Слуги дьявола (сборник) Владич Сергей

Где-то под Киевом, 2010 год

— Ну что, убедились? — спросил старший из этой компании, обращаясь к Анне. — И это не все. Мы бы хотели показать вам еще кое-что. Из той же серии. Не возражаете? — И, посмотрев на Анну, кивнувшую в ответ на его слова, скомандовал водителю:

— Поехали.

Анна молчала. Только что она, сидя в черном БМВ с затемненными стеклами, имела возможность наблюдать, как Трубецкой трогательно беседует с этой своей девицей. Они стояли возле синего «СААБа» прямо на улице, и девица, ничуть не смущаясь, держала Сергея Михайловича под руку. Судя по выражению лица Трубецкого, ему это было весьма приятно. Когда они подъехали, Сергей Михайлович и девица уже были возле машины, так что нельзя было понять, здороваются они или прощаются и сколько времени все это продолжается.

А ведь когда вчера, ближе к вечеру, в дверь квартиры позвонили и симпатичный молодой человек передал ей этот конверт с фотографиями, Анна Николаевна решила, что все происходящее — дурацкий розыгрыш. У нее не было никаких причин подозревать мужа в сторонних связях, и, собственно, фото не доказывали его измены, но все равно смотреть их было больно. И потом, от Сергея Михайловича почему-то долго не было вестей. Она пробовала ему звонить, но он не отвечал. Позже все же раздался телефонный звонок, но это был не Трубецкой. Мягкий, обволакивающий мужской голос с легким иностранным акцентом предложил ей самой убедиться в том, что фотографии имеют под собой реальную основу. Незнакомец даже предсказал ей в точности место, где должна состояться следующая встреча ее мужа с девушкой, запечатленной на фотографиях. Сначала Анна Николаевна возмутилась, но потом, видимо, под воздействием уже зародившегося в душе подозрения, неожиданно для себя согласилась. Она решила не разыгрывать сцену ревности, а просто забрать часть вещей и оставить на столе конверт с фотографиями и запиской. Хотя на самом деле она никуда из города не уезжала, а просто переночевала в гостинице. На следующее утро, как и обещал телефонный собеседник, за ней прислали машину и продемонстрировали трогательную «встречу двух любовников». Правда, все это выглядело несколько странно — сначала они довольно долго кружили по городу, затем старшему кто-то позвонил, и лишь после этого, через несколько минут довольно быстрой езды, они прибыли на место предполагаемой встречи. Однако странности этого дня станут очевидны значительно позже. В тот момент Анне Николаевне было не до логических размышлений, а после и подавно стало все равно, куда ее везут, ибо на душе у нее было гадко и противно.

Между тем БМВ выехал за город, на Одесское шоссе, и направился в сторону Белой Церкви. Шувалова почти не следила за дорогой. В какой-то момент машина свернула с трассы на проселочную дорогу, проехала через небольшой лесок, попетляла между посадками и остановилась возле шикарного дома, одного из тех, которые любят строить себе в самых неожиданных местах «новые русские» или, точнее, «новые украинцы». Дом был хорош, обнесен высокой каменной стеной, с охраной и спутниковыми антеннами на крыше.

— Куда это вы меня привезли? — воскликнула Анна Николаевна, когда наконец пришла в себя от увиденного. — Что это все значит? — Она резко повернулась к сопровождавшим ее двум парням в черном.

— Не волнуйтесь, — сказал один из парней, что был повыше и покрепче своего напарника. — Вам тут ничего не угрожает. Есть разговор. Попрошу выйти из машины.

— У кого и к кому есть разговор? — возмущенно спросила Анна Николаевна, с чувством хлопая дверью. — Что это за первобытные похищения?

— Сейчас вы все узнаете, — последовал ответ, и они прошли в дом.

Собственно, домом это строение выглядело только снаружи. Внутри обстановка напоминала скорее храм, причем весьма странного свойства. Прежде всего Анна обратила внимание на развешанные повсюду черные полотнища, на которых были изображены перевернутая пентаграмма, крест вниз головой, драконы и прочая чертовщина. «Сатанинская секта какая-то», — подумала она. И не ошиблась.

— Прошу вас, проходите, — раздался сзади нее голос. Анна обернулась.

Перед ней стоял одетый, конечно же, во все черное худощавый мужчина лет пятидесяти, с длинными седеющими волосами, собранными на затылке в хвостик. Анна терпеть не могла этот вид прически у мужчин.

— Я хотела бы получить разъяснение, зачем меня сюда привезли, — холодно произнесла она. — Сначала ваши люди притащили мне компромат на мужа, затем устроили очную ставку, а теперь завезли бог знает куда…

— Точнее, черт знает куда, — не без удовольствия поправил ее вошедший. — Меня зовут Шон ЛиВей, будем знакомы.

Анна про себя отметила, что он говорил с явным иностранным акцентом. Его голос показался ей знакомым… Не он ли звонил ей и уговаривал лично убедиться в «левых» похождениях супруга?

— ЛиВей? — переспросила она. — Вы что же, намекаете на то, что имеете отношение к Антону ЛаВею, основателю американской Церкви Сатаны?

— Намекаю, но, к сожалению, родственником не явлюсь, — ответил назвавшийся Шоном мужчина, — поэтому фамилии у нас разные. Однако я приятно удивлен, что вы знаете имя нашего Учителя и основателя. А это моя супруга, Екатерина. Мне кажется, вы с ней уже немного знакомы, хотя и заочно.

В комнату вошла молодая, дорого и со вкусом одетая женщина. Анна и вправду видела ее раньше. Именно она была на фотографиях с Трубецким, и это с ней он разговаривал сегодня утром.

