Жизнь среди людей Рекунова Алиса
– Да кого он совратить может? – спросила мама.
– А вот это сейчас обидно было, – сказал я. – Я…
Влад пнул меня под столом.
– Не волнуйтесь. Я никого не могу совратить. Правда. Тем более у меня еще возраст согласия не наступил.
Влад снова пнул меня.
– В общем, все нормально. Мы как братья. Платонические братья. Слишком много вина. Простите. Отойду.
Я сходил в ванную комнату и умылся. Руки дрожали, а лицо покраснело. Мне стало смешно и страшно одновременно. Если бы я решился на подобный диалог с Игорем, когда мамы нет дома, я бы точно получил по лицу.
Но сейчас я просто вернулся на кухню и доел. После этого мы с Владом собирали вещи.
Мы должны были ехать на вокзал сразу после школы, потому что договорились встретиться у перрона в 14:40.
Я долго не мог уснуть, потому что думал о расставаниях.
Люди говорят, что расстояние не помеха. Когда мы уезжали в Москву, папа говорил, что мы с ним останемся друзьями, но мы почти не общались.
А что будет, если мы с Владом станем жить в разных городах?
Продолжим ли общаться?
Сможем ли мы общаться с Ольгой Алексеевной? И если да, то как?
Я старался не думать об этом.
Даже если мы перестанем общаться, у нас будет эта поездка. Поэтому она должна быть замечательной. Самой лучшей из всего, что было и будет.
Поэтому…
С самого утра я был рассеян. Меня наконец-то вызвали к доске на уроке геометрии, но я неправильно начертил сечение параллелепипеда, а потом еще и буквенные обозначения перепутал. Галина Владимировна поставила мне четверку.
Последней парой у нас была литература, и я совсем не переживал за Андрея Болконского на войне.
Я переживал из-за того, что до поезда остается все меньше и меньше времени.
Когда до конца пары осталось три минуты, Клара Ивановна вызвала меня к доске.
– Расскажи мне про небо Аустерлица.
– Анализ?
– А что еще? – Клара Ивановна сняла свои большие очки. У нее тряслись руки.
– Ну Андрей Болконский понял, что все в мире суета. Люди ничтожны, а космос вечен.
– И при чем здесь, объясни, пожалуйста, космос?
– Я имел в виду небо.
– Так и говори, значит – небо. А то выдумал космос какой-то.
Прозвенел звонок на перемену. Мой спасительный звонок.
Все в классе начали вставать, но Клара Ивановна тоже встала и прикрикнула на них:
– Звонок для учителя. Сели все. И тихо. Пусть Самохин продолжает.
Я не знал, что еще сказать.
– Переломный момент, – прошептала Вика.
– Это был для Андрея Болконского переломный момент. До боя он хотел славы, а после переосмыслил свою жизнь.
– Ну? Это все? – спросила Клара Ивановна.
– Отпустите нас, пожалуйста, – попросила Женя. – Завтра же выходной.
– Да, точно, – Саша Соколов кивнул. – Пусть Самохин отвечает, а мы пойдем.
– Нет, – Клара Ивановна хлопнула рукой по столу, и я испугался, что от такого удара ее старые кости могут сломаться. – Мы будем тут сидеть. Скажите спасибо Алексею Самохину, который всех задерживает.
– Я уже рассказал основное.
– Да? Я вижу, учиться ты совсем не хочешь. Не читаешь произведения.
– Я все читаю.
– Да? Что-то не видно.
– Я все читаю, – повторил я, посмотрев на часы (14:24). – Просто я не всегда понимаю мотивацию персонажей. Они кажутся мне странными.
– Да неужели? Ты посмотри на него. Странными они ему кажутся.
Дверь в класс приоткрылась. По серебристому пуховику я узнал Ольгу Алексеевну.
Она указала пальцем на запястье. Я удивился, потому что у нее на запястье не было часов.
– Простите, мне пора идти, – сказал я.
– Куда это тебе пора? – прищурилась Клара Ивановна.
– Я уезжаю в Петербург.
– Зачем это?
– На праздники. У меня поезд через тридцать минут. Отпустите меня, пожалуйста.
– Еще чего! – сказала она, – Ты будешь стоять здесь столько, сколько я скажу. Рассказывай.
Еще пять минут назад я бы смог выдавить из себя хоть что-нибудь, но сейчас я потерял способность говорить.
Я молчал. Все молчали. Клара Ивановна молчала. Время тянулось очень медленно. Я сбился со счета, сколько Больших взрывов могло произойти.
– Скажешь что-нибудь? – спросила Клара Ивановна.
– Нет.
– Тогда двойка.
Я даже не стал спрашивать, за что.
– Мы можем идти? – спросила Алина.
– Идите уж.
Все быстро стали собирать тетради и книги в рюкзаки.
Я подошел к своей парте и начал складывать все в рюкзак. Ольга Алексеевна вошла в класс.
– Давай быстрее, – сказала она, – Надо бежать уже.
– А ты-то с чего вмешиваешься? – спросила Клара Ивановна, – Понабрали тут всяких. Психологи, логопеды и прочие бесполезные деятели. Толку-то от вас никакого. Столько лет без вас жили, а теперь куда ни плюнь психологи.
– Это нормально, – сказал я, – Все меняется. Появляются новые науки и новые технологии.
– А ты такой умный, да? Иногда ощущение складывается, что тебе надо учиться в школе для умственно отсталых.
– Леш, пошли, – Ольга Алексеевна потянула меня за рукав.
Но теперь я сам не хотел идти. Я разозлился.
– Это оскорбление, – сказал я сквозь зубы.
– Пойдем, Леша, – повторила Ольга Алексеевна.
– Какие все нежные стали, – ответила Клара Ивановна. – Пожил бы ты в коммуналке, там мигом бы из тебя всю дурь вышибли.
– Ну мы пойдем, – сказала Ольга Алексеевна, прежде чем я ответил что-нибудь нецензурное. – До свидания.
Она схватила меня за руку и вытянула из класса. Мы спустились по лестнице и вышли из школы. Светило солнце, и на улице было тепло-тепло. Пахло летом.
Я посмотрел на часы. 14:39.
– Черт, – сказал я. – Мы опаздываем.
– Именно, – кивнула Ольга Алексеевна. – Лучше бы нам поторопиться.
И мы, не сговариваясь, побежали.
36. Питер
Фарс состоит в причинно-следственных связях.
Мы принимаем решение, все альтернативы исключены.
Мы принимаем решения каждый момент каждого часа.
Обманно ничтожные. Не ощущая ни радости, ни вины.
Эволюция удивительна. Она сотворила существ, которые могут показаться невозможными. Эволюция творит их каждый день, каждый час, каждую секунду. И будет творить бесконечно.
Каждый вид – либо переходная ступень к чему-то более совершенному, либо тупик.
– Это несправедливо, – сказали, запыхавшись.
Мы еле-еле успели на поезд до «Проспекта Мира».
– Почему она именно меня все время спрашивает? Почему я у нее всегда виноват?
В кармане джинсов завибрировал телефон. Это был Влад. – Ну вы где? – спросил он.
– Едем, – громко сказал я в ответ. – Уже подъехали к «Проспекту Мира».
– Тут папа и Лиза уже с вещами, – сказал Влад.
После этого из динамика раздался голос Игоря:
– Поезд тебя ждать не будет, – громко сказал он.
– Я знаю, – ответил я.
Двери нашего вагона открылись, и мы побежали к переходу на кольцевую линию.
– Мы… – запыхавшись, произнес я, – скоро…
И отключил связь, чтобы не отвлекаться.
Часы метро показывали 14:48.
Черт.
Мы не успели на поезд, уходящий на «Комсомольскую», и пришлось ждать следующего.
Я так нервничал, что у меня задрожали руки.
Когда я посмотрел на них, то понял, что ковыряю ногтями кожу на пальцах. И почему мне от этого не больно?
Странно.
Поезд пришел через минуту, и мы зашли внутрь.
– Достань сразу паспорт, – сказала Ольга Алексеевна.
Я достал паспорт и положил его в карман куртки. Билеты были у Ольги Алексеевны.
Ехал он еще две минуты, а потом мы побежали вверх.
На эскалаторе было много народу, но мы протискивались мимо. Нам вслед возмущались, но сейчас мне было все равно.
Главное, успеть на поезд.
Мы прибежали к нужному вагону в 14:58. Удивительно.
Только остановившись, я почувствовал в горле привкус крови.
Мама и Игорь стояли рядом с проводницей, а Влада видно не было.
Я сразу достал паспорт и показал его, а Ольга Алексеевна достала наши билеты.
– А вы, собственно, кто? – спросила мама.
– Я? – улыбнулась Ольга Алексеевна. – Я Ольга Алексеевна. Работаю в школе.
– Значит, вы вместе едете? – Мама нахмурилась.
– Да. На поэтический вечер.
В это время проводница отдала нам паспорта.
– Ну все, – сказал я. – Пока.
– Пока, – кивнула мама. – Вещи там наверху.
Игорь ничего не сказал.
Я зашел в поезд и увидел Влада, стоящего в тамбуре.
Следом за мной зашла Ольга Алексеевна, а проводница закрыла дверь.
– Наконец-то, – сказал Влад. – Чего так долго?
– Так получилось, – сказал я.
Мы посмотрели в окно и помахали маме и Игорю, которые уже были на платформе.
– Ты что, не говорил маме, с кем поедешь? – спросила Ольга Алексеевна.
– Кажется, нет.
Она вздохнула.
– Кажется, твоей маме не понравилось, что вы едете со мной.
– Почему? – удивился я, – Многие ездят на экскурсии с учителями.
– Давайте сядем, – сказала Ольга Алексеевна и прошла на свое место.
В вагоне было много людей.
– А она симпатичная, – шепнул Влад.
– Кто? – спросил я.
– Эта твоя Ольга Алексеевна.
– Она же психолог. И она старше.
– Ну мне-то уже восемнадцать, – улыбнулся он и подвигал бровями вверх-вниз.
– И что? Пошли лучше.
Оказалось, что наши с Владом места находились рядом, а Ольга Алексеевна села через проход.
– Я посплю, – она откинулась на спинку, надев наушники, и закрыла глаза.
– Хорошего сна, – ответил я.
Пока Ольга Алексеевна спала, мы с Владом смотрели «Красного карлика». Потом стемнело, и мы сами незаметно уснули.
Когда мы проснулись, Ольга Алексеевна дала нам по два бутерброда с колбасой и сыром.
– Так и знала, что ничего не успеем купить, – засмеялась она.
Мы съели бутерброды, а потом читали.
Я читал «Чудесный нож», продолжение «Золотого компаса». Той самой книги, которую мне подарила Соня.
Но долго читать не получилось. В вагоне было душно, и у меня заболела голова. Поэтому я просто смотрел в окно. Ничего не было видно, поскольку свет уже включили, и я приблизил лицо к окну и поставил руки так, будто бы держал бинокль. Стекло было приятно холодным.
Тогда я сразу увидел мелькающие деревья. И небо.
Небо было чистым, постепенно стали видны звезды.
Я ни о чем не думал, просто смотрел на звезды. На Орион, который еще был виден.
Не знаю, сколько времени я так просидел, но в какой-то момент меня тронули за плечо.
Тогда я отвернулся от окна.
– Пора собираться, – сказала Ольга Алексеевна.
Я кивнул.
Мы уже въехали в город.
Нам пришлось выходить последними, потому что у нас было много вещей. Вернее, у меня.
В вагон зашел папа и обнял меня:
– Что с твоими волосами? – засмеялся он.
– Подстригся, – сказал я.
– Ясно, – он хлопнул меня по плечу, поздоровался с Ольгой Алексеевной и Владом за руку, а затем помог нам вытащить вещи.
У вагона Ольгу Алексеевну уже встречали ее друзья. Они смеялись и обнимали ее. Один из них подошел ко мне. По светлым волосам и бородке я узнал Кирилла.
– Привет, головастик. Приехал-таки. Я очень рад, – он улыбнулся, пожимая мне руку. – Увидимся послезавтра.
Я кивнул, а Кирилл вновь отошел к своим друзьям.
А я почувствовал, что пропускаю все самое интересное.
Почему?
Мы загрузили вещи и поехали домой, на Васильевский остров.
Папа спрашивал нас про Москву и учебу, но я молчал, глядя в окно. Поэтому говорить пришлось ему самому.
А я смотрел в окно на высокие дома Невского и понимал, что не узнаю их. Я видел эти здания много-много раз, но сейчас они казались чужими и незнакомыми.
Будто бы я никогда раньше не был в Петербурге.
Мы проезжали мимо каналов, которые я раньше так любил, но я не вспомнил ни одного названия.
И я понял, что Санкт-Петербург – больше не мой город. Он стал чужим.
Дом, в котором я когда-то жил, тоже казался незнакомым.
В квартире все было по-другому. И пахло тоже по-другому.
Когда мы вошли, папа включил свет.
– А где твоя дочь? – спросил я, снимая куртку.
– Катерина? О, она снимает квартиру, так что у нас сугубо мужская компания, – папа засмеялся.
– Звучит шовинистически, – сказал я.
– Да ну? А с каких это пор ты стал борцом за права женщин? – спросил папа.
– Всегда им был, – я пожал плечами, – Я вообще не понимаю полового диморфизма.
Я разулся и прошел в гостиную.
Когда я уезжал, в комнате были светлые стены, а из мебели только диван, два кресла, мамин чертежный стол и маленький журнальный столик. Минимализм.
Теперь на стене висел большой плоский телевизор, а на мамином столе лежали чьи-то предметы одежды.
– Хотите сыграть в Wii? – спросил папа, – Или в Xbox?
– А можно мне в мою комнату? – спросил я.
– Да, конечно. Все готово. Только постельное белье сам вдень.
– Ага, – сказал я и прошел в комнату, которая когда-то была моей.
Моего дивана не было, вместо него стояла широкая кровать. Компьютерный стол тоже был другой. Даже цвет стен изменился. Раньше он был светло-бежевый, как и в зале, а сейчас стал неприятно желтоватым.
Только шкаф остался тот же.
Я подошел к нему и уткнулся лбом в полированную деревянную поверхность.
Закрыл глаза и попробовал представить, что все как раньше.
У меня никого-ничего нет, только музыка и книги.
Я не общаюсь с людьми – только наблюдаю. Я чувствую себя существом с другой планеты.
У меня никого нет. У меня ничего нет.
Не получилось.
Я быстро принял душ и вышел из ванной комнаты. Папа и Влад во что-то играли перед экраном телевизора. У них в руках были джойстики, и слышались звуки выстрелов.
На столике рядом с ними стояли две бутылки пива.
Они улыбались.
Я вздохнул и пошел спать.
На следующий день начинался последний месяц весны. Этот день принес тучи и дождь. Выходить на улицу не хотелось, поэтому я разбирал свои вещи и складывал их в шкаф. В основном это была зимняя одежда, которая в ближайшее время мне не понадобится.
Я отложил пуховик, чтобы отнести его в химчистку. Тот самый пуховик, в котором я бежал за Соней и ездил в Ивантеевку.