.
– Какой это? – Алекс взвесил оружие на ладони, потом навел на окно.
– «ТТ». Очень мощная машина. Два стальных листа прошибает, я пробовал. А иногда и три. Научить?
Алекс кивнул. Кривуля показал, как вынимать и вставлять обойму, как досылать патрон, как взводить и спускать курок. Алексу все это очень нравилось, он пробовал вскидывать руку и щелкать курком в тот момент, когда мушка совмещалась с переплетом оконной рамы.
– Этот завтра «светить» не будем, – сказал вдруг Кривуля. И пояснил:
– Придется выкинуть, чтобы паленый ствол при себе не держать. Жалко, хорошая вещь... Лучше обрез попробуем. Ну-ка, садись сюда... Усадив товарища на тахту, массажист ладонью вымерял расстояние.
– Так, заднее сиденье полтора метра... Он сидит, где ты, а я здесь. Обрез в сумке, сумка в ногах. Раз! Нет, не пойдет... Давай я чуть дальше отсяду... Раз! Черт, не получается...
Расстояние между Кривулей и изображающим жертву Алексом было слишком маленьким, чтобы развернуть руку с обрезом.
– Может, его рядом с тобой посадить? – вслух размышлял массажист. – А я сзади... Так удобней, но тогда все вперед полетит! Ты обхезаешься с непривычки, а хуже то, что машину не отмоешь... Может, ты сзади сядешь? Ты потоньше, и рука у тебя короче...
– Нет, как, ты что... Я не могу!
– Ах да... Ты шофер, и дело твое телячье... Крепче за баранку держись, шофер... Придумал!
Кривуля довольно потер руки:
– Мы приехали, и ты выходишь первым. Давай. Поворачивайся и выходи. Алекс повернулся на тахте и подался вперед. В тот же миг в затылок ему уперся ствол обреза, тихо щелкнул ударник.
– Отлично! Самое то! – веселился массажист. – Еще одну вещь подработаем, и все... Плоскогубцы есть?
– Зачем?
– Затем, что в винтовочных патронах заряд охеренный! Они на несколько километров бьют. Ему на хер голову разнесет! А мне может руку оторвать: оно ж на весу, без приклада. Надо пороху отсыпать маленько...
Алекс принес плоскогубцы. Вытащить пулю оказалось нелегким делом: плоскогубцы срывались, оставляя на гладкой поверхности глубокие царапины. Наконец Кривуле удалось расшатать ее и выдернуть, как больной зуб. На клочок газеты он высыпал заряд. Кучка черных цилиндриков безобидно блестела в электрическом свете.
– Вот так! – часть пороха вернулась обратно в гильзу. – А остальное высыпь в сортир.
Вставив пулю на место. Кривуля обжал плоскогубцами горлышко гильзы, попробовал пальцем.
– Сойдет!
И заговорщически подмигнул:
– Ну что, хавка готова?
С кухни аппетитно пахло жареным: Светка приготовила картошку в яйцах. Видавшая виды чугунная сковорода многообещающе шкворчала, но Алексу кусок в горло не шел. Зато Кривуля с аппетитом поел и выпил полстаканчика водки.
– Тяжелый сегодня получился день, – он сыто отрыгнул. – Новости по телеку не смотрели?
– Нет, – ответил Алекс. – Чего там смотреть...
– Ну завтра поглядим! – снова подмигнул массажист. – Пошли спать!
– Ты на полу! – напомнил хозяин. И, улучив момент, шепнул Светке: – Помнишь, что мы решили? С Кривулей никаких дел!
– Конечно, помню! – обиженно ответила она. – За кого ты меня держишь? Но когда через пять минут Алекс вышел из ванной, он увидел знакомую сцену: Светка стояла раком и тихо верещала, а Кривуля, пристроившись сзади, насаживал ее на себя короткими и мощными рывками. Правда, происходило все это не на тахте, как обычно, а на полу, так что выдвинутое им условие было выполнено ровно наполовину.
На тахте лежал заряженный пистолет и обрез. Простое нажатие пальцем превращает человека в труп. Но ни Кривуля, ни Светка этого не заслужили. Настукать бабе по голове – это дело другое...
Подойдя вплотную, Алекс некоторое время наблюдал «сеанс», а потом, разгорячившись, как обычно, зашел спереди и тоже включился в игру. Групповуха прошла по наезженному сценарию. Только когда все закончилось, он дал Светке затрещину.
– У, курва, без блядства не можешь!
– Нашел крайнюю, – обиделась она. – Вовка поставил, я и стою! Мое дело маленькое, между собой разбирайтесь!
В ее словах имелся известный резон, но разбираться с Кривулей не хотелось, у них были дела поважней Светки. Тем более если уезжать из Тиходонска не придется, то и на хер ему она по-серьезному нужна! Пусть подсасывает понемногу, и дело с концом. А больше от нее ничего и не требуется.
В итоге ночевать все трое улеглись на тахте, как и раньше.
В утренних новостях передали про совершенные убийства и про визитные карточки Колдуна, оставленные на трупах. Кривуля слушал внимательно, и казалось, что сообщение улучшило ему настроение.
– Теперь забегают, зашевелятся, – довольно проговорил он. – А то совсем обнаглела всякая шелупень! Порядок забыли, а без порядка нельзя... Теперь Колдун вам порядок наведет!
– Какой там порядок! Валить всех подряд и визитки подкладывать – это порядок? – не согласился Алекс.
– А вот какой, – массажист хитро прищурился. – Если, например, к твоему сраному Желтому позвонит Колдун и скажет, чтоб он тебя оставил в покое... Как думаешь, послушается?
– Наверно. Страх-то свое берет!
– Вот тогда и есть порядок, когда кого-то одного слушаются!
Алекс недоверчиво скривил губы:
– Про Севера знаешь? Он весь рынок держит. Неужели он какого-то Колдуна слушать станет?
Кривуля загадочно улыбнулся:
– Погоди. Еще не вечер... Надо было собираться, и болтовня закончилась сама собой.
– Ну, тряхнем стариной! – напутствовал сам себя массажист, укладывая в хозяйственную сумку обрез. Туда же он сунул и «ТТ».
– Сумку поставишь на пол сзади, у левой дверцы. А пистолет держи при себе – за поясом или за пазухой. Хотя... Пока нет привычки, не надо... Привяжи веревку под сиденьем и вложи туда. Но не очень далеко, чтобы достать быстро...
– А может, не брать? Зачем он мне?
В Алексе боролись интерес к оружию и страх. Но, к его удивлению, их силы были равны. Тяга к пистолету даже перевешивала.
– На дело всегда надо идти с пушкой. Приучайся. А если я скажу – стреляй! Без минжевки и вопросов. Иначе я сам засажу тебе «маслину» в башку.
– Понял, – кивнул Алекс.
– Жди меня через час по ту сторону парка. А потом делай то, что я скажу. И не бзди! Понял?
Алекс молча кивнул.
Кривуля тихо подошел к двери и резко распахнул ее. Но в коридоре никого не было. На кухне лилась вода и гремели тарелки.
– Я пошел...
На работу он пришел около половины десятого, Каратист в джинсах и обтягивающей торс синей рубахе уже слонялся у главного входа. Вид у него был далеко не геройский.
– Слыхал? Троих за ночь завалили... Вот так и меня могут в любой момент...
Они как раз проходили мимо вахты, тетя Нина услышала и оторвалась от вязания.
– Чего тебя могут, Сережа? Что-то на тебе лица нет!
Каратист хотел прошмыгнуть мимо, но Кривуля остановился и поддержал разговор.
– Грозят нашему Сережке. Убить обещают. Вот он и боится. Кругом ведь то одного убьют, то другого.
– Не говорите! – тетя Нина всплеснула руками. – Раньше такого не было! А за что же тебя-то?
Но Кривуля продолжил движение.
– Зачем ты ей сказал? – спросил Сергей. – Она ведь всем разболтает!
– И хорошо. Чем больше знают, тем лучше. Не ты ведь кого-то шлепнуть собираешься, а тебя. Чего тебе опасаться? А если до тех козлов дойдет, что все знают, то, может, поопасятся...
В длинном коридоре Сергей с помощью Кривули рассказал об угрозах убийством еще двум знакомым. Потом Вовчик сделал ему короткий расслабляющий массаж и прошептал, наклонившись к самому уху:
– Сейчас выходишь, ни с кем больше не базаришь, идешь по Соляному спуску на набережную, садишься на скамейку и ждешь меня. Понял?
Он умел говорить очень убедительно и доходчиво.
– Понял, – ответил Каратист почему-то тоже шепотом.
Алекс взял со стоянки свою древнюю «копейку», на которой в последнее время не ездил, чтобы не тратиться на бензин. Сумку он поставил там, где сказал Кривуля, пистолет сунул за пояс и прикрыл выпущенной из брюк рубашкой. По собственной инициативе застелил заднее сиденье разрезанным полиэтиленовым мешком. Точно в назначенное время он подъехал к условленному месту. Вовчик наверняка выйдет через свою дверь, прочешет сквозняком через парк и, никем не замеченный, сядет в машину. Как в крутой кинушке.
Происходящее нравилось Алексу все больше и больше. Это не торговля овощами с постоянными унижениями от шефа. Пистолет холодил живот и вселял чувство уверенности. Сейчас он не боялся никого. И то, что должно было произойти, его не страшило. В конце концов, жизнь делала новую петлю, и эта новизна обещала крутые перемены. Между деревьями показался Кривуля.
Каратист ждал, где и было сказано. Он сунулся к передней дверце, но Алекс покачал головой.
– Там замок барахлит. Садись назад.
– Куда мы едем? – едва ввалившись в салон, сразу же спросил он. – До «стрелки» час. Чего делать будем?
– Не мандражируй, – спокойно произнес Кривуля. – Лучше поздоровайся с Алексом.
– Здорово, братан! – послушно сказал тот. Алекс понял, что он выполнит и другие указания Кривули.
– Твоим кентам «стрелка» уже перебита. Сейчас выедем на Левый берег, встретимся с авторитетами, они нас и разведут по понятиям... Все будет нормаль. Как ни прикидывай, мы им ни за что не должны. Наоборот, можно за «наезд» с них получить.
– Ну их... Лишь бы отстали.
Каратист сразу успокоился и поудобней устроился на сиденье.
– Чего тут такое скользкое... Пленка какая-то...
– Продавать тачку буду. Чтоб чехлы не терлись.
Каратист добродушно рассмеялся:
– Тут такие ценные чехлы... Он явно ничего не подозревал.
Машина въехала на мост. Внизу расстилалась покрытая рябью водная гладь, неспешно шла по течению длинная самоходка, у причальной стенки пассажирского порта стояли белые двух – и трехпалубные теплоходы. Впереди ожидала гостей зона отдыха и развлечений: пляжи, кафе, бары, пивные, мороженицы, рестораны, сауны, бильярдные, базы отдыха, прокат лодок, катание на лошадях и десятки других больших и маленьких удовольствий на все вкусы и на любой размер кошелька. Кроме, конечно, очень уж тощего.
Мост закончился, и машина вывернула на Левобережное шоссе. Обычно здесь дежурили гаишники, но Алекса это не тревожило: сзади сидит Кривуля, а он знает, что делать, и в случае необходимости и его научит, как надо поступать. Сейчас он был готов выполнить любую команду товарища, и если тот крикнет: "Бей! ", то Алекс не задумываясь выхватит пистолет и поднимет стрельбу. Такое состояние удивляло: как будто хорошо выпил или покурил плана...
Через несколько километров рестораны и кафе закончились, а базы отдыха еще не начались.
– Сворачивай, – сказал Кривуля. Вправо отходила хорошо укатанная грунтовка, и Алекс свернул на нее. Здесь на первый взгляд было пустынно, хотя тут и там просвечивали сквозь не успевшую загустеть листву вроде бы пустые машины.
– Сплошное порево, – с завистью сказал Каратист, и нельзя сказать, чтобы он здорово ошибался.
Раскачиваясь на ухабах, «копейка» приблизилась к озеру и принялась объезжать его. Когда-то здесь был песчаный карьер, потом котлован наполнили водой многочисленные ключи. Озеро получилось холодным и очень глубоким.
– Давай вот сюда...
Алекс снова повернул руль вправо и, подъехав почти к самому берегу, остановился. Сердце у него оглушительно забилось, почти выскакивая из груди. Скорей бы!
– Мы первые! – удивился Каратист.
– Ничего, – ответил Кривуля, и голос у него стал напряженным. – Давай выйдем.
Алекс обеими руками вцепился в руль.
– Да чего там делать... Лучше здесь посидим. Ты скажи, что им говорить... А чего у тебя в сумке?
– Удочка, – Кривуля кряхтя расстегивал «молнию». – Чтоб не бросаться в глаза...
– Как так?.. Значит, и у них у всех удочки будут?
– Конечно! Неужели непонятно, что нельзя просто так торчать у всех на виду! А что говорить, я тебе там скажу, чтобы Алекс не слышал. Зачем ему лишний сор в мозгах... Выходи!
– Странно это все...
Каратист открыл дверцу. Алекс впился в руль так, будто ждал лобового удара. Кривуля никак не мог подцепить опиленную шейку приклада. Каратист высунул из кабины ноги и подался вперед. Кривуля ухватил наконец обрез и вытянул руку. Он замешкался на долю секунды: Каратист уже вставал, и вместо затылка напротив дульного среза оказалась могучая шея. Кривуля нажал спуск. Обрез хлопнул, Каратист упал на колени и дико закричал.
