Командировочные расходы Бенгин Николай

– Предположим, я не сумасшедший, – вслух размышлял Биллинг, – и тот якобы бармен говорил правду. Собственно, что он, кроме прибауток, сказал?

Звон не прекращался, но уже было ясно, что к бокалам эта мелодия отношения не имеет. Сосредоточившись, инспектор понял, откуда идет звук, – стерегущая система сообщала о том, что кто-то расположился перед дверью в каюту.

И тут инспектор всерьез забеспокоился – реальность опять дала трещину. Он прекрасно помнил всю эту сцену и знал, что будет дальше. Вот теперь в каюте он один, потому что отпустил ребят осмотреться на корабле, и разбудил его именно сигнал стерегущей системы. А сейчас он, как идиот, встанет и откроет дверь, чтобы впустить серую тварь, а потом…

– Спокойно, – скомандовал себе Биллинг, – если ты спишь, то и бояться нечего. А если не спишь, значит, во всем разберешься понемногу, и нечего из себя рангутанга строить.

Он больно ущипнул себя за ляжку, охнул и решил, что не спит. Раньше – до того как довелось расширить сознание, Биллинг решил бы простодушно, что раз не спит, то стало быть, бодрствует, а кругом нормальный мир, где время не склонно ни к петлянию, ни к прочим дурацким шуткам. Но теперь, обогащенное новым здравым смыслом инспекторское сознание легко опровергло примитивную логику, подбросив целый веер вариантов. Например: он пока так и не спустился с «Небес», все еще живет в дебрях чужих фантазий, где и боль, и удовольствия по высшему разряду, а реальности вовсе не сыскать. Или, например, так: он действительно сейчас проснулся, а все эти приключения со стрельбой из бластера, прекрасной миэмкой и дремучим командором ему как раз и снились.

Биллинг зябко передернул плечами – сигнал стерегущей системы продолжал петь. То, что стояло в коридоре, не думало уходить. Хмуро посматривая на входную дверь, он на всякий случай поскреб кобуру под мышкой – по идее бластера там не могло быть, раз командор его конфисковал, но какая-то тяжесть с той стороны чувствовалась.

– Понятно, – проворчал Биллинг секунду спустя, разглядывая чудесным образом вернувшийся бластер, меланхолически вытащил обойму, убедился, что одного патрона, того самого, что он отстрелял на «Небесах», по-прежнему не хватает. – Вот, значит, как, глюки продолжаются, и главный сумасшедший, видимо, я и есть. Посмотрим, что там на этот раз – серая тварь или опять две луны с тропинкой.

Кряхтя, он поднялся с кресла и направился в сторону двери. Рукоять готового к бою бластера удобно лежала в ладони, и он вдруг ощутил легкую радость от того, что больше не нужно напрягаться, думать о причинах и последствиях. А если бластер не поможет, так стерегущая система уж точно не подведет. Биллинг мельком оглянулся на маленькие конусы лазеров, почти сливавшихся с белизной потолка, и краем глаза уловил какое-то движение на большом иллюминаторном мониторе у себя за спиной.

На экране два человека прогуливались по широкому, шикарно отделанному коридору. Биллинг сразу узнал эти две облаченные во все белое фигуры. Джаны ходили вперед-назад синхронно и грациозно, как почетный караул у могилы Первого Венценосного Консула. Большое фиолетово-синее панно с морским пейзажем на заднем плане эффектно оттеняло их белоснежные одеяния, а на гладко выбритых головах отсвечивали огни коридорных светильников. Адепты одновременно открывали и закрывали рот, звука не было, но Биллинг понял, что исполняется гимн. На лицах поющих адептов светилось такое неколебимое спокойствие, словно они на ходу позировали для собственных портретов.

– И что это должно означать? – неизвестно к кому обратился Биллинг. – Зачем на моем экране эти красавцы? – Тут он запнулся, потому что разглядел цифры четыреста двенадцать, проступавшие тонкими серебряными линиями на темном фоне панно. Инспектор тяжело опустился в первое попавшееся кресло. Выстроенная с таким трудом картина мира опять треснула – по одну сторону осталась версия насчет того, что все это во сне, а по другую возникло ощущение явной и несомненной реальности происходящего.

– Это ж номер моей каюты, – растерянно бормотал он, – и панно это как раз напротив входа. Это, значит, они у меня тут и ходят, а я действительно стрелять собрался. Прямо сквозь дверь. Да что со мной?!

Некоторое время он тихо сидел, потел и вытирал лоб платком, а потом мысли его приняли другое направление. Он злобно потыкал пальцем в пассажирский браслет.

– Привет. У тебя все в порядке? – голос Штимера прозвучал чуть-чуть озабоченно.

– Куда вы все, к черту, девались? – рявкнул Биллинг.

– Что случилось, Бил?

– Это я у тебя хотел спросить. Что, черт побери, случилось?!

– Перестань чертыхаться и поясни, почему вопишь? Я уже понял, что ты цел и не в духе.

– Это ты мне бластер вернул?

– Вернул командор, если быть точным, и что в этом плохого?

