Аполлония Макгвайр Джейми

В последние три года День благодарения был для меня трудным днем, и я боялась сломаться. Да, денек предстоял тяжелый…

Профессор разъяснял новые главы учебника физики, а я дрожащей рукой делала совершенно ненужные заметки на полях, сама не понимая, что пишу. К концу лекции моя тревога стала нестерпимой.

Кабинет доктора Зорбы был в этом же здании, я промчалась мимо студентов, думая лишь о том, какое почувствую облегчение, увидев его сидящим в уродливом и потрепанном оранжевом кресле. Кресло жило здесь с начала работы доктора Зета в Кемптоне, то есть – уже тридцать лет.

Я ворвалась в кабинет без стука и плюхнулась на стул, успокаивая дыхание. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох… выдох. Вдох… выдох.

– Трудное утро? – спросил доктор Зет, продолжая что-то писать на листе.

– Она так нужна мне сегодня.

– Я же говорил – не отрезай волосы.

– Слишком поздно.

Совладав с дыханием, я заметила, что по другую сторону письменного стола доктора Зета кто-то сидит на вращающемся стуле. Это меня ошеломило и смутило, а потом смущение перешло в гнев.

– Что ты тут делаешь?

Сайрус не ответил. Просто наблюдал, как мой взгляд мечется между ним и профессором.

– У нас была назначена встреча, – объяснил доктор Зет.

– Насчет исследований? – спросила я. – А почему меня не позвали?

Доктора Зета это ничуть не задело.

– Ты слишком устала, Рори. Успокойся, а потом поговорим.

– Но вы не могли знать, что у меня будет тяжелое утро. Оно не имеет отношения ко встрече по поводу исследований.

– Это ты решила, что разговор – об исследованиях, – возразил профессор обычным низким и спокойным голосом. – Не забывай, Сайрус тоже мой студент. У нас есть и другие темы для разговора.

– Он не Сайрус. Он просто Сай, – брякнула я.

Оба весело уставились на меня.

– Он сам это сказал, – пояснила я, махнув рукой на Сая.

Неужели Сай не дал профессору знать, что предпочитает короткое имя?

Доктор Зет смотрел на меня, ожидая, что я наконец приду к какому-то выводу.

– Ладно, – кивнула я, злясь все сильнее. – Полагаю, мне лучше уйти, чтобы вы закончили разговор.

– Сиди, – ответил доктор Зет. – Мы уже закончили. И можем поговорить о наших исследованиях, раз уж вы оба здесь.

Я поудобнее устроилась на стуле, довольная предложением.

Доктор Зет продолжил:

– Я пришел к решению, что весь этот проект должен остаться между нами. Все данные следует занести в запароленные файлы, а записи на бумаге – пропустить через бумагорезку и отправить в мусоросжигательную печь.

Я склонила голову набок, наблюдая за профессором. Вид у него был строгий и даже суровый; таким я его никогда не видела. Он не шутил.

– И нам не следует говорить о них, – добавил Сайрус, – никому.

– Я что-то пропустила?

Доктор Зет скрестил пальцы и положил ладони на стол.

– Я получил несколько электронных писем от доктора Фентона Теннисона. Он работает в ЦРУ, в комитете по науке, связан с военным руководством и высшими чиновниками. В некоторых кругах этот комитет известен как «Великая дюжина». И его… интересует наш образец.

Я выпрямилась:

– Значит, слухи не лгут?

Доктор Зет вздохнул:

– Похоже, что нет, и для нас это плохая новость.

Я уже слышала от доктора Зета о докторе Теннисоне, а еще раньше о нем говорил отец. Теннисона считали человеком непорядочным задолго до моего рождения, его с треском выставили из большинства научных сообществ. Однако он обладал блестящим умом, и некоторые исследовательские институты продолжали с ним сотрудничать – пока хватало сил терпеть его безумное поведение. После Теннисон исчез из поля зрения научного мира, и поползли слухи, что ему доверили высокий пост в ЦРУ.

– Значит, его интересует наш камень… он хочет его заполучить, – уточнила я.

– Он его требует! Утверждает, что это собственность правительства.

– А мы не отдадим? Но разве он не может просто забрать его?

– Надеюсь, что не сможет без решения суда. Теоретически это дает нам время, чтобы закончить исследования до того, как мы переместим образец в более надежное место. Он важнее, чем я мог вообразить, Рори. Мы должны держать его подальше от всех, кто способен воспользоваться тем знанием, которое мы извлекаем из него.

– Но такие структуры, как ЦРУ, обычно не ждут решения суда, доктор Зет.

– Именно поэтому мы должны все сделать очень быстро.

– Ладно. ЦРУ нужен камень, однако когда они за ним явятся, у вас его не будет, потому что вы намерены его спрятать. Но ведь это незаконно, так?

– Да, – преспокойно ответил профессор.

Мужчины посмотрели на меня, ожидая реакции. До Дня благодарения оставалась пара дней, скоро в студенческом городке станет совершенно пусто. Подходящее время, чтобы забраться в Фицджеральд-билдинг и посвятить себя записи данных доктора Зета. Весьма кстати. Я не хотела проводить День благодарения в одиночестве, а проект доктора мог помочь мне забыть о тоске сиротства.

– Я с вами, – сообщила я.

Сай и доктор Зет обменялись понимающими улыбками.

Два. Два взгляда Сая с того момента, как мы уселись на табуреты двадцать минут назад. Я принесла средних размеров пиццу и уже съела несколько ломтиков. Надеялась, что Сай попросит кусочек, но он этого не сделал. Может, вообще на меня не смотрел. А может, умирал от голода, но считал невежливой подобную просьбу.

– Хочешь? – Я протянула ему ломоть.

Сай покачал головой:

– Нет, спасибо.

Я вернула пиццу в коробку и закрыла крышку.

После каждой лекции Сай ожидал меня с улыбкой на лице. Предлагал мне руку и задавал кучу вопросов обо всем, что только мог придумать, – кроме вопросов о моей семье и моем прошлом, что я вполне одобряла. Мы говорили о разных пустяках – вроде концертов и еды – и о вещах, которые обычно несвойственны молодым людям, – вроде политики и религии. Сайрус хотел знать мое мнение обо всем на свете, но не потому, что желал поспорить. Ему хотелось просто знать.

Бенджи приглашал меня пообедать, но я вместо этого занялась с Саем образцами в лаборатории.

Казалось, я теперь провожу с Сайрусом в два раза больше времени, чем прежде, и он общается со мной больше в два раза. Но он никогда не говорил о себе, а в ответ на мои расспросы спрашивал что-нибудь обо мне.

Я снова открыла коробку. Запах жирной пиццы с сыром еще сильнее разнесся по лаборатории. Сайрус посмотрел на меня в третий раз, но тут же вернулся к стопке листов перед собой.

– Ты уверен, что не хочешь кусочек? – Я достала очередной треугольный ломтик. Расплавленный сыр потянулся следом, я подхватила его пальцем и сунула в рот. – Очень вкусная. Лучшая в городе.

– Пахнет замечательно, – согласился Сай, по-прежнему глядя в бумаги.

– Так съешь кусочек!

– Не уверен, что мне следует это делать.

Я наморщила нос:

– Но почему?

– Потому что… я никогда раньше не ел пиццу.

– Никогда не ел пиццу? – Я была ошеломлена. – Врешь!

Он посмотрел на меня и моргнул, огорошенный обвинением:

– Я не лгу.

Я положила еще ломоть на бумажную тарелку и протянула ему:

– Обалдеть. А теперь попробуй. Испытай все, что положено испытывать в колледже.

После некоторого колебания Сай взял тарелку и внимательно осмотрел кусок пиццы. Масло уже размазалось по картонной тарелке вокруг сырных границ. Кусочки острой копченой колбасы и сосисок поблескивали.

Я невольно улыбнулась:

– Если у тебя нет аллергии на лактозу, откуси кусочек, или навсегда превратишься в моих глазах в драную кошку.

– О-ох… – пробормотал Сай. – Я бы предпочел, чтобы ты воспользовалась другим определением. Хотя и это не слишком вульгарно, однако… Как я могу превратиться в кошку из-за того, что не попробую пиццу? Тем более что принадлежу к мужскому полу…

– Балбес, пижон, кто угодно… да откуси ты от этого чертова ломтя!

Сай неловко взял с тарелки треугольный кусок, откусил от кончика и принялся жевать с закрытыми глазами.

– Ну и?..

Он глотнул:

– Великолепно. А теперь я действительно должен вернуться к работе.

Он поставил тарелку на стол, взял карандаш и что-то записал элегантным мелким почерком.

Я немного посидела, остывая, а потом защелкала клавишами клавиатуры. «А еще говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок!»

Я едва покончила с третьим столбцом, когда Сайрус вдруг соскочил с табурета и бросился к ближайшей корзине для мусора. Все его тело напряглось, и его стало рвать.

– Ох боже! Сай! – закричала я, вскакивая и подбегая к нему.

Но приступ рвоты закончился так же быстро, как и начался. Сайрус сел на пол, прислонился к шкафу с файлами и тяжело задышал. Его оливковая кожа покрылась потом.

– Все в порядке, – сказал он между вздохами.

Я потянулась к своему столу, нащупала салфетку и предложила Саю. Он взял ее, не глядя на меня, и вытер губы.

– Ох, прости, мне так жаль… Ты что, на какой-то особенной диете?

Сайрус вовсе не был худым, выглядел он фантастически крепким, рост – не меньше шести футов. Он снял коричневую саржевую куртку, и я впервые увидела его руки – мышцы натягивали короткие рукава футболки.

– Нет, – ответил он и еще раз вытер рот. – А впрочем… в строгом смысле да.

– Но почему ты ничего не сказал?

Сайрус встал; он был почти на голову выше меня.

– Ты умеешь напугать, Рори Риордан.

– Ты даже мою фамилию знаешь, – заметила я, наблюдая, как он снова усаживается на табурет. – А я о тебе ничего не знаю.

Сайрус бросил на меня короткий взгляд и снова уставился в бумаги, поправив очки:

– Ничего дурного в этом нет. Близкое знакомство слишком переоценивают.

– Да, но твоя фамилия?

Сай уронил карандаш и испустил протяжный вздох:

– Да ты даже произнести ее не сможешь.

Я вернулась к своему табурету и уселась:

– А ты проверь.

– Это ужасно бессмысленная трата времени.

Мои брови взлетели вверх.

– Позволить мне узнать тебя чуть лучше – пустая трата времени? Вот спасибо!

Лицо Сайруса смягчилось.

– Нет, конечно же нет. Я не это имел в виду. Ты очень… ты мне нравишься.

– Достаточно нравлюсь, чтобы проверять, все ли со мной в порядке, и провожать на лекции, но недостаточно, чтобы доверять мне? Ты к этому ведешь?

Мой голос прозвучал до глупости резко, но я себя чувствовала так, словно Сайрус дал мне пощечину.

– Извини, Рори… Я совершенно не хотел тебя расстраивать. Просто иногда чувствую, что будет лучше, если не… мы слишком… я тоже… – Он вздохнул, запутавшись. – Каземде.

Я даже не моргнула:

– Это совсем нетрудно выговорить.

Сай улыбнулся:

– Попробуй произнести по буквам.

– А что тебе нравится из еды?

– В местной кухне ничего в особенности. Здесь еда… ты когда-нибудь слышала поговорку: «Ешь, чтобы жить, а не живи, чтобы есть»?

Я покосилась на него, и он пожал плечами.

– Ладно, а дома какая у тебя любимая еда?

– Это трудно объяснить… – Сообразив, что я жду ответа, Сай продолжил: – Называется махалладжхарад. Немного похоже на то, что вы зовете морепродуктами.

– То есть это рыба?

– Похоже на рыбу.

«Уже неплохо…»

– А как ты развлекаешься?

– Моя культура сильно отличается от вашей, Рори.

Я недоверчиво уставилась на него.

– Хочешь сказать, что египтяне вообще не развлекаются? Чушь собачья.

– Хочу сказать, что наши развлечения – учеба и исследования. Это совсем иное, и я знаю, что ваша культура с трудом воспринимает другое. Вы уж очень… недоверчивы.

– Я не верю, что ты меня считаешь пугающей. Можно подумать, ты живешь в каком-то ангельском саду, где нет зла.

Сай нахмурился, потом снова уставился в бумаги:

– Мне не следовало есть пиццу. Очень глупо с моей стороны.

– Это точно, – согласилась я, садясь поудобнее.

Сайрус скривился:

– Но ты же мне велела…

– Я же не знала, что у тебя аллергия. Сам виноват.

– Ты сегодня не слишком любезна.

– А я никогда такой не была.

– Неправда. Ты можешь быть очень милой, когда захочешь.

– Я не лгу, – заявила я.

– Нет, лжешь.

– Ты мне нравишься больше, когда помалкиваешь.

– Взаимно! – ответил Сай, снимая очки.

И снова я обнаружила, что ненавижу его и в то же время тону в его странных и удивительных золотистых глазах.

Я схватила куртку.

Сай резко выпрямился, все его тело напряглось.

– Куда ты собралась?

Я пошла к двери, на ходу засовывая руки в рукава:

– Я не могу вот так работать.

– Но… нам еще нужно разобраться с этой пачкой, и с основными образцами, и…

– Подождут до завтра.

– Нет, Рори, они не могут ждать. Мне очень жаль.

Я остановилась, все еще глядя на дверь.

– Мне действительно жаль, – повторил Сай, и в его голосе послышалась мольба. – Я поддался слабости, мне стало плохо, и я выплеснул на тебя весь гнев и дурные чувства. Это непростительно. Извини, пожалуйста.

Я обернулась:

– Кто ты такой?

– Что? – Сай заерзал на табурете.

– Ты учишься в Кемптоне, но разговариваешь как психолог.

Уголки рта Сая приподнялись.

– Уверяю тебя, я не психолог. Я просто очень внимателен и весьма восприимчив к человеческой природе. Пожалуйста, вернись на место. Давай закончим работу.

Я скривилась.

– Ты ведь понимаешь, простить кого-то не значит стать слабой, – сказал Сайрус.

– Нет, но это дает другим право снова причинить тебе боль.

– Вот как? Я причинил тебе боль? – Похоже, эта мысль сильно задела Сая.

Я нервно сглотнула:

– Никто не может причинить мне боль. Это все равно что пытаться долить воды в чашку, которая полна до краев.

Лицо Сайруса вытянулось.

– Пожалуйста, Рори… мне так жаль… Я совсем не хотел тебя огорчать.

Я развернулась и оставила Сая одного в подвале.

Взбежала по лестнице и не останавливалась, пока не проскочила сквозь двойные стеклянные двери на улицу. Оказавшись снаружи, глубоко вдохнула, будто только для того и вышла, чтобы глотнуть воздуха. Я продолжала время от времени ходить в спортзал с Бенджи и уже не была такой слабачкой, как прежде, но сейчас ужасно злилась. Никто не смущал, не злил и не доводил меня до бешенства так, как этот Сайрус Каземде, – и не вызывал в то же время желания поцеловать его. Почему он пробуждал во мне столь противоречивые чувства? И что творилось со мной, если я не могла вытряхнуть его из головы?

Кто-то остановился рядом со мной.

– Ты в порядке?

Я подпрыгнула:

– Черт побери, Бенджи, что ты здесь делаешь?

– Жду, когда ты отработаешь свое. И собираюсь проводить тебя домой.

– Ты похож на преследователя.

– Я думал об этом. Но я же не имею в виду ничего плохого. Просто хочу убедиться, что ты спокойно доберешься до дома, и подумал, вдруг сегодня моя очередь.

Я знала, он подразумевает Сая, с которым я теперь постоянно ходила, но не желала углубляться в тему.

– Сколько раз я говорила…

– Знаю. Тебе никто не нужен. Но может, это я нуждаюсь в друге? Об этом ты никогда не думала?

Бенджи захватил меня врасплох. Он стоял напротив, засунув руки в карманы куртки, и ожидал ответа. Слишком много честности для одного вечера…

Студенческих компаний, идущих на вечеринки, сейчас нигде не было видно, и это означало только одно – большую тусовку в пустом складском помещении. Я вздохнула. Чтобы туда попасть, придется платить за такси…

– Что, вечеринка на складе? – спросила я, окидывая взглядом пустой кампус.

Люди меня не интересовали, а уж вечеринки – тем более, но в это мгновение я готова была пойти куда угодно, лишь бы отвлечься от мыслей о Сае.

– Да. Хочешь сходить?

Карие глаза Бенджи выглядели уставшими, но он стоял здесь, ожидая, когда я закончу работу в лаборатории. Чем-то ведь нужно было ответить на подобную самоотверженность.

– Только если пустишь за руль.

Бенджи улыбнулся:

– Договорились.

Я не была откровенной задницей. Я не вела чужую машину так, словно угнала ее, но ведь здорово чуть ускоряться… Бенджи, похоже, ничего не имел против. Ему даже нравилось, что я улыбаюсь.

Мы припарковались на открытом месте, немного в стороне от других машин, чтобы никто не зацепил сверкающие дверцы «мустанга». Машина Бенджи была идеально чиста, и я знала, что он всегда парковался в стороне, желая сохранить ее незапятнанность.

Мы вошли в здание, и я одурела от громкой музыки, огней и сигаретного дыма. В этом складе устраивались по две вечеринки в год, и организовывали их студенты, принадлежавшие к какому-то тайному обществу. Никто никогда не видел их вместе. Никто никогда не знал заранее, что произойдет на вечеринке. Но когда она заканчивалась, тайное общество приобретало парочку новых членов, – по крайней мере, таковы были слухи.

Бенджи повел меня по металлическим коридорам, а я почти не слышала клацанья металла под ногами. Я не знала, для чего прежде использовался этот склад, но теперь он превратился в гнездо разврата – здесь знакомились, здесь в каждом углу стояли бочонки с пивом, в темных помещениях парочки занимались пьяным сексом, а у нескольких самодельных столов толпились люди, желавшие нюхнуть кокаина.

Но мы ведь собирались стать инженерами, а не святыми. Огромные нагрузки могут загнать тебя, как лошадь, а то и свести с ума. И каждый справлялся с напряжением по-своему, в особенности по мере приближения выпуска. Все мы искали способы, как выпустить пар, но ведь никому не хотелось, чтобы студенты орали на улицах, занимались вандализмом, врезались в своих машинах в деревья, или, наоборот, превращались в затворников, или начинали палить во всех подряд из ружей и пистолетов.

Бенджи потянул на себя тяжелую железную дверь, и мы вышли наружу, во внутренний двор. Прошагали по узкому настилу и подошли к небольшой компании студентов, топтавшихся у трех бочонков. Когда мы пробились ближе, Бенджи поднес стаканчик к крану бочонка и подождал, пока в него накапает пива. Потом с виноватым видом оглянулся на меня. Мы пришли слишком поздно, бочонки почти опустели.

– Должна быть еще одна емкость. Подожди здесь, посмотрю, что можно найти.

Я кивнула и подергала себя за остатки волос на макушке. Короткие пряди даже не нуждались в укладке, и это рождало чувство свободы.

В дверях поблизости стояла Элли с незнакомым парнем. Его челюсть энергично двигалась, когда он целовал Элли – так основательно и долго, что у меня желудок свело. Губы парня жадно и нетерпеливо впивались в губы Элли. Я подумала, что вокруг рта Элли обязательно останется кольцо блестящей слюны, когда парень наконец оторвется от нее, и по моей спине пробежала дрожь. Колено парня зажалось между ногами Элли, она слегка терлась бедрами о бедра партнера.

Ох, ох… Мне хотелось отвести взгляд, но я не могла.

– Рори, да?

«Ох, слава богу… Кем бы ты ни был, спасибо…»

– Привет, я Кевин Монро. Мы вторую часть физики слушаем вместе.

Хотя в глазах Кевина и не светились «пьяные чертики», я предпочла держаться подальше от него. Я была наслышана об этом парне. Он учился в Кемптоне третий год и уже трижды мог угодить в тюрьму за сексуальные домогательства. И это только те случаи, когда у женщин хватало храбрости и поддержки, чтобы выдвинуть обвинение. Но по разным причинам все сходило на нет.

Кевин уставился на мою грудь, потом снова посмотрел мне в глаза со знакомым выражением. Взгляд его словно говорил: «Надеюсь, ты такая же захмелевшая и легкомысленная, как и я».

Я кивнула.