О тех, кто в МУРе Вольфсон Семен
А этот знак – крест с изображением Святого Андрея, распятого, по преданию, на кресте Х– образной конфигурации. Он носился на этой широкой голубой ленте через правое плечо. Рядом золотая цепь для ношения ордена в особо торжественных случаях.
Дальше ордена Святой Анны всех четырех степеней, скорее всего, относящиеся к началу XIX века. Этот, 4-й степени, носился на оружии и получил неофициальное прозвище «Клюква» за красный цвет и малый размер. А оружие, украшенное таким орденом, называлось «Анненским».
А ещё мы видим ордена Святого Владимира всех четырёх степеней…
Тут следователь, до того что-то писавший, прервал фалериста:
– Извините, уважаемый Никодим Никифорович, готов слушать ваши рассказы хоть целый день, но, к сожалению, сейчас не располагаю временем. У меня просьба: зайдите ко мне денька через два, хотелось бы составить список наград по степени их важности и указать примерную цену каждой.
– Да, такую работу можно сделать, я и каталог специально принес, правда, он прошлогодний, но думаю, цены на такие вещи на аукционах не сильно изменились, например, золотая цепь ордена Андрея Первозванного с эмалями на предыдущем аукционе была продана, если не ошибаюсь, за одиннадцать миллионов долларов. Только через два дня суббота будет, боюсь, за это время не справлюсь.
– Тогда, если вас не затруднит, приходите в понедельник; вот вам пропуска на выход и на понедельник. А если времени не хватит, то мы продлим. – Володя, – обратился он к одному из сотрудников, – проводи Никодима Никифоровича до проходной. Кстати, вы что предпочитаете, кофе или чай?
– Чай.
– Будет вам и чай, и шоколадные конфеты.
– Я больше сушки люблю.
– Значит, будут сушки.
И Володя вместе с Никодимом Никифоровичем вышли за дверь.
Ордена, упакованные в целлофан, пересчитали и уложили в большой пакет.
– Ну-с, продолжим. Поглядим, не осталось ли чего в сумке. Смотрите-ка, – он осторожно за торцы вытащил из бокового отделения и положил на стол пухлую записную книжку и тут же дописал что-то в лежавший рядом листок. – Прошу вас, граждане понятые, прочитать и расписаться.
– Да чего тут читать, сами все видели, – ответил один из мужчин.
– Спасибо, вы свободны, вот пропуска на выход. Всего вам хорошего!
Когда мужчины удалились, Сергей Юрьевич взял записную книжку и обратился к сидевшему напротив бледному Фёдорову:
– Книжечка, конечно, ваша?
– Ничего не знаю, сумка не моя, подобрал во дворе.
– Хорошо! Вот вам лист бумаги. Подробно напишите, где, когда и при каких обстоятельствах вы эту сумку, как вы говорите, нашли, а я ненадолго выйду.
Сергей Юрьевич зашел в соседний кабинет и набрал номер эксперта-криминалиста:
– Лёва! Хорошо, что ты на месте!
– Будешь тут на месте: работой завалили выше крыши!
– Не в службу, а в дружбу. Надо тут кое-что проверить на предмет отпечатков пальцев. Сам Полкан велел.
В трубке раздалось хмыканье, и через несколько секунд собеседник спросил:
– У тебя отпечатки фигуранта уже есть?
– Нет.
– Тогда я Зою пришлю, она сделает.
– Ещё одна просьба. Меня интересует, насколько удлинится синтетический шнур длиной полтора метра под нагрузкой около ста килограммов.
– Это можно. У нас как раз и устройство такое есть.
Когда следователь вернулся в кабинет, Фёдоров закончил свое повествование.
– Ну, посмотрим, что вы там написали!
Он внимательно прочитал текст и громко рассмеялся:
– Стало быть, получается так: покойный профессор проник с помощью отмычки в вашу квартиру, взял из неё спортивную сумку, а то, что она ваша, не сомневайтесь, мы докажем, – и соседи видели, и на работе подтвердят, – набил ее орденами, упаковав их предварительно в целлофановые пакеты, и отнес на мусорку, а потом вернулся домой и повесился. Послушайте, Фёдоров, у вас дети есть?
– Сын, 25 лет.
– А внуки?
– Внучке 4 года.
– Так вот, вы ей эту вашу писанину вечером вместо сказки читайте. Поумнее ничего не могли придумать?! Ну что, перепишете или в камеру?
– Я написал, как всё было, а ваше дело, верить или нет. Я адвоката хочу!
– Будет вам адвокат. В суде. А пока зачем он вам?
В дверь постучали.
– Войдите! – громко сказал следователь. – А, Зоенька! – обратился он к девушке в форме младшего лейтенанта, – Проходи! У этого господина надо снять отпечатки пальцев.
Девушка быстро выполнила свою работу.
– Я могу идти?
– Да, спасибо! Наилучшие пожелания Льву Захаровичу!
– Женя! – обратился Сергей Юрьевич к сидящему молодому сотруднику, – проводи нашего кладоискателя к месту ближайшего базирования.
Женя поднялся и скомандовал:
– Встать! Вперед!
Вывел задержанного в коридор и приказал:
– Руки за спину! Лицом к стене!
Фёдоров почувствовал на запястьях прикосновение холодного металла и услышал щелчок наручников.
– Вперёд!
Через пять минут они оказались в подвальном помещении ИВС (изолятора временного содержания), где к ним присоединился охранник.
– В какую его?
– Да они все забиты, – сказал он.
– Давай в угловую!
И Женя повел Федорова дальше.
Снова прозвучала команда: «Стоять! Лицом к стене!»
Зазвенела связка ключей, заскрежетал дверной засов, и Фёдоров перешагнул порог тускло освещенной камеры. Кто-то сзади снял наручники.
Дверь со скрежетом захлопнулась, загремел дверной засов, и наступила тишина. За это время глаза Михаила Сергеевича привыкли к слабому освещению. Он увидел двухъярусные нары вдоль обеих стен вытянутой камеры и посередине длинный деревянный стол с табуретами.
С нижнего ряда, со шконки, расположенной близ небольшого окошка, как бы нехотя поднялся здоровенный детина в голубой майке и спортивных штанах. Руки и грудь его, насколько мог видеть Федоров, украшали многочисленные татуировки.
– Ну, дружок, давай знакомиться! Говори, как тебя зовут, какой ты масти, сколько ходок имел и что тебе шьют.
– Как это «какой масти»?
Вся камера дружно засмеялась.
– О! Да ты пионер! Я спрашиваю, какая у тебя воровская профессия, сколько раз сидел и по какому делу сюда залетел.
– Зовут меня Михаилом Сергеевичем.
– Не Горбачёвым случайно?
Опять раздался смех.
– Нет, – Фёдоровым. Масти, как вы изволили сказать, у меня нет. В тюрьме не сидел, а обвиняют меня в воровстве, – нашёл на мусорке сумку с большими ценностями, вот с ней меня и прихватили.
– Да из тебя вор, как из меня папа Римский! Ты эти сказки будешь следователю рассказывать! Понял?!
– Угу, – кивнул Федоров. – Спать-то мне где?
– Спать, говоришь?! Так ты ж пионер! У нас пионеры первую неделю вообще не спят, а почетную вахту несут, – кивнул он в сторону унитаза.
Камера опять дружно захохотала. – Понял? Или повторить, конек бзделоватый?! – с угрозой произнес детина.
Время было позднее. Все потихоньку начали засыпать. Лампочка, тускло освещавшая помещение ранее, теперь и вовсе горела в полнакала.
Фёдоров занял место в проходе между последними нарами и унитазом, как ему было велено, простоял так часа два, а когда ноги устали, сел прямо на бетонный пол.
Скоро холод, исходящий от бетона, так проник в тело, что сидеть стало невозможно. Он нашарил рукой за унитазом кусок фанеры, видимо служивший совком, и тряпку, всё это подложил под себя, просидел некоторое время в таком положении, прислонил голову к краю унитаза и уснул.
Теперь перенесемся часов на пять назад в кабинет следователя. Женя вернулся и слушал указания Сергея Юрьевича:
– Вот тебе фотка нашего клиента и ключи от квартиры покойного. Завтра с утра обойдёшь все мастерские по изготовлению ключей: может, кто-то что-нибудь вспомнит.
На большой карте города, висевшей на стене, он обрисовал зону поиска.
Через некоторое время появился Володя. Григорьев протянул ему пустую спортивную сумку:
– Утром предъявишь для опознания соседям Фёдорова. Всё! По домам, а я ещё посижу.
Домой Сергей Юрьевич вернулся, когда стрелки часов показывали двенадцать, да и то так рано, потому что подвезли знакомые оперативники.
Он жил один в небольшой однокомнатной квартире на окраине Москвы, а жена с тринадцатилетним сыном проживали ближе к центру, – так получилось при разводе и дальнейшем размене большой трехкомнатной квартиры.
Перекусив бутербродами с колбасой и чаем, он лег спать. Рано утром встал, привел себя в порядок, наспех позавтракал готовыми котлетами с макаронами, выпил чашку быстрорастворимого кофе и отправился на службу.
Часом раньше в камере лязгнул засов, и в сопровождении двух охранников с резиновыми дубинками появился молодой лейтенант. Все зэки повскакивали со своих мест.
– Это что такое?! – кивнул вошедший в сторону Фёдорова, спящего рядом с унитазом.
– Эй ты, пионер! Вставай! Начальство пришло, – его пнули ногой.
Он проснулся.
– Вам кто велел здесь спать?!
Фёдоров молчал.
– Я знаю, кто. Это ты, Каменев, твои штучки, – обратился лейтенант к детине, разъяснявшему накануне Фёдорову его статус в камере.
– Не, начальник, он сам туда захотел. Скажи, пионер!
Тот согласно кивнул.
– Я не виноват, – продолжал детина, – что никто из братков спать с ним по очереди не хочет.
Лейтенант задумался:
– Тогда, пускай, хоть на табуретах спит. А тебя, Каменев, предупреждаю: еще раз нечто подобное увижу, получишь пять суток карцера. А мало будет, еще добавлю! Ну всё, пошли!
Дверь закрылась, снова лязгнул засов.
– А ты, фраерок, ничего, не сдал меня, а то б мерить сейчас карцер от стены до стены. Ну, раз начальник сказал, спи на табуретах, вахта твоя отменяется.
– Эй, Колобок, – громко сказал он кому-то на верхнем ярусе, поближе к параше, – дай– ка твой матрасик пионеру.
– Камень, а я как же?
– Так же! У тебя жопа вместо подушки.
Все кругом загоготали.
– На, держи! – в руках у Фёдорова оказался тоненький матрасик. – Ночью, как будешь спать ложиться, расстелешь.
В это время за дверью раздался какой-то шум, и приоткрылось маленькое окошечко.
– Братаны, хвалку привезли! – крикнул кто-то.
Все выстроились в очередь. Выдавали по миске не то каши, не то супа и два куска хлеба. Фёдоров тоже встал, но его вытолкнули:
– У нас пионеры последними хавают, запомни! – сказал какой-то нагловатый парень с наколками на обеих руках.
Михаил Сергеевич послушно встал в конец очереди.
– А мне на двоих, – услышал он, как кто-то упрашивает надзирателя дать четыре куска хлеба.
Когда очередь дошла до Фёдорова, ему дали миску баланды и ложку.
– А хлеб?
– Хлеб?! Так на тебя уже получили!
Он всё понял и отошёл от дверей. Все табуреты были заняты, их полагалось почислу шконок, – пришлось есть стоя.
Через 10 минут за дверью опять загремело, открылось окошечко, и тем же голосом, что и перед раздачей, скомандовали:
– Посуду сдать!
Тюремщик пересчитал миски и ложки, дверца захлопнулась, и тележка, на которой это хозяйство перемещалось, гремя пустой посудой, двинулась дальше.
Потом его заставили чистить унитаз.
– Чтоб блестел, как яйца у генерала Кумова!
– А кто это такой?
Кругом заржали.
– Попадешь на зону – там узнаешь, – смеясь, ответил Камень.
Пока Фёдоров драил унитаз, остальные занялись, кто чем. Один читал книгу, другой слушал карманный радиоприемник.
Около средней шконки первого яруса собрались картёжники. Карты были настоящие. Как они оказались в камере, представляло такую же загадку, как и мобильный телефон, по которому рыжий парень названивал приятелю. Игра шла серьёзная: на дневную и вечернюю пайки хлеба. Когда кого-либо из сидельцев вызывали на допрос, карты прятали, а потом снова доставали.
В это время Сергей Юрьевич уже сидел за своим столом и внимательно перечитывал заключение судмедэксперта, в котором было указано, что покойный скончался около 11 часов вечера от обширного инфаркта миокарда, явившегося с большой долей вероятности следствием воздействия обнаруженного во внутренних органах препарата… (дальше шло длинное латинское название).
– Кто же ему вколол эту дрянь? – задал себе вопрос следователь. – Фёдоров вряд ли стал бы рисковать. Тогда остается Рублёв.
Неожиданно ему пришла интересная мысль, и он набрал номер судмедэксперта:
– Виктор Иванович! Приветствую! Григорьев беспокоит. Вот ты пишешь, что покойному ввели какую-то дрянь, от которой он загнулся.
– Именно так.
– Скажи, пожалуйста, не в ампулах ли она продается?
– Ты угадал. В таких же, что и инсулин, – ответил медэксперт, сразу поняв, куда клонит следователь. – Положишь две рядом, не отличишь, пока надписи не прочитаешь.
– Пришли, пожалуйста, две такие пустые ампулы.
– Нет проблем. Завтра будут.
– Большое спасибо! – Сергей Юрьевич повесил трубку.
– Следовательно, укол сделал, скорее всего, Рублёв около десяти вечера, как написано в протоколе, и профессор благополучно скончался. Как же тогда Фёдоров об этом узнал? Да, прав был Лёня, когда сказал, что у стен бывают уши.
В это время зазвонил телефон.
– Здорово, Серёжа! Разговаривать можешь?
– Пока времени навалом. Что там у тебя, Лёня, докладывай.
– Сегодня утром у Фёдорова произвели обыск, составили подробный протокол; никакой другой спортивной сумки не обнаружили, ключей от квартиры покойного тоже, – очевидно, выбросил. Зато на антресолях нашли в разобранном виде подъёмное устройство, за которым мы с тобой охотились. К его верхней части приварена круглая пластина, по форме совпадающая с отпечатком на потолке. В подъёмнике использована небольшая лебёдка, рассчитанная, судя по тросу, килограммов на триста – четыреста, а в мусорной корзине обнаружили нитяные перчатки.
– Хорошо! Пусть криминалист снимет отпечатки пальцев и заберёт в лабораторию верхнюю часть подъёмника: скорее всего, на ней остались микрочастицы потолочной краски. А завтра вместе с кем– нибудь из ребят пусть все соберёт в квартире на месте преступления и сфотографирует, в том числе и шкафчик в разных положениях. Кстати, объясни ему, как тот открывается.
– Теперь вот что, Леонид. Наверное, ты был прав насчет того, что у стен бывают уши. Насколько я помню, кровать в спальне убитого стоит у стены, разделяющей обе квартиры, а над кроватью – большая картина. Посмотри, не прикрывает ли она отверстие, ведущее в квартиру Федорова. Ты где сейчас находишься?
– Неподалеку от места происшествия.
– Выдели время, сделай то, что я сказал, и сразу же отзвонись: неважно, найдёшь что-нибудь или нет.
Закончив разговор, Григорьев перечитал протокол: выходило, что Фёдоров имел на момент преступления алиби, правда, шаткое, полностью зависящее от показаний его любовницы.
– Надо к ней наведаться, пошлю кого-нибудь из ребят, когда вернутся.
Первым появился Володя, опросивший свидетелей – трёх пожилых женщин, обычно с утра до вечера сидящих на лавке около дома. Они утверждали, что не однажды видели Федорова с подобной сумкой.
Сергей Юрьевич поблагодарил его и тут же дал новое задание:
– Вот тебе адрес и телефон некоей Фасобиной Маргариты Львовны. Узнай, когда и в котором часу к ней приходил Фёдоров, не звонил ли предварительно.
Через некоторое время появился Женя.
– Уф, весь район обегал! Только в четвёртой мастерской повезло: Фёдорова хорошо запомнили, потому что тот заплатил тройную цену за срочность.
Эти показания мастера Сергей Юрьевич убрал в стол.
Через час перезвонил Горевой.
– Серёжа! За картиной нашли отверстие миллиметров двадцать в диаметре, все, как ты говорил! А в комнате Федорова оно тоже было закрыто картиной. Сейчас тебе подвезут акт повторного осмотра квартиры.
– Отлично!
В это время в камере, где сидел Фёдоров, начался обед. Он опять стоял последним в очереди, и снова ему не досталось хлеба. Пристроившись около двери, он, стоя, алюминиевой ложкой хлебал баланду.
– Пионер! Ты чего стоя хаваешь? Думаешь, больше войдет? – спросил Камень, еду которому приносил какой-то небольшого роста парнишка.
– Нет. Просто сесть некуда.
– Так! Это дело поправимое. Бери совок! Ну– ка, братки, подвиньтесь! Дайте нашему пионеру место за столом!
Едоки потеснились, раздвинули табуреты, так что в одном месте образовалось довольно приличное пространство. Фёдоров положил между двумя табуретами толстый кусок фанеры прямоугольной формы, на котором, сидя, спал совсем недавно на полу камеры, и уселся на него.
– А чего без хлеба хаваешь?
– Да не досталось.
– Гвоздь! Твоя работа? То-то я твой голос слышал у раздачи. Вернёшь вечером всё, что до этого взял! – обратился Камень к худому длинному парню с приплюснутым черепом, действительно напоминавшим шляпку гвоздя.
Фёдорову передали два куска хлеба.
– Братаны, – продолжил Камень, – пайка – это святое, ее западло брать даже у фраера последнего!
Вечером за ужином к Федорову подошел Гвоздь и протянул четыре куска хлеба.
– На!
– Да мне моих двух достаточно!
– Дело твоё! Камню скажешь, что отдал.
Однако, продолжим описание событий, произошедших за это время в кабинете Сергея Юрьевича.
Около трёх часов дня вернулся Володя.
– Докладывай.
– Результат нулевой, – смущенно ответил тот.
– А в чём дело?
– Это такая фифа! Даже на порог меня не пустила. Я позвонил, дверь на цепочке открылась, только достал удостоверение, чтобы представиться, как она мне: я мальчиками не интересуюсь! Мне нужен мужчина солидный и конкретный! И захлопнула дверь перед носом. Я опять нажал кнопку звонка, подержал ее пару минут, слышу за дверью шорох: не то лестницу приставили, не то стул, и звонок отключился. А когда я набрал номер её телефона, трубку сняли, услышали мой голос, положили и больше не поднимали. Может, повесткой её вызвать?!
– Это слишком долго, – усмехнулся следователь, – придется мне самому.
Он набрал номер. Примерно минуту слушал характерные гудки. Наконец, на другом конце ответили, и Сергей Юрьевич услышал мягкий обволакивающий женский голос с легкой хрипотцой, придававшей ему особую сексапильность:
– Алё, я слушаю, кто говорит?
– С вами, Маргарита Львовна, разговаривает старший следователь, майор Григорьев. Я звоню по поводу вашего знакомого Фёдорова, обвиняемого в убийстве и краже со взломом. Почему вы, уважаемая Маргарита Львовна, так нехорошо поступили с нашим товарищем? Вы что, не знаете: за отказ от сотрудничества со следствием предусмотрена статья, или хотите, чтобы вас к нам доставили?
– Полковник! Зачем же такие сложности?!
– Я не полковник, а майор.
– Значит, скоро будете полковником. Я по голосу могу сказать, кто кем будет. Сама-то я русская, но моя бабушка, известная, кстати, гадалка, говорила мне, что в нас течёт кровь древних ассирийцев, и свыше дано предсказывать судьбу человека. Так вот, полковник, приходит какой-то мальчик в штатском, суёт мне корочки, какими, я видела, в переходах торгуют, и чего-то хочет. Откуда мне знать, может, он хулиган или вор какой-нибудь?! Пустишь такого, а потом столового серебра не досчитаешься! Другое дело вы, полковник! Приходите ко мне сегодня вечером, часиков в восемь. Мы с вами чайку попьем, и я вам всё, как на духу, расскажу. Так я вас жду, код подъезда 2323!
В трубке раздались частые гудки.
– Да! Действительно, фифа! Придётся идти.
Добавим, уважаемый читатель, что Маргарита Львовна заинтриговала нашего Сергея Юрьевича, бывшего, как вы помните, в разводе. Прикинув, сколько добираться от места работы до ее дома, Григорьев посмотрел на часы: стрелки показывали десять минут пятого, до назначенного рандеву оставалось почти четыре часа.
– Час у меня уйдет на поездку, значит, в моем распоряжении еще три.
Он взглянул на себя в зеркало. На него смотрел гладко выбритый моложавый мужчина среднего роста, приятной наружности, некоторую импозантность которому придавали слегка поседевшие виски и такая же прядь волос в густой темной шевелюре.
– Настоящий полковник! – усмехнулся следователь.
Поскольку его костюм не был предназначен для таких свиданий, Григорьев решил надеть форму. Переодевшись, Сергей Юрьевич опять подошел к зеркалу.
– Что ж, вид довольно бравый и в то же время достаточно солидный.
Он достал папку с другим делом, перечитал заявление гражданки Комаровой об ее изнасиловании соседом по квартире, гражданином Носовым. Не хватало заключения медэксперта о следах спермы на теле потерпевшей и о каких-либо телесных повреждениях, не было и показаний свидетелей.
– Дохлый номер, без этого насильник от всего легко отопрется.
– Закрыв папку, он отправился в буфет. По дороге его окликнул сослуживец, тоже старший следователь:
– Серёжа! Ты чего вырядился?! Праздник, что ли?!
– Угу! – буркнул Григорьев, подходя к стойке буфета. Потом он долго пережевывал сосиски с макаронами, не торопясь, выпил два стакана компота и также медленно вернулся в кабинет.
Многие сослуживцы уже ушли домой или по своим делам. Досидев до семи, Григорьев встал и отправился по известному ему адресу.
Ровно в восемь он нажал на кнопку звонка. Обитая искусственной кожей металлическая дверь приоткрылась на длину цепочки, и Григорьев увидел со вкусом одетую изящную, чуть ниже среднего роста, коротко стриженую брюнетку, напомнившую Сергею Юрьевичу какую-то зарубежную киноактрису. От нее исходил тонкий аромат духов.
– Заходите, полковник! Я вас ждала. Вы точны, а точность – вежливость королей, – проговорила она, глядя на Григорьева большими чуть зеленоватыми глазами.
Сергей Юрьевич вошел в прихожую и огляделся: квартира была однокомнатная. Через слегка приоткрытую дверь он увидел широкую двуспальную кровать.
– Проходите на кухню, садитесь на диван!
Пока Григорьев устраивался, Маргарита Львовна хлопотала у плиты, и вскоре по кухне разнесся ароматный запах кофе.
– Вы не стесняйтесь, берите печенье. Так о чем будем говорить? У меня здесь действительно бывают настоящие полковники, и даже генералы, вот и ваш Федоров иногда заходил. Вас, кстати, как зовут?