Вас любит Президент Романовский Владимир
Винс моргнул.
– Ресторан?
– Да. Ну, знаешь – еда, столы, официанты, в таком духе. Ресторан. Обед и пьянка. Правда, это очень просто, Винс.
– Зачем?
– Чтобы сделать мне приятное.
– Не понимаю, – сказал Винс.
– Мне не нужно, чтобы ты понимал, – заметил Лерой. – Мне нужно, чтобы ты действовал.
– Все-таки объясните, в чем дело, – настаивал Винс.
– Зачем?
– Что вы делали в Париже?
– Выпил некоторое количество вина и прошелся по бульварам.
– Зачем вы ездили в Париж?
– Пить и ходить по бульварам.
– Ну, знаете, я не желаю больше слушать ваши глупости.
– Почему же глупости? Если бы я тебе сказал, что ездил в Париж на деловую встречу с силами зла, в восемь утра, тогда это были бы глупости. Вместо этого я говорю тебе все так, как оно есть – но этого, оказывается, недостаточно. У тебя проблемы с восприятием фактов, или чего?
– Мне сказали, что вам доверять нельзя.
– Кто тебе такое сказал? Твой импресарио или твой дворецкий?
– Адвокат.
– Чей адвокат?
– Я разговаривал с адвокатом.
– На Дуэйн?
– А?
– У адвоката контора – на Дуэйн Стрит?
– Кстати сказать – да. На Дуэйн.
– Зовут его как? Я ему сейчас позвоню. Пусть повторит все то, что тебе сказал. Ты чего-то не понял, наверное. Тупой.
– Я все…
– Зовут его как! – зарычал Лерой.
– Не скажу.
– Слушай, – сказал Лерой сердито. – Мне действительно нужно знать. Я не параноик, но я должен быть в курсе твоих действий. Зачем адвокату говорить тебе, что детектив, занимающийся расследованием … сам знаешь чего … – ненадежный человек? Ты считаешь, что так все адвокаты поступают? Каждый день? Советуют клиентам не доверять следователю? Подумай.
– Слушайте, Детектив, мне сказали…
– Кто тебя научил доверять адвокатам, вообще?
Винс отвел глаза. Лерой прав, наверное.
– К чему вы клоните? – спросил он.
– Скорее всего ни к чему. Возможно, тебе попался какой-нибудь бестактный кретин. В конце концов ничего удивительного – Дуэйн Стрит. Но на всякий случай нужно удостовериться, что хотя бы с той стороны против нас не копают. Как зовут адвоката, в третий раз спрашиваю.
Поборовшись с самим с собой, Винс сказал:
– Тимоти Левайн.
– Нет.
– Что – нет?
– Могу дать тебе полный список адвокатов на Дуэйн. Могу тебе их описать, каждого по отдельности. Рассказать тебе о том, кто из них на ком женат, кто любит пиво а кто вино, имена и возраст детей, и так далее. Они забавные, эти ковбои с Дуэйн Стрит. И бабы среди них – оторвы невероятные. Жуть. То, что они там все вместе собрались – возможно, не случайно. Сам дьявол решил заняться изучением человеческих пороков. Но человека по имени Тимоти среди них нет.
– Слушайте, я ведь не сошел с ума, – сказал Винс. – Я хорошо запоминаю имена.
– Я тоже, – парировал Лерой.
– Говорю вам, я встретился с адвокатом. Звали его … Он попросил задаток, и я выписал ему чек.
– А, это, конечно же, меняет дело, – сказал Лерой. – Теперь мы все в безопасности.
– Я не…
– Ты помечаешь чеки? За чековой книжкой следишь?
– Нет.
– Правильно. Давай сюда чековую книжку.
Чуть помедлив, Винс протянул ее Лерою. Лерой поднял телефонную трубку.
– А, да, Миранда? Лерой говорит. Привет. Сделай одолжение. Я знаю, что время позднее. А? Да, правильно. Проверь мне чек – мне нужно знать, оплачен ли он, и если да, кто взял деньги. Да. Вот номер счета. А? Да. Посмотри все перемещения денег за последнюю неделю. Пропусти банкоматы, покупки, и прочее, и перечисли, что осталось. Да. – Последовала пауза. – Ага, спасибо, я так и думал. Да, наверное на следующей неделе.
Он повесил трубку и повернулся к Винсу, качая головой.
