Встреча (сборник) Леклер Лина

– А я еще пойду в оружейную палату. Тогда – пока? Может быть, еще случайно увидимся.

Очередь в оружейную палату была ужасно большая. Но делать до вечера все равно нечего, решила выстоять. И тут опять он. И как только нашел, столько народу!

– Решил с тобой за компанию сходить. Билетов уже нет, пойду постреляю, может быть, повезет.

Очередь двигалась медленно, как в Мавзолей. Он время от времени возникал, но всегда неожиданно, сзади или вдруг. Нет его, и он тут. Она смеялась над ним, а билетика так и не было. Вот и очередь дошла, на ноги надела бахилы, пошла по залам и замерла возле кунсткамеры «Шапка Мономаха». И опять сзади ее под локотки он, тут как тут. Каждый раз появлялся неожиданно, ей даже не приходилось его никогда ждать, он всегда был как подарок. И в театр он с ней пошел.

И начался их радостный роман, без слез, тоски и переживаний. Он жил и учился в Москве, а она в Москву приезжала по аспирантским делам, к руководителю. Письма хорошие он ей писал. А потом пришлось расстаться, она вышла замуж. И больше они не виделись.

Обо всем вспомнила, подумала и где-то прочитала, что счастлив тот, кто живет настоящим. Бумажку ту порвала и выкинула. Пусть все останется в памяти.

Антимиры (Продолжение про Театр на Таганке)

Зачем среди ночной поры

Встречаются антимиры?

А. Вознесенский

Однажды, пытаясь побывать в Театре на Таганке, она потерпела неудачу. И всегда всем рассказывала, что невозможно купить билет на спектакль в этот театр.

В 1966 году кто-то принес на работу сборник стихов Вознесенского, которого она очень любила, иногда читала его стихи в журнале «Юность». Они ей были не очень понятны, но очень притягивали и вызывали большой интерес. Хотелось его читать, читать и думать над каждой его строчкой. Сборник стихов купить было невозможно. Где уж сотрудник приобрел этот сборник – большой секрет. Она попросила почитать, но читать можно было только на работе, т. е. не очень-то и задумаешься.

Познакомившись со своим будущим мужем, она ему рассказывала и про то, как ей нравится Андрей Вознесенский, его стихи. Как любит его слушать, когда его выступления показывают по телевизору. И про этот сборник. Как она не все там понимает. А про театр на Таганке, просто закатывая глаза, говорила как о своей мечте.

Так получилось, что ее муж поехал в Москву на курсы повышения квалификации на один месяц, она тоже оформила туда командировку, но приехала на две недели позже. И был ей сюрприз. Муж, как только приехал в Москву, сразу пошел по театрам – приобрести билеты к ее приезду. И в первую очередь отправился в театр на Таганке. А там список желающих, который был составлен уже давно. Он записался в хвост очереди и ходил отмечаться каждый день к определенному часу. Иногда и в два часа ночи назначали перекличку. Ему повезло, что не все могли приходить в назначенное время и очередь его значительно продвинулась.

К её приезду он приобрел билеты в этот знаменитый и недосягаемый театр. И на какой, думаете, спектакль? Конечно, на «Антимиры», чтобы она насладилась стихами этого поэта (а то все уши прожужжала) и побывала в своей мечте. Он тоже хотел сходить в этот театр, но у неё это был просто бзик.

Играли В. Высоцкий, А. Демидова, Б. Хмельницкий. Играли стихи Вознесенского «Бьет женщина», «Бьют женщину» и другие из этого сборника. Она сидела и, похоже, не дышала, и слушала стихи, и ждала, что сейчас они будут играть вот это, потом вот это…

В какой-то момент она взглянула на своего мужа и увидела, что он так и сидит с открытым ртом с самого начала, как бы пытаясь захватить все то, что неслось со сцены, висело в атмосфере зала, и унести с собой.

Спектакль играли на одном дыхании. Вот, как вздохнул… и выдохнул только после того, как вышел со спектакля на улицу. Вышли из театра и молчали довольно долго, ничего не говорили друг другу, не могли выйти из этого магического оцепенения. Впечатление их не отпускало. Вот как Юрий Любимов ставит спектакли, и как играют его артисты!

И подо мной вниз головой,

Вонзившись вилкой в шар земной,

Беспечный, милый мотылек,

Живёшь ты, мой антимирок!

А. Вознесенский

Портрет в карандаше

В командировке я очень сильно простыла, так как в гостинице батареи были чуть-чуть тёплые, а на улице стояла холодная зима. Приехав домой, сразу попала в больницу. У меня распух нос и всё лицо одеревенело. Гнойный инфильтрат. Очень серьёзная вещь. Определили в лор-отделение. Палатная комната небольшая, а кроватей и людей, как сельдей в бочке. И все чего-то рассказывают про свои болезни, про домашних. И, вообще, каждому хочется чего-то рассказать.

Меня такая обстановка очень напрягала, да ещё всё болело. И поэтому я выходила в коридор, прикрывая своё лицо платком, чтобы не пугать своим видом окружающих, оставив не зашторенными только глаза. Сидела и читала книгу.

Возле меня всё время крутился мальчик лет двенадцати. Заглядывал на меня со всех сторон. Потом уходил. И снова придёт и начинает возле меня ходить. В этом отделении лежали и взрослые, и дети. Здесь было лучшее лор-отделение в городе. Я не выдержала и говорю:

– Тебя как зовут?

– Гена.

– А сколько тебе лет?

– Двенадцать.

– А что у тебя болит?

– Уши.

– В какой школе учишься?

– Я в интернате живу и учусь, в художественном. А тебя как зовут?

– Меня зовут Ольга Фатыховна. А почему ты меня на «ты» называешь?

– Какая ты Фатыховна? Ольга и всё.

– Я же старше тебя, у меня – дочь, как ты.

– Ну и что?

Мне было смешно. Он расспросил, что у меня болит. Так мы с ним и познакомились. Он мне рассказал, что в интернате живёт, потому что мама вышла замуж, отчим не признаёт Гену. У них есть свой ребёнок. И в больнице за десять дней мама была всего один раз.

Вообще про интернат ничего не рассказывал и про семью тоже. Вот только и сказал причину, по которой жил в интернате. Из дома мне приносили много всякой еды, и мы с Геной всегда вместе всё поедали. Он никогда не отказывался, ел с аппетитом. Потом присоединились к нам и остальные. Гена лежал в соседней мужской палате. И там его подкармливали. У нас поест, через некоторое время:

– Генка, ты где? Идём, гуляш подогрели, – зовут мужики, соседи по палате.

Он поест и снова ко мне прибегает. Мы с ним располагались поперёк кровати и играли в шашки или в карты. И он со мной всегда разговаривал, как с девчонкой.

– Ой, ой, выиграла! Я сейчас задам тебе жару!

Между игрой беседовали о том, о сём. Про учёбу.

– Гена, а ты кем хочешь быть? – спрашиваю.

– Художником. Можно дизайнером-художником, но мне нравится писать портреты. Не знаю, что лучше получится.

У него глаза были большие, голубые и немного грустные. Когда он смотрел на меня, мне казалось, что глаза о чём-то говорили, вопрошали что ли. С ним было хорошо. Как-то утром он зашёл ко мне в палату, грустный такой. За спиной держит руку.

– Ольга, меня сегодня выписывают. Вот тебе, – подал мне альбомный лист.

И убежал. Я взяла лист, смотрю, а там я. Мой портрет в карандаше. Сижу за столом на стуле, с книгой в руке. На столе стоит настольная лампа. И лицо у меня открыто, а горло забинтовано платком. В правом нижнем углу его автограф. Пока я разглядывала, он уже ушёл. Я даже не успела узнать его фамилию, где этот интернат. И не успела ни поблагодарить, ни похвалить. Если бы он мне раньше отдал…

Так вот почему он возле меня первые дни крутился, изучал натуру! Но очень художественно подошёл к исполнению. Я же лицо закрывала платком, одни глаза были видны. Он не стал делать из меня совсем больную. И изобразил так. Очень похожа я на том портрете на себя. Всё время хранила этот портрет. Когда он попадался мне, я вспоминала этого замечательного мальчика Гену, который определил мне свой, как он считал, возраст.

Но с переездом затерялся этот рисунок меж бумаг… Так жалко! А в памяти остался. Прошло много лет с тех пор… И не сохранила, и не забыла.

Незнакомые знакомые

Каждое утро опаздывала на работу, выскакивала из подъезда и ничего не замечала. Но как-то обратила внимание на мужчину с собакой – сибирская лайка. Красивая собака, чёрный окрас с белой отделкой у шеи.

С работы всегда возвращалась поздно и опять этот мужчина со своей собакой. Утром и вечером, утром и вечером. И всегда в одно и то же время, как и она. Мужчина такого благородного вида, породистый с орлиным носом, поджарый и очень внимательным взглядом. Он всегда шёл ей навстречу. Посмотрели друг на друга и прошли мимо. И так каждый день.

Как-то раз пошла к сестре в воскресный осенний день. Сестра жила недалеко от лесопарковой зоны. Пришла к ней, так как отмечали чей-то день рождения. У них в гостях был сосед Юрий Николаевич с женой. После обильного застолья решили прогуляться по лесопарку.

– Погодите, я с собой Кучума возьму, – сказал Юрий Николаевич.

Погода была сказочная. В лесу в это время года при хорошей погоде всегда очень красиво. Увидев Кучума, так звали собаку, обомлела. Тот же пёс, что каждый день её встречает вместе с хозяином.

– Юрий Николаевич, около меня всё время выгуливают точно такую же собаку, абсолютно такого вида и белая отделка там же!

– А это Том, отец Кучума. Жена хозяина этой собаки у меня в отделе работала переводчицей. Вот они мне и подкинули Кучума. Мать Кучума тоже лайка, но немного другая, а Кучум – вылитый отец.

– Расскажите про этого мужчину, я их каждый день встречаю.

– Его зовут Евгений Петрович, уже немолодой, с 1928 года. Он приехал в пятидесятые годы из Франции. Его родители эмигрировали туда после революции, он и родился там. А вот русские корни перетянули. У него филологическое образование, а работал он водителем на химическом заводе, который французы у нас строили. Потом женился на моей сотруднице, двое детей у них. Но у неё было что-то со здоровьем плохо. Да и на работе затравили, что за эмигранта замуж вышла. Все осуждали. Все без исключения. Она переживала, но его очень любила. Ну, ты видела, каков он? Вот… Как такого не полюбить. Рано она умерла. Он один детей растил. Сейчас они уже взрослые.

Слушала Юрия Николаевича, а сама представляла всё в лицах: какой был он, какая она была, какие могли быть у них дети.

– А ты увидишь его, привет ему от меня передавай.

«Как же я ему передам привет, – думала она, – мы даже не здороваемся, никто нас не представлял друг другу». Эти встречи и взгляды продолжались. Но как-то однажды она всё-таки не смогла пройти мимо.

– Какая собачка у Вас симпатичная. Ей привет от Кучума.

– А, Вы знаете Юрия Николаевича? Да. Вот Том – отец Кучума.

И повторил рассказ, как подарили Кучума Юрию Николаевичу. И после этого они стали раскланиваться. Он с Томом провожал утром её до угла, а вечером до дома, рассказывал о своём внуке, который собирался в школу. Когда видела его издалека, сердце слегка замирало и такое приятное чувство разливалось на душе и на сердце.

А потом долго они не встречались. Прошло полгода. Идет она с работы, думает о своём и, как всегда, никого не видит.

– Здравствуйте, – слышит она.

Он. Один. Без Тома.

– У Вас что-то случилось, – спрашивает он, – Вы как-то изменились. И я Вас так давно не видел.

– Да. Случилось. У меня мама умерла.

– Ой, извините, пожалуйста. Простите меня за бестактность.

И так неожиданно ушёл. Почему-то смутился заданному вопросу. Она потом всё время смотрела, искала его взглядом не только на прежнем месте, где всегда встречались, но и везде, всегда. Не привелось увидеться больше. Может быть, у него тоже что-то случилось, а она не спросила. Не успела.

Как долго

Как долго я жила,

Любви не зная!

И жизнь прошла…

И, чувствами играя,

Дорога жизни – думала – большая.

А оказалась – очень коротка.

Теперь, душою обнимая,

Я вижу, что любовь так далека.

Не дотянусь и не допрыгну,

Не всколыхну ничьих надежд.

«Люблю!» уже не крикну,

И не услышу это же в ответ.

На виртуальном ветру

Зашедшие в мир

И себя не нашедшие,

Мы – только предметные тени души.

А. Вознесенский

Полувздох, полустой, полувзгляд, полуслово, полуфраза… По полной были только работа, дом, забота о близких. А всё остальное полу…

– Бабуля, ты чего грустишь?

– Да так. Жизнь совсем на закат пошла…

– А ты не грусти. Давай заведём тебе icq, и ты с кем-нибудь познакомишься. Будешь переписываться. Пока я в школе, компьютер свободен. Это как по телефону. Ты напишешь – тебе ответят.

– У моих знакомых нет icq.

– А мы тебе новых найдём.

– Что ж, попробуем.

– Так, вначале зададим тебе НИК. Хочешь – ЛЕДИ? Ты у нас леди самая настоящая. И нужно какую-нибудь фотографию.

– Да ты что, какую ещё фотографию! Я такая старая. Кому хочется на старух смотреть?

– Ну, хорошо. Во-первых, ты у нас не старуха, очень даже молодая. Во-вторых, я тебя люблю. А в-третьих, не хочешь фотографию, можно картинку какую-нибудь. Смотри, роза красивая какая!

– Давай розу, я не против.

– Возраст какой указать? Здесь можно всё, что угодно, написать.

– Нет уж, пиши как есть.

– Во-от. Теперь ищем тебе собеседника. Смотри, нашла. Saqur, 62 года.

– Но мне-то 67!

– Какая разница! Всё одно. Напишем ему «Привет». Бабуль, смотри, ответил! Ну, всё, я пошла. Ты усвоила? Ответь вот здесь и нажми сюда, а дальше всё просто. Не мне тебя учить. Ты сама всё знаешь. Пока.

И началась переписка каждый день с утра, пока свободен компьютер. Внучка как-то случайно попала на него, а он оказался тоже пенсионного возраста, но работал и по совместительству дед. Рассказывали друг другу про внуков. И специальность одна. Оказалось много общего, и было о чём переписываться. И ещё он ей написал, что случайного ничего не бывает просто так, значит, в этом что-то есть…

«Пора бы», – пишет он, – «и представиться».

Познакомились. Поскольку в жизни было много полу…, она часто пребывала в миноре. И как-то написала ему: «И скучно, и грустно, и некому руку подать…»

А он ей:

– У Вас есть возможность подключить Веб-камеру?

– Да, – отвечает она.

– Очень хорошо. Будем общаться визуально и через экран пожмём друг другу руки.

«Ой!» – подумала она, – «Ужас, он же увидит, какая я старая! Нет, ни за что!» И ответила:

– Не стоит, наверно. Уже сама на себя смотреть не хочу, не то чтобы кому-то себя показывать.

На это он ей ничего не ответил. Но стал реже появляться в icq, переписку вёл холодно, а потом совсем исчез. Она ещё какое-то время пыталась вызвать его на связь, но ничего не получилось.

И опять на полуслове, на полуфразе, на полувздохе… как всегда.

Туманное утро

Она полюбила его сразу, с первого взгляда. Увидела и полюбила. Не могла объяснить, за что полюбила, почему. Вот так случилось и всё. Сама себя всё время спрашивала: «Зачем мне это? Что я с этим буду делать? Как жить с этим, а ещё страшнее – как без этого жить!» Объясняла себе, что любят не за что-то, а вопреки всему. Не могла себе объяснить: за что и вопреки чему?

Для него она была одна из многих, не интересующих его особ. Он бы даже никогда не обратил на неё внимания, если бы не она сама. А она поначалу и не пыталась получить его внимание, а потом стала чаще обращаться к нему, интересоваться всеми его делами, его личной жизнью. Но он об этом, конечно же, не знал и просто не ведал о её тайном интересе. Но стал замечать её постоянное внимание. Его это утомляло. Но в силу своего внутреннего такта, не отталкивал грубо. Часто не отвечал на её звонки, письма, вопросы. Игнорировал по-тихому.

Она, кажется, поняла свою навязчивость, но избавиться от наваждения не могла. Ушла в себя. Затаилась, замолчала. Просто умерла.

Прошло какое-то время, и он чувствует, что ему чего-то не хватает. Неуютно стало.

«Отчего», – думает он, – «мне грустно так, скучно и тоскливо? Надо бы позвонить той, что так мною интересовалась. Может быть, она сбросит с меня эту грусть. Смешная такая!», – думает и улыбается.

Ему стало тоскливо и одиноко без её интереса к нему, без её преданного взгляда, без её участия во всём, в чём нужно и не нужно было. Он настолько был равнодушен к ней, что даже не мог вспомнить, какая она. Но помнит печальные глаза и взгляд со слезой. Захотелось увидеть эти верные глаза, которые никогда не предадут, всегда поймут. Она никогда много не говорила, но много понимала и без слов. А если говорила, то тихо, преданно и спокойно. Это спокойствие передавалось по невидимым нитям. Вот как теперь ему без всего этого?

А она уже давно смирилась со своим скромным положением влюблённой безнадежно, без взаимности, о чём и думать-то смешно. И вдруг туманным утром звонит телефон:

– Алло, – её печальный голос вдохновил того на другом конце провода.

– Здравствуйте, – начал он осторожно.

– Это Вы! Зачем Вы позвонили? Не надо было. Теперь как мне жить?

– Хотел услышать Ваш голос, давно не появлялись. Можно я Вам ещё завтра позвоню? – спросил он с улыбкой в голосе и подумал: «Она меня ждала!» И у него как бы с души камень упал.

А у неё…

Постепенно туман рассеялся, небо посветлело, а на душе – опять печаль и думы.

Он один такой на свете

Мой отец родился 14 января 1904 года.

13 апреля 1987 года его не стало…

Я его считала обыкновенным человеком, а мама всегда говорила, что он один такой на свете. Мне долго казалось, что мама преувеличивает. Но когда папа умер, я стала вспоминать, каким он был в семье, как относился к маме, как к нему относились окружающие, что о нем говорили, просто услышав его фамилию, и все-таки поняла, что наша мама права.

Они поженились в 29 лет. У мамы было двое детей – сын Володя и дочь Лара. Пришёл в гости к другу и во дворе увидел красивую женщину. Спросил у друзей: «Кто эта женщина? Познакомьте меня с ней». Любовь с первого взгляда в полном смысле слова. Парень он был холостой, а она с двумя детьми, жила в подвале в чуланчике. Это был 1933 год, муж исчез, ей о нём ничего не было известно. Она приехала из Казахстана.

Все его отговаривали от этого брака, но он полюбил женщину и, когда увидел её детей, потерял покой. Принял ее детей как своих. Его отец отрекся от него за непослушание: татарин женился на русской, да еще с двумя детьми. Для него теперь Мария и её двое детей стали главными в его жизни. Володе помогал в учёбе, с Ларой носился – как с сокровищем. А потом родились мы с сестрой – детей стало четверо.

Жили родители между собой, как говорят, душа в душу. Сошлись идеально две половинки. Когда они решили жениться, то злые языки что только ни говорили ему про неё, а ей – про него… Но они не обращали на них внимания, так были близки духовно. Представить это могут только те, кто с ними жил рядом.

Я, когда повзрослела, всегда удивлялась, что у них друг к другу не было никаких претензий. Ни у него к ней, ни у неё к нему. Они – два родных человека.

Материально жили трудно. Мама не работала, занималась домом и детьми. Папа работал всегда на руководящей должности, но оплата труда была низкая, и ему приходилось ещё преподавать в техникуме, на курсах повышения квалификации, писал в газеты статьи по своей тематике. Мама умела вести хозяйство. Она не требовала никаких нарядов. Была и так красива. Нет в доме денег – никто никаких проблем из этого не строил, выкручивались, как могли. Мама работала бухгалтером, пока мы с сестрой не появились.

Через полтора года после моего рождения началась война. Папа ушел на фронт. Я его не помнила, знала только по фотографии, которую он прислал с фронта: она стояла на комоде в рамочке. Мужчина с орденами. Я ждала окончания войны и представляла, как откроется дверь и войдет папа с большим чемоданом, где будут подарки. Он в военной форме, в фуражке с блестящим козырьком, а в руке пребольшой чемодан. И я брошусь к нему в объятья.

Но война все не заканчивалась, было холодно и голодно. Брат погиб, когда ему было 18 лет, сестра Лара с 13 лет стояла у станка на заводе по 12 часов в сутки. Часто падала в голодный обморок, прямо на лестнице, но вставала и шла работать. А я сидела одна в нетопленной квартире, иной раз без крошечки хлеба. Но фантазировала. Брала папины письма, на них рисовала его и себя.

Когда папа приехал после окончания войны, то встреча оказалась не совсем такой, как я себе рисовала. Дверь открылась, на пороге стоял красивый военный в фуражке с блестящим козырьком. Я было бросилась к нему – а чемодана-то нет! И остановилась. Все засмеялись, так как знали о моих фантазиях. А папа взял меня на руки, и я расплакалась…

Брат погиб в октябре 1943 года под Киевом. Мама билась в истерике так, что даже я, такая маленькая тогда, помню это до сих пор. Она почернела от горя и очень мало говорила. Когда по радио (оно у нас было включено и днем, и ночью) передавали песню «Раскинулось море широко», мама беззвучно плакала, потому что это была любимая песня Володи, моего брата. И еще она замирала, когда Лидия Русланова пела «Валенки». Мама тоже ходила в рваных валенках по морозу.

Папа очень тяжело перенес смерть сына. О том, как он это переживал, нам рассказали его однополчане после войны. Они и не предполагали, что сын не родной. Он об этом никому не говорил.

Мой отец прошел пол-Европы. Пехота. От Москвы до Берлина. Ночевал в белорусских болотах неделями. Его дороги – это Москва, Орловско-Курская дуга, Сталинград, Варшава, Берлин. Его все уважали. Капитан, начальник штаба батальона. Воевал, не боялся пуль, вызывал огонь на себя. С ним всегда можно было пойти хоть в разведку, хоть в бой – так о нем говорили его однополчане. Имел много наград.

Он был очень образованным и начитанным. Учился в гимназии до самой революции. Учил два иностранных языка: немецкий и французский. Француженке нравился его «прононс», она его хвалила и приглашала хорошо успевающих учеников в гости «на кофе». Закончил Казанский финансово-экономический техникум. До войны учился в Московском финансовом институте отлично. Но война прервала учёбу, а трудные послевоенные годы не позволили ему закончить институт. Очень хорошо знал математику. Задачки по геометрии решал в уме. Я просила его сказать, как он решил. А он никогда не говорил, только давал направление. И интересовался, так ли я сделала чертёж. Говорил ответ, а решения заставлял добиваться самой.

Так я и научилась решать. Хорошо играл в шахматы, в преферанс и на пианино. Играл все фронтовые песни. После войны играл и пел: «И я вернусь к тебе, таким же молодым…»От него и я научилась. В футболе отец болел за Спартак, а мама ему говорила, что Спартак играет грубо. Он улыбался. Если она ворчала, он никогда не возмущался. Ляжет, возьмёт в руки газету и засыпает под её ворчание, накрывшись газетой. Она посмотрит в его сторону, махнёт рукой и уйдёт.

Они оба никогда не кричали, не повышали голос, говорили спокойно. Мне трудно было устроить свою личную жизнь, потому что пример был почти идеальный, а жизнь ведь такая сложная, трудно найти себе родственную душу.

Я очень чувствовала его заботу, и не только я; нас, детей, осталось трое, и мы всегда знали, что папа с нами, он за нас, он нас поймет, он нам поможет. Он помогал нам растить детей, своих внуков. Делал им массаж до года, занимался с ними. Очень был обязательным и дисциплинированным человеком. Когда вышел на пенсию, занялся своим здоровьем. Вставал в 6 утра и бегал (вернее, ходил быстрым шагом) три километра. Потом делал себе массаж, сам делал от кончиков пальцев на ногах до самой макушки, научился из программы «Здоровье» и из журнала. Потом – зарядка сорок минут и дальше – душ и обтирание прохладной водой. А после всех процедур – лёгкий завтрак. Ничего лишнего. Это – неизменно каждый день. Мама говорила, что ему хоть земля перевернись, а зарядку он сделает. Прожил 83 года в полном порядке, с прямой осанкой, умный и самостоятельный.

Я считаю, что если человек умный от природы, никакого маразма в старости не будет. Так и было всю жизнь. А к маме он относился так нежно и был так чуток – я в жизни такого не видела. Всегда говорил ей комплименты. То, что она не работала, это его решение. И никогда не попрекнул этим, даже в мыслях. Он очень любил внуков, занимался с ними. Если решался какой-то вопрос в семье, мама всегда говорила «Спросим у папы, как он скажет». На это он ей говорил: «А как ты считаешь?» И всегда решали так, как мама считала.

Конечно, много всего было в жизни, но их дружное единомыслие всегда всех нас восхищало. Они не раздражали друг друга ничем. Взаимопонимание. Это так называется. Последние четыре года жизни мама была парализована, и вся забота о ней легла на его плечи (я целыми днями пропадала на работе). Он ни разу не показал своего раздражения. И похоже, его и не было – раздражения. Когда мама умерла, папа потерял интерес к жизни и, спустя два года, умер.

Он всегда говорил, что не хочет жить без нее. Родители прожили вместе 52 года счастливую, долгую и дружную жизнь. Если я хотела кого-то сравнить со своим отцом, мама говорила: «Нет, таких как он, нет! ОН один такой на свете».

Наверное, я счастливый человек, ведь у меня были такие родители!

Моя мама

Мама, как всегда мне светло с тобой.

Мама, всюду вижу я образ твой.

В горе – молчаливая.

В праздник – хлопотливая.

Мама! Милая мама!

Из песни К. Шульженко

Моя мама родилась 20.02.1904 (7.02), умерла 2 июля 1985 года.

Для каждого человека мама – единственная и неповторимая. Она самая красивая. Самая лучшая на свете. И сколько бы ни было нам лет, воспоминания о маме греют, и ты видишь себя маленьким, беззащитным созданием, которое бережно охраняют её тепло, ласка, забота.

Уже давно нет моей мамы, но всегда хочется с ней поделиться самым сокровенным, хочется спросить совета у неё и подумать, как бы она поступила, что бы она сказала…

В памяти нашей остались её мысли, взгляды, суждения. В трудные минуты жизни я до сих пор мысленно обращаюсь к ней, моей милой и дорогой маме. Она была очень уравновешенным человеком, несмотря на все невзгоды судьбы. Никогда не повышала голоса, голос был тихий, спокойный. Если она недовольна чем-то, то могла это выразить в спокойном тоне, могла объяснить, почему это плохо. От детей своих никогда ничего не требовала силой. Умела себя держать с нами так, что заслуживала наше уважение и доверие. Мы все (нас осталось в живых трое, а было у неё шестеро детей) доверяли ей свои тайны, она была в курсе всех наших дел. Мы не боялись сказать ей правду, так как знали, что она нас всегда поймёт. К нашей учёбе относилась спокойно, видела, кто из детей на что способен, и не требовала невозможного.

Нам с ней было хорошо. Она себя так поставила в семье, что мы даже и не думали ей когда-нибудь нагрубить. Наверное, потому, что она нас понимала и принимала такими, какими мы были. Но друзей и подруг отсеивала очень тактично. Она была очень хорошим психологом. И стоило ей поговорить, уже понимала, кто есть кто. И давала нам советы быть осмотрительными. Мой брат, который погиб на фронте, очень восхищался её проницательности и всегда спрашивал, что она думает о его друзьях. В его подростковом возрасте ей пришлось нелегко, но она своего добилась.

Мама очень любила своих внуков. Всех вырастила. У неё трое внуков, и все прошли через её ласковые чуткие руки. С мужем, нашим отцом, была полная гармония. Они так прожили жизнь дружно и преданно, что были друг другу не только супругами, а более близкими, родными людьми. Их забота друг о друге, ненавязчивая, не показная, а искренняя и душевная.

Мама очень любила читать, читала запоем. Ею была перечитана вся русская и зарубежная классика. Потом уже читала современную литературу. Ей не вся современная нравилась. И периодику читала всю. Мне приходилось выписывать очень много журналов (и литературных – тоже: «Москва», «Знамя», «Роман-газета», «Иностранная литература», «Современник», «Юность», «Огонёк», «Смена»…) Да разве всё перечислишь! Читала, пока видели глаза.

Любимый её писатель – А.П. Чехов. Его могла читать и перечитывать без конца. А после того, как все мы прочитаем какое-нибудь произведение, обязательно обсуждали, делились впечатлением.

Я с мамой прожила сорок пять лет. Она знала все мои тайны и всё-всё обо мне. Все говорили, что я её кислород. Но и она тоже была для меня всем. Я и сейчас, в очень солидном возрасте, ощущаю её отсутствие. В семье мама создала атмосферу любви, доверия и тепла. Нам всегда хотелось домой. Кроме всего этого, мама отличалась женственностью и красотой. Прожила 81 год. Последние четыре года была парализована. Часто приходилось вызывать скорую помощь. И нам везло на хороших внимательных врачей. Они никогда не называли её бабушкой. Спрашивали её имя и отчество и обязательно говорили комплимент: «Мария Ивановна, какая Вы красивая!» А ей было уже 81 год.

Все, у кого есть мама, берегите её, наслаждайтесь этим временем, пока она с вами.

Между боями

В медсанчасть доставили старшего лейтенанта с осколочными ранениями в нескольких местах. На голове – каска. Она-то и спасла бойца от неминуемой гибели. Он был в сознании и всё время говорил, что всё в порядке, чувствует себя нормально. Пришлось удалять осколки, наложить повязки. Он терпел боль, молча, но смотрел на врача с интересом. И она обратила на него внимание.

Глаза у него голубые, а волосы русые, волнистые. Высокий, плечистый, мускулистый, волевой подбородок. Бравый воин.

– Как Вас зовут, лейтенант?

– Фёдор. Всё нормально. Не волнуйтесь, ранение у меня не тяжёлое. А Вас как величать, доктор? – спросил он, улыбаясь, и сверкнул белыми зубами.

– Евгения, можно Женя, – улыбнулась в ответ врач и подумала: «Надо же, какие зубы! И все до одного!»

– Никуда меня не отправляйте, ни в какой госпиталь. Я быстро поправлюсь под Вашим надзором.

– Посмотрим, как себя вести будете, – опять с улыбкой ответила Женя.

Понравился ей молодой офицер. Заполняла карточку и поглядывала на Фёдора. «Какой симпатичный!» – восхищённо подумала Женя, а сама сделала строгое лицо и сказала:

– Пока в бой Вас не пустим, лечитесь. Да, раны быстро заживут, не глубокие. Вам в землянке выделят место, пока полежите, отдохните.

– Отдыхать будем, когда фашистов прогоним. Не до отдыха. Вот правая рука немного заживёт и в бой.

– Ух, какой отважный! Фёдор, а у Вас есть семья?

– Да, конечно, жена и четверо детей.

– И когда же вы успели всё это?

– Успел, торопился, – смеётся Фёдор, – а у Вас?

– А у меня только родители. В глубоком тылу. Конечно, голодно там, но зато пули не летают. За меня волнуются. А у Вас есть фотографии детей, жены?

– Есть одна фотография дочери. Уходил на войну не из дома. Меня призвали на курсы, а тут объявили войну. Так что ушёл не попрощавшись.

– А покажете как-нибудь?

– Покажу обязательно, Женечка.

Женя стройная, красивая, кареглазая, молодая и, наверное, нежная. Фёдор поправился быстро. За это время успели они с Женей подружиться. И эта медсанчасть сопровождала их всю войну, до самой победы. После каждого боя Женя ждала его возвращения, боялась за него. Он был не очень разговорчив, но умел делать комплименты так, что дух захватывало. Но Женя понимала, что у него семья, он вернётся домой, в свою семью. Она уже знала, что он такой, не бросит своих.

А она его полюбила. И не хотела, чтобы он предал своих, остался с ней. Она понимала, как ждут его родные, надеются на его возвращение. И пусть вернётся к своим, а она будет любить его всё равно, всю жизнь. Ведь он такой, каких просто нет, он единственный.

Часто видит, как он пишет письма домой, как радуется каждому письму из дома. Она знает, что он тоже любит её. Часто бывают вместе, особенно после тяжёлых боёв, когда погибают близкие друзья и не только. Гибнут молодые парни, только начавшие жить. И так больно ото всего этого! И тогда Фёдор с Женей переживают вместе, у них одна печаль.

Но как быть? Она уже не представляет своей жизни без него. А он и с ней, и ждёт письмо из дома, от жены. Любит жену, любит Женю. Обе дороги одинаково. Иногда напевает: «Голубые глаза хороши, полюбилися мне только карие…»

Женя рядом почти пять лет, а жена далеко, там дети. И все так дороги! Им тоже нелегко в тылу. Голод, холод, тоска, переживания, ожидание, неизвестность.

Закончилась война. ПОБЕДА!!! Когда объявили, что наши войска одержали победу над гитлеровской Германией, было раннее утро. Фёдор выскочил в одних носках из землянки и выпустил в воздух всю обойму:

– Победа! – кричал он, и слёзы застилали глаза.