След хищника Фрэнсис Дик

— Но мы должны.

— Он так разгневан, — жалобно сказала она. — Он... разозлен. Говорит, что... что я виновата... вы его не знаете... я не хочу с ним разговаривать... я не могу...

— Ладно, — сказал я. — Позвоню из другого места, не из этой комнаты. Вернусь быстро, как смогу. Вы вдвоем справитесь?

Алисия кивнула, хотя ее и саму трясло. Я спустился вниз и нашел телефон, втиснутый в закуток в холле у входа.

По телефону Джона Неррити ответил Тони Вэйн.

— Ты один? — спросил я.

— Нет. А ты?

— Да. Как дела?

— Бандиты сказали, что он получит ребенка в целости и сохранности... при определенных условиях.

— И каковы условия?

— Пять миллионов.

— Господи Иисусе! — воскликнул я. — А у него есть пять миллионов?

— Отель в Брикуотере был достаточно приличным местом, но отнюдь не тем, где живут миллионеры.

— У него есть лошадь, — прямо сказал Тони.

Лошадь. Ординанд, победитель в Дерби.

— Ординанд? — спросил я.

— А ты без дела не слоняешься. Да, Ординанд. Бандюги хотят, чтобы он тотчас же его продал.

— Как они ему об этом сказали?

— По телефону. Никаких записей, конечно же, пока нет. Он говорит, что это был грубый голос, сплошной сленг. Агрессивный. Угрожал.

Я рассказал Тони об отпечатанном письме.

— Тот же тип речи?

— Да. — Тони редко когда удерживался, чтобы не послать по матери то или это, так что подобная сдержанность всегда вызывала удивление. На самом деле он просто редко срывался в присутствии клиента. — Насколько я понимаю, эта лошадь — главное, чтобы не сказать единственное, имущество мистера Неррити. Он... м-м-м...

— Прямо осатанел? — понял я.

— Да.

Я слегка улыбнулся.

— Миссис Неррити даже слегка боится его.

— Неудивительно.

Я рассказал Тони о том, как произошло похищение, и подумал, что полиции стоит очень тщательно и быстро осмотреть этот ялик.

— Ты еще ничего не рассказал местным легашам? — Нет. Миранду придется уламывать. Я этим займусь. Что ты им со своей стороны сказал?

— Да ничего. Я растолковал мистеру Неррити, что без полиции мы ему помочь не сможем. Но ты же знаешь, что это такое.

— М-м. Я скоро тебе перезвоню.

— Ага.

Он положил трубку, а я неторопливо вышел из отеля, закатал брюки до колена и широкими шагами сбежал по каменистому берегу к песку. Как только я дотуда добрался, я снял ботинки и носки и неторопливо пошел по берегу, неся их в руках и наслаждаясь вечерним солнцем.

Вдоль берега на некотором расстоянии друг от друга стояли волноломы, черными короткими пальцами протягиваясь в море. Местами они подгнили и обросли ракушками и водорослями. Стульчик, полотенца и личные вещи Миранды одиноко лежали на гальке. Большинство других посетителей пляжа уже собрали вещи. А неподалеку у полурастоптанного песчаного замка до сих пор лежали красное пластмассовое ведерко и голубой совочек. Британская пляжная публика, подумал я, по-прежнему остается замечательно честной.

Обгоревшие остатки ялика были центром притяжения для немногочисленных оставшихся на пляже отдыхающих. Обшивка уже на дюйм погрузилась в завихрения вернувшегося прилива. Я шлепал по воде вокруг лодки, как один из любопытных, и как мог близко рассматривал ее остов.

Лодка была из фибергласса и во время пожара сплавилась. Снаружи не осталось сколько-нибудь разборчивого регистрационного номера, хотя алюминиевая мачта пережила пожар и по-прежнему указывала в небо, как восклицательный знак. Парус, на котором должны были быть опознавательные знаки, сгорел дотла и лежал кучкой пепла у ее основания. Что-нибудь среди этих обугленных остатков могло бы помочь — но прилив неумолимо приближался.

— Может, вытащим ее на гальку? — предложил я какому-то человеку, который, как и я, бродил по воде вокруг лодки. Он пожал плечами.

— Это не наше дело.

— А в полицию звонили? — спросил я.

Он снова пожал плечами.

— Без понятия.

