Потерявший надежду Гувер Колин

Глава 29 1/2

Лесс,

я не разговариваю с ней уже две недели. В школу, правда, хожу, потому что мне нестерпима мысль не видеть ее каждый день. Просто наблюдаю за ней издалека. Мне очень больно, что теперь она грустит.

Я надеялся, что мое поведение в кафетерии в прошлый понедельник разозлит ее. Но когда я решил, что лучше не буду вторгаться в ее жизнь, то надеялся, что ее гнев поможет ей быстрее забыть меня. Но она не кажется разгневанной. Она выглядит такой несчастной, и это убивает меня.

В выходные я составил перечень всех «за» и «против» того, чтобы сказать ей правду о том, кто она такая. Хочу поделиться с тобой, чтобы ты лучше поняла мое решение, поскольку я знаю, что все это какая-то чепуха.

За то, чтобы сказать Скай правду:

• Ее родные заслуживают того, чтобы узнать, что с ней произошло и что с ней все в порядке.

• Она заслуживает того, чтобы узнать, что произошло.

Против того, чтобы сказать Скай правду:

• Правда разрушит ее теперешнюю жизнь.

• В детстве она никогда не казалась счастливой, а сейчас она счастлива. Мне кажется, неправильно принуждать ее вернуться к той жизни, которую она даже не помнит.

• Если она поймет, что я все время знал, кто она такая, она не простит меня за то, что я скрывал это.

• Я знаю, она считает, что ее день рождения будет на следующей неделе, но на самом деле до восемнадцати ей осталось несколько месяцев. Если она выяснит это прямо сейчас, то решение о ее дальнейшей судьбе будет принимать ее отец и штат. Я хочу, чтобы она, когда узнает правду, была достаточно взрослой и принимала самостоятельные решения.

Мне не хочется верить, что это сделала Карен, но вдруг это все же она? Если всплывет правда, Карен понесет наказание. И это, возможно, следует отнести в список аргументов «за», но вряд ли заключение ее в тюрьму пойдет на пользу Скай.

Так что, как видишь, «против» выигрывают, и поэтому я решил не говорить ей правду. По крайней мере, не сейчас. Я не стану рассказывать ей о событиях детства, однако неплохо попытаться извиниться перед ней за мое поведение во время того обеда. Буду держать все в секрете до окончания школы, а пока мы можем быть вместе. Больше всего на свете я хочу снова быть с ней, но есть много причин, почему этого делать не следует.

За то, чтобы быть со Скай:

• Я дико по ней скучаю. По ее резким замечаниям, по ее смеху, улыбке, сердитому взгляду, ее печенью, ее поцелую. (Несмотря на то что по-настоящему ее еще не целовал).

• Если я просто извинюсь, она не будет чувствовать себя такой несчастной. Мы может вернуться к тому, чем занимались, и я могу делать вид, что она не Хоуп. Это будет жестоко, но она, по крайней мере, останется довольна.

Против того, чтобы быть со Скай:

• Если мы будем вместе, она может что-то вспомнить. А я не уверен, что уже готов к тому, чтобы она вспомнила меня.

• Узнав правду, она возненавидит меня за то, что я ее обманывал. По крайней мере, если я не буду с ней, она оценит то, что я не лгал ей, когда позволил влюбиться в меня.

• Если я буду проводить с ней все время, то обязательно совершу какую-нибудь ошибку. Назову ее Хоуп, или вспомню что-нибудь из нашего детства, или стану много говорить про тебя, и она начнет вспоминать.

• Как мне вообще познакомить ее с нашей мамой? Раньше Хоуп столько времени проводила у нас, и мама сразу же ее узнает.

• Я сделаю что-нибудь такое и все испорчу. Это, пожалуй, единственное, на что я способен в этой жизни – к черту все испортить для тебя и Хоуп.

• Если я совсем уйду с ее пути, она сможет продолжать нормально жить, как последние тринадцать лет.

• Если же я останусь, то неизбежно должен буду сказать ей правду. И не важно, насколько ей нужна эта правда, – она перевернет ее жизнь. Я не могу допустить этого, Лесс. Просто не могу.

• Пишу тебе это жирными буквами. Я не стану говорить ей правду и не позволю простить меня. Пусть уж лучше обходится без меня. Пусть лучше прошлое остается в прошлом, и пусть она держит меня на расстоянии.

Х.

Глава 30

Поднимаю с пола машины пакет, подхожу к двери и звоню. Не знаю, правильно ли я поступаю. Пожалуй, нет, но почему-то не могу удержаться.

Открывается дверь, и я вижу стоящую на пороге женщину, скорей всего его мать.

– Брекин дома? – спрашиваю я.

Она медленно оглядывает меня с головы до ног, остановив взгляд на моих ботинках. Это не тот взгляд, которым женщина может изучать парня. В нем чувствуется неодобрение.

– Брекин не ждет сегодня гостей, – холодно произносит она.

О’кей, я не ожидал этого препятствия.

– Мама, все в порядке, – слышу я голос Брекина, который шире открывает дверь. – Он пришел ко мне не как к гею.

Мать Брекина фыркает, возводит очи горе и выходит, а я пытаюсь сдержать смех. На ее месте стоит теперь Брекин, окидывая меня таким же неодобрительным взглядом, как и она:

– Что тебе надо?

Я переступаю с ноги на ногу, чувствуя неловкость от недружелюбного приема.

– Мне нужны две вещи. Во-первых, я пришел, чтобы извиниться. Но, кроме того, хочу кое о чем тебя попросить.

Брекин изгибает брови:

– Я сказал матери, что ты пришел не по мою душу. Валяй, извиняйся, но на мою благосклонность особо не рассчитывай.

Я смеюсь. Мне нравится, что он хотя и злится на меня, но в то же время относится к себе с иронией. Это вполне в духе Лесс.

– Можно войти?

Жутко неловко стоять сейчас на пороге и разговаривать с ним. Брекин отступает и открывает дверь шире.

– Надеюсь, ты принес дары в знак примирения. – Он указывает на мой пакет.

Потом уходит по коридору, не оглядываясь и не приглашая с собой, так что я закрываю дверь и следую за ним. Потом он открывает дверь в свою спальню, и я вхожу туда.

– Садись, – твердо произносит он, подходя к своей кровати и садясь на край лицом ко мне.

Я медленно опускаюсь на стул, а он опирается локтями на колени и сжимает перед собой руки, глядя мне прямо в глаза:

– Полагаю, потом ты извинишься перед Скай? После того как уйдешь отсюда? Потому что извиниться тебе надо именно перед ней.

Я кладу пакет на пол и откидываюсь на стуле:

– Ты всерьез защищаешь ее, верно?

Брекин с равнодушным видом пожимает плечами:

– Ну, учитывая, как с ней обращаются всякие уроды, кто-то должен оберегать ее.

Я плотно сжимаю губы и киваю, но пока ничего не говорю. Он пристально смотрит на меня, пытаясь, вероятно, разгадать, с чем я пришел. Коротко выдыхаю и начинаю излагать:

– Брекин, послушай. Возможно, все это выглядит чепухой, но выслушай меня, ладно?

Брекин выпрямляется и закатывает глаза:

– Пожалуйста, скажи, что собираешься объяснить то, что произошло в кафетерии. Мы много раз пытались проанализировать твое поведение, но не нашли в нем ни капли здравого смысла.

– Не могу объяснить тебе то, что произошло. – Я качаю головой. – Не могу. Скажу только, что Скай значит для меня больше, чем ты можешь вообразить. Я напортачил, и теперь слишком поздно возвращаться и что-то исправлять. Мне не нужно ее прощение, потому что я его не заслуживаю. Мы оба понимаем, что ей лучше не быть со мной. Но мне надо было прийти сюда и извиниться перед тобой, потому что я заметил, как хорошо ты к ней относишься. Меня убивает, что я обидел ее, но я знаю, что тебя это тоже травмирует. Поэтому прости меня. – Я смотрю ему прямо в глаза. Слегка наклонив голову и покусывая нижнюю губу, он изучает меня. – В следующую субботу у нее день рождения. – Я поднимаю с пола пакет. – Это я приготовил для нее и хочу, чтобы ты ей передал. Ей не нужно знать, что он от меня. Просто скажи: это для нее. Я знаю, ей понравится.

Вынимаю из пакета электронную книгу и бросаю ему. Он ловит ее и смотрит на гаджет.

Он рассматривает его несколько мгновений, потом переворачивает и смотрит на оборотную сторону. Затем бросает на кровать рядом с собой, вновь сплетает пальцы и упирается взглядом в пол. Я выложил все, что хотел, и теперь жду ответа.

– Можно, я скажу одну вещь? – Он поднимает глаза.

Я киваю, предполагая, что он собирается сказать гораздо больше.

– Наверное, сильнее всего меня разозлило то, что мне понравилось смотреть на вас вдвоем. Меня радовало, что она была так счастлива в тот день. И хотя я наблюдал за вами не больше получаса, пока ты не сделал ручкой, – он машет рукой, – это казалось правильным. Ты как будто создан для нее, а она – для тебя, и… не знаю. Холдер, в твоих действиях нет логики. Не было логики, когда ты в тот день ушел от нее, и сейчас нет логики. Но я знаю, что она тебе не безразлична. Я просто тебя не понимаю. Я совсем тебя не понимаю, и это меня бесит, потому что единственное, в чем я силен, – это в понимании людей.

Да уж, это явно больше, чем «одна вещь». Хотя я не считал.

– Можешь поверить мне на слово, что она мне действительно не безразлична? Я желаю ей только самого хорошего, и хотя меня убивает то, что я для нее не лучший вариант, я хочу видеть ее счастливой.

Брекин улыбается и берет с кровати электронную книгу.

– Что ж, полагаю, когда я вручу ей этот потрясающий подарок, на который потратил все свои сбережения, она совершенно позабудет Дина Холдера.

Глава 30 1/2

Лесс,

а Брекин – крутой парень. Он бы тебе понравился. Я пришел к нему в пятницу вечером и принес подарок для Скай. Мы с ним немного поговорили, и, пожалуй, сейчас он уже не хочет надрать мне задницу. Вряд ли это у него получилось бы, но это даже укрепило мое уважение к нему. Он так разозлился, что собирался драться со мной, хотя осознавал свои слабые шансы.

Непонятно было, что получится из этого визита, но в конце концов я засиделся у него почти до полуночи. Я никогда по-настоящему не увлекался видеоиграми, и мы играли в «Современные методы ведения военных действий». Хорошо было просто дать мозгам передышку. Правда, не знаю, надолго ли хватило этой передышки. Брекин считает, что я слишком много говорю про Скай. Он не понимает, почему бы мне просто не извиниться перед ней, если уж она мне так нравится. К сожалению, я не могу объяснить ему все, поэтому он никогда меня не поймет. Но он, кажется, смирился с этим.

Мы оба считаем, что лучше Скай не знать о нашей встрече. Не хочу, чтобы она расстраивалась из-за Брекина, думая, что я обманываю ее, заводя с ним дружбу. Но клянусь, Лесс, я приходил к нему не как к гею.

Х.

Глава 31

– Чем собираешься заниматься? – спрашиваю я.

– Мне все равно, чем заниматься, – отвечает Дэниел.

– Мне тоже.

Мы сидим в машине на его подъездной дорожке. Я откинулся на сиденье, положив ноги на приборную доску. Он сидит в том же положении на водительском месте, рука свешивается с руля, а голова опирается на подголовник. Смотрит из окна отсутствующим взглядом.

– Что с тобой случилось? – спрашиваю я.

Продолжая смотреть в окно, он испускает тяжелый подавленный вздох и разочарованно произносит:

– Опять поругался с Вэл. Она полоумная. Она действительно полоумная.

– Я думал, за это ты ее и любишь.

– Но и не люблю тоже из-за этого. – Он опускает ногу на пол и двигает сиденье вперед. – Уедем отсюда.

Он включает передачу и задним ходом выдвигается с подъездной дорожки.

Я пристегиваю ремень безопасности и опускаю темные очки со лба на глаза.

– Чем хочешь заняться?

– Все равно.

– Мне тоже все равно.

– Брекин дома? – спрашиваю я у его матери, которая теперь оглядывает Дэниела точно так же, как оглядывала меня в прошлую пятницу вечером.

– Ну, ты что-то к нам зачастил, – говорит она мне.

В ее голосе нет никакой иронии, и, честно сказать, она меня немного пугает.

Мы молчим несколько неловких мгновений, и она так и не приглашает нас войти. Дэниел склоняет ко мне голову:

– Караул. Я боюсь.

Дверь открывается шире, и на месте матери появляется сам Брекин. Теперь уже он подозрительно оглядывает Дэниела.

– Ты от меня ничего не получишь, – говорит ему Брекин.

Дэниел с недоуменным видом поворачивается ко мне:

– И ты в вечер пятницы привозишь меня в дом этого пупсика? – Он сокрушенно качает головой. – Что, черт подери, с нами случилось, чувак? Что с нами, блин, сделали эти сучки?

Я смотрю на Брекина и сочувственно киваю в сторону Дэниела:

– Проблемы с девчонкой. Я подумал, игра в войнушку может помочь.

Брекин со вздохом закатывает глаза, потом отходит в сторону, давая нам пройти. Мы входим в дом. Брекин закрывает за нами дверь, потом встает перед Дэниелом:

– Ты снова назвал меня пупсиком, и мой новый лучший друг номер два на всем белом свете надерет тебе задницу.

Дэниел ухмыляется, потом скашивает на меня глаза. У нас происходит один из наших молчаливых разговоров, когда он говорит мне, что этот парнишка не так уж плох. Я улыбаюсь, полностью соглашаясь с ним.

– Давай разберемся. – Брекин пытается уяснить только что сделанное Дэниелом признание. – Ты не знаешь даже, как эта девушка выглядела?

– Нет. – Дэниел хвастливо улыбается.

– Как ее звали? – спрашиваю я.

– Без понятия. – Он пожимает плечами.

Брекин кладет пульт управления игрой и поворачивается к Дэниелу:

– Как же ты оказался с ней в кладовке?

С лица Дэниела не сходит самодовольная ухмылка. Похоже, он так гордится этим, и меня удивляет, что он мне впервые об этом рассказывает.

– Правда, забавная история. В прошлом году на пятом уроке у меня были «окна». Это было упущение со стороны администрации, но я не хотел, чтобы кто-нибудь об этом узнал. Каждый день во время пятого урока, когда все шли на занятия, я прятался в чулане уборщицы и спал. Та часть коридора убиралась только после занятий, так что никто туда не ходил. Думаю, это было шесть или семь месяцев назад, как раз перед окончанием учебного года. Я, как обычно, спал в чулане на пятом уроке, и вдруг кто-то открывает дверь, проскальзывает внутрь и спотыкается о меня. Я не видел, кто она такая, потому что не включал свет, но она приземлилась прямо на меня. Мы оказались в весьма рискованном положении, но от нее так хорошо пахло, и она была довольно легкой, так что я особо не возражал. Я обнял ее, не делая попыток оттолкнуть, потому что это было очень приятно. Правда, она плакала, – добавляет Дэниел без прежнего энтузиазма. Откидывается на стуле и продолжает: – Я спросил, что случилось, и она сказала только: «Я их ненавижу». Я спросил, кого она ненавидит, и она сказала: «Всех. Ненавижу всех». Это было сказано с такой болью, что я пожалел ее. Ее дыхание было обалденно душистым, и я прекрасно понимал ее чувства, потому что я тоже всех ненавижу. Поэтому, не разжимая объятий, я сказал: «Я тоже всех ненавижу, Золушка». Мы по-прежнему были в…

– Постой-постой, – прерывая рассказ, говорит Брекин. – Ты назвал ее Золушкой? На кой черт?

– Мы были в чулане уборщицы. – Дэниел пожимает плечами. – Я не знал ее имени, а там были все эти тряпки, швабры и прочая хрень. Мне это напомнило о Золушке, понятно? Дай передохнуть.

– Но зачем тебе вообще понадобилось как-то ее называть? – спрашивает Брекин, не подозревающий о склонности Дэниела давать людям странные прозвища.

Дэниел закатывает глаза:

– Я на хрен не знаю ее имени, Эйнштейн! Перестань меня перебивать, сейчас будет самое интересное. – Он наклоняется вперед. – Итак, я сказал ей: «Я тоже всех ненавижу, Золушка». Мы оставались все в той же позе, было темно, и, честно говоря, я завелся. Понимаешь, не знать, кто она и как выглядит. Загадочно. Потом она смеется, наклоняется и целует меня. Конечно, я ответил на поцелуй, потому что выспался, и у нас оставалось еще минут пятнадцать. Мы целовались до конца урока. Ничем другим мы и не занимались: не произнесли ни слова, только целовались. Когда прозвенел звонок, она вскочила и вышла. Я не успел даже рассмотреть, какая она.

Дэниел с улыбкой смотрит в пол. Честно говоря, никогда не слышал, чтобы он так говорил о девушке. Даже о Вэл.

– Но мне показалось, ты говорил, что с ней у тебя был лучший в твоей жизни секс, – напоминает Брекин, возвращаясь к тому, с чего начался наш разговор.

– Так и есть. – Дэниел снова хвастливо ухмыляется. – Теперь-то она знала, где меня найти, и снова появилась через неделю. Свет в кладовке был выключен, она вошла и закрыла за собой дверь. Она опять плакала. Она спросила: «Ты здесь, малыш?» По тому, как она назвала меня, я подумал, что она может быть учительницей, и это здорово завело меня. За одним последовало другое, и, скажем так, я на час стал ее Прекрасным Принцем. И это был действительно лучший секс в моей жизни.

Мы с Брекином смеемся.

– Так кто она была? – спрашиваю я.

– Я ее так и не нашел. После этого она больше не появлялась, а через несколько недель занятия в школе закончились. Потом я познакомился с Вэл, и моя жизнь вышла из-под контроля. – Он с силой выдыхает и поворачивается к Брекину. – Ты сочтешь меня расистом, если я не захочу слушать про секс у геев?

Брекин со смехом швыряет пульт от игры в Дэниела:

– «Расист» – неподходящий термин, дубина. Гомофоб – да. Так или иначе, я бы тебе ничего не сказал.

Дэниел смотрит на меня:

– Нетрудно догадаться, с кем у тебя был лучший секс в жизни. Это очевидно, учитывая, как Скай тебя обломала.

Я качаю головой:

– А ты ошибаешься, потому что у нас не только не было секса, но мы даже не целовались.

Дэниел смеется, но мы с Брекином серьезны, и Дэниел быстро затыкается.

– Ну, скажи, что шутишь.

Я опять качаю головой.

Дэниел поднимается и бросает пульт на кровать.

– Почему же, блин, ты с ней не целовался? – повышая голос, говорит он. – Наблюдая за тобой последнее время, я подумал, что она офигенная любовь всей твоей жизни.

Я наклоняю голову:

– Почему же тебя это бесит?

Он крутит головой.

– Серьезно? – Подойдя ко мне, он наклоняется и кладет ладони на подлокотники моего кресла. – Потому что ты мудак. М-У-Д-А-К. – Потом он выпрямляется. – Господи, Холдер. Мне тебя по-настоящему жаль. Расслабься, чувак. Иди к ней домой, поцелуй ее и в кои-то веки позволь себе быть счастливым.

Дэниел плюхается на кровать и берет пульт. Брекин натянуто улыбается и пожимает плечами:

– Мне не очень нравится твой друг, но он высказал правильную мысль. Я по-прежнему не понимаю, почему ты так рассердился на нее и ушел, но единственный способ загладить вину – не избегать ее.

Он поворачивается к телевизору, и я, лишившись дара речи, пялюсь на них обоих.

В их устах все так просто, так легко, словно вся ее жизнь не висит на волоске. Они сами не понимают, какого хрена говорят.

– Отвези меня домой, – говорю я Дэниелу.

Не хочу больше здесь оставаться. Выйдя из комнаты Брекина, я иду к машине Дэниела.

Глава 32

Лесс,

каждому нравится иметь свое мнение, правда? Дэниел и Брекин понятия не имеют, что мне пришлось пережить. Что пришлось пережить каждому из нас.

А пошли они! Я даже не хочу рассказывать тебе об этом.

Х.

Я закрываю тетрадь и пялюсь на обложку. Какого черта я вообще все это пишу? Какого черта я стараюсь, когда она, блин, мертва? Я швыряю тетрадь через комнату, она ударяется в стену и падает на пол. Швыряю следом ручку, потом выхватываю подушку из-под головы и отправляю ее туда же.

– Черт бы все это побрал! – в отчаянии рычу я.

Я злюсь, что Дэниел считает мою жизнь такой простой. Злюсь, что Брекин по-прежнему советует мне извиниться перед Скай, как будто от этого станет лучше. Бешусь, что продолжаю писать Лесс, хотя она мертва. Она не сможет этого прочитать. Никогда! Я просто переношу на бумагу всю эту хрень, которую приходится переживать, по той простой причине, что во всем мире нет ни одного человека, с которым я мог бы поговорить.

Я ложусь, потом, разозлившись, колочу по кровати, потому что моя чертова подушка на другом конце комнаты. Встаю и поднимаю подушку. Мой взгляд падает на лежавшую под ней раскрытую тетрадь.

Подушка выскальзывает из моей руки.

У меня подгибаются колени.

Сжимаю тетрадь, которая раскрылась на самой последней странице.

Судорожно листаю страницы, покрытые записями. Это почерк Лесс. Нахожу первые слова. Стоит мне увидеть эти строчки в верхней части страницы, как сердце замирает.

Дорогой Холдер!

Прости меня, если прочтешь это. Если ты читаешь это, значит я плохо с тобой обошлась…

Я захлопываю тетрадь и швыряю ее через комнату.

Она написала мне письмо?

Дурацкое прощальное письмо?

Я задыхаюсь. О господи, я задыхаюсь! Поднявшись, я распахиваю окно и высовываю голову наружу. Делаю глубокий вдох, но воздуха все равно не хватает. Мне не хватает воздуха, и я не могу дышать. Захлопываю окно и бегу к двери спальни. Распахиваю дверь и сбегаю вниз, перепрыгивая через три ступени. Пробегаю мимо матери, и у нее от удивления округляются глаза.

– Холдер, уже полночь! Ты куда?

– Бегу! – кричу я, захлопнув за собой дверь.

Именно это я и делаю. Бегу. Бегу прямо к дому Скай, потому что лишь рядом с ней сумею вздохнуть.

Глава 33

Эти последние несколько недель, когда я изо всех сил старался избегать ее, совершенно вымотали меня, и я так больше не могу. Я думал, что проявил твердость, но вдали от нее я становлюсь слабее, чем когда бы то ни было. Понимаю, мне не следует быть здесь, и знаю, она не захочет меня видеть, но я-то должен ее увидеть. Должен ее слышать, должен прикасаться к ней, чувствовать ее тело, потому что в тот проведенный с ней уик-энд мне впервые за тринадцать лет захотелось заглянуть в будущее.

Прежде я никогда не заглядывал в будущее. Всегда оглядывался на прошлое. Я чересчур много думал о прошлом: что должен был сделать, что сделал неправильно, и никогда не пытался смотреть вперед. Встреча с ней заставила меня подумать о завтра, и о послезавтра, и о послепослезавтра, и о следующем годе, и о вечности. Теперь я нуждаюсь в этом праве, потому что если мне не приведется еще раз заключить ее в объятия, то, боюсь, я снова оглянусь назад и прошлое поглотит меня целиком.

Ухватившись за подоконник, я закрываю глаза. Пытаясь успокоить сердцебиение и дрожь в руках, несколько раз глубоко вдыхаю.

Мне так не нравится, что она не запирает окно. Поднимаю раму и отодвигаю штору, а потом забираюсь внутрь. Раздумываю, как бы предупредить ее о своем присутствии, не напугав, если она уже спит.

Я опускаю окно и подхожу к кровати, потом медленно сажусь на постель. Она смотрит в другую сторону, и, приподняв одеяло, я проскальзываю под него. Она сразу напрягается и подносит руки к лицу. Я знаю, она не спит, и она знает, что это я залез к ней в постель. Меня поражает то, что это приводит ее в ужас.

Она меня боится. Я не ожидал такой реакции. Лучше бы она разозлилась, а не испугалась.

Пока она не просит меня уйти, и вряд ли я сделал бы это, даже если бы она попросила. Мне так хочется ее обнять. Придвинувшись к ней, я засовываю руку под ее подушку. Другой рукой я обнимаю ее, сплетаю пальцы с ее пальцами и приникаю лицом к ее шее. Ощущать запах ее кожи и чувствовать под рукой ее сердцебиение – как раз то, что мне нужно, особенно сегодня ночью. Лишь знать, что я не один, пусть даже она не представляет себе, как здорово, что она позволяет обнимать себя.

Нежно целую ее в висок и прижимаю к себе теснее. После того, как я с ней обошелся, я не заслуживаю счастья лежать в ее постели и вообще присутствовать в ее жизни. Сейчас она позволяет мне быть здесь. Не хочу думать о том, что может случиться в следующие минуты. Не собираюсь также думать о прошлом. Ничего не надо: ни прошлого, ни будущего. Просто я держу ее в объятиях и думаю об этом. Именно сейчас.

Она молчит уже почти полчаса, и я тоже. Я не извиняюсь перед ней, потому что не заслуживаю прощения, и я здесь не для этого. Не могу сказать ей, что произошло в тот день за обедом, поскольку пока не хочу, чтобы она это знала. Понятия не имею, что сказать, поэтому просто обнимаю ее. Целую ее волосы и молча благодарю за то, что она вновь дала мне возможность дышать.

Прижимаю ее крепче к себе, боясь, что развалюсь на куски. Она глубоко вздыхает, потом заговаривает со мной впервые едва ли не за месяц.

– Я ужасно злюсь на тебя, – шепчет она.

Зажмуриваю глаза и в отчаянии прижимаюсь губами к ее коже.

– Знаю, Скай. – Стараюсь еще ближе прижать ее к себе. – Знаю.

Она сжимает мою руку. Она всего-навсего сжала мою руку, но этот неприметный жест для меня в этот момент важнее, чем то, что я мог бы дать ей в ответ. Я не заслуживаю такого поощрения с ее стороны, пусть даже и неприметного.

Нежно целую ее плечо.

– Знаю, – вновь шепчу я, продолжая осыпать поцелуями ее шею.

Она отвечает на мои поцелуи, и мне хочется остаться здесь навсегда. Хорошо бы задержать время, чтобы это мгновение длилось вечно.

Она обхватывает меня рукой за затылок и еще сильней прижимает к себе. Она хочет, чтобы я остался здесь. Ей нужно, чтобы я был здесь, в неменьшей степени, чем это нужно мне. Одной мысли об этом достаточно, чтобы ненадолго остановить время.

Я приподнимаюсь на кровати и осторожно надавливаю на ее плечо, чтобы она оказалась на спине. Она смотрит на меня снизу вверх. Отвожу волосы с ее лица и смотрю на нее. Я так скучал по ней, и я очень боюсь, что она придет в себя и попросит меня уйти. Господи, как же я скучал по ней! Как я мог подумать, что, уйдя от нее, сделаю благое дело для нас обоих?

– Знаю, что ты злишься. – Я провожу пальцами по ее шее. – Мне надо, чтобы ты сердилась на меня, Скай. Но еще нужнее, чтобы ты хотела видеть меня рядом.