Ураган Соколов Игорь

Крыса пискнула и скрылась в мусорной куче.

У меня пока все. Передаю слово даме.

…Сказать, что я была в бешенстве – значит не сказать ничего.

Почему я не прирезала этого выродка тогда же, в переулке – одному богу известно. Какому богу? Какому-нибудь богу, наверное, да известно. Я в богах не разбираюсь.

Сколько раз я жалела, что сдержала свои чувства и не прикончила его тогда! Но что теперь говорить… Меня остановила совершенно дурацкая мысль. Каждый человек имеет право на справедливый суд. Судить чернокнижника должен Орден, а не я. Я – исполнитель, а не судья. Я не имею права.

Я была самонадеянной дурой. Думала, что сумею довести его до Кэлэмтона. Если мы его так легко взяли, значит, и дальше все будет в порядке. Я не люблю проигрывать и тот день – это было чуть больше года назад – когда он заставил меня отказаться от погони, я запомнила очень хорошо. Но больше всего меня взбесило, конечно, то, что он едва не убил Мартина.

Мартин – новичок в Ордене. Не знаю, кто его обучал, но точно – не мой Мастер, потому что когда три месяца назад Мартина привели к присяге, он был знаком только с базовыми техниками управления гэемоном, а на мечах дрался даже еще хуже, чем я – а уж худшего фехтовальщика, чем я, в рядах Ордена давно не было. Мартин – мой первый (пока) подопечный. Меня только-только допустили к самостоятельной работе – и сразу же «наградили» учеником. Ну, спасибо! Теперь во время задания вместо того, чтобы думать о деле, я большую часть времени думаю о безопасности Мартина.

Вам не описать, каких усилий мне стоило не воткнуть меч в колдуна, когда он, оглушенный, медленно сползал по стенке. Но я заставила себя успокоиться, вспомнила несколько подходящих мантр, тихий голос Мастера – взяла себя в руки и убрала меч в ножны. И совершенно напрасно!..

Мартин истекал кровью и шипел от боли. По пульсациям его гэемона я определила, что он пытается направить течение энергии так, чтобы остановить кровотечение.

– Давай, я…

Мартин сморщился и выдавил:

– Справлюсь… Сначала… свяжи его…

Тут, наконец, ему удалось остановить кровь, поэтому я со спокойной совестью повернулась к нему спиной и занялась колдуном. Я связала подонка так, чтобы он не сумел развязаться, потом набросила плащ ему на голову, сделав своего рода «мешок» и накинула еще одну петлю – на шею – стараясь не затягивать ее слишком туго. Мне нужно было, чтобы он не мог видеть. Глаза колдуна – оружие куда более опасное, чем мечи и стрелы.

Потом я помогла Мартину: очистила собственной энергией его рану, перевязала, повесила руку так, чтобы она не болталась при ходьбе. К этому моменту мои солдаты наконец-то добрались до переулка. Меня развеселили их покрасневшие от быстрого бега, немного испуганные, но решительные лица. Я приказала им поднять колдуна и нести в нашу гостиницу. Также я забрала его оружие.

Уладив необходимые формальности с местными властями, мы выехали из города. Колдун был перекинут через лошадь и крепко привязан к седлу. Голову его по-прежнему закрывал плащ. Все время пути ему предстоит провести в таком виде. Кажется, я устроила ему серьезное сотрясение, потому что вскоре после того, как мы начали движение, его вырвало прямо в «мешок», внутри которого находилась его голова.

– Может, уберем плащ? – спросил Мартин.

– Нет.

Все, что я сделала – это так ослабила петлю, чтобы блевотина могла вытекать на землю. Пусть он хоть сдохнет, но большего от меня не дождется. Я отвечаю не только за себя, но и за людей, которые со мной.

Но подонок не сдох. К сожалению. Первая ночь, впрочем, прошла спокойно. На следующий день подонок очухался и смог попросить воды. Мы приподняли край плаща ровно настолько, чтобы можно было просунуть горлышко фляги.

– Мне нужно отлить, – сказал он, напившись.

Я сделала знак солдатам. Колдуна сняли с лошади и кое-как поставили на ноги.

– Развяжите мне руки, – попросил он.

