Ребус Константинов Андрей
В этот момент мимо Лямки к стойке за сигаретами прошел подручный Ребуса. Проходя, он с издевкой поднял воротник «кенгурухи» Лямки, натянул его ему на голову и отвесил легкий подзатыльник.
Этого не ожидал никто. Этого не ожидал 2004 год, который стоял «на дворе» Караванной, бывшей Толмачева улицы. Может быть, поэтому никто тогда не успел даже толком подумать, как на все это следует реагировать. В том числе и Лямка, который, тем не менее, по-детски покраснел.
А вот Утюг сделался серьезный. Утюг был бывшим гангстером и раздолбаем, но душа его была благородна. Это, кстати, очень сильно отличается от фразы: «В душе он был благородный». Утюг вырос на улице, и даже она не переваривала, когда унижают парня рядом с его девчонкой. Утюг глянул на смутившуюся Полину и отчетливо гаркнул в сторону хама:
– Ты ничего не попутал, лапоть?!
При этом в голосе его блеснули нотки образца 1992 года.
Ладонин замер. Он знал, что именно с этого все и начинается. «Может, еще ничего и не началось?» – попытался успокоить сам себя Ладонин. Но, как оказалось, напрасно.
– Чте такое? – коверкая слово, оглянулся парень. Лицо его было гладким и наглым.
Это «ЧТЕ» подорвало Утюга. Он вскочил и шагнул к парню:
– Ты книжку «Минно-взрывная травма» листал на досуге когда-нибудь?
– Ты… – парень ткнул Утюга в грудь пальцем.
А вот в этом он был не прав. Утюг органически не переваривал плохих манер. А про то, что показывать пальцем нехорошо, он запомнил еще со слов своей бабушки. Утюг схватил парня за палец и дернул вниз. Что-то хрустнуло, и официантка за стойкой зажмурила глаза от больного возгласа «А-а-а!..», прозвеневшего на все «Дэ Фэ».
Ребус поперхнулся пирогом и широко открыл глаза – такого он не видел уже давно. Между тем Север потянулся за пепельницей и сжал ее в руке. Это неосознанное движение он сделал очень своевременно, так как в дверях показалась пара влетевших на подмогу хлопцев Ребуса. Сидевший у дверей охранник Игоря, молодой кикбоксер, пробил одному из них сильный в ягодицу…
И-На-Ча-Лось!
Коленом в голову Утюг смачно вмазал присевшему парню со сломанным пальцем, резко развернулся, и на его развернутое лицо пришелся хороший боковой. Бил боксер. Утюг на пару секунд «уехал», и этого времени было достаточно, чтобы второй боковой повалил его на пол. В ответ на это Север молча и очень так по-товарищески положил пепельницу с рекламой ковбоя Мальборо на затылок боксеру, и тот упал на Утюга сверху.
– Разрешите пройти? – перед Севером стоял Валера Россомахин, учтиво пытаясь выбраться из столь щекотливой ситуации.
Север, мгновенно оценив в Валере своего, ткнул его лбом в нос. Валера с досадой схватился за ушибленный орган обоняния, после чего его колено расчетливо оказалось на яйцах Севера. Ожидать дальнейшего развития событий Задорный не стал и скоренько потопал на выход, о чем страшно перепуганная Полина все ж таки умудрилась просигнализировать бригадиру.
В это время охранник Игоря, расправившись с одним, теперь никак не мог найти для себя хотя бы глоток воздуха – его душили. Вонючей и абсолютно нестерильной старой футболкой для протирки фар его душил водитель Ребуса, и зрелише это было, по правде сказать, малоэстетическим.
Ладонин подскочил к Ребусу, который с нескрываемой интригой наблюдал за происходящим.
– Настроение хорошее? – зло и быстро выплюнул Игорь.
– Опасаешься чего-нибудь? – язвительно заметил Ребус. Вспомнил он его в эту минуту или нет, было непонятно.
Сзади, как в плохом кино, раздался стеклянный треск и писк женщины. Это хрюкнул стенд с пирожными, на который навалился Утюг с хамом. Оба очухались и не без азарта взялись за прежнее.
– Дерганый ты какой! – поманил Игоря Ребус – В детстве неожиданно не пугали? Фобий нет?
– Слышь! – по-старому огрызнулся Ладонин.
Ребус резко вскочил, а Игорь, не шелохнувшись, демонстративно остался стоять. Ребус резко ткнул пальцем Игорю в горло, и тот, захрипев, присел на корточки.
– Слышу, – произнес Ребус, спокойно опустился на свое место и посмотрел на депутата. Лицо у законника (в данном случае не путать с вором в законе, хотя некоторые общие черты, безусловно, имеются) было глупое и испуганное. Он ошарашенно вращал башкой, бросая взгляд то на Ребуса, то на своего охранника, который пытался заломить руку Северу каким-то хитрым изворотливым приемом.
– Да, блядь! – больше от боли, нежели от констатации факта крикнул Север.
Он присел, подхватил паренька под колени, поднял и, пару раз шагнув в сторону, приложил к бару, с которого полетели, разбиваясь, мелкие и крупные вещицы. Север хотел сказать классическое: «Помойтесь, ребята», но, поскользнувшись, не удержался на ногах и рухнул назад, угодив прямиком на колени к депутату. Ребус профессионально рубанул его сцепленными кулаками, и Север временно ушел в астрал, уткнувшись лицом в тарелку с остывающими пирогами.
Лямка тоже пытался было подпрыгнуть и нырнуть в рукопашную, но Полина, зажмурившись, стиснула ему руку и прошептала: «Не шевелись!» Когда на секунду она все-таки приоткрыла глаза, то увидела, как слегка продышавшийся Ладонин получил два неплохих удара по шее и по затылку…
– …Всем лежать! Тихо, тварь! Прикладом захотел? Запутались тут в улицах! – это по тревожной кнопке приехала группа захвата, вопли которой сопровождались хлесткими звуками ударов неживого по живому.
– Все-все! Командир, осознали! Чо лупишь-то так! – огрызались буяны.
– Карту купи, лапоть! – огрызнулся и Утюг. Еще одного удара кованым сапогом он даже не почувствовал.
Полина наконец открыла глаза, искоса посмотрела на лежавшего под сержантом Игоря и некстати подумала по-своему, по-девичьи: «Все, рубашку теперь не отстираешь». Это заметил Ладонин:
– Спасибо за сотрудничество. Всегда обращайтесь, – прокряхтел он, неверно проинтерпретировав ее взгляд, и… улыбнулся. И то сказать, давненько он уже так не расслаблялся.
В этот момент из своего угла подал голос Ребус, который аккуратно встал и произнес: «Ну, я пошел». И зачем-то добавил: «А всем филиппычам счастливо отписаться».
– Ага, щас! – В кафе объявился милиционер в капитанских погонах с бывалым помятым видом, а с ним пара сержантов. Это была патрульно-постовая подмога. – Все присели на места. Я всех пересчитываю. Все не открывают рот. Вас много, а нас мало! От страха могу открыть беспорядочную пальбу. Вопросы?
– Я депутат… – впервые подал признаки жизни депутат ЗАКСа. Голос его при этом был далеко не телевизионно-уверенным, потому как редкие межфракционные парламентские потасовки, в которых ему пару раз доводилось участвовать, проходили не в пример камернее.
– Спокойно, товарищ депутат! – гаркнул капитан и рывком усадил его на место. – Сейчас и с тобой разберемся – какой ты Сухов.
Через некоторое время, когда народ в кафе более-менее пришел в себя и угомонился, начали разбираться. Участников побоища, которых нетрудно было определить по характерным внешним признакам, отфильтровали в один угол, а остальных принялись переписывать как потенциальных свидетелей. Когда очередь дошла до Лямки и Ольховской, Полина за двоих ответила, что никаких документов у них с собой, к сожалению, нет. Естественно, у «грузчиков» были при себе и паспорта, и ксивы, но служебная инструкция четко гласила, что в подобных ситуациях личности светить нельзя ни в коем случае, и уж тем более категорически запрещено подписывать что-либо официальное. В ответ на это сержант невозмутимо повел плечами, приказал «тогда сидите, ждите» и продолжил перепись населения.
За всем происходящим Нестеров наблюдал с улицы через витринное стекло и за скоротечное время драки выкурил примерно с полпачки одной затяжкой. Неуставно покинувший руль Паша Козырев пританцовывал рядом. Будучи в состоянии возбуждения, бригадир даже не сразу понял, что Ольховская послала им тональный сигнал на выход Задорного. Оставить ребят одних Нестеров не мог, поэтому он срочно запросил Каргина и передал двинувшегося в сторону Невского Валеру «семь-три-девятому». В конце концов, после такого экстрима объекту сам бог велел отправляться в отель, а до того с Караванной быстрым шагом было минут десять, не больше.
Устроив судьбу Россомахина, бригадир вошел в кафе и, отыскав бравого капитана, слегка потянул его за рукав.
– Подполковник Нестеров, главк, – негромко представился он, продемонстрировав красную книжицу. – Слушай, капитан, тут двое моих людей с кофием засиделись. Я их с твоего позволения заберу? Тем более у вас здесь со свидетелями и так проблем не будет.
– А это какие тут ваши? – поинтересовался пэпээсник.
– Да вон, парень с девушкой у окна сидят.
– Ну, пошли посмотрим.
Капитан прошел к указанному Нестеровым столику и, обращаясь в первую очередь к Полине, спросил:
– Вы что, правда, вместе? – он покосился в сторону бригадира.
– Да, – кивнула Ольховская.
– А ксива имеется?
– Имеется.
– Можно полюбопытствовать?
Полина тяжело вздохнула и, слегка пригнувшись, сделала небезызвестное движение рукой. То самое, которое совершают все женщины, во все времена прячущие самые драгоценные предметы в самом просчитываемом в силу своего удобства и привлекательности для мужчин месте. Капитан слегка смутился, но заинтересованного взгляда не отвел – а может, у нее там вовсе не удостоверение, а ствол? Но это оказалась именно она, ксива.
– Так чего ж вы раньше-то молчали?
– Да штабные они, крови-пороха не нюхали, – ответил за «грузчиков» подошедший сзади Нестеров. – Увидели драку и перепугались.
– А если бы мы их под горячую руку да мордами на бетон? Еще страшнее бы получилось. Ладно уж, идите. Штабные.
Полина поднялась и молча пошла на выход, взяв Лямку, как первоклассника, за руку. Тот не сопротивлялся, так как в этот момент его мысли были заняты совсем другим – ему было очень стыдно. Правда, он снова не мог четко сформулировать, за что. Хотя нет, все-таки мог. Ивану казалось, что он обязан был примкнуть к войнам. Пусть и не к положительным, но войнам. Но он не примкнул. А стало быть он – не воин. О том, что он прежде всего разведчик, Иван не подумал. Зато ему снова вспомнилась та самая, первая серьезная детская драка. И воспоминание это оптимизма Лямину не прибавило.
Когда «грузчики» вернулись к машине, Паша рассказал, что, согласно настроечке Каргина, Задорный, как и предполагал бригадир, благополучно добрался до отеля, оформился и поднялся в свой номер. Так что теперь особо поспешать «семь-три-пятому» смысла не было. Посему остались ждать. И когда на их глазах всех красавцев, а с ними и Ладонина загрузили в милицейскую «буханку», Нестеров последний раз по-казацки затянулся, смачно сплюнул и посетовал: «Н-да, нехорошо получилось».
– Ага, немного частушка-нескладушка вышла, – согласился Козырев.
Вслед за ментами они подорвались к дежурной части, после чего примерно с час отстаивались неподалеку от двери в отделение и все это время переводили дух.
– А с чего все началось-то? – в какой-то момент спросил Козырев.
– Да старый я дурак! Приглянулся мне этот депутат с ранее судимым в обнимку! Вот и решил инициативный рапорт написать – Игоря позвал, чтобы тот их опознал, – охал Нестеров.
– Зато вместо одного рапорта теперь штук двадцать получится! – укорила Полина.
– Да мы теперь пол-управления инициативками загрузить сможем, – согласился Лямин.
Все заржали. Даже Полина улыбнулась.
– Так, народ, если сейчас выпустят Игоря и он увидит, что мы ржем… Мало не покажется, – прослезился Нестеров.
– Главное, чтобы с ним мои заступники не вышли и не увидели, что мы ржем, а то много покажется, – хохотал Лямин.
– Александр Сергеевич, может, я того… Загляну осторожно в дежурку, посмотрю – чего там и как? – неуверенно спросила Полина, которая, сама не зная почему, очень переживала за попавшего под замес Ладонина.
– Правильно, Полин, сходи – сделай установочку, – не унимался Козырев.
Всех что-то не на шутку разобрало. По крайней мере, трое «грузчиков» никак не могли остановиться от смеха.
– Вот дураки, а! – улыбнулась и Полина. Между прочим, она уже действительно собралась пойти в отделение, но как раз в этот самый момент народ начали потихонечку выпускать.
– Ну все, я пошел каяться, – вздохнул Нестеров и кряхтя стал вылезать из машины.
Глава третья
Кардинал
… Дабы приобрести навык быстро запоминать наблюдаемого, надо пользоваться всякими удобными случаями для практики в запоминании на лицах из наблюдаемых. Посмотрев на таковые, филер, отвернувшись в другую сторону или закрыв на минуту глаза, должен представить себе все приметы этого лица и проверить, таким ли является лицо в действительности…
Из Инструкции по организации филерского наблюдения
Об эпохальном мордобое в кафе «Дэ Фэ» Станислав Алексеевич Кириллин узнал лишь на четвертый день после вышеозначенных событий. Да, собственно, и узнал-то по чистой случайности. Столь непростительная для матерого сыщика ошибка явилась следствием его собственной мнительности и подозрительности, из-за которых здесь, в Питере, он постарался максимально сократить круг лиц, посвященных в разработку Ребуса. В результате Кириллин наступил на собственные же грабли: разрешив опушникам не отражать в официальной итоговой сводке эпизод наблюдения за связью Задорный (дабы информация раньше времени не утекла), он тем самым непреднамеренно спровоцировал «грузчиков», которые в нужный момент интерпретировали спущенную начальством вольность так, как того потребовала сложившаяся ситуация. А именно – бригадиры 735-го и 737-го экипажей решили опустить в своем докладе руководству момент, связанный с посещением Россомахиным заведения на Караванной. Со всеми вытекающими отсюда (а вернее – оттуда) последствиями. Для наружки прецедент исторической мистификации, безусловно, некрасивый, но, увы, не вопиющий. В том смысле, что отнюдь не первый и далеко не последний. Как говорится, кто хочет – тот находит возможность, кто не хочет – находит причину.
После того как два экипажа сошлись под стенами отеля «Кристофф», к столь незатейливой мысли Нестерова в процессе приватной беседы подтолкнул Эдик. Выслушав историю про драку в салуне, Каргин однозначно рекомендовал Сергеичу не привлекать к ней внимания мировой общественности. Потому как в противном случае по конторе непременно пойдут пересуды и потянутся ассоциации-параллели с приснопамятной потасовкой «грузчиков» Нестерова, учиненной рядом с магазином-салоном «Титаник». Эдик уверял, что, поскольку Задорный провел в «Дэ Фэ» в общей сложности не более получаса, ни с кем не встретился и свалил еще до прибытия гласников, то не будет большой беды, если они доложатся начальству, что прямо из аэропорта объект проследовал прямиком в отель. Где и успокоился. В пользу такой версии говорил еще и тот факт, что плюс ко всему в кафешке засветились депутат с авторитетом, а такой хоккей им, бригадирам, вообще ни к чему. Здесь ведь как? Только шлепни, прояви инициативу, – сразу по допросам затаскают, а потом еще обязательно взгреют и с дерьмом сожрут, не подавятся. За что? Да хотя бы за то, что квитанции не выписали и сразу по инстанции не доложили.
В конце концов Каргину удалось убедить Нестерова в некоторой справедливости своих слов. Действительно, в последнее время вокруг «семь-три-пятого» экипажа происходило слишком много всякого такого, что служило источником повышенного раздражения со стороны руководства и прочих заинтересованных в подтоплении экипажа лиц. А посему добровольно навешивать на себя вериги и каяться в очередном грехе Александру Сергеевичу абсолютно не климатило. Надоело быть мальчиком для битья. При его-то возрасте и его заслугах! Так что, может, оно и правда? Не пошли бы они все подальше со своей мутной темой вместе с прощелыжистым адвокатом, с не в меру прытким Жориком и его сибирским корешем. Вот если будет за кем-то из них нормальное, внятное задание с грамотной фабулой, адресами, связями и приметами, вот тогда «грузчики» возьмутся дотошно фиксировать и отписывать каждый шаг. А пока – извиняйте, разбирайтесь сами. Единственный, перед кем Нестеров действительно чувствовал неловкость, так это безвинно пострадавший Ладонин. Но уж перед ним бригадир как-нибудь найдет способ загладить вину и возместить ущерб за причиненные неудобства.
Конечно, в данном случае оба бригадира были неправы по всем, окромя житейских, статьям. Оправдывало их только одно – знай они, что нынешнее задание на Адвоката есть лишь формальное прикрытие, осуществляемое в рамках большой, серьезной разработки, то ни в коем разе не отнеслись бы к нему столь бесцеремонным образом. А так, закончив смену, бригадиры вернулись на базу, отчитались незамысловатым «приняли – довели – не выходил» и со спокойной душой разъехались по домам. Эту версию незамедлительно скинули наверх, а в итоговую сводку «НН», в соответствии с договоренностью, добавилась лишь запись о том, что 735-й и 737-й экипажи весь прошедший день совместно с другими сменами гоняли объекта «Адвокат», а ни о каком Задорном слыхом не слыхивали. Так маленькая ложь приобрела законченную форму официального документа. Однако практика показывает, что у маленькой лжи почему-то много больше шансов быть раскрытой, нежели у ее более крупной товарки.
В обозримом будущем главковское руководство едва ли смогло бы узнать об инциденте в кафе «Дэ Фэ». В силу незначительности эпизода он не попал в ежедневную сводку о происшествиях, совершаемых на территории города и области, и для потомков сохранился лишь в виде учетной записи в ЖУИ[11] ближайшего отдела милиции. Тем более что примирение сторон состоялось довольно быстро, нанесенный заведению ущерб был с лихвой компенсирован уже на следующий день, а судебной перспективы это дело не имело по причине VIРости участвовавших в мордобитии персонажей. Очень трудно представить, чтобы Утюг, телохранитель депутата или Игорь Михайлович Ладонин получили полновесный срок по хулиганке и были приговорены к паре месяцев общественных работ. Хотя зрелище, несомненно, было бы то еще!
Однако все испортил депутат, который по собственной инициативе накатал кляузную телегу на имя начальника ГУВД. (Знал бы об этом Ребус – прибить не прибил бы, но покалечил бы точно.) Как известно, существуют два типа людей, мало-мальски облеченных властью: первым достаточно просто сознавать, что она (власть) у них есть, вторым же необходимо постоянно демонстрировать ее наличие, ибо хотя и краток век человеческий, но век властный еще короче.
Двухстраничная телега была посвящена весьма актуальной ныне теме – «милицейскому произволу». В ней депутат подробно описал, как, придя в кафе, расположенное в самом центре города, он стал свидетелем безобразной сцены, разыгравшейся между несколькими подвыпившими молодчиками. Сцена вылилась в полновесную драку, в результате чего пострадали как случайные посетители кафе (это кто ж такие?), так и помощник депутата, попытавшийся призвать дерущихся к порядку (во как.). Более того, насилию едва не подвергся и сам депутат (а не заранее ли спланированная акция?). Милиция, как обычно, приехала поздно и повела себя самым отвратительным образом (как обычно!), а именно – занялась рукоприкладством, в ходе которого пострадали и случайные посетители кафе (видимо, телохранитель депутата?). Невзирая на депутатский статус, о чем явственно свидетельствовал депутатский значок (провести беседу с личным составом на тему «Современные знаки отличия»!), милиционеры нагрубили представителю законодательной власти города (провести беседу с личным составом о целесообразности культурного обращения к гражданам; сводить личный состав в Русский музей и в Филармонию), после чего, применив насилие, едва ли не в течение часа удерживали его в кафе, вследствие чего депутат опоздал на встречу со своими избирателями. Ну и так далее: прошу принять меры, разобраться, наказать, сообщить в недельный срок и прочая подобная пурга.
Начальник ГУВД бумагу прочитал, поморщился и спустил ее начальнику МОБ с пометкой «Срочно отработать и доложить». Тот взял под козырек и с целью служебной проверки самолично посетил ни в чем не повинный отдел милиции. Убедившись на месте, что вся шумиха не стоит яиц, он тем не менее устроил для порядка разнос, по итогам которого на бравого капитана и его подчиненных была наложена кучка… взысканий. Маленьких и совсем маленьких, потому как вели они себя в заурядно штатной ситуации, в общем-то, правильно. Но, с другой стороны, надо же было и депутата успокоить-утешить – «невелика, конечно, птица, но тоже может пригодиц-ца». А в целом вся эта история если и поразила воображение начальника МОБ, то исключительно составом участников и зрителей. Согласитесь, не столь часто в кабацкой потасовке сходятся депутат, вор в законе, крупный бизнесмен и два братка-акробата. Посему на следующий день, столкнувшись в курилке с замом Пиотровского, начальник МОБ с удовольствием поведал ему историю о драке в кафе, причем с на ходу сочиненными фантастическими подробностями баечного плана. Зам от души посмеялся, взамен рассказал новый анекдот, после чего покинул курилку в состоянии глубокой задумчивости – визит Ребуса на берега Невы его подчиненные проспали. Более того, этой информацией не владели даже люди Кириллина, в прямые обязанности которых входило отслеживание каждого мало-мальски заметного шажочка законника. А тут уже не шажочек – целый авиаперелет. Плюс встреча, и не с кем-нибудь – с местным депутатом. Словом, есть от чего впасть в отчаяние. А если бы «грузчики» не затихарили информацию, что в тот момент в кафе обретался еще и Россомахин, тогда вообще – полная задница.
(Кстати, за объектом Задорный «грузчикам» походить так и не пришлось: после того, как оперативным путем было установлено, что Россомахин оплатил номер в «Кристоффе» на десять дней вперед, оперативники резонно рассудили, что в таком разе никуда Валера не денется, и довольствовались установкой закладок в номере. Пошел уже пятый день, однако никаких ослепительно интересных телефонных звонков Задорный так и не сделал. По крайней мере, из своих апартаментов.)
В общем, зам Пиотровского, будучи по самое не могу загруженным инструкциями вышестоящего руководства и донельзя озадаченным информацией, подкинутой московским гостем по фамилии Кириллин, к теме кафе «Дэ Фэ» отнесся с глубочайшим пониманием. Но без энтузиазма. Причины кручиниться были: во-первых, эпизод, что и говорить, просрали. А во-вторых, просрали с глубоким цинизмом, ибо действие происходило практически на глазах все у того же у московского гостя. Не питая особых иллюзий, Зам спешно сопроводил «вписанного в тему» человека из УУР (формально тема была закреплена за РУБОПом) на место былого происшествия, дабы тот постфактум составил неформальное впечатление об имевших место событиях.
Приказано – сделано. Когда надо, УУР и мышей ловит. В смысле, что буквально через пару часов в кабинет к Заму вломился начальник десятого («заказного») отдела УУР Есаулов.
– Все в масть! Как говорится – доработались! – с порога и без стука ухнул он. На него это было мало похоже, потому как в повседневной жизни человек он был медленный, вдумчивый, но ловкий.
– Главное, чтоб не отработались, – настороженно отреагировал Зам.
Оба не обратили внимания на то, что не поздоровались. Однако акцентировать данный факт не стали, потому как чувства переполняли обоих.
– Точно, было такое кафе – «Дэ Фэ»! Но сплыло! Короче, разгромили подчистую! И что любопытно – отнюдь не «Альфа», которая отказалась штурмовать Белый дом.
– А если еще короче – это ты к чему?
– По сведениям очевидцев, в какой-то момент в заведении произошла некая необратимая реакция. Как результат: мордобой, Центральное РУВД, ну и… так далее!
– А в чем, собственно, событие? – вопросил Зам.
– Ах да! Забыл! По мордасам хлестались многие: и Ребус, и депутат, и какие-то Ладонины с Утюгами из руоповских баз. Но главное другое – мы ж изначально на Ребуса хотели выйти!
– Ты хочешь сказать – получается, что вышли?
– В том-то и дело! Получается действительно вышли, – чуть успокоился Есаулов.
– То есть все в порядке? – переспросил Зам, но в этот момент в его кабинет вошел (причем очень быстро) дюже пожилого вида товарищ. Присутствующие невольно бросили на него взгляд и тут же, прямо с порога, разглядели в незваном госте ветерана ОГПУ. Зам вжался в кресло. По его лицу было видно, что с ветераном он знаком и, более того, все это время от него явно скрывался. Но разве от восьмидесятилетнего ветерана скроешься?!
– …Вот, я тут написал – давайте почитаю, пока вы свободны, – также не поздоровавшись, начал ветеран и стал вытаскивать из авоськи заявление, написанное на дореволюционной бумаге. Есаулов мимоходом оценил объем – листов так на сорок, не меньше.
Зам встрепенулся, лицо его расплылось в натянутой улыбке. Он резко встал и столь же резко развернулся к шкафу. Открыл дверку, вытащил оттуда одну дорогую бутылку водки и еще одну бутылку неизвестно чего, но красивую.
– Геннадий Геннадьевич, как хорошо, что вы меня застали! Вам пропуск постоянный в ГУВД сделали? Нет? Ну, так они еще пожалеют у меня! А я вот тут вам держал подарок!.. И не отпирайтесь… С женой посидите – чайку выпьете! – с этими словами Зам стал спешно засовывать бутылки в ветеранскую кошелку, ненароком сминая заявление.
– Благодарен! Благодарен! А когда же почитаем? – зардевшись, недоверчиво спросил ветеран.
– Так ведь я начальника управления кадров уже предупредил! Вы, главное, не сомневайтесь! Геннадий Геннадьевич, ваши воспоминания – это ж такая наука моим желторотикам! Такая наука…
С этими словами Зам корректно выпихнул ветерана из кабинета, спешно защелкнул ключ в дверях и, выдохнув, встал, прислонившись спиной к двери. В данную минуту мизансцена в кабинете в точности соответствовала описанию второго акта из пьесы про молодогвардейцев. Того самого, где явочная квартира чудом не была провалена залетным провокатором.
– Так, давай, – переводя дух, опомнился Зам, обращаясь к Есаулову.
– И депутат, и Ребус – все засветились в дознании Центрального РУВД. В принципе, это все. Это и есть итог.
Тут же выяснилось, что Зам был скор не только с ветеранами.
– Так это же замечательно! – схватил он трубку. – Саша! – Зама соединили с начальником Центрального ОУР – У тебя там на днях кафешку одну разнесли… Нет, не так. Все! Внимательно слушай и выполняй: обязательно официальный материал. О-бя-за-тель-но!.. Я сам знаю, что между собой договорятся!.. Я сам знаю, что быстро возместят!.. Слушай, я же не чокнутый! Мне надо застолбить их знакомство в рамках этой чепухи. Да!.. И чтоб дознаватель был дотошнее меня! Все-все перезаписал. Мотивируя это… блин, сам решишь, чем мотивировать! Мне нужно иметь материал, из которого я бы понял, что они, а главное Ребус… Узнаешь, кто такой. Ты спустись и глянь сам. Да. …и депутат были знакомы. Когда материал, не менее чем в сорок страниц, откажут – его по запросу Есаулова нам… Вопросы, Саша?… Исполняй!
– Мудро, – признался Есаулов, выслушав монолог Зама.
– А на моем месте без мудро и быстро – в сумасшедший дом белым лебедем, – без энтузиазма откликнулся Зам. И тут на его столе завибрировал мобильник и одновременно зазвонила местная линия.
– Видал? Свободен.
Есаулов все понял и пошел.
– …Вот когда выясните, что ДТП – это не ДТП, тогда и набирай меня! – гаркнул в местный Зам, параллельно включая мобильный.
– …Сыну Лахно семнадцать лет! А по приметам тому сколько?… Тридцать пять! Так ты сначала в компьютере минуту проведи, а потом звономудством занимайся!..
Остаток дня у Зама прошел соответствующим образом: «У меня зазвонил телефон. Кто говорит? – УБНОН! Откуда? – Из ОРУДа…[12]»
Ребус – он, конечно, акула! Но и про спинки минтая забывать нельзя. В милицейских отчетах, как в бане, все равны. Палка – она и в Африке всего лишь ОДНА палка.
Пока гласные охотники на Ребуса и его компанию судорожно корректировали планы с учетом резко изменившейся оперативной обстановки, экипаж «грузчиков» продолжал сосуществовать в своем негласном измерении, пребывая в полнейшем неведении относительно того, что их разведывательная миссия в секретной милицейской операции еще не окончена.
За минувшие четверо суток в служебной и личной жизни «семь-три-пятого», выражаясь казенным языком, существенных изменений не произошло. Обстановка продолжала оставаться сложной (а кому сейчас легко?), однако конфликтных ситуаций при этом зафиксировано не было. Выпавшие на середину недели два выходных дня по причине мерзкой погоды бригадиром были проведены сугубо в домашних хлопотах, а остальными «грузчиками», в силу их холостяцкого статуса, преимущественно в ленивом, койко-телевизионном сибаритствовании. На следующий день истек срок задания по Адвокату, и его (последний день) отработали довольно вяло, в силу неактивности объекта, а также по причине резкой потери интереса к заданию со стороны руководства. В ходе пятидневного наблюдения господин Правдин так и не совершил ни одного мало-мальски противозаконного действия, а прыткая связь Жорик на оперативном горизонте больше не засветилась и по результатам работы материализовалась лишь в бромпортрете форматом девять на двенадцать. Естественно, без дарственной подписи.
После этого нестеровцев выставили за фальшивомонетчиками, и вот здесь тема пошла поинтересней. Объект и связи, в соответствии со спецификой работы, вели себя так, словно у них в интересном месте плотно засел колющий предмет «предположительно шило». Они крутились по городу, меняли тачки, подрывались проходными, выставляли контру – словом, скучать не давали, и в таком режиме восемь часов «грузчицкой» смены пролетали как один миг. А в понедельник с утра нестеровцам подфартило сделать то, что до сих пор не удавалось другим экипажам, работающим по разработке «Пиастры». А именно: с помощью длиннофокусной оптики зафиксировать момент конвертации фальшивой валюты в подлинную. То бишь процесс обмена свертка с поддельными баксами в обмен на такой же, только втрое тоньше, с баксами настоящими. Процесс сей состоялся на улице Бронницкой и сопровождался высочайшими мерами предосторожности, в число которых входили две машины контрнаблюдения и пешеходные парень с девушкой, залегендированные под праздношатающуюся влюбленную парочку, но при этом излишне напряженно зыркающие по сторонам.
Этих двоих Нестеров срисовал сразу – топорная работа. Кстати, у самого бригадира для подобных случаев в отделе хранился собственный маскарадный костюм – скороходовские сапоги, курточка с выглядывающим из всех щелей ватином и кроликовая шапка. Прошлой зимой в таком облачении Александр Сергеевич снимал на фотопленку бандитскую стрелку на улице Колокольной, смешавшись с кучкой бомжей, торгующих у решетки Владимирского собора. Тогда местные «бомжизсмены», поначалу приняв бригадира за конкурирующую фирму, едва не начистили ему лицо, однако два заранее припасенных пузырька «Льдинки» решили исход дела положительно. Правда, для «ты-меня-уважаешь?» пришлось и самому отхлебнуть зеленоватой жижи, после чего пару дней Нестеров страшно мучился желудком.
Зато никому и в голову не взбрело подозревать в эдакой синюшной ханыге милицейскую контру.
А в нынешней ситуации с фальшивомонетчиками отличилась Ольховская, которая заняла единственно правильную позицию в цветочных рядах рядом с Техноложкой. На Полине в это утро было желтое платье. То самое, о котором однажды Нестеров высказался словами драматурга Егения Шварца: «Женщину украшают две вещи – скромность и прозрачное платьице». И вышло так, что платье это очень кстати потерялось на фоне цветочного великолепия, фактически слившись с в изобилии представленными на лотках и асфальте розами, хризантемами и прочей осенней флорой. В результате гуляющая по Бронницкой туда-сюда парочка Полину не срубила, а цветочницам, озабоченным дневной выручкой, до девушки с фотоаппаратом никакого дела не было – мало ли в этот сезон в городе туристов?
После работы, а сегодня «грузчики» освободились уже в четвертом часу, Ольховская постаралась улизнуть из конторы как можно незаметнее. Настроение у нее, несмотря на явную рабочую удачу, было неважнецкое, и меньше всего ей сейчас хотелось натолкнуться на Пашу. Ведь скорее всего тот, по обыкновению, предложил бы ее проводить, а она бы, по обыкновению пожалев то ли его, то ли себя, согласилась.
На улице было тепло и пасмурно. Похоже, нынче погода колебалась в своем настроении, равно как и Полина. Возвращаться домой, в пустую квартиру в столь ранний час Ольховской не хотелось до тошноты, а сагитировать на прогулку или кофе кого-то из знакомых вне работы возможности пожалуй что и не было. Так уж сложилось, что былые школьные и прочие знакомства у Полины за время работы в ОПУ как-то незаметно сошли на нет.
После напряженной смены ноги ощутимо гудели, и, хотя денег в кошельке у «грузчицы» было не много, Ольховская решила поймать машину. Но именно сегодня судьба решила взять выходной – на протяжении двадцати минут на оживленном проспекте ни один автолюбитель не польстился ни на фигуру Полины, ни на её деньги. В какой-то момент ей показалось, что она видит иномарку Камыша. Полина уже подняла руку, чтобы помахать, но затем поняла, что ошиблась.
Удивительное дело, в последнее время в проходящих мимо мужчинах Полина стала часто видеть Камыша. И каждый раз сердце ее невольно сжималось – что сказать? как поприветствовать? Более того, Полина вдруг поймала себя на мысли, что и сейчас судорожно придумывает предлог позвонить. Не для того, чтобы попросить прошения, покаяться, попытаться вернуть… Нет, всего лишь Просто Позвонить. Поболтать, попить кофе. Просто Попить Кофе, но так, чтобы все это время он улыбался одними глазами и как бы невзначай касался ее руки кончиками пальцев. Именно в такие моменты Полина, как никогда, чувствовала себя женщиной. Но, увы, в последнее время она перестала ощущать этот волшебный звон колокольчиков внутри.
Полина решительно тряхнула головой – и правда, морок какой-то! Сама же прогнала, так чего уж теперь. Тем более что Камыш не из тех людей, которые «слово дал, слово взял»… И, между прочим, жаль…
В итоге Ольховская бесцельно побрела в сторону дома, и ноги сами довели ее до дверей ближайшего кафе, которые она автоматически толкнула и вошла. А когда вошла, то обнаружила, что это было то самое кафе, в котором они с Камышом частенько бывали. «Запомни, дэвушка, это одно из немногих мест в городе, где подают настоящий кофе», – так говорил о нем Женя и при этом картинно-смешно поднимал вверх указательный палец.
«Странно, – подумала Полина, заказывая себе эспрессо и усаживаясь за столик в самом углу зала, – у меня ведь никогда не было к нему сильных чувств. Почему же теперь мне кажется, что Камыш – это самое значительное, что произошло со мной за последнее время? Может быть, потому, что после смерти Ташкента ничего значительного в моей жизни не происходило вовсе?»
Вспоминать об убийстве Ташкента (именно об убийстве, что бы при этом ей ни говорил Нестеров) Ольховской было неприятно, хотя в страшных снах, согласно классике жанра, раздавленный покойник не являлся. Вообще, если Полине и снились ужастики, то совершенно иного рода. Например, несколько раз ей снилось, что их экипаж стоит у дома объекта. Стоит час, другой, день, ночь, и никто их не сменяет. И в какой-то момент она вдруг осознает, что так будет всегда. И вот тогда ей становится по-настоящему страшно.
Наверное, именно этого она больше всего и боялась. Когда Ольховская училась в школе, то, наблюдая за родителями своих друзей, невольно жалела их, поскольку жизнь большинства из них складывалась по отработанной еще предками схеме: подъем по звонку, к конвейеру – по сигналу, смена от восьми до семнадцати, потом по звонку – отбой и унылая череда семейных радостей. Уже тогда юной Полине страшно было думать о том, что и ее жизнь когда-нибудь станет такой же размеренной. В конце концов, и в милицию, что греха таить, она пошла в погоне все за той же нестандартностью бытия. Вот только никто ее не предупредил, что нестандартность эта тоже может войти в привычку.
Полина, которая нещадно гоняла своих за постоянное курение в салоне, закурила сама. Нет, конечно, если разобраться, то жаловаться ей было не на что. Экипаж у нее, при всех несуразностях и оговорках, самый-самый. Да и «грузчики» в отделе с недавних пор стали относиться к ней уважительно, как к своей. Настолько как к своей, что даже перестали просить прикрыть девичьи уши в те моменты, когда собирались рассказать очередной соленый анекдот. При встрече с Ольховской они уже похлопывали ее по плечу, а не как раньше, когда норовили пониже пояса. И за пивом для бригадира Полине приходилось бегать наравне с Лямкой и Пашей, и это отнюдь не унижало ее достоинство, а скорее наоборот, являлось признаком высокого доверия. И все же…
Стыдно признаться, но пару недель назад, истосковавшись по женскому обществу, Ольховская даже забежала попить чайку в свой бывший отдел, где в течение часа и безо всякого былого отторжения слушала последние новости. Кто бы мог подумать?… Да и вообще, в последнее время она с тоской стала вспоминать свою прежнюю работу в установке, где приходилось по большей части ворочать мозгами, а не ногами. «Если хорошенько подумать, то думать я совсем разучилась», – улыбнулась Полина своему случайному каламбуру. Улыбнулась, а потом опечалилась тем, что если еще полгода назад на тумбочке рядом с кроватью у нее лежали книги о «Ледовом походе» белогвардейцев или, на худой конец, учебник по криминалистике, то теперь на ней прочно обосновались Дашкова и Маринина. После прочтения двадцати страниц романов этих детективщиц Полину начинало клонить в сон, и это было как раз то самое, что доктор прописал. В холодной и одинокой постели спала «грузчица» плохо. Полина заказала еще одну чашку кофе, который в этом заведении и правда был на редкость крепким и ароматным. Как раз вот этой кофейной горькости и не хватало их с Козыревым отношениям. Хотя как таковых отношений, чтобы в отделе про них ни судачили, нет и не было. Ну до дома провожает эпизодически-регулярно, ну пару раз сидели в кафе и даже раз сходили в кино. То, что Паша в нее влюблен, Полина безусловно знала, вот только ответного отклика в себе не находила. Конечно, Ольховская выделяла его среди окружающих «грузчиков», тем более что на общем фоне это было вполне закономерно – мужики в отделе народ тот еще! Но, выделяя Козырева, она относилась к нему просто как к хорошему товарищу, другу, а он воспринимал ее расположенность как нечто большее. Полина на собственном опыте знала, как это больно, когда разбивается любовная лодка, поэтому малодушничала и отшивать парня не торопилась. Все это время она подбирала слова поубедительнее и ждала подходящего момента. Но сердцем понимала, что все равно придется резать по-живому, а делать этого ей ой как не хотелось. Особенно после того, как они вместе, одной командой, одолели Ташкента.
«Дожила! Вот и Ташкент теперь вспоминается, как нечто хорошее. Как память о тех временах, когда они были командой, а вернее – слаженной боевой бригадой. Неужели для того, чтобы снова почувствовать себя полноценным человеком, ей нужно, чтобы с кем-то близким что-то случилось?» – Полина похолодела от пришедшей на ум крамольной мысли и снова закурила.
Бросить, что ли, все это к чертовой матери?! Бросить-то, в принципе, можно. Вот только чем она будет заниматься дальше? Для финнов экскурсии по городу водить? А что, можно даже и на криминальную тематику: «Уважаемые гости нашего города, вот в этой гостинице промышляла кражами „с добрым утром“ Сонька Золотая Ручка, а на этом месте убили Леньку Пантелеева»… Ну уж нет – ничто, кроме сыскного дела, не было Полине по душе. Вот только и сыскное дело в последнее время перестало приносить душе покой и ощущение собственной нужности и незаменимости. «Пойти, что ли, постричься, – видимо, от полной безысходности пришло в голову Полине. – …Ага, а потом еще и перекраситься, и пол изменить». Вот только нет нигде такой конторы, чтобы старые головы с ненужными мыслями на новые меняли. А еще, до кучи, и сердце новое поставить, чтобы не болело и не томилось непонятными ожиданиями…
Кофе допит, в пачке оставалась последняя сигарета, так что самое время было покидать это богоугодное заведение. Но Полина как будто ждала чего-то. Она ждала-ждала и дождалась. В кафе вошел… Камыш. Вот ведь: помянешь черта – он и объявится! Женя вошел не один, а с девушкой, которую осторожно поддерживал под локоток. Именно так он когда-то поддерживал и ее. Да и вообще, чем-то подруга Камыша напоминала Полину. Вот только чем именно, Ольховская изучать не стала. Осторожно, чтобы не заметил бывший любовник, она покинула кофейню.
Н-да, уж лучше бы сразу домой поехала. А теперь… Заполнила вакуум одиночества, нечего сказать.
В то время, пока Полина пила кофе и предавалась воспоминаниям вперемешку с размышлениями, Лямка затащил Козырева пить пиво. В шесть часов у него была назначена встреча с Ириной, и смысла ехать домой, чтобы потом возвращаться обратно в центр, не было. Козыреву пива не хотелось, но Ваня его уломал, и по старой памяти они поехали на Лиговку, в тот самый «Райский Ад», возле которого, к вящему удовольствию немногих посвященных, упокоился Ташкент. Возбужденный предстоящим свиданием Лямин трещал без умолку, Паша же по большей части молчал, похрустывая гренками с чесноком. Проблемы и переживания Лямки, коими тот, по простоте душевной, легко и щедро делился со своим товарищем, казались Козыреву мелкими и несущественными по сравнению с его собственными проблемами. Как личными, так и финансовыми.
– …Я, Паш, думаю в следующем году поступать на заочное в Университет МВД. Так я подумал – может, ты тоже? А чего? Вместе веселее будет.
– На фига? – лениво поинтересовался Козырев.
– Ну надо же высшее образование получить. Тем более юридическое сейчас котируется.
– Это коты в марте котируются. А юристов сейчас – как грязи.
– Зря ты так. Я, между прочим, на днях с Нечаевым говорил. Оказывается, от нашего управления можно направление на учебу получить, а с ним на вступительных вне конкурса берут. Если, конечно, экзамены нормально сдашь.
– Вот в том-то и дело, что «если нормально сдашь». Ментовский университет – он же теперь только для блатных. Туда либо папенькины сынки и дочки поступают, либо те, кто неслабые бабки готов отвалить. Лично мне ни первый, ни второй вариант не светит. Да и тебе, наверное, тоже.
– Да брось ты, Паш! У нас еще почти целый год впереди, можно успеть нормально к экзаменам подготовиться. Плюс направление от конторы…
– Это ты брось. Кому твоя подготовка на фиг сдалась? Вот раньше знания действительно учитывали. Причем так учитывали, что если ты – совсем дуб, то тебя даже блат не спасал. Мне Людмила Васильевна, соседка, рассказывала одну такую байку, уж не знаю – правда или нет. Так вот: поступала в МГУ на исторический факультет дочка маршала Чуйкова, того самого, который обороной Сталинграда командовал. А в те времена дочка такого человека – это все равно что Ксюша Собчак в наши дни. И ни фига – как раз по профильному предмету, по истории, дочка срезается и получает два балла. И никакой великий папа в данном случае не прокатил.
– Чего? Прям так и не поступила? – не поверил Лямка.
– Не-а. Там потом очень смешная история приключилась. Короче, на следующий день профессора, которые принимали вступительные экзамены, приезжают в универ, а там на кафедре от официальных лиц не протолкнуться. А во главе всего этого великолепия бледный декан истфака и сам маршал, а чуть позади – заплаканная дочь героя. Декан, заикаясь, вопрошает: что же это, товарищи профессора, за дела? Дочка дважды Героя Советского Союза к вам поступает, а вы такое непотребство устраиваете? На что глава приемной комиссии ответствует: «Мы этой абитуриентке задали самый невинный вопрос – кто командовал обороной Сталинграда? А теперь спросите, как она на него ответила». – «И как же?» – сверкнув очами, обращается к дочери грозный маршал. Та, утирая слезы, тихонько так отвечает: «…Жуков». После этих ее слов папочка натурально хватается за сердце и при всех присутствующих посылает дочь куда подальше. Оказывается, после войны у них с Жуковым и так были очень конфликтные отношения, а тут еще такой подарочек от собственного ребеночка.
– Смешно.
– Ага, обхохочешься. Но это так, к слову пришлось. А вообще, если честно, нет у меня, Лямка, пока никакого желания поступать, особенно в ментовский универ. Но и тебя отговаривать не собираюсь – дерзай, коли охота, и флаг тебе в руки. Тем более что, помимо направления от конторы, у тебя еще один козырь может нарисоваться.
– Это какой же?
– Может, к тому времени за тебя и Фадеев словечко замолвит. А чего? Если Ирина попросит, неужели он не поможет?
– Ты что, думаешь, я с Иркой дружу только из-за того, что Константин Евгеньевич ее дядя? – насупился Иван, который очень болезненно реагировал на такого рода намеки.
– Ну извини, хотел пошутить, а получилось, как всегда, бездарно, – поспешил успокоить его Козырев, – Слышь, Лямка, ну не дуйся.
– Да ладно уж, – Иван увидел, что Паша произнес эти слова абсолютно искренне, а потому решил не обижаться. – Просто, знаешь, как меня в отделе все эти смехуечки от наших уже достали? А главное, откуда все знают-то? Мы ведь с Иркой встречаемся всегда подальше от наших «кукушек», чтобы никто не заметил и языком зря не молол.
– Ну, Вань, ты даешь! Ты в разведке работаешь или где? Помнишь, как Климушкин говорил? «Объекта можешь ты не знать, но про своих все знать обязан»… Уверен, про нас с Полиной в конторе еще не такое рассказывают.
– А как у вас с Полиной?
– Что у нас с Полиной? – на этот раз настал черед помрачнеть Козыреву. Уж с кем-с кем, а с Иваном тему своих непростых отношений с Ольховской Паша обсуждать не собирался. Он нервно сунул руку в карман, достал копеечную ширпотребовскую зажигалку и пару раз безуспешно щелкнул колесиком. – Тьфу, ч-черт, опять газ кончился. Вот ведь китайское барахло, летит, как не знаю что…
Козырев привстал, намереваясь пойти к стойке за огоньком, но Лямка его притормозил:
– Паш, не ходи. На вот, держи, прикури, – и с этими словами протянул ему зажигалку.
Козырев удивленно присвистнул. Это была тяжеленная, желтого металла квадратная зажигалка, очень изящная в своей простоте и очень простая в своем изяществе. Короче, такая, которая в элитных магазинах выкладывается на подсвеченных витринах в разделе дорогих безделушек и стоит не одну тысячу рублей.
– Откройся, Ваня, откель у тебя такое бо-гась-тво? – передразнивая героиню мультика «Волшебное кольцо», спросил Паша.
– Нашел. Вот теперь думаю: или себе оставить, или Александру Сергеевичу на день милиции подарить.
– Оп-па, и где ж такие находки делают? Поделись, может, я тоже пойду, пошукаю.
– Да в том кафе на Караванной во время драки кто-то потерял. Мы когда с Полиной на выход пошли, я на полу увидел и подобрал. Классная, правда?
– Вещь… Вот только она у тебя тоже не пашет. Наверное, бензин кончился.
– Да ты что? Еще вчера огонь был. Слушай, может, в ней чего-то подкрутить надо?
«Грузчики» по очереди повертели в руках зажигалку, однако подкручивать вроде как было нечего.
– Может, здесь? – показал пальцем Лямин, имевший слабое представление о конструкционных особенностях зажигалок в силу малого знакомства с процессом табакокурения.
– Да нет, Вань, отсюда скорее всего бензин заправляется. Хотя непонятно – на фига тогда здесь винтик?… Блин, его ногтем и не сковырнешь… Лямка, дай-ка ножик.
Пару минут Козырев пыхтел, пытаясь провернуть столовым ножом вкрученный заподлицо с корпусом винт. Наконец тот подался, в зажигалке что-то щелкнуло, нижняя стенка отошла, и под ней обнаружился впаянный вовнутрь миниатюрный чип.
– Ни фига себе! А это что за хренотень?
– Паш, да это же… Это же настоящая шпионская зажигалка со встроенным магнитофоном! Представляешь?
– Ну-ну, – недоверчиво покачал головой Козырев. – Много ты понимаешь в «шпионских зажигалках». Ты их хоть раз в жизни видел?
– Не видел, зато читал. У Абдуллаева в книжке про Дронго. Кажется «Пепел надежды» называлась…
– Тогда, конечно, ты большой специалист.
– А еще в книжке «Своя разведка», там даже схема приводилась. Короче, они бывают разных видов: на солнечных батареях, с дистанционным управлением или с ртутным переключателем.
– С ртутным – это как?
– А так: положил зажигалку набок – передатчик включается, перевернул – и ртутный переключатель внутри прерывает работу передатчика. Чтобы энергию экономить. Слушай, Паш, давай ее до конца раскрутим – интересно, эта, наша, какого типа?
– Я тебе раскручу, – буркнул Козырев, пряча зажигалку в карман. Его снова немного задело то обстоятельство, что в техническом плане Иван был гораздо продвинутее его. «А если еще и юридический закончит, глядишь, совсем интеллектом задавит», – некстати подумалось Паше. – Надо Александру Сергеевичу звонить, вдруг там и правда какая-то важная информация записана.
После этих слов Лямка с грустью осознал, что ни собственной навороченной зажигалки, ни потенциального подарка бригадиру теперь у него не будет.
Мобильный звонок Козырева застал Александра Сергеевича в процессе перехода с Московско-Петроградской на Кировско-Выборгскую линию петербургского ордена Ленина метрополитена имени В.И.Ленина. Бригадир ехал домой и, понятное дело, не испытывал ни малейшего желания кардинально менять свой маршрут из-за некоей «шпионской зажигалки», якобы найденной его подчиненными. О чем он и сообщил Паше в довольно грубой форме, в частности напомнив, чем именно для «грузчиков» в последний раз завершилась работа за «немецкими шпионами». Однако Козырев был столь возбужденно-убедителен, что бригадир лишь досадливо плюнул, помянул недобрым словом мобильную связь, позволяющую разыскивать человека в самые неподходящие для него моменты, и поперся на Лиговку.
Впрочем, прибыв на место и внимательно осмотрев ляминскую находку, Нестеров резко переменил свое отношение к играм в «шпионские страсти». Более того, в его глазах столь ярко зажглись огоньки неподдельного мальчишеского азарта, что казалось, он с ходу и разом помолодел лет эдак на пятнадцать-двадцать. За каких-то пару минут бригадира целиком захватила маниакально-навязчивая идея – прослушать запись. Заставить его от этой идеи отказаться или хотя бы немного повременить с ее реализацией было уже невозможно. Нестеров стал похож на маленького капризного ребенка, который сучит ножками в магазине игрушек, с визгом требует, чтобы ему немедленно купили заводной паровозик, а на увещевания родителей – мол, купим, но потом – заходится в истерике и в слезах бросается на пол. И тогда становится ясно – легче ему этот чертов паровозик купить. (Или все-таки – прибить?)
– Надо ехать к Ладонину, – сказал, как отрезал, Нестеров. – Там у него этот парень… как бишь его?
– Николай? – подсказал Козырев.
– Точно, Николай. Думаю, в его ведомстве найдутся какие-нибудь специальные примочки, чтобы эту запись отсюда выковырнуть. Короче, поехали.
– Может, сначала позвоним?
– Боюсь, в таком разе Игореша запросто придумает тысячу отмазок, чтобы уклониться от встречи. После известных событий он наверняка ассоциирует нас исключительно с данайцами.
– С кем ассоциирует? – не понял Иван.
– С данайцами, дары приносящими, – пояснил Паша.
– Во-во, бойтесь данайцев – заедут по яйцам, – ухмыльнулся бригадир. – Нет, мужики, давайте-ка лучше доедем прямо до дверей офиса и только потом позвоним. Чтоб у господина Ладонина не осталось ни малейшего шанса улизнуть.
Лямин загрустил, не зная, как ему в данной ситуации поступить. С одной стороны – зажигалку, а следовательно, и саму тему нарыл он. Значит, вроде как надо ехать. Тем более что ему самому ужасно хотелось послушать: что же такое там на этой записи есть. Но с другой стороны – через полчаса пора было бежать на встречу с Ириной. Конечно, при таких раскладах свидание можно и отложить, но как раз сегодня, по причине ухода бабушки в гости, квартира оставалась пустой и… чем черт не шутит? Может, Ирка и согласится заглянуть к нему на огонек. Типа музыку послушать.
После недолгих колебаний Лямка все же выбрал вариант номер два, как более предпочтительный. В конце концов, не факт, что ладонинскому Николаю удастся вот так вот сразу раскрыть секрет зажигалки и оперативно перекачать звуковой файл. А время меж тем будет упущено. Коли так – да будет так! Война войной, а новое поколение выбирает… «секси».
К выбору Лямина «грузчики» отнеслись с пониманием. Все понятно, дело молодое – нехай парень порезвится.
Минут за сорок Александр Сергеевич и Паша добрались до Караванной, и бригадир набрал заветный ладонинский номер, о существовании которого знало не более десятка людей. Поэтому Игорь все-таки ответил, несмотря на то, что в его кабинете проходило очень важное совещание. В эту минуту на одной чаше весов оказалась многомиллионная сделка, а на другой – сгорающий от нетерпения и любопытства Нестеров. Но как это и должно быть: наши начинают и… выигрывают.
– Да, слушаю, – чуть хриповатый голос Ладонина был раздражен донельзя.
– Не вели казнить, боярин, вели слово молвить, – дурашливо начал бригадир «домашнюю заготовку», но, ухватив интонацию абонента, скоренько сориентировался. – Игорь, привет, Нестеров. Ты будешь смеяться, но есть тема. На сто рублей, никак не меньше.
– Сергеич, во-первых, у меня сейчас тоже есть, как ты говоришь, тема. Причем на сумму гораздо большую, нежели сто рублей. А во-вторых, с недавних пор я принял решение сотрудничать с вашими правоохрЕнительными органами исключительно на договорной основе. Короче, что там опять стряслось? Только быстро, я действительно очень занят.
– Да нам, собственно, нужен скорее не ты, а твой компьютерный гений Николай. Требуются консультация и небольшая техническая помощь.
– Хорошо, понял. Когда и во сколько вы подъедете?
– Да мы с Пашкой уже здесь, внизу, на вертушке стоим. Ох и лютую охрану вы набрали, доложу я тебе. Никакого почитания к милицейской ксиве.
– Я хренею от вас, господа разведчики. Это просто какой-то пиздец в кубе – на ходу подметки рвут!
– Осуждаешь или восхищаешься?
Читать бесплатно другие книги:
