Смертельно опасны Антология
По щекам Сэнди потекли слезы, ее подруга бросилась к ней и обняла, как будто пыталась защитить.
– Пойдем, Сэнди. Выпьем кофе и позвоним твоему брату.
Даже после того как за ними захлопнулась дверь и Сара быстро закрыла ее на замок, она не могла успокоиться, нервно ходила взад и вперед по кухне, и руки отчаянно дрожали, когда она ставила чайник на плиту. Потом она поднялась наверх и окинула взглядом беспорядок, который они устроили.
В комнатах, где раньше жили дети, стояли коробки, заклеенные скотчем и подписанные их именами. Напротив, в спальне, которую Сара прежде делила с Рассом, она обнаружила еще коробки и частично заполненные мешки для мусора. С замиранием сердца она узнала свою старую походную куртку, торчавшую из одного мешка. Сара медленно вытащила ее и принялась вертеть в руках – вполне приличная куртка, в хорошем состоянии. Сара надела ее и застегнула молнию. Оказалось, что она немного жмет в талии, но в остальном сидела отлично. Ее куртка, а не их. Сара медленно переводила взгляд с мешков на аккуратно сложенные картонные коробки «ФедЭкс», подписанные «Сэнди» или «Алекс». И среди них Сара увидела одну с именем подруги Сэнди – Хейди. Она оторвала клейкую ленту и вывалила содержимое на кровать: лыжная парка Расса, два надежных кожаных ремня, его же. Любимая курительная трубка Расса. Серебряная зажигалка «Зиппо». Табакерка. Сара взяла маленькую деревянную коробочку и, поднеся к лицу, уловила запах табака Расса. По щекам у нее потекли слезы, но уже в следующее мгновение им на смену пришел гнев. Она принялась вытряхивать содержимое коробок и мешков на пол.
В коробке Алекса она обнаружила футляр с охотничьим ножом Расса, сохранившийся с тех времен, когда он ходил на охоту, несколько пар шерстяных носок, новых, с этикетками. В одной из коробок Сэнди Сара нашла маленький пистолет 22го калибра, патроны и 35миллиметровую камеру Расса в футляре, вместе с запасными объективами и маленьким штативом. И калькулятор фирмы «Тексас инструментс», его самый первый и жутко дорогой. Сара подарила его мужу на Рождество. Еще пара галстуков и часы «Таймекс». Она села на пол, держа их в руке, поднесла к уху, потрясла и прислушалась. Тишина. Часы молчали так же, как и его сердце. Сара медленно поднялась на ноги, оглядела разгромленную комнату и вышла из нее, осторожно прикрыв за собой дверь. Она решила навести порядок позже и снова разложить все по своим местам.
Но, спускаясь по лестнице, поняла, что не станет этого делать. Какой смысл хранить вещи умершего человека? По крайней мере тут Сэнди была права.
Чайник громко свистел, и, сняв его с плиты, Сара обнаружила, что почти вся вода выкипела. В этот момент зазвонил телефон. Саре отчаянно не хотелось брать трубку, но определитель номера сообщил, что это Алекс. Сара быстро заговорила, не давая ему открыть рот:
– Они разгромили весь дом. Сложили папины вещи в мешки, чтобы снести на помойку. Если ты так собираешься мне помочь, так «защитить» от проблем и, не знаю уж, от каких опасностей, тогда лучше я… – Неожиданно Сара поняла, что ей нечего сказать, и повесила трубку.
Телефон снова заверещал, но Сара не стала отвечать, только считала звонки, пока не включился автоответчик. Она слушала записанное на пленку сообщение Расса и ждала гневной тирады Алекса. Но вместо этого мягкий чужой голос, сказал извиняющимся тоном, что они не хотели бы оставлять подобное сообщение на автоответчике, однако безрезультатно пытались дозвониться до нее целый день. Утром умер Ричард. Администрация больницы связалась с похоронным бюро, которое значилось в его карточке ветерана, награжденного «Пурпурным крестом», и работники бюро забрали тело. Его личные вещи она может получить в регистратуре. Затем ей принесли самые искренние соболезнования.
Сара стояла, оцепенев, не в силах даже подойти к телефону. После этого звонка дом наполнила странная тишина, и когда телефон снова ожил, она сняла трубку с крючка, открыла заднюю панель и вытащила батарейки. Аппарат на стене продолжал звонить, и тогда Сара сорвала его и вытащила шнур из розетки. В дом вернулась тишина, которая наполнила ее совсем другим звоном. Что же делать, что делать? Кто-то из ее детей или даже оба сейчас наверняка едут сюда. Ричард умер. Его тело забрали, все вещи лежат запечатанные в коробке. У нее не осталось союзников, никого, кто помнил бы, кем она была. Люди, любившие ее больше всего на свете, представляли для нее самую серьезную опасность. Они скоро приедут. Значит, у нее почти не осталось времени. Или очень мало.
Сара заварила черный чай и вышла во двор. Дождь прекратился, ночь была холодной, и Сара обрадовалась, что надела куртку. Она стояла и смотрела, как появляется туман; он окутал ветви деревьев, потом спустился ниже, смешавшись с серой дымкой, поднимавшейся над заполненными водой канавами. Они встретились на полпути, слились в единое целое, и фонарь в конце улицы неожиданно погас. А вместе с ним стих и шум проезжавших по улице машин. Сара пила чай и ждала, когда за пологом тумана возникнет другой мир.
Он очень медленно обретал очертания. Окна, в которых горел свет, потемнели, когда пальцы тумана потянулись вдоль улицы в сторону Сары. Силуэты домов на противоположной стороне слегка сдвинулись, крыши провисли, полуразвалившиеся трубы напоминали сейчас побеги, торчащие из старых деревьев с потрескавшимися стволами. Туман превратился в громадную серую гору, которая неуклонно приближалась к Саре. Она ждала, неожиданно приняв решение.
Когда туман добрался до забора, она взяла мешок, набитый вещами из прошлого, дважды размахнулась и бросила его на другую сторону. Он скрылся в густой дымке и тут же появился на засыпанной мусором улице. Вслед за ним Сара отправила второй мешок, потом третий. Приготовившись бросить четвертый, она почувствовала, что у нее кружится голова от их вращения, но они были слишком тяжелыми, чтобы переправить их каким-то еще способом. Сара заставила себя продолжать и бросала мешки, пока на лужайке ничего не осталось. Так лучше, чем в помойку, сказала она себе. Лучше, чем закопать в землю.
Задыхаясь, чувствуя, как отчаянно кружится голова, Сара, спотыкаясь, поднялась по ступенькам на крыльцо и отправилась в свою спальню. Там она раздвинула шторы и выглянула наружу. Туман уже пробрался во двор и окутывал ее дом, точно волны, ударяющие о причал. Отлично. Сара открыла окно и стала бросать в серую пелену мешок за мешком, коробку за коробкой. Когда Сэнди и Алекс приедут, они не найдут здесь ничего, что напоминало бы о ней. Им будет нечего выбросить или забрать с собой. Вскоре на полу остались только пистолет и коробка с патронами.
Сара подняла пистолет и почувствовала, как черный металл холодит руку. Она вытащила пустую обойму, села на кровать, открыла пластмассовую коробку с патронами и аккуратно зарядила пистолет. Обойма встала на место с громким щелчком, как будто кто-то хлопнул дверью.
Нет. Кто-то действительно закрыл входную дверь.
Сара засунула коробку с патронами в карман куртки, держа пистолет, как учил ее Расс, дулом вниз, и начала спускаться по лестнице. Они находились в гостиной. Сара слышала голос Алекса, который что-то раздраженно спросил. Сэнди принялась оправдываться, но тут вмешалась ее подруга:
– Знаешь что, тебя здесь не было. Сэнди старалась изо всех сил.
Сара быстро вышла в коридор и оттуда на кухню. Сердце так громко стучало у нее в груди, что она почти не слышала голосов своих детей, но знала, что они сейчас придут за ней. Она открыла заднюю дверь и шагнула на крыльцо.
Туман уже окутывал нижние ступеньки. На улице громче, чем прежде, звучали голоса парня с рюкзаком и его банды. Они нашли вещи, которые Сара туда забросила.
– Сапоги! – с восторгом крикнул какой-то мужчина.
Двое других ссорились из-за старого пальто Расса. Парень с рюкзаком уверенно направился к ним, наверное, чтобы забрать добычу себе. Один из них тут же бросился бежать, крикнув что-то вроде «другие».
– Мама? – позвал ее из дома Алекс.
– Мама? – Сара услышала легкие шаги Сэнди на кухне. – Где ты? Пожалуйста, покажись. Мы не сердимся. Нам просто нужно с тобой поговорить.
Туман поднялся еще на одну ступеньку, и свет на крыльце начал тускнеть.
Сара почти не сомневалась, что парень срюкзаком убьет ее. А дети запрут в каком-нибудь ужасном заведении.
Она сжала в руке маленький холодный пистолет.
И шагнула на первую бетонную ступеньку. Несколько дней назад Сара ее подмела, но сейчас она была скользкой от мха.
– Мама? Мамочка?
– Алекс, нужно вызвать полицию. – В голосе Сэнди прозвучали истерические нотки. – Телефон сорван со стены.
– Давай не будем… – Он что-то сказал, Сара не поняла что, голос сына звучал приглушенно, точно плохой радиосигнал.
Теперь их слова, наполненные беспокойством, напоминали далекий шум помех.
Сара осторожно вышла в сад. Земля была неровной, и она с трудом пробиралась между разросшимися высокими сорняками. Бук стоял на своем месте, и Сара спряталась в его тени. На улице она различала силуэты мужчин, которые, не обращая ни на что внимания, рылись в коробках и мешках. Они разговаривали тихими, возбужденными голосами, разглядывая свои находки. К ним присоединились другие люди. Издалека донесся какой-то диковинный скрип, похожий на крик неизвестной птицы. Сара ухватилась руками за ствол и, наблюдая за ними, попыталась еще дальше отступить в тень. Кое-кто из вновь пришедших, наверное, были женщинами в бесформенной одежде. Еще Сара увидела ту самую девочку и совсем маленького ребенка. Они копались в коробке с книжками в мягком переплете, пытаясь прочитать названия в лунном свете.
Двое мужчин подошли к одному и тому же мешку с одеждой, один схватил рубашку, торчавшую из дыры, и вытащил ее наружу, но другой уже вцепился в рукав. Сара услышала сердитое восклицание, один из мужчин с силой дернул на себя, а другой тут же набросился на него. Завязалась драка, один из мужчин с хриплым криком упал, и к ним бросился парень с рюкзаком, который размахивал на бегу битой.
Сара вжалась в ствол и попыталась оценить расстояние до задней двери. Окна в доме еще светились, но стали серо-голубыми, точно гаснущий фонарь Коулмана, а ее дети в комнате превратились в едва различимые тени. Было еще не поздно, Сара могла вернуться назад. Подруга Сэнди Хейди закурила, Сара увидела, как загорелась спичка, потом огонек сигареты, когда она затянулась и помахала рукой, пытаясь их успокоить.
Сара отвернулась от окна и глубоко вздохнула. Воздух был сырым и холодным, наполненным запахами людей и гниения. Парень с рюкзаком стоял между драчунами, держа над головой рубашку, а другой рукой сжимая биту.
– Папа! – крикнула девочка и бросилась к ним.
Один из мужчин лежал на земле, другой стоял, сгорбившись, но продолжая цепляться за рукав рубашки. На лице у него застыло сердитое выражение. Девочка подбежала к нему и крепко обняла.
– Отдайте! – приказал обоим парень с рюкзаком.
Банда замолкла, все ждали, какое решение примет вожак. Далекое поскрипывание стало громче, и парень с рюкзаком угрожающе поднял биту.
Сара сжала пистолет обеими руками, вышла из тени дерева и сняла предохранитель, удивившись тому, что не забыла, как это делается. Она так и не научилась хорошо стрелять, но грудь представляла собой крупную мишень, а она не могла себе позволить сделать предупредительный выстрел.
– Эй, ты! – крикнула Сара, пробираясь сквозь стелющийся туман в другой мир. – Бросай биту, или я выстрелю. Что ты сделал с Линдой? Ты ее убил? Где она?
Парень с рюкзаком резко обернулся на ее голос и поднял биту над головой. Главное не думать. Сара наставила пистолет и выстрелила, охваченная ужасом и решимостью одновременно. Пуля задела биту и ушла в сторону, с громким звуком врезавшись в стену дома Мэрфи. Парень уронил биту и прижал к груди руку.
– Где Линда? – выкрикнула, обращаясь к нему, Сара и начала наступать, сжимая пистолет обеими руками и направив его в грудь вожака мародеров.
Остальные бандиты побросали добычу и отступили подальше.
– Да здесь я, черт тебя подери, Сара, успокойся! Однако же ты не спешила. Зато догадалась прихватить с собой побольше моего! – Линда громко расхохоталась. – Там есть хорошие носки?
Сара поняла, что скрипит садовая тележка, украшенная елочной гирляндой, которая окружала ее призрачным сиянием. Линда катила ее перед собой, и Сара разглядела внутри две канистры, прозрачный шланг и сумку с инструментами, добытую из пикапа. За ней в торжественной процессии следовали еще три тележки, такие же старые и так же освещенные. Сара пыталась осознать происходящее и вдруг услышала стук когтей по асфальту. А в следующее мгновение к ней бросился Серж. Сильно похудевший, но невероятно счастливый, он вертелся на месте и вилял хвостом от восторга. Они не умерли, и, значит, она больше не одна. Сара наклонилась и обняла пса, позволив ему слизать слезы с ее щек.
Линда дала ей время прийти в себя, приняв на себя командование бандой.
– Бенни, иди сюда и возьми вот это. Нажми на рычаг пятьдесят раз, и оно загорится. Гектор, ты знаешь, как откачать газ. Проверь пикап. Нам нужно все, что удастся добыть, чтобы генератор продолжал работать. Кэрол, открой капот и вытащи батареи.
К Линде подошли несколько человек, которые забрали канистры и шланг. Парень с рюкзаком поклонился и взял у нее фонарь. Когда он отвернулся, Линда улыбнулась Саре.
– Они славные ребятки. Немного необразованные, но быстро учатся. Видела бы ты их лица, когда я в первый раз запустила генератор. Я знаю, где искать такие штуки. Мы нашли его в подвале больницы на Тридцатой улице.
Сара, потеряв дар речи, разглядывала Линду. Подобно Сержу, она похудела и обрела волю к жизни. Линда, хромая в рваных остатках домашних тапок, подошла к Саре и расхохоталась, когда увидела, что та уставилась на ее ноги.
– Да, знаю. Безумная старуха. Обо всем подумала: елочная гирлянда, фонарь, аспирин, кусковой сахар и всяко-разно… и ушла из дома в тапках. Робби не ошибался, крыша у меня определенно была не на месте. Но здесь это не имеет значения. Здесь все такие.
– Походные ботинки Расса лежат в одном из мешков, – словно со стороны услышала себя Сара.
– Проклятие, ты обо всем подумала. Одежда для холодной погоды, книги… и даже пистолет! Я и представить не могла, что ты на такое способна. Еду взяла?
Сара молча покачала головой. Линда посмотрела на пистолет, который она продолжала держать дулом вниз, и с понимающим видом кивнула:
– Ты не собиралась тут надолго задерживаться, так ведь?
– Я могу вернуться и принести еды, – сказала Сара, но когда она оглянулась на свой дом, последние огни прошлого погасли.
Ее дом превратился в развалины с разбитыми окнами и полуразвалившейся трубой. Упавшее крыльцо заросло виноградом.
– Ты не можешь вернуться, – подтвердила Линда, покачала головой и добавила: – Лично я и не хочу. – Она оглянулась на свою банду. – Пити, возьми биту. Напомни парням, что мы все заберем в клинику и там разделим. Не стоит это делать на улице, да еще в темноте. Постарайтесь не порвать мешки и коробки. Сложите назад все, что вытащили, и будем возвращаться.
– Да, Линда. – Парень с рюкзаком снова поклонился.
Все остальные бросились выполнять ее приказ. Девочка стояла и смотрела на Сару и Линду, сцепив руки в перчатках. Линда погрозила ей костлявым пальцем.
– Займись делом, мисс. – Затем она знаком показала, чтобы Сара подошла ближе. – Как думаешь, Морин скоро будет готова? – спросила она.
Это чиллер[32] об опасной женщине с грязными планами на уме и отвратительными намерениями, которой, возможно, стоило чуть серьезнее обо всем подумать…
Автор бестселлеров списка «Нью-Йорк таймс» Лоренс Блок – один из королей современного детектива, Гроссмейстер детективных авторов Америки, обладатель четырех премий Эдгар[33], шести премий Шеймас[34], премии Ниро[35], премии Филипа Марлоу[36], премии за достижения всей творческой жизни Ассоциации авторов, пишущих о частных детективах, и Бриллиантового Стилета Картье от Ассоциации авторов криминальной литературы. Он написал более пятидесяти романов[37] и множество рассказов. Пожалуй, более всего Блок известен благодаря своей многолетней серии о бывшем копе, частном детективе и алкоголике Мэттью Скаддере, герое таких романов, как «The Sins of the Father», «In the Midst of Death», «A Stab in the Dark» и пятнадцати других. Но он также автор серии бестселлеров из четырех книг о наемном убийце Келлере, включающей «Hit Man», «Hit List», «Hit Parade» и «Hit and Run»; серии из восьми книг о катающемся по всему белу свету и страдающем бессонницей Ивэне Тэннере, включающей такие названия, как «The Thief Who Couldn’t Stop» и «The Cancelled Czech»; и серии из одиннадцати книг о взломщике и торговце антикварной литературой Берни Роденбарре, включающей «Burglars Can’t Be Choosers», «The Burglar in the Closet» and «The Burglar Who Liked to Quote Kipling». Кроме этого, он писал и внесерийные романы, такие как «Small Town», «Death Pulls a Double Cross» и еще шестнадцать других, а также романы под псевдонимами Чип Харрисон, Джилл Эмерсон и Пол Кавана. Множество его рассказов выходили в таких сборниках, как «Sometimes They Bite, «Like a Lamb to the Slaughter», «Some Days You Get the Bear», «By the Dawn’s Early Light», «One Night Stands», «The Collected Mystery Stories», «Death Wish and Other Stories», «Enough Rope: Collected Stories» и «One Night Stands and Lost Weekends». Он был редактором тринадцати антологий детективных рассказов, включающих «Murder on the Run», «Blood on Their Hands», «Speaking of Wrath» и – с Отто Пензлером – «Лучшие американские детективные рассказы 2001 года». Блок – автор семи произведений о том, как писать книги и нон-фикшн[38], таких как «Telling Lies for Fun and Profit». В числе его последних работ новый роман с Мэттом Скаддером «Капля крепкого», новый роман с Берни Роденбарром «Like a Thief in the Night» и – под псевдонимом Джилл Эмерсон – роман «Getting Off». Живет он в Нью-Йорке.
Я знаю, как их выбирать
Уж ято знаю, как их выбирать.
Не уверен, правда, что могу записать эту на свой счет, потому что будет сложно доказать, что именно я ее выбрал. Она вошла в загородную забегаловку у шоссе, сценарий уже полностью сложился в ее голове, и все, что оставалось, – это найти исполнителя главной роли.
В смысле – главной мужской роли. Если речь о самой главной роли, она, конечно, принадлежала ей. И спору нет. Такие женщины всегда центральные звезды своих постановок.
В забегаловке был джукбокс[39], это уж само собой. И громкий к тому же. Было бы мило, если бы я мог вспомнить, что игралось на нем в тот момент, когда она переступила порог, но я ни на что не обращал особого внимания – ни на музыку, ни на то, кто там вошел в дверь. Передо мной стояло пиво – какая неожиданность, – и я смотрел в него так, словно оно вот-вот откроет мне какой-то секрет.
Ну да, как же. Все, что любое пиво когда-либо говорило мне, было: «Выпей меня до дна, коняжка. Я могу сделать все вокруг лучше, и, конечно, хуже я сделать не могу».
Джукбокс был заряжен музыкой кантри, о чем можно было догадаться, посмотрев на паркинг, где пикапы численно превосходили «харлеи» в соотношении четыре или пять к одному. Так что даже если я не могу сказать, что игралось, когда она вошла, то могу точно сказать вам, что в тот момент не игралось. «Я не могу оторвать от тебя глаз»[40].
Так вот, эта песня из джукбокса не звучала. А стоило бы.
Она была красавица. Лицо с высокими скулами и четкими чертами. Любая девушка, которую можно назвать просто хорошенькой, рядом с ней казалась бы полинявшей. Сама она хорошенькой не была, а мимолетный первый взгляд мог привести вас к мысли, что и привлекательности-то в ней нет, но вы продолжали смотреть, и эта первая мысль улетала так далеко, что вы забывали о ней вообще. У моделей бывает такой тип лица. И у киноактрис, тех, что получают хорошие роли и в сорок, и в пятьдесят, в то время как хорошенькие начинают выглядеть как мамаши-наседки и тетки-сплетницы, живущие по соседству с вами.
И она смотрела только на меня. Огромными, широко расставленными глазами, темно-карими, и я готов поклясться, что почувствовал ее взгляд на себе еще прежде, чем осознал ее присутствие. Я поднял глаза, увидел, что она смотрит на меня, а увидев, что я смотрю на нее, своего взгляда не отвела.
Думаю, тут-то я и пропал.
Она была блондинкой, волосы подстрижены в рамочку, что подчеркивало красоту ее лица. Высокая, метр семьдесят два – метр семьдесят пять. Стройная, но фигуристая. В шелковой блузке с вызывающим геометрическим узором. Блузка была застегнута слишком высоко, чтобы видеть ложбинку между грудями, но когда она двигалась, ткань прилегала настолько плотно, что ты мог догадываться о том, чего не видишь.
Джинсы облегали ее тело так, что ты начинал понимать, почему люди платят бешеные деньги за модельную одежду.
Народу в забегаловке было немного, еще рановато для толпы, но между нею и мной сидели несколько посетителей. Она проплыла между ними, и они куда-то растворились.
Барменша, пожилая женщина с суровым лицом и змеиными татуировками на руках, подошла, чтобы принять заказ.
Блондинка задумалась.
– Не знаю, – сказала она мне. – Что мне заказать?
– Все, что вам хочется.
Она положила ладонь мне на руку. Я был в рубашке с длинными рукавами, так что ее кожа и моя не соприкоснулись, но казалось, могли бы.
– Выберите выпивку для меня, – сказала она.
Я посмотрел на ее ладонь, лежавшую на моем предплечье. Ногти были средней длины, а лак – яркого цвета артериальной крови.
Выбрать для нее выпивку? Те, что тут же приходили на ум, были слишком изысканными для этого шалмана. Заказать ей пиво было бы оскорблением. Нужен был коктейль, но такой, который леди со змеями умела бы приготовить.
Я сказал:
– Дама будет «маргариту Куэрво». – Ее ладонь по-прежнему лежала на моей правой руке, поэтому вместо того, чтобы убрать ее, я левой рукой ткнул в свою сдачу, лежавшую на стойке бара, давая понять, что за «маргариту» плачу я.
– И вам то же самое? Или еще кружку «Синей ленты»?[41]
Я мотнул головой.
– Можете дать мне двойной «Джоуи Си»[42], за компанию к «маргарите».
– Спасибо, – сказала моя блондинка, когда барменша отправилась за заказом. – «Маргарита» – прекрасный выбор.
Появилась выпивка: ее в стакане с покрытым солью краем и мой двойной «Куэрво» в стаканчике для двойной порции. Она отпустила мою руку и взяла свой коктейль, подняв стакан в безмолвном тосте. Я оставил «Куэрво» на месте и ответил на тост, подняв свой бокал пива.
Она не пила свой коктейль как моряк, залпом, но и не клевала его как цыпленок. Отпила глоток и поставила стакан на стойку бара, положив ладонь мне на руку.
Приятно.
Обручального кольца нет. Я заметил это сразу, и мне не понадобилось второго взгляда, чтобы понять что раньше оно было на пальце, и сняла она его совсем недавно – это показывала и полоска незагоревшей кожи, где было кольцо, и вдавленный след, который оно оставило на плоти. О, этот палец говорил о многом. О том, что она замужем и что она специально сняла кольцо, прежде чем войти в бар.
Эй, я уже говорил, что знаю, как их выбирать?
Но разве я не сказал и того, что она сама выбрала меня?
И выбрала эту замызганную придорожную забегаловку по той же причине. Если она искала мужчину моего типа, искать нужно было именно в таком месте.
Мой тип: ну, крупный. Сложен как центровой футболист или, может, как третий от центра. Метр девяносто три, широк в плечах, узок в талии. Мускулов больше, чем необходимо человеку, разве что он пытается поднять машину и вытащить ее из колеи.
Но у меня нет привычки это делать. Я не слишком-то умею и себя, бедолагу, вытаскивать из канав, не говоря уже об автомобилях.
Гладко выбрит – если бреюсь вообще. Собирался побриться на следующий день, когда она вшла и положила мне ладонь на руку. Ни бороды, ни усов не ношу. Волосы темные и прямые, лысеть пока не начал. Но мне еще сорока не стукнуло, и кто сказал, что я не облысею позже?
Мой тип: крупный уличный увалень, больше мускулов, чем мозгов, научен улицей, а не книгами. Человек, который не заметит, что у тебя было обручальное кольцо несколько минут назад.
А если и заметит, ему плевать.
– Не хотите потанцевать, милая леди?
Я заметил его боковым зрением еще раньше: ковбойский тип, может, на дюйм-два выше меня, но весит меньше. Долговязый и сухопарый, сложен как раз чтобы играть пасующего на моем краю.
Нет, сам я в футбол никогда не играл. Смотрю иногда, если показывают по ТВ в той забегаловке, где я в этот момент нахожусь. Никогда не любил спорт, даже мальчишкой. Размер был, скорость тоже, но мне надоело слушать, что мне надо играть за эту команду, а теперь за ту.
Ведь это лишь игра. А зачем тратить время на игру?
И тут, значит, этот подающий, подъехавший к женщине, которая дала понять, что она будет моей. Она еще крепче вцепилась в мою руку, и я думаю, мои мышцы ей понравились. Два жеребца выходят на стоянку за шалманом, принимают стойку, а потом делают все, что в их силах, чтобы убить друг друга. И она стоит там, наблюдая, кровь поет в ее венах, пока драка не кончена, и тогда она уходит с победителем.
Не было сомнений, что он был готов поиграть. Он мерил меня взглядом полчаса назад, когда она еще не нарисовалась. Есть тип мужчин, которые любят это занятие: проверить зал, высмотреть того, кто не против подраться, и прикинуть, как он будет драться. Случалось, что и я проделывал то же: примерялся к потенциальному противнику, продумывал, на какие ходы и удары он способен, прикидывал, что может сработать против него.
Или же я мог уйти от всего этого. Повернуться к ним обоим спиной, выйти из бара и пройтись вдоль дороги. Не так уж трудно найти место, где тебе подадут стопку «Куэрво» и пиво вдогонку.
За исключением того, хочу добавить, что я никогда не ухожу от таких ситуаций. Просто знать, что я мог бы, – не значит, что я поступил бы именно так.
– О, очень мило с вашей стороны, – сказала она. – Но мы как раз собирались уходить. Может быть, в другой раз.
Она вставала, говоря все это правильным выверенным тоном, не оставляющим сомнений, что она говорит всерьез. Не надменно, не унижая его, но и не настолько тепло, чтобы поощрить этого сукина сына к действию.
Управилась она с этим хорошо, честное слово.
Я оставил пиво там, где оно стояло, оставил и сдачу, чтобы она составила пиву компанию. Идя к выходу, она взяла меня под руку. Когда мы уходили, я чувствовал на себе не одну пару глаз, но, думаю, мы оба к этому привыкли.
Когда мы вышли на паркинг, я все еще обдумывал драку. Ее не будет, но мой мозг все равно работал над ней.
Странно, как оно бывает.
Ты хочешь выиграть в этой драке, и значит, тебе надо нанести первый удар. Прежде чем он его увидит. Сначала ты бомбишь Пирл Харбор, а уже потом объявляешь войну.
Даже заставить его думать, что ты даешь задний ход. Эй, я не хочу драться с тобой! И когда он расстроится от того, что ты струсил, ты наносишь свой лучший удар. Время самое подходящее, ты застаешь его врасплох, и тут достаточно одного удара.
Но я не стал бы этого делать со стариной Лэшем Ларю. О нет, не потому, что такой ход не сработал бы. Сработал бы, да еще как, мордой в гравий, с джинсами «рэнглер», понтовой рубашкой на кнопках, идиотской прической «помпадур» и всем прочим.
Но это лишило бы ее удовольствия видеть драку, на которую она рассчитывала.
И вот что я сделал бы. Когда мы уже вышли и были готовы отъезжать, я распахнул бы объятия в жесте «может-решим-все-миром», давая ему возможность нанести мне неожиданный удар. Но ято был бы готов, даже выглядя неготовым, и я нырнул бы под удар. Такие типы – всегда охотники за головами, и я нырнул бы прежде, чем он сделал замах, и врезал бы ему кулаком в промежуток между пупком и яйцами.
Я бы сделал всю работу ударами по телу. Зачем травмировать руки и лупить кулаками по челюсти? Он был высоким, так что корпуса у него хватало, туда я ему и врезал бы, и первый же удар выбил бы из него и боевой настрой, и энергию его ударов, даже если бы он решился попробовать нанести еще один.
Я бы целил левой в печень. Потом справа, на уровне пояса. Это законный удар даже на боксерском ринге, не говоря уже о паркинге у закусочной, и если попасть в нужную точку, то он станет завершающим. Сам я этого не делал и не видел такого, но убежден, что ударом в печень можно убить человека.
Но я прокатывал в голове сценарий драки, которой не будет, потому что моя блондинка уже написала собственный сценарий и он не включал в себя сцену кулачного боя. Немножко жаль, потому что разложить этого ковбоя было бы удовольствием, но пусть уж его печень проживет еще день. А все повреждения, которые придутся на ее долю, будут от стопок и пива, которые он через нее пропустит, а не от моих кулаков.
И потом, скажу я вам, это было бы слишком просто, если бы ее целью было заставить двух быков сражаться за нее. У нее на уме имелось кое-что похуже.
– Надеюсь, я не перешла границы дозволенного, – сказала она. – Выведя нас оттуда. Но я просто боялась.
Она не выглядела испуганной.
– Боялась, что ты его покалечишь, – объяснила она. – А может, даже убьешь.
У нее был «форд», из тех, что вам активно впаривают прокатные агентства. Он стоял между двумя пикапами, бамперы которых заросли ржавчиной. Она нажала кнопку открывания дверей, и фары «форда» замигали.
Я, старательно играя роль джентльмена, идя рядом с ней, потянулся, чтобы открыть для нее водительскую дверцу. Она заколебалась, повернулась ко мне, и этот намек невозможно было пропустить.
Я обнял ее и поцеловал.
Да, все было как положено: химия и биология, называйте как хотите. Она ответила горячим поцелуем и начала толчками двигать свои бедра вперед, потом остановилась, а потом уже не могла остановиться. Я чувствовал ее теплое тело через свои и ее джинсы и подумывал о том, чтобы обработать ее прямо там, бросить на гравий и отыметь ее на гравии, между двумя пикапами, скрывавшими нас от посторонних глаз. Кинуть ей разок, быстро и жестко, вынуть и встать, пока она еще дрожала бы, и свалить оттуда, прежде чем она сможет вернуться к своей игре.
Гудбай, милая леди, потому что мы только что сделали то, зачем пришли, и что бы ты ни хотела сказать, какой мне смысл это слушать?
Я отпустил ее. Она нырнула за руль, а я обошел машину и сел рядом с ней. Она завела двигатель, но не спешила включать коробку передач.
Она сказала:
– Меня зовут Клаудия.
Может, да, а может, и нет.
– Гэри, – сказал я.
– Я живу не в этих краях.
Я тоже. Вообще-то я нигде не живу. Или можно сказать, что я живу повсюду.
– Мой мотель чуть дальше по дороге. С полмили.
Она ждала, что я что-нибудь скажу. Что? «Чистые ли там простыни? Кабельное телевидение есть?»
Я не сказал ничего.
– Может, стоит взять с собой что-нибудь выпить? Не думаю, что в номере у меня что-то есть.
Я сказал: прекрасно. Она кивнула, дождалась промежутка в трафике и выехала на дорогу.
Я внимательно смотрел на пейзажи за окном, чтобы потом найти дорогу назад к своей машине. Через четверть мили она сняла правую руку с руля и положила мне ладонь на пах. Ее глаза не отрывались от дороги. Еще через четверть мили рука вернулась к баранке.
И в чем же был смысл всего этого? Убедиться, что я готов ее кое-чем угостить? Напомнить мне, зачем мы едем в мотель?
А может, просто показать мне, что она настоящая леди, леди до кончиков пальцев.
Похоже, я продолжал получать то, что все время искал.
Потому что, признаемся, вы же не ищете Сюзи-домохозяйку в вульгарной забегаловке, где полно грубиянов с пикапами. Войдя в зальчик, где Китти Уэллс[43] поет о том, что ангелы салуна не творенья Божьи[44], что вы сами найдете, кроме тех самых ангелов из салуна родом?
Если вам нужн женщина, верная одному мужчине, у которой всегда порядок в доме и заборчик аккуратно выкрашен, вам нужно охотиться в других местах.
А я не ходил на посиделки методистов, на собрания родителей без партнеров, не углублял образование, участвуя в поэтических семинарах, я – совсем другая песня – искал любви во всех непристойных местах, так отчего ж винить судьбу за то, что она посылает мне такую женщину, как Клаудия?
Или как там ее зовут на самом деле.
Мотель был одноэтажным заведением, не относящимся к какой-либо сети, достаточно презентабельным, но не таким, где остановилась бы женщина ее типа, чтобы переночевать. Она бы выбрала «Рамаду» или «Хэмптон Инн», а это был самый обычный бесцветный мотель из «никаких». Достаточно чистый, добротно выстроенный, расположенный в стороне от дороги – для приватности. Ее номер находился сзади, где маленький «форд» с дороги было не увидеть. Если бы он был не прокатный, а ее собственный, то, проезжая мимо, номера было невозможно заметить.
Как будто это имело какое-то значение.
Внутри, закрыв дверь и защелкнув замок, она повернулась ко мне и первый раз показалась немного неуверенной. Словно пыталась придумать, что сказать, – или ждала, что я скажу что-нибудь.
Э, к черту такие игры. В машине она держала меня за конец, а этого достаточно, чтобы растопить лед. Я потянулся к ней и поцеловал, а потом, положив ладонь на задницу, притянул ее к себе.
Я мог бы стащить с нее джинсы, порвать ее шелковую блузку. Был у меня такой позыв.
Более того, я хотел сделать ей больно. Размять немного кулаком в живот, посмотреть, как она среагирует на удар по печени.
Факт: у меня бывают такие мысли. Когда они приходят, я всегда на мгновение вспоминаю лицо моей матери. Только на мгновение, как тот блик зеленого света, который иногда видишь, наблюдая за солнцем, встающим над водой. Он исчезает сразу же, раньше, чем ты поймешь, что видел, и потом уже не можешь быть уверенным, что действительно видел его.
Вот так же.
Я был с ней нежен. Ну, достаточно нежен. Она же не выбрала меня из толпы, потому что ей хотелось душевных слов и воздушных поцелуйчиков. Я дал ей то, что, как я чувствовал, она хотела, – но не более того. Было трудно поймать ее ритм, было трудно ее раскрутить и удерживать, а потом дать ей кончить, оставаясь в ней все время, добиваясь последней слабой дрожи всего сладкого механизма ее тела.
Да это вообще-то запросто. Я этому с юности научен. Я знаю, что делать и как делать.
– Я знала, что будет хорошо.
Я лежал с закрытыми глазами. Не знаю, о чем я думал. Иногда мозг просто плутает сам по себе и думает свои собственные мысли, а потом где-то стреляет выхлопная труба или энергия в комнате вдруг меняется, и я снова там, где был, а все мысли исчезают без следа.
Я думаю, так, наверное, у всех. Не могу ж я быть каким-то особенным – я и мои частные мысли.
На этот раз ее голос вернул меня в настоящее как удар грома. Я перекатился на спину и увидел ее в полусидячем положении в кровати рядом со мной. Она вынула подушку из-под задницы и положила ее под голову и плечи. Она производила впечатление женщины с сигаретой, хотя и не курила, да и сигарет поблизости не видно. Но это чувствовалось именно так, сигаретка «после того как», есть она на самом деле или нет.
– Все, чего я хотела, – сказала она, – прийти сюда, запереть дверь, закрыться от мира, и чтобы все в этом мире исчезло.
– Получилось?
– Как по волшебству, – сказала она. – Ты не кончил.
– Нет.
– Что-то было…
– Иногда я специально удерживаю.
– О…
– Это делает второй заход лучше. Более интенсивным.
– Могу представить как. Но ведь для этого нужен жесткий контроль?
Я не пытался удерживать специально. Я пытался кинуть ей трах, о котором она не скоро забудет, вот и все. Но я не обязан был ей об этом рассказывать.
– Мы ведь сможем сделать это второй раз? Тебе не надо уезжать?
– Я буду здесь всю ночь, – сказала она. – Мы даже сможем позавтракать утром, если ты хочешь.
– Я думал, тебе нужно ехать домой к мужу.
Ее ладони зашевелились, и пальцы правой руки обхватили основание безымянного пальца на левой, убеждаясь, что кольца там нет.
– Не кольцо, – сказал я. – След от кольца. Вмятина на коже, потому что ты сняла его буквально перед тем, как зайти в забегаловку. И тонкая белая линия, показывающая, куда не добралось солнце.
– Шерлок Холмс, – сказала она.
Она сделала паузу, давая мне возможность что-нибудь сказать, но зачем помогать ей? Я тоже молчал, и она сказала:
– Ты не женат.
– Нет.
– А был когда-нибудь?
– Ответ тот же.
Она подняла ладонь, словно рассматривая свое кольцо. Думаю, она смотрела на след, который кольцо оставило.
Она сказала:
– Я думала, что выйду замуж сразу после школы. Там, где я выросла, если ты была хорошенькой, оно обычно так и происходило. Или ты не была хорошенькой, но кто-то тебя обрюхатил.
– Ты была хорошенькой.
Она кивнула. Зачем делать вид, как будто она этого не знала?
– Но я не забеременела, а у моей подружки появилась идея: давай уедем из этого города, поедем в Чикаго, посмотрим, что у нас получится. И я с ходу собрала вещи, и мы поехали, и ей хватило трех недель, чтобы ее загрызла ностальгия, и она вернулась.
– А ты нет.
– Нет. Мне понравился Чикаго. Или казалось, что понравился. Мне нравилось то, какой я была в Чикаго, не потому, что это Чикаго, а потому что тот городок был не мой.
– И ты осталась.