След хищника Фрэнсис Дик
Большую часть утра я слушал «жучок» на нижнем из двух этажей. Я не стоял все время на парковке, а переезжал с места на место, временами останавливаясь на какой-нибудь из улиц в пределах досягаемости передатчика. Похитители по большей части повторяли то, что мы уже слышали, — нытье, нытье, затем рев «заткнись». Раз заплакал Доминик.
— Дитенок хнычет, — сказал первый. Я переключился на «жучок» на верхнем этаже и услышал одинокий душераздирающий плач ребенка, который потерял надежду получить то, чего он хочет. Никто не поднялся поговорить с ним, но его голос тут же заглушила громкая поп-музыка.
Я снова переключился на нижний «жучок» — и чуть не оцепенел. Заговорил еще один голос.
— ...тип сидит в машине в паре улиц отсюда. Просто сидит. Мне это не нравится. И еще он малость похож на одного из тех, кто остановился в отеле.
Первый голос решительно сказал:
— Иди и проверь его, Кев. Если он все еще там, возвращайся. Рисковать мы не можем. Дитенка вниз.
Второй голос ответил:
— Я все утро проторчал у этого проклятого окна. Никого не было видно, никто ничего не высматривал. Просто люди проходили.
— Где ты оставил машину? — спросил Кевин. — Ты ее перегонял.
— На Тартл-стрит.
— Там этот тип и сидит.
Повисло молчание. У типа на Тартл-стрит запрыгало сердце, он быстренько завел мотор и ретировался.
На радиоустановке Тони замигала красная лампочка, и я нажал переключатель, чтобы поговорить с ним, — Я слышал, — ответил он. — Не беспокойся, я уже еду. Когда смогу, свяжусь с тобой.
Я проехал с милю, заехал на стоянку машин у людного клуба и навострил уши, чтобы уловить куда более слабую теперь передачу.
— Тот тип уехал, — наконец сказал чей-то голос. — Что думаешь, Кев?
Последовал неразборчивый ответ.
— Легавыми тут не пахнет. Ни намека. — Первый говорил так, словно пытался убедить себя и всех остальных. — Как Питер и говорил, они не смогут нас окружить здесь незаметно, к тому же, чтобы спустить мальчишку в люк, нужно всего-то восемь секунд. Ты это знаешь, я знаю — мы же проверяли. Полиция ничего тут не найдет, разве что трех парней, которые коротают выходные за карточной игрой.
Опять какие-то неразборчивые слова, затем тот же самый голос:
— Хорошо, мы оба будем смотреть. Я пошел наверх готовиться. Ты, Кев, побродишь по городу и посмотришь, не болтается ли тот тип где-нибудь поблизости. Увидишь его — перезвони, мы решим. Питер не погладит нас по головке, если мы ударимся в панику. Мы должны отдать добро назад живым, так он указал. Иначе мы ничего не получим, сечешь? Да и не хочу я всех этих сложностей себе на задницу из-за фигни.
Ответа я не расслышал, но, кажется, первый передавил-таки.
— Прямо сейчас. Топай, Кев. Пока.
Я вошел в паб, у которого припарковался, и съел сандвич, едва сдерживая дрожь в пальцах. В данном случае политика «не засвечиваться» была, как никогда, обоснованной и существенной, и если бы я не придерживался правил, то рисковал бы жизнью Доминика.
Проблема состояла в том, что я не знал Кевина в лицо, в то время как он легко мог меня засечь и, возможно, знал цвет, модель и номер моей машины. Итченор был слишком маленьким городком, чтобы тут можно было найти много удобных укромных местечек вроде многоэтажных стоянок. Я решил, что не могу рисковать тем, чтобы меня засекли, но и пост покинуть не мог. Потому я поехал по кружному пути к Итченор-Крик, к самой высокой точке, поближе к Чичестеру. Я не мог больше слышать «жучки», но надеялся найти Тони по воде.
Он ответил по первому же моему вызову тихим, полным облегчения голосом.
— Ты где? — спросил он.
— Вверх по речке.
— Понял.
— Что там в доме?
— Ничего. Какой бы там ни был люк, добро в него еще не спустили. Однако они все еще трясутся, как медузы. — Он помолчал. — Как же не повезло, черт побери, что у них на той улице машина.
Он извинял меня. Я был благодарен ему.
— Я там только десять минут простоял, — сказал я.
— Все путем. Кев сейчас с ними.
— Я приеду, если буду тебе нужен.
— Ладно, — ответил он. — Кстати, именно Питер выбирал цель. Прямо-таки цветочек, говорили они. Питер звонит им ежедневно и, похоже, может явиться сюда сам завтра-послезавтра. Жаль, что мы не можем ждать.
— Слишком рискованно.
— Ага.
Мы договорились о времени и месте встречи, и он отключился, чтобы не тратить батарейки, что были у него в лодке. Слушать «жучки» было куда важнее, да и батарейки садились меньше.
Всегда существует небольшой шанс, что кто-нибудь где-нибудь случайно выйдет на ту же радиоволну, но я пересмотрел наши переговоры и подумал, что это не будет понятно никому и никого не встревожит, кроме самих похитителей, даже если мы разговаривали как два вора.
Я до полудня оставался у воды — в машине или около, но больше от Тони ничего не слышал, что само по себе было признаком того, что пока все в порядке. В начале пятого я поехал к ближайшей телефонной будке и позвонил Иглеру. Мне ответили, что он не на дежурстве.
— Кто звонит? — Эндрю Дуглас, — ответил я.
— В таком случае не перезвоните ли по следующему номеру?
Я перезвонил, причем сразу же. Какая же разница, мимоходом подумал я, с тем заместителем Пучинелли, что наделал нам столько хлопот!
— Ваши люди могут поработать ночью? — спросил я.
— Конечно.
— Тони обнаружил похитителей.
— Невероятно!
— Вы сможете их арестовать.
— Где они?
— Ну, — сказал я, — они очень настороже, высматривают, нет ли признаков полицейской активности. Если вы возьметесь за них слишком рано, ребенку конец. Потому... хм... не согласитесь ли вы на наши предложения, не расспрашивая и, конечно, ни в коем случае не отклоняясь от плана?
Последовало долгое молчание, затем он спросил:
— Позволено мне будет ознакомиться с этим планом или нет?
— М-м...нет.
Снова молчание.
— Значит, просто «да» или «нет»?
— Боюсь, что так.
— Гмм... — Он колебался:
— Я получаю бандитов на ваших условиях или не получаю их вовсе?
— Угу, — ответил я. Снова молчание. — Хорошо. Валяйте. Какова моя роль?
— Вам понадобится достаточно сотрудников, чтобы арестовать по крайней мере трех человек, — сказал я. — Сможете привезти их в местное отделение к часу ночи?
— Конечно, — он чуть ли не обиделся. — В штатском или в форме?
— Думаю, все равно.
— С оружием или нет?
— Как вам угодно. Мы не знаем, есть ли у бандитов оружие.
— Верно. И куда моим людям ехать?
— Я позвоню вам с точными сведениями после часу ночи.
Он хмыкнул.
— Вы не слишком-то мне доверяете, не так ли?
— Я вам доверяю, — сказал я. — Иначе я не стал бы для вас все это улаживать.
— Ладно, ладно, — сказал он. — Железная рука в бархатной перчатке, как я и подозревал. Ладно, парень, я твое доверие не обману и буду играть с тобой честно. Но если вы напортачите, я же вас обоих в клочья порву.
— Заметано, — с благодарностью сказал я. — Я перезвоню вам в участок.
Я снова отправился к воде, но от Тони ничего не было слышно. Изрядно выждав после наступления темноты, я поехал туда, где мы с ним условились встретиться, и принял и его, и оборудование с борта лодки на «борт» машины.
— Они там в доме малость утихомирились, — сказал он. — Им позвонил Питер, кто бы он там ни был, и, вероятно, это их немного успокоило. Жаль, что я не поставил «жучок» на телефон. Короче, Питер, похоже, велел им продолжать наблюдение и не упаковывать мальчика, пока не увидят снаружи полицию. — Он ухмыльнулся. — Надеюсь, они ее не увидят.
— Не увидят. — Я вынул батарейки из лодки и положил их рядом с бесформенной холщовой сумкой. — Наш приятель Иглер обещал. К тому же... — я помедлил, — я позаботился насчет других мер предосторожности.
— Ну не хитрюги ли мы? — сказал Тони, когда я рассказал ему обо всем. — Однако мы и вправду не можем позволить себе устроить неразбериху.
Хочешь ореховую палочку? Заменяет целый ужин.
Я съел палочку, и мы сели и стали спокойно ждать. Выждав изрядно после часу ночи, я позвонил Иглеру и сказал ему, куда и когда привезти — и спрятать — своих людей.
— Скажите им, чтобы вели себя тихо. Не просто тихо — чтобы молчали.
Никаких разговоров. Не топать. Совершенно тихо.
— Хорошо.
— Ждите нас с Тони. Мы придем вас встретить. Возможно, мы придем гораздо позже вас, мы не уверены. Но, пожалуйста, ждите. Ждите молча.
— Это все, что ты хотел мне сказать? — с сомнением спросил он.
— Мы расскажем остальное, когда встретимся. Но очень важно правильно рассчитать время... так вы подождете?
— Да, — сказал он, собравшись с мыслями.
— Хорошо. Встретимся.
Я положил трубку. Тони с довольным видом кивнул.
— Ладно, — сказал он. — Как с нервишками?
— Дрожат. А у тебя?
— Честно говоря, — сказал он, — когда я иду на такие дела, я чувствую себя вдвое живее, чем обычно.
Я тихо отвез нас назад в Итченор и поставил машину в ряд с другими, припаркованными за углом того дома, где укрылись похитители. На улице слабо горел единственный фонарь, да и то за углом, что в особенности порадовало Тони, поскольку ему нужно было время, чтобы приспособиться видеть в темноте. Он вытащил тюбик краски, начернил руки и лицо, а я снова включил «жучки» для окончательной проверки. Оба «жучка» молчали.
Я посмотрел на часы. Два пятнадцать. Люди Иглера будут на месте к двум тридцати. Если повезет, похитители будут спать.
— Разрисуй морду, — Тони протянул мне тюбик. — Не забудь о веках.
Если услышишь, что кто-то идет по улице, забейся в угол и закрой глаза. Если сделаешь так, то в темноте тебя будет почти невозможно разглядеть. А стоят и ходят, блестя зенками, только тупые козлы.
— Ладно.
— И имей терпение. Тишина — она времени требует.
— Ага.
Он вдруг ухмыльнулся, по-сатанински блеснув зубами на черном лице.
— На фиг годы тренировок, если ни разу в жизни этим не воспользуешься?
Мы вышли из машины на тихую пустынную улочку, и Тони достал из большой холщовой сумки в багажнике свое замысловатое, нежно любимое снаряжение.
Я помог ему залезть в конструкцию из легкого черного материала, придерживая его, пока он просовывал руки в рукава и застегивал «молнию» от пояса до горла.
В этом наряде он уже не казался, как обычно, гибким — теперь это был горбун, блоки питания нелепо бугрились на плечах.
Сама «сбруя» состояла из огромного количества карманов — как вшитых, так и навесных. Все необходимое лежало по карманам, поскольку то, что прикреплялось обычным образом, как альпинистское снаряжение, звякало и стучало, да к тому же отражало свет. Все, что использовал Тони, было матово-черным и по возможности покрыто слегка липкой оболочкой для лучшей хватки. Когда он впервые показал мне свое снаряжение, я был просто очарован. К тому же я почувствовал себя чуть ли не привилегированной персоной — ведь он держал в секрете от большинства партнеров само существование этого снаряжения, так как опасался, что они запретят его использовать.
— О'кей? — спросил он.
Я кивнул. Вроде бы дышать костюм ему не мешал, но мои собственные легкие, как мне показалось, чуть ли не отключились. Ведь он с голыми руками не раз отправлялся туда, где ждала смерть, и, смею вас заверить, грабеж в приморской английской деревеньке по сравнению с этим просто пикник.
Он ткнул в незаметную кнопку где-то у шеи, послышался приглушенный писк; когда включилось питание, писк перешел в слабое шипение, неслышимое в двух шагах.
— Отлично, — сказал он. — Давай сумку.
Я вынул холщовую, сумку из багажника, тихо закрыл и запер дверь машины. И мы — оба в черном — тихонько дошли до угла, где Тони вдруг растворился в темноте и исчез. Я досчитал до десяти, как было условлено, опустился на колени и осторожно, с колотящимся сердцем, впервые окинул взглядом смутно видневшуюся впереди цель.
— Все время сиди на коленях, — сказал Тони. — Часовые обычно смотрят на уровне головы, а не так близко к земле.
Передо мной был заросший сорняком садик, однако я видел его смутно, хотя глаза и привыкли к темноте.
— Передвинься к стене дома, правее, — приказал Тони. — Сложись пополам, голову опусти. Когда доберешься, встань лицом к стене и оставайся в самой густой тени, которую найдешь.
— Хорошо.
Я выполнил его инструкции — никто не окликнул меня, никто не поднял в доме суматоху.
Надо мной на стене я увидел, подняв голову, что-то темное, бесформенное, вовсе непохожее на человека. Никто и не понял бы, что это человек.
Никто, кроме людей вроде Тони, который лез по голой стене на присосках, работающих с помощью вакуумного насоса на батарейках. Тони мог забраться и на небоскреб, так что пара этажей для него — просто раз плюнуть.
Мне показалось, что я прождал целую вечность. Сердце глухо колотилось в груди. По улице никто не проходил — бессонница никого не мучила. Никто не выгуливал своих балованых собак. Приморский Суссекс быстро засыпал и видел сны, и только полицейские, «Либерти Маркет» и, возможно, похитители бодрствовали.
Что-то слегка задело меня по лицу. Я поднял руку, чтобы схватить это, и поймал болтающийся конец черной нейлоновой веревки.
— Привяжи сумку, я подниму, — сказал Тони. Я послушался, и необъятная холщовая сумка исчезла наверху во тьме.
Я ждал. Сердце скакало, как никогда. Затем сумка вдруг снова опустилась ко мне, но теперь она был тяжелой. В ней что-то лежало. Я принял сумку и дважды потянул за веревку. Она сама упала сверху к моим ногам, и я неуклюже начал сворачивать ее, поскольку руки мои были заняты сумкой.
Я не слышал, как Тони спустился. Его ловкость была просто невероятна.
Вот его нет — и через секунду он уже здесь, засовывает последние из освободившихся присосок в свои объемистые карманы. По веревке он почувствовал, что я пытаюсь ее свернуть, и в мгновение ока собрал ее. Затем он тронул меня за плечо, и мы оба покинули хилый садик. Я вдвое сгибался под тяжестью сумки, а Тони уже выскользнул из своей сбруи. Как только мы оказались на дороге вне пределов видимости из дома, я выпрямился и взял сумку за обе ручки одной рукой, как всякий нормальный человек.
— Вот, — сказал Тони, — потри лицо. — Он протянул мне что-то мокрое и холодное, похожее на губку. Я стер большую часть краски и увидел, что он тоже очистил лицо.
Мы тихонько подошли к машине.
— Не хлопай дверью, — сказал Тони, запихивая свое снаряжение на переднее пассажирское сиденье. — Закроем как следует попозже.
— Ладно.
Я положил сумку на заднее сиденье и вынул ее драгоценное содержимое — маленького мальчика, лежавшего, прижав колени к груди, с черной нейлоновой веревкой, брошенной поверх ног. Он не то спал, не то был без сознания — его, похоже, напоили снотворным. Нечесаные светло-каштановые волосы обрамляли его голову, рот был заклеен широкой полосой пластыря. Я завернул его в коврик, который всегда возил с собой в машине, и уложил на заднее сиденье.
— Возьми, — Тони протянул мне с переднего сиденья бутылку и маленькую тряпочку. — Сотри всю эту липкую дрянь.
— Это они сделали? — спросил я.
— Я. Не мог рисковать, чтобы малыш проснулся и заревел.
Он завел машину и плавно тронулся с места. Я осторожно снял пластырь и смыл клей.
— Он спал, — сказал Тони, — но я дал ему вдохнуть эфира. Не так много, чтобы не совсем его отключить. Как он там с виду?
