Стеклянная карта Гроув С.
– Еще как может, – очень серьезным тоном ответил Шадрак. – Поступать таким образом – большое преступление. Поэтому все добросовестные картографы дают клятву работать честно. На картах памяти ты найдешь соответствующую отметку… – И он ткнул пальцем в изображение горного хребта на линейке, соседствовавшее с печатью места и времени в уголке каждой пластины. – Это Знак доверия, он ставится на тех картах, о достоверности которых может свидетельствовать их создатель… Впрочем, даже самый порядочный мастер не свободен от неточностей и ошибок. К примеру, – сознался он, – некоторые улицы на этой карте никто не мог вспомнить, скажем, в два-три часа пополуночи того или иного числа. И кто поручится, что там в это время не произошло события, которое я обязан был бы зафиксировать? В этом смысле и моя карта является до некоторой степени ложной.
– Все равно, – сказала София. – Она просто невероятна. В жизни ничего прекраснее не видела.
Шадрак покачал головой.
– Мои карты – всего лишь труд новичка. Я видел экземпляры, по сравнению с которыми мои кажутся детскими каракулями. Скоро и ты познакомишься с великими образцами. Знаешь, мне доводилось читать карты памяти, в которых и затеряться недолго! Некоторые из них так велики, что в этой комнате не поместятся. Карты, созданные настоящими мастерами, воистину потрясают!
София от восторга так и подпрыгивала на стуле.
– Я их все прочитаю! Обязательно прочитаю!
Шадрак рассмеялся.
– Непременно прочитаешь – в свой срок. Однако тебе еще очень многому следует научиться, а времени у нас в обрез. Давай-ка я тебе покажу, как не путать секунды.
6. След из перьев
15–21 июня 1891 года
Нестрогие законы Нового Запада долгое время позволяли чужеземцам постоянно проживать в стране, игнорируя процедуру оформления гражданства. Прошения подавали только те из приезжих, кто собирался голосовать, завести свое дело или учредить акционерное общество. Четвертого июля миграционное законодательство изменится. От всех чужестранцев в обязательном порядке потребуют натурализации. Если вы приезжий и желаете жить и работать на Новом Западе, вам придется заполнить анкету и обратиться за получением документов и жизнечасов иммигранта. После четвертого июля все не имеющие нужных бумаг и часов будут подлежать немедленной депортации.
Из Приложения к Патриотическому плану «О гражданстве»
Весь остаток дня София изучала карты Бостона на февраль 1831 года. Шадрак объяснял ей тонкости и сложности всех четырех слоев. Девочка научилась использовать перья разной толщины в зависимости от желательной степени точности. Постигла, как выйти на определенную минуту и даже секунду. Постепенно начала привыкать к восприятию потока чужих воспоминаний…
Стеклянная карта заставляла ее поеживаться. София чувствовала себя несколько сбитой с толку, когда перед ее мысленным взором представали люди, которых она никогда не встречала; ей приходилось будто бы просыпаться в чужом теле. Однако, попрактиковавшись, она научилась отделять свои воспоминания от продиктованных картой. Последние были гораздо яснее и четче ее собственных.
А один аспект оказался для нее настолько естественным, что трудиться над ним почти не пришлось. Часы, минуты и секунды, заключенные в карте, могли течь быстрее или медленнее – в зависимости от того, в каком темпе она читала. Вот когда пригодилась ее способность то сокращать, то растягивать время! Обнаружив это свойство карт памяти, София очень обрадовалась и в своих воображаемых путешествиях чувствовала себя как дома даже в незнакомых местах.
На другой день Шадрак приступил к самому, на его взгляд, важному – начал преподавать Софии азы картологии иных эпох. Перво-наперво он объяснил ей, что эти образцы требовали особенного ухода: чтобы сберечь, их следовало содержать в чистоте и порядке. «Составление карт, – говорил Шадрак, – есть научное искусство, практикуемое во всех эпохах и в каждом уголке мира…» В частности, динамические, то есть дающие живые изображения, карты памяти были изобретены то ли в Пустошах, то ли в пределах Срединных путей. Никто не знал наверняка, но Шадрак полагал: породить их могло только перекрестье разных эпох, где настоящее, прошлое и будущее переплетались самым удивительным образом.
Сам Шадрак выучился составлять карты памяти в академии Нохтланда, благо гильдия картографов была там очень сильна. Изготовление и обращение карт подчинялись весьма строгим правилам. Каждый экземпляр, выпущенный в Нохтланде, в обязательном порядке снабжался значком, подтверждавшим его подлинность: в углу красовались горный кряж и линейка.
Обследовав дядино собрание карт памяти, София получила первое представление о чудесах картологии за пределами Нового Запада. Перед ней открылись уголки света, где она и не надеялась когда-либо побывать. Карты обладали весьма разным охватом. Одни включали всего несколько комнат, другие – целые города. В некоторых образцах могли содержаться воспоминания продолжительностью всего час или даже минуту, но встречались и годовые циклы. Например, Софии попалась одна карта, запечатлевшая двадцать четыре часа в Альгамбре, что в Гранаде. Вторая зафиксировала год в столице Россий. Третья показывала четыре важнейших месяца восстания, повлекшего возникновение Нового Акана.
Изучая карты, София пришла к выводу, что при работе над ними имели значение лишь размеры и мастерство составителя. На третий день учебы она обратилась к Шадраку:
– Как ты думаешь, дядя… а карту памяти всего мира можно сделать?
Он странно посмотрел на нее и наконец ответил:
– Теоретически можно, но труд потребуется неимоверный… Впрочем, ходят темные слухи, что где-то сокрыта Карта Всех Карт, вобравшая память мира от изначальных времен и до настоящего дня.
– Вот это да!
Шадрак напряженно свел брови:
– Многие исследователи посвятили свои жизни поискам Карты. Некоторые так и пропали, их следы затерялись.
– Но она существует?
– По всей вероятности, нет, – быстро ответил Шадрак. – Я всегда утверждал, что это всего лишь нигилизмийский миф. Безосновательный, но отвечающий конкретным целям.
– Нигилизмийский? Как же так?
Последователей этого учения в Бостоне, вообще-то, хватало, но София была с ним знакома лишь в рамках школьной программы. Между тем нигилизмийство являлось религиозной сектой – из тех, что во множестве расплодились после Великого Разделения. Жители Нового Запада в основном придерживались исконных религий, но все большее число людей поклонялось новым богиням – Судьбам. Повсюду возникали их храмы, украшенные надвратными образами трех небожительниц: каждая держала нить и на ней – глобус.
Другим течением был западный нумизм, утверждавший, что все сущее, как материальное, так и бесплотное, – своего рода валюта, которую можно покупать, продавать, обменивать и закладывать, торгуясь с высшими силами. Софии как-то раз попался на глаза гроссбух нумиста – а все благодаря неустрашимой Дороти, стащившей из стола одного учителя в школе личную Книгу деяний и долгов. Она сплошь состояла из расчетов – очень точных и, по мнению Софии, довольно жутких. Одна запись часто ей вспоминалась в минуты задумчивости. «Грезы о прошлогодней поездке к морю с А. – двадцать одна минута. Оплатить двадцатью одной минутой работы по дому…»
Как считали некоторые, образ жизни нумистов был исключительно продуктивным. Софию он приводил в ужас.
Нигилизмийцы же полагали, что истинный мир погиб во время Разделения, а людям подсунули пустышку. С ума сойти! Были, оказывается, те, кому исчезнувшая вселенная казалась реальнее существующей!
– Нигилизмийцы уверены: когда Карта Всех Карт покажет настоящее положение вещей, это будет совсем не тот мир, в котором мы живем, – сказал Шадрак. – Лично у меня в голове такое не укладывается.
София задумалась над его словами, Шадрак же безоговорочным тоном вынес окончательный вердикт:
– Опасно такие мифы на веру принимать.
По мере того как продвигалась ее учеба, София время от времени подходила к стенной карте с россыпью синих и зеленых булавок. Вот путь, который ее родители так и не прошли. А вот места, где их якобы видели… Дядя рассказал ей все, что ему было известно. Один исследователь из Вермонта утверждал, будто продавал им съестное где-то в глуши Доисторических Снегов. Путешественник из Филадельфии беседовал в Папских государствах с уличным продавцом, который своими глазами видел чету молодых искателей приключений, и они были одеты по-западному. А университетский картолог разговаривал с моряком, будто бы плававшим с ними по Объединенным Индиям на одном корабле. Сплошь короткие встречи, случайные, ничего не значившие, без начала и конца… Шадрак тем не менее пометил все до единой.
Когда София задумывалась о конечной цели своих занятий, ее начинало снедать жуткое нетерпение. Душа рвалась на части. Хотелось немедленно в путь – отслеживать цепочку зеленых булавочных головок, куда бы та ни вела. Приходилось строго напоминать себе, что приобретение запаса знаний, необходимого для поездки, было сейчас самой значимой и важной задачей. Любое мгновение любого урока могло впоследствии оказаться решающим.
«Шаг за шагом! – указывая на стенную карту, подбадривал племянницу Шадрак. – Я сам был бы рад попридержать наши усилия, София, только времени остается все меньше».
Пока она училась уверенно работать с картами, Шадрак разрывался между подвальной комнатой и своим кабинетом на первом этаже. Он успешно добыл для миссис Клэй поддельные документы и жизнечасы, но эта победа оказалась каплей в море. Со всех концов Нового Запада в дом тридцать четыре по улице Ист-Эндинг прибывали отчаявшиеся люди, друзья Шадрака, и каждому требовались карты и путеводители по иным эпохам. Путешественники, напуганные решением парламента, перелетными стаями устремлялись за границу. Шадрак был до того занят, что времени отвечать еще и на вопросы Софии у него попросту не оставалось.
Она, со своей стороны, так увлеклась новым занятием, что не замечала мелькания дней. Какие там часы или минуты! Чтение карт целиком поглотило девочку, да и что могло оторвать ее от дела? Да, стояло лето; все нормальные школьники купались, бездельничали и гуляли с друзьями. Однако после отъезда Дороти в Нью-Йорк некому было стучать в дверь и вытаскивать Софию из дому.
Под конец недели Шадрак спустился в подвал после долгого собеседования с путешественником, отбывавшим в России. Вид племянницы, горбившейся над кожаной столешницей, вызвал у него озабоченность. Ее светло-русые волосы, против обыкновения, были растрепаны, летнее платье помялось, лицо побледнело от недосыпания. Не ребенок, а заработавшийся офисный клерк!
София между тем даже не заметила пристального взгляда Шадрака. Она трудилась над загадкой, которую подкинуло ей сравнение двух карт. Обе отображали один и тот же остров: та же форма, то же расположение. Однако на одной карте значилось «Объединенные Индии», на другой – «Терра инкогнита». Различались и эпохи.
На первой девочка обнаружила мощеный дворик, где слышался звук колокола; сквозь чужое воспоминание, негромко беседуя, прошествовали две монахини; в воздухе витал запах моря. На второй кругом были только камни и снег – и никаких признаков жизни. Единственная зацепка состояла в том, что карта «Терра инкогнита» была сделана позже. Через десять лет после «Индий».
«Что произошло? – раздумывала девочка. – Каким образом за такое короткое время все могло настолько сильно измениться?»
Она подробнейшим образом изучала «Терру», ища хоть какие-нибудь намеки на событие, превратившее остров в ледяную пустыню.
– София! – раздался голос Шадрака.
– Да?.. – София вздрогнула и подняла голову.
– Ты тут, в подвале, решила поселиться, – сказал он. – Совсем бледная стала. Я знаю, дел у нас невпроворот, но ты себя просто заживо похоронила. От такой жизни у тебя и руки, и ноги ослабнут!
– Ну и пускай, – ответила она безразлично. – Дядя Шадрак, а на востоке Объединенных Индий ничего в последнее время не происходило? Тут что-то непонятное. Вот две карты, место вроде одно, только на более ранней – монастырь, а на другой…
– Я решил, что кто-то спутал обозначения, – безапелляционно заявил Шадрак. – Вернемся к этому позже, а сейчас поди-ка погуляй. Проветри головку.
– И вовсе ничего тут не спутано, – уперлась София. – Место одно, а на деле – ничего общего. Я знаешь о чем подумала? Письмо, что прислал Касаветти, еще у тебя? Может быть, там…
– София! – Шадрак подошел и с силой отодвинул ее стул от стола. – Твой энтузиазм достоин всяческих похвал, но куда мы сможем добраться, если ты рюкзак поднять не сумеешь и вообще свалишься через десять шагов? Вот что, давай-ка договоримся! Шесть дней в неделю ты у нас будешь картологом-полевиком и один день – кабинетным ученым!
– На улице такая жара… – заворчала София.
– Ты-то почем знаешь? Ты сегодня даже не выходила! Послушай-ка, что скажу. Я сам в четырех стенах сижу как проклятый, пытаюсь все дела переделать! В итоге, когда придет наш день, мы уедем совершенно неподготовленными. Я тебе список дам, чтобы ты пока припасы для нас собирала.
В такой перспективе путешествие вдруг стало казаться чем-то вполне реальным. У Софии сердце застучало быстрее.
– Отличная идея, – сказала она.
– Рад, что ты одобряешь, – хмыкнул Шадрак. – Ладно, думаю, закупки стоит делать в магазине Хардинга на территории порта. Недалеко от того места, куда ты однажды случайно заехала…
– Я знаю, где это, – кивнула София.
– Тогда к делу. Мой старый рюкзак еще послужит мне, а у тебя рюкзака нет. Только не покупай слишком большой – пусть подберут тебе по размеру. Также необходимы тубусы для карт. Мои походные развалились, я так долго ими не пользовался… Возьмешь два. И обязательно присмотри водонепроницаемый чехольчик для жизнечасов. – Он задумался и кивнул. – Для начала достаточно. В магазине у меня есть кредит, пусть запишут… Все понятно?
– Рюкзак, тубусы, футлярчик, – повторила София. – Запомнила.