– Мочи его! – приказал Кривуля, дергая тугой затвор. Алекс выскочил и стал обегать машину, шаря ладонью по животу, но пистолета не находил: он провалился в штанину и застрял где-то на уровне щиколотки.
Каратист вскочил и, не разбирая дороги, помчался, как раненый лось. Слышался тяжелый топот и треск ломающихся веток. Кривуля тяжело выкарабкался наружу, передернул наконец затвор и стал целиться. Синяя рубашка мелькала в кустарнике уже метрах в тридцати. Второй выстрел по сравнению с первым показался орудийным залпом. Но Каратист продолжал бежать.
– Быстро за ним! Не упускать!
Но «ТТ» намертво застрял в сужении штанины, Алекс не мог вытащить его снизу, да и бежать с такой гирей на ноге тоже не мог.
– За ним, пристрелю! – Кривуля наставил на него обрез. Лицо массажиста было страшным.
– Ты что, Вовчик, не надо, я сейчас...
Трясущимися руками Алекс расстегнул ремень, спустил брюки и добрался наконец до пистолета. Придерживая расстегнутые штаны левой рукой, он кинулся в погоню. Синей рубашки уже видно не было, но он бежал наудачу, сохраняя выбранное направление. Хотелось освободить правую руку, чтобы засупониться, но куда деть оружие? Он попытался взять его в зубы, но пистолет оказался довольно толстым и выскальзывал. Внезапно он наткнулся на мелкое болотце, пришлось огибать его, но все равно ноги по колено оказались испачканными черной, противно пахнущей жижей.
Вдруг заросли поредели и закончились: здесь левобережье пересекала высоченная железнодорожная насыпь. Метрах в ста по ней, срываясь и падая, карабкался Каратист.
Алекс прицелился. Рука дрожала, мушка прыгала и не хотела совмещаться с синей фигуркой. Он подхватил рукоятку левой, это помогло не очень сильно, к тому же свалились штаны, но он не обратил на это внимания. Расстояние явно было чересчур большим, но Алекс решил стрелять: для очистки совести и отчета перед Кривулей.
Три выстрела громом разорвали безмятежную тишину и эхом отразились от насыпи. Каратиста они только подхлестнули. Синяя фигурка на четвереньках достигла вершины и скрылась за гребнем. Алекс вздохнул. Он сделал все, что от него требовалось. Точнее – все, что мог. Положив пистолет на землю, он застегнул наконец брюки и двинулся в обратный путь. Вопреки всем виденным фильмам, «ТТ» не хотел держаться за поясом – ни на животе, ни за спиной, норовя провалиться внутрь. В конце концов Алекс зажал его в руке.
Он плохо ориентировался и заплутал среди одинаковых березовых стволов и однотипного кустарника. Раздвинув очередную преграду, он наткнулся на лакированный борт какой-то иномарки. Дверцы были открыты, совершенно голая девушка устраивалась поперек на заднем сиденье, а здоровенный бугай со спущенными до колен брюками нетерпеливо дожидался, когда она примет нужное положение. Он резко развернулся на шум, и, встретившись с ним глазами, Алекс пожалел, что не обошел эту полянку стороной. Но выражение лица у здоровяка тут же изменилось. На нем отчетливо проступил страх.
– Я ничего, брат, я не при делах, – поспешно сказал он и попятился.
И тут в напряженном мозгу Алекса что-то заклинило.
– Что «ничего», паскуда! – подскочив, он неловко ударил бугая ногой по бедру. – Ты что тачку на дороге поставил, людям пройти не даешь?!
– Щас уберу, брат, не волнуйся... Только не волнуйся... Все хорошо... Я стою тихо... В твои дела не лезу, сейчас уезжаю, если что – ментам ничего не говорю...
Мозги стали на место, и Алекс бросился наутек. Только сейчас до него дошло, что пальба в зоне отдыха не могла пройти незамеченной, и сюда, наверное, несутся десятки милицейских машин, все дороги перекрываются, вот-вот начнется прочесывание местности... Его охватила паника.
Но когда он наконец добрался до своей «копейки», Кривуля спокойно стоял на коленях и рассматривал землю.
– Ну что? – как ни в чем не бывало спросил он.
– Не попал, – ответил Алекс. – Надо сваливать отсюда! Вдруг менты налетят!
Кривуля встал.
– Ну и что? Обрез я в воду закинул, тут метров тридцать, хрен найдут. Пушку заверни во что-нибудь и сунь в дупло. Вон, видишь кривой дуб – место приметное. Потом заберем. Только вытри ее на всякий случай... Алекс сделал то, что сказал напарник.
– А чего ты на земле искал?
– Кровь смотрел. Он когда шею зажал, из-под ладони брызгало. Да и чувствовал я, что попал... Мало пороха оставил, вот так и получилось... Может, пробежит в горячке с километр, да копыта отбросит...
– Не похоже.
– Ладно, поедем. Доберемся до телефона, я позвоню. Никуда он не денется!
Кривуля усмехнулся и осмотрел Алекса с ног до головы.
– А ты молодец! Почти все правильно делал. Только с пушкой наборонил, но это с непривычки. Я тебе покажу, как ее носить. Вымойся в озере, да поедем. А то видок у тебя!
Через полчаса они вернулись в город. У первого же телефона-автомата Кривуля приказал остановиться. Оглянувшись и прикрывая собой диск, он набрал номер Координатора. Тот оказался дома. Повезло: некоторые сообщения не стоит передавать через пейджинговый диспетчерский центр.
– Собери всех на Левый берег, за железнодорожную насыпь, район баз отдыха. Там прячется парень, рост метра два, здоровый, в джинсах и синей рубашке. Кличка Каратист. Его легко найти: он ранен в шею. Вариант ноль. Кто сделает, получит штуку баксов.
– Понято, – прилежно ответил Координатор.
Вариант ноль означал ликвидацию. Кривуля вернулся в машину. Они поехали дальше. Никакого оживления милицейских патрулей не наблюдалось.
– А ты боялся, – укоризненно произнес Кривуля. – Сейчас знаешь, сколько шмаляют? Они выедут только тогда, когда уже конкретная заява: убитые, раненые... И уже перед тем, как выйти из машины, спросил:
– Ну и как? Понравилось тебе быть бандитом?
– Да, – не задумываясь, ответил Алекс и не покривил душой.
Он уже окончательно успокоился. Бандитская жизнь оказалась веселой, интересной и почти совсем не страшной.
Имя Колдуна наводило в городе ужас. В газетных статьях о трех загадочных убийствах недостаток информации компенсировался догадками, предположениями, слухами и прямыми выдумками. Появились интервью с анонимными источниками, которые поведали леденящие душу подробности о банде и ее главаре. Людская молва приписала им все наиболее тяжкие и нашумевшие преступления последнего времени, которые остались нераскрытыми. Слоняра бился в истерике и требовал охраны, соваться в больницу с оружием братва не решалась, опасаясь милиции, а без оружия охранять друга отказывалась из страха перед Колдуном. В конце концов раненого «спортсмена» взялся охранять СОБР, который не боялся никого и ничего.
О Колдуне говорили на коммунальных кухнях Богатяновки, в овощных, мясных и рыбных рядах Центрального, да и всех остальных рынков, шушукались в разбитых муниципальных троллейбусах и комфортабельных частных автобусах, болтали в супермаркете, в скверах и уютных внутренних двориках Большого проспекта, в шашлычных Левого берега, в школах и институтах.
Много разговоров ходило в бандитско-воровском мире, но там они велись вполголоса, с оглядкой и только с близкими знакомыми, ибо все хорошо знали, что лишнее, неловкое или не вовремя сказанное слово может стоить языка, а то и головы. Сходились в одном: действует кто-то из «новых», превосходящий по наглости, дерзости, жестокости и беспределу даже печально знаменитого Амбала. Авторитеты почувствовали себя неуютно: если кто-то хочет утвердиться на Олимпе, он начинает с расстрела небожителей. Каждый авторитетный труп – это расчищенное место, с одной стороны, и очередная ступенька к славе – с другой. К тому же каждый понимал: связка «Ломовик – Бычок – Боксер» образовалась не случайно, значит, бригада где-то перешла дорогу Колдуну. А Боксер стал предостережением другим бригадирам – тут уровнем «солдат» не заканчивается... Встревоженная братва потеряла обычную невозмутимость.
– В глаза стреляют, надо же, волки...
– Ты еще попади в глаза-то. Дело непростое... Видать, снайперы у него...
– Снайперы! Боксеру небось не попали!
– И чего, легче ему, что ли?
Хромой, помня о судьбе Васьки и Земели, всерьез озаботился и не пожелал доводить связку «пацаны – бригадир» до логического конца. Подобно травленым зверям старой школы, он принял радикальное решение и теперь не выходил из дома, который окружил двойным кольцом охраны. Так же поступил и Крест. Север запираться в четырех стенах не стал, но теперь поддевал под пиджак пулезащитный жилет, забыв, что раньше смеялся над такой полумерой.
«Спортсмены» хотя и провозглашали полную самостоятельность и независимость от воров, но перенимали многие их привычки – когда в городе вспыхивали эпидемии отстрелов, они не только переставали выходить в город, но и переселялись в глубокие многоярусные подвалы, потому что лучше «старых» представляли возможности гранатомета «муха» или пластиковой взрывчатки. К счастью, в городе были сильны традиции и таких эпидемий на всеобщей памяти было всего две. К тому же не всякий способен позволить себе спрятаться от текущей жизни, потому что эта самая жизнь может уйти вперед, а ты отстанешь: и объекты отберут, и территорию... Объявишься, а ты уже никому не нужен, только мешаешь – более смелые и шустрые, из своих же, у руля стоят, а у тебя конец только один: удавка на шею... Поэтому и Биток, и Шакал, и Погонщик, и Рэмбо, и Тренер, да и все другие авторитеты среднего уровня продолжали обычную жизнь, вели дела, но с ежеминутным страхом, который отравлял существование.
Тиходонск никогда не был обделен криминальной славой и даже в благополучный советский период регулярно поддерживал имидж Босяцкого Папы. В двадцатые годы изрядно пошумел и навсегда вошел в городскую историю Ванька Медик, в пятидесятые столь же громко обозначились, сколь и быстро забылись «Прыгающие тени», в семидесятые прогремели на всю страну «Призраки» и «Сицилийцы» – первые провозвестники наступающей бандитской эры.
И все же Колдун посеял самый большой переполох и вызвал самую большую панику за все годы. Объяснялось это сочетанием ряда факторов, каждый из которых приковывает внимание, подавляет волю, внушает страх и окружает происходящее ореолом сенсационности. Леденящая жестокость, нарочитая демонстративность, определенная ритуальность и визитные карточки преступника – вот то, что отличало Колдуна от его знаменитых коллег.
Ванька Медик хитроумно грабил банки и один раз красиво ушел от погони, разбрасывая пачки денег с бешено несущейся пролетки. «Тени» неожиданно выпрыгивали из темноты, и без того бледные от наркотиков лица они покрывали слоем пудры, действовали с высокой интенсивностью: за неделю убили и покалечили пять человек, совершив первые три нападения за двадцать минут. Сейчас этим никого не удивишь, но в пятьдесят третьем о них говорил весь город. «Призраки» и «Сицилийцы» впервые использовали автоматы... Но у «Сицилийцев» не было никакой фантазии, работали они прямолинейно и топорно: нужна машина – удавку на шею водиле и пику под лопатку, остановили гаишники – ствол «АКМ» в окно и жми на гашетку. Словом, обычные бандюки, без претензий, нашумели, погуляли с месяцок – и опалились.
Другое дело «Призраки»... Те заворачивали налеты в оболочку романтики, изображали этаких Робин Гудов: «Это ограбление, всем лечь! Не бойтесь, мы шерстим только государство!» Однажды, отобрав сумку у кассирши, обнаружили на сто тридцать рублей больше, чем значилось в платежной ведомости, и догадались, что это личные деньги потерпевшей. Здесь же находился и паспорт ограбленной. По штампу прописки они установили адрес и бросили паспорте деньгами в почтовый ящик. Знай наших!
«Призраки» действовали долго, около пяти лет, они были очень осторожны и предусмотрительны, они оставляли на месте происшествия наблюдателя, который хронометрировал время прибытия и действия милиции. Им нравилось, что в народе их зовут «Призраками», нравилось внушать массовый страх... Они вооружились самодельными автоматами, изготовили устрашающие маски, похожие на ку-клуксклановские капюшоны и... визитные карточки с одним словом «Призраки». Но использовать устрашающую атрибутику не успели: лихой сержант расшлепал их на очередном налете.
Лис поднял все материалы по «Призракам»: архивное уголовное дело, розыскное дело, личное дело осужденного Рогалева. Банда состояла из пяти человек. Двенадцать разбойных нападений, восемь убийств, три перестрелки с инкассаторами, одна – с милицией. Рогалев тогда был несовершеннолетним. Вначале на него ложилось участие в четырех нападениях и два лично совершенных убийства. Но потом показания оставшихся в живых соучастников изменились – все, что можно, свалили на убитых Петукаева и Зименца. Малолетке осталось соучастие и непосредственное нападение на кассира.
Рогалев получил восемь лет. К этому моменту ему исполнилось восемнадцать, поэтому пошел он уже во взрослую колонию, на усиленный режим. Подельники – Щеков и Самохвал – ранее отбывали срока и потому попали на строгий. Но своего пацана не забыли, прислали малевку, поддержали... Покровительство серьезных арестантов плюс авторитет бандитской статьи здорово помогли Рогалеву и оберегали до конца срока.
Всех троих разрабатывали в зонах, потому что в деле остался ряд неясностей. Пропала часть оружия – два кавалерийских карабина и два «ТТ». Не найден таинственный шестой соучастник – мозговой центр банды, он же хранитель оружия.
Щеков и Самохвал получили по тринадцать лет, да и у Рогалева срок был немалый. В таких случаях охотно рассказывают о боевом прошлом и фантазируют на тему "а вот если бы я сделал не так... ". Но эти трое вели себя по-другому: в контакт не вступали, о прошлом не вспоминали. Лишь когда Самохвала раздавило автопогрузчиком и Щеков остался один, к нему «подъехал» опытный зоновский агент, и они стали «вместе кушать», то есть общаться, держаться друг друга – дружить, по местным понятиям. Много времени спустя, изрядно подкормленный салом и напоенный чифиром, Щеков, расслабился и в доверительной дружеской беседе сказал лишь несколько фраз: «Шестой – это порожняк, залепуха... Жорик ментам бороду пришил. Он и Славке все придумывал... Масла много, нас с Жекой от „зеленки“ отмазал. Босяки добро помнят. Даже если щас на шамиле катается, все равно будет у братвы не из последних-Я в шпанском мире подписка неслабая!»
Потом разговор свернул на другие рельсы, и к этой теме больше не возвращались. Через некоторое время разработку прекратили, а за год до освобождения Щеков умер от туберкулеза. Теперь его ни о чем не спросишь, да, судя по характеру, он бы ни на какой вопрос и не ответил.
Лис перечитал сказанную уголовником фразу. Он владел жаргоном и понимал общий смысл: никакого шестого бандита не было, неведомый Жорик придумал его и заставил милицию поверить в свою выдумку. Этот же Жорик многое придумывал для Вячеслава Зименца, главаря «Призраков». Странно... И избавил Щекова с Самохвалом от расстрела, за что Щеков ему благодарен и обязуется поддерживать, используя свой большой авторитет в преступном мире. Что значит «кататься на Шамиле» – Лис не понял. Непонятно было и откуда взялся неизвестный следствию Жорик. Судя по его немалой роли, он вполне мог бы быть тем самым таинственным шестым, существования которого Щеков не признавал.
Рогалев, в свою очередь, как-то сболтнул совсем другое: «Шестым был Карась, но мы его не сдали, потому что голова золотая. А стволы в реке утопили... В лодке вывезли на фарватер и сбросили. Пусть ищут...»
Лис пролистнул сшивы оперативных материалов. Собранные в разных колониях, они походили друг на друга, как братья-близнецы. Изначально желтая дешевая бумага, выцветшие, будто разбавленные водой чернила, корявый почерк не шибко грамотных оперов – старлея Михайлова и капитана Стародубникова. Судя по тому, что много лет спустя их фамилии так и не стали известными, они не поднялись по служебной лестнице и не достигли профессиональных высот. Ничего удивительного: мало кто с низовой работы добирается до больших должностей... Либо вылетели из органов за какую-нибудь провинность, либо спились, а может, так и просидели в своих оперчастях до пенсии, позабыв один из многочисленных эпизодов монотонной служебной биографии.
Лис представил, как они внимательно слушали сообщения еще более неизвестных и тщательно законспирированных источников Льва и Следящего (прозвища всегда звучат красиво и благородно, потому что выбирают их себе сами агенты), как старательно, но без особого успеха переводили их косноязычную, пересыпанную матом и жаргоном речь на обычный язык, как давали новые задания: «Продолжать поддерживать доверительные отношения с разрабатываемым, выявлять новые сведения о его преступной деятельности, установить личность шестого члена банды и местонахождение спрятанного оружия».
Скорей всего это написано для проверяющих и инициаторов задания, чтобы потом отписаться: «Неоднократные попытки источников выяснить интересующие вас факты положительных результатов не дали». Потому что, если бы Лев и Следящий повторно вернулись к той же теме, им, вполне вероятно, отрезали бы языки. Бывает только один момент, когда серьезный арестант, размягчившись от чифира, ханки или в приступе острой тоски, требующей приоткрыть душу, обмолвится о том, к чему его очень завуалированно подталкивает товарищ по несчастью. Что скажет, то и скажет. Выпытывать подробности, что-то уточнять или обсуждать по зековским правилам не просто «западло» – это уже верный признак «наседки», «утки», «индюка», «суки», «стукача» со всеми вытекающими для этой самой ненавидимой категории осужденных последствиями.
И операм ИТК, и их источникам было ясно: ни Щеков, ни Рогалев больше ничего не скажут, задание выполнить не удалось. И инициатор задания – опер областного уголовного розыска смирился с отрицательным ответом. Собственно, он не такой уж и отрицательный... Вот и справочка приобщена: «Проверкой по оперативным учетам лицо по прозвищу Карась не установлено». То есть уголовный розыск задачу выполнил на все сто!
Лис был уверен, что двадцать лет назад в областном УРе эти материалы истолковали самым победным образом. В конце концов, банда разгромлена, двое убиты при задержании, трое осуждены на долгие срока, уголовный розыск принял меры к полному выяснению всех обстоятельств дела, и, в общем, ему это удалось. Ведь если не обращать внимания на противоречивость сообщенного Щековым и Рогалевым, а извлечь из каждого сообщения только одну часть, то получается, что, с одной стороны, никакого шестого соучастника вроде как и не существует, а с другой – ненайденное оружие утоплено в реке, а потому и найдено быть не может! С чистой совестью розыскное дело можно прекращать. Что и сделано на последнем листе каждой нетолстой папки.
Лис усмехнулся. Дословная расшифровка сказанного Щековым и Рогалевым в задачу его коллег не входила. Но для него сейчас это имело немалый смысл. Из ящика стола Лис вытащил лист бумаги. Это была дорогая финская бумага формата А4 для лазерных принтеров – ослепительно белая, стромкая и плотная – 80 г/кв. м. Она отличалась от того пипифакса, на котором писали старлей Михайлов и капитан Стародубников так же, как лазерный принтер от раздолбанной «Москвы» или «Уфы», которыми в те времена были оснащены все горрайорганы внутренних дел, ибо снабжение велось централизованно, а то, что сейчас зовется «спонсорской помощью», рассматривалось как тяжкое должностное преступление. И «паркеровская» ручка – подарок Хондачева – отличалась от орудий письма капитана и старлея так же, как их мировоззрение отличалось от мировоззрения подполковника Коренева.
Но шикарной дорогой ручкой на качественной импортной бумаге Лис написал то же, что писали они.
«Шестой – это порожняк, залепуха... Жорик ментам бороду пришил. Он и Славке все придумывал... Масла много, нас с Жекой от „зеленки“ отмазал. Босяки добро помнят. Даже если щас на Шамиле катается, все равно будет у братвы не из последних. Я в шпанском мире подписка неслабая!»
«Шестым был Карась, но мы его не сдали, потому что голова золотая. А стволы в реке утопили... В лодке вывезли на фарватер и сбросили».
Путаные, малопонятные, хотя и приглаженные фразы, сказанные двадцать лет назад осужденными бандитами, одного из которых уже не было в живых, получили вторую жизнь. Скорей всего не было в живых Льва и Следящего – такие люди долго не живут, канули в неизвестность Михайлов и Стародубников, но работа, выполненная ими два десятка лет назад, помогала Лису сегодня вести розыск Колдуна.
Прозвонил городской телефон.
– Привет, Филипп, – влился в ухо ласковый женский голос. Но чей именно, было непонятно.
– Привет! – бодро отозвался Лис. Он никогда не задавал вопросов и поддерживал разговор, будто без сомнений узнал собеседника. Обычно все выяснялось через несколько минут.
– Чекулдаев подал ходатайство об изменении меры пресечения Печенкину. Ты с ним работаешь?
– Да, Ириша, – теперь он узнал свою давнюю знакомую, секретаря городского прокурора. Даже больше, чем знакомую. Он об этом «больше» успел забыть, она, как видно по звонку, – нет.
– Тогда тебе должно быть интересно. Правда?
– Конечно, зайка. Чистая правда. Чем он мотивирует?
– Как обычно: недоказанность, состояние здоровья, постоянное место жительства, больная мать...
– Ясно.
– Скорей всего его выпустят под подписку.
– Откуда знаешь?
– Сам Чекулдаев сказал. «Завтра ходатайство удовлетворят, надо это отметить, пойдем в ресторан»...
– Он что, снимает тебя?
– Пытается. И уже не первый раз.
– Может, просто болтнул? Ему так хочется, но это не значит...
– Как правило, значит. Но может, и просто болтнул. Не знаю.
– Спасибо. Буду иметь в виду. Наше дело маленькое – как решат, так и правильно.
Последняя фраза предназначалась для возможных слухачей: пусть знают, что подполковнику Кореневу вся эта возня – до фонаря.
– Ой ли? – Ирина хорошо знала Лиса и потому не поверила. – Как проводишь время?
Лис тяжело вздохнул в трубку:
– Как всегда. Контора, территория, изолятор.