Анна не удостоила ее даже приветствием, просто молча оглядела с головы до ног. Екатерина ЛиВей была одета, как и ее супруг, во все черное. Их взгляды встретились, и Анна вдруг осознала каким-то шестым женским чувством, что вся эта история с фотографиями, как и утреннее свидание с Сергеем, — чистейшей воды фальшивка. Все это было подстроено! Как она могла сомневаться в муже! Он просто не мог ни при каких обстоятельствах увлечься этой женщиной, в которой не было ни капли теплоты.

— Но хватит о моих родственниках, — произнес Шон ЛиВей, приобнимая левой рукой свою супругу, которая стояла рядом с ним на высоченных шпильках и самодовольно усмехалась. — Давайте поговорим о ваших. Нас очень интересует ваш супруг. И, что еще важнее, он интересует не только нас.

— Что вам от нас нужно? — нарушила наконец молчание Анна. — Мы вроде с сатаной дел не имеем.

— Ну как же, как же, — снисходительно произнес Шон. — Вы разве забыли, как на днях сами же добывали для супруга информацию о Библии дьявола? Профессор Трубецкой практически вплотную подошел к разгадке тайны пропавших из этой книги страниц. А они нам очень нужны. Лучше бы, конечно, заполучить всю Библию целиком, но этим занимаются другие люди.

— И что вы хотите от меня?

— Собственно, ничего. Главное, что вы — здесь. Вы — наша гарантия. Мы не причиним вам никакого вреда. Просто сегодня вечером, когда Катя будет встречаться с вашим мужем, она намекнет ему, что вы у нас, — так, на всякий случай. Он ей уже звонил.

В этот момент Екатерина подняла руку с цифровым фотоаппаратом и нажала на спуск. Сработала вспышка.

— Вот эту фотографию — ваш портрет на фоне Бафомета — мы ему и покажем, если понадобится.

Анна обернулась. И правда, сзади нее во всю стену висел кусок полотнища с огромным портретом козла Бафомета — одного из классических средневековых изображений дьявола.

В комнату вошли две девицы весьма спортивно-воинственного вида.

— Мария и Дарья проводят вас, — сказал Шон. — Надеюсь, вам будет у нас уютно.

Наглый и самоуверенный тон человека, который называл себя Шоном ЛиВеем, был, очевидно, рассчитан на то, чтобы произвести эффект на Анну. На самом деле у него самого тряслись поджилки. Ибо одно дело — сатанинский антураж, ощущение власти, контроля, игры в мистику и сексуальные ритуалы, когда даже вместо алтаря используется обнаженная женщина, и совсем другое — реальная связь с Хозяином. Он и сейчас ощущал тот леденящий холод, который вдруг окутал сатанинский храм несколько дней назад, во время отправления черной мессы. Вначале все шло как нельзя лучше. Но когда магистр прочитал нараспев Первый енохианский ключ, а публика вошла в транс и прозвучал гонг, используемый в ритуалах для вызывания сил Тьмы, ЛиВея неожиданно вызвали к телефону. Узнав, кто звонит, он сразу же покинул мессу. У собеседника был тихий, вкрадчивый голос, от которого тем не менее по коже шли мурашки. Ему приказали сделать все возможное, чтобы заполучить утерянные восемь листов Библии дьявола. Тогда же ему была названа фамилия Трубецкого. У ЛиВея не было ни малейших сомнений относительно того, кому принадлежал этот голос. И он начал действовать.

Прага, 2010 год

В этот раз Сергей Михайлович Трубецкой явился в Национальный музей Праги не с пустыми руками. Он предусмотрительно заручился поддержкой коллег из Британского музея и библиотеки Ватикана, с которыми ранее работал по различным библейским проектам. Благо, друзья не подвели, и ему удалось все организовать буквально за несколько часов. С рекомендательными письмами в руках он добился разрешения на скрупулезное исследование найденных в арках Карлова моста списков. Результаты не заставили себя ждать. Устав святого Бенедикта, столь аккуратно выписанный на восьми вырезанных пергаментных листах, оказался не чем иным, как палимпсестом. В микроскоп было явно видно, что первоначально на пергаменте был написан совсем другой текст, однако его стерли настолько тщательно, что попытки прочитать хотя бы незначительные фрагменты оказались безрезультатными. Анализ чернил позволил также установить, что устав святого Бенедикта был написан в том же столетии и теми же чернилами, что и надписи на глаголице и кириллице, которые Трубецкой исследовал в Стокгольме, то есть значительно позже самой Библии. Но вот кто и зачем сделал все это, так и оставалось непонятным.

Продолжая свои исследования, Трубецкой ни на секунду не забывал об Анне. Его крайне смутило предсказание Екатерины ЛиВей о том, что исчезновение Анны имеет какое-то отношение к этим злосчастным страницам, ведь изъять их из музея или похитить было невозможно. Он никак не мог взять в толк, какова связь между присланными Анне фотографиями, ее исчезновением и Библией дьявола. И тогда Трубецкой решил на всякий случай сделать очень качественные фотографии с этих страниц, а по возвращении в Киев заняться поисками Анны всеми доступными средствами. В музее долго сомневались, разрешить ли ему фотографировать найденные в арках Каменного моста записи, но потом, с учетом представленных Трубецким рекомендаций, все-таки дали согласие. Можно было считать, что расследование закончено.