— Похоже, его напичкали снотворным.
— Похоже.
Он тихо вел машину туда, куда я попросил Иглера привезти своих людей к другому дому из тех одиннадцати из его списка, к тому, где стояло электронное охранное устройство, в доброй полумиле от нашего дома.
Тони остановился неподалеку от места, затем вышел и тотчас вернулся с самим Иглером. Когда я их увидел, я сам вышел из машины. В темноте я увидел, что у Иглера весьма разочарованный вид.
— Не беспокойтесь, — сказал я. — Он в машине.
Иглер наклонился посмотреть. Я тихонько открыл заднюю дверь. Он посмотрел и с облегченным вздохом выпрямился.
— Мы отвезем его прямо к матери, — сказал я. — Она вызовет собственного врача, который знает мальчика.
— Но...
— Никаких «но», — сказал я. — Вот чего уж ему точно не нужно, так это полицейского участка с ярким светом, громкими голосами и разномастными чиновниками. Сделка есть сделка, мы получили мальчика, вы получили похитителей. Вы также получите освещение в прессе, если не возражаете. Мы хотим, чтобы мы двое и «Либерти Маркет» полностью оставались в стороне. Мы полезны, лишь когда неизвестны и публике и, в особенности, возможным похитителям.
— Ладно, парень, — сдался он, отечески выслушав меня. — Я сделку не нарушу. Куда мы идем?
Тони дал ему координаты.
— Я оставил там жестянку со слезоточивым газом, — весело сказал он.
— В качестве меры предосторожности, но мне она не понадобилась. На ней таймер. — Он посмотрел на часы. — Через семь минут сработает. Ее хватит на то, чтобы более-менее заполнить газом весь дом, так что, если вы подождете еще пять-десять минут, получите хорошенькую легкую добычу. Дышать-то они смогут, а вот из глаз у них потечет... если они, конечно, еще не вылезли из дому.
Иглер с загадочным видом слушал, не выказывая ни недовольства, ни одобрения.
— Малыш был на верхнем этаже, — сказал Тони. — На нем была какая-то сбруя вроде тех, что используют в лодках. Он был таким образом привязан к кровати. Я ее разрезал, но она все еще на нем. Еще там подняты половицы. Так что присмотрите, чтобы ваши ребята не провалились в дыру. Бог знает, куда их понесет. — Он порылся в машине и вынул из «бардачка» пять кассет. — Это любопытно послушать. Вы проиграете их вашим приятелям, когда засадите их в каталажку. Вряд ли кто объяснит вам, откуда они взялись. Подслушивать чужие разговоры — это не по-джентельменски. Мы с Эндрю никогда прежде этих записей не видели.
Иглер взял пленки со слегка обалделым видом.
— Вот и все, — сказал Тони. — Доброй охоты.
Он сел за руль. Прежде чем последовать за ним, я сказал Иглеру:
— Их главарь должен подъехать к ним завтра-послезавтра. Я не думаю, что он появится, но он может позвонить... если новости не станут известны слишком рано.
Иглер наклонился, пока я заползал на заднее сиденье.
— Спасибо, ребята.
— И вам тоже, — ответил я. — Вы — лучший полицейский.
Тони завел машину, махнул Иглеру, закрывавшему заднюю дверь, и мы без хлопот выехали на дорогу в направлении от дома бандитов, ради безопасности соблюдая правила.
— Ой-ой, — сказал миль через пять, слегка отойдя, Тони. — Недурное освобождение, хотя я сам это говорю.
— Просто фантастика, — ответил я, — и если ты еще пару раз повернешь на такой скорости, Доминик полетит с сиденья.
Тони глянул назад, где я неуклюже забился в угол, чтобы дать Доминику вытянуться, и решил остановиться, чтобы кое-что довести до ума — то есть окончательно смыть с наших лиц черную краску и хорошенько упрятать снаряжение Тони в багажник. Когда мы снова тронулись, я взял Доминика на колени, положил его голову себе на плечо. Он слабо схватился за смешного медвежонка, которого я захватил из его чемоданчика.
