Будь со мною нежен Крамер Киран
Харрисон прекрасно знал, что собой представляет эта девушка. А Тру знала, что он давно раскрыл ее карты. И то, что ему приходилось изображать равнодушие, сводило с ума, а оказавшись в ее личной ванной, он и вовсе лишился рассудка. Открыв шкафчик, где ему предложено было оставить бритву, он наткнулся на пакетик подозрительного толка. Этикетка гласила: «Лепестки для сосков», – а содержимое напоминало пластыри в форме цветочных лепестков.
Что за чертовщина?
Надо признать, что лепестки эти были весьма симпатичные. Он с удовольствием понаблюдал бы их в действии: на Тру.
Он все еще наслаждался этой мыслью, когда Тру тоном хозяйки объявила отбой и сначала отвела в отведенное им место Бу и Скитера, вынудив покинуть кухню и расстаться с лабрадорами. В течение пяти минут Гейдж тщетно пытался убедить ее отправить собак в его комнату – на старый лоскутный ковер, но Тру его уверила:
– С ними все будет в порядке – они ведь на каникулах, а на каникулах принято менять домашний уклад.
У нее явно талант обнадеживать, подспудно лишая возможности высказаться. Обернув диалог в свою пользу, Тру всякий раз подключала присущее ей обаяние, чтобы незаметно смягчить последствия ссоры.
Она принесла воды всем, кто изъявил желание иметь стаканчик у своей кровати, и принялась составлять распорядок на завтра. Все утро она посвятит предсвадебным хлопотам, так что Уизи придется взять на себя всех покупателей.
– Гейдж, какие планы на завтра? – поинтересовалась Тру.
– Буду работать над кроссвордами. Утром, как всегда, отправлюсь на пробежку.
– Ясно. Если Уизи столкнется с какими-то трудностями, то может позвонить тебе по мобильному?
– Разумеется.
– А ты, Харрисон?
В голосе Тру явственно слышались начальственные нотки.
– Я поеду в «Рай песчаного доллара» встречать команду застройщиков.
– Зачем ты вообще заварил эту кашу? – затянул свою любимую песню Гейдж.
«Расслабься», – говорил взгляд Харрисона, обращенный к брату.
– Мне и так было хорошо…
– Гейдж, – осторожно перебила Тру, – такому преуспевающему мужчине, как ты, не место в доме, годном лишь под снос. Тебе не кажется, что стоит чуть-чуть унять свое упрямство? Это уже выходит за рамки здравого смысла. Разве ты хочешь прослыть чудаком, который не видит леса за деревьями? А что сказала бы твоя мама? Она гордилась бы тобой?
Гейдж на минуту растерялся.
– Нет.
– В таком случае прекрати ругать брата за то, что он всеми силами пытается вытащить тебя из жуткой норы. И просто скажи ему спасибо.
Вот это да! Харрисон никак не ожидал ничего подобного. Лестные слова в его адрес не на шутку распалили воображение.
Гейдж, в свою очередь, остался не слишком доволен этой лекцией. Несмотря на его молчание, Харрисон понял, что брат лихорадочно обдумывает слова Тру.
– Вечно она ко всем цепляется, – вздохнув, проговорила Уизи, тем самым выказывая свое сочувствие Гейджу, и быстро умчалась в свою комнату.
Тру подошла к Гейджу и взяла его за руку. Харрисон знал, что подобные действия заставляют брата испытывать дискомфорт. Но, к своей чести, Гейдж не стал отдергивать руку.
– Может быть, я чуть-чуть переборщила, но лишь потому, что искренне забочусь о тебе. Знай я, как ты живешь, приехала бы в тот же миг. И постаралась бы сдвинуть дело с мертвой точки. – Она улыбнулась и отправилась в спальню, раз и навсегда разрядив напряжение.
– Всем спокойной ночи!
– Споки! – крикнула Уизи из своей комнаты.