– Ни один чек из твоей паршивой чековой книжки, – сказал он, – не был обращен в наличные за последнюю неделю.
– То есть?…
– То есть, человека по имени Тимоти Левайн, адвоката с Дуэйн Стрит, не существует.
– Не может быть. Мы с ним долго говорили…
– Перестань, Винс.
– Но кто это был в таком случае? – спросил Винс, теряясь.
– Тебе все это приснилось – адвокат, разговор, двадцать тысяч задатка, всё вместе, – сказал Лерой. – Не волнуйся ты так. Такое часто бывает.
***
Гейл излучала и искрилась. Пятая Авеню излучала и искрилась. Мир излучал и искрился. В первый раз в своей жизни Гейл привлекала восхищенное внимание. Как только она поняла, что происходит, счастье ее заклубилось, стало шириться, расходясь пышным облаком по поверхности Манхаттана и вскоре осветило своим мерцанием все Восточное Побережье. Винс велел таксисту остановиться за два квартала до бара. Проход этих двух кварталов стал для Гейл откровением. Она нежилась в ласковых лучах внимания, опьяненная невиданным успехом.
Гвен очень постаралась. Лерою это стоило семь тысяч долларов, половину суммы пришлось одалживать у Марти, его начальника, а вторую половину выбивать из многочисленных знакомых в преступном мире. Семь тысяч! Карманная мелочь в понятии Гвен. Чудо стоило бы в пять раз дороже, не будь Гвен осторожной, несмотря на недостаток опыта в вопросах экономии.
Платье Гейл являло собой квинтэссенцию элегантной простоты. Складки бургундского цвета шелка шелестели, облегая деликатно торс, очерчивая тактично женственные ягодицы и расходясь экстравагантно колоколом вокруг ее скульптурных (как однажды подметил Лерой) коленей. Под платьем помещался хитро сконструированный корсаж, наличие которого на глаз определить было невозможно. Корсаж наметил Гейл талию и подчеркнул дотоле несуществующие, а теперь трогательно округлые груди. Более того, приходилось держать спину прямо, чтобы корсаж не давил, что в случае Гейл было делом необходимым. Туфли из прекрасной английской кожи – изящный скошенный каблук сократил шаг Гейл до элегантной длины. Маникюр заставил бы саму Мадам Икс покраснеть от зависти. Рукава кончались сразу под локтем, скрывая лишний жир на бицепсах и обнажая достойную Ван Дайка кисть руки, чью очевидную красоту Лерой почему-то не разглядел раньше. Опаловые плечи частично открыты. Естественно длинная шея Гейл подчеркивалась новой стильной прической, лишние складки скрывал элегантный шелковый шарф. Пара бриллиантовых серег, часть наследия Илэйн, которой Гвен была вынуждена поделиться с соучастницей, стоили около ста тысяч. Косметика на лице Гейл утончила и увеличила ее миндалевидные глаза и в какой-то степени нейтрализовала грубоватого вида ноздри, и совершенно скрыла, непостижимым образом, неуместность ее покатого подбородка. Брови ей выщипали так, что они теперь казались естественно совершенными.
К удивлению Гвен, Гейл оказалась способной ученицей. Научить ее столовым манерам было самым трудным, но даже их она освоила всего за четыре часа.
Винс в простом дорогом костюме оказывал Гейл все необходимые знаки внимания. Они подошли к бару в котором следовало разыграть следующую сцену сценария Лероя.
Они вошли в бар. Некоторые из завсегдатаев повернулись, посмотрели – и продолжали смотреть. Вскоре все заведение повернуло головы, дабы узнать, в чем, собственно, дело. Смотреть продолжали даже после того, как убедились, что, да, неплохо. Гейл улыбалась в ответ на восхищенные взгляды – сдержанно, как ее учила Гвен. Она совершенно очевидно не принадлежала к категории голубокровных американок, или богатых в двадцатом поколении евреек, на это ни Лерой, ни Гвен, ни парикмахер и не рассчитывали. Подделку в среде, под которую подделываешься, вычислить легко. Нет – образ Гейл говорил о средиземноморских корнях (итальянка или француженка, возможно графиня) и смеси британского и американского образования (Оксфорд и Принстон, возможно). Что касается фонетики, то один урок Гвен, репетиция в присутствии Винса и легкая но звучная пощечина от невыносимого Лероя помогли Гейл избавиться от покалеченных Бруклином согласных и лонгайлендской распевности. По большому счету разница между пятью тысячами региональных диалектов, южным растягиванием, лондонским кокни, оксфордским носовым нытьем, ирландским мяуканьем и звонкой ясностью так называемого трансатлантического произношения – невелика.