Я усмехнулась.

– Обойдешься.

Он повернул голову ко мне. Хотя его лицо было закрыто плащом, у меня возникло ощущение, что это обстоятельство никак не мешает ему видеть.

Глаза ему выколоть, что ли? Нет, вряд ли это поможет… Кроме того, у меня никогда не хватит духу осуществить что-либо подобное.

– Может подержишь мое хозяйство, пока я ссу? – издевательским тоном спросил он. – Хочешь подержаться?

Во мне вспыхнул гнев, но я мгновенно подавила его.

– Развяжите ему ноги, – сказала я солдатам. – Пусть сядет на корточки и писает, как женщина.

Солдаты, посмеиваясь, так и поступили. Колдун молча стерпел унижение.

На вторую ночь я проснулась. Что-то было не так. Я ощущала странный упадок сил. Ночная тьма была не просто тьмой, а чем-то еще. Я так и не поняла, что именно происходит, но было очевидно только одно: ничего хорошего. И источник этого непонятного недомогания мог быть только один.

Я вскочила на ноги и что было силы пнула колдуна в голову. Я собиралась устроить ему еще одно сотрясение, но промахнулась и попала каблуком не в висок, а в челюсть. Колдун взвыл и попытался отползти от меня подальше. Я пнула его еще раз, а потом, схватив за одежду, подняла над землей.

– Слушай меня, ублюдок! Еще раз попытаешься колдовать – и я лично тебя четвертую! Понял?!

– О фем фы гофофите…

Кажется, я выбила ему несколько зубов. Сплюнув в собственный «мешок», следующую фразу он смог произнести уже более внятно:

– Как я могу колдовать? – Он издал какой-то странный звук. Всхлип?.. Нет, не всхлип. Трудно поверить, но это был смешок. Презрительный смешок. – Как я могу колдовать, если у меня даже руки связаны?

– Не изображай из себя дурачка. Я тебя предупредила.

Я отпустила его и распорядилась насчет ночных дежурств. Теперь хотя бы один человек будет бодрствовать. Ненадежная мера, но хоть какая-то. Я тоже в списке, но, к сожалению, я не могу совсем не спать. Мартин тоже рвался подежурить, однако я охладила его пыл. И совершенно правильно поступила, потому что в середине следующего дня он потерял сознание и упал с лошади. Открылась рана, снова началось кровотечение. Я привела его в сознание, приняла все необходимые меры… мы даже остановились ненадолго, чтобы отдохнуть. Но надо было ехать дальше.

Я иногда смотрела на колдуна – не глазами, а другим, внутренним зрением – и не могла не поразиться тому, как быстро он восстановился. По течению энергий внутри его гэемона, напоминавшего мне поблескивающее шевелящееся насекомое, я могла определить, что он уже полностью избавился от неприятных последствий, вызванных сотрясением мозга. С особенной силой я пожалела о том, что не прикончила его тогда же, в переулке. Впереди – пять дней пути. Колдун – уже почти здоров.

В середине третьей ночи я снова проснулась. На этот раз не было никаких неприятных ощущений вроде усталости или недомогания. Но… Если человек просыпается ночью после целого дня скачки, это что-то да значит, так ведь? А я не простой человек. Меня обучали. И если мой сон прерывается – значит, снова происходит что-то не то.

Но, как и вчера, я не смогла обнаружить никаких следов колдовства, никаких всплесков энергии. Правда, колдун тоже не спал. Повторилась вчерашняя сцена. Он пытался отползти, насколько позволяли связанные руки и ноги. Кажется, я сломала ему несколько ребер.

В конце концов он заорал:

– Что тебе от меня надо, шлюха?!

– Я тебя предупреждала?

– Что я сделал?!

– Не знаю. Я что-то почувствовала.

– Щель свою проверь, дрянь! Может, у тебя течка началась?! Ба, какая важность! Она «что-то почувствовала»!..

Я пнула его еще раз, но четвертовать не стала, а успокоила ребят и легла спать.

Через два часа – опять… Да что же такое происходит? Я всерьез задумалась над тем, не убить ли колдуна. Это решит все проблемы. Но… он безоружен. Он мой пленник. Я… Нет, подожду еще один день, и если это будет продолжаться – убью.

Утром мне удалось разбудить Мартина с огромным трудом. Мой ученик встал, шатаясь. Глаза закрыты, лицо белое – ни кровинки. Я смотрела на него с ужасом. Даже в первый день, когда он потерял так много крови, он выглядел куда лучше. Прошло почти трое суток. Он, яг, должен был если не совершенно поправиться за это время, то хотя бы твердо стоять на пути к выздоровлению. А вместо этого…

Я подошла к подонку и села напротив. Снова возникло ощущение, что он видит меня сквозь несколько слоев плотной ткани.

– Что с Мартином?

– А что с ним? – кажется, он улыбнулся. Сволочь!..

Я промолчала. Он верно оценил мое состояние, потому что поспешно добавил, уже без всякой издевки:

– Он умирает.

– Почему? – я старалась говорить спокойно.

Несколько секунд он молчал, а потом ответил:

– Я ударил его не обычным оружием. Кинжал заколдован.

– А что происходило ночью?

– Ночью? Ничего.

– Не лги мне.

Он вздохнул и сказал:

– Опиши мне свои ощущения.

Я попыталась. Я сказала, что на какой-то момент ночь вокруг меня перестала быть ночью. Вокруг меня словно выросли стены тьмы. И тьма не была неподвижной. Какая-то часть тьмы, которая ТАМ, двигалась ЗДЕСЬ. Звучит странно, но я не знаю, как еще можно это описать.

Я не рассказала ему о том, что подобное ощущение испытывала уже не в первый раз. Еще до того, как я стала учиться у ягов, я жила у одного старого колдуна в деревне. До этого я была просто бездомной нищенкой. Колдун был странный. На некоторых людей он наводил порчу, а другим помогал – просто так. Колдун приютил меня на зиму, но постоянно твердил о том, что он – не подходящий наставник для меня. Как-то раз я проснулась… стен не было. Вместо стен была тьма. Она была живая и двигалась. Все во мне сжалось от ужаса. Колдун сидел за столом, на стол из окна падал свет, и это было единственное светлое место. Не было ни мира вокруг нас, ни стен дома. Я встала с печки. Был только крохотный кусочек знакомого, освещенного мира, где были только стол, я и старый колдун. Больше ничего не было. Вокруг нас была пустота, тьма, беспроглядная бездна. И Голоса… Я не понимала, что они говорят, но Голоса были страшнее всего. Их невозможно было не слушать. Кажется, колдун слушал их – и понимал.

– Иди спать, – сказал он мне, и все исчезло: стены дома вернулись на место, и тьма стала просто обычной темнотой вокруг нас. – Иди спать. Это не для тебя.

Мне было страшно – я боялась, что ЭТО вернется, а единственный, кто мог защитить меня от ЭТОГО, был сидевший передо мной седовласый, желтозубый и не слишком-то чистоплотный старик. Поэтому я спросила (чтобы хоть что-нибудь спросить):

– Почему не для меня?

– Потому что немногие способны говорить с тьмой, и не сойти с ума от ее голоса, – ответил он мне. – Тебя должны учить по-другому.

– Чему другому? – спросила я.

– Не ДРУГОМУ, а ПО-ДРУГОМУ.

Больше в ту ночь он мне ничего не сказал. А едва наступила весна, он отправил меня в город, к ягам.

…Когда я прекратила описывать свои ощущения, подонок, сидевший передо мной, усмехнулся и сказал:

– Это не имеет никакого отношения к Мартину.

– Тогда что это? Что происходит?

– В стенах твоего мира появилась трещина.

– В каких еще стенах?

– Неужели не знаешь? – он притворно удивился. – Наш мир – это не то, что нас окружает, не то, что ты видишь. Наш мир – это как маленький круг света, где мы ползаем, брюзжим, волнуемся, занимаемся какими-то своими ничтожными делишками. А вокруг – тьма. То, что ни ты, ни я не способны описать словами. Вчера ты это почувствовала, вот и все. В стене, которой ты отгородилась от реальности, появилась трещина. Твоя скорлупа уже не так надежна… Еще нужны слова?

– Нет…

Я задумалась. То, о чем он говорил, было слишком похоже на пережитое мной в избе старого колдуна. Неужели он прав? Но если он прав, в какой мир я попаду, когда скорлупа моего прежнего мира разобьется окончательно? Мое сердце застывает от ужаса, когда я думаю о том, что видела в трещине. Это была Смерть во всем ее ужасающем величии. Нет… Даже слово «Смерть» недостаточно сильно для того, чтобы описать ТО, что ждет нас всех с той стороны.

Я знаю, многие люди верят в то, что на той стороне живут разные боги и другие добрые существа. Так говорить о той стороне может только тот, кто знаком с ней по книгам или по словам других людей, но никогда сам не видел ТО, что простирается, ждет, таится за стеной. У некоторых людей даже случаются видения, в которых к ним приходят добрые боги, а другие испытывают невообразимый эмоциональный подъем во время служения этим богам. Но я слишком хорошо знаю цену подобным видениям. Я сама могу их вызвать у себя или у другого человека – для этого нужно всего лишь перенаправить некоторые энергетические потоки гэемона в верхней его части, в районе головы (тогда будут видения) или в средней, в районе груди (тогда станет приятно и радостно). Подобные вспомогательные средства хороши для простонародья – они поддерживают их и не дают им окончательно сломаться, так же как вино или табак поддерживают людей, день изо дня занятых тяжелым физическим трудом. Но мне не нужны ни эмоциональные, ни иные наркотики, чтобы идти дальше. Я – ягиня. Я хочу ЗНАТЬ, а не просто плыть по течению.

Но все эти вопросы могут подождать. Я встряхнула головой и сказала колдуну:

– Я тебе не верю.

Он как будто бы в отчаянии пожал плечами.

– Но все это, – продолжила я, – и в самом деле, не имеет никакого отношения к делу. Как можно спасти Мартина?

– Есть особое средство…

Пауза.

– Ну?

Он мотнул головой.

– Скажи, пусть они отойдут. Это не для их ушей.

Я оглянулась. И солдаты, и Мартин внимательно слушали наш разговор. Жестом я приказала солдатам отойти.

– Говори.

– Пусть он тоже уйдет, – сказал колдун.

Как он узнал, что Мартин остался? Этот выродок не направлял свое внимание, не использовал никакой магии – я бы почувствовала. Как он смог узнать? Как?..

– Мартин, отойди, – тихо попросила я.

Мой ученик повиновался. Как только он присоединился к солдатам, колдун заговорил.

– Я предлагаю сделку Я исцеляю Мартина, а ты меня отпускаешь.

– Не выйдет, – я покачала головой. – Даже если бы я хотела отпустить тебя – не могу.

– Тебе нужно всего лишь закрыть глаза. В следующую ночь или через одну. Все остальное предоставь мне. Если ты согласна…

– Нет. Да и какие у меня гарантии, что ты не солжешь?

– А у меня какие гарантии, что ты отпустишь меня после того, как я избавлю Мартина от эфирного яда?

– Я всегда держу свое слово.

– Я тоже.

Кажется, он снова улыбнулся. Жаль, что я не вижу его лица.

Надо расспросить его поподробнее, пока он так словоохотлив.

– Что еще за эфирный яд?

– Яд, который поражает эфирную сущность человека, его гэемон.

– Как его можно убрать?

– Тебе – никак. Я знаю соответствующую ритуальную процедуру. Своего рода эфирное противоядие. Больше я ничего не скажу.

– Вот как? Ладно.

Я встала на ноги и свистнула. Подбежали солдаты. Подошел Мартин.

– Что мы стоим? На коней, живо! – распорядилась я. – Мы и так с этим козлом все утро потеряли.

Это я-то не смогу Мартина вылечить? Ну-ну. А если я не смогу, другие смогут. До Кэлэмтона еще четыре дня. Мартин потерпит.

– Хочу еще кое-что добавить, – сказал колдун мне в спину. – Процедуру нужно было проводить вчера. Сегодня еще можно попытаться. Завтра, скорее всего, будет уже поздно.

Я промолчала. Это был единственный способ сдержать бешенство, которое вызвали во мне его слова. Эта гнида думает, что может меня шантажировать!..

– О чем он? – спросил Мартин.

– Ни о чем. Поехали.

И мы поехали. Все было еще хуже, чем вчера. Мы несколько раз останавливались, я вливала в Мартина собственную энергию, и только это средство как-то помогало. Но не могу же я вливать в него энергию все оставшиеся дни! Я и так на пределе. Ночью Мартин теряет силы. Почему? Почему сон не приносит ему отдохновения?

Четвертая ночь была сплошным кошмаром. Полночи я провела, пытаясь обнаружить заразу, которая будто бы находилась в эфирной крови моего ученика. Ничего не было. В оставшуюся половину ночи я просыпалась три или четыре раза. У Мартина начался бред. Когда я подходила к нему, он принимал меня за свою мать. Это тоже было страшно, потому что Мартин – здоровенный парень, который выше меня на полторы головы. Он бормотал про какую-то «киху», которая бродит вокруг. «Киха вышла из угла, чтобы кусаться…» – и дальше, в таком же роде. Что еще за киха? Какая-то детская страшилка?

К утру он пришел в себя, но до обеда мы сумели проехать не больше трех миль. М-да… до города мы так не скоро доберемся.

– Оставьте меня в какой-нибудь деревне, – Мартин сумел через силу улыбнуться. – Потом вернетесь.

– Ну уж нет.

Я не стала говорить ему, что к тому моменту, когда мы вернемся, он будет уже мертв. Если колдун не солгал.

А если солгал?

…Даже мысли о Мастере больше не приносили мне успокоения. Если бы Мастер был здесь… Он бы легко решил эту проблему. Он всегда точно умел узнавать, кто перед ним, только посмотрев на человека. Он бы сразу определил, лжет колдун или нет.

Никогда не забуду тот день, когда я пришла в его дом. Чистый дом в самом центре города. Для девочки, которая долгое время жила подаянием, этот дом напоминал волшебную сказку Я пришла в город, чтобы учиться у ягов, и единственный Мастер, который брал учеников, жил в этом доме. Я долго не решалась переступить порог… И потом, в прихожей я, сбиваясь, лепеча какую-то чушь, долго пыталась объяснить, зачем я сюда пришла и кто меня направил (на самом деле – никто). От взглядов слуг мне хотелось зарыться в землю… Нет, они не презирали меня, напротив – жалели, но эта жалость жгла меня хуже огня. Наконец мне сообщили, что у Мастера сейчас занятия и спросили, где я хочу подождать его – здесь или во дворе? В этой комнате я больше находиться не могла, и поэтому сказала «во дворе». Меня провели во двор. Шестеро учеников выполняли какое-то странное упражнение. Они подпрыгивали в воздух, делали руками и ногами очень медленные и плавные движения. Хотя Мастер стоял ко мне спиной, он заметил одному из своих учеников, что тому не стоит отвлекаться на хорошенькую девушку, а лучше сосредоточиться на задании. Потом он отдал какую-то команду, ученики начали делать странные движения в сто раз быстрее, и я поняла, что это замысловатая комбинация ударов руками и ногами. Вот только… когда они делали все медленно, то зависали в воздухе на слишком долгое время. Как будто бы они ничего на самом деле не весили.

Это было первое чудо, которое я увидела в доме Мастера.

Когда занятие закончилось, Мастер повернулся ко мне. Я посмотрела ему в глаза и поняла, что этому человеку я могу доверять. Ему было совершенно меня не жаль.

Он представился и спросил мое имя, а потом сказал:

– Тебя проводят в твою комнату и покажут, где что находится. Стипендию, к сожалению, мы тебе не сможем платить, но всем необходимым обеспечим. Если захочешь, после окончания обучения сможешь поступить в Орден Ягов. Если не захочешь – выберешь себе какое-нибудь другое занятие.

Он сделал паузу, и я спросила:

– А как долго… когда завершится обучение?

Он пожал плечами и сказал:

– Ты сама это решишь.

Вроде бы, разговор был закончен, но все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Взять в свой дом какую-то нищенку, совершенно ничего о ней не узнав, обеспечить ее всем необходимым, учить ее ни за плату, просто так, высокому колдовству ягов?.. Да он даже не спросил, для чего я к нему пришла!

Это было слишком хорошо. Слишком.

Поэтому я поборола робость и спросила:

– Простите… А что вы сами от этого получаете? Почему вы все это для меня делаете?

Он мне сказал:

– Я для тебя еще ничего не сделал. А беру я тебя потому, что ты мне подходишь как ученица.

Когда я это услышала, то чуть в обморок не упала. Я – подхожу ЕМУ? Я?

К нему ведь каждый день приводят детей. И потом приводили, когда я уже приступила к обучению. Почти всем Мастер отказывал. «Вы мне не подходите» – и точка. А ведь многие были куда лучше подготовлены, чем я. Чем же я-то ему подошла? До сих пор не могу понять. Его ведь не интересует власть над людьми, он совершенно не терпит раболепия, ему не нужны ни слава, ни богатство. Если в своей жизни я и встречала какого-то святого, то это Мастер. Но почему он меня выбрал? Не понимаю. Я ведь довольно эгоистичный человек, чего уж греха таить. И меняться не собираюсь. Мне нравится быть собственницей.

Нет, потом я все-таки поняла, для чего он учит. Для чего он ВООБЩЕ кого-то учит. У него талант. У некоторых людей талант к музицированию или живописи, а у него талант учителя.

Но почему – я?..

…Во время обеденного привала я села рядом с колдуном и тихо сказала:

– Вылечи Мартина, и – даю слово – я сделаю все, чтобы Орден тебя помиловал.

Он покачал головой и спросил:

– А много ли значит твое слово в Ордене?

– Много, – солгала я.

– Лжешь, – спокойно сказал колдун. – Судьи тебя и слушать не станут. Не надо обманывать ни меня, ни себя. Как только ты сдашь меня властям, мне крышка. Единственное, что немного согревает мне душу, так это мысль о том, что если меня убьют, не только одним умным человеком на земле станет меньше, но и одним идиотом.

Во мне снова начала подниматься злость.

– «Один идиот» – это ты про себя?

– Нет, – сказал он. – Это я про Мартина.

Все, хватит! Он меня довел до ручки.

– Встаньте вон там, – я показала солдатам за спину колдуна. – Ты, – сказала я одному из них. – Возьми дубину и встань прямо за ним. Сейчас мы будем с этой гнидой играть в гляделки. Внимательно смотри на мое лицо. Увидишь что-нибудь странное, сразу бей этого выродка по затылку.

– А чё, командир? – слегка очумело спросил солдат. – Когда бить-то? Я не понял.

– Если я вдруг побледнею резко, или увидишь, что мне плохо, или еще что-нибудь… Понял?

– Нуу… вроде да.

У меня есть одна способность… Мастер настаивал, чтобы я никогда не пользовалась ею. Он говорил, что пробудилась способность невовремя и что я очень легко разрушу сама себя, если начну применять ее. Но сейчас ситуация критическая, так что заветами Мастера придется пренебречь. Правильно? Я думаю, правильно.

Какая способность?.. А, ну… Ну это… В общем, я тоже людей умею взглядом подчинять.

Я сняла плащ с головы выродка. Грязное, но гордое лицо. Трое суток не бритое. На губах кровь запеклась. И блевотиной воняет.

Выродок заморгал, сморщился, попытался спрятать голову чуть ли не под мышкой.

– Что ж вы, сволочи, творите?.. – пробормотал он. – Из темноты – на яркий свет. Я ведь так и ослепнуть могу.

«Ах ты бедняжка», – думаю.

Я дала ему десять минут, чтобы проморгаться, а потом насильно подняла подбородок и заставила посмотреть мне в глаза.

И тут – первый раз в жизни – мой особенный талант меня подвел. Я и раньше практиковалась, тайком от Мастера. И всегда все получалось. А сейчас – ничего. Я была готова к борьбе, готова к тому, что выродок, в свою очередь, попытается подчинить меня своей воле, но у меня возникло чувство, что мне не с кем сражаться. Как будто я смотрю в пустоту. Не было противника. Ничего не было.

Я быстро устала и прекратила эту бесплодную возню.

Выродок осклабился.

– Не понял? – он напустил на себя удивленный вид. – Чего-чего это такое было?.. Аааа, понял! Неужто наша рыбонька колдоватеньки пыталася? А-аа?

Я с ненавистью посмотрела на его ухмыляющуюся морду. Мне нестерпимо захотелось как следует вмазать по этой морде, вбить улыбку ему в череп вместе с зубами, сломать в конце концов этого ублюдка. Как он не может понять, что он – в полной моей власти? Почему он не боится? Или он умело скрывает свой страх?

Но я не ударила. Я снова одела ему на голову «мешок», сделанный из его же собственного плаща и негромко сказала:

– Запомни одну вещь. Если Мартин умрет до того, как мы приедем в город, я тебя сама убью, без всякого суда. Подумай об этом.

– Какая разница, кто меня прикончит: ты или городской палач? – возразил он.

– Умирать можно по-разному…

– Не надо ля-ля. Ни ты, ни твои идиоты даже отдаленного представления не имеете, как пытать человека так, чтобы он заговорил.

– Если Мартин…

Он перебил меня:

– Не надо возлагать на меня ответственности за то, что я не могу изменить. Если Мартин умрет, в этом виноват будет один-единственный человек – ты сама.

…Мастер, ну почему ты так далеко? Что мне делать? Отдать убийцу правосудию – мой долг, но что, если цена справедливого возмездия – жизнь еще одного человека, моего ученика? Я не могу… Не хочу… Пусть кто-нибудь другой решает. Мой Мастер, ты учил нас свободе, но я не хочу ТАКОЙ свободы!!!

…Кажется, моего врага тоже терзали какие-то сомнения. Остаток дня он молчал, лицо его по-прежнему было закрыто, но я чувствовала – что-то грызет его изнутри, какое-то неясное колебание, может быть – даже страх… Неужели он испугался? Впервые полностью осознал, что его ждет в городе – и испугался? Может быть, он надеялся, что я его отпущу, а потом понял, что я пойду до конца, и испугался?

А готова ли я пойти до конца? Я и сама еще не знаю. Скорее нет, чем да. Если колдун вырвется на свободу, меня назовут дурой, сделают выговор, может быть – даже выгонят из Ордена. С этим можно смириться. Но если Мартин умрет, а я буду знать, что могла его спасти, но не спасла, как я смогу жить дальше?..

Вечером, когда солдаты ушли в лес за дровами, а Мартин забылся тревожным беспокойным сном, я подошла к колдуну и села рядом с ним. Но прежде, чем я успела открыть рот, он сказал:

– Я согласен.

Он что, мои мысли читает? Нет, нет, что еще за бред…

– С чем согласен?

– Я вылечу Мартина. Этой же ночью.

– Почему ты изменил свое решение?

– Ты уперлась, а потом будет поздно что-то менять. Я его вылечу, а ты замолвишь за меня словечко в городе.

Неужели?.. Нет, я не могу поверить. Мы оба прекрасно понимали, как мало будут значить мои слова на суде. Но… Неужели этот подонок согласился сделать доброе дело – ПРОСТО ТАК? У меня даже слезы на глаза навернулись, хотя, наверное, я вот уже лет семь не плакала. Не могу поверить. Чудо какое-то.

– Если ты его вылечишь, и я увижу, что он действительно пошел на поправку, – хрипло сказала я, – то за день пути до Кэлэмтона я тебя отпущу.

Он почему-то вдруг заволновался, даже наклонился ко мне. Быстро зашептал:

– Нет-нет, день пути – это слишком мало. Мне нужно хотя бы два дня. Отпусти меня сегодня ночью или завтра. Если за день пути – меня поймают. У меня почти не осталось сил. Я не смогу быстро восстановить энергию, чтобы спрятаться.

– Извини. Это все, что я могу для тебя сделать.

– Я не согласен…

– Ты УЖЕ согласился, – холодно напомнила я ему.

Он откинулся назад. Хмыкнул. Все вернулось на круги своя. Мы снова враги.

– Да, ты права, – сказал он каким-то странным голосом. – Я УЖЕ согласился.

Из леса вернулись солдаты, нагруженные хворостом.

– Развяжи мне руки, – сказал колдун.

– Ты собираешься начать прямо сейчас?