Загробные миры Вестерфельд Скотт

– Тебе нужна услуга? – донесся из-под пола ответ. В голосе слышалось такое удовлетворение, что я едва не бросилась к выходу, а на периферии зрения замелькали цветные пятна.

Сделав глубокий вздох, чтобы удержаться на обратной стороне, я сказала:

– Мне нужны кое-какие сведения.

Теперь сквозь трещины в полу и зазоры между шкафчиками начала, пузырясь, просачиваться черная нефть. Она, как голодный зверь, подступила к моим ногам, и я принялась погружаться в реку, приготовившись к новому столкновению со стариком в лоскутной куртке.

Сейчас его кожа сияла в темноте. А может, я просто увидела его в истинном свете: ведь я совсем недавно привыкла к мерцанию, которое излучаем мы, психопомпы. Но нынче я даже различила скользкие воспоминания, плавающие в реке, они колыхались на волнах подобно клочьям сумрака на фоне тьмы.

– Что за милый сюрприз, – произнес старик. – А я было начал думать, что тебе не нравлюсь.

– Не стесняйся, думай так и дальше. – Я опустила руку в задний карман, где лежал прихваченный из дома нож.

Он проследил за моим движением.

– Грубовато для просительницы об услуге.

– Что поделаешь, – заявила я. – Ты вроде хотел меня кое-чему научить. У меня есть к тебе вопросы.

– Вопросы? – удивленно повторил он. – А твой темнокожий друг чего-то не знает?

Я решила пропустить его реплику мимо ушей.

– Есть один мужчина, убийца. Я думаю, жертвы похоронены в его палисаднике. Они неотступно торчат возле дома.

– Ты предлагаешь мне парочку маленьких привидений? Как мило, – улыбнулся он, однако выражение его блеклых глаз не изменилось. – Увы, я весьма избирателен.

– Ничего я тебе не предлагаю. Я собираюсь с ним разобраться.

– Ты говоришь о возмездии.

– Не совсем. Дело вот в чем… – Я запнулась. Слова о поисках справедливости звучали высокопарно. Я бы не возражала, если бы убийца страдал, но, в основном, я стремилась исправить ту жуткую ситуацию. – Я хочу, чтобы моя подруга перестала бояться.

– Твоя подружка-призрак, – хмыкнул старик. – Малышка, что была с тобой при нашей первой встрече.

– Ага, та самая, которую ты хотел добавить в свою коллекцию, – отрезала я, недоумевая, чего ради потащилась к старику за помощью. Но мне больше было не к кому обратиться. – Он и ее убил. А вдруг он охотится за людьми до сих пор? В общем, я должна его остановить.

– Интересно, – протянул старик с любопытством. Похоже, он не был ни шокирован, ни обескуражен. Он просто проявил любопытство.

Я продолжила:

– А у меня появились новые способности. Я могу попадать в нужные места, вижу прошлое. Знаю, что он сделал, а доказать не могу.

– То есть ты не в силах ничего изменить, – резюмировал он, пожав плечами. – Люди вроде нас не занимаются изменением мира, мы лишь избавляемся от отбросов.

– Никакого «вроде нас» нет. Мы с тобой разные! Но ты говорил, что тебе необходима ученица. Научи меня, как все исправить.

Он ухмыльнулся. Причем его улыбка всегда появлялась медленно, будто пузырек воздуха, поднимающийся в битумной яме.

– У твоего смуглого друга есть от тебя секреты? Поэтому ты и приползла ко мне на коленях.

Я разозлилась и готова была пырнуть его ножом, но сдержалась.

– Он думает, я слишком быстро меняюсь, и намерен меня защитить.

– Тогда он дурак. В неведении нет безопасности. Когда тебя призовут впервые, тебе пригодятся любые уловки.

– Призовут? – переспросила я. – Кто?

– А ты сама как думаешь? Смерть.

Я вытаращилась на него, чувствуя, как далласский лед в моей груди превратился в айсберг. Каждый раз, стоило мне подумать, что я освоилась в загробном мире, тот еще больше усложнялся.

– Объясни!.. Смерть же… не человек, верно?

Он расхохотался, и из его полупрозрачных глаз выкатились поблескивающие слезинки.

– Ты о старухе с косой? Вряд ли. Даже если она и есть, мы с ней не знакомы. Может, смерть – всего лишь сила природы, а может, у нее есть зачатки разума. Но когда ты оказываешься у нее в когтях, она использует тебя для своих целей.

– То есть?.. – уточнила я.

– Во вполне очевидных местах: пожар, резня, война… Когда меня призвали впервые, мне досталась вся троица. Погибал целый город, к чему я был не совсем готов.

– Ясно, – пробормотала я, и меня осенило. Яма возник в аэропорту именно в тот момент, когда там расстреливали восемьдесят семь человек. Наверняка он явился в зал ожидания не для того, чтобы сесть на рейс. – Значит, когда погибает множество людей, психопомпы легки на помине?

Он содрогнулся.

– Психопомпы. Что за несуразное название.

– Не спорю. У тебя есть лучшее?

– Я считаю себя художником, – произнес он, похлопав себя по карманам лоскутной куртки. – Однажды я покажу тебе, что имею в виду.

– Нет, спасибо. – Но старик хотя бы поделился со мной важной информацией. Значит, меня тоже призовут. Что еще скрыл от меня Яма?

– Но для хорошенькой девушки вроде тебя найдется другое слово, – проговорил он. – На моей родине мы называли таких «валькирия», что означает «выбирающая убитых».

Я не ответила, но мне понравилось, как это звучит. Должно быть, одобрение отразилось у меня на лице, потому что старик усмехнулся.

– Я могу помочь с твоим убийцей. Был когда-то хирургом, – предложил старикан, делая шаг ко мне. Неторопливая улыбка теперь прямо приклеилась к его губам. Приближаясь из темноты, он распростер руки. – Я очень хорошо владею ножницами и ниткой.

Моя рука метнулась к ножу в заднем кармане.

– Что ты делаешь?

– Небольшая презентация. – Старик разгладил свою куртку. Сейчас он находился на расстоянии вытянутой руки, и я поежилась от чужого холода.

– Я сшил ее из лоскутов. Как видишь, она отлично на мне сидит.

– Мне-то что? – буркнула я, сжав металлическую рукоятку ножа.

– Я могу искромсать его привидение в пух и прах.

– Не надо… – Я запнулась. Но я пока не знала, какой расправы я хочу.

– Поверь мне, – продолжил он. – Вот что снова сделает твою маленькую подружку счастливой. Но у меня есть одно условие.

Я попятилась и задела плечами склизкие воспоминания, которые сгрудились в темноте. Силой воли я подавила дрожь.

– Что?

– Убей его сама. А потом я его порежу.

Я уставилась на старика, пытаясь понять, что у него на уме. Он шутил?

– Я не могу.

Он провел по куртке ладонями, расправляя материю, как если бы она состояла из шелка, а не кусочков.

– Можешь. Ты – валькирия, женщина-воин.

– Нет. – Спору нет, когда я была у злодея дома в прошлый раз, мне хотелось его прикончить. Но убить кого-то по-настоящему?

– Он – человек. Любой из общеизвестных способов подойдет.

– Я пока не умею путешествовать во плоти. Здесь я ничем не отличаюсь от призрака, – покачала я головой. – Это глупый разговор. Мне не удастся никого убить.

– Какое разочарование, – вздохнул старик. – А я-то было подумал, что ты валькирия.

Я удивленно посмотрела на него.

– Значит, ты мне не поможешь?

– Стараюсь изо всех сил, – уклончиво сказал он и засунул руки в карманы, – но, как я вижу, надо проделать дополнительную работу.

Мгновение спустя он исчез.

Из призрачной школы я пошла домой, засунув руки в карманы, мои легкие наполнял холодный свежий воздух верхнего мира. Когда старик попросил то, что я не могла ему предоставить, часть меня испытала облегчение. Каждая проведенная в его обществе минута была сродни промокшим ногам, и мне хотелось только одного, чтобы все поскорее закончилось.

Может, Яма был прав. Помогая Минди, я лишь сильнее угожу в лапы загробного мира.

Тут я заметила что-то на другой стороне дороги. Оно сияло ярким флуоресцентным светом, этакий ослепительно-белый столб в темноте – старый придорожный таксофон с поцарапанными, обветшалыми боковинами из пластика. В нашей округе осталось совсем немного таксофонов, и на миг меня посетила мысль: а вдруг это тоже в своем роде призраки? Если у школьных зданий и даже у звуков есть привидения, почему бы их не иметь телефонам-автоматам?

В столь позднее время не было ни машин, ни бегунов трусцой – только ветер, доносивший запах океана. Я быстро перешла дорогу. Пластиковая телефонная трубка в руке была твердой на ощупь… таксофон оказался реальным. Я была почти уверена, что ничего не услышу, но внезапно в ухо ворвались длинные, низкие гудки.

Я нажала на кнопку с цифрой «ноль», дескать, совершаю звонок, который как раз собиралась сделать.

Раздался голос.

– Операция? – Он был тихим, словно пробивался с того света.

А мне почему-то почудилось, вдруг меня сейчас спросят, что у меня за экстренный случай? Что мне сказать? Недолго думая, я проговорила:

– Мне бы хотелось позвонить за счет получателя.

Не успев опомниться, я уже старательно тараторила телефонный номер убийцы, от которого во рту появился кислотный привкус. Но должна же я была что-то сделать, хотя бы и тщетное.

– Пожалуйста, ваше имя? – попросила телефонистка.

– Простите?

– Как мне вас представить?

Мне потребовалась секунда.

– Минди.

– Пожалуйста, Минди, не кладите трубку, пока я соединяю. – Последовали гудки, потрескивание и приглушенный звук набора номера. Затем еще один далекий голос произнес «алло».

Каждая мышца в моем теле передернулась, и я едва не выронила трубку. Мне было трудно дышать, выступил пот, сразу охладившийся на легком ветерке. Рот наполнился горечью, а телефон в руке оказался скользким. Убийца стал еще немного реальней и страшней.

На то, чтобы собраться с духом, мне понадобилась уйма времени. Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем я поднесла трубку к уху. Я почти не сомневалась, что услышу гудки, однако я различила тихое дыхание.

– Ты? – спросила я.

– Это еще кто? – сонно прохрипел он.

Я потеряла дар речи. К горлу подкатил ком.

– Что за Минди? – продолжил он. – Почему ты мне звонишь?

– Я в курсе того, что ты сделал, – выдавила я. – Я знаю, кто ты такой на самом деле.

Воцарилась тишина.

– Я приду за тобой, – добавила я, и меня сразу охватило странное спокойствие. – Ты меня не остановишь. Для меня не существует преград.

– Кто это?

– Твоя смерть не будет для меня помехой. У меня есть друг – расчленитель душ, – отрезала я. Понятия не имею, откуда взялись эти слова, из какого уголка моей души они вырвались, но вкус их был сладок. – Я собираюсь скормить тебя скользким тварям, которые плавают в реке, на глазах у маленьких девочек из твоего палисадника.

Он не ответил, и я повесила трубку. Флуоресцентные светильники таксофона мигнули, осветив улицу трепещущим светом. Мне хотелось напугать убийцу, заставить его хоть чуть-чуть заплатить за все злодеяния. Во всяком случае, теперь он знал, что его кто-то ищет.

И вдруг спустя минуту – на пределе слышимости – телефон начал звонить.

Минди встретила меня в переднем дворике, скрестив руки на груди.

– Ты меня надула! Не очень-то красиво с твоей стороны.

– Прости. – Незачем рассказывать ей о том, что я пыталась сделать. Ей лучше не думать о маньяке, психопомпах и преступлениях. – Надо было сделать кое-что важное.

– Правда? – Она смягчилась. – Похоже, ты расстроена.

– Я устала, – проговорила я и пожала плечами. Я не спала уже почти две недели. Сон перестал быть частью моей жизни. Когда я ложилась на кровать, тьма за веками была полна трепещущих теней, а мозг плавился от мозаики сновидений.

Минди фыркнула.

– Помпы не спят. Лучше поиграй со мной! Мне скучно.

Я улыбнулась. В минуты, когда ее покидал страх, было заметно, насколько радовался жизни этот ребенок до того, как его забрал убийца.

– Ладно. Чем тебе хочется заняться?

– Давай отправимся в Нью-Йорк, как ты предлагала.

Я изумленно заморгала.

– Хочешь увидеть Крайслер-билдинг? Мне казалось, ты боишься реки.

– Но стало так здорово, когда ты начала меня видеть, – тихо пискнула она. – Ведь в здешней округе ужасно скучно.

Я не могла в это поверить. Что, если Яма ошибся? Неужели привидения могут меняться? Минди всего-то и требовалось отделаться от своей призрачной невидимости, и она повзрослела. Или же ей просто требовался друг.

– С тобой мне не страшно, – добавила она. – Мой личный психопомп-телохранитель. Только не бросай меня.

– Конечно, – кивнула я, а она взяла меня за руку своей холодной ладошкой. – А позже я отведу тебя домой.

Река Вайтарна оказалась добра к Минди в ее первом путешествии. Нас задела лишь парочка обрывков воспоминаний, и мы быстро и спокойно добрались до Нью-Йорка. Вероятно, я научилась погружаться в реку, а может, я имела сильную связь с Крайслер-билдинг.

По крайней мере, так я думала, пока мы не покинули Вайтарну.

Мы оказались в Нью-Йорке, но в совершенно другом районе. Вместо небоскребов нас окружали многоквартирные дома и крупные универмаги. Перед нами возвышалась высокая изогнутая башня в облицовке из зеркального стекла. Я ее узнала не сразу… папино здание.

– Ого! – воскликнула Минди, – ты была права. Оно огромное!

– Это не Крайслер-билдинг. Я что-то перепутала.

Она уставилась на меня.

– Уверена? Такая громадина.

– Крайслер-билдинг примерно в пять раз выше. А тут живет мой папа.

Минди недоверчиво хохотнула. Полагаю, ее никогда не привозили в Нью-Йорк, и, вообще, она путешествовала мало. В основном, последние тридцать пять лет она провела поблизости от маминого шкафа.

– А где двухэтажные дома? – спросила она. Повсюду лежали сугробы серого подтаявшего снега. Здесь, на севере, зима была гораздо холоднее, чем в Сан-Диего, но воздух на обратной стороне оставался обычным, прохладным независимо от погоды.

– Нью-йоркцы живут в квартирах. – заявила я. – Давай покажу тебе одну из них.

Но Минди заупрямилась и потянула меня за собой.

– Целое здание заполнено людьми? И они там живут?

– Да… и что такого?

– А то, что они там умирают! – Она застыла на месте. – Наверняка внутри кишат призраки!

Я вздохнула, размышляя, не стоило ли нам мирно прогуляться до Крайслер-билдинг.

Однако мне стало любопытно, почему река отнесла нас сюда. Неужто у меня настолько сильная связь с отцовской квартирой? Когда я гостила у папы, я всегда чувствовала себя неуютно.

– Не беспокойся, Минди. Здание построили несколько лет назад. Папа любит только новые, отменные вещи. – Она по-прежнему не двигалась, и я принюхалась. Воздух отдавал ржавчиной, однако не так сильно, как в доме у убийцы. – Ты видишь призраков?

Она заглянула в мраморный вестибюль, покосилась на швейцара, затем пытливо изучила улицу. В Нью-Йорке – в отличие от нашего штата – уже светало, и хотя я думала, что мы никого здесь не встретим, мимо нас неторопливо шагали первые «ранние пташки».

– Ой, живность! – вцепилась в мою руку Минди, – Что, если в городе тьма-тьмущая помпов и они хватают призраков?

– Папа сказал, что ему нравится Нью-Йорк, потому что здесь не приходится общаться с соседями. Значит, призраки, скорее всего, бледнеют. Или отправляются к себе на родину, где их кто-то помнит.

– Ага. Но держись поблизости, ладно, Лиззи?

– Разумеется. – Я ненавязчиво увлекла ее за собой на противоположную сторону улицы.

Увы, пребывая в своем новом состоянии, я даже не могла нажать на кнопку лифта, поэтому мы поднялись по лестнице. Папа жил на пятнадцатом этаже, однако, когда мы добрались до квартиры, я не задыхалась. Похоже, тут калории не сжигались при ходьбе.

Когда мы встали перед дверью, у меня зашалили нервишки. Я часто погружалась в реку и много где побывала, но впервые воспользовалась невидимостью, чтобы подглядывать за кем-то знакомым. Мне потребовалось сосредоточиться, чтобы пройти сквозь плотную древесину.

Внутри квартира была такой же, как раньше: хром, мебель с кожаной обивкой, окна от пола до потолка с видом на залитый тусклым светом горизонт. Стекла сверкали, как свисающие с поручней террасы сосульки, столь же элегантные и холодные.

Громадная папина плазма была включена, но я старалась не смотреть на экран. Из проведенных опытов мне стало известно, что если ты находишься на обратной стороне, телевидение может запросто ввести в ступор. Оказывается, кошки, чьи глаза видят призраков, смотрят ТВ с крайним ужасом. Впрочем, может, все дело в самих кошках.

– Кто это? – спросила Минди.

– Рэйчел – девушка папы. – Они оба свернулись рядышком на диване и не сводили глаз с экрана.

– Странно, что он здесь с кем-то другим. Я скучаю по нему, хоть он и урод.

– Я тоже, – сказала я, удивившись самой себе.

Минди раньше никогда не заговаривала о моем отце, хотя, само собой, была знакома с ним еще до моего рождения. Наверняка она знала о разрыве моих родителей всю подноготную и теперь пялилась на лежащую на диване пару, будто само понятие «развод» приводило ее в недоумение.

Иногда я задавалась вопросом, скучает ли об отце и мама? Она постоянно выглядела усталой, словно с его потерей в ней угасла жизненно важная искра. А может, виноваты были те дополнительные смены, в которые ей пришлось работать.

Я прикоснулась к щеке, где остался шрам в форме слезинки. На миг мне захотелось шагнуть в мир живых и продемонстрировать папе мою застывшую слезинку. Я покажу ему, как круто мой шрам выглядит без маскировки косметикой, а затем спрошу у отца, почему три недели назад он не прилетел в Даллас.

Наконец-то я поняла, что сюда меня привела ярость.

Кажется, я стала у собственного гнева марионеткой, двигаясь туда, куда он хочет. Я успела вспылить в присутствии множества друзей, и все, кроме Джейми, смотрели на меня с опаской.

Злость толкнула меня позвонить убийце в никчемной попытке его напугать.

Я до сих пор слышала, как мне вслед звонил телефон-автомат. Конечно, старикашка уже узнал, где находится таксофон.

Со вздохом я отвернулась от отца, чтобы приглядеться к Рэйчел. Я никогда не упоминала при маме, насколько она красива, и из преданности гнала от себя крамольные мысли. В свете экрана ее лицо сияло, а выразительные глаза впились в фильм с интересом ребенка.

– Он до сих пор не сказал ей о пистолете, – заметил отец.

– Цыц! – воскликнула Рэйчел. – Хватит подсказывать!

Я закатила глаза. Любимое развлечение папы – смотреть уже виденный фильм с кем-нибудь, кто его не знает, и воображать себя знатоком кино. В такие часы я чувствовала себя дурочкой.

– Я и не подсказываю, – возразил папа. – Просто тебе стоило бы обратить на эту деталь внимание, если ты действительно хочешь понять мотивы героя.

Рэйчел застонала, и я задумалась, почему она живет с ним.

Разумеется, у папы куча денег, и мои школьные друзья считали, что он отлично выглядит для мужчины его возраста. Однако обе эти причины были слишком примитивными для Рэйчел. Она – умная, с ней весело, и она разбирается в истории искусств. Когда я приехала в Нью-Йорк, мне больше всего понравились наши совместные посещения музеев, и она всегда понимала, когда мне надо убраться подальше от папы.

Вероятно, Рэйчел нашла в нем нечто привлекательное. Какую-то неизвестную мне сторону. Но все же шпионить за ними – не лучший способ все выяснить.

– Зря мы сюда притащились, – прошептала я.

– Зато здесь нет призраков, – Минди побрела к спальне. – Но мне как-то тесно. Я думала, твой папа богач.

– Квартиры малы по сравнению с домами.

– Должно быть, тут сложно играть в прятки.

Я рассмеялась.

– Папа не любитель пряток.

– Но в Нью-Йорке наверняка есть дети. – Минди нахмурилась. – Верно?

– Да, – ответила я и переступила порог отцовской спальни – единственной настоящей спальни в этих апартаментах. У папы в гостях я спала в его кабинете на банальном кожаном диване. – Поблизости есть детская площадка, – добавила я.

Во дворе по утрам часто гуляли няньки с малышами, а асфальт пестрел пятнами от жевательной резинки. Мне стало интересно, какой окажется история этого места, если отмотать время вспять.

– Но прятаться негде, – проворчала Минди.

– А это?

Дверца папиного шкафа была закрыта, но я направилась прямо к ней. Я не пыталась представить себе прошлое и даже не затормозила, очутившись перед преградой. Дерево сопротивлялось мне не больше роя пылинок в солнечном луче.

Когда мои глаза привыкли к серому сумраку, я заметила, что за мной последовала Минди. Она с любопытством разглядывала стеклянные фасады выдвижных ящиков и костюмы, аккуратно развешанные на плечиках.

– Спорю, ты хотела бы, чтобы у мамы был такой же встроенный шкаф, – произнесла я. – Роскошная штука для того, чтобы поиграть!.

– Нет, – замотала головой Минди. – Кто-нибудь еще может с тобой спрятаться, а ты даже не догадаешься!

Я улыбнулась, но Минди была права. В шкафу вместилась бы еще одна спальня. Даже при свете дня обратная сторона никогда не была яркой, и в тенях в дальних углах шкафа могло скрываться что угодно.

Я протянула Минди руку.

– Если боишься, мы можем уйти.

– Еще чего! – насупилась Минди, но встала поближе ко мне. – Не хотелось бы мне жить с твоим папой.

– Мне тоже, – ответила я, вспомнив чувство неловкости, которое мучило меня, когда я гостила в Нью-Йорке. Похоже, причина крылась не в полированной неудобной мебели, и даже не в том, что я не простила отца, который сбежал от нас с мамой. Полагаю, Минди заметила главное, чего здесь не хватает: нет места, где можно спрятаться и исчезнуть.

Я провела пальцами по рукавам папиных пиджаков, старясь определить на ощупь шелк, твид и лен. Но безрезультатно: загробный мир приглушал цвета, запахи и текстуры. Пожалуй, деньги немного значат, когда ты умер. Даже лучшие костюмы в итоге оказываются серыми и некрасивыми.

– Я рада, что ты меня сюда взяла, – сказала Минди. – Мои родители не любили города. Мне никогда раньше не доводилось видеть небоскреб.

– Тогда давай я покажу тебе настоящий, – встрепенулась я. – Мы дойдем до Крайслер-билдинг за полчаса. Он в пять раз выше, клянусь.

– Правда?

– И намного красивее. На нем есть статуи горгулий!

Я собралась покинуть шкаф, но спустя мгновение до моих ушей донесся еле слышный шепот: невнятные слова из глубин шкафа.

Я замерла.

– Ты слышала?

– Ты о чем? – спросила Минди.

Я вгляделась в темноту, прислушиваясь в течение пяти медленных вдохов.

– Вроде ничего, – тревожно ответила я и повернулась к закрытой двери: та показалась мне очень плотной.

Я протянула руку и коснулась ее. Дерево было твердым и непроницаемым.

– Приехали! – вырвалось у меня.

Минди вцепилась в меня.

– Что случилось?

Я вытаращила глаза. Снаружи дверь выглядела ничтожной, но изнутри шкафа она оказывала ощутимое давление на психику. И как мне вообще удалось себя убедить, что усилием воли можно избавиться от материальных объектов?

По спине побежал холодок клаустрофобии – напоминание о том, как я чувствовала себя в шкафах в детстве.

– Все нормально…

Из угла опять донесся невнятный шепот.

Зажмурившись, я шагнула вперед, но, естественно, ударилась ногой в дверь.