Проданная в рабство Уисааль Амани
– Но если Бог милостив… тогда почему ты здесь, Римма? – спросила я осторожно, она изменилась в лице и строго произнесла, что ответственна за содеянное, а затем после долгой паузы добавила: – Если когда-нибудь ты будешь перед выбором убивать или нет – не делай этого, Айсу! Мертвый человек тебя не отпустит, будет преследовать все оставшиеся дни!
После прощания и «сказки на ночь» я направилась в свою комнату. Мое тринадцатилетнее сознание было возмущено новой информацией. Я никогда не думала о том, что могу оказаться в ситуации, в которой у меня возникнет подобный выбор – лишать или нет человека возможности просыпаться на следующее утро.
– Почему я не могу уехать к нему сегодня? – спросила я Джамилю, вошедшую со мной попрощаться.
– Мы и так миновали много этапов, я иду против правил, которые сама же и создала. Неужели тебе так плохо здесь, Айсу? – в ее голосе звучали нотки печали. Мне вдруг стало немного стыдно за свое нетерпение. Я торопливо извинилась и произнесла слова благодарности за опеку. Она направилась к двери, но вдруг замерла и, медленно повернувшись, спросила:
– Что ты чувствуешь? Ты испытываешь больше, чем привязанность и уважение к человеку, которого видела несколько раз?
– Мне трудно объяснить… мне кажется, если я закрою глаза, то почувствую его по запах среди тысячи других людей. Когда он рядом, моя душа улыбается и мне хочется плакать. И мне немножечко страшно…
– Почему? – удивилась Джамиля.
– Я боюсь лишиться этого ощущения! – честно призналась я.
– Наверное, ты говоришь об истинной любви, – с тоской произнесла хозяйка «дома невест». – Мне не удалось испытать это чувство, потому как в моей судьбе не встретился такой человек, которому бы открылось мое сердце. Если честно, Айсу, я удивлена, что в тебе начал раскрываться этот цветок чувств. Я много видела девушек и отдавала замуж не один раз, но никогда это не было связано с чем-то большим, чем симпатия. Причем, взаимная!
– Но разве не в чувства вы учили нас верить? Вы говорили, что любовь – самый прекрасный груз на жизненном пути.
– Это лишь красивые слова… Жизнь – такая сложная… всем надо во что-то верить! И за все надо платить. И порой слишком высокую цену. Просто наслаждайся тем, что тебе досталась редкая драгоценность и за очень низкую плату – многозначительно произнесла она. – Наверное, Аллах задремал… или приготовил для тебя серьезные испытания! Будь осторожней и продолжай верить в лучшее, Айсу. Несмотря ни на что!
После многозначительных слов Джамиля меня покинула, поцеловав напоследок в лоб. Я засыпала с мыслями о том, что она сказала об испытаниях за мои чувства, и в моей душе появилась тревога.
– Главное – дождаться утра, – скомандовала я себе и закрыла глаза, желая, чтобы мне приснился мой Господин.
Я проснулась среди ночи от громких криков. Небо было темное и пахло дымом, проникающим беспрепятственно через занавешенное окно без стекол. Я быстро натянула длинную рубаху, которую сняла перед сном, чтобы масло лучше впиталось в кожу, и торопливо выскочила в коридор. Казалось, что я в дурном сне, я слышала женские вопли и грозные голоса мужчин. С бьющимся сердцем я медленно вышла из коридора своего глиняного пристанища и оказалась на внутреннем дворе владений Джамили. Часть жительниц «дома невест» метались с диким криком, призывая о помощи, кого-то в этом хаосе ловили громко смеющиеся мужчины в темной одежде, украшенные связками патронов. Казалось, будто это какое-то театральное представление, в котором участвует огромное количество актеров, отыгрывающих разные эмоции.
Посреди двора стоял верблюд, на нем восседал человек, раздающий указания. Его лицо было отчужденное, страдания его не трогали. Я спряталась за выступ постройки и напряженно наблюдала за происходящим, что-то сверкнуло и, повернув голову вправо, я увидела, что кухня горит. В надежде, что моя подруга цела и невредима, я направилась в полыхающее здание, с опаской озираясь по сторонам. В царящем хаосе никто не обращал на меня внимания. Я наткнулась на одну из воспитанниц и спросила, что произошло. Та, шокированная происходящим, смогла выдавить лишь два слова: «бедуины», «смерть», после чего бросилась наутек в неизвестном направлении.
Горела только часть постройки, я вошла внутрь – было дымно, Римма лежала на полу, в одежде, залитой кровью.
– Айсу, – выдавила она хрипло, – тебе надо схорониться. Спрячься где-нибудь, чтобы эти нелюди тебя не нашли.
Я положила ее голову на свои колени и испуганно наблюдала за тем, как ее темная кожа становится светлее. Под Риммой расплывалась огромная багровая лужа, кровь вытекала сразу из нескольких ран на животе и плече. Она теряла силы и говорила медленно, с одышкой.
– Что случилось? – удивленно спросила я.
– На нас напали наемники! Джамиля сказала «нет» одному человеку. Он перепродает девушек в закрытые гаремы. Он обещал взять насильно, то, что принадлежит его брату. У них оружие! Не теряй время, измажь лицо и волосы золой из печи, чтобы быть незаметной. И испачкай одежду! – выдавила Римма, беспокоясь. Она с трудом концентрировала внимание, меня пугало ее состояние.
– Храни тебя Аллах, девочка! Мне пора, – устало прошептала кухарка и, закатив глаза, обмякла.
Я повторяла ее имя много раз, но понимала, что в моих руках уже неживой человек. Было жарко от пламени, слезы смешивались с капельками пота, вымачивая рубашку, которая вмиг становилась сухой от высокой температуры. Я бросилась к плите и достала золу. Вымазавшись в ней, я поспешила покинуть кухню. Прежде чем уйти, я поцеловала руку умершей подруги. Я ей была безмерно благодарна за доброту и заботу. «Что делать дальше?» – единственный вопрос, который тревожил меня. Вдруг мне пришла в голову идея сделать уродство: соорудить горб из полотенец, чтобы не привлекать внимания напавших. Я взяла несколько тряпок и поместила их под свое платье, но они вываливались. «Если бы их пришить!» – смекнула я, разработав мысленно конструкцию. Я пробралась в домик для обучения воспитанниц, в одной из комнат которого можно было найти нитки и иголки. Это помещение пока не горело, я вошла и медленно пошла по коридору.
Я услышала из одной комнаты призыв о помощи, одну из воспитанниц прижал к полу мужчина, она была без одежды, и он насильно раздвинул ей ноги, спуская шаровары. Я не могла ей помочь, потому что понимала, вмешиваясь, я не смогу ее защитить, а лишь отсрочу ее страдания, подвергнув при этом свою жизнь опасности. Я жаждала встретить рассвет следующего дня и дождаться своего Господина. Мой план был простоять и продержаться до утра. Я все еще надеялась, что утром подоспеет эскорт, и меня заберут в лучшую жизнь. Дрожащими руками я собрала нитками и длинной иглой несколько полотенец, и они превратились в маленькое наслоение, ставшее внутренней частью моей рубашки. После чего я успешно нашла чистый балдахин и, набросив на себя, закрылась в шкафу здания, которое, как я надеялась, не будет сожжено. Секунды превращались в часы, и я боялась, что мое сердце лопнет от напряденного ожидания.
Глава 11
Люди-сорняки
Если бы у меня была возможность начать жизнь с начала, наверное, я не стала бы ничего менять… или запросила бы гарантии того, что жизнь моих родственных душ будет прекрасной, дабы жертва была ненапрасной. Много «бы», утяжеляющих мое восприятие действительности. Жизненный цикл – странная безумная карусель. Захотела бы я на самом деле повторить путь Скарлетт? Снова пережить ужас, осознав, что любой ребенок может стать товаром в руках собственных родителей? Страдать в отсутствии семьи и ждать неизвестности? Стать жертвой людей, для которых являешься всего лишь игрушкой? Теперь, зная о нескладном существовании своих сестер, я вдруг вспомнила слова Риммы, которая перед смертью рекомендовала быть благодарной людям. И мое сердце наполнилось светом, я совсем не злилась на Марго и была терпима к ее негативным выплескам. Внутренне я благодарила ее за то, что она открыла мои глаза, указав, что путь мой хоть и непрост, но все же чудесен, потому что я получила главную награду – любовь моего Господина. Что может быть важнее и нужнее? Во мне не было ни грамма злости, а лишь сожаление о том, что я не могу для нее ничего сделать. Я попыталась предложить помощь, но она ее отвергла, заявив, что не видит смысла в дальнейшем существовании.
– Знаешь, я пришла к выводу, что люди – как растения, делятся на те, что имеют ценность и на сорняки, – размышляла она, когда мы уселись в поданную машину. – Одни приносят пользу, другие отравляют жизнь других. Мы с тобой – сорняки. Наша цель прекратить отцовский род, не засорять планету. Жози зря оставила ублюдка, надо было его выскрести… чтобы не было последствий.
– Последствий? – уточнила я.
– Если он решит иметь детей, они будут моральными уродами, а возможно и физическими… Все-таки он – продукт кровосмешения, – размышляла Марга. Ее жестокие умозаключения не вызывали желание спорить. Она, казалось, ждала, что я начну сопротивляться, но мне не хотелось начинать полемику.
– Ты не споришь, – удивилась она.
– Может, потому что я услышала твою точку зрения… Но это не значит, что я с тобой согласна!
– Что ж, верь в лучшее, сестра, как в далеком детстве! Это наивно, но прекрасно! – произнесла она, отвернувшись от меня и глядя в окно. – Знаешь, почему выбрали тебя из нас троих?
Я с интересом уставилась на Маргариту. Мне не терпелось узнать ответ на вопрос, который мучил меня много лет.
– Она тебя любила больше всех, – с печалью произнесла Марга.
– Мама? Меня? Откуда тебе это известно? – слишком эмоционально среагировала я.
– Она сказала мне перед смертью! Я спросила, почему отдали именно тебя, и услышала то, что мне не понравилось.
– Не понимаю, – ошарашено произнесла я. – Как можно отдавать, любя?
– Любя, отпускают, поверь! Люди со щедрой душой!
– И без сердца? – усмехнулась я, немного раздраженно.
– Она сказала, что у тебя единственной был шанс выжить. Я была слабее физически, а Жози – морально. Так что в каком-то смысле она нас пожалела. И еще она видела какой-то вещий сон накануне твоего отъезда, благодаря которому была уверена, что тебя защитит ангел-хранитель.
– Какая теперь разница? – выдохнула я, борясь со слезами.
Это выглядело сказочно, и я вдруг подумала, что Марго это нарочно придумала, чтобы смягчить удар. Произошедшее никак не оправдывало поступка матери. Продать дочь от большой любви?.. Надеясь, что лишившись семьи, она обретет счастье?
– О чем ты думаешь? Твое лицо слишком серьезно, – рассмеялась Марга, толкнув меня в бок острым локтем.
Мы почти подъехали к «раю нашего детства» – парку развлечений. Как и прежде, там бродили толпы счастливых и, на первый взгляд, беззаботных людей. И я, и Марга не сразу выпорхнули из автомобиля, колеблясь. В нашем организме пошла волна воспоминаний о тех днях, когда мы были просто детьми и размышляли на уровне «мама, дай!» не задумываясь о том, что она не в состоянии выделить из семейного бюджета больше той суммы, которую хватало на катание на двух видах каруселей и воздушную сахарную вату. На ее счастье Марго отказывалась от сладости, ради мечты стать балериной, тогда ее дефект не был особо заметен. Мама наслаждалась ее порцией радости, приговаривая: «Вот бы мне быть ребенком и не думать ни о чем!».
– И что мы будем делать? – растерянно уточнила сестра, глядя сквозь стекло такси на сиюсекундный праздник счастливого детства.
– Ты когда-нибудь впадала в детство? Я много об этом слышала, но ни разу не пробовала! – улыбнулась я, подмигнув ей.
– Что ты хочешь этим сказать? – уточнила она, сдавливая дрожь в голосе, но не сумев справиться со слезами.
– То, что мы с тобой можем наверстать упущенное, сестра! – произнесла я, уверенно и потребовала ее покинуть салон автомобиля. – Ты должна объесться ваты до тошноты. И укататься на всех каруселях до головокружения! Я собираюсь заняться именно этим!
– Разве это не будет выглядеть странно? Две взрослые тетки в потоке детей пытаются наверстать упущенное…
– С каких пор тебя тревожит то, что будут думать о тебе другие люди? – возмутилась я и вытолкнула ее из салона автомобиля.
Это был сумасшедший день, мы уделили внимание всем каруселям, на которые нас пустили. Вращались, кружились, раскачивались, взмывали в небо… Больше всего удовольствия я получила, прыгая на батуте. Мы с Маргой так громко смеялись, что собрали огромную толпу, перед которой дали своеобразное выступление, пытаясь совершить нелепые и немного корявые трюки. Мы не могли себе позволить много, так как обе были в длинных платьях, но кое-что получилось, и после окончания сеанса, продленного на целых пять минут щедрым сотрудником парка, нас провожали смехом и аплодисментами. На двух женщин с почти одинаковым лицом смотрели осуждающе взрослые, но одобрительно кивали дети, словно маленькие люди чувствовали, что мы очень нуждаемся в круговерти эмоций.
– Черт возьми, я счастлива! И перерастала хотеть умирать! – произнесла вдохновенно Марга после аттракциона – колеса обозрения, которое мы оставили на финал нашего маленького семейного праздника. – Сегодня мне показалось, что можно… жить, просто жить, не оглядываясь назад. Ну, неужели, чтобы это понять, необходимо встретить человека, которого ты всем сердцем ненавидишь?!
– Ты меня ненавидишь? – уточнила я.
– Это даже не ненависть, – призналась Марга, размышляя: – Это скорее недопонимание… презрение… зависть! Согласись, из всей нашей семьи ты – самая счастливая – у тебя есть деньги.
– Тебе кажется, раз есть деньги – значит это счастье? – удивилась я.
– А разве ты еще этого не поняла? Все о чем ты мечтаешь… или то, что сможет тебя вылечить, к примеру, хотя бы на начальных стадиях, – стоит денег! – выплюнула Марга и, указав на карусель вдалеке, объявила, что жаждет на ней прокатиться.
– Мы о ней совсем позабыли! Когда-то она казалась самой страшной! – спохватилась сестра.
Ее страстным желанием было преодолеть скрипучие «американские горки». В детстве нам объяснили, что эту карусель воссоздали для уничтожения рода человеческого. Мама стращала, поясняя, что люди кричат, потому что увидели врата ада перед собою и ознакомились с неприятной перспективой. Нам не были понятны ее предостережения, я и Жози смирились с отказом, но не Марго, она требовала, чтобы ее посадили в маленькую вагонетку, иначе она не вернется домой или объявит голодовку.
– Маргарита, тебе уже шесть и ты должна понимать, что ультиматум – не лучшее оружие против запрета. Я не разрешаю, потому что обеспокоена. Думаешь, мне хочется таскать цветы на могилу кому-то из вас? – отчетливо произносила разозленная мать, наблюдая, как сжались губы Марго. Взрослая женщина беспощадно давила ее своим авторитетом и сестра мирилась с тем, что ее желания никого не волнуют. Именно после того случая наша сестра, уже распрощавшаяся с фантазией стать балериной, закрылась не только от матери, но и от нас, ее новой целью стало поскорее повзрослеть и покинуть ненавистную семью, в которой, как ей казалось, ее совсем не ценят.
– Я немного устала. Проедешь одна на горках? – спросила я задумавшуюся Маргариту.
– Можно подумать, это ты больна, а не я! – съязвила она, протянув ладонь, в которую я положила необходимую сумму. Сестра поскакала вприпрыжку, как маленькая девчонка, к карусели. Я уселась на лавку напротив и терпеливо ждала, пока она вернется. Ко мне подошел нетрезвый мужчина и, присоседившись, произнес:
– Знакомое лицо. Не делай вид, что не помнишь меня!
Я подумала, что он принял меня за одну из моих сестер, и равнодушно пожала плечами, не заинтересовавшись его личностью.
– У нас ведь осталось незаконченное дельце! Ты забыла? – произнес он негромко и положил на мою коленку руку. – Мне говорили, что ты отсасываешь, причмокивая.
Я одарила незнакомца пощечиной и через мгновение почувствовала удар в нос. Мужчина ринулся ко мне, но в ту же секунду оказался на земле, скрученный моими телохранителями, присутствующими неподалеку. Получив несколько солидных ударов, он беспомощно глазел на меня.
– Да ты поднялась! Красиво для копеечной шлюхи – иметь двух амбалов. Интересно, чем ты с ними рассчитываешься – подержанным передком?
Я скомандовала, чтобы хама не щадили и он получил еще несколько ударов, после чего мои охранники разделились и разошлись в разные стороны. Вернулась Марга, и при виде лежащего на земле человека, отхаркивающего кровь, торопливо взяла меня за руку и отвела в сторону.
– Черт! Ты себя клонировала! Или у меня двоится в глазах?! – воскликнул мужчина.
– Попробуй только к нам еще раз приблизиться, и умрешь не своей смертью! – процедила она сквозь зубы и потащила меня под руку прочь, прошептав: – Я вижу, ты познакомилась с моим мужем. Что он тебе сказал?
– Что ты причмокиваешь вовремя того, когда делаешь…
– Я поняла! – воскликнула Маргарита. – Я работала проституткой некоторое время, пока позволяло здоровье.
– О, теперь я понимаю, почему столь пристально меня разглядывают мужчины этого города, – отшутилась я.
– Ты знаешь, мне даже нравилось! Я получала от работы удовольствие почти каждый раз! Однажды мой муж пришел ко мне в качестве клиента – так мы узнали правду друг о друге: он был завсегдатаем дома терпимости и любил весьма необычные вещи, как мне поведали мои коллеги – просил засовывать ему в анальное отверстие, какой-нибудь предмет. Как-то он перестарался и не мог сидеть неделю. Соврал, что геморрой! – разоткровенничалась сестра. – После ласк отца, я пришла к выводу, что мужской мозг напрямую подключен к их члену. Сначала похоть, потом все остальное. Когда принимаешь эту правду, становится намного проще жить!
Мы стояли у выхода из парка и пытались придумать продолжение вечера. Я предложила устроить «кутеж», как любил выражаться русскоязычный знакомый моего Господина. Давно покинув Россию, я столкнулась с тем, что не всегда понимала смысл некоторых сленговых выражений.
Я уточнила, что это значит «кутеж» и получила развернутый ответ:
– Это праздник, благодаря которому ты не думаешь о том, что предоставит тебе вселенная в ближайшее время. Ты нарушаешь ход привычного времени с помощью своих экстремальных и резких решений! Например, выпить алкоголя больше, чем обычно! Станцевать на барной стойке или сделать что-то такое, за что будет стыдно на следующий день. Если конечно вспомнишь об этом!
– Кутеж – это пьянка без правил и с глупостями, другими словами? – уточнила я на русском языке, тот кивнул и рассмеялся. – Боюсь, в Эмиратах вы встретите немного сторонников подобного времяпрепровождения.
– Скучно вы живете! Не хотите обратно на родину?
Я отрицательно покачала головой.
– Как вас звали по-нашему? Машей, Светой, Олей? – не унимался партнер моего Господина, он позабыл о нормах поведения и вел себя весьма фривольно, не замечая недовольства мужчины за столом, которому не нравилась столь неопрятные знаки внимания к его возлюбленной.
– Не пытайтесь угадать мое имя, какой бы вы вариант не предложили – будете далеки от истины.
– Если бы была возможность нам с вами уединиться, я бы напомнил вам, как любят русские мужики! Может, навестите меня в номере, пока ваш султан натягивает кого-нибудь из гарема?
– Мой муж хорошо понимает русскую речь, не любит говорить на иностранных языках, но весьма внимателен к чужим словам, – произнесла я с улыбкой. – Благодаря таким мужчинам, как вы, Николай, мне не хочется даже думать о России. Всего доброго!
Я торопливо покинула столик, не желая видеть финал разговора. Хоть мой Господин не показал виду, но он был в ярости, я заметила искры гнева в его глазах. Это означало, что переговоры закончатся не в пользу моего земляка. Мой мужчина смог бы пережить ради бизнеса нелепое оскорбление в свой адрес, но за меня он стоял горой. Я видела, как он разорвал рот голыми руками человеку, предложившему за меня деньги. (Его сопровождала одна из воспитанниц Джамили и шепнула, что знакома со мной). Господин попросил повторить просьбу и тот по глупости еще раз озвучил желание. Его охрана с трудом оттащила разъяренного мужчину от перепуганного китайца-болтуна.
– В следующий раз, если осмелишься еще раз произнести что-нибудь в этом духе, вырву твой язык! – пообещал Господин напоследок.
Он попросил меня не принимать это происшествие близко к сердцу, пояснив, что его любовь ко мне слишком сильна, чтобы сносить подобные высказывания.
Я видела, как русского гостя вынесли без сознания из дверей ресторана. Мой Господин торопливо шел к машине, он был мрачнее тучи.
– Неужели родители не объясняют, что желать чужую собственность – губительно не только для души, но и для тела? – прорычал он. – Я больше не буду брать тебя на встречи с твоими соотечественниками. Я надеялся, ты развлечешься – сможешь пообщаться на родном языке с представителем своей расы, а этот человек не достоин даже находиться с тобой в одном помещении, Айсу!
– Куда ты все время от меня улетаешь? – одернула меня сестра и предложила отправиться по нескольким заведениям, в которых она только мечтала побывать. – Раз уж у нас кутеж, пусть он будет с шиком! И знай, Скарлетт, я не стану мелочиться, тебе придется раскошелиться на умирающую сестренку.
Я довольно кивнула, мне нравилось, что она наслаждается жизнью и свободой.
Глава 12
Долгий плен
Мы несколько часов шли за верблюдом. Я смастерила горб и ссутулилась, чтобы не привлекать внимания. Нас привели в небольшое поселение, среди барханов был разбит палаточный лагерь. Женщин практически не было, пара старух готовила еду. Я не понимала, на каком языке говорят бедуины, с нами они объяснялись жестами. Нас разделили на две команды: в одной из них были красивые воспитанницы, в другой – прислуга с дефектом. Я оказалась в команде с уродствами. Нам было запрещено переговариваться, бедуин угрожал оружием и кричал, если видел, что кто-то перешептывался. Нас оставили томиться на жаре, тогда как красивые девушки уселись под специальным навесом и им дали воды.
– Посмотри на нее! Королева бедуинов – не меньше! – проворчала косоглазая девушка, глядя куда-то в сторону, я повернулась, заметив рыжеволосую Ясмин, восседающую на верблюде. Она высокомерно смотрела на пленниц и вдруг заметила меня. Я опустила глаза, чтобы не провоцировать ее и, надеясь, что бывшая соперница меня не узнала. Ясмин что-то сказала человеку с жестоким лицом, и он отдал приказ своему прислужнику. Меня выволокли на середину и облили водой, чтобы очистить кожу от золы.
– Ты хитра, но не умна! – произнес мужчина по-арабски. – Знаешь, что будет с остальными? Я их отдам моим людям, чтобы они немного развлеклись, они примут мученическую смерть. Хочешь с ними?
Я молчала. Он что-то сказал своему прислужнику и меня отвели в центральную палатку, охраняемую несколькими вооруженными мужчинами. Там было корыто с водой, в которое меня запихали силой, сдернув одежду.
– Я хочу, чтобы ты стала моей по собственной воле, – произнес грубо человек и показал на настил, который служил ему кроватью. Я стояла перед ним без одежды, с почти отмытым лицом.
– Отпустите меня! – попросила я, из глаз брызнули слезы, я выглядела жалкой и растерянной.
– Я отпущу тебя, но ты должна лечь в мою постель. Другого варианта выбраться отсюда не существует.
Он оставил меня подумать, я обмоталась остатками своей одежды и села в углу палатки. Все шло не так, как хотелось.
– Меня должен был забрать мой Господин! – выдохнула я, давясь слезами.
Я задремала прямо на полу, открыв глаза, я увидела на лежанке полуобнаженного мужчину, на низком столике была еда и фрукты. Он пригласил меня сесть рядом, но я не двинулась с места. Человек неторопливо встал и, взяв здоровенный нож, приблизился ко мне, заставив повернуться спиной. Он сделал первый надрез и пообещал ежедневно наносить мне раны, пока я не стану сговорчивей. Я провела в его палатке сто двадцать мучительных ночей.
Минуты складывались в часы, в дни, в месяцы… Я чего-то смиренно ждала, спина кровоточила и болела.
– Почему бы вам просто не убить меня? – вздохнула я, измучившись от его пристального внимания в течение четырех месяцев.
– Я – человек слова. Ты знаешь ведь, что мне нужно. Просто дай мне это, и я тебя освобожу, – произнес он. – Принеси мне нож и повернись спиной, я поставлю тебе сто двадцать первую метку. Сколько ты еще выдержишь?
Я молчала. Потому как силы мои были на исходе и больше терпеть я не могла. В моих руках было оружие, бандиту видимо не приходила в голову мысль, что я могу воспользоваться временным преимуществом. Нож сверкнул от света освещающего палатку факела, и я завороженно уставилась на лезвие.
– Что ты медлишь? Подойди! – с нетерпением произнес бедуин. Я сделала шаг к нему и резко взмахнула рукой. Чудовище умерло мгновенно, прохрипев что-то неразборчивое перед смертью. Какое-то время я смотрела в его остекленевшие глаза. Он был, как будто удивлен, столь непредсказуемому финалу. Меня затошнило от вида крови, которая щедро вылилась из раны. В голове был хаос, мысли путались, я не знала, что мне делать дальше. Каждая минута промедления приближала мою кончину, если в палатку войдут, то казнь не минуема. Я взяла рубаху мучителя, небрежно брошенную на постели и надела ее, затем тихо выбралась из палатки. Повсеместно горели костры, возле них группами сидели бедуины. Они переговаривались и громко хохотали. К счастью, я проскользнула мимо шумных компаний незамеченной, и покинула лагерь. Куда идти я не знала, удаляясь от ужасного места. Я брела сквозь пустыню несколько суток, изнемогая от боли и жажды. Рубаха присохла к спине, некоторые раны треснули и начали кровоточить. Я больше не могла идти и готова была сдаться. Вдруг я заметила старую полуразвалившуюся лачугу и потеряла сознание.
Я закашлялась, приходя в себя. Открыв глаза, увидела перед собой морщинистое лицо одноглазой старухи, которая что-то громко выкрикивала, заставляя меня пить отвар из глиняной чашки в ее руке. Уже через сутки я восстановилась и смогла подняться. Спина была намазана чем-то липким, но совсем не болела.
– Я должна найти моего жениха! – произнесла я через силу, отчаянно жестикулируя. – Мне нужно в Дубай!
Старуха покривилась и отрицательно покачала головой, похоже, ей не понравилась моя идея. Она пристегнула мою ногу цепью к столбу, который подпирал крышу ее ветхого жилища. Одинокая женщина решила удержать меня возле себя. Старая ведьма научила меня плести шляпы, продажей которых она занималась. Раз в неделю торговка уносила ворох готовых изделий и возвращалась поздно вечером с продуктами. Она сшила мне просторное платье и обувь из какой-то шкуры и соорудила постель. Также она поставило ведро, чтобы я могла справить нужду. Для водных процедур она ставила корыто с водой, которое после убирала. Я стала ее собственностью. Сбежать не представилось возможности, старуха была бдительной и внимательной, несмотря на то, что видела только одним глазом. Я терпеливо ждала своего часа, но просвет в моей горемычной судьбе никак не наступал. От безысходности у меня опустились руки, и я вдруг представила, что доживу в этой лачуге до самой старости, как старуха стану продавать плетеные шляпы и ждать пока в мой дом занесет какого-нибудь отчаявшегося путника, и я его сделаю своим домашним питомцем. Я разрыдалась, надеясь вызвать жалость в сердце хозяйки, но мои страдания ее совсем не трогали. Она лишь пожимала плечами и что-то балакала на не неизвестном мне языке. Я решила, что приложу все усилия, что выбраться из тюрьмы. Мне нужно было добраться до ключа, который лежал в переднике седовласой морщинистой надзирательницы, она его не снимала, и даже когда спала, держала руку на ключе. Несмотря на почтенный возраст, старуха была довольно сильной, по крайней мере, дрова для печки на которой она готовила, пожилая женщина разрубала с легкостью.
Однажды я почувствовала ее силу: немного окрепнув, я набросилась на нее, но та сумела отбиться, после этого случая бабка была осторожна и все время наблюдала за мной. В еду она что-то подсыпала и я чувствовала постоянную слабость и сонливость. Я не понимала, зачем я ей. Мы не разговаривали, плела я хоть старательно, но долго… Проку от меня было мало. Я прожила пристегнутой к столбу почти год, я даже не надеялась выйти на свободу, но однажды она меня отпустила: просто сняла оковы и махнула рукой, чтобы я шла прочь. Она себя плохо чувствовала и много лежала. Мне даже было ее жаль. Старуха дала мне карту, где обозначила путь в большой город. В дорогу я получила халат, хиджаб, сумку с водой и большую сумму денег.
– Ты заработала. Иди прочь, – сказала она по-арабски.
– Ты меня все это время понимала, старая ведьма! – выругалась я. Не зная, что она меня понимает, я рассказала ей о себе все. А главное – о своей любви к человеку, ради которого я жила.
Она захохотала и тут же закашлялась, проскрипев:
– Любовь проверит время. Ты найдешь его, и если его чувства так же сильны – он сделает тебя своей навсегда. Но не рассчитывай особо на это. Мужчины склонны менять свое мнение. И женщин!
Я ничего не ответила, не желая верить в то, что она говорит.
– Мое сердце… пропускает удары… Пришел мой час! – выдохнула владелица хижины и с облегчением вздохнула. – Устала я… пора мне!
Когда я ушла, старуха, которую звали Мо, была еще жива. Она настояла, чтобы я не дожидалась ее смерти. Поблагодарив ее за щедрость, я поспешила покинуть лачугу. Я все еще надеялась разыскать Господина и начала длинный путь, который затянулся на несколько долгих месяцев. Я была без документов, и поэтому мне приходилось быть очень осторожной. Мне удалось найти работу в одной забегаловке, я мыла пол и посуду и еще мне выделили маленькую комнатку с кроватью, за которую не надо было платить. Я познакомилась с Хадижей – смешной девушкой-бунтаркой, ушедшей из семьи. Она не захотела выходить замуж за человека, которого выбрал для нее отец.
– Это ведь средневековье! Я говорю: отец, я вас уважаю, но я не стану третьей женой старого друга семьи. Я узнала, что тот самый друг занял нашей семье денег, и готов был простить долг в обмен на меня! Что это за время, когда можно продавать собственных детей?! Я сбежала из дома!
Хадижа родилась в Эмиратах в семье погонщика верблюдов, который воспитывал животных для бегов. В последнее время его дела шли не очень хорошо, и он залез в долги.
– Ты была когда-нибудь на верблюжьих бегах? – поинтересовалась моя новая подруга.
Я отрицательно покачала головой.
– Я могу провести тебя. Только нам придется переодеться в мальчиковую одежду. В абайях трудно будет пробраться в качестве зрителей. Нас могут прогнать.
На следующий день мы отправились за город. Хадижа превращалась в подростка Идриса и таким образом управляла животным на скачках.
– Зачем ты лжешь и притворяешься? – удивилась я.
– Глупая, Айсу! Ты же видишь: к женщинам в нашей стране относятся несправедливо. Вот увидишь, я докажу семье, что рождена не для того, чтобы рожать детей и быть тенью мужа! Мы с верблюдом Джони получим наш миллион!
– Джони? – уточнила я.
– Так зовут моего верблюда. Если он станет героем, я смогу обогатиться! Я его выкрала, когда сбегала из дома. Все равно отец считал, что у него нет шансов быть героем скачек. У меня было другое мнение!
Мне Хадижа казалась сумасшедшей. В ней было столько энергии, и еще она умела радоваться жизни, как никто другой.
Мы оделись как мальчишки и отправились за город, где посреди пустыни была выстроена огромная арена с трассами для забегов. Хадижа заставила меня намазать лицо автозагаром и нацепить темные линзы.
– Нельзя, чтобы ты привлекала внимание. Там немного людей с таким светлым лицом, а если учесть, что ты в стране нелегально – мало ли чем закончится твой день! Не хотелось бы, чтобы ты отправилась в полицейский участок.
Она выпила немного воды и сгрызла яблоко, пояснив:
– Наездник должен быть легким. Поэтому я постоянно сижу на диете. Хотя очень люблю сладкое! Будь моя воля, я бы ела пирожное каждый день. Раньше использовали детей для управления верблюдами на бегах, но теперь это запрещено. На мое счастье привлекают подростков, с пятнадцати лет можно управлять зверьем. Говорят, придумали специальных роботов, но это устройство слишком дорогое. Те, у кого есть деньги, пока боятся. Все-таки живой человек вроде как надежнее.
Меня не пустили с Хадижей к верблюдам, но позволили наблюдать за скачками со зрительской трибуны. Я мысленно сделала ставку на подругу и с нетерпением ожидала начала забега. Чувствовалось напряжение, толпа ревела в предвкушении финала. По сигналу верблюды побежали по десятиметровой трассе, их «вели» автомобили, в которых сидели владельцы животных. Мне нравилась соревновательная обстановка, и я была удивлена, что тяжеловесы верблюды разгонялись до шестидесяти километров в час. Об этом мне сказал мужчина, стоящий рядом. Он поставил большую сумму на верблюдиху по имени «Цветок пустыни». Хадижа не пришла первой, но вошла в тройку лидеров. Окончание соревнования приняли по-разному. Победители ликовали, проигравшие громко ругались, даже кто-то подрался, не выдержав напряжения. Мы договорились встретиться в кафе, потому что после скачек с моей подругой хотел встретиться шейх, желавший приобрести ее верблюда. Я была готова уйти, но вдруг увидела моего Господина – он тоже участвовал в скачках, выставив верблюда, пришедшего одним из последних. Сердце мое заколотилось так сильно, что сперло дыхание, я отчаянно замахала ему рукой. Расстояние было довольно большое, я могла бы закричать его имя, но я его не знала. Он подошел к Хадиже и я попыталась привлечь ее внимание, но она сделала вид, что не слышит, как я ее зову. Обернулся Господин и мельком взглянул на меня. Мне он показался очень грустным и озадаченным. Я была счастлива, что человек, о котором я вспоминала каждый день, жив и здоров.
Я еле дождалась, пока подруга придет на работу. Она меня отругала за то, что я ее назвала женским именем.
– На бегах я Идрис! Ты могла все испортить!
– С кем ты говорила? – уточнила я, с волнением, игнорируя ее обиду.
– С Сабидом, он хочет купить моего верблюда! – произнесла радостно наездница. – Если в следующий раз мой Джони придет хотя бы второй, я получу хорошие деньги.
– А когда ты в следующий раз встретишься с шейхом?
– Он приедет сегодня вечером в кафе. Мы обсудим продажу верблюда, и еще обещал помочь предоставить условия для тренировок к следующему соревнованию.
Я не могла попросить ее взять меня с собой на встречу, потому что пришлось бы все рассказать, а я не была уверена, что это хорошая идея. Я с трепетом ждала вечера, надеясь увидеть Господина. Мы с Хадижей направились на кухню, впереди нас ожидало «чудесное» времяпрепровождение: очищение поверхности испачканных тарелок от отходов.
Глава 13
Прощай, сестра!
Мы вернулись в номер. Я поставила Маргариту к стене, но она постоянно сползала вниз, у нее подгибались коленки.
– Я в жизни столько не пила, Скарлетт! Хотя вру – на школьном выпускном я смешала шампанское с водкой и улетела в космос. И еще отдалась физруку! Что он вытворял своим языком – это просто не передаваемо! Многие девчонки оставались с этим старым развратником в раздевалке. Именно тогда я получила свой первый оргазм и поняла, что во время секса можно получать удовольствие.
Я втащила Маргариту в номер и повалила на диван, она прыснула от смеха, вскарабкиваясь на мебель.
– Ты наверняка окончила школу на «отлично», – посмеялась я, достав из холодильника воду.
– Я хочу еще выпить, можно я разорю твой минибар? – произнесла сестра и, шатаясь, направилась к холодильнику, добыть маленькие бутылочки с разноцветной жидкостью.
– Это конечно издевательство! Кто придумал, разливать бухло в такие мизерные емкости?! Здесь на зубок! Разве можно порадовать себя такой смехотворной дозой?! – возмущалась она, вмиг опустошив пузырек.
Я не надеялась услышать об ее школьной успеваемости, темы о себе сестра игнорировала, но я ошиблась, настроение ее было говорливым и, запрокинув голову, она произнесла:
– Да, я училась отлично и была одной из лучших в школе, о чем свидетельствует золотая медаль. Медалистка-проститутка… Забавно, правда?
– Ты не училась в институте?
– Я поступила, но затем сдалась и перестала учиться. А могла быть преподавателем! Да, ерунда все это. Важно не кто ты по профессии, а чего ты хочешь на самом деле. У меня обычная жизнь среднестатистической женщины, покатившейся по наклонной. Я хотела спиться – так проще. Но этот сценарий мне не годится – не могу на второй день влить в себя алкоголь. Завтра насладишься моим поражением. Королева Марго будет блевать дальше, чем видит!
Сестра зарыдала. Было ощущение, что у нее снизился заряд батареи, и она держалась из последних сил.
– Если бы я могла вернуться назад, Скарлетт, в детство, и не допустить всего этого… Особенно ночных приключений в постели с нашим отцом!.. И еще я бы не позволила тебя отдать! Но не потому, что сжалилась бы – нет, я бы заставила тебя отведать дерьма, которое мы жевали с Жози много лет.
– Достаточно на сегодня откровений, Марга, поговорим завтра. Может быть, ты будешь добрее и захочешь вспомнить, что я для тебя не чужой человек! – произнесла я, устав от бесконечных доз яда. Мне хотелось сказать: «Не удивительно, что ты больна, Марга! Разве может организм выдержать такое количество злости?! Ты отравила себя своим же ядом! Чего же ты хочешь? Утянуть в свой мрачный мир еще кого-нибудь? Насладиться их падением? Отомстить им за то, что они не так несчастны, как ты?». Я закончила мысленный монолог и вслух произнесла:
– Может самое время поспать?
– Не скули! – произнесла она, бросив на диван пустую бутылочку и, зевая, побрела в спальню. Я долго сидела в зале и размышляла о том, какая у меня могла быть жизнь, останься я в России. Проституткой я бы, конечно, не стала, наверное, была бы несчастливой уставшей женщиной, живущей одним днем. Или покончила бы с собой, после насилия отца… я задремала, и мне снился сумбур из бессвязных и тревожных картинок. Они менялись с огромной скоростью. Словно это были снимки из нескольких фотоальбомов, они были перепутаны и связаны с разными периодами моей несовершенной жизни.
Вдруг я отчетливо услышала голос Маргариты:
– Прощай, Скарлетт, прости меня за все!
Я резко проснулась, за окном светало. На всякий случай я проверила, спит ли сестра. Она лежала неподвижно с открытыми глазами.
– Марга, – тихо позвала я, но она не ответила, потому что была мертва.
– Как же все неправильно… Мне обидно, слышишь, что мы не поговорили нормально, как сестры. Неужели и правда ты испытывала ненависть ко мне?
Что-то щелкнуло в ванной, я подскочила от неожиданности и не спеша направилась на звук. Там никого не было, на зеркале я увидела надпись: «Смотри сюда и представляй, что я рядом! Люблю!». Я зарыдала, точнее, завыла, словно волчица, оставшаяся без стаи.
– Моя бедная, моя несчастная сестра! Что ты видела в жизни хорошего? – причитала я. – Ты права: мои проблемы – ерунда по сравнению с тем, что вы пережили с Жозефиной. Что мне делать дальше, Марга? Я не знаю, что мне делать…
В отеле появилась полиция и медики. Врач подтвердил, что женщина в номере умерла естественной смертью. Каждый раз, глядя на меня, он вздрагивал из-за нашей похожести.
– Простите, не спал несколько ночей, мне все кажется, что вы – это ожившая она! – произнес он смущенно.
– Вы не могли бы кого-нибудь порекомендовать организовать похороны? Я не живу в России много лет и понятия не имею с чего начать.
– Я займусь всем, Айсу! Можешь, не переживать! – я увидела в дверях нашу сестру, она сделала несколько неуверенных шагов в мою сторону, я бросилась к ней на шею и разрыдалась.
– Как ты узнала? – растеряно уточнила я, когда немного успокоилась.
– Она мне позвонила вчера вечером. Просила не оставлять тебя без присмотра, потому что ты слабее, чем кажешься на первый взгляд, – произнесла Жозефина, сетуя: – Я не успела! Мне так жаль! Часов в пять как заныло сердце – хоть на луну вой. Я Мишке говорю: плохо дело! Кто из сестер меня покидает! Словно кусочек сердца отвалился!
Мы снова зарыдали, вцепившись друг в друга, наша королева Марго примирила нас, и мы обе были ей за это безмерно благодарны.
– Я привезла твои деньги, – стыдливо произнесла Жози. – На них и похороним.
– Не надо, оставь их себе! Мы все сделаем, я не бедна, сестра, и не пожалею средств на то, чтобы проводить ее достойно! Просто не беспокойся об этом! Я безумно рада, что ты здесь!
Три дня пролетели молниеносно. Жози занималась всем, я только ходила за ней и расплачивалась за услуги, которые нельзя было назвать дешевыми. Я не сталкивалась с похоронными обрядами в Эмиратах и никогда не уточняла, сколько это стоит, но то, что в России на мертвых делали большие деньги, я убедилась на собственном опыте. Нам предлагали финляндские гробы и скидки на следующие похороны. Жозефина хохотала, когда слышала о выгодных предложениях, произнеся:
– А если мы умрем с тобой молодыми, то можно будет сэкономить на фото, взяв готовый портрет нашей Марги. Какая разница – мы же тройняшки!
– Какое у вас странное чувство юмора! – воскликнул человек, с запотевшими очками. Он постоянно дотрагивался до своей блестящей лысины и громко чихал.
– Это у вас странное восприятие действительности! – ворчала Жозефина. – Вы еще предложите закопать ее стоя, для экономии места и половину тела оставить над землей, чтобы не тратиться на памятник!
Эта кощунственная шутка развеселила меня так, что я не смогла сдержать хохот. Это был нервный и даже истеричный смех, но я ничего не могла с собой поделать.
Все было решено, обговорено и сделано. В назначенный день мы приехали в траурный зал, посреди которого стоял открытый гроб. Сестра была похожа на большую куклу в нарядной коробке.
– Зря ты свое платье на нее надела, – проворчала Жози, поправляя свой траурный наряд – мою черную абайю, эта каждодневная униформа возмущала ее. – Неужели вы в этом все время ходите? А спите вы в чем? В скафандрах?!
– Эта одежда для общественных мест – таковы правила, спокойно произнесла я. – Выбор одежды большой, мы ведь живем в двадцать первом веке. Но есть ограничения.
– Я чувствую себя монахиней. Или отцветшей старухой, а мне ведь еще тридцати нет! – она вздохнула и перевела взгляд на нашу спящую королеву. – Ты тоже об этом думаешь?
– Будто я хороню себя? Да… это… странное зрелище! – выдохнула я, чувствуя, как мое тело покрывается мурашками.
За нашими спинами раздался гул голосов, мы обе повернулись, услышав громкий визг, – бывшие «коллеги по работе» не ожидали увидеть возле гроба сразу двух живых Маргарит.
– Успокойтесь, курвы, мы ее сестры, понятно? – прояснила обстановку Жози. Перед нами стояла группа женщин с ярким макияжем и в черных гипюровых платьях, сквозь которые было видно разноцветное белье.
– Я им позвонила. Они же много работали бок о бок, буквально на соседних койках! – прошептала она мне на ухо.
Я кивнула.
– Твой-то не прилетел? – уточнила Жозефина, имея в виду моего Господина. Он очень хотел поддержать меня, и быть рядом в самый скорбный момент, но я настояла на том, чтобы он остался на своей родине, опасаясь, что российские будни шокируют его.
– Ты ехала обретать семью, а не терять ее! – сочувственно произнес он.
– Мой Господин, мне придется смириться с этой потерей, я хотела бы уделить внимание моей второй сестре. Я вернусь совсем скоро, и мы не будем больше расставаться! – пообещала я, понимая, что сильно скучаю. Больше всего мне хотелось, чтобы в это трудное время он был рядом.
После прощания с телом в траурном зале мы направились на кладбище. Жози заказала катафалк и мини автобус для приятельниц усопшей сестры. Я вдруг вспомнила похороны соседского мальчишки, умершего много лет назад, его засыпали землей, а я все никак не могла взять толк, зачем с ним проделывают эту странную манипуляцию.
Ее закопали и увенчали насыпь временным деревянным крестом, а еще щедро засыпали хризантемами и розами желтого цвета, которые так любила Марго. Я не хотела уходить с кладбища, потому как чувствовала тонкую связующую нить с похороненной сестрой, которую с уходом я потеряю навсегда.
– Я тоже чувствую это… Тебе больно – терпи! – шептала моя сестра, прижав меня к себе.
– Я знаю про Михаила, – зачем-то выпалила я, участливо сдавив ее руку. Я просто хотела озвучить, что знаю, как сложно им обеим пришлось. Жози разволновалась и попыталась что-то сказать, но не могла подобрать правильные и нужные слова. Вместо этого она поцеловала меня в щеку, затем сказала «спасибо» нашей сестре, за то, что та избавила ее от тяжкого пояснения этой странной и болезненной ситуации.
– Я так боялась, что он родится со свинячьим хвостиком… Марго читала какую-то заумную книгу, и там было написано, что у близких родственников рождаются дети с хвостами. Как родился, не успокоилась, пока мне не повернули его спинкой… Я не могу скрываться от этой правды… И несмотря ни на что, я люблю моего сына!
Она разрыдалась. Мы еще какое-то время стояли у засыпанной цветами могилы. Нетерпеливо завопили девицы, призывая нас вернуться в автобус. Они сетовали, что вечером им на работу и торопили помянуть покойницу.
– Сучки! – тихо выругалась Жозефина. – Разве можно так вести себя! Мы лишились части сердца, а им лишь бы выпить! Прости, сестра, но я предвидела ситуацию и заказала поминальный обед в обычной столовой. В ресторан шалав вести нельзя!
– Значит, мы их покинем и тихо посидим в семейном кругу! – объявила я, и Жози одобрительно кивнула.
Автобус нас отвез в столовую. Несколько столов, составленных в ряд, были накрыты клеенкой.