Шестое действие Резанова Наталья

Форсети нахмурился.

– В чем дело, сударь? Мы с приятелем мирно беседуем и никого не задеваем.

– Не знаю, как насчет приятеля, а вам придется сообщить, кто вы и с какой целью прибыли в Нессу. Иначе вы будете препровождены в крепость Нумелла.

– На каком основании? – возмутился Форсети. Бывать в шкуре подозреваемого начальнику Эрдской тайной службы вряд ли приходилось.

– У нас есть сведения, что вы подозрительно себя ведете и со своими сообщниками замышляете ограбление одного из домов, хозяин коего во время карнавала отсутствует…

Мерсер улыбался. Вот почему он предпочитал дворец Убальдина удобным здешним гостиницам. Почти во всех имелись платные осведомители. Но ситуация его забавляла. Не видя лица говорившего, он отчетливо представил загорелую физиономию в мелких оспинах, яркие, точно нарисованные, карие глаза, вздернутый нос, щегольские черные усы и крепкие прокуренные зубы.

– …и если вы не заручитесь свидетельством человека, вызывающего доверие у местных властей… – продолжал полицейский.

Мерсер повернулся.

– Мое свидетельство, Томьер, тебе подойдет?

– Вот негаданная встреча! Я не знал, что ты здесь.

– Я тоже не знал, что ты перебрался из Скеля в Нессу.

Бывший лейтенант скельской, а ныне несской полиции махнул рукой.

– А, были разные обстоятельства… Полгода, как перевелся. Так что у вас за дело?

– Уймись, лейтенант. Это не грабитель, а твой собрат, только из Эрдской провинции.

– Капитан Форсети из Эрденона, – представился тот.

Судя по его голосу, Форсети был еще сильнее недоволен, что раскрыли его статус, чем заподозрили в злодействе.

Томьер тоже не выказал радости.

– Что делать капитану из Эрденона в Нессе, кроме как развлекаться?

– Вот что, господа, выйдем отсюда, а по пути поговорим…

Будь на месте любой другой полицейский, Мерсер постарался бы побыстрей избавиться от его общества. Но именно лейтенант Томьер когда-то рассказал Мерсеру о своих подозрениях относительно вдовы Дюльман и тщетных розысках. И он может быть полезен, особенно если явился не один, – а в этом Мерсер был уверен.

Они вышли из гостиницы. Форсети скрыл свое недовольство под маской – уж этот туземный обычай он усвоил. Томьер, находившийся при исполнении, оставался с открытым лицом. Но позади тащились, не сильно спеша, два молодца, в которых человек с опытом признал бы переодетых стражников. Мерсер не стал тянуть с разговором.

– Ты слышал о том, что Вьерну Дюльман судят в Открытых Землях?

– Дошло. И есть будто бы надежда, что к началу поста ее отправят на костер. Об одном жалею – что эту мерзавку достал не я!

– Честно признаться, это сделал я, так что можешь предъявлять счет. Но если мы – я и капитан Форсети – поможем тебе взять человека, который добился освобождения Дюльман в Скеле, будешь считать, что мы сквитались?

– Кто это? – жадно спросил Томьер.

– Марсиаль Роуэн.

Томьер сразу заскучал.

– Да, похоже на то, что Дюльман выцарапал он. Только ничего у вас не выйдет. Несса – такой же гнилой городишко, как Скель, наверху все повязаны. Роуэн сам в сенате не состоит – но у него там дружки, в одних и тех же притонах развлекаются. И комендант наш… Он, слава богу, не мужеложец, но денежку любит, а с Роуэном у него дела. Отмажется.

– Есть обвинения, от которых отмазаться невозможно, разве что обвиняемый принадлежит к императорской фамилии, чего о Роуэне не скажешь…

Томьер слушал очень внимательно. Форсети в разговор не встревал, хотя то, что предлагал сейчас Мерсер, было противно его планам. Но у капитана хватило ума не возражать. Он собирался вести переговоры о выдаче Роуэна с Советом Двадцати Девяти, а не с городской стражей. Пусть арестовывают Роуэна, он, Форсети, поспособствует, а откровения Томьера могут быть полезны. Потому он помалкивал и не противопоставлял развращенному Югу суровый и честный Север, хотя бы потому, что знал про эту честность больше, чем кто-либо другой. Но, прислушиваясь, он не забывал и присматриваться. И тихо заметил:

– Огден идет.

Широкая, плетенная из соломы маска, блестящая от дождя, повернулась в их сторону. Мерсер сказал:

– Я подойду к нему.

Форсети кивнул. Человек в маске, очевидно, заметил это движение и остановился. Когда Мерсер перешел на другую сторону улицы, он инстинктивно сдернул маску, носить которую не привык, как истый житель Эрда. Показалась круглая честная физиономия, вспотевшая от маски и усердия. Этого подручного Мерсер прежде не видал. Но дело свое тот знал.

– Вот, – не привлекая внимания, лишь слегка повернув голову, он указал на высокого худого типа, удалявшегося вниз по улице. – Вышел из дома.

– Возвращайся к капитану, – сказал Мерсер. – Я лучше знаю город и прослежу.

Северянин вздохнул, как показалось Мерсеру, с облегчением. Он привык работать в Эрденоне и чувствовать за собой «краснобригадников» и городскую стражу – не то что здесь. Он поспешил вновь поступить в распоряжение Форсети, а Мерсер двинулся за человеком из дома Роуэна, оставив полицейских договариваться между собой.

Народу сейчас кругом было поболее, чем утром, несмотря на премерзкую погоду. И чем ближе к порту, тем публики станет еще больше. А человек, за которым двигался Мерсер, неспешно направился в порт. Одежда – синяя шерстяная куртка, плисовые штаны, фетровая шляпа с обвисшими полями – не выдавала в нем моряка, равно как и походка. Так мог выглядеть и слуга, и ремесленник. Но Мерсер счел, что человек этот имеет отношение к морю и портовой жизни. Слишком уверенно он находил дорогу, даже когда широкие улицы верхней части города сменились паутиной узких улочек и переулков. И он был без маски. При всей любви жителей Карнионы к карнавалам и ряжениям в какое-то время сложился обычай – морякам маски не носить. Это считалось привилегией сухопутных крыс. И коли за пределами порта в дни карнавала могли высмеять, а то и избить того, кто вышел на улицы, не скрыв лицо личиной, то в гавани поступали наоборот. И Мерсер знал: если он хочет избежать лишних неприятностей в портовых кварталах, маску придется снять.

Тюремные бумаги в кабинете Роуэна довольно скупо обрисовали внешность отправленных на «личную каторгу» заключенных, а видел их Мерсер глубокой ночью. Но кое-что он запомнил, о чем честно сообщил Форсети. И сейчас, даже со спины, он видел, что это не тот, с татуировкой. Под описание корабельного мастера он вроде тоже не подходил. Из тех, что оставались, «высоким, телосложения худощавого» был назван матрос по прозвищу Копченый Глаз. Вероятно, он и есть. А что идет не вразвалочку, так пресловутая «морская походка» пропадает года за два, если человек ступает не по качающейся палубе, а по твердой земле.

А что сие значит?

Роуэн испугался, что его подруга не будет больше молчать на процессе, и, не дожидаясь, пока следственная комиссия заинтересуется его персоной, решил покинуть Карниону Прекрасную. Причем податься не в сторону Эрда, а за пределы империи. Может, как раз туда, куда не добрался во время вояжа по Европе Савер Вайя. Отплыть же Роуэн может только из карнионских портов – во всех прочих навигация еще закрыта, а здесь, несмотря на зимние ветра, особо рискованные шкиперы в феврале пускаются в путь.

Вообще-то любой другой человек на месте Роуэна так бы и сделал. Но если Роуэн решил бежать за море, это противоречит всем догадкам Мерсера.

Что ж, ему и раньше случалось ошибаться.

Ближе к порту преследуемый свернул прочь от реки. При этом он пару раз обернулся. Мерсер старательно убрался из поля его зрения, готовясь либо скрыться, либо отразить нападение. Но, похоже, малый не почувствовал за собой слежки, а просто озирался, проверяя, не сбился ли с дороги. Мерсер успел рассмотреть его лицо, особыми приметами не блещущее. Крупный тонкогубый рот, вдавленный нос, редкие, но притом щетинистые брови и очень маленькие, круглые, обведенные сеткой морщин глаза с желтоватыми белками – следствие больной печени или тропической лихорадки. Как будто их впрямь подкоптили. Оружия при нем не было видно, но какой же безумец сунется в порт без оружия? Наверняка хотя бы нож у него есть.

К удивлению Мерсера, Копченый Глаз не пошел на рейд. Целью его оказалось заведение под названием «Морской зверь», расположенное почти у самой кромки воды, справа от последнего пирса по эту сторону Ганделайна. Заведение, какие есть в каждом порту, объединяющее гостиницу, кабак, бордель и торговый склад. Мерсер не вел дел в порту Нессы, но предположил, что, помимо разрешенной законом торговли, в данном случае имеет место контрабанда, а может, и кое-что еще. Но сейчас, при свете дня, заведение выглядело почти пристойно. И если люди здесь масок не носили, то здание по случаю Масленицы не поленились украсить пестрыми флажками – старыми корабельными вымпелами, мишурными гирляндами. Гирлянды оплетали и вывеску с изображением выплывающего из волн морских чудища – зубастого, гривастого и чешуйчатого. Кракен? Рарог? Мерсер не настолько разбирался в морских поверьях, чтоб определить, как этот зверь назывался. Должно быть, живописец тоже, потому и назвал свое творение без затей. По сторонам вывески висели два корабельных фонаря, но сейчас они не горели.

Мерсер на миг задержался, чтобы позволить Копченому Глазу войти в гостиницу. Но и краткой заминки оказалось более чем достаточно. Когда Мерсер шагнул в зал, примерно наполовину заполненный матросами, мелкими торговцами, кормящимися от порта, мастеровыми с верфей, то подручного Роуэна не увидел. Он исчез где-то в задних комнатах, и разыскивать его было бы крайне рискованно. Однако Мерсер и не собирался этого делать. Он спросил вина и жареной рыбы и занял место за столом, откуда были видны и лестница, и дверь возле стойки. Вполне возможно, что Копченый Глаз истосковался без женского общества – в компании Роуэна это нетрудно – и поднялся наверх с кем-то из здешних девочек. Они уже вышли на промысел, хотя пока что им больше приходилось разносить кружки и бутылки: клиенты еще не разогрелись. Но скорее всего, Копченый Глаз явился сюда по делу. Узнаёт, какие корабли покидают гавань Нессы. Или ищет надежного скупщика драгоценностей.

К тому времени, когда Копченый Глаз появился из-за задней двери, Мерсер успел выпить, закусить, без лишних грубостей переместить девицу, которая принесла заказ, с колен на скамейку (девица закрывала обзор) и задушевно побеседовать с соседом по столу, от которого узнал о том, что, несмотря на дожди, ветер сейчас благоприятный, «белый», можно хоть на лодке до Скеля дойти – если у кого башка дурная: идти до Скеля на лодке, да еще в праздник. Он бы еще послушал словоохотливого канатного мастера, но тут явился взору Копченый Глаз, и Мерсеру пришлось сниматься с места и проделывать путь до дома Роуэна в обратном направлении.

В переулке за домом он нашел Огдена, и тот сообщил, что капитан вернулся в «Ветку инжира» – ждать сержанта Лойса, а здешний лейтенант обещал прислать своих людей. Стало быть, служители правопорядка из Нессы и Эрденона решили союзничать, отодвинув в сторону профессиональную ревность.

В этом предположении Мерсер оказался прав. Лейтенант Томьер был в зале «Ветки» вместе с Форсети. Но судя по тому, что он успел переодеться, чтоб его профессия не бросалась в глаза, вернулся сюда недавно. Так же, как сержант Лойс.

– Известия не лучшие, господа, – поведал им Мерсер. – Похоже на то, что Роуэн собрался покинуть Нессу морем.

– С чего ты взял? – полюбопытствовал Томьер.

– Тебе известна портовая гостиница «Морской зверь»?

– Еще бы. Ничего особенного за хозяином не числится. Контрабанда, кое-что по мелочи… сказать по правде, я к этому заведению не приглядывался. А что?

– Подручный Роуэна, обозначенный нами как Копченый Глаз, только что вернулся оттуда после продолжительного приватного разговора с хозяином. Баркасы и лодки там разве что не в окна упираются, а в ближайшие дни из порта выходят четыре корабля дальнего плавания. Кто из капитанов способен взять пассажира на борт, минуя общий порядок, – тебе, Томьер, легче установить, чем мне.

– Верно. Иногда я жалею, что Лига Семи Портов приказала долго жить. Конечно, бумаги тех, кто покидает империю, мы стараемся проверять, а что толку? Если проходимец догонит по сговору корабль за пределами гавани? При Лиге такого быть не могло. Но сегодня корабли не уходят?

– Ни сегодня, ни завтра.

– По крайней мере, сутки у нас есть. Я попробую подтянуть еще людей. А вы, Форсети, давайте повод для ареста, как обещали. Пока что от ваших парней никакой пользы.

Сержант угрюмо наклонил белобрысую голову.

– Он упустил свой объект, – безжалостно объявил Форсети.

– А что я мог сделать? – сержант озирался, точно вокруг могло найтись нечто, способное сойти за оправдание. – Город чужой. В Эрденоне я бы его ни в жизнь не упустил, а тут он как сквозь землю провалился.

– Где это было? – спросил Мерсер.

– За мостом. Улица такая… – он изобразил руками зигзаг, – от фонтана начинается, с бабами зелеными. Пока я за угол сворачивал, он раз – и нету.

– Что за улица, как называется? – Мерсер сердито тряхнул головой, сообразив, что сержанту это неизвестно. – Что там еще есть, кроме фонтана, – их в Нессе полно? Какие дома?

– Дома обычные, из кирпича или дикого камня… невдалеке там еще домина здоровенный с куполом, вроде собора…

– Так. – Мерсеру вмиг стало ясно, где именно исчез под землей посланец Роуэна. – И давно это было?

– Несколько часов. Я все кругом бегал, искал, куда он делся…

Мерсер едва не выругался. Проклятье, ведь было же предчувствие, что Роуэн попытается связаться с Савером. Нужно было направить за Копченым Глазом Огдена, а самому идти во дворец. И Анкрен сейчас нет… но, может, и лучше, что ее там нет.

– Господа, я вынужден вас покинуть. Полагаю, что тот человек, за которым следил сержант, уже вернулся в дом Роуэна. А вот где он был и что делал – это я сейчас и выясню.

– Дворец Убальдина, не так ли? – Томьер усмехнулся. – Когда-нибудь доберусь я и до Жебуана и тряхну его хорошенько. Черт знает что творится в этом вертепе, а стоит явиться полиции, так сразу начинаются вопли: «Благородные люди требуют благородного обращения!» – и хватание за шпаги.

Мерсеру не хотелось объяснять, что он потому и останавливается в «вертепе», что полиция туда не вхожа, он только заметил:

– Если я не объявлюсь ночью, ищите меня там.

И он покинул «Ветку инжира», предоставив Томьеру рассказывать эрдскому коллеге, что такое дворец Убальдина. Он спешил. Чем дальше, тем быстрее становился его шаг, а перейдя через мост, он почти бежал. Из-за того, что теперь темнело значительно позже, Мерсер упустил из виду, что потратил на хождения по городу почти весь день. Для него – дело обычное. Но Анкрен не отличается большим терпением, ей обязательно нужно лезть в гущу событий. И если возле фабрики долгое время ничего не происходило, она вполне способна действовать по собственному разумению.

Темнело. Вечернее веселье еще не началось, но люди начали восставать из убежищ, где отсыпались днем, и выбираться наружу. Еще немного – и снова грянет музыка, затрещат шутихи, вступят кошачьи концерты. Но пока что передвигаться можно было без особых помех. И во дворце Убальдина Мерсер тоже пробежал по подземному коридору, выбрался на галерею, где никого не встретил, и, очутившись возле «мозаичных покоев», остановился. Из-за неплотно прикрытой двери доносились голоса. Один из них принадлежал Анкрен, второй был мужской.

Мерсер распахнул дверь. Анкрен, занимавшая обычное место на подоконнике, приветливо кивнула ему. Собеседником ее оказался Савер Вайя, не более пьяный, чем утром.

– О чем это вы так мило беседовали? – хмуро осведомился Мерсер.

– Я расспрашивала нашего соседа о подробностях истории Раньера Куаллайда. Но вообще-то господин Вайя пришел побеседовать с тобой.

Вайя, сидевший за неимением стульев на постели, поднялся. Не столько смущение, сколько остатки былого воспитания не позволяли ему сидеть, когда входит хозяин. Он взглянул на Анкрен, как показалось Мерсеру, в поисках поддержки. И, как ни странно, Анкрен пришла ему на помощь.

– Там, куда ты меня послал, – обратилась она к Мерсеру, – было пусто, никто не приходил, и я решила отправиться обратно во дворец, посмотреть, не вернулся ли ты. Тебя, понятно, не встретила, а вот с господином Вайя столкнулась на галерее лицом к лицу. Он был очень взволнован, и мы поговорили… по душам. И я посоветовала ему обратиться к тебе.

С чего вдруг Вайя разоткровенничался с Анкрен, которую недолюбливал, Мерсер не понимал. И он ждал объяснений. А что именно взволновало Савера, Мерсер знал и так.

– Сегодня я получил письмо… – Вайя сделал паузу. Но Анкрен уже произнесла необходимое вступление, а спасительной бутылки для усиления красноречия в руках не имелось. – Господин Мерсер, я уже достаточно давно живу во дворце Убальдина. Хвастаться нечем, но это избавляет от многих забот… и постепенно затягивает. Я привык. Я забыл о прежних увлечениях и о прежней вражде. Но письмо, которое мне принесли, это оживило.

– Увлечения или вражду?

– И то и другое. Об этом мы и говорили с госпожой Григан – можно ли забыть обиду ради более важных целей. Она полагает, что нет… но посоветовала узнать ваше мнение. Тем паче что мне кажется – вы живете здесь не из-за бедности, у вас есть какой-то умысел… и к нему имеет отношение Марсиаль Роуэн.

– Это он прислал вам письмо?

– Он. Это странно… Я вам рассказывал – мы с ним крепко поссорились, по причинам, к делу отношения не имеющим… и он приложил руку к моему разорению… Однако что вспоминать об этом. Мы не общались в последние годы. Роуэн часто бывает в разъездах, живет в Скеле или у себя на вилле.

– А где у него вилла?

– На побережье… дальше, по направлению к Скелю, я там не был ни разу, даже когда мы дружили. И я не знал, что он сейчас в Нессе.

– А он знал, где вы живете?

– Мог знать. В Нессе любят сплетничать о таких вещах. Но он не напоминал о себе. До сегодняшнего дня. Он просит меня прийти. – Вайя вытащил из кармана скомканный лист. – Он пишет, что существуют обстоятельства, при которых прежние обиды и разногласия должны быть забыты. Вот… «Вспомни цель, которой мы так жадно и тщетно добивались в юности, ради которой ты отправлялся за моря, и вообрази, что до нее – один шаг. Не сочти это злой шуткой или ловушкой. Разве каждый из нас не простил бы другого ради возможности проверить слова Флуктибуса? А я – на этой грани. У меня есть помощник, который провел меня путями, тебе неведомыми, но мне нужен совет человека, чьи знания и опыт…» – Он прервался. – Короче, вы поняли…

– Не слишком. Кто такой Флуктибус?

– Таково в ученых кругах прозвище Роберта Фладда, британского философа, ныне покойного. Его учение замечательно, но малопонятно. Он уверял, что и люди, и минералы, сохраняя внутреннюю сущность, могут изменять внешнюю оболочку… превращаться… трансформироваться… и сие есть способ достижения бессмертия.

Мерсера в этом монологе больше всего привлекло слово «минералы».

– Вам известно выражение «lapis exiliis»?

– Камень изгнания? Странно, что вы его упомянули. Этот термин нередко употреблял Роуэн. Он встречается в оккультных трудах и окружен легендами. Говорят, что это капля кровавого пота, упавшая с чела Создателя, когда он творил мир. Он обладает чудесными свойствами и напоминает о Рае, из которого мы изгнаны. Иные говорят, что lapis exiliis – это философский камень, другие – что это Святой Грааль. Я одно время склонен был думать, что это тот красный камень, который ангел вручил доктору Ди, – кажется, я упоминал об этом, – он и сейчас хранится в Англии.

– Но Роуэн был с вами не согласен.

– Да, хотя признавал многое из того, что написано у Ди и Фладда.

– Про черное зеркало тоже вы ему рассказали?

Вайя кивнул.

– И книгами этих англичан Роуэна снабжали тоже вы.

– По правде говоря, у него вся моя библиотека. Он купил ее, когда мое имущество пошло с молотка. Признаюсь, жизнь повернулась так, что без книг, без привычного круга общения то, что в прежние времена так волновало меня, стало терять значение. А Роуэн, стало быть, ничего не забросил, только искал какие-то другие пути. В Карнионе есть собственное предание, похожее на сказание о Святом Граале.

– Камень Захарии?

– Да… Откуда вам это известно? – Вайя словно очнулся. Он смотрел на Мерсера со страхом, чего прежде не было. А затем страх сменился благоговением. – Постойте! Значит, вы один из них… из посвященных? Вот что означали ваши расспросы… Я разыскивал мудрецов тайного братства в дальних странах, а они были рядом.

– Ни к каким братствам, ни тайным, ни явным, я не принадлежу! – с досадой сказал Мерсер. – И если и во что-то посвящен, так это в некоторые темные дела вашего бывшего сокурсника. Возможно, он ищет пути к превращениям и бессмертию, но на этих путях он связался с преступниками и сам стал соучастником обычной уголовщины. Возможно, ему действительно нужен ваш совет. Он и прежде прибегал к услугам сведущих людей. Но не всем после этого удалось остаться в живых.

Если Мерсер намеревался припугнуть Савера, то достиг прямо противоположного. Тот прикусил губу, вскинул голову.

– По-вашему, он хочет использовать мои старые знания, а потом убить? Тогда я точно пойду к нему. Пусть сейчас я обрюзг и опустился, но в прежние годы я считался неплохим фехтовальщиком, и на моем счету с полдюжины поединков.

– Бросьте вы, Вайя. Вы еще вспомните о благородных правилах дуэли. Бандиты, которые служат Роуэну, прикончат вас без всяких правил. Вот что: побудьте здесь, успокойтесь. А мы с госпожой Григан выйдем, посоветуемся.

Анкрен молча проследовала за ним на галерею. Когда они отошли на достаточное расстояние, она усмехнулась:

– Камень изгнания? Ну-ну.

– Я прочел это выражение в одном из писем Роуэна к мадам Эрмесен. Тогда я и решил ехать в Нессу…

– Надеюсь, ты не веришь в этот бред?

– В этот бред я не верю. Скажи мне лучше – с чего это Вайя так резко переменился к тебе?

– Когда мы столкнулись, я предложила сыграть в бесконечные шашки. И выиграла. Вот он меня и зауважал.

– Выиграла? – Мерсер был озадачен. – Как это тебе удалось?

– Прежде мне приходилось играть в похожую игру – не здесь, не в империи… Но об этом я ему не сказала. Равно как и то, что если в игру можно выиграть, значит, она не бесконечная. Теперь слушай. Пригласи его выпить. Плесни чего-нибудь из своих запасов, чтоб заснул на пару дней. А я под видом Савера проникну к Роуэну. И все решится само собой.

Мерсер посмотрел на нее, склонив голову к плечу. Только что Анкрен казалась искренне доброжелательной по отношению к Вайе, и вот – предлагает воспользоваться его доверием. Мерсера это несколько смутило, хотя он уже был знаком с особенностями ее характера. Но он не мог не признать, что это решение было самым удобным.

Однако злоупотреблять доверием Савера им не пришлось. С топаньем, заглушавшим пиликавшую во дворе скрипку (во дворце снова затевали бал), по галерее к ним бежал человек. Мерсер с удивлением узнал в нем сержанта Лойса, не сумевшего днем проложить сюда дорогу.

– Сударь! Мне этот… лейтенант здешний разъяснил, как вас найти. Тут такие дела… – Он перевел дыхание. – Вернулся этот… которого я упустил… и признал одного из парней Томьера. Он его как-то в тюрьму упек, смекаете? Они и сцепились. Томьер сначала обрадовался – вот, говорит, повод, мы их всех и возьмем. А они в доме закрылись, говорят, прав не имеете. Чудно, какие права? Короче, капитан велел бежать за вами.

Мерсер повернулся к Анкрен:

– Вот все и решилось по-другому. Вся конспирация к чертям. Но по здешним законам Томьер не может нарушить неприкосновенность жилища, если у него нет прямого предписания властей. А он его вряд ли получит – праздник, ночь.

– Исключения быть не может?

– Может. При вооруженном нападении на представителя власти. И Томьер с Форсети постараются это устроить.

– Так вы идете или нет? – Сержанту все эти правоведческие мудрствования были чужды, но он понимал: грядет драка.

– Сейчас иду.

– Я тоже с вами. – Вайя, заскучав в комнате, выбрался наружу и услышал окончание разговора. Вид у него был решительный. – Придется мне все-таки взять шпагу.

Сержант крякнул с одобрением – он, несомненно, считал, что подкрепление им не помешает. Но Мерсеру это лишь добавило забот. Как оправдать перед Савером дальнейшее присутствие Анкрен?

Когда Вайя убежал за оружием, Анкрен сказала:

– Идите, время не ждет. – И тихо, чтоб слышал лишь Мерсер, добавила: – Я вас догоню.

– Но как я тебя узнаю?

– Узнаешь…