Сергей Михайлович покинул библиотеку лишь поздним вечером. Он был утомлен и решил прогуляться до гостиницы пешком, чтобы еще раз насладиться Старым Местом. И хотя загадку восьми вырезанных листов до конца разрешить так и не удалось, он все же испытывал некоторое удовлетворение, ибо сделал все возможное. Трубецкой достал телефон и позвонил Конраду Густаффсону в Стокгольм. Тот сбросил звонок. Было, в общем-то, уже поздновато, но Трубецкой набрал его еще раз. На повторный вызов Конрад ответил.

— Кто это, кто? — прокричал он в трубку не совсем вежливо, даже, можно сказать, раздраженно. — Что вам нужно?

— Это Трубецкой, — сказал удивленный Сергей Михайлович. — Вы можете говорить?

Чувствовалось, что Конрад чем-то крайне взволнован, поскольку он никогда не позволял себе так разговаривать.

— Профессор, простите Бога ради, у нас тут сейчас такое происходит… — Густаффсон, похоже, был чрезвычайно возбужден и говорил с сильным акцентом. — Давайте пообщаемся чуть позже.

— Хорошо, — ответил Трубецкой, — просто я закончил расследование и хотел сообщить вам о его результатах.

— И что же вам удалось установить? — По голосу Густаффсона чувствовалось, что он на секунду сосредоточился.

— Утерянные страницы хранятся в Национальном музее в Праге, в Клементинуме. Их нашли в прошлом столетии замурованными в арках Карлова моста. На них написан устав святого Бенедикта, но это — палимпсест. К сожалению, установить первоначальный текст не представляется возможным. Судя по анализу букв, чернил и некоторым другим факторам, нынешний текст написан в период правления императора Рудольфа II — где-то в конце XVI — начале XVII века. Просто здесь никто не соотнес эти страницы с Библией дьявола.

— Точно, все совпадает! — прокричал, прерывая его, Густаффсон. — Спасибо, я с вами еще свяжусь! — И закончил разговор.

Сергей Михайлович был крайне удивлен такой реакцией, но решил дождаться обещанного звонка прежде, чем делать выводы. Он посидел в небольшом уютном ресторанчике, поужинал. Свежесваренное пиво с «коленом» — запеченной ногой поросенка с соусом, хреном и горчицей было просто formidable, как сказал бы француз. Тем временем наступила ночь. Когда он добрался до Карлова моста, часы показывали без пяти минут полночь. Невзирая на поздний час, по мосту все еще прогуливались романтические парочки. Трубецкой уже дошел до середины моста, когда его неожиданно окликнули по-русски:

— Профессор, не правда ли, чудесная погода?

Погода и правда была просто великолепной. Мягкий ветерок, свежий прохладный воздух, звездное небо над головой — что еще нужно человеку для успокоения души? Тем не менее вопрос о погоде в полночь выглядел несколько странно. Сергей Михайлович обернулся на голос. У подножия памятника святому Франциску Борджа, прямо под изображенным на постаменте черепом, увенчанным короной, сидел человек в смокинге, с тростью и в пенсне. На его лицо падала тень, и разглядеть его как следует в лунном свете было совершенно невозможно. Сияла лишь будто намазанная фосфором белоснежная сорочка, на фоне которой угадывалась бабочка, да поблескивали стекла пенсне.

— Вы ко мне обращаетесь? — спросил Трубецкой.

— Ну, разумеется, профессор, к вам. Согласитесь, что вот тот молодой человек, — незнакомец указал тростью на только что прошедшую мимо них парочку, — абсолютно не похож на профессора. Прошу вас, присаживайтесь.

Человек жестом показал на свободное место справа от него. Сергей Михайлович замялся в нерешительности. На всякий случай оглядевшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, он присел рядом с незнакомцем. Вдруг повеяло холодом, и Трубецкой невольно поежился.

— А мы что, знакомы? — спросил он.

— Нет, в личном качестве мы встречаемся впервые, и я рад нашему знакомству, — ответил человек в смокинге.

— И как же вас величать? — поинтересовался Трубецкой.

— Ну, скажем, называйте меня князь.

— Вот как? — Сергей Михайлович не скрывал удивления. — Просто князь — без имени и фамилии?

— Да, так проще, знаете ли. Я не люблю лишней рекламы.

— Пусть так. И что же делает говорящий по-русски аристократ в смокинге на Карловом мосту в полночь? И с чего это вы взяли, что я профессор?

— Сергей Михайлович, — сказал князь назидательно, — настоящий профессор — это же не мясник, право, его сразу видно, за тысячу верст. Интеллект не спрячешь.

— Так вы и имя мое знаете?

— И не только имя. Я много чего про вас знаю. Но дело не в этом. Я здесь, чтобы поблагодарить вас. Ну, не специально, конечно, а так, проездом, но тем не менее.

— Поблагодарить меня? За что?

— За ваши усилия по поиску пропавших восьми листов из этой чудной Библии. Ведь как звучит: «Codex Gigas», — слегка нараспев, мечтательно произнес он, — это же просто музыка! Вы блестяще выполнили свою задачу. — В следующее мгновение его тон сделался деловым: — Между прочим, ваше приглашение в Стокгольм организовал я.

— Вы? — Трубецкой был до крайности удивлен. — Я думал, его направил король Швеции.

— Разумеется. Но король его только подписал — по моей рекомендации. У меня, знаете ли, есть неплохие связи среди европейских монархов, — сказал князь. — Как говорили древние, per me reges regnant — через меня царствуют цари! — сказал он, сопроводив свои слова характерным жестом — поднятым вверх указательным пальцем. — Так что исполнение — его, а идея — моя. Но, опять-таки, дело не в этом. Невзирая на свои, прямо скажем, немалые возможности, я, увы, не знал, что император Рудольф сделал с этими страницами. Он так тщательно скрыл все с помощью белой магии, что даже я не смог проникнуть сквозь туманную завесу… И потом, как удивительно ловко, даже остроумно он придумал спрятать их на Каменном мосту! Браво, старина Рудольф. Увижу — обязательно сделаю ему комплимент.

— Но откуда вы знаете о моем участии в исследовании пропавших страниц? Я что-то не припомню рекламной кампании по этому поводу. — Трубецкой пропустил мимо ушей странное обещание князя сказать что-то давно умершему монарху.

— Нет ничего проще. От Конрада Густаффсона. Вы же сами ему недавно звонили.

У Сергея Михайловича все внутри сжалось. Либо этот человек его разыгрывал, либо… Сидящий рядом с ним князь достал сигарету и закурил.

— Хотите? — спросил он Трубецкого и протянул ему портсигар.

— Нет, спасибо, я бросил курить десять лет назад.

— Да, я знаю, просто искушал, — сказал князь с совершенно серьезным выражением лица. — Работа у меня такая.

Возникла пауза.

— А знаете ли вы, почему на постаменте этой скульптуры изображен череп с короной? — спросил князь. И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Официальная легенда гласит, что Франциск Борджа был совершенно мирским человеком, образованным кавалером с женой и восемью детьми, пока однажды не заглянул в гроб с останками горячо им любимой королевы Изабеллы. Что он там увидел, история умалчивает, но после этого он отрекся от мира и стал монахом. Якобы в память об этом событии череп с короной тут и появился. Вот так-то. Я всегда говорил, что религия — это один из способов человечества победить страх смерти. Впрочем, имеется и другое объяснение, о котором, я надеюсь, вы и сами скоро догадаетесь. Кстати, Франциск Борджа — это еще один выдающийся иезуит, третий по счету генерал ордена. Тут, на мосту, вообще-то много иезуитов, так что вам просто повезло, что вы сразу попали на то место, где стояла скульптура Игнатия Лойолы. Ладно, — сказал он, как бы завершая разговор. — Дело сделано, и мне, пожалуй, пора. Прощайте.

Он встал и неспешно пошел, опираясь на тросточку и чуть прихрамывая на одну ногу.

— Так это был Рудольф? — бросил ему вдогонку Трубецкой.

— Он, — обернувшись, утвердительно ответил князь. Он стоял в нескольких шагах от Трубецкого, расставив ноги и опершись двумя руками на трость. — Редкой душевной цельности был человек, — произнес он с сарказмом. — Только представьте: верноподданный Папы Римского, получивший самое ортодоксальное католическое образование в Испании, и одновременно алхимик, у которого маги и чернокнижники Джон Ди и Эдвард Келли при дворе служили. Выдающиеся были персонажи, с ангелами общались… Не мудрено, что Рудольф закончил жизнь с целым букетом психических расстройств. Но, кстати, надо признать, что алхимиком он был превосходным. Здесь, в Праге, творил, — князь указал тростью на Пражский Град, — вон там, на горе, в Каменной башне. Однако мне пора.

Он снова зашагал прочь, в темноту.

— Я хочу знать, что там было написано! — вдруг выкрикнул ему вслед Трубецкой.

Князь снова остановился, обернулся и с явным неудовольствием в голосе проговорил:

— Скажите, профессор, вы хотите быть счастливы? Нет, не отвечайте! Конечно же, хотите, такова человеческая природа. Так вот, знайте, что истина есть познание зла, поэтому счастие со знанием несовместимо. Истина — она в руках Всевышнего, ибо Ему только дано отличать Добро и Зло. Вот Адам с Евой покусились познать то, что присуще лишь Творцу, и видите, что из этого вышло… Вспомните, как говорили древние: от многого знания — много печали. Так что пусть лучше все остается как есть.

И ушел в темноту, насвистывая мелодию из «Фауста».

В этот момент у Трубецкого зазвонил телефон. От неожиданности Сергей Михайлович вздрогнул. Все еще пребывая в недоумении от странной встречи, он ответил на звонок. Это был Конрад Густаффсон.

— Профессор, — сказал Конрад, уже, видимо, успокоившись, — прошу прощения, что я не смог с вами разговаривать, но вы не поверите — у нас тут была попытка похитить Codex Gigas. Группа каких-то молодых людей, похожих на сектантов, напала на автомобиль, в котором перевозили книгу. Полиция их задержала, сейчас идет расследование. Поэтому я не имел возможности с вами говорить.

— Как книга? — с тревогой в голосе спросил Трубецкой.

— Не волнуйтесь, — ответил Конрад. — Она в целости и сохранности, уже возвращена в хранилище. Они до нее не добрались. Да Бог с ними! Спасибо вам за сотрудничество. У нас тоже было такое мнение, что на пропавших страницах был записан устав святого Бенедикта. Это мы по различным косвенным признакам смогли установить. Так что спасибо вам еще раз. Будете в Стокгольме — позвоните мне. Я всегда буду рад вас видеть.

Густаффсон закончил разговор прежде, чем Трубецкой успел спросить у него о князе. Сергей Михайлович сделал еще несколько попыток дозвониться, но Конрад больше не отвечал на звонки, и Трубецкой оставил это занятие.

Сергею Михайловичу ничего не оставалось, как отправиться в отель и лечь спать. Ему было невдомек, что после разговора с ним и прежде, чем вполне осознанно отключить телефон, доктор Густаффсон сделал еще один звонок.

— Ваше преосвященство, — сказал он, обращаясь к неизвестному собеседнику, — я вынужден вам сообщить, что наши партнеры едва не сорвали весь план. Представляете, они неожиданно сделали несанкционированную попытку завладеть самой книгой, шведские власти просто в ярости. Надеюсь, что эти фанатики не знают истинной цели всей операции… А вот с нашим славянским другом все в порядке, — в голосе Густаффсона сквозила ирония, — он не только подтвердил свою высокую репутацию и нашел утерянные страницы, но и установил, что на них записан устав святого Бенедикта, который никого не интересует. Однако теперь у нас есть мнение авторитетного ученого по этому поводу, да еще из России, то есть православного. Придраться, если даже возникнут вопросы, будет просто не к чему. Так что сомнений больше нет — имеющийся у вас документ единственный и неповторимый.

Рим, 1998 год

Утро 4 мая 1998 года в Риме ничем особенным не отличалось, оно было солнечным и мирным. Младший капрал швейцарской гвардии Ватикана 23-летний Седрик Торнэ, как обычно, заступил на службу по охране папских апартаментов. Он уже более трех лет служил в гвардии и чувствовал себя на службе как рыба в воде. Платили, конечно, не очень, да и условия были жесткие — запрет на вступление в брак, суровая дисциплина, усиленные тренировки на плацу, в стрельбе и по рукопашному бою, обязательные молитвы, — но честь служить в охране самого Папы — что могло быть престижнее для воина и преданного католика?

Однако тот день все же был не совсем обычным для швейцарцев. Около полудня должна была состояться торжественная церемония принятия присяги их новым каммандантом — 44-летним полковником Алоизом Эстерманом. Это был тот самый гвардеец, который 13 мая 1981 года мужественно бросился под пули турецкого террориста Мехмета Али Агджи, стрелявшего в Папу Иоанна Павла II на площади Святого Петра. Алоиз чуть запоздал, и две пули все же поразили понтифика. К счастью, Папа был только ранен, выздоровел и сегодня лично благословит Эстермана на командование гвардией. Вот уже пять сотен лет наемный отряд швейцарцев из чуть более ста рядовых алебардистов и двух дюжин офицеров охраняет Святой престол, и эту традицию никто отменять не собирается.

Вступление нового командира в должность было праздником для гвардейцев. Для всех, кроме Седрика. Капрал Торнэ стоял, вытянувшись по струнке, в прохладном коридоре папской резиденции, но мысли его были далеки от места службы. Сегодня вечером, после присяги и благословения, семья Эстерманов переедет из своей римской квартиры в саму резиденцию. Это означало, что он больше не сможет видеться с Глэдис.

Глэдис Ромэро, молодая, красивая и горячая испанка, была женой полковника Эстермана. В особых случаях Папа давал разрешение на брак старших офицеров гвардии, а каммандант, кроме всего прочего, имел привилегию жить в папской резиденции. Эстерман женился недавно, лишь пару лет тому назад, и с первого дня, когда Седрик увидел его жену, безумная страсть охватила его. Глэдис знала об этом. Женщины умеют чувствовать настоящую страсть, а испанки еще и искусно ею управляют. Разумеется, они оба были католики, и это сдерживало развитие их отношений, но, к счастью, в католической традиции нет грехов, которые нельзя было бы искупить.

Седрик всегда точно знал, где находится его начальник, и они виделись с Глэдис только в безопасные часы. Они еще не стали любовниками, но Торнэ был родом из французского кантона Швейцарии, он умел ухаживать за женщинами и не сомневался, что правильная осада рано или поздно приведет к падению крепости, как бы хороши ни были ее укрепления.

И вот теперь все его усилия пошли прахом. Вне службы вход в резиденцию Папы ему был заказан.

Впрочем, было бы несправедливо утверждать, что Седрик не боролся с искушением. На протяжении довольно длительного времени он весьма успешно гнал от себя прочь греховные мысли. Молитва, дополнительные занятия, даже вылазки в злачные места Вечного города — все это он перепробовал. Но Глэдис приходила к нему в снах, грезилась наяву, и молодой гвардеец сдался. Что ж, надо отдать должное дьяволу — он знает, когда и как подступиться к человеку.

Капрал Торнэ принял стойку «смирно», когда увидел, что по лестнице, ведущей в папские покои, поднимается одетый в парадный камзол полковник Эстерман. Он был невысок ростом, крепок в плечах и удивительно внешне похож на понтифика. Полковник одобрительно взглянул на Торнэ и прошел в приемную к Папе. Там его ждал папский камергер, кавалер Мальтийского ордена, представитель старейшего в Италии дворянского рода Энрико Сини Луцци.

Это была удача! Как только дверь за полковником закрылась, Торнэ сделал нечто совершенно недопустимое, граничащее с нарушением клятвы гвардейца. Он оставил свой пост и переместился к дверям приемной. Ему совершенно необходимо было знать, где и что будет делать полковник Эстерман после присяги. Ему нужно было увидеть Глэдис еще раз!

Один из ближайших приближенных Папы пригласил полковника Эстермана не по праздной причине. До присяги, которую по традиции принимал сам римский епископ, оставалось еще чуть больше часа. Они должны были быть уверены, что новый командир гвардии полностью осознает ответственность, которая на него возлагается. Более двадцати лет безукоризненной службы — это замечательно, но и понимание тонких моментов жизни Ватикана на этом посту совершенно необходимо. А ведь Алоиз Эстерман происходил из крестьянской семьи и не очень-то отличался умом и сообразительностью. Зато у него была обворожительная красавица жена. Именно в этом обстоятельстве и скрывалась толика сомнения, которое не покидало сеньора Луцци.

— Прошу вас, полковник, присаживайтесь. — Папский камергер поприветствовал Эстермана и жестом пригласил сесть в кресло напротив себя.

— Благодарю, — кивнув, по-солдафонски отчеканил полковник. Тем самым он как бы отказывался присесть.

— Прошу вас, здесь армейские манеры ни к чему. — Энрико Луцци был настойчив. — Садитесь же.

Полковник повиновался. Даже сидя спину он держал прямо, как на плацу.

— Мы рады, что выбор пал на вас, — сказал ему камергер, — и я поздравляю вас, полковник. Но перед тем как вы примете присягу, мы хотели бы убедиться, что вы до конца понимаете, какую ношу возлагаете на свои плечи.

На лице полковника отразилось недоумение.

— Но я уже более двадцати лет в гвардии…

— Мы знаем ваш послужной список. Он выглядит безукоризненно. Но нет ли у вас в душе нечто такого, от чего вы бы хотели освободиться?

Полковник выглядел растерянным.

— Ну, например, — Луцци сделал небольшую паузу, — не могли бы вы мне сказать, какие у вас взаимоотношения с капралом Торнэ? Правду ли говорят, что тут замешана любовная связь?

Услышав свое имя в таком контексте, Седрик едва не упал. Кровь мгновенно бросилась ему в голову. Он совсем потерял осторожность и буквально весь превратился в слух.

— Это… — только и успел услышать Торнэ, как сзади его грубо окликнули:

— Младший капрал Торнэ!

Седрик обернулся. Перед ним стоял майор швейцарской гвардии Мерде.

— Как это понимать? Вы посмели покинуть свой пост, да еще и подслушиваете? Немедленно отправляйтесь в казарму и под домашний арест! Это просто немыслимо!

Майор приказал одному из двоих гвардейцев, которые его сопровождали, заступить на пост, а второму — сопровождать Торнэ в казарму.

Седрик повиновался, но в его душе бушевала невиданная буря. Сейчас он отдал бы двадцать лет жизни, чтобы услышать ответ Эстермана и объяснение, кто мог так оклеветать его перед ближайшим окружением Папы.

Полковник вышел из приемной минут через тридцать, когда Торнэ уже был в казарме. Неизвестно, о чем еще говорили командующий гвардией и папский камергер, но лицо Эстермана словно окаменело. Он немедленно направился в свой офис и затребовал списки гвардейцев, представленных к награждению. Дело было в том, что все рядовые и офицеры, отслужившие три года, должны были сегодня получить медаль Бенемеренти — знак отличия за безукоризненную службу. Полковник просмотрел список и, дойдя до фамилии Торнэ, решительно вычеркнул ее. Настал момент для торжественного построения, и Алоиз Эстерман отправился на плац.

Он, разумеется, даже не подозревал о том, что сразу же после их разговора Энрико Луцци поднял трубку прямой телефонной связи и сказал неизвестному собеседнику всего лишь одну короткую, как выстрел, фразу:

— Теперь он знает.

Церемония принятия присяги и награждения прошла без сучка и задоринки. Майор Мерде вспомнил о капрале Торнэ лишь ближе к вечеру, когда офицеры уже закончили отмечать назначение нового камманданта. У него было отличное настроение. Сегодня ему дали понять, что он — следующий в списке претендентов на звание подполковника и у него в перспективе — командование гвардией. Ему было обещано скорое продвижение по службе, и поэтому у него были основания для снисхождения. Майор направился в казарму, нашел Торнэ и объявил ему о смягчении наказания.

— Я разберусь с вами завтра, — сказал он, слегка покачиваясь от выпитого вина, — а сегодня идите, разделите со всеми праздник.

Сослуживцы встретили Торнэ сочувственными возгласами. От них Седрик узнал, что он единственный из всех не получил заслуженную медаль. Капрал выпил подряд три изрядных бокала вина и покинул собрание. Ему нужно было увидеться с Глэдис.

Он застал жену полковника в гостиной за упаковкой вещей. В квартире царил беспорядок, но для Торнэ все это не имело значения. Он прикрыл двери и решительно направился к Глэдис.

Она сразу же все поняла.

— Седрик, прекратите, — строго сказала Глэдис, оглядываясь по сторонам, чтобы найти что-нибудь подходящее для обороны. — Остановитесь же, вы с ума сошли!

Ранее, что и говорить, ей были приятны ухаживания молодого симпатичного капрала, но теперь, став женой полковника, командующего гвардией, она не собиралась ради страсти мальчишки с французской кровью отказываться от всех благ, связанных с этим назначением. Ну и пусть Алоиз был намного старше ее и не отличался пылкостью в постели, зато он крепко стоял на ногах и успешно делал карьеру. Для комфортной жизни это тоже немаловажно.

Седрик медленно приближался к ней, не выказывая ни малейших намерений внять голосу разума. Вино сделало свое дело, и в эту минуту именно Глэдис стала для него олицетворением всей той несправедливости, которой его подверг Эстерман. Наконец Глэдис оказалась на расстоянии вытянутой руки. Она закричала. Седрик кинулся на нее, схватил за руки и повалил на диван.

В эту минуту двери прихожей внезапно распахнулись. На пороге стоял полковник Эстерман с боевым карабином в руках.

— Нет, — закричала Глэдис, увидев мужа, — Алоиз, не делай этого!

Ее голос был заглушен первым выстрелом, а попытка Седрика спрятаться предотвращена вторым. Полковник отлично стрелял, и Глэдис умерла сразу. Впрочем, дополнительных выстрелов вообще не потребовалось. Капрала Торнэ он добил несколькими сильными и точными ударами прикладом по голове и в живот. Он остановился, лишь убедившись, что любовники мертвы.

Дело было сделано. С того самого момента, когда Луцци рассказал ему о связи Торнэ и Глэдис, полковник не находил себе места. Радость от торжественной церемонии была омрачена, он мечтал лишь дождаться вечера, чтобы поговорить с женой и убедиться в правоте выдвинутых обвинений или опровергнуть их. Что ж, сеньор Луцци оказался прав. Полночь застала Эстермана в гостиной. Он сидел, обхватив голову руками. Ружье валялось на полу. Он еще даже не успел осознать ужаса происшедшего, когда в комнату неслышно вошел человек в гражданской одежде. Он не скрывал своего лица и ничего не сказал, а просто достал револьвер и хладнокровно сделал два выстрела. Полковник упал.

— Ad majorem Dei gloriam, — тихо, почти про себя произнес убийца и осенил полковника крестным знамением. Затем он без лишней суеты тщательно вытер тряпочкой револьвер, подошел к неподвижно лежащему Седрику и, вложив оружие в его правую руку, крепко сжал немеющие пальцы трупа. Теперь для любого, кто увидит картину преступления, станет ясно, что между двумя мужчинами была перестрелка — очевидно, из-за женщины, — в которой пострадали все трое. С чувством выполненного долга убийца покинул апартаменты теперь уже бывшего командира швейцарской гвардии.

А еще через несколько месяцев в одном римском дворце слугами было обнаружено уже остывшее тело папского камергера Энрико Луцци. Он лежал на полу в спальне возле кровати в шелковом дамском белье и с шалью, затянутой на шее. Наследник древнего рода умер в возрасте шестидесяти шести лет от удара подсвечником по голове. Но вот кто нанес этот удар и почему он это сделал, так и осталось загадкой.

Киев, 2010 год

Сергей Михайлович стоял перед дверью собственной квартиры и никак не решался нажать на кнопку звонка. Он ведь так и не обратился в милицию по поводу исчезновения Анны. Особенно странно это выглядело бы после встречи с Екатериной и ее предсказаний. Что он мог сказать милиции? Что жена ушла, подозревая его в связях с другой женщиной, а медиум утверждает, что она находится в каком-то храме, украшенном изображениями Бафомета? Сергей Михайлович представил себе лекцию о сатанинском козле в отделении милиции. Вот смеху-то было бы. Но теперь Трубецкой сожалел, что не сделал даже этого. А вдруг Анна все еще не вернулась? Прошло уже три дня, как она пропала. Наконец он набрался смелости и нажал кнопку звонка. К его радости, дверь отворилась, и через мгновение Анна Николаевна уже была в его объятиях.

— Ну, слава Богу, ты нашлась, — только и выговорил Трубецкой. — И как же ты…

Анна не дала ему договорить.

— Прости меня, — сказала она, — я, как последняя дурочка, повелась на эту фальшивку и заподозрила тебя черт знает в чем.

При этих словах Сергей Михайлович вздрогнул.

— Прошу тебя, не поминай нечистого всуе, — сказал он. — Я тебе тут такое должен рассказать…

— Я тоже многое должна тебе рассказать. Ты знаешь, что я была в плену у сатанистов? А подозреваешь, что меня вызволил спецназ родной милиции?

У Трубецкого внутри все похолодело.

— Где? Где ты была? У сатанистов? Прошу тебя, расскажи мне все немедленно!

Они прошли в его кабинет, Трубецкой усадил Анну напротив себя, и она рассказала ему все от начала и до конца.

Трубецкой был изумлен.

— То есть выходит, что эти истории с Маргарет, экскурсоводом в Праге, вроде как случайными встречами в Стокгольме и Киеве, — все это было заранее подстроено ЛиВеем и его женой? Уму непостижимо… Черт, как же я раньше-то не догадался! Признаться, интуитивно я чувствовал, что меня, как говорят шпионы, «ведут», но чтобы такой многоходовый спектакль разыграть… Зачем все это?

— Не знаю, зачем им все это было нужно, но спектакль получился отменный. — Анна покачала головой. — Я думаю, что такой эффектной женщине, как Екатерина ЛиВей, совсем не трудно при необходимости поменять макияж, прическу, стиль одежды, чтобы создать иллюзию мистического перевоплощения, и при этом выдать в нужный момент «правильную» подсказку. Она еще и полиглот, как выяснилось… Я тоже хороша — попалась на их удочку, как девчонка! Будто под гипнозом была.

— Ладно, — Трубецкой взял ее за руку, — не расстраивайся, не ты первая, не ты последняя. Главное, что ты потом все-таки разобралась, в чем дело.

— Сережа, я была на черной мессе, — вдруг шепотом проговорила Анна. — Ты даже не представляешь себе, что это такое… Не могу взять в толк, зачем они меня туда затащили, но это был такой ужас… Вообрази: вместо алтаря — обнаженная женщина с распущенными волосами и демоническим макияжем, а чашу, ну вроде той, что в церквях используют для причастий, пристроили между ее ног. Служат у них жрец и жрица — ими как раз и были эта твоя Маргарет-Екатерина, или кто она там на самом деле, и ее муж. Они говорили, что таким образом чаша наполняется энергией матери-земли… Можешь себе представить: полночь, мрачный, убранный во все черное зал с сатанинской символикой — пентаграммы, Бафомет, свечи с каким-то дурманящим ароматом. У меня потом галлюцинации начались, и я никак в себя прийти не могла. Мужчины все были одеты в черные робы с капюшонами, а женщины чуть ли не голые, ну, в предельно откровенных нарядах. На груди у каждого — амулет с изображением Бафомета. Сначала жрица что-то читала на непонятном языке, вроде как сатану призывала, затем они совершили самое настоящее жертвоприношение — к счастью, не человеческое. Это был голубь, кровью которого они кропили свои пентаграммы. Там было несколько новичков, так над ними проводили обряд посвящения, кровь их брали в общую чашу, по несколько капель у каждого, потом развели водой и всем им дали по глотку… После этого мне стало дурно и я ничего не воспринимала… А еще они говорили в проповеди, что верить в какое-то сверхсущество, то есть в Бога, — очень глупо и бессмысленно, поскольку Бога на самом деле придумал человек, и сделал он это от страха и безответственности. Ведь, мол, очень удобно все, что нельзя объяснить, равно как и вполне понятные человеческие ошибки и проступки, списывать на волю Всевышнего. На самом же деле, по их мнению, все в мире определяется прямым взаимодействием человек — Вселенная, и я подумала, что именно такая, с позволения сказать, философия, когда человек, его необузданные желания и самые сильные чувства поставлены в центр мироздания, и привлекает к ним все новых и новых сторонников. Согласись, что непросто спорить с логикой силы, особенно если противопоставлять ей лишь сплошное смирение и послушание.

Анна рассказала, что пробыла под домашним арестом у сатанистов двое суток. Они поместили ее в комнату, предназначенную, видимо, для новопосвященных членов секты, поскольку в комнате была небольшая библиотека специфической литературы, причем многие из книг были на английском и немецком языках. Чтобы как-то скоротать время, Анна полистала некоторые из них. Приставленные к ней девушки из охраны приносили еду, но из комнаты не выпускали. Лишь раз ее сопроводили на черную мессу и назад.

А на третий день в дом вдруг ворвались «беркутовцы», уложили всех на пол, начиная с членов секты и кончая прислугой с охраной. Анне тоже поначалу досталось. Но потом она объяснилась с милицией, и они даже подвезли ее домой.

Оказалось, что произошло нечто совершенно немыслимое. В Стокгольме Библию дьявола должны были перевезти из Королевского музея для демонстрации на какой-то местной выставке, всего на один день. Группа членов секты ЛиВея, которая на самом деле имеет корни далеко за границей, организовала нападение на автомобиль, в котором ее транспортировали, чтобы, очевидно, похитить. Однако охрана сработала четко, и всех нападавших довольно быстро и эффективно отловили, после чего бравые воины Тьмы раскололись на первом же допросе и указали место пребывания их магистра. Дальше все было делом техники. Полиция Стокгольма связалась с киевскими коллегами, и в результате штаб-квартира организаторов всей этой криминальной затеи была ликвидирована, а Анна освобождена.

— Знаешь, а ведь я получил от него благодарность, — только и сказал на это Трубецкой.

— От кого? — переспросила Анна. — От ЛиВея?

— Да нет же, от самого князя Тьмы.

И Сергей Михайлович, в свою очередь, рассказал ей о том, что ему удалось обнаружить в Праге, а также о своей странной встрече в полночь на Карловом мосту с незнакомцем, который назвался князем.

— Теперь я думаю, — сказал Трубецкой, — что это был сам сатана, прямо по Новому Завету — князь мира сего, хочешь — смейся надо мной, хочешь — нет. Он такие вещи мне рассказывал, что сомнений быть не может — он тот, кто точно знает, что было первоначально написано на утерянных страницах из Библии дьявола. И много чего другого знает, что происходило в прошлом.

— После пережитого я поостерегусь над тобой смеяться, тут во что хочешь поверишь… Если только это не был очередной артист из их сатанинской шайки, то я вовсе не исключаю, что ты прав. Может быть, именно поэтому он так пренебрежительно и про земных королей отзывался, что он сам — «повелитель земли и огня», которому подчинены земные царства? Во всяком случае, именно так его величают библейские пророки… Но подожди секундочку, у меня к тебе есть другой вопрос. Ты упомянул имена Джона Ди и Эдварда Келли. Я не ослышалась?

— Да, этот князь назвал мне их в качестве «чернокнижников и магов», которые работали при дворе короля Рудольфа. Именно этот монарх перевез Библию дьявола из бенедиктинского монастыря в Прагу.

— Ты знаешь, а я ведь слышала эти имена, когда была у сатанистов. Точнее, читала о них. В комнате, где меня держали, была «Сатанинская библия» Антона ЛаВея — классика сатанизма. Так вот, я полистала ее на досуге. В самом конце, в так называемой «книге Левиафана» содержится его интерпретация каких-то девятнадцати «енохианских ключей» Джона Ди. Я не вчитывалась, но мне кажется, что там упоминается и Эдвард Келли, который получил эти «ключи» как откровение от некоего ангела Уриэля…

— Что? От кого? — переспросил Трубецкой. — Ты не ошиблась? От Уриэля?

— Я не могла спутать, я помню это имя из Библии. Там было сказано, что Джону Ди являлся этот ангел и диктовал какие-то послания на неизвестном языке, который позже расшифровали.

— Невероятно, просто не могу в это поверить… Дело в том, что Уриэль — это ведь не просто имя какого-то ангела. Это особый ангел — земли и огня, гнева и мщения… А еще он называется Князем ангелов. Тебе не кажется, что совпадений многовато? И там, и там — князь, и там и там — земля и огонь…