Винс заказал выпить. Бармен споткнулся и чуть не упал за стойку, бросив один взгляд на Гейл.
По инструкции Лероя, Гейл и Винс тихо беседовали, притворяясь, что не обращают внимания на окружение. Гвен в парике и широких брюках, скрывающих чрезмерно развитые икры, болтала с какими-то мужчинами у столика, близкого к туалетам. В самом дальнем углу Лерой, едва узнаваемый в таксидо и профессорских очках, так увлекся книгой, что ничего не замечал – так, во всяком случае, думал Винс до тех пор пока, два часа спустя, все не собрались снова в квартире Гвен.
– Неплохо для начала, – сказал Лерой. – Винс, я был бы тебе благодарен, если бы ты перестал таращиться на меня от стойки. Это невежливо, мужик.
– Хмм … А что мы будем делать теперь? – спросил Винс, поняв, что Лерой все-таки следил за событиями.
– Тоже самое, завтра вечером. В другом баре. Нам нужно будет менять бары все время. У нас только три платья.
– Э … Почему? – спросил Винс.
– Что почему?
– Почему только три? Нужно больше.
– У меня нет денег на «больше», – сказал Лерой.
– Я вам одолжу.
– Я у тебя не возьму.
– Я дам вам деньги просто так. Без отдачи.
– Это мое шоу, Винс. Не влезай.
– Поскольку я все равно часть шоу, я мог бы принести дополнительную пользу. Что? Мои деньги вам не подходят? Деньги негра?
– Ты наполовину белый, что еще хуже, – сказал Лерой. – Дворняжка сраная. Ну, хорошо. Гвен? Проведи Гейл по магазинам и портным завтра. Нам нужна еще дюжина платьев.
Второй вечер прошел так же, как первый – ничего не случилось. К пятому вечеру Винс начал терять терпение.
– Послушай, – сказал ему Лерой. – Ты вот, к примеру, шесть недель тренируешься, чтобы свалить на настил очередного безмозглого мудака. И при этом хочешь, чтобы я поймал самого неуловимого преступника в мире за пять дней? Я ведь сказал, что понадобятся две недели. Помнишь?
***
Что-то беспокоило Гейл. Ее всегда что-то беспокоило, поскольку жила она уверенностью, что миру надлежит функционировать в точном соответствии с правилами, принятыми в ее окружении, и обижалась, когда мир эти правила нарушал, что случалось весьма часто. Однако в этот раз беспокойство ее имело несколько иной оттенок. В конце концов Гвен, заподозрив неладное, улучила момент (Винс отсутствовал, а Лерой терроризировал рыб в аквариуме), увела Гейл в кухню, и спросила, в чем, собственно, состоит заминка. После положенного количества отрицаний заминки Гейл во всем призналась.
– Я не хотела ничего говорить, – сказала она, понижая голос. – Серьги … Не те, которые ты мне даешь носить, а мои.
– Да?
– Мои серьги пропали.
Гвен сперва не поняла о чем речь.
– Не волнуйся, – сказала она. – Найдутся.
– Нет, нет, – сказала Гейл. – Их украли.
Гвен моргнула.
– Украли? Что ты имеешь в виду?
– Кто-то украл мои серьги. Это я и имею в виду.
– Где украли?
– Что значит – где? Здесь. В твоей квартире.
– Не говори глупости! Кто бы их стал здесь красть? Посторонние сюда не заходят.
– А как ты думаешь – кто? – сказала Гейл тоном, означающим, что вопрос глупый – понятно же, кто мог украсть серьги, тут только один такой человек и есть.
– Я уверена, что ты просто их куда-то засунула, – сказала Гвен. – Не дури. Он, конечно, неотесанный и иногда ведет себя, как сумасшедший. Но он не вор и клептоманией не страдает.
– Неотесанный? Кто?
– Лерой.
– При чем тут Лерой? Ты что, тупая, что ли?
– Ну не я же их взяла, в конце концов.
– Конечно нет.
Гвен широко открыла глаза.
– Ты что, думаешь, что их Винс взял?
Гейл пожала плечами, что означало, что сие совершенно очевидно.
– Ну ты даешь, Гейл.
– Извини. Я знаю, он твой друг, и шурин, но, понимаешь, факты – они факты и есть.
– Ты с ума сошла, Гейл. Зачем Винсу – Винсу…
– Ну, ты сама понимаешь. Какие бы они не становились богатые, они все равно все из гетто. Это не его вина, его так воспитали.
– Он не из гетто. Его родители принадлежат к высшему среднему классу.
– Ну, ты понимаешь, о чем я. Я не расистка. Некоторые вещи нужно просто принимать такими, какие они есть, вот и все. Но серьги эти мне очень нравились. Лучшая моя пара.
– Ты идиотка. Он миллионер. У него университетский диплом.
– Ты знаешь, им легко получать дипломы. У университетов квоты, им нужно выпускать каждый год какое-то количество черных…
Гвен не знала, что сказать, кроме как:
– Сколько они тебе стоили?
– Дело не в деньгах, – Гейл покачала головой.
– Сколько?
– Семьсот долларов.
– Где ты их купила? В Мейсиз?
– Нет. Я в Мейсиз не хожу. За кого ты меня принимаешь?
– Где?
– В Блумингдейлз.
– А какая между ними разница?
– Блумингдейлз – совсем другой уровень. Для высшего класса.
– Понятно.
– Я же говорю, я против него ничего не имею. Он не виноват, что он такой. Но, боюсь, такие же мне больше не купить. Таких больше не делают.
Подумав, Гвен решила сказать о подозрениях Гейл Лерою. Она подождала, пока по телевизору начнется любимый сериал Гейл.
– А ну еще раз, – попросил он.
Она объяснила ситуацию еще раз.
Он отвернулся. Он подошел к окну и прислонился к раме. Плечи его сотрясались от вулканических взрывов хохота, который он пытался сдерживать. В конце концов он сдался и захохотал очень громко. Он не мог остановиться. Ему пришлось сесть.
Гвен никогда не слышала до этого, как он смеется.
– Нужно проверить, может еще что нибудь … ха, ха, ха, ха, ха!!! … может еще что-нибудь пропало. Пересчитай серебро. Проверь … ха, ха, ха, ха, ха!!! … проверь шкаф, может куртка кожаная исчезла. Негры любят кожаные куртки.
– Ты понимаешь, что это неудобно? – спросила она.
– Если тебе неудобно – твое дело. Хотя … – он вдруг посерьезнел. – Черт, это может нарушить планы. Надо залепить ей еще по роже. Ха, ха, ха, ха, ха, ха!!!
– Или, может … перестань ржать!
– Ха, ха, ха, ха, ха, ха, ха!!!
– Или, может, тебе следует поискать … перестань … серьги.
– Почему мне? Ищи сама.
– Это твоя профессия, не так ли?
– О, точно, – он издал короткий смешок, глубоко вздохнул, и снова захохотал. – Я и забыл. Посмотрим. Может, они под креслом? Нет. Может, между диванных подушек?
– Прекрати паясничать.
***
Мы втроем, плюс время от времени Винс – совершенно несовместимая компания.
Видели бы вы. Мы – воплощение города и вообще всей цивилизации, нас нужно изучать. Бесполезность и истерика (Гейл), интеллект вместо женственности (я), удрученность смешанная с врожденной порядочностью, которую все используют в своих целях тем или иным способом (Винс), и непредсказуемая хамская самоуверенность, брутальная сила без особой разумности и с россыпью безумных садистских идей – Детектив Лерой собственной персоной. Всем ужасно неудобно, но нужно мириться и делать вид, что несовместимости нет.
Может нам следует сыграть в покер или в двадцать вопросов, что было бы более разумным времяпровождением, нежели слушание тупых шуток дикторов программы новостей. Гейл настаивает, чтобы телевизор был включен все время. Говорит, что ей страшновато, когда он выключен. Может, мне следует ее просто отравить.
***
В восьмой вечер, в баре у Мэдисон, в пятидесятых улицах, без вывески (один из тех баров, которые не упоминаются ни в каких справочниках), Лерой поправил очки для чтения, снабженные зеркалами и датчиком.
Музыка играла очень тихо. Лерой снова положил ногу на ногу, случайно чуть наклонив столик. Стакан его упал и со звоном разлетелся вдребезги на полу. Винс позвал бармена и заказал себе горький виски. Гейл, которая за все эти вечера очень вжилась в роль, не обратила внимания на заказ Винса. Винс выругался беззвучно, посмотрел саркастически ей в глаза, и сказал:
– Я заказываю горький виски, дорогая. Хочешь, тебе тоже закажу?
Инструкции Лероя всплыли наконец в памяти Гейл. Выступившую на лбу влагу пришлось проконтролировать салфеткой.
– Говорю тебе, что знаю, кто убил твою жену, – сказала она тихо, но очень внятно. – Я видела, как он выходил из здания.
– Но лица его ты не видела, – заметил Винс.
– Нет, но я знаю, что это он. Он сидел в этом баре, когда мы все здесь были, Гвен, Илэйн и я. Он попытался заигрывать с Илэйн. Она вежливо поставила его на место. Наверное его это разозлило.
– Ты бы смогла его узнать на дознании?
– Конечно. Очень характерная осанка.
– А Гвен?
– Гвен была в это время в туалете.
– А ты?
– А я неподалеку. Разговаривала с кем-то у другого столика. Он, наверное, подумал, что Илэйн одна.
– По-моему ты ошибаешься.
– Ты всегда думаешь, что я ошибаюсь. Слушай, мое дело сказать, а ты поступай, как хочешь. И всё. И нечего на меня так смотреть. Я предложила тебе помощь. А ты – подонок. Я ухожу, всё.
– Ну и уходи, – сказал Винс.
– И уйду, – сказала Гейл.
Она соскользнула со стула и промаршировала уверенно к выходу. Когда она была уже в дверях, человек, сидевший до этого на два стула к западу от Винса, встал и небрежным шагом пошел к выходу, вытаскивая на ходу пачку сигарет. Как только он вышел, Лерой вскочил на ноги и мгновенно переместился к двери.
На ветровом стекле внедорожника, стратегически припаркованного почти рядом с дверью, уже красовались два штрафа под дворником. Яростная Гейл завозилась с ключами. Наконец ей удалось отпереть дверь. Мотор зашумел. Скрипнули колеса. Курильщик вернулся в бар. Гвен все это время находилась в туалете и упустила весь драматизм свершившегося.
В ту ночь Гвен не могла уснуть. Лерой быстро ей все объяснил, и теперь спал, уткнув лицо в подушку.
Трудно поверить. Может, он? … Или не он? … Лерой сказал, что преступник ничего не будет предпринимать сегодня. Засаду в доме Гейл планировали начать завтра днем. На взгляд Гвен в этом не было никакого смысла.
Поскольку, как ее уверили, оставаться одной, или даже в компании Винса, было небезопасно, ей следует ехать с Лероем в дом Гейл. Подозрения то появлялись, то пропадали.
***
Лерой настоял, что ему необходимо переодеться в более удобную одежду, и поэтому нужно сделать остановку в Бруклине. Гвен не навещала этот знаменитый (в частности своею уродливостью) район … она не помнила, сколько лет. Или десятилетий. Обязательные путешествия всем классом в Нью-Йоркский Аквариум, в Кони – школьные годы. Исторический парк аттракционов у моря, тоже в Кони, хоть и выглядел забавно, давно померк, вытесненный суперсовременными парками аттракционов в трех часах езды на машине от города. Несмотря на новые аттракционы, Кони Айленд вид имел провинциальный – Кони Айлденд, воспетый когда-то О. Генри (Гвен помнила, как она читала, в подростковом возрасте, соответствующий рассказ и как ей потом захотелось навестить находившиеся в Кони, если верить великому сентименталисту, пирамиды Египта, бульвары Парижа, луковичные купола восточноевропейских церквей, каналы Венеции и так далее. Она так и не съездила туда, по двум причинам. Первая – кто-то сказал ей, что знаменитые эти имитации давно в прошлом, заменены роллер-коустерами и каруселями. Вторая – настоящие, аутентичные каналы, купола и так далее были, в ее случае, не менее легкодоступны).
Географии района она не знала совсем. Теоретически, в Бруклине имеется несколько приятных мест, но никогда не помнишь, как они называются, кроме Брайтон Бич (назван в честь аристократического курорта неподалеку от Лондона, с коим курортом Гвен, кстати говоря, была очень хорошо знакома). По слухам, бруклинская версия курорта населена была русскими и русско-еврейскими иммигрантами. Гвен вспомнила, как один из ее русских знакомых, вроде бы музыкальный критик, поморщился, когда она его спросила об этом районе, и комментировать отказался.
Лерой вел внедорожник Гейл так, как внедорожники не водят – срезая углы, подрезая другие машины, ускоряясь резко и внезапно, поворачивая под непонятным, всегда очень крутым углом, наслаждаясь развлечением в обычной своей хамской манере. Они перекатились через Бруклинский Мост, круто свернули на очень широкую магистраль, по обеим сторонам которой стояли огромные неоклассические здания, нырнули в лабиринт забавных узких переулков, напоминающих Риверсайд, пересекли еще одну широкую, грязнее первой, магистраль, и углубились на убийственной скорости в какие-то трущобы, вид которых совпадал с общими представлениями Гвен о Бруклине. Внезапно трущобы кончились. Улица пошла в гору. По обеим сторонам торчали вполне приличного вида браунстоуны. Прохожие были в основном черные.
– Что это за место? – спросила Гвен.
– Граничит с Парк Слоуп, – ответил Лерой. – Очень ничего, особенно днем. Ночью ниггеры сливаются с пейзажем, и улица кажется пустынной.
Он не сказал, что специально выбрал кружной путь к своему дому, почти экскурсию, обнаружив по ходу дела, что ориентироваться Гвен умеет только в некоторых районах Манхаттана и в центре Парижа, и теряется на незнакомой территории. Он запарковался не у тротуара (мест не было), но рядом с машиной, стоящей возле входа в его дом.
– Наконец-то дома, – сказал он. – У нас есть часа два по крайней мере. Пойдем, я тебе налью чего-нибудь.
Воздух коридора пропитан был запахами, характерными для жилищ низших классов – еды, пота, кошачьих экскрементов. В квартира Лероя было неприбрано – лежали кругом какие-то элементы одежды, книги, повсюду виднелись грязные пепельницы, бокалы для пива и коньяка, а также наличествовало подросткового типа и женского пола существо, стригущее ногти на ногах посреди всего этого.
– Эй! – сказал Лерой. – Ты что тут делаешь?
– Сегодня четверг, папа, – объяснила терпеливо Грэйс. – Помнишь, я всегда здесь по четвергам.
Гвен мигнула.
– Моя очаровательная приемная дочь, – сказал Лерой. – Грэйс, это мисс Форрестер.
– Твоя герлфренд? – спросила Грэйс, не отрываясь от стрижки ногтей. – А настоящее имя у нее есть?
– Ты знаешь, что я не люблю это слово, – сказал Лерой. – Моя любовница. Люди, чьи моральные устои не поколеблены плохим воспитанием называют ее – м’эм. Гвен, почему бы тебе не сказать чего-нибудь?
– Очень рада, – сказала Гвен. – Грэйс, не так ли?
– Грэйс, не так ли? – изобразила Грэйс трансатлантическое произношение Гвен. – Да, я Грэйс, м’эм. Красивые на вас тряпки.
– Кого-то надо бы отшлепать, где там твоя попа, – сказал Лерой, направляясь в кухню.
– Он извращенец, – сообщила Грэйс. – Надеюсь, вы знаете. Вам нравятся копы?
– Ага, – подтвердила Гвен. – Что-то, наверное, с униформой связано. Возбуждает.
– Эй! – крикнула Грэйс по направлению кухни. – Ничего если я позвоню Джейку?
– Я тебя утоплю в пруду! – откликнулся из кухни Лерой.
– Ну и пошел в пизду! – крикнула Грэйс. И повернулась к Гвен. – Это нечестно. Он приводит сюда свою герлфренд в мой день, а мне никого нельзя приводить. Это жестоко. Он очень жестокий.
– Не стриги впритык, – сказала Гвен. – И клиппер этот твой, которым ты стрижешь – это просто ужасно. Подожди. – Она порылась в сумке и вытащила элегантные загнутые ножницы для ногтей.
Грэйс сразу оценила эти ножницы. Осмотрев их внимательно, она сказала, —
– Ого.
– Я понятия не имела, что у него есть приемная дочь, – сказала Гвен, боясь назвать Лероя по имени – по любому из его имен. – Извини.
– Все нормально, я под ногами никогда не болтаюсь, – заверила ее Грэйс. – Могу тебе все рассказать о его подружках.
– У него их много?
– Несколько.
Лерой материализовался возле Гвен со стаканом скотча в руке.
– Не слушай ее. Она очень хорошая девочка, но иногда на нее находит, и она притворяется инфернальной сукой, особенно когда ей скучно.