Он время от времени закрывал и открывал глаза, но, даже когда стало ясно, что эфир выветрился из его головы полностью, он так и не проснулся.
Некоторое время я думал, что ему дали снотворное, как Алисии, но потом решил, что это просто потому, что его, маленького, подняли среди ночи. К концу нашего путешествия он вдруг широко открыл глаза и уставился на меня.
— Привет, Доминик, — сказал я.
Тони оглянулся.
— Проснулся?
— Да.
— Хорошо.
Я понял так, что это «хорошо» относилось к тому, что пациент пережил анестезию. Доминик медленно перевел взгляд на Тони, а потом снова на меня.
— Мы везем тебя к матери, — сказал я.
— Скажи лучше мамочке, — сухо посоветовал Тони.
— Мы везем тебя к твоей маме.
Доминик не сводил с меня немигающего взгляда.
— Мы едем домой, — сказал я. — Вот твой медвежонок. Скоро ты увидишь маму.
Доминик никак не реагировал. Просто продолжал смотреть на меня своими большими глазами.
— Ты в безопасности. Никто тебя не обидит. Мы везем тебя к маме.
Доминик продолжают смотреть.
— Разговорчивый малыш, — заметил Тони.
— Он до смерти перепуган.
— Да. Бедный сосунок.
Доминик по-прежнему был в красных плавочках, в которых его украли.
Бандиты одели его еще в голубой свитерок, явно слишком большой для него, но не дали ему ни носков, ни тапочек. Когда я вынул его из сумки, он был холодным, но в коврике его тельце согрелось настолько, что я уже ощущал его тепло.
— Мы везем тебя домой, — снова повторил я. Он не ответил мне, но минут пять спустя сел у меня на коленях и выглянул в окно машины. Затем снова посмотрел на меня и медленно улегся, как прежде, у меня на руках.
— Мы почти на месте, — сказал Тони. — Что будем делать? Сейчас всего четыре утра. Она же на фиг в обморок хлопнется, если мы ошарашим ее в такое время.
— Может, она и не спит, — сказал я.
— Да, — согласился он. — Тревожится о ребенке. Может, и вправду не спит. Вот мы и приехали.
Он свернул в ворота Неррити, колеса скрипнули по гравию. Мы остановились прямо перед передней дверью, вышли и позвонили.
Наверху загорелся свет, и спустя довольно много времени дверь приоткрылась — на четыре дюйма цепочки.
— Кто там? — раздался голос Джона Неррити. — Какого черта вам нужно в такое время?
Тони подошел поближе, на свет, падающий из приоткрытой двери.
— Это Тони Вэйн.
— Уходите, — прорычал Неррити. — Я же говорил вам...
— Мы привезли вашего ребенка, — без обиняков сказал Тони. — Он вам нужен?
— Что?
— Доминик, — с насмешливым спокойствием ответил Тони. — Ваш сын.
— Я...я... — закудахтал он.
— Скажите миссис Неррити, — сказал Тони. Наверное, она стояла где-то за спиной мужа, поскольку дверь чуть ли не сразу распахнулась, и измученная Миранда выскочила на порог в одной ночной рубашке. Она какое-то мгновение стояла, словно пораженная громом, не смея поверить. Тут я вылез из машины с вцепившимся в меня Домиником на руках.
— Вот он, — сказал я. — Живой и здоровый.
Она протянула руки, и Доминик отцепился от меня и скользнул в ее объятия, уронив коврик. Он обвил ручонками ее шею и обхватил ее ножками, прилепившись к ней, словно пиявка, — казалось, будто два незавершенных тела слились в одно. Никто не произнес ни слова. Спустя мгновение Неррити сказал:
— Лучше вам зайти.
Тони ехидно глянул на меня, и мы вошли.
— Где вы его нашли? — требовательно вопросил Неррити. — Я же не заплатил выкупа...
— Полиция нашла, — сказал Тони. — В Суссексе.
— А...
— В сотрудничестве с «Либерти Маркет», — ровным тоном добавил я.
— А... — Он был в замешательстве, не понимая — извиняться, благодарить или сказать, что был не прав, отказавшись от наших услуг. Мы не стали ему помогать. Тони обратился к Миранде: