Магистр Малинин Евгений
– Моя жена и дети уже поужинали, а звать кого-либо для того, чтобы составить компанию, я не стал. Думаю, ты устал с дороги и светские разговоры тебя только еще больше утомят…
Я благодарно улыбнулся и направился к своему месту, угадав его по серой униформе стоявшего рядом лакея. Второй лакей был одет в синее. Едва я опустился на голое деревянное сидение своего стула, как почувствовал, что меня укутывает мощная магическая аура, прогоняя усталость и взбадривая не хуже холодного душа.
Хозяин замка разместился напротив меня, и как только мы сели, лакеи начали подавать еду.
– Как ты находишь Синергию со времени последнего посещения? – завел магистр светскую беседу.
– Я не слишком многое рассмотрел, но, по-моему, она стала еще приветливее, – ответил я такой же дежурной светской фразой и тут же задал действительно интересовавший меня вопрос: – Не помню, говорили ли мы когда-нибудь о росписи в нижнем холле, но сегодня она меня ужасно заинтересовала. Что там такое изображено и как это сделано? Попур Кашат, при всей его эрудированности, не смог мне объяснить этого достаточно точно. Впрочем, – я посмотрел на обслуживающих нас слуг, – если ответ содержит какую-то тайну, не предназначенную для чужих ушей, я могу осадить свое любопытство…
Синий магистр улыбнулся:
– В этом зале можно говорить абсолютно спокойно, даже если в нем будут обедать все мои родичи и советники. Сказанные в нем слова слышит только тот, кому они предназначены. А что касается росписи… Меня всегда удивляло твое безразличие к этому феномену. Дважды ты ее мог видеть и ни разу не заинтересовался… Это очень необычно, и я оправдывал это безразличие твоей чрезвычайной занятостью и… целеустремленностью.
Он отхлебнул из бокала и бросил через стоя доброжелательный взгляд.
– Так вот, об этой фреске. Видишь ли, у нее нет автора. Когда был построен этот замок, его нижний холл сразу было решено расписать. Эту работу поручали нескольким художникам, но все, что они наносили на стену, очень быстро исчезало. Вернее, даже не исчезало, а… размазывалось. В общем, вместо картины на стене появлялись грязные потеки. Наконец в замок был приглашен один из самых знаменитых мастеров. Его звали Хурома, и он был бродячим художником. Представляешь, человек, который мог стать придворным живописцем в любом замке нашего мира, бродил по всей стране, не гнушаясь расписывать деревенские храмы и рисовать открытки-приглашения на сельских свадьбах!
Хурома согласился заняться этой росписью, но очень долго обдумывал сюжет фрески. Целыми днями он просиживал в холле, что-то нашептывая и разговаривая сам с собой. А в один прекрасный день он загрунтовал стены холла и заявил тогдашнему Синему магистру, что его работа закончена. Причем предупредил, чтобы больше никого не приглашали.
– Рисунок проявится несколько позже, – пообещал мастер и ушел на равнину, даже не взяв оговоренной платы за работу.
Он еще долго бродил по стране, но больше ни разу не появился на Синергии. А рисунок действительно проявился.
Теперь некоторые считают, что эта фреска живая и что она повествует о прошлом и будущем нашего мира, а другие говорят, что это просто своеобразная игра света на старых красках росписи…
Магистр помолчал и негромко добавил:
– Как всегда, каждый видит в росписи то, что хочет видеть…
«А что же хочу в ней видеть я?… – подумалось мне. – Надо бы еще раз посмотреть на эту картину…»
Ужин между тем подходил к концу. Магистр с улыбкой посмотрел на меня и спросил:
– Мы завтра еще увидимся или ты, как обычно, уйдешь не попрощавшись?
Я улыбнулся в ответ этому доброму, даже какому-то родному старику и, извиняясь, пожал плечами:
– Я думаю, что мне надо пораньше заняться делами. Времени осталось очень мало… Если что-то случится, ты знаешь, где меня можно будет найти…
– Я не спрашиваю, почему у тебя мало времени, но мне кажется, что это касается судьбы нашего мира… – погрустнев, пробормотал магистр.
– И не только его… – в тон ему прибавил я.
После этого мы встали из-за стола и, попрощавшись прямо в обеденном зале, разошлись по своим апартаментам. Да-да, как оказалось, у меня в замке Синергии были свои хоть и небольшие, но очень удобные апартаменты, куда меня и проводил мой лакей. Я разделся, отказавшись от его услуг, и, быстро умывшись в собственной ванной, забрался на широкую кровать под роскошное пуховое одеяло.
«Как же давно я не спал в такой кровати…» – было моей последней предсонной мыслью.
Утром я проснулся настолько рано, что за окном еще только-только начало рассветать. Выскочив из постели и постояв несколько минут под душем, я пришел в бодрое расположение духа, которое стало еще более бодрым, когда я обнаружил, что моя серая одежка тщательно вычищена, выглажена и вообще выглядит как новая. Одевшись, я приоткрыл дверь и обнаружил, что возле нее бодрствует вчерашний лакей в «моих цветах» – я имею в виду цвет костюма.
Стоило мне появиться на пороге, как тут же последовал короткий вопрос:
– Повелитель будет завтракать?
Я отрицательно покачал головой.
– Проводи меня в нижний холл, а потом принеси туда что-нибудь из еды в дорогу… – Внимательно взглянув на слугу, я на всякий случай добавил: – Никого из хозяев беспокоить не надо!
Он кивнул головой, показывая, что понял меня, и двинулся вперед по неширокому коридору, плавно сворачивающему влево.
Вниз мы спустились по лестнице. Оставив меня в холле, слуга скрылся за незаметной дверью, а я подошел к расписанной стене.
Утреннего света не хватало, чтобы достаточно ярко осветить всю картину, потому мягкие лучи, падавшие через окна, расположенные под самым потолком, выхватывали лишь отдельные фрагменты. Лишь через минуту до меня дошло, что естественный свет не мог ложиться на стену таким причудливым образом, такими странными, строго ограниченными пятнами. Словно некая сила именно для меня выхватывала из общего изображения самое главное и акцентировало на нем мое внимание, затушевывая, скрывая в темноте все несущественное.
А рассмотреть можно было вот что. Справа от парадной двери, метрах в двух от темного дубового наличника пятно света вырывало из фрески фигуру монаха с глубоко надвинутым, скрывающим лицо капюшоном. Его длинная ряса чистого серого цвета была подпоясана обрывком толстой веревки. В руках у монаха ничего не было, а босые ноги ступали по узкой тропе, присыпанной пеплом, и не оставляли следов. Было полное впечатление, будто тропа эта появилась на месте пробежавшего по земле испепеляющего пламени и все еще обжигает монаху ноги.
Я долго рассматривал эту фигуру, но она оставалась неподвижной, так что в конце концов мне стало ясно – монах только вступил на свою тропу и сомнения одолевают его.
По другую сторону от двери, также метрах в двух от наличника, среди расплывшихся во мраке цветных теней был ясно виден всадник на караковой лошади, прикрытой роскошной попоной. Седок был достаточно странно одет и вооружен. Его ноги, опиравшиеся на серебряные стремена, были затянуты в высокие красные сапоги. В них были заправлены штаны, похожие на галифе, только штанины были разноцветные – левая ярко-зеленая, а правая ядовито-желтая. От пояса до плеч всадник был облит светлой серебристой кольчугой, а на его голове красовался такой же светлый шлем с небольшими крылышками по бокам, из-под которого выбивалась длинная буйная грива ярко-рыжего цвета. Левая рука всадника покоилась на рукояти длинного узкого меча, в перекрестье гарды которого сверкал крупный голубой камень, а правая, затянутая в странную желтую кожаную рукавицу, лежала у пояса так, словно под ней также была рукоять оружия, только вот никакого оружия не было. Облачение этого франта завершал длинный плащ вишневого бархата, спускавшийся с плеч и раскинувшийся по крупу коня.
Судя по всему, всадник тоже только готовился выехать в путь. Его голова была повернута назад и сквозь забрало шлема сверкали глаза, рассматривая выстраивавшуюся за ним свиту. Но всадников свиты рассмотреть было нельзя, они скрывались в тени, ложившейся на стену.
Сам всадник казался мне очень знакомым, хотя я точно знал, что никогда его не встречал.
Последнее светлое пятно располагалось приблизительно посередине между этими двумя фигурами и позволяло увидеть… глаза. Огромные черные глаза, не сводящие с меня пристального взгляда. Они вроде бы хотели что-то сказать, но не находили слов. В них пылали надежда и боль… и благодарность… и прощение.
Я долго всматривался в эти глаза и, казалось, уже начал понимать их безмолвный призыв… но в этот момент позади меня кто-то осторожно кашлянул. Я резко обернулся. За моей спиной стоял мой слуга, в своей серой одежде полностью растворявшийся в царившем полумраке. Увидев, что я обернулся, он молча протянул мне сверток. Я принял его и положил в свой «походный мешок», рядом с оружием. Странный слуга совершенно не удивился, когда сверток исчез в воздухе прямо из моих протянутых рук. Он только кивнул головой и неожиданно твердо произнес:
– Пора!…
Я хмыкнул и, негромко пробормотав заклинание, ступил на Серую тропу. Несмотря на прошедшие годы, я очень хорошо помнил, в каком месте должен покинуть ее.
6. Фуга для двух клинков, двух миров и одного магистра
…Все когда-нибудь начинается и все когда-нибудь кончается… И как остро мы порой чувствуем, что ВСЕ кончилось!…
Я накинул на себя пелену и сошел с Серой тропы именно там, где и рассчитывал, – в огромном кабинете, освещенном лишь пламенем камина, бросавшим свои багровые отсветы на толстый ковер, покрывавший пол. Две свечи в причудливых серебряных подсвечниках освещали поверхность огромного рабочего стола, заваленного различными документами, книгами, свитками.
В кресле за столом сидел Красный магистр и с задумчивым видом читал какую-то бумагу, отнеся ее подальше от дальнозорких глаз. Правая рука при этом поигрывала пером, словно готовясь поставить некую резолюцию на изучаемый документ.
Я стоял в глубокой тени у стены, рассматривая того, кого некогда считал главным злодеем своего умопомрачительного бреда, пробудившего мои удивительные способности. А этот бред, оказывается, имел и свое материальное воплощение. И это воплощение сидело сейчас прямо напротив меня, не подозревая, что за ним наблюдают.
«А может быть, не такой уж он и злодей… – неожиданно подумал я. – Просто в моем горячечном видении наши интересы не сошлись…»
Я шагнул на освещенное место и свернул пелену. Магистр тут же поднял голову и внимательно на меня посмотрел. Всего несколько секунд длилось это взаимное разглядывание, а затем он встал и, выйдя из-за стола, опустился на одно колено.
– Рад приветствовать тебя, господин, в Искре. – В его голосе чувствовалась искренность, и все-таки я не мог полностью задавить в себе давнюю неприязнь.
Я не подал ему руки, а просто попросил:
– Поднимись, Красный магистр, сейчас не до церемоний. У меня очень спешное дело, в котором мне понадобится твоя помощь…
Он встал и, бросив на меня несколько озадаченный взгляд, вернулся на свое место. Я не стал садиться в предложенное кресло, а, прохаживаясь по ковру, коротко изложил свою просьбу:
– Меня очень интересует боевая пара меч – кинжал. Интересует до такой степени, что я очень многое могу предложить в обмен на нее. – Я бросил на магистра выразительный взгляд. – Мне стало известно, что в твоих владениях обитает некий Алый Вепрь, полный маг, кажется, у которого имеется такая пара. Так вот, не мог бы ты взять на себя переговоры с этим, гм… Вепрем. Выяснить, на каких условиях он готов расстаться со своим оружием.
Я еще раз посмотрел на магистра. Он сидел молча, ожидая окончания моей речи. И я ее закончил:
– Я мог бы и сам с ним переговорить…
Неожиданно магистр вздрогнул и резко меня перебил:
– Нет, господин, я, конечно же, беру все переговоры на себя. Тем более что я как раз собирался вызвать Вепря к себе в Искру, правда, по другому делу.
– И когда он должен прибыть? – спросил я, решив не обращать внимание на его нетактичность.
– Я… Я сегодня же пошлю ему вызов, а кроме того, направлю человека для сопровождения. Так что завтра к вечеру… или послезавтра он будет здесь. Только, господин, – магистр замялся, – у Вепря нет боевой пары… В смысле, у него есть замечательный меч, но пары к нему нет…
– У Вепря есть пара к мечу, и это кинжал! – напористо возразил я.
– Хорошо, господин, я проверю это… – сразу согласился магистр. И вообще мне показалось, что Красный готов согласиться на что угодно, лишь бы я не слишком долго задерживался в его замке. Мне и самому не очень хотелось здесь находиться. Угнетало меня это место! Но дело есть дело.
– Значит, мы договорились. Ты переговоришь со своим вассалом, а я денька через три-четыре загляну к тебе… – Красный молча кивнул. – Тогда до встречи…
И я снова вступил на Серую тропу, на этот раз направляясь к городу Веста, в гости к полному магу по имени Соленый Нос.
Я сошел с Серой тропы на желтый камень огромной пустой площади, когда солнце этого мира показалось над крышами невысоких домиков городка Весты. Четырехэтажное здание дворца правителя города, полного мага со странным именем Соленый Нос, было выстроено точно на запад фасадом, поэтому от него на площадь протянулась длинная широкая тень, придавая светло-желтому камню темный оттенок гречишного меда. Было по-утреннему прохладно, хотя, судя по безоблачному, ярко-голубому небу, день обещал быть жарким. Впрочем, день для меня обещал быть жарким во всех отношениях.
Мне необходимо было познакомиться с этим самым Соленым Носом и заставить его каким-то образом продемонстрировать мне свое магическое оружие. Вот только как это можно было сделать?
В этот момент на площадь из-за левого угла дворца вышел караул. Впереди церемониальным шагом, лихо подбрасывая носки высоких желтых сапог, двигался, по всей видимости, офицер. Во всяком случае, его яркая, прямо-таки канареечная форма была щедро расшита коричнево-золотистым шнуром, с кистями и блестками. На голове его был высокий конусообразный шлем, с еще более высоким плюмажем из каких-то лохматых перьев и лент, при этом желтый кожаный ремешок шлема удерживался только впадинкой между подбородком и оттопыренной нижней губой. Видимо, из-за этого лицо офицера было напряженно-неподвижным и при этом брезгливо-высокомерным. С каждым своим великолепным шагом он продвигался не более чем на пару десятков сантиметров, но при этом вся его амуниция, с кончиков сапог до кончика пера на шлеме, тряслась и подергивалась, словно шкурка самостоятельного живого существа. Следом за этим пугалом таким же подпрыгивающим шагом поторапливались шестеро солдатиков. Надетая на них форма лишь в очень малой степени повторяла шик офицерского мундира. Пожалуй, только сапоги да цвет мундира позволяли думать, что эта шестерка из той же армии, к которой относится впередиидущий.
Сначала я не понял, что меня так удивило в этом почетном карауле, но через минуту обратил внимание на поразительное отсутствие грохота сапог о брусчатку, коего не могло не быть при том способе ходьбы, который демонстрировали эти ребята. Тем не менее услышать можно было только слабое шуршание подошв о камень. Накинутая заблаговременно пелена позволяла мне не беспокоиться о преждевременном обнаружении моей личности, поэтому я с интересом продолжал наблюдать за единственным движущимся по площади объектом.
Следующей мыслью, пришедшей мне в голову, был справедливый вопрос: что это караульные так стараются, если их никто не видит? А может быть, они как раз рассчитывают на чье-то незримое, но пристальное внимание.
Я принялся рассматривать окна дворца и очень скоро обнаружил, что четвертое слева окно на первом, высоком, этаже слегка приоткрыто и штора на нем сдвинута чуть в сторону. Из-за этой шторы явно кто-то наблюдал за энергично топающим почти на месте караулом. Я, в свою очередь, принялся наблюдать за наблюдающим.
Как ни медленно продвигалась вперед маленькая караульная колонна, через несколько минут она все-таки миновала окно наблюдателя. Штора отодвинулась чуть больше и из окна высунулась лысая голова, затянутая снизу высоким, стоячим, богато расшитым воротником, и принялась, не моргая, бдить в спину колонне. Солдатики, словно почуяв спинами тяжесть этого бдения, еще больше прибавили лихости в исполнении предписанной шагистики.
Я подошел ближе к открытому окну и принялся вместе с лысой головой наблюдать строевые упражнения караула.
Когда ребята миновали парадный вход дворца, я одобрительно произнес:
– Отлично идут!
– Ага, – брюзгливо буркнул обладатель лысины, не поворачивая головы. – Шли бы они, если бы не знали, что я за ними наблюдаю!
– Неужто ваши гвардейцы такие лицемеры?! – возмущенно спросил я.
– Грязнули! Неряхи! Бездельники! Скоты! – отрезал мой собеседник. – Только поротая задница заставляет их правильно и неукоснительно выполнять все положенные артикулы караульного движения!
– Да, – сочувственно поддакнул я, – большинство людей понимают, в чем их счастье, только после того, как их выпорешь!
– Именно это я всегда говорю нашему господину! – воскликнул лысый и наконец повернул голову.
Надо сказать, что его физиономия не вызывала приятных чувств. Эти толстые, изрядно отвисшие щеки, вывернутые губы, оттопыренные уши и маленькие, близко посаженные блеклые глазки неопределенного цвета производили просто отталкивающее впечатление. А кроме того, он обнаружил, что разговаривает с невидимкой. В результате его глазки выпучились, слюнявые губки разлепились, соорудив из себя букву «о», и это совсем не прибавило его роже обаяния. Я сразу же его невзлюбил.
Несколько секунд он соображал, кто бы это мог подавать ему реплики, а потом, видимо, решил просто поинтересоваться:
– Э-э-э… с кем имею честь?…
– Да ни с кем… – ответил я с отвращением, резко сменив тон общения.
– То есть как?… – не понял обладатель золоченого воротничка.
– А вот так!… – отрезал я.
– Но ведь кто-то говорит со мной?… – не унималась рожа.
– Твоя больная совесть!… – подсказал я ему.
– Э-э-э… этого не может быть… – В его голосе звучало сомнение.
– Почему?… – спросил я. – У тебя что, нет совести или она глухонемая?…
Туг он лихорадочно облизнул свои толстые губищи, быстро оглядел пустую площадь и, прихлопнув оконную створку, задернул штору.
Я вздохнул и направился к стоявшему в центре площади памятнику. Надо сказать, меня всегда привлекали монументы и культовые сооружения, так что из меня, несомненно, получился бы прекрасный турист. Только вот жизнь складывалась так, что на туризм времени ну совсем не оставалось. Поэтому я удовлетворял свою страсть, не пропуская ни одного монумента или храма, встречавшегося мне по пути. Вот и сейчас первым делом я обошел вокруг здоровенного постамента, на котором чинно, благородно разместилась мощная зверюга, слегка напоминавшая лошадь. Ну, честно говоря, лошадь она напоминала только тем, что имела четыре конечности и лохматый хвост. Ее голова, а уж тем более пасть производили устрашающее впечатление. Поверх этой зверюги, охватив ее тулово длинными ногами, восседал человек среднего возраста в мундире и шлеме, копировавших до мельчайших подробностей одежку только что виденного мной офицера. На солидной бронзовой дощечке, укрепленной на передней части постамента, я прочитал: «Его милость Желтый магистр – победитель зловредных ухшей».
Ни одного зловредного ухша рядом с магистром не было, и я подумал, что, возможно, магистр сидит на последнем из побежденных ухшей, ну вроде как бы триумфатор. Впрочем, от раздумий о судьбе зловредных ухшей меня быстро отвлек большой щит, установленный рядом с монументом. В верхней части этого щита была изображена некая геральдическая завитушка, а под ней крупными буквами было написано: «Сегодня, в первый день первой недели месяца Оранжевого восхода, на главной площади города состоится турнир, посвященный доблести нашего повелителя – Желтого магистра! Принять участие в турнире может любой желающий! Поединки проводятся парным оружием! Начало турнира в полдень! В последнем поединке выступит его магичество Соленый Нос!»
«Ловко этот Соленый Нос устроился!… – подумал я. – Сам себя сразу в финал вывел!…»
Но в тот же момент понял, что это замечательная возможность свети знакомство с этим «полным» магом, как таких называл в моем далеком бреду мой друг – Странник.
Однако до полудня было еще далеко, поэтому я направился прочь с площади, побродить по городку, послушать жителей.
Правда, жителей на улицах города было еще немного. Город только просыпался и мне навстречу попадались только самые ранние пташки – молочницы, нагруженные своими бидонами, кринками и корзинами, зеленщики и булочники, катящие маленькие тележки, совсем молоденькие цветочницы, но все они были не слишком склонны к разговорам.
Покинув площадь, я, прямо за первым же углом, свернул свою пелену и пошел, вертя по сторонам головой. Одноэтажные домики с высокими остроконечными крышами и мансардами под ними поражали разнообразием своих расцветок, а то, что наиболее часто встречались различные оттенки оранжевого, делало городок необычайно праздничным. Постепенно начали попадаться открытые лавочки и кафешки, кое-где застучали молотки ремесленников.
Я толкнул дверь маленького ресторанчика, и она ответила мелодичным перезвоном. Внутри было прохладно, пахло чисто вымытыми досками пола, свежеиспеченным хлебом, корицей. Несмотря на ранний час, за столиками уже сидели несколько человек, судя по свободным позам – завсегдатаев. Молоденькая девушка порхала по небольшому залу, разнося тарелки с шипящей яичницей, булочки и масло.
Оглядевшись, я выбрал столик у стены и опустился на низкий удобный стул. Через несколько секунд около меня с самой милой улыбкой на лице остановилась официантка. Я не стал спрашивать меню, сильно подозревая, что такового здесь отродясь не водилось. Ресторанчик брал не экзотической и разнообразной кухней, а уютом, домашней обстановкой и натуральными, или, как говорят сейчас в моей милой Москве, «экологически чистыми» продуктами. Вместо ненужной бумажки я попросил принести мне пару вареных яиц, свежих булочек с маслом и большой стакан сока.
– Какой сок предпочитает господин? – переспросила девчушка.
– Мандароны, если он у вас есть, – с видом знатока ответил я.
– О господин – гурман! – подхватила она мою игру. Скоро на моем столике стояли две подставочки с яйцами, тарелочка со свежими булочками и кусочком масла и большой стакан подогретого сока. Когда я, тронув стакан, с удивлением поднял глаза на официантку, она сразу же пояснила:
– Ты просил мандарону, а ее подают подогретой…
– Там, где я ее пробовал, она была достаточно холодной… – с сомнением произнес я, на что девушка пожала плечами:
– Просто твой повар не знает, как оттенить вкус этого фрукта.
Ответить мне было нечего, поскольку мой повар на самом деле не знал этого фрукта. Да и повара своего у меня не было. «Так тебе и надо, – подумал я с улыбкой. – Нечего выпендриваться!»
Я прихлебнул из стакана и понял, что девочка абсолютно права. Но высказать ей это я не успел, она уже упорхнула обслуживать новых посетителей.
Этими посетителями оказались два гвардейца в желтых, довольно запачканных мундирах. Они зашли в ресторан почти сразу после меня. Оглядевшись, они выбрали столик рядом с моим и, потребовав себе полный завтрак, принялись обсуждать свои армейские новости. Поначалу я не обращал внимания на их разговор, однако очень скоро он меня заинтересовал. Слышно было очень хорошо, поскольку ребята разговаривали достаточно громко и достаточно откровенно.
– …А начальник дворцовой охраны вообще рехнулся! Представляешь, полчаса назад прибежал в казарму и направил резервный десяток прочесывать площадь!… С сетями!…
– Да площадь-то сейчас пустая! И зачем сети?!
– Он заявил, что с ним разговаривал какой-то невидимка и что этот невидимка на площади! А в сетях этот невидимка якобы запутается. Так что сейчас ребята ходят с неводом по площади, а любопытствующий народ хихикает по переулкам! Хорошо, я уже сменился с караула, а то бы тоже сейчас с сеточкой по площади прыгал…
– Видно, они со шталмейстером опять вчера хорошо посидели…
– Посидели?! Полежали!!! Во всяком случае, в три часа ночи мы шталмейстера обнаружили под памятником. И никто не знает, как он там оказался. Лейтенант его в холодную уложил, думал, он к утру очухается, так когда я уходил, он и не думал просыпаться. Пяток кувшинов они ночью точно уговорили…
– Шталмейстер – слабак! Вон начальнику охраны и после пяти кувшинов ничего не бывает…
– Точно! Утром в казарму заявился – ни в одном глазу! Будто и не вино ночью хлестал, а молочко…
И тут один из гвардейцев, прихлебнув из своей кружки, перевел разговор в другое русло:
– А ты сегодня в турнире будешь участвовать?
– Нет! Мне эти игры надоели! Сколько можно – третий турнир за месяц! Да и что это за турниры?! Сначала мужичье железом размахивать будет, словно дрова рубить собрались, а потом Соленый Нос со своим заговоренным оружием пожалует…
– Как же ты смог отмотаться? У нас весь десяток обязали выступить!…
– Так я ж не мечник, я стрелок! Я так сотнику и заявил – некогда мне, говорю, мечами да кинжалами махать, я, говорю, технику стрельбы отрабатывать должен. Вот, говорю, когда будет турнир лучников – я, с моим удовольствием, класс продемонстрирую! Он от меня и отстал.
– Ну, ты ловкач! – не скрывал зависти его товарищ. – А мне придется идти…
– И приз-то все тот же? – поинтересовался увильнувший от турнира.
– Ага, победивший может просить у наместника что угодно!…
– Вот поэтому деревня и валит на эти турниры! И ведь знают все, что у Соленого Носа ни за что не выиграть, а все равно идут! И не боятся, что калеками вернутся, если вообще вернутся!
– А ты знаешь, что мне один из этих полных людей сказал на прошлом турнире? Я, говорит, если выиграю, попрошу дочку наместника в жены! Вот тогда с меня все налоги снимут!…
– Ну и…
– Ну и снял с него голову Старый Жнец. Не понравилось старику, как этот, полный, меч держит, вот он его и ополовинил!
– Да, под Жнеца лучше не попадаться…
– Ну, мне это теперь не грозит, а ты смотри сам. Там ведь и кроме Жнеца ребята ловкие есть. Так что…
Будущий участник турнира залпом допил остатки из своей кружки и встал из-за стола:
– Пойду я, отдохнуть надо перед рубкой…
– Да я тоже пойду, – поднялся его товарищ. – Устал после ночного дежурства, а глядишь, днем тоже вызовут…
И гвардейцы, оставив на столе по монете, двинулись к выходу.
А я между тем задумался. Получалось, что в турнире действительно могли принимать участие не только воины, но и простые люди. И приз был очень привлекательным. Однако полный человек-воин в той или иной степени владел боевой магией, а полный человек-ремесленник – магией своего ремесла, но никак не боевой. Как же он мог противостоять воину?! И еще, почему Соленый Нос использовал заговоренное оружие? Ему по должности положено было лучше всех владеть боевой магией. Простой солдат или даже гвардеец не выстоял бы против него и двух минут. Да и вообще, зачем надо было проводить такие странные турниры чуть ли не еженедельно?!
Все это было весьма любопытно.
Я не торопясь, вдумчиво, разобрался со своим завтраком и, медленно потягивая из высокого стакана теплый сок, раздумывал над всеми этими загадками, когда в ресторан ввалилась еще одна группа вооруженных ребят. Только на этот раз это были не профессиональные военные. Четверо здоровенных мужиков, явно крестьянского обличья, имея на руках по нескольку железяк, изображавших парное оружие, но плохо оттертых от ржавчины, расселись невдалеке от меня и заказали завтрак. Эти «рубаки» тоже вели разговор и тоже не стеснялись своих голосов.
– …Не, ребята, Мотря лучше всех подготовился! – ухмыльнулся самый щуплый из четверки. Он, по-видимому, уже давно донимал Мотрю, потому что никто из его соседей особенно не заинтересовался особенностями Мотриной подготовки. Но на этот раз «щуплый» явно подготовил новость:
– Он на своих баранах тренировался. Двенадцать штук зарубил!
Двое здоровяков изумленно взглянули на третьего, который сделал независимое лицо и тут же густо покраснел. Над столиком повисла эффектная пауза, а потом Мотря прогудел глубоким басом:
– Так я никогда за эту железяку не держался… Надо же было мне понять, как ее половчее ухватить, когда удар наносишь… Ну а тут как раз большой заказ на баранину поступил, вот я и… того… этого… потренировался…
– Так что теперь у Мотри рука самая крепкая, – тут же подхватил «щуплый». – Эх, держись гвардия, Мотря научит вас клинком махать!
– А ты не егози!… – осадил его один из удивленных здоровяков. – Может, Мотря как раз верно сообразил!… У гвардии-то школа и практика, а у нас одна силушка…
В этот момент к ним на стол был поставлен завтрак, который для меня мог стать хорошим обедом. А уж я на аппетит не жаловался! Ребята принялись за еду и, видимо, считали это занятие очень серьезным, поскольку разговоры прекратились. Только минут через пятнадцать, утолив первый голод, они вернулись к беседе.
– А что – гвардия?! – первым загудел Мотря. – Ежели лепесток все верно показывать будет, так, может, мне и одной силы хватит против гвардейской-то сноровки?!
– Да? – Один из мужиков положил свою ложку на стол и посмотрел на Мотрю долгим взглядом. – А против заговоренного оружия что скажешь?
Мотря пожал плечами:
– Да ведь любое оружие человек держит, так что все едино, человек – главное! А оружие – что ж, мое-то тоже с душком, тоже не наш деревенский кузнец ковал!…
– Так вот я и толкую, что человек – главное, – не сдавался Мотрин оппонент. – А против тебя полный маг встанет! Полный маг – ты понимаешь!
– Так лепесток же… – несколько растерянно прогудел Мотря в ответ.
– Да-а-а, лепесток… – задумчиво протянул мужик, и все четверо снова замолчали, о чем-то тяжело задумавшись.
«Вот еще один неясный вопрос, – подумал я про себя. – Что это за лепесток такой?… И что эти ребята так на него надеются?»
Я настолько задумался над всеми этими неясностями, что не заметил, как сок в моем стакане кончился, и все пытался сделать еще глоток из опустевшего сосуда. Но это заметила маленькая официантка. Она неслышно появилась рядом со мной и, мило улыбаясь, поинтересовалась:
– Неужели наши стаканы настолько вкусны, что их так приятно облизывать?… – При этом в глубине ее глаз мерцали искорки откровенного смеха.
Тут я и воспользовался случаем, чтобы выразить свою благодарность за урок правильного употребления сока мандароны:
– Нет, милочка, стакан здесь совершенно ни при чем. Просто подогретый сок действительно необыкновенно вкусен, вот я и пытаюсь достать еще хотя бы капельку…
– Так давай я принесу тебе еще стакан!… – быстро предложила она.
Я с сожалением покачал головой:
– Нет, ничего не получится… – и, заметив ее удивление, пояснил: – Боюсь, выпью лишнего и не смогу достойно выступить в турнире.
– Как?! И ты тоже хочешь участвовать в этой… драке. – Ее возмущению не было предела. – Ты же совсем не похож на драчуна, да и оружия у тебя нет!
– Хм… – Я был несколько удивлен ее реакцией на мое невинное намерение. – Оружие – это не проблема… Но почему ты так странно оцениваешь мероприятие, вызывающее, как я заметил, столь жгучий интерес у мужского населения этого города?
– Да потому, что это – чистой воды жульничество! – зло выпалила она.
– Ну почему? Вот господа за соседним столиком отнюдь так не считают. Правда, гвардейцы, только что покинувшие зал, тоже не очень одобрительно отзывались о турнире.
– И тебе стоило бы их послушать! – Девушка все никак не могла успокоиться. – Этих-то здоровенных оболтусов лишь слегка поцарапают да отпустят в свою деревню – пусть продолжают своих баранов пасти. А тебя зарубят и глазом не моргнут!
– Кто зарубит?…
– Да любой из этих самых гвардейцев! Если ты, конечно, не полный маг… – Она оценивающе посмотрела на меня. – Только не похож ты на полного мага…
– Ну почему же не похож?! – обиделся я.
– А у тебя во взгляде ни злости нет, ни власти!
– Так что же получается, у любого полного мага во взгляде должна быть властность или злость?! А с нормальным взглядом полных магов не бывает?!
– Ха! – Она даже всплеснула руками. – Если полный маг управляет леном – он смотрит на других как на низших властным взглядом, считая себя господином над всеми. А если полный маг остался без лена, он всех в этом винит, отсюда и злоба во взгляде!
– Вот как?! – Я сделал вид, что задумался над ее словами, а про себя улыбнулся: «Малышка, как любая женщина, склонна к поспешным обобщениям».
– А ты знаешь, я знаком с полным магом достаточно крутого нрава, но ни властности, ни тем более злобы в его взгляде не бывает. Вот насмешка – сколько угодно!
– Да?! – Она приняла вызов. – И как же его зовут?…
– Странник!
Она быстро открыла рот, словно собираясь мне возразить, а потом столь же быстро его захлопнула и посмотрела на меня гораздо уважительнее.
– Ты знаком со Странником?
– Можно сказать, лучший друг! – похвастал я.
– И ты тоже пытаешься пройти Границу? – Моя личность росла в ее глазах с неимоверной скоростью, и я чуть было не ляпнул, что пересек эту дурацкую Границу буквально вчера. Но вовремя прикусил язык.
– Ну… я пока пытаюсь найти или создать возможность перехода… – неуверенно промямлил я.
– Ты делаешь такое дело и собираешься подставить свою шею какому-нибудь ловкому гвардейцу?! – Девчонка снова завелась.
– Да что ты меня считаешь какой-то барышней! – наконец возмутился я. – Поверь, я совсем неплохо владею оружием!
– Ага! – В ее голосе снова зазвучал сарказм. – Еще скажи, что можешь справиться с заговоренным оружием наместника?!
Я собрался было довольно резко поставить ее на место, но вдруг поймал в ее взгляде хорошо спрятанное беспокойство, даже боль. Поднявшись из-за стола и положив перед собой монетку, я как можно спокойнее проговорил:
– Можешь за меня не беспокоиться…
Она в ответ только молча покачала головой. Когда я был уже почти у дверей, маленькая ручка ухватила меня за рукав. Всовывая мне в ладонь какие-то мелкие монетки, видимо сдачу, девчушка горячо зашептала:
– Раз уж ты такой настырный и не хочешь меня послушать, будь очень осторожным. Здесь чужаку могут устроить любую подлость. Берегись, и на лепесток не слишком надейся!
И она быстро пошла назад к стойке. А я толкнул дверь и подумал, выходя на улицу: «Вот, и она про какой-то лепесток толкует…»
Вроде бы немного времени прошло с тех пор, как я вошел в этот миленький ресторанчик, а народу на улице значительно прибавилось. Посредине мостовой тянулись тяжело груженные подводы и легкие тележки, шагали здоровенные мужики с мешками или тяжелыми корзинами. Ближе к зданиям, там, где полагается быть тротуарам, торопились по своим делам женщины, тоже обремененные различной ручной кладью. В общем, народ был все больше работящий, поэтому на меня, прогуливающегося налегке и явно без определенной цели, посматривали с удивлением, вопросительно, неприязненно. Было ясно, что для бездельников время еще не настало.
Я свернул с улицы в небольшой переулок и вышел к маленькому скверику. Здесь я немного посидел на скамейке, а потом решил, что пора двигать к центральной площади, именно там можно было рассчитывать на получение интересовавших меня сведений по поводу проводившегося турнира.
Я шагал не торопясь, кружным путем, разглядывая вывески, афиши и объявления, среди которых встретилось еще несколько, касающихся сегодняшнего турнира. К площади вышел совсем с другой стороны, когда до полудня оставалось немногим более часа. На саму площадь простой народ еще не пускали, только два отряда гвардии, человек по восемь каждый, медленно бродили по желтой брусчатке. Головы у гвардейцев были опущены, словно они что-то разыскивали.
Рядом со мной остановился один из горожан, явно не трудящего сословия. Упершись руками в бока и спрятав маленькие глазки между толстых щек и припухлых век, он тоже принялся наблюдать за гвардейцами, но, как мне показалось, ему было вполне понятно, чем те заняты. Через несколько минут, обратив внимание на то, что я тоже никуда не тороплюсь, он вроде бы ни к кому не обращаясь проговорил:
– Поздновато они сегодня место выбирают… Скоро начинать пора, а у них ничего не готово.
– Да они вроде бы с утра кого-то сетями на площади ловили… – поддержал я предложенную беседу. – Якобы невидимка какой-то завелся…
– Да? – Он с интересом посмотрел на меня. – А тебе откуда это известно?
– Я здесь в одном ресторанчике завтракал, так один гвардеец другому рассказывал… – пожав плечами, ответил я.
Он приподнял свою довольно замызганную шляпу и представился:
– Глузь, местный старожил… А тебя я что-то не припомню, новенький в нашем городе?…
– Да, – подтвердил я его догадку. – Только сегодня приехал. У меня в Весте дела, а тут смотрю – турнир… Вот стою, думаю, может, мне тоже железом помахать?
Он с некоторым сомнением оглядел мою фигуру.
– И где ж твое железо, которым ты собираешься размахивать?
– Ну, я ж не гвардеец, чтобы по городу с оружием расхаживать…
– А у нас не запрещается ходить с оружием, только бы его без дела в дело не пускали… – И он ухмыльнулся, довольный своим каламбуром.