Харрисон мечтал обнять Тру, расцеловать ее лицо, а затем и тело. Но это явно шло вразрез с установленными правилами. Так что он вежливо пожелал остальным спокойной ночи и закрыл за собой дверь. Бу и Скитер пару раз гавкнули, мгновенно получив ответ от одного из псов Тру, после чего в доме воцарилась звенящая тишина.
Ну что ж, он здесь… в этот полуночный час в родном Бискейне, окруженный призраками прошлого и теми, кто до сих пор играл немаловажную роль в его жизни. Словно и не было долгих десяти лет, проведенных вдали от этого края. Ветер, пришедший с болот и залива, теперь хозяйничал на фермерских полях. Рамы чуть-чуть подрагивали, старый дом вздыхал и поскрипывал… Харрисон лежал, глядя в потолок.
Нет, он не мог бы назвать это место домом. И никак не мог поверить, что вернулся. Где-то после двух часов мягкий, словно пух, матрас Хони все же убаюкал его.
На следующее утро Гейдж встал без пятнадцати семь, ни на шаг не отступив от своего обычного графика. Поняв, что пытаться спать дальше уже бесполезно, Харрисон решительно сорвал с себя одеяло. Непрерывно зевая, он мельком ознакомился с коллекцией шляп Хони и выбрал своего фаворита: сиреневую шляпу с огромным цветком и лентой в крупный горошек.
Принимая душ, впервые за многие годы он вдруг осознал, что рад наступлению нового дня. Ему предстояла поездка в «Рай песчаного доллара»: наверняка это будет интересно, – но больше всего радовал тот факт, что за завтраком он снова увидит Тру.
Лучше поторопиться.
Тру уже суетилась на кухне, умудряясь одновременно мешать кашу и читать книгу, удобно расположенную на выдвижной столешнице. Услышав шаги, она подняла глаза, и сердце Харрисона дрогнуло от радости. Даже в своем пуританском одеянии Тру была чертовски хороша. Сегодня на ней было прямое платье-рубашка, надежно скрывающее чудесную фигуру. И без того длинное, оно казалось еще длиннее из-за вертикального геометрического рисунка, в котором присутствовали белый, красный, синий и черный цвета.
– Где-то я видел такое платье, – заметил Харрисон. – Ну да, когда смотрел «Остин Пауэрс» или что-то вроде того.
– Один из любимых нарядов Хони, – с улыбкой отвечала Тру. – К счастью, такой фасон опять вошел в моду. Надеюсь, тебе нравится овсянка?
– Обожаю.
На деле он терпеть не мог овсянку.
– Пусть пока ты и лукавишь, твои вкусы наверняка изменятся, когда попробуешь овсянку моего приготовления.
Да, Тру не проведешь.
– Ты неплохо вжилась в образ главы семейства. И вероятно, очень этим гордишься.
– Не вижу смысла отрицать. – По мнению Кармелы, только Пенн Уэринг временами удавалось поколебать эту гордость. – Почему бы тебе не налить себе кофе? Уизи кормит цыплят во дворе, а Гейдж умчался на пробежку.
Харрисон с удовольствием принял ее предложение и наполнил чашку крепким горячим кофе, а Тру тем временем наполняла две пиалы овсянкой.
– Может, поедем вместе?
– Куда? – удивилась Тру.
– Решать насущные задачи.
– Не лучшая идея. – Открыв банку арахисового масла, она щедро сдобрила им каждую порцию каши. – У меня целый ворох забот, разбираться с которыми надо в Чарлстоне, а ты должен быть на стройке.
– Я проведу там не больше часа, а затем буду свободен как ветер. Могу покатать тебя по округе. Невесту положено холить и лелеять, разве нет? – И какой черт попутал Харрисона затронуть столь мучительную для него тему!
– Ты вроде бы не хотел светиться в городе. – Тру взяла свою кружку и сделала внушительный глоток. Что может быть прекраснее девушки, способной с такой уверенностью пить обжигающий кофе? Потянувшись к холодильнику, она достала немного свежей малины, ополоснула в дуршлаге и добавила в кашу.
– Садись. Завтрак готов.
