Воздушный штрафбат Кротков Антон

Выкурив папиросу, Борис подошел к нужной двери и постучал. Ему открыл сосед Сватова.

— Извините, товарищ полковник, мне срочно нужен майор. Позовите его, пожалуйста.

— А его нет, — с озадаченным видом ответил полковник, будто сам чему-то удивляясь. — Понимаете, какая штука, он только что отбыл обратно в свой полк.

— Как отбыл? Я же только что видел, как он вместе с вами входил сюда.

— Так в том-то и дело! — прыснул от смеха полковник. — Веришь, браток, впервые вижу, чтобы здание покидали таким странным образом — через окно и по пожарной лестнице. Наверное, серьезную контузию мужик пережил, если даже гостиницу покидает «катапультированием»…

* * *

Свою намечающуюся сороковую победу Сватов решил обставить, как событие общеармейского масштаба. Бои шли уже над Польшей. Майор получил информацию, что на наблюдательном пункте передового танкового батальона должен появиться маршал Рокоссовский, и решил воспользоваться таким случаем, чтобы блеснуть мастерством на глазах знаменитого военачальника.

Сватов позаботился о том, чтобы на аэродроме его встречали, как Стаханова из забоя после рекордной смены — со столичной прессой, лавровым венком, оркестром.

Ситуация для «показного воздушного боя» складывалась благоприятная: видимость в районе боя великолепная, вот-вот должна была появиться большая группа немецких пикирующих бомбардировщиков.

И вот «шоу» началось. Пока одни летчики истребительного полка дрались с немецкими истребителями и старались не допустить «юнкерсы» к танкам, другие, как обычно, охраняли командира.

Нефедов с группой своих летчиков тоже срочно был вызван в район начавшегося боя. Борис видел, как «аэрокобра», на борту которой уже почти не осталось свободного места для новых звездочек, означающих сбитые самолеты, снова и снова сваливалась на отколовшиеся от группы «лаптежники».[176] Сбив очередной самолет, Сватов сразу свечой взмывал к солнцу. Если же немецкие истребители пытались его преследовать, на их пути мгновенно вырастала группа прикрытия.

Не ввязываясь в бой с противником, хорошо охраняемый, Сватов был практически неуязвим для врага. Впрочем, даже глав великих держав, несмотря на то, что их покой берегут могущественные спецслужбы, время от времени все же убивают. Точно так же и в судьбе осторожного майора в этот день звезды выстроились чрезвычайно драматичным для него образом.

Находясь в кольце телохранителей на почти максимальной для поршневых истребителей высоте, майор не подозревал об угрозе, в прямом смысле нависшей над его головой.

Несущийся сверху на неимоверной, неестественной скорости крылатый снаряд странной формы никто в группе «аэрокобр», включая самого «рекордсмена», не видел. Майору оставалось жить менее пяти секунд, а он безмятежно предавался приятным размышлениям о том, что скажет в интервью московским корреспондентам, да о предстоящем банкете.

Каким-то образом Андрей Лямин заметил сливающееся с небом голубое брюхо стальной кометы. Новейший сверхсекретный реактивный «Мессершмитт-262» скользил в пологом пикировании с фантастической высоты 12 километров на скорости около 1000 км в час! Самый быстрый из советских истребителей «Як-3» развивал в «соколином броске» максимальную скорость на двести километров меньше. И все-таки именно «Як-3» — самый легкий из советских истребителей мог за оставшиеся мгновения успеть к месту событий…

Лямин резким маневром взметнулся на своем «Яке» ввысь и успел закрыть собою «аэрокобру». Произведенный фашистом залп практически в упор из четырех пушек не оставил Андрею ни единого шанса.

Мимо Нефедова к земле пронеслись горящие обломки «Яка». А убивший Лямина немецкий истребитель, на борту которого красовались геральдический щит с фигуркой черного рыцаря и большая цифра «13», на огромной скорости продолжил свое скольжение, постепенно выравнивая разогнавшуюся до чудовищной скорости машину и уходя в глубь немецкой территории. Подобным способом фашистские «реактивщики» сбили за последние две недели пять Героев Советского Союза. Так что Сватов вполне мог считать себя заново родившимся.

Вечером, преодолев гордость, он приехал на аэродром к Нефедову, чтобы извиниться и помянуть летчика, которому обязан жизнью. Борис не стал держать зла и пригласил соседа к себе в блиндаж. Как положено, выпили за погибшего товарища, по-мужски помолчали. Потом Сватов и говорит Нефедову:

— Слушай, бросай ты к черту свое болото, ведь какой год в капитанах ходишь; награды мимо тебя проходят. Не солидно! Иди ко мне ведомым. Даю слово: все что собьешь — твое. Мне чужой славы не надо, своей хватает. А хочешь, сразу эскадрилью дам. Обещаю: через месяц-полтора получишь майора; на Героя документы пошлем. У тебя ведь уже заваленных фрицев на три звезды накопилось.

— Пошел бы, да под седлом ходить не умею.

— Э-эх! — досадливо махнул рукой Сватов. — Анархист ты и есть Анархист! Отпусти тогда хоть ребят своих. Мне крепкие летчики позарез нужны. Я договорюсь, чтобы их ко мне перевели… У тебя-то хоть что-то за Испанию есть, а они войну закончат без единого орденочка, в лучшем случае «лейтехами». Не порти ты им жизнь! А у меня все-таки гвардия.

Немного подумав, Борис согласился. На следующий день он приказал начальнику штаба подготовить документы на перевод в соседний полк семерых летчиков. Вскоре все формальности были улажены. От Сватова за пополнением пришла машина. Борис обнял каждого из парней. За время совместной службы они стали ему практически родными. Уезжающие летчики, чтобы потом не стыдиться своих эмоций, отворачивались или старательно шутили.

Наконец, Борис отдал теперь уже бывшим подчиненным честь и произнес:

— Желаю успешной службы! Покажите гвардии, что и штрафники чего-то стоят. По машинам!

Проводив взглядом грузовик с теперь уже бывшими однополчанами, Борис понуро поплелся к штабу…

Надо было просмотреть кипу накопившихся за последнее время отчетов для различных канцелярий. За работой прошел, наверное, час. Случайно бросив взгляд в окно, Борис присвистнул от удивления: через летное поле со стороны КПП,[177] постоянно останавливаясь и оживленно о чем-то споря, возвращались его орлы с чемоданчиками в руках. Правда, теперь их было уже не семеро, а только шесть. «Ну сейчас я вам покажу, вольные казачки!» — едва сдерживая радостную улыбку, напустил на себя суровый вид Нефедов. На ходу схватив фуражку со стола, он поспешил к выходу из штабного блиндажа.

— Здравия желаю, орлы! — поприветствовал Борис «возвращенцев» так, словно давно их не видел. — Как воевалось? Ай-яй-яй, что-то, гляжу, звездочки на погонах у вас так и не завелись, да и орденами Сватов-враль обделил. А ведь обещал в люди вас вывести… А может, вы воевать с нашей последней встречи разучились, или все-таки начальство третирует? Так как, хлопцы? Что скажите?

— Да ладно тебе, Батя! — ответил за всех Константин Рублев. — Решили мы, что нельзя нам уходить.

— Ах, вы решили! — снисходительно передразнил парня Нефедов. — А приказ вы решили выполнить— «вольные стрелки»?!

— Нет такого приказа раздергивать по другим полкам часть, бьющую фашистов в хвост и гриву! — убежденно ответил Рублев и ехидно прищурился: — А если чего и нарушили, так ведь дальше штрафбата не сошлют.

— Правильно! — подхватил второй летчик. — Что мы, карьеристы какие! Воевали ведь как надо, били стервятников, Геринга десятками. Закончим войну под твоим началом, командир.

— Ты, командир, прежде чем сватать нас этому Свату, — пожурил Нефедова третий, — нас бы сначала спросил. Мы же все одна команда!

— Верно! — задорно крикнул четвертый пилот. — А тот, кому ордена и звания дороже боевого братства, пусть катится в придворные к этому Свату.

Глава 35

Артур Тюхис стрелялся долго и мучительно. Ликвидировать самого себя ему приказал Берия. Артур слишком хорошо знал устройство той системы, которой преданно служил. Система эта была устроена чрезвычайно жестоко, но и достаточно хорошо самоорганизована. Пока он — Тюхис выполнял функцию встроенного в нее, хорошо работающего механизма, система служила ему, давая все, о чем только может мечтать человек в этой стране. Но на свою беду он сломался и начал угрожать системе сбоем. И она всей своей мощью повернулась против своего «винтика», чтобы растереть его в порошок…

На столе перед Артуром стояла почти допитая бутылка ликера. Рядом лежал заряженный трофейный «вальтер», богато украшенный искусным мастером. Лицо решившегося на страшный шаг человека было гладко выбрито, ботинки начищены до блеска, форма отглажена. Только в глазах — тоска смертная, да на лбу выступила испарина.

— Простите, виноват, — покаянно шептали губы, а перед глазами серийного предателя проплывали лица загубленных им людей, родного отца…

В этом был знак Божьего суда, что накануне Тюхис получил письмо от матери. Следователь, который после ареста отца вел его дело, показал «клиенту» донос сына. Перед смертью отец проклял Артура. Это слышал один из его сокамерников. Недавно этот человек случайно на улице встретил мать Артура и рассказал ей обо всем. Мать писала сыну, что жалеет, что выносила такое чудовище, как он: «Лучше бы я умерла при родах…»

Проходя мимо зеркала, Тюхис машинально огладил короткую прическу и вдруг плюнул в собственное отражение…

Первый звонок для Артура прозвенел месяц назад, когда опытный конспиратор вдруг обнаружил за собой «хвост».[178] Потом зачем-то приехавший на фронт генерал Лапов категорически запретил Артуру выезды на передовую. Он объяснил это так: «У вас, полковник, на плечах настоящий сейф с секретной информацией. И мы не можем допустить, чтобы вы даже случайно оказались у немцев в качестве “языка”». Со стороны волкодавистого Лапова такая забота больше походила на смертельные объятия. Это насторожило Тюхиса. Однако его голова была слишком занята затеянной игрой с дядюшкой Нефедова, чтобы долго размышлять на посторонние темы.

После того как Лямин погиб, Артур послал за линию фронта другого своего агента. И через некоторое время тот вернулся с ответом от Дмитрия Нефедова. В своем послании майор абвера выказывал радость по поводу того, что его племянник наконец решил изменить большевикам, предавшим Россию, и перейти к германцам, которые, по мнению Дмитрия Александровича, олицетворяли собой европейскую цивилизацию. Первое письмо с той стороны линии фронта было аккуратно подшито Тюхисом в новое уголовное дело на Бориса Нефедова. «Теперь ему точно не выскользнуть!» — злорадно подумал тогда Тюхис.

Игра обещала быть увлекательной, а главное — результативной! По просьбе абверовца Артур подкинул ему еще немного секретной информации о дислокации и составе советских частей. Артур знал, что посылаемые им сведения останутся в сейфе немецкого майора, и никто на нашей стороне об их утечке не узнает. Тюхис не собирался выманивать абверовца на конспиративную встречу, захватывать его и подвергать допросам. Этого не требовалось. Важна была сама по себе переписка с ним. На ее основе можно было состряпать дело о якобы готовившемся абвером, но вовремя предотвращенном перелете штрафников к противнику. Артур даже подумывал о том, как бы на самом деле спровоцировать Бориса Нефедова на действие, которое можно было бы выдать за попытку перехода к врагу.

И тут прозвенел второй звонок: Артура неожиданно без серьезной причины вызвали с фронта в Москву. Как кадровый сотрудник с серьезным стажем работы Тюхис знал, что просто так сотрудника его ранга не будут выдергивать в Центр. И все-таки Артур еще долго отказывался признаться самому себе, что дело дрянь. Он не верил, что все кончено, даже когда его после совершенно пустого разговора с начальством направили в элитный генеральский санаторий — лечить пустяковое ранение, которое он получил три месяца назад во время немецкой бомбежки. А ведь ему ли было не знать, что НКВД обычно все делает так, чтобы намеченный к аресту крупный чин успокоился, расслабился, не предпринимал попыток сбежать или замести следы, увидев поданный ему салон-вагон, получив новое высокое назначение или путевку в дом отдыха…

В санатории Тюхиса поселили вместе с подполковником, который постоянно пытался его споить и лез с откровенными разговорами. Сам имея опыт работы тюремной «наседкой», Тюхис без труда раскусил соседа. Вот тогда ему по-настоящему стало страшно! Артур понял, что погорел, но пока не мог понять, где совершил ошибку. Постепенно им овладело отчаяние, необъяснимый ужас…

Затевая игру с абверовцем, Тюхис не догадывался, что Дмитрий Александрович Нефедов еще в начале 1942 года сам вышел на контакт с советской контрразведкой. Через партизан он получал инструкции и передавал сведения в Москву. Дмитрий Нефедов с помощью резидентуры СМЕРШ в немецком тылу готовил перелет нескольких русских эскадрилий люфтваффе к своим. В вышедшем же на него полковнике Госбезопасности он сразу распознал провокатора.

Помня состоявшийся в парижском ресторане разговор с племянником, Дмитрий Александрович ни на секунду не усомнился в порядочности Бориса. Поэтому в Москву он передал, что на него вышел такой-то высокопоставленный сотрудник НКВД, который сообщил важные разведданные и сообщает о своем желании перейти к немцам. Имя своего племянника Дмитрий Александрович в своем донесении, естественно, не упомянул. Дядя был рад, наконец, вернуть племяннику долг…

Итак, Тюхис оказался под колпаком у собственного ведомства. Теперь в этом не было никаких сомнений. Артур чувствовал — скоро страх доконает его. Это не был обычный профессиональный страх, который даже необходим человеку его ремесла, нет, это был сжирающий изнутри животный ужас перед мучительными пытками и смертью. Сам Артур никогда не участвовал в пытках, но во время службы ему частенько приходилось наблюдать за тем, как это делают профессионалы. Чтобы получить от подследственного нужные показания, были приемлемы любые средства. Артур не помнил случая, чтобы его сослуживцам это не удавалось. От одного представления, как ему начнут ломать пальцы дверью, бить по ребрам резиновой дубинкой, подвешивать на дыбу, у Тюхиса мгновенно пересыхало во рту и начинало мерзко сосать под ложечкой.

Он стал продумывать оправдания на все случаи. Даже если представить уже совсем невозможное, что каким-то непостижимым образом руководству стало известно, что полковник Тюхис передал врагу важные военные сведения, этому можно попытаться найти оправдания.

Но все произошло чудовищно обыденно. Берия вызвал к себе Тюхиса и ледяным тоном сообщил, что у Абакумова есть неопровержимые данные о его предательской деятельности:

— Мы не можем допустить, чтобы на органы государственной безопасности легло пятно позора. Вы должны сегодня же подчистить за собой то, что напакостили. Иначе нам придется помочь вам это сделать.

В этом разговоре просто не нашлось ниши для того, чтобы подчиненный мог попытаться оправдаться перед руководителем. Берия просто отдал приказ, а Тюхис обязан был его исполнить.

Сколько раз за эти годы Артур видел человеческую смерть. Но сам оказался совершенно не готов к собственной. «А может сбежать! Разве нельзя попытаться спасти себя?» — возникла в голове чудесная мысль. Тюхис подошел к окну. Во дворе стоял огромный черный «паккард». Он был похож на катафалк. Это «пасли» его… Артур ярко представил скуластое лицо убийцы и почти безмолвно прыгающий в его руке пистолет. Все, что он услышит, это звук, похожий на сиплый выдох велосипедного насоса — «пых-пых». Он инстинктивно втянул голову в плечи, представляя, как обожжет его мозг раскаленный свинец, а потом наступит полное безмолвие…

Что-то изменилось в природе за те несколько минут, пока он смотрел в окно. Грянул гром, бабахнуло так, что напряженным нервам Артура показалось, будто поблизости шарахнули из безоткатного орудия, по карнизу весело забарабанили капли дождя…

Умирать ужасно не хотелось. Мужчина с ненавистью посмотрел на лежащий на столе пистолет, однако взял его и направился в ванную комнату. Но потом, вспомнив что-то важное, вернулся с полпути обратно в кабинет, вытащил из сейфа дело Нефедова и сжег его на кухне. Перед встречей с вечностью даже закоренелые злодеи торопятся делать добрые дела. Ольге Тэсс Артур написал длинное покаянное письмо, в котором просил прошения и признавался, что обманул ее, когда сообщил, будто Борис погиб. В конверт Артур вложил прежний паспорт Ольги и адрес полевой почты части, в которой служит Борис.

Потом в ванной комнате перед зеркалом полковник невольно подтянулся, на его красивом лице истерично дрогнули губы:

— Нельзя доводить дело до ареста… Позор будет слишком велик…

Самоубийца аккуратно засунул пистолет себе в рот, и на счет «три» мягко надавил на спусковой крючок…

Глава 36

Костя Рублев вернулся с задания чрезвычайно довольный, возбужденный и сразу к командиру:

— Кажется, я нашел их логово!

С момента гибели Лямина нефедовцы безрезультатно пытались выследить, откуда взлетают реактивные «мессеры». За это время летчики авиагруппы еще несколько раз встречались в небе с одиночными «Ме-262». Но немецкие самолеты всегда отрывались от преследователей.

К концу войны на вооружении ВВС Красной армии поступили первоклассные истребители «Ла-7», «Як-9». Но и немецкая авиапромышленность смогла под занавес совершить технологический рывок: небо рейха обороняли в том числе и реактивные машины. Правда, в люфтваффе оставалось все меньше хороших летчиков. В конце 1944 года впервые в истории германских военно-воздушных сил были отмечены массовые случаи отказа деморализованных огромными потерями молодых летчиков идти в бой. И все же уцелевшие эксперты еще представляли серьезную опасность. Собранные в элитные части реактивной авиации типа «Команды Новотны» они продолжали держать в небе фронт. Атаки всего двух десятков реактивных «Ме-262» на строй из тысячи «Летающих крепостей» давали такие же результаты, как если бы американские бомбардировщики штурмовали несколько сотен поршневых «Мессершмиттов-109» и «Фокке-Вульфов-190».

Первый визит в окрестности обнаруженного Рублевым гнезда фашистских реактивных охотников ничего не дал: сорок минут Нефедов с ведомым крутились вблизи базы, но так никого и не встретили. Приближаться же вплотную к аэродрому было нельзя, чтобы раньше времени не обнаружить себя. Борис даже не стал атаковать подвернувшийся им связной «Шторьх», хотя сбить эту «стрекозу» им было проще простого. Но на немецком самолетике наверняка имелась радиостанция, и о появлении вблизи секретной авиабазы русских истребителей сразу бы стало известно немецкому командованию. Нет, необходимо было сохранять инкогнито.

Наконец в третьем вылете, уже при возвращении к линии фронта, советским охотникам встретился реактивный «Мессершмитт-262». Борис увидел его за несколько километров. Встречный самолет приближался неестественно быстро. Немецкий пилот также заметил советский истребитель и приготовился к атаке. Встреча произошла на пересекающихся курсах. Борис пытался поймать в прицел удлиненный, похожий на щуку благодаря пятнистой окраске верхней части фюзеляжа и светлому брюху силуэт. Но хорошо прицелиться так и не удалось. Противник быстро проскочил мимо Нефедова и скрылся из вида. Рублев доложил командиру, что немецкий пилот пустил по нему ракету, но промахнулся. Хотя Борис ничего такого не заметил.

Советские охотники бросились в погоню. Зная, куда держит курс реактивный «мессер», они имели серьезное преимущество над врагом.

Недалеко от немецкого аэродрома русские «Яки» нагнали «Ме-262». Но его летчик и на этот раз вовремя заметил угрозу и легко оторвался от преследования. Дальнейшие его поиски ни к чему не привели…

Шли ожесточенные бои за Варшаву. В то утро у Бориса не было никаких особенных предчувствий, хотя начинающийся день был не совсем обычный — пятница тринадцатое число. Намечался обычный вылет на сопровождение бомбардировщиков. Но потом задание неожиданно отменили. Чтобы не тратить время впустую, Нефедов оставил вместо себя заместителя, а сам решил на пару с Рублевым «прогуляться» «на охоту».

Так как маршрут взлета и посадки реактивных «мессершмиттов» был примерно понятен, «Яки», используя солнце и облака, заняли позицию в «засаде», в надежде врасплох застигнуть пилота скоростного истребителя, в момент, пока он еще не успел набрать максимальную скорость или, наоборот, сбрасывает ее.

Советским летчикам уже было известно самое слабое место «чуда немецкой техники»: при посадке реактивный самолет становился очень уязвимым, так как его пилоту приходилось долго вести машину по прямой, постепенно снижая высоту и скорость. При этом скорость полета замедлялась не только обычным сбрасыванием газа, но и путем задирания вверх носовой части самолета. А главное: летчику просто было некогда следить за воздушной обстановкой, ибо ему приходилось выполнять множество сложных манипуляций и постоянно бороться со своей машиной, которая на малых скоростях норовила опрокинуться на крыло.

Именно в такой момент советские «охотники» и застали пилота реактивного «черного рыцаря». Немецкий летчик был так поглощен управлением, что даже не смотрел назад. Подвешенные под крыльями его «Ме-262» реактивные двигатели оставляли за собой черные дымные следы, словно они горели. Но это было не так.

Борис дал мотору полный газ и ринулся на врага. Мысленно он видел сидящего в кабине реактивного истребителя Хана и разговаривал с ним: «Ну вот и встретились, товарищ инструктор! К сожалению, даже в безграничном небе нам с тобой стало тесно. Слишком много зла ты натворил…»

Хоть немец и тормозил, скорость его самолета все еше оставалась достаточно высокой. Нефедову пришлось «выжимать» из машины максимум, чтобы на форсаже сократить дистанцию для выстрела. Лучше всего подобраться к мишени снизу, используя то обстоятельство, что из кабины «Ме-262» было плохо видно то, что происходит сзади внизу — под массивными реактивными двигателями…

Но что такое?! Рядом с правым крылом «мессершмитта» появились трассы снарядов. Все ясно: Рублев не совладал с собственным азартом и раньше времени нажал на гашетку. Борис начал ругать ведомого, но оказалось зря.

Уклоняясь от летящих в него снарядов, Хан начал круто разворачиваться в сторону Нефедова. Борис нажал кнопку стрельбы, но пушки «Яка» молчали. Летчик быстро перезарядил оружие — бесполезно! «Перегорел предохранитель электрического спуска», — догадался Борис. Старая добрая механика его бы не подвела. А теперь из-за какой-то крохотной проволочки приходится расплачиваться жизнью! Борис вдруг услышал в наушниках шлемофона насмешливый голос Хана: «Не ругайся на парня, братец! Я ему просто не по зубам. Ты тоже свой шанс не использовал… Извини, камараден…»

На удлиненном носу «мессера» замигали огоньки скорострельных пушек. Однако самолет Хана слишком плохо подходил для воздушной карусели и при выполнении крутого виража начал опрокидываться. Хану пришлось стрелять и одновременно спасать машину, готовую свалиться в штопор. Из-за этого его снаряды прошли мимо цели, но не все…

Раздался взрыв, и Борис захлебнулся от окатившей его пороховой гари и ледяной упругой волны. Что-то больно ударило прямо в сердце. «Разрыв снаряда в кабине… Я убит…» — отметил Борис. Но, несмотря на сильную боль в груди, он по-прежнему мог действовать! Оказалось, что взрывом сорвало фонарь кабины.

Немецкий самолет был уже совсем рядом. Стоит им разойтись, реактивный истребитель быстро наберет скорость и его уже не догнать. «Нельзя его отпускать! — пульсировало в голове Нефедова. — Матерый гад, да на такой резвой лошадке еще немало наших жизней заберет!» Решение пришло мгновенным импульсом. Борис со всей накопленной на инструктора ненавистью бросил свой истребитель на него. Перед глазами Нефедова мелькнул девиз «Vae victis». Раздался оглушительный треск. Крылья самолетов сцепились, как два рыцарских меча. Тонкое крыло «Яка» вонзилось в фюзеляж «мессершмитта». Так они и понеслись к земле, будто сцепившиеся в рукопашной бойцы.

Борис видел, как Хан безрезультатно пытается выбить стеклянный колпак кабины. Похоже, при ударе заело автоматику его аварийного сброса. Радиостанция немца по-прежнему была настроена на волну советских истребителей, и Нефедов слышал изрыгаемые гибнущим летчиком проклятия.

— Прощай, камараден! — крикнул ему Борис и вывалился из кабины…

Опускаясь на парашюте, капитан вдруг увидел, как почти у самой земли из кабины падающего «мессершмитта» что-то выстрелило. Черная точка разделилась надвое: над одной ее половинкой тут же раскрылся белый бутон парашюта.

В конце войны помимо суперсовременных инфракрасных ночных прицелов на новейших немецких самолетах стали устанавливаться катапультные кресла. В последний момент Хану удалось сбросить колпак кабины и воспользоваться новейшим средством «последнего шанса». Вскоре он вслед за упавшими самолетами навсегда скрылся в варшавской гари…

Уже на земле, освободившись от лямок парашюта, Нефедов достал из-под гимнастерки разбитый медальон. Угодивший в него осколок выбил портрет матери Ольги, изменил направление и унесся прочь. Если бы не этот кусочек серебра с портретом внутри, то осколок нанес бы Борису смертельное ранение в сердце. И все-таки Нефедов возвращался в часть в расстроенных чувствах. Ведь у него не осталось ни одной фотографии любимой.

Когда «Виллис» остановился у шлагбаума КПП, навстречу сидящему в нем Борису выскочил обрадованный дежурный:

— А мы уже перестали ждать! Рубль один вернулся. Говорит: «Своими глазами видел, как Батя вместе с “мессером” падал…»

— Рано мне на вечный покой, Федяев, — Нефедов строго глянул на расплывшегося в улыбке ефрейтора, — войну сперва надо кончить.

— А вас тут какая-то женщина дожидается, — игривым тоном отрапортовал дежурный. — Мы ей говорим, что командира, похоже, того… Ну, в общем… Сегодня уже не будет. А она нас такими словами припечатала, что, извините, стесняюсь повторить.

— Что за дамочка?

В этот момент из землянки показалась смущенная и радостная Ольга.

— Наконец-то ты рядом, — улыбнулась она Борису, как когда-то давно на московском вокзале. — Я знала, что ты обязательно вернешься. Я ведь обещала позаботиться, чтобы у тебя за спиной всегда порхали ангелы-хранители.

Борис залез в карман и достал то, что осталось от медальона.

— Что это? — удивленно спросила Ольга, беря в руки кусочек расплющенного металла.

— Говорят, пуля в одно место дважды не попадает, — но для ангелов ведь нет ничего невозможного, верно?

Страницы: «« ... 56789101112

Читать бесплатно другие книги:

В сборник вошли произведения, созданные в период с 1995 по 2014 годы и опубликованные в журналах, га...
В сборник вошли четверостишия последних лет. Где-то фривольные, где-то строгие, где-то лирические, г...
Любого человека интересует вопрос: а что было бы, если… Вот и в этой повести-пьесе предпринята попыт...
Могила матери была единственным местом, где Алекс появлялся без телохранителей. Убийца точно знал де...
Имя писателя Захара Прилепина впервые прозвучало в 2005 году, когда вышел его первый роман «Патологи...
Магия – существует. В этом на своей шкуре убедился Глеб, став учеником пришельца из Изначального мир...