Железная коза Чубаха Игорь

Армия с уборки была переброшена на снос. Армия была недовольна. Дело в том, что зернышки ковыля очень маленькие. И собирать маленькие зернышки на следующий день после сева, чтоб обеспечить какое-никакое пропитание, очень-очень-очень нелегко. А тут еще вокруг, как угорелые, носятся соглядатаи. Трудиться мешают. Армия была обозлена.

И когда армии у кумысного ларька достался хвост очереди без всякой надежды на кружку кумыса, ибо теперь шпики пускали своих без очереди, армия возмутилась. Сносящие определили ларек, как промышленный объект, и снесли вместе с заводами и фабриками. Так и не доставайся кумыс никому.

Тогда уже возмутились рыцари плаща и кинжала. В начавшихся уличных боях обе стороны геройски уничтожили друг друга, а заодно и оставшиеся промышленные объекты. Тяжелораненые перекликивались, умирая:

— Толян, прикинь, мне на халяву вырезали апендицит и гланды!

— Обидно, да? — возмутился самый молодой козак. — Они должны были оказать какое-то сопротивление. Я так не играю.

— Терпи, сынок. Это война. Грязная война, — положил ему руку на плечо Ухум Бухеев. — Я знаю, что говорю. Слыхал о Мертвом море? Так это я его…

— Ес! Мы сделали это. Мы сровняли город с землей! — доложили шестнадцать вояк своему командиру через тридцать минут после начала демократии.

— Это просто кайф, — похвалил, встав с ненужного отныне трона, экс-президент. — В норматив уложились. Десять минут на перекур, и через пять минут построиться на плацу.

Не чирикали воробышки, испуганные упорхнули. Стояла прекрасная испепеляющая жара. Запах свежей крови будил инстинкты у осмелевших помоечных котов. Запахи оскверненного домашнего очага: аромат недоваренного супа, дух невымытой посуды, вонь от замоченного, но так и не выстиранного белья глушил проснувшиеся у помоечных котов инстинкты. Понимающему толк в живописи эта картина напомнила бы одно место из оперетты товарища Дунаевского «Вольный ветер». Но для пожарника разница между роялем и скрипкой состоит в том, что если поджечь эти оба предмета, на рояле еще долго можно будет играть.

Над телом убиенного супруга горько рыдала смертельно раненная сотрудница тайной полиции:

— Ему десятого должны были выдать зарплату!

Над трупами роились мухи. Пыль медленно оседала на руины, пыль вьюжила, гарь. Из-под земли доносился мерный гул ударов: зэки продолжали вести канализацию. Озноба радостно замахала из окна единственного уцелевшего в городе здания приближающемуся отряду отчаянных рубак. За ее спиной лейтенант Моголь со слезами на глазах и пачкой денег в руке восьмой раз убеждал мистера Шварка Хлопса и потомственного Доктора Хватсона в том, что они ничего не виделия.

«Вообще-то я — дура», — подумала луноликая: «На фига было город разрушать? Какая разница, в котором городе княжить?», — но не огорчилась. Ведь вокруг лежало столько в прошлом законопослушных граждан, которым было несколько хуже.

И все-таки существовал один исконный мордорворотец, искренне радующийся гибели родного селения: начальник таможенного поста отставной майор синьор Перхучо.

— Але, подружка, принимай заказ, — весело рявкнул довольный собой, как укравший гранату со склада старшина Полищук, загорелый атаман-бригадир.

— Недурственно, весьма недурственно, — благосклонно улыбнулась вдова. — Переходим ко второму упражнению. Негоже мне желать смерти ближнего, но некий господин заявил, что нам двоим на этом свете тесно. И я, как дама, требую, чтобы он оставил себя в покое первым. Плохо, коль мне приходится поступаться принципами и желать смерти постороннему человеку, но в данный момент этот господин за моей спиной. И пожалуйста, не надо чтобы он мучился. Недолго.

А знаменитым сыщикам героиня заявила:

— Господа, вынуждена вас оставить, выхожу замуж за национального героя — неизвестного солдата.

Лейтенанта Моголя извлекли на свет божий, к каждой ноге привязали, рассчитав требуемый вес зверюшек, по каменному сфинксу. И, приговорив в соответствии с законом всемирного тяготения, голой задницей посадили на одиноко маячившую скраю от бывшего града пирамиду. В течение какого-то времени, дня — двух, Моголь натянется на пирамиду, как… каждый думает в меру своей распущенности.

Командир козаков посмотрел на дело рук своих и рук соратников, смахнул пот и дружелюбно обратился к посаженному:

— Братан, ты первый белый, который мне понравился. Да превратит Сигур в бою твой маскхалат в люминисцентную спецовку ремонтника дорог.

По своему эмоциональному накалу произошедшее напомнило Ознобе, вдове по опыту и прекрасному знатоку творчества не дожившего до наших светлых дней австрийского народного композитора Моцарта, рок-оперу «Война миров».

Сфинксы загадочно улыбались.

Командор поинтересовался третьим желанием невесты, и когда узнал, что придется шагать в Мутотеньск-Берендейский и свергать колдуна, ничуть не расстроился. По его словам, поспешность (это он на свадьбу намекал) нужна только при ловле блох и, ясен перец, при расстройстве желудка. Великий же мудрец Айгер Шьюбаш в подобном случае говорил: «Если женщина вас о чем-то попросила, это только начало. Узнайте сразу, сколько она хочет в месяц». А когда мудрец оставался один, он добавлял: «Многие берут на себя смелость утверждать, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, но никто не дерзает уточнить, с какой стороны вход».

А наша Ознобушка Козан-Остра, вдова при всем — при том, упоенно лепетала про свою родину:

— Земля в Мутотеньске богатейшая, ее даже наркоманы нюхают. Злата-серебра на квадратный метр жилой площади немеряно…

О судьбе же великих сыщиков будет сообщено дополнительно. Скажем пока только, что Хлопс некоторое время очень интересовался, выжила ли старушка-свидетельница, а когда узнал, что — увы, — успокоился.

Солнце каплей пота сползало за шиворот горизонта. Козачкам очень хотелось окопаться — а вдруг наткнешься на воду? Хлопцы вспоминали бабушкины сказки про Снежную королеву и Кота в сапогах (там есть место, где младший брат с легкой руки кота тонет в реке). Бойцы не верили в сказки. В этот день они даже не верили, что на свете существуют ветры и дожди. Бойцам приходилось нелегко, их помповые раскаленные ружья самопроизвольно постреливали.

Отряд отошел достаточно далеко. Руины и одинокий зуб пирамиды растаяли за могучими шоколадными от загара спинами. Сюда даже не долетали стоны Моголя. И когда дорогу перегородил полосатый, как матрац, таможенный шлагбаум, бравый атаман Бромолей определился:

— Будя на сегодня. Привал. Форму одежды ликвидировать по каждому недостатку согласно регламенту.

Отставной майор вышел на пышущий жаром свет божий и с напускным добродушием Дракулы кратко изложил бойцам свои права и обязанности. Нельзя сказать, что он остался доволен последовавшей реакцией. Хотя повезло ему больше других, несмотря на то, что другие не участвовали. Да притормозит ветер Баргузин сайгаков его зарплаты на полгода.

Когда вопрос с таможенным досмотром был улажен, то есть поддерживаемый верным подчиненным майор Перхучо похромал, отхаркивая кровью, прочь, перед братвой встал вопрос о ночлеге.

— Короче, дело к ночи, — изложил бестактный, как авангардная музыка, Бромолей мнение побратимов о том, что может позволить себе девушка до свадьбы.

— Порядочной даме такое не предлагают, — свела губы параллельно горизонту вдова. — Но на мне не написано, что я — порядочная. — Губы невесты приняли форму арбузной дольки. — Посему я принимаю решение: лишь только тьма навалится всей своей плотью на землю, и набухнут соски звезд, первый из вас обогнет этот холм и обнаружит там меня, робкую и нежную. Приятной ночи.

И дама, гордо поведя плечом, удалилась. Спать с семнадцатью загорелыми до черна гайдамаками, что это — черный юмор? Да, поскольку есть надежда, что, пользуясь мраком, некоторые попробуют проскочить на халяву по второму разу.

— Вау, какая женщина! — поцеловал себе фигуру из большого и среднего пальцев командарм-атаман.

Вопрос: кто будет первым — чуть не стал роковым для казацкой вольницы. Нельзя забывать, что это была невероятно сплоченная рать. На уровне подсознания. Один хочет быть первым, второй хочет быть первым, третий хочет… шестнадцатый, расчет закончен. Уйду с дороги, таков закон, третий должен уйти, — благородно решает третий, но первый и второй тоже уходят с дороги. И третий начинает раздражаться. Тыры-пыры, раздражаются первый, второй… шестнадцатый, расчет закончен.

Великий мудрец Айгер Шьюбаш в подобном случае рассказал бы такую притчу:

«Пошел один арабский шейх руки мыть. Попробовал холодной водой — не отмывается, попробовал горячей — сильно печет. Постоял, додумался: включил оба крана сразу. Помыл арабский шейх руки, надо бы вытереть. Попробовал о штаны — не то, попробовал о стену — еще хуже. Постоял, подумал, они сами и высохли.

Арабский шейх с чистыми руками выходит к столу, а там придворные уже все съели.»

Но Айгера Шьюбаша среди бравых козачушек не наблюдалось, и отважному Бромолею пришлось возглавить составление распорядка ночи подчиненных. Выставив дозоры, есаул собрал братву в тесный круг. Отеческим шепотом поведал безусым сынкам о нравах женщин. И предложил… нет, не жребий. Но вариант, которым все остались довольны.

Далее легендарный комдив развернул одного из побратимов к себе спиной и отеческим пинком направил за заветный холм, где уже дожидалась сладкая Ознобушка, непостоянная, как зубная пломба и обнаженная, как провод.

Парень робко, как паучок к паучихе, подступил к нашей Ознобушке и застенчиво ковырнул большим пальцем ноги песок. Вдове солдатик очень глянулся. И она изобразила это впечатление мышцами лица.

— А я… А мы…. — волнуясь, выдохнул браток, — в честь вас стихи стали сочинять. Сплошь куртуазные. И между братвой перетерли, у кого лучше, тот будет первым.

— Э, ребята, так я до утра уши простужу, — хихикнула луноликая.

— Стихи куртуазные, но короткие, — успокоил гвардеец. — Одностишья а ля… запамятовал фамилию. Плодово-ягодная такая фамилия.

— Овсов?

— Нет, не Овсов. Впрочем, неважно. Важно, чтобы вы первого выбрали.

— О`кей, реки, парниша, свои ямбы.

Член армейской самодеятельности плюнул в ладошку, пригладил коротко стриженные непокорные вихры, отступил на шаг и продекламировал:

— Я вас люблю, так почему бы не..?

— Прекрасные стихи, — растаяла Озноба, вдова по менталитету.

Он вытянулся перед ней на песке и уложил ее рядом с собой. Ее руки робко атаковали ее тело.

— Какой ты сильный, — сказала княгиня совсем тихо.

Теперь они лежали на боку лицом друг против друга. Казак тихонько подтолкнул ее и перевернул на другой бок, затем придвинулся. Она слегка раздвинула ноги, чтобы освободить путь.

— Сейчас ты сделаешь мне больно.

— О! Конечно нет, — ответил донской мушкетер.

Он не делал ничего особенного, только ласкал пальцами ее груди, поднимаясь от эфесов к острым кончикам, и чувствовал, как вся она дрожит. Ее круглые и теплые ягодицы расположились вплотную к нему чуть выше его ляжек. И она часто дышала.

Бретер высвободил из-под нее левую руку и откинул ей волосы за правое ухо. Многие фехтовальщики не знают, что можно сделать с женщиной, целуя и покусывая ей ушко. Это замечательный выпад. Озноба извивалась, как мастер международного класса.

— Ах! Не делай со мной этого.

Но стоило атаке остановиться, как дама вцепилась мужчине в запястье и сжала с неожиданной силой.

— Сделай еще!

Шпагист приступил к делу более обстоятельно и почувствовал, как вся она вдруг напряглась, потом обмякла, и голова ее упала на песок. Его рука скользнула вниз вдоль живота, и приятель понял, что вдова кое-что испытала.

Едва касаясь, бретер пробегал по ее шее быстрыми поцелуями и видел, как натягивалась кожа, когда приближался к горлу. Затем, нежно-нежно, он взял свою «шпагу» и воткнул в нее — так легко, что не знал даже, почувствовала ли она это, пока не стал фехтовать. Защита, выпад, защита, выпад… Укол…

Следующий парень застенчиво шаркнул ногой.

— Давай, приятель, не робей, читай стихи бодро. Но только одностишье.

Мастер слова смахнул пот и, выпятив грудь, произнес:

— Вы разрешите снять при вас штаны?

— Прекрасные стихи, — одобрила не лишенная романтической жилки вдова.

Пара опустилась на песок.

Артиллерист овладел ею, на этот раз грубо. Но прекратил артподготовку раньше, чем она достигла пика удовольствия.

— Ты сведешь меня с ума… — прошептала она.

И она перевернулась на живот, зарывшись макушкой в песок и положив ладони на затылок. Наводчик поцеловал ее в поясницу, потом в ягодицы и затем приподнялся над ней на коленях.

— Раздвинь ноги, — сказал он.

Вдова ничего не ответила и мягко раздвинула ноги. Бомбардир скользнул рукой ей между ляжек и снова зарядил снаряд. Гибкая, как серна, она выгнула поясницу, и колени ее подогнулись. Вдова продолжала закрывать голову руками, упираясь локтями в песок. Она ничего не говорила, но заряжающий ощутил, как, сокращаясь от верха к низу, стал сжиматься ее живот и участилось дыхание.

Откат. Заряжай! Огонь!!!

После себя они оставили великолепную воронку. Артиллерист отряхнулся и растаял в ночи, а к семнадцатилетней невесте подступил третий жених.

— Стихи будешь читать? — томно поинтересовалась несравненная.

— Буду, — угрюмо ответил морячок и продекламировал:

— Не бойтесь, что я до сих пор в мундире.

— Отлично, ну просто отлично, — мурлыкнула красавица.

В этот момент ее сочные пухлые губы прилипли к его. Он слабо покусывал нежную и душистую плоть. Он был счастлив. Белая мутная радость переполняла гардемарина, туманно клубилась и пенилась. Ее шелковая кожа с неразличимыми волосками тянулась к его руке. Она помогла ему сама. И он начал торпедную атаку стоя.

Глаза вдовы были закрыты. Она вздрогнула, потом стала мало-помалу расслабляться. Будто погружающаяся подлодка. Флотский держал ее за ляжки, и руки его проходили под изгибами ее тела. Ему было хорошо.

Сброшенная глубинная бомба шарахнула.

Они безмолвно отстранились друг от друга и привели себя в порядок, хотя, по правде говоря, беспорядок был очень незначительный.

— Подглядывал? — игриво спросила очаровательная Козан-Остра у несмело топчущейся тени.

— Нет, — робко соврала тень. — Свой стих в уме повторял, боялся забыть.

— Ну ладно, иди сюда, читай свои стихи, — милостиво разрешила вдова. — Да никогда не прищемит Велес[14] дверью твоих возможностей пальцы твоих желаний.

Тень не пришлось просить дважды.

— Я вас до завтрака не задержу! — выпалила тень десантника.

Губами он попробовал ее кожу, горькую влажность пота; хотелось со всей силы впиться зубами в эту мякоть, захватить эрогенные зоны, захватить плацдарм и закрепиться. Она притянула его к себе, направляя голову. Поцелуй длиной с затяжной прыжок.

Он вошел в нее так грубо, что она вскрикнула. От их голых тел в холодном воздухе ночной пустыни поднимался пар. Толчок, рывок, и… и… и их парашюты раскрылись.

«Уже пятого очередь, — с грустью подумала княгиня Озноба. — Как время быстро летит. Кажется, еще вчера на зависть сельскому старосте я бегала по навозным кучам родной деревни. Ловила мух и отрывала, играючи, им крылья. Бедные маленькие навозные мушки, простите меня. Если сможете».

Пятый казачок кашлянул нетерпеливо.

— Конечно, конечно, парень, разве я могла о тебе забыть. Подходи, женишок, стишки, что ли читай.

Космонавт приветственно взмахнул рукой и глухо пророкотал:

— С тобою так же хорошо, как и в казарме.

— Ай, здорово, — зарделась вдова. — Умеете же, черти.

Княгиня Козан-Остра легла. Волосы спрятали часть лица. Он вытянулся рядом с ней и обнял, чтобы поцеловать. Она, не открывая глаз, сонно ответила на его поцелуи, потом отдалась в нетерпеливые руки. В небе закружили далекие туманности. Съехал с катушек Млечный путь.

Она продолжала лежать с упрямо закрытыми глазами, но космонавт знал, что вдова тут же их откроет, как только он ляжет сверху всем телом. Он гладил ее прохладные руки и округлые бедра. Невеста отвечала на ласки и шептала нежные глупые слова. Стыковка прошла нормально. Космонавт продолжал ее целовать и трогать теплое, упругое тело.

Отошла первая ступень, вторая, третья. И они очутились в открытом космосе…

Скорее всего, это была лучшая ночь в жизни семнадцатилетней княгини Ознобы Козан-Остра. Звезды водили хороводы. Страстно извивалась верблюжья колючка. Сочно скрипел песок. Один за другим из мрака выныривали казаки-женихи. На вдову ходили в сабельную атаку, вдову осаждали по всем правилам фортификационной науки, таранили и брали на абордаж. Козачки-женихи выполняли фигуры высшего пилотажа, отводили бронепоезда на запасные пути и демонстрировали прекрасное владение правилами рукопашного боя.

А стихи… Еще никогда Ознобе, вдове по ориентации, не посвящалось столько прекрасных, ажурных, витиеватых, многозначительных, лепых, озорных строк:

…Как жаль, что Вы, увы, не подполковник!

…Не страшно, что не первый я на марше!

…Вы разрешите Вас узнать поглубже?!

…Готов я порох жечь, как пулеметчик!

…Ложитесь, я — воздушная тревога!

…Я о тебе по радио не слышал!

…Любви хочу, все остальное после!

…Нас ждут не худшие, скажу я Вам, мгновенья!

…Ах, если б в эту ночь мне долго не кончалось!

…Любить бы рад, но от Платона тошно!

…Хотел бы в Вас свой лишний сбросить вес!

Мятой простыней на поблекшем небе проступили облака. Размазанной губной помадой проявился рассвет. Шестнадцатый боец подошел, чеканя шаг, и отрапортовал одностишье:

— Увы, мне надо то же, что и всем.

Красавица грустно улыбнулась: все хорошее когда-нибудь кончается. Жаль, что Бромолей сплотил такой маленький отряд.

Красавица, закрыв глаза, легла на спину. Жених подумал, что братья Цукеры сняли бы дюжину фильмов только для того, чтобы показать грудь этой девочки. И… И оператор ракетной установки прикоснулся к кнопке.

Кажется, у него не было другого желания, желания, от которого паренька просто корчило, так что он забыл про все другие чувства. Но пока удавалось сдержаться.

Невеста была гладкая и изящная, как травинка, и благоухала, как парфюмерный магазин. Боец сел и склонился над ее ногами, и поцеловал мажду ляжек в то место, где кожа у женщин нежная, как птичий пух. Она сжала колени, а потом почти сразу снова раздвинула их, и он передвинулся немного повыше. Ее курчавый и блестящий подшерсток на лобке ласкал его щеку. Солдат принялся нежно-нежно ласкать вдову легкими движениями языка.

Вдруг он выпрямился. Она одним рывком села и схватила его голову, чтобы прижать к тому же месту. Но воин высвободился, и его баллистическая ракета проникла в стратосферу. А потом подлетное время вышло, и был ядерный взрыв. Была вспышка справа, слева, спереди и сзади. И поражающие факторы столь крепко повлияли на любовников, что бедняги упали на остывающий оплавленный песок без сил. Как, собрав людей, чтоб сами услышали и другим передали, высказался мудрый Айгер ибн Шьюбаш: «Шпала шпале лежать не мешает».

Консервированная клубничка солнца всплыла на поверхность утреннего сиропа. Братва сияла от пота, как выдраенные сапоги. Еще братва сияла сытыми улыбками.

Чуть в стороне стоял командир. Топология его мышц идеально вписывалась в формулы синусов и косинусов. Чело бороздили две-три гипотенузы. Козацкие просторные шаровары слегка оттопыривались под давлением тангенса.

Медоречивая вдова взяла геометрически идеального Бромолея под руку и просто сказала:

— Капитан должен последним забираться на баркас.

— Кругом! — рявкнул атаман своим орлам, и те недовольно отвернулись.

Мужчина и женщина медленно пошли в караулку сквозь заросли ядовито-зеленой дряни.

— Почему ты небрит?

— Я и ногти редко стригу.

— Расскажи немного о себе, милый, — ласково княгиня Озноба погладила богатыря по колючей, как одеяло, щеке.

— Ну, короче, папа мой был благородный граф, любил спорт, особенно аэробику, не пропускал ни одной передачи, сидел и пялился, а мама — из крепостных. Когда у мамы проявилось пузо, ее выгнали из имения, и она гордо ушла. В большом городе ей в нахалку пришили мокруху. А папа стал прокурором, маму не узнал и впаял срок по полной. А когда узнал, то поехал за ней в Сибирь, в ногах валялся, умолял простить. Но мама ничего не брала от него и воспитывала меня сама. А я стал воровать, чтобы маму прокормить.

Мама заболела и умерла. Папа укатил в имение. Я хожу по свету, ищу это имение. Найду — плюну папе-графу в глаза. Он упадет на колени и начнет умолять о прощении, а я уйду и ни разу не обернусь. Зовут меня Бромолей, это имя значит «умеющий вынимать застрявшую бумагу из принтера».

Конечно, Бромолей врал. Никакой его папа был не благородный граф.

ИЗ ДОКУМЕНТОВ. (Эксклюзивно для этнографов). Выписки из уголовного дела Бромолея.

Настоящее имя — Алкид. Клички: Геракл, Бромолей, Дато Полбатона, гражданин Кейн.

…Родители не установлены. Предположительно отец — Амфитрион, мать — Алкмена. Сам Бромолей утверждает, что произошел от громовержца в законе Зевса…

…На учет в детской комнате милиции поставлен в день рождения за зверское обращение с животными. Младенец задушил двух змей…

…Вооружен и крайне опасен, в приступе гнева может убить кого угодно, как убил своего учителя музыки Лина и своих детей. Но благодаря умелым действиям адвокатов подсудимый был оправдан…

В настоящее время Бромолей разыскивается за двенадцать преступлений.

Преступление первое: убийство податного инспектора Пелопаннесской области Льва Арголидовича Немейского. Преступник палицей лишил жертву сознания, а затем задушил.

(Ст. 346 УК РФ «Умышленное уничтожение военного имущества»).

Преступление второе: разрушение Лернейских гидроочистных сооружений. Путем поджога были разрушены все девять очистных бункеров.

(Ст. 238 УК РФ «Оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности»).

Преступление третье: хулиганское нападение на редакцию женского журнала «Стимфалийские льстицы», получающего правительственную дотацию. Сотрудницы журнала в цикле статей прошлись острыми перьями по поводу нездорового ажиотажа, окружающего героя. И он, явившись в редакцию, поднял такой шум, что все сотрудницы перебежали в конкурирующее издание.

(Ст. 218 УК РФ «Нарушение правил учета и хранения взрывчатых веществ»).

Преступление четвертое: кража крупного рогатого скота (Керинейской лани) у Артемиды. Бромолей был задержан Артемидой на месте преступления, но сослался на якобы исполняемый приказ Эврисфея и скрылся.

(Ст. 273 УК РФ «Создание вредоносных программ для ЭВМ»).

Преступление пятое: браконьерская охота на кабана и умышленное убийство егеря Эриманского лесничества Хирона.

(Ст. 265 УК РФ «Оставление места дорожно-транспортного происшествия»).

Преступление шестое: умышленное разрушение плотины, приведшее к затоплению фермерского хозяйства Авгия. После этого Авгий не только не заплатил дань рэкетиру, но и вызвал свою крышу — лучезарного Гелиоса. На стрелке Бромолей от имущественных претензий отказался и пообещал восстановить плотину. Однако затаенная обида через несколько лет вылилась в жестокое убийство Авгия.

(Ст. 288 УК РФ «Присвоение полномочий должностного лица»).

Преступление седьмое: афера с продажей в Микены якобы плененного, а на самом деле оскопленного Критского быка. Так как был не способен к любви, при виде коров бык приходил в бешенство и вытаптывал посевы. Из жалости ветеринар Тесей усыпил животное.

(Ст. 289 УК РФ «Незаконное участие в предпринимательской деятельности»).

Преступление восьмое: конокрадство. При попытке задержания был убит конюх Диомед.

(Ст. 194 УК РФ «Уклонение от уплаты таможенных платежей»).

Преступление девятое: обещая жениться, раздел амазонку Ипполиту и унес все драгоценности, включая знак власти пояс. Свидетельниц кражи избил до смерти.

(Ст. 259 УК РФ «Уничтожение критических местообитаний для организмов, занесенных в Красную книгу»).

Преступление десятое: угон стада коров Гериона. Как и в предыдущих похождениях, Бромолей предпочел не оставлять свидетелей.

(Ст. 195 УК РФ «Неправомерные действия при банкротстве»).

(Ст. 262 УК РФ «Нарушение режима особо охраняемых территорий»).

Преступление двенадцатое: Мелкая кража яблок в садоводстве им. Гесперид. В этой истории Бромолей стоял на шухере и держал небесный свод, пока его подельник титан по кличке Атлас совершал преступнонаказуемое деяние.

(Ст. 342 УК РФ «Нарушение уставных правил караульной службы»).

У неподготовленного читалея может сложиться впечетление, что Бромолей решил завязать. Два последних преступления настолько мелки, что и на условный срок не тянут. Но на самом деле Бромолей просто выжидал.

Старший следователь Олимпийской прокуратуры

Эврисфей.

На самом деле казацкий атаман бродил по дорогам не в поисках папы. Пусть Желя[15] превратит ласточку его лжи в дикую гусыню, чтоб он не мог соврать, не подавившись.

Легенда гласит: где-то на белом свете есть Волшебный Блуждающий Ларек. Например, вчера этот ларек стоял у авторынка на проспекте Энергетиков, сегодня он прижался к Лениздату на Фонтанке, а завтра может оказаться, например, на Московском шоссе. У Волшебного Ларька нет «крыши». Мало того, Волшебный Ларечник не платит ни ОБЭПу, ни РУОПу, ни Налоговой, ни санэпидемстанции. Даже пожарнадзору и Городскому центру размещения рекламы не платит. Поэтому цены там всегда ниже.

Сигареты у Волшебного Ларечника не паленые, от водки из этого Ларька никогда, сколько бы ни потребил, наутро не болит голова. Срок реализации товаров никогда не бывает просрочен. И весы там правильные.

Кто, встретив на пути Блуждающий Волшебный Ларек, не будь дурак, потребует на какой-нибудь товар сертификат качества, тот получит над Волшебным Ларечником абсолютную власть. Только сертификат возвращать нельзя: Ларек тут же исчезнет.

Волшебный Ларек приносит в день несколько тонн баков, поймавший его станет сказочно богат. И работать будет не надо.

Бромолей охотился за Ларьком, потому что имел Большую и Светлую Мечту, но не имел денег. Легендарный комдив мечтал построить «Казармлэнд». Уже и место было присмотрено. Да увеличит бог виноделия нормы выдачи сухого пайка везения десятикратно.

На Лазурном берегу Черного моря недалеко от Сочи когда-нибудь Бромолей воздвигнет «сказочный» город-аттракцион, куда со всего света будут съезжаться отставные ветераны (в сопровождении опекунов).

Посетителей встретят великолепные полосы препятствий, безупресные караульные помещения, шикарные гостиницы с двухъярусными койками, дневальными на тумбочках и трехразовым «подъемом-отбоем за сорок пять секунд» среди ночи.

Будут аттракционы: чистка картошки и строевые занятия на плацу (призовая игра — «лечь-встать»). Будут сувениры: портянки старослужащих и фотографии у знамени. Среди отдыхающих будут ходить актеры, ряженые в замполитов, зампотехов и начмедов. Каждому тысячному посетителю будет объявляться по десять нарядов вне очереди. Возможность вспомнить молодость заставит ветеранов раскошеливаться — ведь билеты будут недешевы. А еще…

Будет кабинет психологической нагрузки. На дисплеях игровых приставок старички смогут повторять великие победы Наполеона и А. Македонского. Если опекуны раскошелятся, нагрузки можно усилить до такой степени, что ветераны останутся наполеонами до гробовой доски. Будут ристалища: кто дольше простоит на посту и кто выше подбросит боевую гранату. В перерывах видные военные умы будут читать лекции: «Высота подъема носка сапога при парадном шаге с точки зрения теории гражданского ученого Ньютона» и «Пятьдесят наиболее употребимых интонаций при произношении команды „Кругом!“»

Умиленному взору Бромолея представлялась такая сцена. Сидят ветераны-туристы в красной комнате. Политзанятия. Выписанный из туземщины выпускник Львовского политучилища вещает о коварстве НАТО. Туристы расслабились, кто письмо незнакомке с просьбой фото катает, кто дрыхнет, отложив костыли. Тут влетает Бромолей в новенькой портупее и трубит:

— Внезапная учебная тревога! Построение на плацу через минуту!

Отдыхающие строятся на плацу и походным шагом отправляются совершать экскурсионный марш-бросок. А Бромолей идет в казарму, тьфу, черт, в гостиницу, и с дневальным устраивает шмон.

Кстати, парочка любимых анекдотов Бромолея:

1) Идет смазливая девушка. Сзади шагают двое лейтенантов и пялятся на ножки.

— Давай ее прижмем.

— А за что?

2) Жена звонит лейтенанту в часть:

— Слушай, дорогой, ты вместо аспирина сегодня съел мои противозачаточные таблетки.

— А я и думаю — странно. Меня дерут, а мне хоть бы хны.

— О чем ты задумался, милый? — склонила голову на богатырское плечо невеста, вдова по сокращению штатов.

— Ни о чем, и обо всем сразу, — в тон ответил начдив. — О нас с тобой, о пятнах Роршаха, о том, сколько счастья нам отмерено богами. О далеких островах. На этих островах, наверное, живут людоеды. Они поедают врагов, чтобы перенять доблесть. Черепа врагов они раскрашивают и вывешивают у хижин. Мне интересно, что они делают с ногтями и волосами.

— Наверное, сжигают и вдыхают дым, чтобы не упустить ни капельки доблести.

— Возможно, только однажды в школе на перемене надо мной подшутили старшеклассники. Они угостили меня сигаретой, заряженной настриженными ногтями. С той поры я не могу смотреть на сигареты вообще.

— Видишь ли, милый, дикари могут вынести гораздо больше, чем цивилизованные люди.

— Наверное, ты права. Но мы пришли. И я не могу не рассказать тебе стих, который сочинил этой ночью. Надеюсь, ты простишь, что в нем аж три куплета. Ведь я не какой-нибудь рядовой срочной службы.

Из-за щеки герой извлек слегка подмокший комок бумаги, разровнял на колене и вдохновенно зачитал:

— Ой, — спохватился офицер. — Это другие стихи, их я посвятил одному следователю по особо важным делам. Ночь долгая, сочинил стихи тебе, ну и эти заодно, чтобы избыток вдохновения затусовать. Слушай свои, — оберст перевернул листок другой стороной:

Влюбленные проникли сквозь незапертую дверь в помещение таможенного поста.

Под окном декорированная несвежими мятыми татами их взору представилась кровать. Мужчина и женщина посмотрели друг на друга и больше не сказали ни слова. Небесная Корова Зимун, выкормившая своим молоком светлых богов, на Заре Мира, оросила парники их желаний вожделением.

Бромолей начал воздействовать на эрогенные зоны княгини Ознобы, расположенные на различных участках кожи и слизистых оболочках: губы, мочки ушей, шею, внутреннюю поверхность локтевых суставов…

У вдовы изменилось выражение лица, появился румянец на щеках, покраснела кожа шеи, затылка и груди, участилось дыхание и сердцебиение. Соски увеличились и стали тверже. Вследствие выделения специального секрета Бартолиновой железой увлажнилось преддверие и само влагалище.

У мужчины через множество артерий в пенис поступила кровь и насытила губчатую ткань, образующую пещеристое тело. Губчатая трубка растянулась и значительно уплотнилась — наступила эрекция. От этого складка кожи — крайняя плоть — обнажила головку члена, а слизистые железы в переднем отделе мочеиспускательного канала начали выделять вязкую слизь, которая должна облегчить введение полового члена во влагалище женщины и скольжение по его стенкам.

Теперь он и она стали готовы к совокуплению. Бромолей сказал:

— Следующая остановка в твоей жизни — «Технологический институт». Выход на левую сторону.