– Так! С этим понятно. А что, разбудить меня нельзя было?

– Не знаю, не пробовал.

– Вот именно!

– Ну, короче. Ты просто спросонья орешь, или по делу что?

Биллинг не нашелся, что ответить, и молча выключил телеком. Продолжая мысленно чертыхаться, он сунул бластер назад в кобуру, потом грузно встал с кресла лицом ко входу:

– Открыть дверь!

И дверь послушно распахнулась.

Джаны вошли один за другим все тем же церемониальным шагом и остановились плечом к плечу, молча уставившись на Биллинга. Безукоризненно белые одеяния подчеркивали благородные черты загорелых лиц. Биллинг переводил взгляд с одного на другого, тщетно пытаясь определить, которому же из адептов недавно надрали уши.

– Рад! – загудел один из них, и Биллинг решил, что, наверно, именно он – тот потерпевший. – Рад приветствовать вас! И радость моя велика!

– Радость велика, – сочным баритоном подтвердил второй.

– Здравствуйте, – собственный голос показался Биллингу несолидным и визгливым.

– Мое имя Элимон, – продолжал первый, – это мой брат, а Ваше имя – Биллинг. Я прав?

– Да.

– Мы здесь, чтобы разобраться в том, что же произошло. Вы поможете?

– Ну что же, давайте попробуем, – Биллинг кивнул в сторону овального стола, – Располагайтесь.

– Благодарю, что решили уделить время нашей конкретной проблеме, – вновь загудел джан, когда все расселись по креслам, – однако я хотел бы начать немного издалека. Истина, как правило, прячется в тени, которую отбрасывает прошлое. Но мрак – это не просто отсутствие света, это гнездо неизвестности, которое не стоит оставлять за спиной.

Биллинг обратил внимание на позы джанов – оба сидели неподвижно и прямо, но как будто совсем без усилий и внутреннего напряжения. И тот, кто говорил, и тот, что помалкивал, спокойно и доброжелательно смотрели прямо в лицо инспектора.

– Мы, я говорю о себе и брате, принадлежим к Общине Гармонии, – продолжал Элимон, – и поэтому часто, слишком часто натыкаемся на слепую враждебность или откровенную злонамеренность. Мы знаем, что это неизбежности нашего пути, и потому стараемся всегда быть наготове. Но мы знаем также, что огромное большинство людей в глубине сердца чувствуют простую правду Общины и ложь ее врагов.

– У нас на Короне, насколько знаю, ваша Община запрещена, – заметил Биллинг. – Был специальный Указ, но к инциденту в триста третьей каюте это никакого отношения не имеет.

– Не совсем так. Указ «О безопасности свободы совести», изданный вашим Венценосным Консулом, запретил деятельность некоторых сект и религиозных учений на территории Короны. К сожалению, в текст Указа попало упоминание нашей Общины. Но мы не имеем отношения к религии, и потому, несмотря на все старания врагов, запрет коснулся лишь наших публичных выступлений. В частных беседах, вот как сейчас, мы можем открыто рассказывать о наших мечтах, о нашей работе. Вы, наверное, удивляетесь, зачем говорю про это?

– Честно говоря, пока не понимаю, к чему вы клоните.

– Командор Третьего уровня уведомил нас о происшедшем, однако не слишком подробно, и до сих пор не смог выкроить время для личной встречи, – Элимон укоризненно качнул головой. – Однако из его сообщения я понял, что вы не хотели причинить нам зло и разрушения, что вас ввели в заблуждение.

– Совершенно верно.

– У меня нет оснований не верить вам. Вместе с тем, полагаю, все это не случайно. Кто-то воспользовался вашей доверчивостью.

– Наша доверчивость плюс ваша открытая дверь.

– Наш дом всегда открыт, тем более здесь, на люкслайнере, где не бывает дверных звонков, и незваным гостям, вроде нас, – джан виновато улыбнулся, – приходится совершать ожидание у входа.

– А-а-а, да. Действительно, – Биллинг на секунду смешался.

– К нам часто заходят совсем незнакомые люди, мы радуемся этому.

– Но ведь вас никого не было!

– Поймите – нам нечего скрывать, у нас просто нет тайн.

– А эти ваши манекены? Зачем они?

– Я же говорил, что надо начинать немного издалека. Давайте я чуть-чуть расскажу о нас, потом вы о себе, и затем мы вместе подумаем об этом странном происшествии в каюте.

Биллинг хмуро кивнул. На самом деле он крайне мало знал о джанах, собственно, ничего толком не знал, за исключением слухов о тайной, могущественной секте, куда уходят целыми семьями без возврата, как в омут.

– Наше поведение часто называют странным, – начал Элимон, – потому что мы поступаем не как все, а как сами считаем нужным. Простой порядок жизни, свободный от бессмысленных страхов и утомительных условностей, кажется удивительным. Вот, например, секс. Для нас это приятное и полезное дело, без надуманных ограничений, но и без не нужных никому эксцессов. Мужчины, в большинстве своем, хотели бы заниматься сексом с молодыми, красивыми женщинами, а что делать остальным? У женщин свои мечты. Неразделенные чувства, запретные желания – это зло, глубинный источник множества бед. А решение на поверхности.

– Безотказные секс-манекены?

– Ха! – Элимон неожиданно по-мальчишески улыбнулся. – Видели б вы сейчас свое лицо. Снисходительное понимание пополам с легкой иронией. Но все не так просто.

– Неужели?

– Каждый из нас может располагать не просто манекеном, а полной физической и психологической копией любого другого члена Общины, конечно, копией модифицированной – без самоосознания и с безоговорочной влюбленностью в хозяина.

– И всем это нравится?

– Когда мучает жажда, вам хочется чистой воды и не так уж важно, откуда она. Конечно, приятней напиться из родника, чем из пробирки, но не стоит из этого делать катастрофу. Мы считаем, что в мире без того слишком много проблем. Когда двоим хочется заняться любовью, это прекрасно, но когда только одному – тоже неплохо.

– Да, теперь я понял, зачем манекены в вашей каюте.

– Мы – граждане Общины, места, где люди живут и работают не ради наживы или сиюминутных сомнительных удовольствий. Наша мечта о всеобщей гармонии, порядке и действительно честной жизни многим кажется несбыточной утопией, но мы… мы стараемся. Да, конечно, у нас нет роскошных дворцов. Мы – как одна очень большая, работящая, хоть и не очень зажиточная семья. Вам бы хотелось жить в мире, где нет страха ни за себя, ни за близких, где справедливость – высшая неоспоримая ценность? А нам, поверьте, не хочется его покидать. Эти манекены – частичка нашего дома.

– А я повредил один из них. Приношу искренние извинения. Это действительно была сугубая случайность.

– К сожалению, вы практически его уничтожили. Тем не менее мы принимаем ваши извинения, – Элимон учтиво склонил голову, но потом вновь уперся взглядом в Биллинга. – Однако я все-таки сомневаюсь в случайности случившегося. Давайте зайдем с другой стороны. Что же привело вас в нашу каюту?

– Я полицейский. Расследование, которым я занимаюсь, и привело меня на «Лотос», в вашу каюту в частности. Должен сказать, что у нас на Короне существует понятие государственной тайны, и, к сожалению, оно распространяется на предмет моего расследования.

– Мы с братом почти полгода гостили на Короне и успели убедиться в суровой мудрости большинства ваших законов. Раз дело секретное, значит, так надо. Но как же нам быть? Мы ни в коем случае не хотим чужих тайн. По нашему мнению, за любой тайной, стоит какая-то нечестность.

– Во всяком случае, я говорю прямо.

– Это очень обнадеживает. Давайте так, я буду излагать, что думаю о вашем расследовании, а вы поправьте меня, если сочтете нужным.

– Хм-м, – Биллинг с сомнением покачал головой, – попробуйте, я послушаю.

– Итак, о расследовании. Очевидно, что это дело, которому придается большое значение. Вас – целую бригаду из четырех человек – отправили на люкслайнер. Полет на «Лотосе» – дорогое удовольствие. Мы и сами сомневались, стоит ли тратить средства Общины на такого рода путешествия. И вооружена ваша бригада, судя по разрушениям в номере, весьма серьезно. Чтоб такое внести на лайнер, а особенно к лунитам, тут полный вес вашего Департамента Иностранных дел потребовался наверняка.

Элимон говорил спокойно и рассудительно, как будто решая небольшую житейскую проблему.

– Итак, дело это очень важное, но не политическое и не военное, раз послали полицейские силы, а не спецназ какой-нибудь, прости меня, Гармония. Так как ничего особо ценного, кроме креофитов, на Короне нет и никогда не было, значит, в них и дело. Но при чем же здесь наша каюта? Могу сказать, что редко ошибаюсь в людях, так вот, вы производите впечатление человека уравновешенного, не склонного к поспешным, необдуманным действиям.

Биллинг, вообще-то не падкий на лесть, тем не менее почувствовал прилив симпатии к собеседнику. Конечно, он хорошо помнил то, что случилось в кают-компании на «Небесах». Там Элимон предстал в образе лощеного, снисходительно вежливого аристократа, получившего по заслугам от разъяренной миэмки. В чем заключались эти самые «заслуги», инспектор не очень разобрался, но тем не менее всей душой был тогда на стороне Фэ. Теперь же он видел перед собой умного, доброжелательного собеседника, очевидного энтузиаста этой своей Общины, без всякого налета фанатизма.

– Вы целиком отстрелили голову манекена, – продолжал Элимон, – со всем ее содержимым. Что же вас вынудило?

– Видите ли, все произошло очень быстро. Первое, что я увидел – это как мой сотрудник падает замертво через порог вашей каюты, потом дерущиеся фигуры в бассейне, а затем и сам потерял сознание.

– Почему?

– Нам кто-то подсунул «брынзу». Это такой бинарный наркотик, срабатывает от ультразвука, а у вас очень громко играла музыка, как раз с ультразвуком.

– Вот оно как, – джан некоторое время задумчиво смотрел куда-то мимо Биллинга, а потом как-то совсем по-домашнему причмокнул губами, – в таком случае, загадка не такая уж головоломная, но все-таки с какой целью вы хотели посетить нас?

– На самом деле мы направлялись не к вам, – Биллинг запнулся, встретив прямой, серьезный взгляд собеседника. – Да, нас пригласили именно в ту каюту, но не к тем хозяевам. Не к вам то есть.

– Я правильно понимаю, что вас пригласили якобы в гости, а номер каюты назвали почему-то наш? Но вы подозревали ловушку, поэтому готовы были к совершению решительных действий? А выстрел был наполовину случайным – палец оказался на спусковом крючке в момент наркотического удара? Все произошло слишком быстро?

Биллинг поймал себя на том, что одобрительно покачивает головой. Взглянув на второго джана, он в очередной раз подивился таланту поразительной неподвижности – как уселся в кресло, так и застыл, в отличие от того же Элимона, который мало помалу откинулся на спинку в довольно мешковатой позе. Еще Биллинг мельком заметил, что иллюминаторный экран на стене превратился в обычное зеркало, в котором все они как-то забавно отражаются.

– А скажите инспектор, как давно вы знакомы с принцессой Фэ?

– Здесь познакомился. А почему это вас интересует? – Биллинг постарался не подать виду, что очередной вопрос Элимона попал в самое яблочко.

– Видите ли, я предполагаю, что это именно она заманила вас в каюту.

– Очень интересно.

– Во-первых, вы знакомы, а эти миэмки, – Элимон тяжело вздохнул, – эти миэмки ни с кем просто так не знакомятся. Когда я встретил Фэ, то влюбился и верил, что это взаимно, но оказалось, меня просто использовали… Во-вторых, Фэ знала, что мы – джаны – слушаем музыку с ультразвуком, а это очень мало кто знает, ведь это наша сугубо внутренняя культура. Я ей сам и рассказывал обо всем, когда верил, что наш союз вполне гармоничен. В-третьих, это все как раз в миэмском духе – запутать, устроить скандал из ничего, а потом наблюдать и развлекаться. На самом деле, – продолжал Элимон, доброжелательно поглядывая на хмуро молчащего Биллинга, – это не так уж важно. Видите ли, для нас каждая встреча с новым человеком, вот как с вами, это знак судьбы. В хаосе суетного мира слишком легко не обратить внимание и отбросить прочь тонкую нить чужой надежды, а ведь человек никогда не встретит своего Учителя, если еще не готов. Ничто не случайно. Теперь, когда я вполне знаю вашу невиновность в происшедшем, мы можем поговорить о главном. Я могу предложить вам некое путешествие.

Биллинг, хоть и не мог взять в толк к чему ведет джан, тем не менее почувствовал прилив какого-то совершенно детского ожидания подарка, даже сладкий привкус под языком.

– Я говорю о радостных изменениях, которые вот-вот наполнят вашу жизнь. Они уже начались. Например, с этой самой секунды вы всегда можете рассчитывать на нашу помощь. Что бы ни случилось – просто позовите нас, и мы придем.

– Но почему?

– Лучик гармонии. На самом деле это всегда видно. Врожденное чувство меры, недоверие к любым крайностям, внутренняя тяга к порядку – все это у вас есть. И каким бы я был слугой Гармонии, если бы прошел мимо.

– Подождите, – Биллинг потер лоб, пытаясь сосредоточиться, – о чем вы?

– О вас. Люди проматывают жизнь в бессмысленных буднях. Ходят на службу, решительно им неинтересную и утомительную, думают о ближайшем вечере, или о выходных, или отпуске, но не думают о совершаемой здесь и сейчас невосполнимой утрате времени жизни. Неужели вам никогда не хотелось вырваться из этой спирали? Я не предлагаю бросить старую жизнь, там наверняка есть много хорошего, я лишь могу предложить свою руку. Иногда достаточно легкого толчка, чтобы преграды рухнули.

– Это вы всем такое говорите? – чувствуя себя последним негодяем, пробормотал Биллинг.

– Далеко не всем. Я вижу то, что вижу и предлагаю только то, что могу предложить, и здесь нет никакого подвоха, не требуется клятв верности или каких-то обязательств.

Голос джана, глубокий и негромкий, убеждал сильнее слов. Неподдельная искренность сочеталась со спокойной силой человека, привыкшего отвечать за свои поступки. Биллинг подумал, что, наверное, первый раз в жизни слушает истинного, надежного лидера, не склонного разменивать чужие судьбы на собственные амбиции.

– Конечно, есть вещи, к которым мы относимся трепетно: Справедливость, Порядок, Правда, Чистота. Первые четыре основы нашей жизни. Да, безусловно, они всегда под испытанием. Мы знаем, что это неизбежности нашего пути, но каждый раз, сталкиваясь с разрушительной злобой наших недругов, с грустью понимаем, что вновь не уберегли чуточку Гармонии. Тот выстрел в каюте – это не только убитый в манекене образ, это и длинный шлейф энтропийных последствий. Нарушился порядок – пропала ценная для нас вещь. Командор сообщил, что уже направил вам счет, немалый счет за разрушения, а это несправедливость. И это только то, что на поверхности.

– Что-то пропало?

– После инцидента мы не смогли найти предмет, относящийся к нашему внутреннему обиходу. Ценный он, конечно, только для нас, но это тоже частичка нашего дома, драгоценная частичка.

– Мы, безусловно, не брали ничего из вашего номера, – Биллинг почувствовал ломоту в спине и с удивлением обнаружил, что сидит выпрямившись и неподвижно, как завзятый джан.

– Правда в том, что в номере побывали вы с помощниками и командор со своими помощниками, – Элимон тоже уже сидел совершенно прямо, не сводя с собеседника светлых, почти белых глаз. – И больше никого, кроме нас. Я, безусловно, верю, что лично вы не брали, но вот помощники… Мы можем поговорить с ними?

– Да, конечно, только их нет сейчас здесь. Вернее, один из них тут в каюте, но ему лекарство ввели, и он спит, а второй… Подождите, сейчас узнаю, – Биллинг вызвал телеком Петра, но услышал только сообщение автоответчика, что связь с абонентом временно заблокирована.

– И что это может значить? – Биллинг с глубоким изумлением разглядывал меркнущий огонек телекома на собственном браслете. – Зачем заблокирована? Кто заблокировал?

– Возможно, командор знает ответ, – в голосе джана проскользнула какая-то странная нотка – не то сочувствия, не то досады, – в любом случае с ним надо поговорить. Кстати, если раньше нас командора встретите, передайте, чтобы представил нам счет по поводу разрушений в каюте.

Элимон взглянул на своего неразговорчивого брата, и тот медленно наклонил голову в знак согласия.

– Мы можем, а значит, должны восстановить здесь малую толику справедливости. Мы сами оплатим ущерб.

– Э-э-э, простите, – забормотал окончательно сбитый с толку Биллинг, – я не совсем понял…

– Конечно, вполне справедливо было бы заставить за все заплатить одну нашу общую знакомую с Миэма, – Элимон приподнял бровь и вновь посмотрел на брата, – но сейчас это практически невозможно. Затем следую я, как человек, который не смог распознать врага только потому, что чувства помешали разуму, и теперь раз за разом подставляет под удары и себя, и других. Вы в данном случае лишь невольный участник.

– Но это же какая-то большая сумма.

– Наверняка. И я предполагаю, что тем самым могу избавить вас от существенных неприятностей. Как вы считаете, когда сможет проснуться ваш помощник?

– И все-таки это наверняка должна быть очень крупная сумма. То есть я, безусловно, признателен, но… Простите, что?

– Как вы считаете, когда сможет проснуться ваш помощник? – терпеливо повторил джан.

– Э-э-э… Не знаю. Командор чем-то его накачал, можно, наверное, у него спросить…

– Вы совершенно правы, – джан медленно поднял руку с пассажирским браслетом на уровень глаз и замер, неотрывно вглядываясь в собственное запястье.

– Слушаю вас, господин Элимон, – высокий командорский тенор моментально заполнил пространство каюты. Джан слегка поморщился, а Биллинг почувствовал какое-то непонятное облегчение.

– Я говорю с вами из каюты моего друга Биллинга, – зарокотал джан, – по поводу его помощника…

– Ничем не могу помочь.

– Я хочу знать, когда проснется помощник моего друга Биллинга, которому вы назначили некий курс лечения.

– А-а… – командор запнулся, явно соображая, как правильно отвечать. – Гм-м-м, я так думаю, минут через сорок, максимум через час он проснется. Никакой угрозы его здоровью в настоящее время не существует. И, уважаемый господин Элимон, пользуясь случаем, хочу еще раз просить вас как можно быстрее изыскать возможность для личной встречи. Хочу напомнить, что только в вашем присутствии я смогу разблокировать внутренние двери вашего номера.

– Желание встретиться – взаимно и нет причин его откладывать. Через полчаса я буду ждать вас в своей каюте, – джан опустил руку с пассажирским браслетом и некоторое время сидел, задумчиво глядя перед собой, потом всем телом развернулся к Биллингу. – Я также приглашаю и вас. Мы открыты всем, но это – личное приглашение.

– Спасибо.

– Я покажу вам то, на что многие лишь мечтают взглянуть.

– Э-э-э, вообще-то я видел вашу каюту.

– Не все. Далеко не все.

– Да, конечно.

– Совершенство, – голос джана звучал так тихо, что Биллингу приходилось вслушиваться в каждое слово, – далекий отсвет, легкий исчезающий след истинного совершенства – редчайшее сокровище. В капле воды нет величия океана, и нет в моей каюте ни звездной бездны, ни сияния солнца, но толика океана живет в каждой капле, и когда малый отсвет гармонии света и тьмы наполняет каюту снизу вверх… вверх… это невыразимо…

– Э-э-это, подождите, – перед внутренним взором Биллинга, медленно уплывавшим куда-то вслед за голосом джана, вдруг встала странная и прямо сказать страшненькая картина, когда по распоряжению командора ремонтники запустили цикл трансформаций в джановой каюте. – Подождите, это когда пол вниз проваливается, а оттуда такая чернота ползет?

– Чего?! – Элимон, растеряв всю одухотворенность, злобно уставился на Биллинга. – Каким это образом?!..

– Видите ли, я, можно сказать, случайно присутствовал, когда…

– Ясно! – отрезал джан. – Стало быть, господин командор не удосужился обеспечить неприкосновенность.

– Я вас расстроил? – Биллинг с любопытством разглядывал физиономию Элимона. Тот вполне овладел собой, но Биллинг уже ясно видел и маску доброжелательной мудрости, и жесткого, не склонного к компромиссам функционера под ней.

– Да, я опечален. Неправильная последовательность нот, как говорил один из корифеев древности, это сумбур вместо музыки. Неправильная последовательность истин – путь к тягчайшим заблуждениям.

– Вам виднее… – Биллинг мысленно перебирал маски, которые успел показать ему джан, – и спокойную дружественную силу, и настоящую мальчишескую непосредственность, и еще он вдруг понял, что именно показалось таким забавным, когда он мельком увидел их общее отражение на настенном экране.

– Тем не менее мое приглашение в силе, – джан поднялся с кресла, – мы можем совершить его прямо сейчас, но предполагаю – это не вполне удобно. Мы зайдем за вами через пятьдесят минут.

– Думаю, не получится. Командор, к сожалению, запретил мне доступ на ваш Уровень до конца полета, – откинувшись в кресле, Биллинг взглянул на оставшегося неподвижным второго джана. – И кстати, о командоре. Вы правда хотите оплатить счет по поводу разрушений в каюте? Я действительно могу сообщить это командору?

– Мы, джаны, всегда выполняем сказанное слово, – голос джана почему-то утратил выразительность, теперь Элимон тоже смотрел на своего неподвижно сидящего брата.

– Вот и хорошо. Большое спасибо, – Биллинг потыкал пальцем в браслет, поскольку не умел, как джаны, управлять вещами одним взглядом. – Господин командор, это инспектор Биллинг.

– Слушаю вас, – резкий командорский голос вновь наполнил каюту.

– Господин Элимон заявил, что готов оплатить тот счет по ремонту в каюте, что вы нам выставили.

– В самом деле?

– Господин Элимон? – Биллинг выжидающе поднял глаза на одиноко стоящего джана.

– Да, – выдержав паузу, Элимон заговорил с прежней силой. – Во имя Гармонии, во имя Справедливости здесь и сейчас, Община оплатит этот счет.

– Вы сказали, и я услышал, – командор произнес слова формального закрепления сделки так торжественно, будто вручал какой-нибудь орден, – счет на сумму девятьсот девяносто три тысячи сто семь галов, выставленный администрацией люкслайнера «Лотос» Министерству Всех Внутренних Дел Консульской республики Корона, аннулируется в связи с обязательством Общины Гармонии незамедлительно произвести оплату указанной суммы. Я слушаю вас.

– Подтверждаю, – неожиданно охрипшим голосом пробормотал Элимон.

– Сказано и услышано! – провозгласил командор и исчез с экрана.

Биллинг, переставший дышать в тот момент, когда командор озвучил цифру, тихонько выдохнул. По его разумению, за такие деньги можно было не только стенку в каюте починить, а и неплохой новый корабль купить. На джанов сумма, по-видимому, тоже произвела впечатление. Их гладко выбритые головы приобрели одинаково кирпичный оттенок.

– Мы всегда готовы оказать помощь достойным, – кисло заметил Элимон.

– Я вам очень благодарен, – покивал Биллинг, чувствуя в этот момент что угодно, кроме благодарности, – не знаю, как выразить свою признательность.

– Неудовлетворительно, – негромко, но очень внушительно произнес второй джан, которого Элимон называл «братом». Медленно, как поднимаются из капониров башни сверхдальней космической артиллерии, Брат воздвигся из-за стола и развернулся лицом к Элимону. Биллингу показалось, что освещение в каюте слегка померкло.

– Увы мне, – печально согласился Элимон.

– Высшим Принципом Жизни Космоса Единого является Любовь, – все так же негромко, как бы разговаривая сам с собой, продолжал брат. – Высшим проявлением Любви является Справедливость. Закон Справедливости реализует себя через Мировой Порядок. Нас – Общину Гармонии – иногда называют последними Стражами Порядка, но мы не одиноки в борьбе. Миллионы людей по всей галактике защищают мир от смрадного хаоса беззакония, – теперь джан развернулся на инспектора, – и вы один из тех, кто так же стоит на страже закона и справедливости.

– По мере сил, – пробормотал Биллинг, ощущая прилив гордости от сопричастности Великому Делу и знакомый уже сладкий привкус под языком.

– А применение эффективных доз суггестиков без согласия всех присутствующих в частных беседах незаконно, – проворчал прямо в ухо инспектору знакомый бас. Биллинг даже оглянулся, ожидая увидеть за спиной усмехающегося бармена, и только потом сообразил, что сам произнес это.

– Это просто еще один из наших обычаев, – не моргнув глазом пояснил Элимон.

– Перед лицом восходящей над миром катастрофы внешние различия между Стражами Порядка несущественны, – размеренно продолжал джан, – и каждый, кто честно исполняет свой долг, достоин почестей…

«Манипуляторы, – злобно думал Биллинг, переводя взгляд с одного джана на другого, – гипнотизеры столичные. И я хорош – уши развесил. Мог бы сообразить, как только отражение на настенном экране увидел, – этот красавец Элимон, он же полностью мою позу копировал, а его «брат» посредине, как ось симметрии, торчал. Нас же этому в академии еще учили: сначала подстраиваешься под «объект»: сидишь как он, дышишь, как он, говоришь с теми же интонациями, а потом постепенно начинаешь за собой «вести» – чтоб он и сидел и дышал, как тебе удобно. И вот он уже весь твой. А я, как последний болван повелся. Но, конечно, они и химию попользовали. Наверняка, гипноспреем напрыскали». Биллинг осторожно пошевелил языком. Во рту было так сладко, будто он только что объелся конфетами: «Да много как напрыскали – аж скулы сводит. Удивительно, что я еще что-то соображать могу. Хотя вот уже голоса внутри себя слышу. Как это по-медицински называется? Ах да. Шизофрения».

– Но есть Одно – то, что почти не встречается у обычных людей и чем обладают все совершенно зрелые члены Общины. Я говорю о внутренней Чистоте. Что всегда рядом и, казалось бы, не стоит трудов и ограничений, которых требует. Те, у кого ее никогда не было, не подозревают об истинном величии этого Сокровища, о Несокрушимой Силе, способной наполнить самую слабую, израненную душу. Обретающий Чистоту обретает Спокойствие. Уходят ежедневные тревоги и ничтожные страхи. Никто из нас абсолютно не боится смерти, ибо и она – суть ничто.

– Смерти не боятся абсолютно только святые и отморозки, – резонно заметил Биллинг, – но вы ведь другое имели в виду?

– Я говорил о величайшем Сокровище… – джан на секунду сбился, раздраженно глядя сверху вниз на продолжавшего сидеть инспектора.

– На Короне у нас вот тоже большое сокровище украли, – несколько невпопад подхватил Биллинг, – но это Государственная тайна.

Глядя, как и без того светлые глаза собеседника медленно белеют от ярости, Биллинг с нежностью подумал о маленьких белых конусах стерегущей системы на потолке, о том, что, конечно, навряд ли дело дойдет до крайностей, но кто ж его знает… А еще он подумал, что действительно как-то странно себя чувствует.

– Бессмысленное поведение неизбежно влечет… – голос брата упал до зловещего шепота.

– Возможно, частичная утрата адекватности, – встрял Элимон, – как атипичная реакция на большие дозы…

Ярость, пылавшая в белых глазах, сменилась хмурым сомнением. Джан шагнул вперед и наклонился, вглядываясь в невозмутимое лицо инспектора.

– Вы слушаете меня?

Биллинг кивнул, с удивлением обнаружив, что простое движение далось с трудом и не с первого раза.

– Возможно, вы правы, – распрямляясь, прогудел джан, – передоза. Но вероятнее изначальная аллергия на Убедитель. Весьма досадная случайность.

– С другой стороны, теперь нам ничто не мешает… – Элимон подошел к креслу, в котором сидел Биллинг, и неделикатно потряс его за плечо. – Вы не против, если мы тут поищем свою вещь?

Биллинг был против, но ничего поделать не мог – собственное тело совсем перестало слушаться. Он его просто не ощущал и только бессильно глядел на красивое загорелое лицо джана. Зато проснулась стерегущая система.

– В охраняемом помещении зафиксировано недружественное поведение посторонних лиц, – система говорила с интонациями усердного вахтера. – Сотруднику подразделения подтвердить допустимость присутствия указанных лиц в охраняемой зоне. В противном случае через двадцать секунд будет активирована программа нейтрализации.

– Сапог Элимон, количество ваших ошибок приближается к недопустимому значению!

– Считать чужие ошибки проще, чем самому избегать их. Не правда ли?

– Пятнадцать секунд…

– Неуважение к иерархии есть признак деградации, и я, как ваш погон…

– При всем уважении…

Дробный стук каблуков и голоса переругивающихся джанов стихли задолго до того как стерегущая система успела досчитать до нуля. Биллинг услышал тихий вздох закрывшейся двери. В наступившей благословенной тишине он с таким же вздохом прикрыл глаза.

Округлый кабинет с массивным высоким столом посередине. За столом в кресле с высокой резной спинкой, неестественно выпрямившись, сидит плотный, коренастый человек. Белые как снег волосы падают на лицо, но не могут скрыть уродства – вместо правого глаза и части щеки зияет багрово-черная рана. Перед человеком на самом краю стола рядом с высоким хрустальным бокалом сияет гладкий, величиной со шлем пехотинца шар. В центре шара темное, похожее на разинутый рот пятно. Правой рукой человек упирается в стол, будто изо всех сил пытается оттолкнуться, левой, наоборот, тянется вперед. Но левой кисти нет, видна культя, торчащая из рукава безупречно сидящего сюртука, и еще видны искры, быстрые черные искры, все гуще летящие из шара прямо в обрубок руки…

Биллинг равнодушно, как случайный посетитель низкопробного шоу, взирал на несчастного блондина, кресло с резной спинкой, хрустальный бокал на роскошном инкрустированном столе, и только странный шар с темным пятном посредине почему-то совсем ускользал от его внимания. «Я просто устал, – бормотал про себя Биллинг, и картинка перед ним послушно темнела, растворяясь в черноте, – я не болен и не инвалид пока еще. Я просто сплю. Все пройдет, если мне дадут хоть немного покоя. Зачем они все на мою голову? Тут не бластер нужен, а комбинезон полной ментальной защиты. Чтоб со всеми фильтрами и датчиками, чтоб чуть что – сразу противоядие. Я бы из него не вылезал… И с этими красавцами загорелыми совсем по-другому бы разговор пошел».

– И о чем же, позволь спросить, ты б тогда с ними беседовал?

Биллинг открыл глаза и подозрительно уставился на бармена. Тот, как и прежде, в черно-белых тонах сидел на фоне собственного бара, со скептическим выражением рассматривая один из бокалов на просвет.

– Это что? Теперь стоит задремать, и ты сразу тут как тут со своими рюмками?

– А ты уверен, что задремал?

– Уверен, раз тебя вижу! Или нет, скажешь?!

– Хорошо, хорошо, – примирительно закивал бармен, – задремал так задремал. Я ж не спорю.

– Угу. Конечно. Вот так с ума и сходят, да? Сначала голоса всякие, потом видения и бред от яви уже не отличить. Правильно?

– Неправильно. То есть оно, может, и правильно, я не знаю. Но ты ж себя имеешь в виду. В общем, если хочешь знать мое мнение, то я думаю – ты на всю голову здоровый.

– Это я с утра был здоровый. Вот скажи, пожалуйста, где я сейчас. У себя в каюте? – Биллинг оглянулся на закрытые материей игровые столы. – Или у тебя в казино?

– Тебя же никакой ответ не устроит. Зачем спрашивать?

– То-то и оно. А все началось с аттракциона идиотского. Черт меня дернул на эти «Небеса» переться.

– Это правда. У тебя все с «Небес» началось. Но, похоже, что все ничем и кончится. Как говорится, удача бессильна против того, кто сам о себе заботиться не хочет. Тебе ведь дверь открылась. Ты на дороге был. Почему же ты свернул? Зачем оглядывался? – Бармен заговорил с такой страстью, что Биллинг немного опешил.

– Куда это я свернул?

– Сюда, – Бармен уже успокоился, – ко мне в гости. Но тебе же все время домой поскорее хочется, так что и гости ни к чему оказались. Ладно. Дорогу ту ты теперь навряд ли увидишь… Да и меня тоже. А что в разговор твой с джанами влез – прости, не сдержался. Очень уж они внаглую… Но больше такое не повторится, обещаю.

– Вы с такой обидой говорите, будто я от дорогого подарка отказался, – озадаченно пробормотал Биллинг, незаметно для себя переходя на вы. – А с джанами в итоге хорошо получилось… наверное.

– Дорогой – это не то слово. Скорее бесценный. Но, конечно, подарком это не назовешь. Я бы сказал – работа была предложена, тяжелый труд. Но ты отказался, и теперь это не важно, – отвернувшись от инспектора, бармен уставился на мерцающую хрусталем стойку. Прозрачные бокалы дрожали, искрясь в тонких лучах светильников. – Похоже, теперь ничего уже не важно. Капли рождаются из Потока. Капли возвращаются в Поток.

– Но, раз я уже здесь, давайте поговорим. Только, если можно, не надо высоких материй. Я в простых вещах не всегда разбираюсь, а когда начинают каждое слово с большой буквы произносить, так вовсе – тоска одна.

– Конечно. Почему не поговорить о примитивном, если время есть? Вот, например, Элимон. Знаешь, почему другой джан его «сапогом» назвал?

Биллинг в затруднении посмотрел на собеседника. На самом деле его слегка встревожила смутная фраза о Каплях и Потоке, но возвращаться к этой теме было бы непоследовательно.

– И почему же?

– А потому, что – звание это, титул можно сказать. Полностью звучит так: «Смиренный Адепт Полной Одухотворяющей Гармонии».

– А тот, другой – «погон»? Выше по званию?

– Очевидно. Погон ведь выше сапога. На самом деле я не больше твоего знаю, понимаю иногда легче, а знаю-то столько же.

– А что ж тогда про Капли какие-то намекаете, – не удержался Биллинг, – про Дорогу бесценную…