Не рискнув ослушаться, Харрисон взял ложку.
– Настоящие мужчины не любят малину.
– Еще как любят.
– Ну тогда смотри, не проболтайся журналюгам.
Размешав овсянку, Харрисон осторожно отправил в рот первую ложку, и, пока жевал, Тру с беспокойством смотрела на него.
– Ты, случайно, не сладкоежка?
– Не дай бог. Я брутальный мужчина, который стоически отвергает сладкое.
Исключение он готов был сделать лишь для ее сладких губ. А еще для яблочного пирога.
Тру загорелась энтузиазмом.
– Значит, овсянка пришлась тебе по вкусу?
– Точно. – Теперь Харрисон уже не врал.
– А я ведь собиралась предложить тебе немного коричневого сахара, если хочешь…
– Нет, все идеально.
Включая и этот момент. Тихая задушевная беседа во время завтрака? Да еще с девушкой, которую так и хочется поцеловать? Нет, он не привык к подобным подаркам судьбы.
На минуту они затихли, молча наслаждаясь едой. Тру было издала легкий стон удовольствия, но тут же опомнилась, торопливо объяснив:
– Обожаю малину.
Господи, ее страстная натура проявлялась даже в таких пустяках…
– Я всегда храню в багажнике пакет с вещами для ночевки, – сказал Харрисон. – Но едва ли их хватит на все время нашего пребывания здесь. Придется взять из трейлера двухнедельный запас одежды и средств личной гигиены.
– А у Гейджа нельзя одолжить?
– Мы об одном Гейдже говорим? – удивленно приподнял брови Харрисон. – Он расхаживает в своей белой рубашке и джинсах со дня сотворения мира. Что до туалетных принадлежностей, то мне нужно все самое лучшее. Что возьмешь с испорченной звезды мировой величины? Заеду в «Бен Сильвер» – там точно есть все, что мне нужно.
– Да уж, ты и впрямь избалован. Прикупи заодно и одежды: будешь этаким классическим чарлстонским джентльменом.
– Наловчился делать деньги – гуляй на широкую ногу, – усмехнулся Харрисон, выскребая остатки каши из пиалы. – Правда, я до сих пор питаю маленькую слабость к «Гудвиллу»[18] – без него я бы не выжил в старших классах.
– Ты прошел немалый путь. – Тру облокотилась подбородком на ладонь.
– Как и ты.
Они столкнулись взглядами, задержав их друг на друге чуть дольше, чем следовало.
– Ну что ж… – Она встала из-за стола и принялась собирать грязную посуду.
– Помочь? Ты ведь не хочешь запачкать платье.
Направившись к мойке, Тру бросила посуду в заранее подготовленную мыльную воду.
– Обычно я надеваю фартук, но при тебе – ни за что.
– А в чем проблема? – Стоило ему приблизиться, как она стремглав отпрянула к раковине. Желание прильнуть к ее губам не покидало его. – Думаешь, я стал бы тебя поддразнивать? Современная женщина в бабушкином переднике и все такое?
Тру усмехнулась.
– У Хони всегда были очень симпатичные фартуки. Я постоянно их ношу. Они не только красивы, но и весьма функциональны. Понимаешь, о чем я? – Она развернулась к мойке и занялась посудой. – Но главное – хранят в себе частичку ее души. Голову заполняют сладкие воспоминания о том, как она готовила в этих передниках. Я понимаю, ты сейчас живешь в другом мире: холеные красотки, с которыми ты веселишься в Атланте, и на смертном одре не согласятся облачиться в фартук, – а здесь все по-домашнему. Слишком маленький городок.
Харрисон следил за движениями ее рук, которые завораживали своей грацией, скользил взглядом по спине.
– Я бы никогда не стал тебя высмеивать.
Любопытство одержало верх над страхом задеть ее чувства, и он спросил:
– Тебе удалось закончить Чапел-Хилл?
– Нет. – Она сполоснула намыленную ложку. – Я отучилась два семестра, а затем была вынуждена вернуться домой.
Черт. Харрисон искренне ей сочувствовал.
– Мне очень жаль. Ты ведь так мечтала туда попасть.
– Ерунда. – Покачав головой, Тру улыбнулась ему через плечо и добавила грустно, но твердо: – Я давно с этим смирилась. Одно время мне казалось, что отсутствие высшего образования равнозначно бесцельно прожитой жизни. – Очередной фамильный постулат Мейбенков, не имеющий ничего общего с правдой. – Хоть я вернуться к учебникам и не прочь. Сейчас вот положила глаз на Чарлстонский университет.
– Вот и замечательно! – обрадовался Харрисон, но тут же укорил себя: выглядело так, будто уровень образования Тру не соответствовал его уровню. Да только он и сам не мог похвастаться дипломом.
– А как насчет тебя? – Она вытащила заглушку в раковине и вытерла руки кухонным полотенцем. – Были ли какие-то значительные повороты в твоей судьбе в течение этих десяти лет? Кроме обрушившейся на тебя славы? Твой взлет был поистине молниеносным.
– Красивое определение: «молниеносным»… – Харрисон неумело спрятал смущение за довольной ухмылкой. Надо сказать, он до сих пор пребывал в легком шоке от свалившейся на него популярности.
– Но это правда.
Он торопливо отвел взгляд. Впервые близкий человек из давней, безвестной жизни Харрисона так высоко оценил его достижения. Как же приятно! Почему он так долго избегал возвращения сюда? Что пугало его в собственном прошлом?
– Я хотел быть осмотрительным в своих мечтаниях. Богатство и слава достались мне горькой ценой. Меня предупреждали, однако я думал, что смогу обойти это правило.
– И о какой же цене идет речь?
Харрисон боялся откровенничать на столь болезненную тему. К счастью, в этот момент прискакала Уизи с корзиной яиц в руках и, едва переведя дыхание, возмущенно заявила:
– Сегодня Фред меня чуть не добил!
– Наш петух, – пояснила Тру. – Ведет себя безобразно: гоняет нас по курятнику, хлопая крыльями и горланя что есть мочи.
Раздался громкий собачий лай, знаменующий возвращение Гейджа с пробежки.
Так и есть. Не прошло и минуты, как он объявился на кухне, насквозь промокший от пота.
– Тру, я не нашел газет в почтовом ящике.
Она поморщилась.
– Я давно отменила подписку на печатные издания. Новости мы узнаем из Интернета. Хорошо побегал?
– Да.
Харрисон заметил разочарование брата в связи с невозможностью просмотреть газеты.
– Разве «Уолл-стрит джорнел» ты читаешь не в Интернете? – спросил он.
– Да. Но перед этим всегда знакомлюсь со свежим выпуском «Пост энд курьер».
– Ты прекрасно без него обходился, навещая меня и отдыхая на Коко-Бич.
– Тогда я читал их онлайн.
– Рекомендую и сейчас этим заняться! – заявил Харрисон раздраженно.
– Когда я нахожусь там, где доступна печатная версия, то предпочитаю читать ее. – Лицо Гейджа, еще красное после пробежки, омрачило волнение.
– Боже, ну и закидоны… – Харрисон не верил своим ушам.
– Ты получишь бумажную версию, как только мы завершим наши дела, – вмешалась Тру. – Никаких проблем.
– Но после полудня читать газеты бессмысленно. – Гейдж с трудом выдавил улыбку. – Не беспокойся, Тру.
– Да никто, собственно, и не планировал беспокоиться, – огрызнулся Харрисон. – Слыхал об адаптации к окружающим условиям? Поинтересуйся на досуге.
– Он старается! – обиженно скривив губы, вступилась за Гейджа Уизи. – Прекрати на него давить, Харрисон. Я где-то вычитала, что когда тебе в гримерку доставили пиццу с колбасой вместо сосисок, ты вышвырнул ее в окно.
– Наглая ложь! – возмутился Харрисон. – «Желтая пресса» пойдет на все, лишь бы не потерять читателей.
К своему огорчению, он понял, что Уизи и не думала сдаваться.
– Когда Опра спросила, писал ли ты песни во время гастролей, – продолжала она педантично, – ты ответил, что не можешь сосредоточиться в битком набитом автобусе и сочиняешь только в уединении гостиничного номера.
– Верно.
В комнате воцарилось напряженное молчание.
– Видишь? – торжествующе воскликнула Уизи. – Ты и сам не умеешь адаптироваться к окружающим условиям.
– Подловила… – Харрисон замолчал, не чувствуя особой охоты признаваться в собственном лицемерии. – Действительно, ты права.
Несмотря на сердитый вид, Уизи, несомненно, осталась довольна своей маленькой победой. Кто знает: может, ее и впрямь ждет блистательная карьера телеведущей.
– Гейдж, будешь кофе? – спросила Тру, открывая дверцу буфета.
– Конечно, спасибо. – Он неловко мялся посреди кухни, словно незваный гость.
Харрисон мог бы составить ему достойную конкуренцию: он тоже стоял с мрачным видом, уставившись на носки своих ботинок.
– Ну как, ты готова? – взглянул он наконец на Тру.
– Как только удостоверюсь, что у Гейджа все нормально, – сухо ответила она, очевидно, не в восторге от поведения Харрисона.
Проклятье! Что ни случится – все катят бочки на него.
– А мне ты все равно нравишься! – подскочила к нему Уизи и с улыбкой бросилась на шею.
– Ну ты даешь! – заявил он обиженно.
– Нравишься! Ты всегда со мной разговаривал, когда поливал мамины цветы. – Она обернулась к Гейджу: – Харрисон тебя любит, пусть иногда ты и заноза в заднице. Ведь такое со всеми бывает. И с Тру в том числе.
Щекотливая ситуация. И забавная. Но, хоть и с трудом, Харрисон все же удержался от смеха.
Гейдж как пень стоял посреди кухни. Да и Харрисон буквально остолбенел, что случалось с ним довольно редко. Тру, тоже явно ошарашенная чрезмерной прямотой сестры, стояла с открытым ртом.
– Так мы едем? – выдавила она наконец почти визгливо.
Харрисон вынул из кармана ключи от машины.
– Лично я давно готов.
Уизи как ни в чем не бывало зачерпнула себе добрый половник овсянки и объявила, наверняка возомнив себя Оливером Твистом:
– Умираю с голоду. Гейдж, тебе положить?
– Ммм… ладно, – согласился он вяло. – Хотя я предпочитаю начинать день с яичницы…
– Могу устроить, – тут же предложила Уизи.
– Нет. – Он осторожно подвинулся, словно приближался к спящему льву, а вовсе не к плите. – Пойдет и овсянка.
Тру сменила гнев на милость, снимая сумку с настенного крючка, и глаза ее искрились добротой и надеждой.
– Ну что, готовы, мисс Мейбенк? – Харрисон улыбнулся и протянул ей руку.
Тру охотно ее приняла, и он постарался не выказать своего волнения. Как хорошо, что им удалось покинуть кухню на мажорной ноте.
Дивная картина – мужчина выводит женщину на залитую солнцем дорожку и открывает перед ней дверцу роскошного «мазерати». Жизнь все-таки прекрасна!
Глава 13
В школьные годы, когда Тру наслаждалась своей популярностью, Харрисон одиноко бродил по краю пропасти. Нет, он не был угрюмым отшельником, но и компании активно не искал. По южным меркам, он носил необычайно длинные волосы, а его гардероб состоял из джинсов и футболки, купленных в самом дешевом магазине «Гудвилл».
Во время ленча, забившись в угол школьного двора, он усердно бренчал на гитаре.
Если кто-то к нему подходил, он прекращал играть и с удовольствием принимал участие в разговоре. Тру периодически улавливала смех, доносившийся из этого дальнего угла. И все же Харрисон стоял особняком в школьном мире разборок и сплетен. Его мало интересовали успехи футбольной команды и любовные драмы, что сильно раздражало парней из компании Тру.
«Вот уж настоящий южанин, – презрительно комментировал Дабз, хотя сам между тем был типичным препстером,[19] звездой школьной футбольной команды и бойфрендом Тру. – Его папочка погиб во время тюремного бунта, через месяц после того, как угодил за решетку. Яблоко от яблони недалеко падает. Вот увидишь».
«Хватит, – останавливала его Тру. – Не будь таким жестоким».
Они могли разругаться в пух и прах, стоило затронуть эту тему, и тогда Тру целый день наказывала его своим молчанием. Но после уроков Дабз всегда извинялся, списывая излишнюю агрессию на банальную ревность. По словам Дабза, его напрягала эта дружба Тру с Харрисоном, пусть и с пеленок, и она прощала его, убеждая себя в том, что такая преданность добавляет романтики в их отношения.
Правда же заключалась в том, что ей ужасно хотелось вновь заговорить с Харрисоном, вспомнить их беспечное детство в «Раю песчаного доллара», и, завидев его в коридоре, она всякий раз готовилась сказать: «Эй! Ты еще не забыл, как я тайком уходила из дому и прибегала играть в трейлер-парк? Как мы часами сидели на пристани, наслаждаясь свободой и ничегонеделанием?.. А помнишь, как мы сыграли свадьбу в увитой жимолостью беседке? Ты был воином сиви, а я – твоей верной принцессой».
Но с ее губ не слетало ни звука, а Харрисон и не думал смотреть в ее сторону.
Как-то раз во время ленча она заметила, что его нет в любимом уголке двора. Одноклассники говорили, будто бы он решил прогулять весь оставшийся день. С недавних пор Харрисон всерьез увлекся прогулами, и Тру не на шутку заволновалась… Сфабриковав мамину подпись на самодельной записке от врача, она беспрепятственно покинула школу. В учительских кругах Тру слыла хорошей девочкой, и ни у кого не возникло сомнений в правдивости ее слов.
Она нашла Харрисона на той самой пристани в «Раю песчаного доллара», где когда-то проходили их детские игры, и молча села рядом.
– Каким ветром тебя сюда занесло? – Он не удостоил ее даже приветственным взглядом.
Прошептав про себя короткую молитву, Тру задержала взор на дряхлом спасательном круге, болтавшемся на другом краю причала.
– Мне жаль твоего отца. Я неоднократно пыталась это сказать, но ты не желал меня слушать.
– Прошло три года. Этот вопрос меня теперь совсем не занимает.
– Он ведь просто сбывал контрабандный товар, – настаивала Тру. – Он не заслуживал смерти.
– Знаю. Но он не был толстосумом, как твой отец, он крутился как мог, чтобы свести концы с концами и прокормить семью. А одной службой на «Мисс Мэри» сыт не будешь.
Ловцы креветок на рыболовном судне «Мисс Мэри» сутками работали на износ, но часто возвращались домой без гроша в кармане.
Тру прикусила губу. Очевидный контраст между их судьбами вгонял ее в тоску, заставляя чувствовать неловкость за свою комфортную жизнь.
– Вероятно, мое нынешнее поведение кажется тебе притворством. Ну как же – благополучная особа, которая всегда разделяет мнение большинства и неуклонно следует общественным правилам. Но начни я вести себя иначе – и друзья отвернутся от меня, родители накажут за своеволие, а репутация семейства Мейбенк будет безвозвратно погублена. И это еще не все. Дома на мне лежит немалая ответственность. Мама регулярно ссорится с Уизи; отец предпочитает держаться в стороне от их конфликтов, а Хони слишком стара, чтобы как-то изменить ситуацию. Я такая же, какой была, просто… В глубине души я все та же девчонка, которая любит командовать. И лазать с тобой по деревьям.
– Ну и чушь! – Закрыв лицо руками, Харрисон улегся на пирс и тяжело вздохнул.
Сердце Тру разрывалось от боли. Неужели ему все равно? Куда исчез парень, готовый делить с ней все невзгоды и тяготы?
– Что случилось? – спросила Тру, еле сдерживая слезы. – Ты подсел на наркотики?
– Нет, – сухо отрезал он.
– А почему тогда прогуливаешь?
– Не твое собачье дело!
Да уж… Он явно ее ненавидел, но Тру его не винила и чувствовала себя совершенной тряпкой. Ей уже пятнадцать: еще немного, и станет взрослой, – однако в душе она все еще оставалась беззащитным ребенком, мечтавшим убежать от жестокого мира, залезть под одеяло и согреться теплом материнской заботы. Мама принесла бы ей куриный бульон, леденцы и хороший журнал… К сожалению, реальность отличалась от ее наивных грез.
Но Тру было уютно в своем маленьком мире иллюзий.
– Мне так жалко Уизи, – заговорила она вновь. – И стыдно: ведь меня обошла ее участь. Вообрази себе малышку, которую три дня подряд выгоняют из садика за неподобающее поведение. Вот мне и пришлось тащить эту ношу на своем горбу – быть образцом послушания, чтобы избавить родителей от лишних огорчений.
Убрав ладони с лица, Харрисон окинул ее равнодушным взглядом.
– Так ты пришла, чтобы рассказать мне о своих несчастьях? Ждешь сочувствия?
– Да нет же. – Пульс Тру участился. – Я… я боялась, ты решишь, что мне плевать. Это не так. Я за тебя переживаю.
– Спектакль окончен? – Он подобрался к самому краю причала и заглянул в спокойную воду.
– Нет.
– А ты тот еще экземпляр. – Харрисон рассмеялся.
В его тоне отчетливо слышалась издевка, и все же она не смогла удержаться от признания.
– Три года нашего общения в корне изменили мой взгляд на мир. Да, мы были слишком малы, но я очень многим тебе обязана.
Они дружили давно, с девяти лет до двенадцати. Играли в лесу, болтали на причале и катались на одолженной у взрослых лодке. Тру собирала опавшие листья, мох и устричные раковины и потом помещала добычу в коробку из-под сигар, что хранилась в их любимой беседке. Утопавшая в жимолости сокровищница идеально подходила для дорогих ее сердцу вещиц. Туда же она принесла кусочки разбитого блюдца из кухни дома Харрисона; обрывок фиолетового шелка, найденный на лавке возле лютеранской церкви; крышки от бутылок газировки. Сей причудливый набор, ютившийся в магической коробке, мог рассказать тайную историю ее души.
– Даже после того как перестала приходить сюда, я все время пополняла коллекцию. Все эти безделушки до сих пор при мне. Сейчас я пытаюсь собрать их воедино, делаю коллажи. В качестве основы применяю картон или фанеру, которую таскаю со склада.
Завершенные работы Тру хранила в чулане. Едва ли кто-нибудь счел бы их стоящими. На удивление странные и неряшливые, коллажи будто отражали ее мысли и эмоции. В них чувствовались гнев, растерянность и недовольство собой.
Харрисон обернулся.
– Я должен аплодировать стоя?
Как же ей хотелось убедить его в том, что мир лишил ее выбора. Судьба Тру была предопределена с рождения. Она тем временем старалась выжить и понять, почему любовь надо заслужить и почему, не оправдав чьих-то ожиданий, остаешься несчастной и брошенной.
В этой схватке ей не победить.
Свобода действий мимолетна и обманчива.
Она оказалась в ловушке – ловушке почтенного рода Мейбенк.
– Нет, на это я не рассчитывала, – ответила она спокойно. – Мои коллажи не особо хороши. Мне просто нравится над ними работать: они напоминают мне о нашей дружбе.
– Уходи, Тру.
От его голоса веяло холодом, но под маской безразличия она сумела разглядеть обиду и боль, а потому не отступила:
– Мы же были детьми. Неужели ты все еще злишься? Друзья приходят и уходят, особенно в юности.
Читать бесплатно другие книги:
