Загробные миры Вестерфельд Скотт

Глава 27

Лето уходило с неохотой, выждав до середины сентября, когда от жары перестали отпотевать и подтекать мешки с кухонными отбросами. Наконец по ночам в открытое окно Дарси начал проникать стылый воздух, а днем небеса окрасились в яркую голубизну осени.

Они по-прежнему вдвоем редактировали свои романы. За несколько дней до начала турне Имоджен послала своему издателю «Айлуроманта». Книга так и осталась без приличного заголовка, но в «Парадоксе» крайний срок для названия определили на начало следующего года.

Дарси закончила правку романа, не считая новой концовки, мысль о которой по-прежнему лишала ее сил. Она попыталась написать об этой проблеме в своем блоге, лишь бы хоть чем-то заполнить пустую страницу, но это скорее походило на жалобу. Не выдержав напряжения, Дарси поговорила с Мокси, та позвонила Нэн Эллиот и добилась для нее отсрочки до конца ноября.

Ноябрь… в этом месяце Дарси написала целый роман. Разумеется, она сумеет справиться с новой концовкой. Турне с Имоджен и Стэндерсоном наверняка прояснит ее голову.

Дарси и Имоджен приехали в аэропорт имени Джона Кеннеди почти за два часа до вылета. Каждая из них покорно ограничилась одной ручной кладью и одним рюкзаком. Стэндерсон предупредил, что любой зарегистрированный багаж потеряется в первом же полете и никогда их не догонит. Неповиновение Стэндерсону не казалось хорошей идеей.

Первый полет был самым долгим в турне. Им предстояло лететь до самого Сан-Франциско. Оттуда их путь продолжится по Юго-Западу и Среднему Западу и закончится в Чикаго. Сам Стэндерсон, ясное дело, будет ездить еще целый месяц с другими многообещающими молодыми авторами из «Парадокса», которые присоединятся к нему по дороге.

Дарси, дожидаясь отлета, была сильно возбуждена, потребовала место у окна и уставилась вниз на мелькающую за ним местность, пытаясь разглядеть гигантские иероглифы шоссейной развязки «клеверный лист»[86] и идущие по кругу оросительные установки. Страна казалась такой огромной! Не верилось, что завтра во всех ее магазинах появятся картонные коробки с экземплярами «Пиромантки», а по проводам будут нестись и заполнять эфир электронные копии романа Имоджен. И почти через год с ее собственной книгой произойдет то же самое…

Как всегда, Имоджен делала заметки на тот случай, если ей когда-нибудь понадобится написать сцену, происходящую в салоне самолета. Она сфотографировала схему экстренной эвакуации, планировку кабины, даже текстуру ткани на сиденьях. Наблюдая за тем, как Имоджен проводит исследование – специально для книги, которую она даже еще не пишет, – Дарси разнервничалась окончательно.

– Ты летала раньше? – спросила Имоджен.

– Конечно, но не в турне же, – произнесла Дарси и вцепилась в подлокотник между креслами.

Имоджен улыбнулась и мягко взяла Дарси за руку. Когда их пальцы переплелись, она заметила:

– Побереги силы. У нас впереди – целая неделя.

Дарси теребила ремень безопасности, робея и чувствуя свою неопытность.

– Ты не жалеешь, что пригласила меня с собой?

– Что ты! – воскликнула Имоджен. – Но это только первый из множества перелетов.

Стэнли Андерсон часом ранее прибыл из Кентукки и ждал их в аэропорту Сан-Франциско. Он спокойно читал «Пиромантку» неподалеку от табло с рейсами.

Дарси удивило, что он сидит в одиночестве и никто не обращает на него внимания. На его самое незначительное высказывание в Сети спустя считаные минуты поступали сотни откликов, да и на ее вечеринке он был окружен ореолом всеобщего обожания. А здесь, в международном аэропорту Сан-Франциско, он был просто путешественником в удобных кроссовках, джинсах и мешковатой куртке-милитари.

Когда они приблизились, Стэндерсон вскинул голову.

– Добрались!

– Простите за опоздание, – пробормотала Дарси.

– Пассажиры никогда не опаздывают по своей вине. – Он сунул «Пиромантку» во вместительный карман куртки и взялся за ручку дорожной сумки на колесиках – ее цвет сразу напомнил Дарси о ярко-зеленом маркере. – Кроме того, мне, похоже, нравятся аэропорты: повсюду указатели и все такое прочее. Тут трудно заблудиться.

Он показал на знак у себя над головой: «Такси и лимузины».

Когда они последовали за ним, Имоджен сделала большие глаза, кивнув на верхний край «Пиромантки», выглядывающий из кармана Стэндерсона. Загнутая страница отделяла треть книги и находилась примерно в том месте, где Ариэль Флинт обнаруживает у себя способность воспламенять.

– Вам понравится наш водитель, – заявил Стэндерсон. – Я в каждое турне беру одного парня. Он тридцать лет проработал медиаэскортом[87] и знает самые горячие сплетни. Вот увидите, он расскажет вам о том, как подпалил пиджак Джеффри Арчера.[88] Кстати, это было случайно.

– Ничего себе! – удивилась Дарси. Она была в курсе, что у них будет машина с личным шофером, но медиаэскорт? Звучало очень по-звездному.

– Но вам стоит кое-что знать об Антоне, – продолжил Стэндерсон. – Он не в состоянии вести.

– Что вести, автомобиль?

– А что нам делать? – спросила Дарси.

Стэндерсон пожал плечами.

– Антон может водить, у него есть права, – объяснил он. – Просто он теперь не особо хорош. Он становится подслеповат, неуклюж и рассеян. Зато у него столько потрясающих историй!

– Как риелтор, который не умеет пользоваться ключами, – резюмировала Имоджен. – Но гораздо опасней.

– Недавно он пару раз врезался, что внушает некоторые опасения, – сказал Стэндерсон и вдруг повеселел. – Однако общеизвестно, что если ты умираешь в турне, то прямиком попадаешь в рай для подростковых авторов!

Дарси посмотрела на Имоджен.

– Существует рай для подростковых авторов?

– Естественно, – заверил Стэндерсон.

Они шли по длинному, похожему на тоннель коридору, ведущему в зону выдачи багажа, и яркое освещение окрашивало стены и пол в психоделические цвета. Это была назойливая реклама компании-разработчика программного обеспечения, но когда Стэндерсон понизил голос, все показалось Дарси весьма таинственным.

– На небесах очень здорово. Каждый писатель получает маленькое бунгало, народ лежит в гамаках и обменивается литературными советами. Ведутся еженощные споры о мироустройстве. Плюс – множество выпивки.

Имоджен рассмеялась.

– Я видела такое обсуждение на твоем форуме. Разве авторы не получают в свое распоряжение исследовательскую группу, укомплектованную историком, знатоком боевых искусств и консультантом-хирургом?

– Звучит восхитительно! – улыбнулась Дарси, когда они дошли до движущегося вниз эскалатора. – А если твои книги еще не опубликованы на момент потенциальной дорожной аварии? Ты все равно попадешь в рай для подростковых авторов?

– Сложный случай, – проговорил Стэндерсон. – А у тебя уже есть хвалебные отзывы?

– Один от Оскара Ласситера, и Кирали Тейлор ждет, пока я закончу правку, чтобы принять решение.

– Оскар и Кирали? Боже мой! Да, ты точно попадешь на небеса!

Неожиданная новость принесла Дарси облегчение.

Вскоре ее взору открылась зона выдачи багажа: на длинной ленте транспортера – как на параде – выстроились тысячи сумок. Хаос действовал на нервы, и Дарси похвалила себя. Какая же она умница: ведь ее багаж находился при ней. Она сделала мысленно узелок на память, что лучше следовать советам Стэндерсона во всем, что касается турне.

Внизу у эскалатора им махал рослый человек в темно-зеленом костюме. Он держал плакат, на котором от руки было написано: «Андерсон». Мужчины поприветствовали друг друга рукопожатиями.

Встречающий повернулся к Дарси и Имоджен.

– Добро пожаловать в Сан-Франциско! Антон Джоунс к вашим услугам. Моя машина вон там!

Они последовали за ним, и спустя пару минут чемоданы оказались в багажнике серого седана. Стэндерсон сел спереди с Джоунсом, а Имоджен и Дарси заняли заднее сиденье. Их пальцы крепко сцепились между собой. Они и правда были вместе здесь, в турне.

Когда автомобиль покинул аэропорт, Антон Джоунс принялся рассказывать им о своем последнем клиенте – популярном на телевидении шеф-поваре, который заправлял раздачей автографов на своих книгах так, словно очутился в своем ресторане во время обеденного наплыва посетителей. Шеф-повар выкрикивал распоряжения персоналу магазина, ожидавшему у него за спиной, и служащие стремглав мчались к нему с открытыми и заложенными на титульной странице книгами. Тем временем команда рекламщиков жалась вдоль стен с подносами уже подписанных фотографий и фужерами для шампанского.

История была очень смешной, но пока Антон подражал крикам и жестам повара, стало ясно, что его скверная езда – не очередная фантазия Стэндерсона. Джоунс протискивал свой седан сквозь плотный трафик, импульсивно менял полосы и поочередно жал то на газ, то на тормоз. Может, ему мерещился бешеный хор на трассе?

Кожа Дарси покрылась холодным потом, а желудок заурчал в преддверии тошноты. Она попыталась сглотнуть, но из-за кондиционированного воздуха в самолете рот как будто набили ватой.

Джоунс резко обогнул грузовик, Дарси отбросило на бок и прижало к Имоджен. Та, в свою очередь, ударилась о дверцу и издала тихий стон. Когда машина на мгновенье выровнялась, Имоджен обняла Дарси.

– Расскажи мне снова о рае для подростковых авторов, – взмолилась Дарси.

Парни на переднем сиденье, пренебрегая опасностью, болтали как ни в чем не бывало, поэтому Имоджен откликнулась:

– Существует дресс-код. Если ты побывала в списке бестселлеров «Нью-Йорк таймс», то получаешь возможность носить черную мантию с красной каймой, как у преподавателя в школе-интернате.

– Должно быть, это бесит остальных, – сказала Дарси.

– Нет. Мантии смотрятся шикарно, но в них жарко, и каждый втайне жаждет получить сверкающую тиару, которую разрешается носить только обладателям премии Принца.[89]

– Премия Принца такая невидаль?

– Еще бы! Это, по сути, дворянство среди подростковых авторов.

Стэндерсон услышал Имоджен и бросил через плечо:

– На самом деле, это лучше, чем дворянство, которое могут отобрать за предательство или другие серьезные преступления. Но стань ты хоть серийным убийцей, у тебя не отберут украшения принцев.

– Верно подмечено, – кивнула Имоджен. – Но в раю для подростковых авторов премии ничего не значат, поскольку у тебя есть возможность писать все дни напролет: ни счетов, ни приготовления пищи, ни уборки. Только творишь и говоришь о своих произведениях. Кроме того, каждый вправе решать, какую выбрать обложку.

Дарси зажмурилась и постаралась представить, что она находится не в салоне вихляющего седана, а покачивается в гамаке. Как ни глупа была идея о рае для подростковых авторов, она сделала ее счастливой. Когда работа над книгой шла хорошо и они выбирались в «свет», чтобы пообедать с Оскаром, Коулмэном или Джохари, Дарси часто чувствовала себя буквально на небесах, а их беседы о сюжетах и синонимах порой длились всю ночь напролет…

Поскольку на следующий день начиналось турне, Дарси казалось, что предстоящей ночью она не сможет заснуть. Однако огромная и удобная кровать отеля вкупе со сбоем суточных биоритмов из-за смены трех часовых поясов погрузили ее к полуночи в сон.

Последующее утро началось с посещений школ. Спозаранку Антон Джоунс отвез их в пригород, где писательниц ждала аудитория в средней школе «Авалон». Необходимость держать речь перед скоплением учеников всегда повергала Дарси в ужас, и она тихонько порадовалась, что для нее это просто поездка в преддверии выхода книги. Ее работа заключалась в том, чтобы разговаривать с библиотекарями и книготорговцами, но в остальном она не собиралась привлекать внимание.

Плотное утреннее движение в час пик не давало седану развить высокую скорость, и Стэндерсон, который прошлой ночью страдал от одного из своих частых расстройств желудка, ухитрился уснуть на переднем сиденье. Все шло гладко, пока навигатор не объявил, что они приехали в школу. Это было верно лишь отчасти. Между машиной и строениями, которые они видели за ухоженным футбольным полем, находилась высокая проволочная ограда.

– Никогда не получается найти администрацию, – сказал Джоунс и поехал вдоль ограды. Казалось, что преграда никогда не кончится, ничто не намекало на вход.

– Блистательное решение обеспечения безопасности, – заявила Имоджен, – всего одно маленькое «но»: никто не может войти.

Джоунс кивнул.

– Так стало после «Колумбайна».[90] Что за нелепость! Ученики сами устроили бойню!

– У тебя в программе поездок нет контактного номера? – спросила Дарси.

– Сейчас проверю, по-моему, у меня есть телефон школьного библиотекаря. – Имоджен начала просматривать двадцатистраничный факс с описанием подробностей поездки и встреч. Она выудила мобильник и набрала нужные цифры. – Но я попадаю на автоответчик. А библиотекарю полагалось ждать нас у главного фасада здания!

– Не видно никакого фасада, – констатировал Джоунс. – А у нас наметились проблемы!

– Пригородная школа как неприступная крепость, – мрачно подытожила Имоджен. – Мне всегда хорошо удавалось уносить ноги из подобных мест.

Дремавший Стэндерсон проснулся и приоткрыл заспанные глаза.

– Мы приехали?

– Прости, Стэн, – сказал Антон, – мы возле одной из тех школ, где нельзя найти проклятую администрацию.

– Ищи флагшток, – пробормотал Стэндерсон и привалился к окну с пассажирской стороны.

Остальные трое подались вперед и, как по команде, махнули руками вверх и влево: звездно-полосатый флаг трепетал на ветру.

Через десять минут они оказались на сцене, представ перед сотнями пустых кресел. Стэндерсон посвежел и вроде бы ничуть не страдал от расстройства желудка, Имоджен нервно расхаживала, а Дарси пыталась совладать с приступами тошноты. Поездка в седане давала о себе знать.

– Средняя школа! – протянула Имоджен. – Не думала, что когда-нибудь снова попаду в подобное заведение!

– Да уж, – Стэндерсон вдохнул полной грудью. – Запах личных шкафчиков и феромонов, простодушное самолюбование самодельных плакатов. Наши издатели отлично придумали, заставив нас посетить школы, чтобы напомнить, каков на самом деле подростковый мир.

– Я пока ничего не забыла, – заметила Дарси, хотя Стэндерсон был прав насчет запахов. На нее нахлынули воспоминания о старших классах, словно она была на выпускном вечере еще вчера, а не четыре месяца назад. С каждой секундой ее облегчение от того, что ей не надо подниматься на сцену, удваивалось.

– А может, мы до сих не покинули школу? – спросила Имоджен. – Вдруг мы все время провели здесь, и взрослая жизнь – просто иллюзия?

– Гениально! – воскликнул Стэндерсон. – Ты оставишь свою идею для трилогии или выложишь в «Твиттер»?

– С меня хватит, умолкаю, – фыркнула Имоджен.

Дарси все еще обдумывала вопрос, связанный с парадоксами времени, когда снова появился школьный библиотекарь, покинувший их, чтобы заглянуть в администрацию. Высокий рыжеволосый мужчина четко выговаривал согласные, и Дарси принялась гадать, а не вырос ли он в испаноговорящем окружении?

– Учащихся вот-вот созовут, – заявил он. – Сейчас у них идет тестирование, поэтому сюда, к сожалению, доберется приблизительно двести детей из девятых и десятых классов.

Из Имоджен вырвался смешок.

– Всего-то пара сотен?

– Я позабочусь, чтобы они сели в первых рядах, – сказал библиотекарь, повернувшись к Дарси. – Рекламщики лишь прошлой ночью прислали мне имейл о вашем приезде. Вы тоже романистка?

Дарси покраснела.

– Да, но моя книга еще не напечатана.

– А сколько вам лет?

– Восемнадцать, – выдавила она.

– Великолепно. Я не могу передать словами, с какой радостью услышат вашу историю мои ребята, которые интересуются креативным письмом.[91]

Дарси моргнула.

– Подождите, что? Я не…

– Я тоже в этом уверен, – вмешался Стэндерсон. – Дарси – источник вдохновения для всех нас.

– Я вообще не рассчитывала, что… – начала Дарси, но тут с треском ожили школьные громкоговорители, и по коридорам разнесся призыв, приглашавший учеников из английских классов пройти в актовый зал. Когда объявление закончилось, библиотекарь исчез, а рядом с Дарси возник подросток в футболке дэт-металлиста.[92] Паренек прикрепил к ее худи миниатюрный нагрудный микрофон.

– Значит, вы написали книгу? – спросил он, не отрываясь от дела. – Очень круто.

– Спасибо, – Дарси покосилась на вход в актовый зал, где уже появились первые ученики. Ее снова бросило в холодный пот, словно она и не вылезала из седана Антона.

Так или иначе, но у нее не было выбора, как и у подростков, которые постепенно заполняли помещение. Они могли глазеть на подмостки, а Дарси – выступать вместе со своими коллегами по перу. Имоджен была права… Дарси застряла в старших классах. Вечно ей быть в средней школе.

Мгновенье спустя троих писателей вывели на сцену, где их поджидали три пластиковых оранжевых кресла и кафедра.

Имоджен прикрыла свой нагрудный микрофон ладонью.

– Везучая ты, Дарси. По крайней мере, ты наверняка не успела переволноваться.

– Думаю, я сейчас это наверстываю, – прошептала та в ответ. Через дверь протискивались все новые ученики, и в актовом зале стало шумно.

Болтовня подростков так и витала в воздухе. Казалось, что их гомон представляет собой опасную первичную энергию, не имеющую направления. Но Стэндерсону действительно повезло: ватага его явных фанатов уже заняла первый ряд. Они без конца фотографировали своего кумира на мобильные камеры и визжали от восторга каждый раз, когда он смотрел на них.

После того, как прозвенел звонок и толпа притихла, Дарси почувствовала, что ее душа, похоже, отделилась от тела. Она словно наблюдала за окружающими с расстояния в тысячи миль. Библиотекарь представил авторов, раздались аплодисменты и Стэндерсон начал выступать. Он не стал ничего рассказывать о своей книге, а завел речь о тех, кто вдохновил его на творчество – Ф. Скотт Фитцджеральд, Джейн Остин, библиотекарь из его городка, и, наконец, привлекательная начитанная девочка, которую ему хотелось впечатлить в девятом классе. Он был непринужденным, обаятельным и знал, когда раздастся взрыв смеха, а когда – аплодисменты.

В конце его выступления по залу прокатилась искренняя овация.

Следующей поднялась Имоджен. Сначала ее голос еле заметно дрожал и ладони сжимались в кулаки, но когда она начала говорить об обсессивно-компульсивных расстройствах, изученных во время работы над «Пироманткой», аудитория моментально затаила дыхание. А Имоджен продолжала свой рассказ, перемежая его захватывающими подробностями о людях, которые проявляют маниакальную запасливость и чистоплотность. Потом Имоджен вошла во вкус и упомянула о женщине, которая перед сном проверяла замки на входной двери двадцать один раз. Руки Имоджен наконец-то ожили, и вскоре перед присутствующими полностью раскрылась страстность ее натуры. Дарси обнаружила, что заворожена тем, насколько прекрасна ее подруга.

А затем, слишком быстро и внезапно, выступление Имоджен закончилось.

Теперь настал черед Дарси.

Она не встала, как сделали другие, просто сидела в оранжевом кресле, подложив руки под бедра. Нагрудный микрофончик передавал ее голос в аудиосистему актового зала, делая его гулким и объемным, как если бы она печатала свою речь молотками.

– Привет, я Дарси Патель. В отличие от этих ребят, я не написала романы. Я написала только один роман. Не романы.

Мгновенье она сидела в глубокой, ничем не нарушаемой тишине, изумляясь тому, что ее шутка, похоже, не сработала. Однако надо было продолжать и говорить дальше. Обладателям сотен смотрящих на нее глаз вряд ли понравится ее молчание.

– Думаю, все дело в том, что мне восемнадцать. Год назад я училась в выпускном классе почти такой же школы, как ваша, и задалась вопросом, что получится, если я буду писать каждый день в течение месяца по две тысячи слов. В результате, я набрала на компьютере уже… шестьдесят тысяч слов.

А странно, над ее коронной фразой раньше действительно смеялись. Взрослые люди из Нью-Йорка находили ее забавной. Или, как с большим опозданием поняла Дарси, они старательно притворялись, что им весело. Очевидно, они поступали так отчасти из доброты или стремления быть милыми. Однако их великодушие не подготовило Дарси к правде, что ее шутка не особо смешная. А старшеклассники были – сама честность.

– В общем, оказалось, что шестьдесят тысяч слов – это почти роман, – продолжала она с трудом. – Я послала его агенту, тот послал его издателю, и сейчас я зарабатываю на жизнь тем, что пишу романы.

Теперь термин «роман» превратился в нечто чужеродное – вроде слова, которое во сне солидно повторялось эхом, но после пробуждения потеряло всякий смысл.

– Но что интересно: мне было не обязательно набирать по две тысячи слов в день. То есть я сочиняла целых шесть страниц… а ведь это – куча работы. Вы можете писать просто по одной страничке в день и через год получите… роман.

Раскатившийся по залу очередной «роман» угас где-то в самом дальнем уголке.

– Люди ведут много разговоров о книгах, их написании, литературе, большая часть которых кажется заумной, однако, как ни странно, это просто. Знай себе печатай по чуть-чуть каждый день, и ты станешь все лучше рассказывать истории.

Странная штука: пока она говорила, зал еще сильнее притих. Неужели ее слушали?

– Вот так с незапамятных времен и создается любая книга. Спасибо.

Стэндерсон зааплодировал первым, разводя ладони шире плеч: его громкие хлопки напоминали выстрелы из пушки. Толпа последовала его примеру, и благодаря некой таинственной алхимии подросткового великодушия, к аплодисментам подмешалось даже несколько одобрительных возгласов. Теперь Дарси поняла, почему Стэндерсона всем сердцем любят миллионы людей и почему так много тех, кто тратит целую жизнь на то, чтобы заставить других себе рукоплескать.

Однако аплодисменты стихли, и пришло время вопросов.

Первой поднялась крошечная девчушка в толстых очках. Она говорила предельно четко, как десятилетний ребенок, которому доверили две строки в школьной пьесе.

– У меня вопрос ко всем трем писателям. Какую из пяти составных частей истории вы считаете самой важной? Сюжет, место действия, персонажей, конфликт или лейтмотив? Благодарю.

Дарси оглянулась на остальных. Стэндерсон поглаживал подбородок, восприняв все весьма серьезно. Он прочистил горло и произнес:

– Хорошо известно, что сюжет – наиболее важный элемент истории. – Имоджен мельком взглянула на Дарси и пожала плечами. – Например: рассмотрим ту странную штуку, которая произошла с одним из моих друзей, – продолжил Стэндерсон. – Пару месяцев назад его девушка устроилась на новую работу. Сначала это был нормальный режим с девяти до пяти, но спустя три недели она начала там задерживаться. Кроме того, она повторяла, что должность ей нравится, но никогда не откровенничала с моим другом. Потом его подруга вообще почти перестала бывать дома. А однажды его все достало, и он поехал к ней в офис. – Стэндерсон подался вперед и заговорил чуть тише. – И что вы себе думаете, вот она выходит из дверей ровно в пять. Поэтому мой друг пригибается к сиденью, а когда она уезжает, следует за ней и обнаруживает, где она бывает…

Он остановился, давая повиснуть тишине. Пару раз скрипнули кресла, послышались редкие шепотки, но секунда сменялась бесконечной секундой, а зал пребывал в молчании.

Наконец Стэндерсон подытожил:

– Вот почему сюжет – самый важный элемент истории.

Аудитория взорвалась озадаченными возгласами.

– Но что же случилось? – крикнул один из зала.

Стэндерсон пожал плечами.

– Не знаю. Я только что это придумал.

У ребят вырвалось что-то вроде рева: то ли смех, то ли досада. Пока библиотекарь пытался их угомонить, Дарси слышала, как ученики делятся друг с другом предположениями, самостоятельно придумывая финал. Наверное, рассказ Стэндерсона требовал завершения.

Когда зал успокоился, Стэндерсон откинулся на спинку кресла и заявил:

– Поняли? В моей истории нет места действия, нет лейтмотива, почти отсутствует конфликт и всего два персонажа, которых зовут «мой друг» и «его девушка». Но прямо сейчас вы меня ненавидите, потому что никогда не узнаете, что будет дальше. Сюжет рулит.

Стэндерсон вынул из кармана рубашки солнечные очки и уронил их на сцену.

У зрителей вырвался недоуменный смешок.

Дарси взглянула на Имоджен, раздумывая, как им выкрутиться. Понятно, что Стэндерсон проделывал свой фокус с сюжетом и раньше. Но Имоджен уже вставала, улыбаясь.

Она подошла к очкам Стэндерсона и с высоты презрительно посмотрела на них. Затем опустилась на колени, подобрала их и надела.

– Он совершенно не прав, – произнесла Имоджен. – Рулит персонаж.

Аудитория мгновенно смолкла, как будто повернули рубильник. Диалог превращался в поединок.

– Я дам вам сто миллионов долларов, – начала она, что вызвало оживление в рядах. Имоджен подняла руки. – А вы снимете фильм. С деньгами вы сможете задействовать в нем все что угодно, верно? Динозавры, космические корабли, ураганы, взрывающиеся города. Не важно, что у вас за история, фильм будет выглядеть совершенно правдоподобно, потому что деньжищи и компьютеры заставят выглядеть реальным все, кроме одного. А что я имею в виду?

Она замолчала в ожидании, беря их на «слабо». В итоге какой-то мальчик предположил:

– Актеры?

Имоджен ухмыльнулась, снимая очки.

– Да. Вам понадобятся актеры, поскольку компьютерные персонажи никогда не выглядят так, как надо. Они кажутся неправильными. От них мурашки по коже. А почему? Как получилось, что спецэффекты могут создать динозавров и космические корабли, но не людей?

Она сделала паузу и продолжила:

– Так происходит потому, что все, кого вы любите или ненавидите, являются человеческими существами. Вы всегда смотрите на людей. Можете различить по легчайшей мимике, когда они злятся, или устали, завидуют, или испытывают чувство вины. Вы – профи по людям.

Боже, она была прекрасна!

– Вот почему рулит персонаж.

Имоджен уронила очки обратно на пол. Реакция зала была не столь бурной, как после выступления Стэндерсона, но сейчас была задействована вся аудитория. Как маятник, огромный и острый, их глаза метнулись к Дарси, у которой закружилась голова. Что ей делать? Обсуждать важность лейтмотива? Или места действия? Внезапно она возненавидела Имоджен и Стэндерсона. Как они посмели устроить битву?

И благодаря этой мысли, ответ стал очевиден.

Дарси встала, прошла по сцене туда, где лежали очки. При взгляде на них она закатила глаза, и в зале раздались редкие смешки. А что, может, она тоже справится.

– Многие ли из вас проснулись сегодня утром с мыслью о том, какая из пяти основных частей истории – самая важная?

Кое-кто прыснул, вверх взметнулись две-три руки.

– А ведь до этого почти никому нет дела. Но почему-то все ждут, что я скажу. Странно, да? А суть в том, что в какой-то миг выступление превратилось в состязание.