Жизнь среди людей Рекунова Алиса

37. Поэтический вечер

Мы уже не поймем и не вспомним, что потеряли тогда.

Мы ищем и обретаем ответы. Порой слишком рано.

Время стекает по стрелкам часов медленно, в никуда.

Мы остаемся ждать

У последней грани.

Иногда понимание приходит неожиданно. Иногда оно приходит быстро. Так быстро, что не можешь даже понять, в какой момент все изменилось.

Вот ты моргнул – и ты уже кто-то другой.

Или мир другой. Сложно сказать.

Наступил второй день последнего месяца весны.

Я снова проснулся раньше всех, и снова за пределами нашей девятиэтажной кирпичной коробки капал дождь.

Я уже начал осознавать, что эта комната – моя. Очевидно, я стал быстрее привыкать к переменам.

Скоро я распечатаю все свои любимые таблицы и прикреплю их к обоям. Геохронологическую шкалу на полстены, схему царств живой природы, эволюционную лестницу рода homo, таблицу самых важных изобретений человечества и что-нибудь еще. Может, фотографии?

Я встал с постели, когда настенные часы показали 11:00.

Подумал, что стоит дойти до книжного магазина, который я посещал раз в неделю. В какой день я туда ходил? В среду? В четверг?

Я сходил в душ, оделся и вышел на улицу.

С неба падала вода. Я подставил ладонь.

Капли были совсем маленькими, наверное, меньше шести миллиметров.

Я вдохнул свежий морской воздух и пошел вперед.

Идя мимо Смоленского кладбища, я в очередной раз думал о ритуалах погребения в разных культурах. Почему люди хоронят своих умерших? Логично ли это?

Кто-то из ученых писал, что отношение к умершим характеризует нас как людей. Возможно, он прав.

Я еще не разобрался в этом вопросе.

Я во многих вопросах еще не разобрался, а во многих никогда не разберусь.

От этой мысли мне стало грустно.

Тест Тьюринга. Моя жизнь – бесконечный тест Тьюринга.

Даже Клара Ивановна считает, что я его не прошел.

Я долго бродил по книжному магазину, но так ничего и не нашел.

В 12:34 Ольга Алексеевна прислала смс:

«Начало не в 19, а в 20».

Я ответил «Ок» и убрал телефон.

Я ничего не выбрал. У меня не было денег, к тому же теперь у меня появилась электронная читалка. Теперь нет смысла ходить в книжные магазины.

Зазвонил телефон.

– Алло, – сказал я.

– Привет, – сказал папа. – Ты где?

– В книжном был.

– Я же говорил, – приглушенно сказал папа куда-то в сторону.

На заднем плане послышался смешок.

– Ты скоро? – спросил папа.

– Да.

– Мы заказали пиццу. В течение сорока минут доставят.

– Хорошо. Пока.

– Пока, – ответил папа и отключился.

С неба снова начала падать вода.

Я не хотел возвращаться. В квартире были папа и Влад, и я хотел их видеть, но им вдвоем было лучше.

Зачем им какой-то дефективный я?

Посидел еще немного и пошел домой.

Когда я поднялся по лестнице на свой этаж и уже доставал ключ, открылась дверь напротив. На площадку вышла пожилая женщина. На ней была длинная белая юбка, блузка, а на голове была шляпа.

– Здравствуйте, – сказал я, потому что так было положено.

Пожилая женщина ничего не ответила, но продолжала смотреть на меня.

Я старательно улыбался.

– Леша? Ты, что ли? – Пожилая женщина подошла поближе. – Какой ты большой стал. В гости приехал?

Я кивнул и вдруг вспомнил, что ее зовут Лидия Семеновна, и у нее живет пекинес.

– А где ваша собака? – спросил я.

– Умер Джек, – сказала Лидия Семеновна со вздохом.

– Жалко.

– И дочка ко мне не приезжает. Вот, пойду на кладбище, к мужу. А ты надолго? – спросила она.

– До завтра. А потом снова приеду. Насовсем.

– Правда? Чего ж они тебя мотают-то? Поделить не могут, что ли, – Лидия Семеновна вздохнула.

– Ну да.

Родители действительно не могли меня поделить. Оба не хотели, чтобы я с ними жил.

– Ну мне пора, – сказал я.

– Да-да, иди, Лешенька.

Лидия Семеновна уехала на лифте вниз, а я остался. Почему-то я не сразу догадался, что надо открыть входную дверь.

Дружелюбно настроенные пожилые люди удивляют больше, чем недружелюбно настроенные.

Людмила Сергеевна и Клара Ивановна были привычнее, чем Лидия Семеновна. Но она вела себя дружелюбно только потому, что не знала меня достаточно хорошо.

Я все же вспомнил, что пора заходить, и открыл дверь. Вошел, разулся, снял куртку и тут же направился в ванную комнату.

Влад и папа продолжали играть в игру.

Персонажи на экране дрались световыми мечами.

Они играли, а я сел на край дивана и смотрел.

Через двенадцать минут раздался звонок в домофон.

– Лех, открой, – сказал папа, глядя в экран. – Деньги в заднем кармане джинсов.

– А джинсы где? – спросил я.

– В моей комнате, на стуле.

Я открыл курьеру дверь в парадную и пошел к папе в комнату.

Поскольку я старался не заходить в чужие спальни, то сейчас почувствовал себя очень странно.

В папиной комнате был бардак. Вещи лежали на кровати, на полу, на столике, на подоконнике и на тумбочках.

Джинсы я нашел не сразу.

Когда я принес две коробки пиццы и поставил их на стол в зале, Влад и папа сразу начали есть. Они съели по три куска и снова вернулись к игре.

Пицца пахла очень вкусно, но я пока не мог есть, потому что она еще не остыла.

– А я бы поиграл в «Масс Эффект», – сказал я.

Влад и папа никак не отреагировали. Тогда я взял коробку пиццы и пошел в свою комнату.

Я смотрел английский сериал «Изгои» про колонию землян на другой планете.

В 18:04 в дверь постучали.

– Да? – спросил я.

В комнату вошел Влад.

– Ну как? Мы пойдем?

– Да. Только начало в двадцать, а не в девятнадцать.

– А, ок. Тогда я пока не собираюсь.

И Влад вышел, а я начал листать тетради. Все стихи казались мне плохими. Отвратительными. И зачем я вообще согласился выступать?

Специально для вечера я взял с собой рубашку (правда, в полоску, а не белую) и черные джинсы, которые больше похожи на брюки.

В 19:00 мы с Владом вышли из дома.

Ехать нам надо было до РГПУ имени Герцена, и я очень удивился. Я не знал, что там есть зал для выступления.

Мы доехали до Невского проспекта и вышли из метро. Чтобы войти во двор РГПУ, нам пришлось показать паспорта охраннику. Внутри было много невысоких домов, и я точно не знал, куда идти.

И мы стали заходить в разные здания. В некоторые мы зайти не могли, потому что они были закрыты. А некоторые были трансформаторными будками.

В конце концов мы нашли нужный дом, потому что обнаружили на нем нужный номер (Казанская, 7а), и вошли внутрь. Когда мы поднимались, то обнаружили дверь, на которой была вывеска магазина комиксов. Я никогда раньше не был в магазине комиксов, поэтому захотел зайти, но Влад потянул меня за руку.

По коридору на третьем этаже бегали разные люди. Передо мной кто-то затормозил.

– О, привет. Вы уже пришли.

Это был Кирилл. Он был в официальном костюме, и я обрадовался, что взял рубашку.

Они с Владом представились друг другу и пожали руки.

– До начала еще полчаса, хотя, скорее всего, еще больше задержимся, – сказал Кирилл. Пошли, головастик.

Я думал, что мероприятие будет проходить в огромном зале, но оказалось, что это не слишком большое помещение, треть которого заставили стульями. Стулья стояли в пять рядов.

Людей было не очень много, но я все равно разволновался, и у меня сильно-сильно забилось сердце.

– О, Ольга нам машет, – сказал Влад.

– Какая Ольга?

– Твоя психологиня.

– Почему ты называешь ее Ольгой?

Влад ничего не ответил. Вместо этого он подтолкнул меня к Ольге Алексеевне.

– Идите. А я займу место.

У меня подкашивались ноги, но я дошел до нее и не упал. Прогресс.

– Привет, – Ольга Алексеевна улыбнулась. – Я как раз тебя жду.

– Меня?

Я горле пересохло.

– Ага. Пошли в гримерку. Надо понять, каким номером тебя ставить.

Мы сели на диван в гримерке. Ольга Алексеевна и Кирилл обсуждали список. Я не слушал.

Вокруг меня ходили, говорили, смеялись, но все было как в тумане.

Заболели виски.

Я хотел пойти в уборную и постоять над раковиной с включенной водой, но заставил себя остаться.

Секундная стрелка настенных часов двигалась быстро, минуты утекали, и близился момент моео выступления.

Я забыл все, что мне говорили Влад и Ольга Алексеевна. Помнил только то, что я читаю без выражения. Черт, я вообще все говорю без выражения.

Мне было страшно. Я не мог пошевелиться.

– Ну что? Пора начинать, – сказала Ольга Алексеевна. – Пошли.

И я пошел в зал. Сел рядом с Владом. Пытался слушать других, но не мог сосредоточиться на чужих словах. Мне было страшно.

Страх сковал меня. Страх, который помог человеку выжить.

Кто-то что-то говорил, но я слышал только шум крови в своих ушных капиллярах.

Потом Влад тронул меня за плечо:

– Твоя очередь.

– Правда?

– Ага. Давай.

Я вышел к микрофону прямиком под луч прожектора. Мне хлопали люди, но их лиц не было видно.

В горле пересохло.

Интересно, если я расплачусь и убегу, это будет нормально? Ну подумаешь, расплакался и убежал. С кем не бывает?

И вдруг я понял.

Страх – это биохимия, физиология, отрицательно окрашенный эмоциональный процесс. Иногда страх полезен, нужен, важен, жизненно необходим, но чаще всего страх – это грань между реальностью и восприятием. Мы рисуем себе самые страшные картины, которые только можем нарисовать, и боимся их. Но мы не дорисовываем. Мы боимся, мы не можем на них смотреть.

Но если пройти этот путь до конца – откроется целый новый мир.

И я начал читать:

Когда я замолчал, тишина придавила меня со всех сторон.

Затем раздались аплодисменты.

Я сел рядом с Владом. Руки дрожали. Я весь дрожал.

– Это было лучше, чем мы репетировали, – шепнул Влад.

Я решил, что это комплимент.

Сердце билось так быстро, как будто хотело пробить грудную клетку.

Но я справился со своим страхом.

Я справился.

И ужасно захотел спать.

Но удивительное еще не закончилось. Вокруг меня были люди. Они дышали, говорили, слушали, слышали, улыбались. Вокруг было волшебство. Оно искрилось, сияло, пульсировало. Оно было вокруг и внутри.

Внутри меня.

Люди здесь, рядом. И всегда были рядом.

Как я мог этого не замечать?

На сцене была Ольга Алексеевна. И я слушал, я слышал ее голос.

Я всю жизнь был обособлен. Всю жизнь был один.

Мы не можем жить без других людей.

Человеку нужен человек.

Но почему же тогда мы такие? Почему мы так ненавидим других людей? Почему мы так сильно стремимся уничтожить то, что не понимаем?

Да, это тоже эволюция. Мы всеми силами стремимся выжить.

Выжить любой ценой.

И мы думаем, что для этого надо уничтожить то, что противоречит нашим установкам и правилам. То, что отличается. И мы не замечаем, что сами отличаемся. Каждый из нас.

Все мы разные.

Я не заметил, что в какой-то момент черная дыра в моей груди уже не могла вместить в себя столько света.

Все изменилось.

Ее больше не было.

Соленая вода, которая возвращала меня к первозданному морю, из которого вышли все мы. Наш путь длился так долго.

Прошли миллиарды лет.

От первой молекулы-репликатора, от первой РНК, от первого одноклеточного организма, от первого вышедшего из воды животного, от первого гоминида, вставшего на ноги.

Мы пришли сюда.