Я подошел к лодке с другой стороны и попытался поговорить с более ответственным с виду человеком, но он тоже только покачают головой и пробормотал что-то насчет того, что уже все равно поздно, зато два четырнадцатилетних подростка, услышавшие наш разговор, сказали, что помогут, если нужно.

Ребята были сильные и веселые. Они приподняли лодку, поднатужились и легко вырвали ее из песка. Киль скользнул по дну, оставив глубокий след, и мы, взявшись за лодку с двух сторон, вытащили ее на гальку. Ребята сказали, что там ее прибоем не смоет.

— Спасибо, — сказал я.

Они просияли. Мы стояли руки в боки, любуясь сделанным делом. Затем ребята сказали, что им пора домой ужинать, и вприпрыжку побежали прочь. Я забрал ведерко и совочек, собрал все вещи Миранды и отнес их в ее комнату.

И у нее, и у Алисии вид был не ахти, но в моем присутствии Алисии явно стало легче. Я ободряюще обнял ее и сказал Миранде:

— Мы собираемся вызвать полицию.

— Нет! — в ужасе воскликнула она. — Нет... нет...

— М-м... — Я кивнул. — Поверьте мне, это к лучшему. Люди, похитившие Доминика, не хотят его убивать, они хотят продать его вам целым и невредимым. Вот за это и держитесь. Полиция в данном случае будет весьма полезна, а мы сможем все устроить так, чтобы похитители ничего не узнали. Я это сделаю. Полицейские спросят, что было на Доминике на пляже, а если у вас есть фотография, это вообще будет здорово.

Она заколебалась и нерешительно проговорила:

— Джон сказал: «Сиди тихо, ты и так много натворила:»

Я небрежно взял трубку и набрал номер ее мужа. Снова ответил Тони.

— Это Эндрю.

— Ага. — Напряжение в его голосе исчезло — он ожидал, что позвонят похитители.

— Миссис Неррити согласна проинформировать полицию о приказе ее мужа.

— Тогда давай. Он понимает, что мы не можем работать для него без этого. Он... ну... не хочет, чтобы мы оставили его. Он только что решился, когда услышал телефонный звонок.

— Хорошо. Не вешай трубку. — Я повернулся к Миранде:

— Ваш муж говорит, что мы можем обратиться в полицию. Хотите с ним поговорить?

Она отчаянно замотала головой.

— Ладно, — сказал я Тони. — Принимайся за дело. Перезвоню попозже.

— Что было на ребенке? — спросил он. Я повторил вопрос Миранде, и та, в промежутках между всхлипами, сказала, что красные плавки. Маленькие махровые плавочки. Ни тапочек, ни рубашечки... жарко было. Тони хрюкнул и дал отбой. Я же неторопливо, как йог, попросил Миранду одеться и поехать со мной. Неуверенно, робко и пугливо она тем не менее послушалась и вышла из отеля в шарфе и темных очках между мной и Алисией. Они с Алисией сели на заднее сиденье, и мы втроем поехали в сторону Чичестера. Сделав необходимый крюк, чтобы проверить, нет ли «хвоста», и обнаружив, что все чисто, я остановился спросить направление, и подъехал к главному полицейскому управлению. Припарковался поблизости, но не на виду, за углом. В управлении я спросил, где тут старший дежурный офицер, и объяснил главному инспектору и следователю из отдела, как обстоят дела.

Я показал им документы. К счастью, один из них слышал о работе «Либерти Маркет». Угрожающее послание похитителей совершенно ошарашило их, и они смотрели на него пустыми растерянными глазами, однако быстро поняли все насчет сгоревшего ялика.

— Мы сейчас же туда поедем, — сказал старший инспектор, потянувшись к телефону. — Насколько я знаю, никто еще ничего не сообщал.

— Да, пошлите туда кого-нибудь одетых под моряков, — сказал я. Не позволяйте им вести себя как полицейским, это будет опасно для ребенка.

Старший инспектор, нахмурившись, убрал руку с телефона. Похищение для Англии сравнительно редкий случай, так что мало кто из местных полицейских имеет в этом хоть какой-то опыт. Я повторил, что угроза убить Доминика действительно реальна и что во всем деле именно это следует помнить в первую очередь.

— У похитителей адреналин в крови бурлит, и они легко пугаются, сказал я. — Если им угрожает опасность попасться, вот тогда они убивают... и хоронят... жертвы. Доминик на самом деле в смертельной опасности, но, если мы будем осторожны, мы вернем его.

После некоторого молчания офицер из отдела расследований, человек примерно моих лет, сказал, что они должны позвонить своему начальнику.

— Сколько времени это займет? — спросил я. — Миссис Неррити сидит в моей машине со своей приятельницей. Не думаю, что она выдержит слишком долгое ожидание. Она очень расстроена.

Они закивали. Позвонили. Осторожно все объяснили. Судя по их лицам, начальник примчится в офис минут через десять.

Детектив-суперинтендант Иглер был прирожденным полицейским шпиком.

Хотя я и ожидал его прихода, я едва заметил вошедшее в комнату худое, безобидное с виду существо. У него были редеющие волосы, сквозь которые проглядывала лысина, из воротника плохо сидевшей рубашки торчала тощая шея. Его поношенный костюм висел на нем как на вешалке, вид был какой-то слегка виноватый. И лишь когда оба полицейских вытянулись при его приходе, я с удивлением понял, кто он такой.

Он пожал мне руку, хотя не очень крепко, уселся своим тощим задом на край огромного рабочего стола и попросил меня представиться. Я протянул ему одну из наших фирменных визиток с моим именем. Он неторопливо и без комментариев набрал номер телефона вашего офиса и поговорил, как я полагал, с Джерри Клейтоном. По его лицу было не понять, что именно сказал ему Джерри, он просто ответил «спасибо» и положил трубку.

— Я изучал другие случаи, — сказал он прямо и без преамбулы, Лесли Уайта... и прочие, где дело кончилось плохо. Мне такие проблемы на моем участке не нужны. Я буду прислушиваться к вашим советам, и если они мне покажутся приемлемыми, я им последую. Больше ничего сказать не могу.

Я кивнул и снова предложил послать якобы моряков посмотреть на лодку.

Он сразу же согласился и велел одному из своих подчиненных переодеться, взять с собой еще кого-нибудь и сейчас же отправляться.

— Что дальше? — спросил он.

— Может, вы поговорите с миссис Неррити в моей машине, а не здесь?

Мне кажется, что не надо, чтобы ее видели в полицейском участке. Я думаю даже, что мне не надо вести вас прямо к ней. Может, я вас где-нибудь перехвачу? Некоторые считают, что ни к чему осторожничать, но похитители весьма подозрительны, так что никогда нельзя быть уверенным. Он согласился и вышел прежде меня, предупредив своих коллег о том, чтобы они никому ничего не рассказывали.

— Тем более до того, как будет объявлен запрет на публикацию, добавил я. — Вы можете погубить ребенка. Я серьезно.

Они горячо закивали, а я отправился к машине, где нашел обеих девушек в полуобморочном состоянии.

— Мы тут кое-кого подберем, — сказал я. — Он полицейский, но совершенно на него не похож. Он поможет вернуть Доминика в целости и сохранности и поймать похитителей.

Я внутренне вздохнул — уж очень бодрый был у меня голос, но если я хотя бы чуточку не успокою Миранду, то я вообще ничем ей не помогу. Мы остановились на перекрестке у церкви и подобрали Иглера. Он молча нырнул в машину и сел на переднее сиденье.

Я снова немного покружил по городу, высматривая «хвост», но, насколько я мог видеть, похитители не рискнули следить за нами. Через несколько миль я остановился на стоянке на обочине деревенской дороги, и Иглер попросил Миранду снова описать этот ужасный день.

— Который был час? — спросил он.

— Я не уверена... После ленча. Мы съели ленч.

— Где был ваш муж, когда вы ему позвонили?

— В своем офисе. Он всегда там бывает около двух часов дня.

Мирайда была измотана и готова того гляди снова удариться в слезы.

Иглер, которому приходилось задавать вопросы через неудобный барьер передних сидений, попытался ее подбодрить, отечески погладив по руке. Она поняла его намерение и заплакала еще горше, захлебываясь слезами при рассказе о таких подробностях, как красненькие плавочки, карие глазки, нежные волосы, босые ножки, загорелая кожа без шрамиков... две недели у моря... собирались домой в субботу...

— Ей придется сегодня вечером поехать к мужу, — объяснил я Иглеру, и, хотя он и кивнул, Миранда горячо запротестовала.

— Он так зол на меня... — скулила она.

— Вы ничего не могли поделать, — сказал я. — Похитители выжидали момента, наверное, неделю или больше. Как только ваш муж поймет...

Но Миранда покачала головой и сказала, что я сам ничего не понимаю.

— Эта лодка, — задумчиво спросил Иглер, — та, которая сгорела... в остальные дни она тоже была на берегу?

Миранда рассеянно посмотрела на него, словно вопрос был неважным.

— Последние несколько дней было так ветрено... мы мало бывали на берегу. С самых выходных до сегодняшнего дня... Мы по большей части играли у бассейна, но Доминик не любит его, потому что там нет песка.

— В отеле есть бассейн? — спросил Иглер.

— Да, но прошлую неделю мы все время сидели на берегу... Все было так просто, только Доминик и я. — Она захлебывалась рыданиями, ее трясло.

Иглер коротко глянул на меня.

— Мистер Дуглас, — сказал он Миранде, — говорит, что вы получите его обратно целым и невредимым. Мы все должны держаться спокойно, миссис Неррити. Спокойствие и терпение, в этом все дело. Вы перенесли страшное потрясение, я даже и не пытаюсь преуменьшить его, но сейчас мы должны думать о мальчике. Спокойно думать, ради его же благополучия.

Алисия переводила взгляд с меня на Иглера.

— Вы оба одинаковы, — прямо сказала она. — Вы оба видели столько страданий... столько горя. Вы оба знаете, как помочь людям держаться... Это делает невыносимое... терпимым.

Иглер с легким изумлением посмотрел на нее, и я совершенно без причины подумал, что одежда на нем так болтается из-за того, что он недавно резко похудел.

— Алисия сама была похищена, — объяснил я ему. — Она много об этом знает. — Я вкратце описал ему все, что произошло в Италии, и упомянуло таком совпадении, как лошади.

Он совершенно по-холмсовски подобрался.

— Вы уверены, что это что-то значит?

— До случая с Алисией я работал в Италии над другим делом, когда семейство продало свою долю во владении ипподромом, чтобы собрать выкуп.

— Значит, вы полагаете... это... след? — уставился на меня он.

— Боюсь, да.

— Почему «боюсь»? — спросила Алисия.

— Он имеет ввиду, — сказал Иглер, — что все три похищения организовал один и тот же преступник. Кто-то, причастный к миру скачек. Следовательно, он знает, куда бить. Я прав?

— Точно, — согласился я, обращаясь прежде всего к Алисии. — Выбор жертвы часто является основным ключом к установлению личности похитителя. В смысле, чтобы риск себя оправдал, большинство похитителей заранее удостоверяются, что семья или бизнес жертвы реально могут дать им жирный кусок. Конечно, каждая семья заплатит все, что может, но риск при любом выкупе большом ли, малом ли — одинаков. Потому имеет смысл рисковать только ради крупного куша. К примеру, если знать, что ваш отец гораздо богаче, чем родители большинства других жокеев — девушек или парней.

Алисия не могла оторвать взгляда от моего лица.

— Знать... что у владельца Ординанда есть сын? — Она осеклась, не закончив фразы, пораженная внезапной мыслью.

— Да, — сказал я.

Она сглотнула комок.

— Тренировка хорошей или плохой лошади стоит одинаково. То есть я ясно поняла, что вы имеете в виду.

Казалось, Миранда не слушает нас, но слезы в ее глазах начали высыхать, словно буря наконец прошла.

— Я не хочу сегодня вечером возвращаться домой, — тихо сказала она. — Но если... Алисия, вы со мной не поедете?

По лицу Алисии я понял, что ей меньше всего этого хотелось бы, и ответил за нее:

— Нет, миссис Неррити, это вряд ли хорошая мысль. Есть у вас сестра... или мать... те, кого вы любите? Кого любит ваш муж?

Ее ядовитый взгляд лучше любых слов поведал мне о нынешнем состоянии ее замужества, но после короткого молчания она тихо вымолвила:

— Думаю... мама.

— Хорошо, — отечески одобрил Иглер. — А теперь, дамы, подождите пару минут, пока я немного прогуляюсь с мистером Дугласом.

— Мы будем на виду, — сказал я. У них все равно был испуганный вид.

Мы вышли из машины. По дороге я оглянулся и ободряюще помахал им рукой.

— Очень расстроена, — заметил Иглер, когда мы шли прочь, — но если повезет, она вернет ребенка. Не то, что в тех случаях, которые приходилось видеть мне. Маленьких детей совершенно случайно похищали и убивали маньяки... часто сексуальные. А матери... Совершенно сломленные. Раздавленные.

И часто мы даже знали этих маньяков. Знали, что однажды они совершат что-нибудь ужасное. Убьют кого-нибудь. Мы часто арестовывали их через день после того, как находили тело. Но предотвратить убийства не могли. Мы же не можем их все время держать под замком так, на всякий случай. Эти люди — просто кошмар. Как раз сейчас у нас такой поблизости имеется. Бомба замедленного действия. И где-то какой-нибудь несчастный ребенок катается на велосипеде или просто гуляет — не к месту и не ко времени. Ребенок какой-нибудь женщины. И вот что-то щелкает у психа в голове. Никогда не узнаешь почему. Что-нибудь незначительное. И крыша поехала. Потом они даже не помнят, что именно сделали. Как будто и не было ничего.

— Да уж, — сказал я. — Это похуже похитителей. С ними всегда есть надежда.

По ходу своих размышлений вслух он несколько раз искоса глянул на меня — закрепляет впечатление, подумал я. Я делал то же самое, чтобы понять, чего от него ожидать — хорошего или дурного. Иногда кто-нибудь из «Либерти Маркет» напарывался на полицейского, который думал, что мы только досадная помеха, посягающая на их ревниво охраняемые охотничьи угодья, но в целом они нас терпели — ведь если хочешь разобраться в кораблекрушении, вызови водолаза.

— Что такого вы хотите мне рассказать, чего не надо слышать этим двум девушкам? — спросил он.

Я слегка улыбнулся — этот человек заслуживал того, чтобы я взял назад свое мнение насчет полиции.

— Тот, кто похитил Алисию, — сказал я, — нанял местное дарование.

А тот притащил еще пятерых. Карабинеры арестовали всю шестерку, но главарь испарился. Он называл себя Джузеппе, как и мы будем его теперь звать. Мы сделали фоторобот и распространили по всей провинции. Однако результатов никаких. Если хотите, я дам вам копию. — Я помолчал. — Я понимаю, что это дело рискованное. Возможно, это, в смысле лошади, может быть просто совпадением.

Иглер наклонил голову набок.

— Пятьдесят на пятьдесят.

— Верно. И еще нынешний ультиматум...

— В нем ничего итальянского, а? — Вид у Иглера был добродушный. Но вот местные... Как раз подходящий стиль для тутошних, не правда ли?

— Да уж.

— Прямо так и видишь итальянца, который стоит за спиной у местного бандюги и говорит на ломаном английском: «Скажи ей позвонить мужу и ничего не говорить полиции». — По лицу его скользнула улыбка. — Но это все, как говорится, предположения.

Мы одновременно повернули и зашагали к машине.

— Эта девушка-жокей все еще немного дерганая, — сказал он.

— Это все последствия похищения. Некоторые всю жизнь потом боятся людей.

— Бедная девочка, сказал он, как будто и не думал прежде, что свобода — это тоже проблема. Обычно стражей порядка больше занимают бандиты, а не жертвы.

Я объяснил, почему с Джоном Неррити сейчас сидит Тони Вэйн, и сказал, что местные полицейские также узнают о Доминике. Иглер запомнил адрес и сказал, что свяжется с ними.

— Я думаю, что Тони Вэйн будет с нашей стороны главным. Он очень сообразителен — это на случай, если вы будете иметь с ним дело.

— Ладно.

Мы решили, что я пошлю ему фоторобот Джузеппе и отчет о похищении Алисии первым же утренним поездом, и с этим мы сели в машину.

— Ладно, мистер Дуглас. — Он вяло пожал мне руку, словно мы заключили сделку. В этом они были столь же не схожи с Пучинелли, как черепаха и заяц. Один резкий, другой хитрый, один туго затянут в форму, другой сидит, морщинистый, в своем панцире, один всегда на грани срыва, другой спокойный, как добрый дядюшка.

Я подумал: будь я бандитом, предпочел бы, чтобы меня ловил Пучинелли.