Покинув потайную комнату, она поднялась по лестнице. Ей бросилось в глаза, что за несколько дней, которые она безвылазно просидела в подвале, всюду воцарился полнейший беспорядок. Миссис Клэй старалась вовсю, но где ей было угнаться за энергичной деятельностью Шадрака! У себя в спальне София присела переобуться и вдруг заметила рисованный ежедневник.
Некая мысль заставила ее пролистнуть страницы назад, возвращаясь к четырнадцатому июня. Это было накануне ухода в подвал – в тот день она слушала прения в парламенте. Вот и рисунок, изображающий юного воина в клетке…
«Что-то с ним теперь стало, – подумала девочка, разглядывая нарисованные прутья. – Может, так там и торчит. Вдруг я его снова увижу…»
Она обрадовалась непонятно чему, но следом явилась отрезвляющая мысль: «А его когда-нибудь выпускают из этой ужасной клетки? Неужели он в ней и ест, и спит… и вообще… Нечего ему там делать! – сделала закономерный вывод София и очень воодушевилась. – Ни единой секундочки!»
Почему-то разволновавшись, она завязала шнурки и побежала вниз. Дело шло к обеду. София завернула в салфетку кусок хлеба с маслом и сунула в карман передничка.
– Пока, дядя! – крикнула она в сторону кабинета и выскочила на улицу.
21 июня 1891 года, 11 часов 57 минут: за припасами
Жара немного спала, температура опустилась до девяноста с чем-то по Фаренгейту. Будь это обычное лето, весь город сейчас прохлаждался бы на песчаных пляжах Кейп-Кода. Однако ввиду сроков, установленных парламентом для Нового Запада, в Бостоне царила лихорадочная деловая активность. Газеты каждый день разражались филиппиками, направленными против чужестранцев. В ответ сыпались яростные протесты.
Пересекая город в вагоне трамвая, София то и дело замечала группы людей, двигавшихся к зданию парламента. Когда трамвай подъехал поближе, у Софии округлились глаза. Тучи полицейских, сотенная толпа, крики, плакаты… Шадрак предупреждал ее о круглосуточных полицейских патрулях, проверявших документы у каждого встречного; всех нарушителей порядка препровождали на выезд за пределы Нового Запада.
Трамвай ненадолго остановился у общественных лугов, на некотором удалении от парламентского здания, и покатил прочь, чтобы вскоре нырнуть в тоннель, выходивший в район порта. София все больше нервничала, думая о том, что вот-вот снова увидит мальчика в перьях. «Может, мне сначала в магазин зайти за покупками? Но как я клетку открою, увешанная тубусами и рюкзаком? Нет уж, сперва к цирку…»
Трамвай выехал из тоннеля, вагоновожатый объявил остановку «Порт». София вышла, подрагивая от возбуждения, и завертела головой в поисках пакгауза, где прежде располагался цирк.
Суета на причалах была такая, что демонстрация у парламента по сравнению с ней выглядела жалко. Толпы народа – целеустремленные путешественники, суетливые торговцы, заплаканные изгнанники – тянулись мощеными улицами к стоящим на погрузке судам. Туда и сюда с бдительным видом прохаживались полицейские. Они держали наготове дубинки, заглядывали в бумаги, следили за очередностью. А какое количество кораблей скопилось у причалов и на рейде! Все, что могло плавать в море и возить пассажиров, было пригнано сюда в надежде на заработок. София испытала настоящий ужас, услышав, как некий шкипер торговался с исследователем, заламывая несусветную цену за проезд в Сокровенные империи.
Увидев наконец облезлый пакгауз, София кое-как выбралась из толпы и поспешила в ту сторону. Ну конечно же, вывеска Эпохального цирка Эрлаха никуда со своего места не делась. Однако кое-что изменилось. Двери пакгауза были закрыты, очередь перед ними не стояла. Ни коротышки, ни билетерши, ни паренька в клетке.
Некоторое время София в сомнении переминалась с ноги на ногу, задумчиво разглядывая прохожих. Потом подошла к двери и наудачу подергала ее. Похоже, та была чем-то подперта с другой стороны. София толкнула сильнее, и дверь подалась.
– Ох, только не это, – вырвалось у девочки.
Обширный пакгауз был пуст. Совершенно. Куча сена, какие-то обломки, сети на земляном полу… София стояла у входа, всматриваясь в полутьму, и опять вспоминала пернатого паренька. Его спокойное достоинство и ту легкость, с которой он отбил трость коротышки… Куда он делся? Может, сейчас его перевозили куда-то в другое место и он все сидел в своей клетке, навсегда в нее заточенный, лишь поблекло надменное лицо да глаза утратили живость…
София вышла наружу и прикрыла за собой дверь.
– Простите, пожалуйста, – обратилась она к пожилому мужчине, тащившему увесистый чемодан. – А что, цирк уехал?
– Так точно, мисс, – ответил тот, воспользовавшись случаем перевести дух. – Как раз нынче утром паковали вещи.
– А я думала, они до четвертого июля здесь будут.
– Опять в точку, мисс. Только Эрлах захотел провести оставшиеся недели в Нью-Йорке: там, дескать, люди делом занимаются, вместо того чтобы вокруг парламента бушевать!
– Ясно, – сказала София. – Значит, не повезло.
– Всем нам здорово не повезло, – ответил старик, взваливая на плечо чемодан. – Уж простите, мисс.
София осталась стоять на месте, разглядывая вывеску и пытаясь отделаться от накатившего разочарования.
«Надо было раньше додуматься, – укоряла она себя. – Я и не заметила, как дни пролетели…»
Ее в который раз охватило знакомое чувство беспомощности, но следовало признать, что в данном случае поломка внутреннего хронометра была ни при чем. София проявила самое банальное легкомыслие. Она просто на неделю забыла про паренька. А в итоге шанс помочь ему оказался упущен.
Глянув на часы, София обнаружила, что впустую растратила целый час, и сурово напомнила себе о невыполненном задании дяди. Повернулась и целеустремленно зашагала к магазину Хардинга. Тот был расположен поблизости и работал вовсю: распашные двери попросту не закрывались – отъезжающие заскакивали туда, в последний момент покупая в дорогу необходимое. Стараясь нагнать упущенное время, София торопливо пробежалась по отделам, прицениваясь к непромокаемым рюкзакам, снегоступам, складным шляпам и шелковым простыням, умещавшимся в карманного размера сумочки, флягам для питья и полевым биноклям.
Вскоре она вышла из магазина с рюкзачком из плотной красно-коричневой ткани, двумя водонепроницаемыми тубусами для карт и чехольчиком для часов, сшитым из промасленной кожи.
15 часов 09 минут: прибытие домой
Домой София направилась в четвертом часу пополудни. Летнее солнце еще высоко светило в небе. Сворачивая на свою улицу, девочка вдруг подумала, что неплохо бы выкроить время для решения задачки, над которой она билась утром. Вряд ли дядя Шадрак будет возражать, ведь она выполнила его приказ – выбралась из подвала, начала делать покупки…
Тут она с удивлением увидела, что боковая дверь их дома распахнута настежь. Приблизившись, девочка заметила нечто еще более странное: перо. Длинное и зеленое. София подобрала его и начала рассматривать.
– Вот это да, – пробормотала она.
На пороге дома ей стало ясно: случилось что-то из ряда вон выходящее.
Внутри все было вверх дном. Здесь явно потрудилась какая-то разрушительная сила. На кухонном полу раскиданная еда смешалась с осколками посуды. Ковры в коридоре собраны мятой гармошкой, в плите – горелая бумага, оставшаяся от документов и карт. Прежде во всех комнатах в рамах под стеклом висели карты; кто-то сбил их, оставив голые стены. Некоторые половицы были выломаны и стояли дыбом. А с внутренней стороны порога лежало еще одно длинное перо. Красное. София замерла на месте, оглядывая разгром и постепенно леденея от ужаса. Потом выронила зеленое перо, стряхнула с плеча новенький рюкзачок и бросилась в кабинет, крича на весь дом:
– Дядя Шадрак! Дядя Шадрак!..
Но в кабинете его не было. Лишь карты валялись повсюду – большей частью разорванные. На полу – беспорядочные кучи книг, сброшенных с полок. София поискала глазами потайную дверь и окончательно поняла: все пропало. Она была широко раскрыта.
– Дядя Шадрак!.. – срывающимся голосом крикнула девочка еще раз.
Ответа не последовало. София стала медленно спускаться по лестнице. Деревянные ступени поскрипывали под ногами.
Она вошла в комнату, и перед нею предстал полнейший хаос.
Стеклянную горку разбили вдребезги, ее содержимое бесследно исчезло. Вывернутые ящики конторок были пусты. И вновь – груды книг, выброшенных из шкафов. Ящики, где прежде хранились бумажные карты, тоже зияли пустотой. София молча оглядывалась. Она больше не звала дядю. Каждый предмет в комнате, имевший отношение к картам, то есть, по сути, все, что в ней находилось, было либо уничтожено, либо украдено. Под ногой хрустнули осколки стеклянной карты Шадрака. София непонимающе уставилась на них. Кожаную столешницу украшал неровный длинный порез. София тронула его рукой, словно не веря своим глазам. И, подняв наконец голову, посмотрела на дальнюю стену, где прежде висела карта последней экспедиции родителей. Ее разорвали пополам – ровно надвое, от угла до угла. Цветные булавки валялись на креслах и ковре. София тупо смотрела на них, а в голове билась только одна мысль: «Где он? Где Шадрак? Что с ним случилось?..»
Потом из противоположного конца комнаты послышался звук. София вздрогнула, но не закричала, не бросилась прочь, даже не сдвинулась с места, лишь сердце бешено заколотилось в груди. Она заставила себя медленно-медленно повернуться в сторону лестницы.
Нигде ничего. Это был всего лишь шорох, но он ей не померещился. Она даже поняла, откуда он исходил. Из добротного платяного шкафа под ступенями.
София на цыпочках прошла по ковру, обходя осколки, и подхватила по дороге увесистую ножку сломанного стула. Стиснув свое орудие обеими руками, девочка приблизилась к лестнице. У ее подножия она остановилась и прислушалась, но различила лишь биение крови в ушах. Молча постояла перед шкафом… Потянулась к латунной ручке и одним движением распахнула дверцу.
«Перья!» – пронеслось у нее в голове за миг до того, как рванувшееся наружу существо сбило ее с ног.
В следующее мгновение София лежала на полу, разглядывая потолок. Потом на его фоне возникло лицо. Довольно странное лицо, обрамленное перьями, словно росшими прямо из кожи.
На нее смотрел мальчишка из Эпохального цирка Эрлаха.
7. Между страниц
21 июня 1891 года, 15 часов 52 минуты
Задумаемся: нам доподлинно не известно, случилось ли Великое Разделение вследствие деятельности человечества и какая эпоха в данном случае несет за это ответственность. Слишком многие периоды истории плохо исследованы: они не обозначены на картах, с ними нет связи. Что касается эпох более или менее разведанных, все они в первые годы после Разделения были ввергнуты в хаос. Всюду царили непонимание происходящего, чувство внезапной обособленности и, конечно, насилие. Спросим себя: кто добровольно пошел бы на такое?
Шадрак Элли. История Нового мира
– Эй! – подал голос мальчишка. – С тобой все в порядке?
София моргнула.
– Прости, что сшиб, – сказал он. – Так ты цела? Скажи что-нибудь!
София приподнялась на локте.
– Ага, – пробормотала она. – Все хорошо. – Она смотрела на паренька, сидевшего против нее на ковре. – Ты зачем в шкаф залез?
– Я там спрятался. А ты-то где была?
– Вот только пришла. По делам ходила…
Теперь, когда напряжение начало отпускать, страх накрыл ее волной холодного озноба. Мальчишка протянул руку, желая помочь, но София отшатнулась.
– Да ладно. Я тебя не трону. – Он говорил тихо, глотая окончания слов, что выдавало в нем уроженца северо-западных Пустошей. – И вообще все это не я натворил…
– А кто тогда? – София поднялась на ноги. – Что здесь вообще произошло? И где Шадрак?
Мальчик как-то странно посмотрел на нее:
– Он твой отец?
София покачала головой. Челюсть прыгала так, что зубы стучали.
– Он мой дядя. Где он? – спросила она и вновь оглядела комнату. – Надо наверху поискать…
– Нет. Погоди, – произнес парнишка, вытянул руку, загораживая ей путь, и тихо добавил: – Не ходи, не надо. Там его все равно нет.
– Но куда он подевался?
– Не знаю. Не знаю, где он сейчас.
– Но ты видел его?
– Да, видел. – Он медленно кивнул и посмотрел на Софию изучающим взглядом, соображая, что ей сказать. – Ты здесь живешь? В смысле, у Шадрака Элли?
Дядино имя странно звучало в его устах… София нетерпеливо кивнула:
– Да, да, я здесь живу! Говорю же – я его племянница! Может, объяснишь наконец, что стряслось?
Парнишка помедлил.
– Жаль, но придется тебе рассказать… Твой дядя пропал.
У Софии разом подевался куда-то весь воздух из легких, она задохнулась. Услышанное потрясло ее… и в то же время показалось давно известным. Она вдруг поняла, что помимо воли постоянно ждала этого, – люди, которых она любила больше всего, были обречены исчезать один за другим.
– Я пришел сюда, чтобы найти его, – продолжал парнишка. – Смотрю, дверь открыта, внутри слышен гвалт, а что именно происходит, поди пойми… – Он помолчал. – Я залез в кусты и стал ждать. Спустя примерно полчаса какие-то типы вывели твоего дядю из дома… – Рассказывая, он внимательно следил за реакцией Софии. – Их было пятеро. Они запихнули твоего дядю в экипаж, погрузили какие-то ящики и уехали. Тогда я забрался внутрь. Потом услышал, как ты кричишь наверху, и спрятался. Решил, это они вернулись… – И добавил, отводя взгляд: – Мне очень жаль, правда.
– А эти типы, – спросила София, – кто они? Ну, на кого похожи?
– Да кто их разберет. Обыкновенные. Жулики, наверное… – Он нахмурился. – Разве что у некоторых были такие… – он коснулся пальцем лица, – вроде как шрамы.
София проглотила застрявший в горле комок.
– Он… как он выглядел? – сделав над собой усилие, проговорила она. – Дядя Шадрак? Они ничего с ним не сделали?
– Был жив и здоров, – ответил паренек. – Отбивался и что-то говорил им. Он был здорово зол, но раненым не казался.
София поняла, что вот-вот разревется, и отвернулась.
– Мне надо побыть одной, – прошептала она.
– Правда жаль, что все так получилось, – сказал парнишка. – Ладно, я наверху подожду.
Его шаги прошуршали по лестнице. Дверь закрылась, и София перестала думать о нем. Все мысли были только о Шадраке и о его таинственном исчезновении. Горло стиснула мучительная судорога, постепенно разрешившаяся слезами.
Она не могла взять в толк, что же произошло. Как мог Шадрак просто так взять и исчезнуть? Еще утром она сидела рядом с ним в этой самой комнате, изучала карту… и вот кто-то разнес комнату вдребезги, Шадрак пропал неизвестно куда, и София осталась одна. Совершенно одна…
Она плакала, пока у нее не заболела голова. Потом неподвижно сидела на ковре, лишившись сил и обмякнув. В висках стучало, хотелось пить, а в душе воцарилась жуткая пустота.
«Я опять не уследила за временем, – думала она. – Если бы на причале я не замешкалась, то вернулась бы раньше. Мы теперь были бы вместе. Ни он, ни я не страдали бы поодиночке».
Минуло всего несколько минут, но время кругом Софии простиралось в пустынную бесконечность.
«Где он теперь? Где угодно. Может, его ранили или побили…»
Эта мысль билась и металась у нее в голове, причиняя новую боль.
Потом тишину нарушил звук наверху, и София с горем пополам вернулась к реальности. Утеревшись, она перевела дух и встала с ковра. Смотреть, во что превратилась недавно прекрасная комната, было невозможно. Старательно глядя под ноги, София поднялась по лестнице. Очутившись наконец в библиотеке, девочка закрыла за собой дверь.
Паренек сидел на корточках и рылся в обрывках карт на полу. При виде Софии он оставил свое занятие и поднял глаза.
– Привет, – сказал он. – Так ты в порядке?
– Да. Спасибо, что спросил.
Он кивнул и посмотрел туда же, куда и она, – на раскиданные бумаги.
– Я тут карту искал. Думал, может, карта Нового Запада попадется. Не знаешь, у твоего дяди такая была? Здесь столько всего…
– Была, – ответила София, а мысли еле ворочались у нее в голове. – Я тебе помогу найти. Только не сейчас… попозже…
– Ладно, – кивнул он.
Паренек встал и зачем-то принялся поправлять мятые перья вокруг пояса. Несколько мгновений они с Софией молча смотрели друг на дружку. Наконец он сказал:
– Меня Тео зовут.
– А я София, – ответила она.
– София… Вообще-то, я пришел к твоему дяде, надеясь, что он сумеет мне помочь. В гавани о нем говорили. Живет, мол, в Бостоне такой знаменитый картолог. Я и решил – вдруг он поможет мне добраться домой? Я ведь родом издалека.
– Знаю, – негромко произнесла она. – Ты дикий мальчик из Пустошей.
Некоторое время Тео изумленно молчал. Потом уголок его рта пополз вверх.
– Точно, – сказал он. – Смотри-ка, запомнила!
– Еще бы, не запомнить такого расфуфыренного…
– Да, – рассмеялся Тео. – Пожалуй. – Оглядел себя, потом поднял глаза. – Я удрал нынче утром. Когда цирк уезжал.
– Удрал?
– Ну да.
София не знала, что еще сказать ему. Голова решительно отказывалась работать. Сбежал, ну и что? Какое это имело значение?
– София, – сказал Тео, – нам обоим надо сообразить, что делать дальше. Мне бы… Знаешь, мне бы переодеться…
– Погоди, значит, ты обычно такое не носишь? – моргнула она.
Тео помолчал.
– Нет, конечно, – буркнул он наконец. – Это Эрлах, идиот, ради шоу меня так нарядил.
– С ума сойти, – пробормотала София.
– Я бы вымылся, если можно, – попросил Тео. – С мылом. А растворителя какого-нибудь не найдется? Эти перья приклеены медом и смолой – повеситься легче, чем отскрести. Ну и одежку бы мне…
– Я поищу, – кивнула София.
Лучше уж думать о нужных вещах, чем о пропавшем Шадраке. Заодно и в доме хоть немного прибраться… Растворитель хранился в кладовке при кухне, там же нашлась и чистая ветошь. София ходила по разоренным комнатам, перешагивая через осколки битой посуды, клочья рваной бумаги, переломанную мебель. Дом казался чужим. Думать о нем таким образом было почему-то легче.
– Можешь воспользоваться ванной Шадрака, – поднимаясь по лестнице, сказала она.
Тео шел следом, из его наряда сыпались перья.
Как ни странно, третий этаж выглядел нетронутым. Либо те жулики нашли, что искали, либо решили, что в спальнях наверху не могло быть ничего ценного.
– Думается, кое-что из дядиной одежды может тебе подойти, – рассуждала София. – Разве что будет великовато.
В гардеробе Шадрака в самом деле нашлись рубашка, брюки, ремень. С обувью оказалось сложнее: башмаки были безнадежно велики Тео. София отдала ему одежду, тряпки и растворитель и указала, где ванная.
– Спасибо, – поблагодарил он и вдруг остановился на месте. – Ты же никуда не уйдешь?
София непонимающе смотрела на него.
– Я к тому, – пояснил он, – что не помешало бы мне найти спокойное местечко… всего на одну ночь…
Девочка наконец поняла, о чем он говорил.
– Оставайся, – кивнула она.
– Спасибо. Я тебе премного обязан! – И он, привычным движением щелкнув пальцами, изобразил наставленный пистолет. – Если бы еще карту… ну, раз можно… я прямо завтра ушел бы восвояси и не надоедал тебе больше.
Дверь за ним закрылась. Вскоре в ванной зашумела вода.
София стояла в спальне Шадрака. Здесь все было по-прежнему, и горе накатило с новой силой. Кожаное кресло, книги на столике, груды карт… дядя будто только что вышел и должен был вот-вот возвратиться. На голубом ковре – вытоптанная дорожка от двери к секретеру красного дерева… Он, кстати, был отперт, дверцы открыты. София подошла, чувствуя странное волнение. Шадрак, помнится, никогда его нараспашку не оставлял…
Чернильная клякса на промокашке, раскрытый дневник. Никакого сомнения: Шадрака захватили врасплох, когда он сидел здесь и писал. София заметила на странице свое имя.
Никак не могу решить, что рассказывать Софии, а о чем лучше промолчать. Она должна вполне представлять себе опасности, с которыми мы можем столкнуться, но грань между трезвым пониманием и излишним запугиванием достаточно тонкая. Отправив ее за покупками в дорогу, я посетил Карлтона в госпитале. Его состояние ужаснуло меня… Газетчики не упомянули о жутких ранах на его теле и лице. По всей вероятности, их попросили об этом в интересах полицейского расследования. Мой бедный друг не узнал меня. Он никого не узнает, и я сомневаюсь, что эта способность когда-либо вернется к нему. Сейчас Карлтон беспомощен, как дитя. Он лишь время от времени издает бессвязные звуки, и, по-видимому, перевязки причиняют ему боль, но во всех прочих смыслах окружающий мир для него как будто не существует. Лично мне представляется маловероятным, чтобы подобное явилось следствием обыкновенного нападения. Начинаю подозревать, что кто-то…
На этом запись обрывалась. София так и отшатнулась, потрясенная картиной, которая рисовалась за строками дневника. Что заподозрил Шадрак? Мог он там, в больнице у Карлтона, увидеть то, что ввергло в опасность его самого?..
Исписанные страницы не содержали никакого обращения к ней (а она-то надеялась!), никакого намека – лишь зловещую загадку, напугавшую девочку больше прежнего. Глаза вновь наполнились слезами. Понадобилось несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться.
Кресло Шадрака, где он обычно час-другой читал перед сном, еще хранило отпечаток его тела. София подошла и забралась в кожаные подушки. Пахло кедром, сосной, бумагой. Запах Шадрака… Что, если она больше не увидит своего дядю читающим в этом кресле?..
Помимо воли София представила себе эту комнату через год, через пять лет, через десять… Наверное, она будет выглядеть примерно так же, как родительская спальня дальше по коридору: обои на стенах поблекнут, книги покоробятся от влажного летнего воздуха, одежда и обувь будто съежатся от старости.
Как ни гнала она эту мысль, воображение упорно рисовало кабинет Шадрака во всей мерзости запустения. Время вновь потекло медленно-медленно, София успела обдумать долгое будущее без дяди… без родителей… совершенно одинокое.
Спасаясь от беспросветности, девочка свернулась в кресле клубком, обхватила руками колени…
И тут что-то твердое уперлось ей в бок. Сначала она не обращала на это внимания, но предмет, торчавший из-под подушки, болезненно врезался в ребра. София сунула туда руку и вытащила один из своих старых альбомов для рисования.
«Как он здесь оказался? В дядином кресле?..» – туповато удивилась она. Потом ей показалось странным, что альбом слишком увесист. Она распутала кожаные завязки, стягивавшие углы. Он раскрылся, и девочка увидела что-то вроде записки. Она была очень короткой, но почерк Шадрака сомнению не подлежал.
София, найди Верессу. Возьми мой атлас. Люблю тебя. Ш. Э.
Читать бесплатно другие книги:
