Железная коза Чубаха Игорь

Солнце проколотым колесом застряло среди серого от перегрева асфальтового неба. Пить хотелось так, что попадись на пути бензозаправка, хлебнули бы высокооктанового. Песок скрипел на зубах ксилитом. Песок превращал скромную одежду в модели Версаче из крокодиловой кожи. Песок простирался до горизонта неубранной после гулянки скатертью. И тем не менее настроение у братанов было безжалостно веселое, словно им удалось заставить вертеться электросчетчик в обратную сторону.

Задай кто-нибудь Бромолею вопрос: «Нет ли у вас ощущения, что в какой-либо иной деятельности вы не успели попробовать свои силы?», получил бы по голове. А ведь самое время было устроить вечер подобных вопросов и ответов. Да научит Белобог наше начальство правильно понимать наши шутки.

— Стоять! Привал! — скомандовал Бромолей.

Предвкушая, какая ее ожидает пылкая ночь, княгиня Озноба, хлопая ресницами, как мотылек крыльями, зашла за бархан по зову организма. О, пресвятой Ниян,[17] спаси и предохрани!

Справилась. Вышла из-за бархана.

А войска-то и нету. Нет войска, а вместо него пустыня усыпана огромными жирными… Огромными жирными лоснящимися на солнце пенисами. И яйца, как в фильме «Легенда о динозаврах». Сколько солдатушек было, столько теперь этих пенисов валяется. И каждый размерами с человека. Так что, выложи их в одну линию — получится газопровод «Дружба».

Подходит ошарашенная, оторопевшая, огорошенная, рот бубликом, княгиня, вдова по электорату, ближе. И что же? Скраю у каждого «предмета» в кудрях, как в малиннике, по маленькому человечку шевелится. О, пресвятая Исида, все человечки узнаваемы! Вот этот — уменьшенная копия Ай-Булака, чьи стихи звучали сладкой песней он еще так забавно ловил ртом сосок — как рыба воздух; а тот — Сумбурун, сторонник вычурных поз; а вон Ухум Бухеев, возбуждавшийся от малейшего касания, как противоугонная сигнализация. Словно ребята, со своими прибамбасами местами и размерами поменялись.

Вдова рвет на себе волосы, катается по песку — это менее больно, чем рвать волосы.

Догадывается вдова, чьих рук дело. Видать, никто ей не поможет трон вернуть. Видать, самой надо. А она же — слабый пол. Ох ты, доля женская, ох ты, доля тяжкая.

Но, чу! То не сотовые телефоны зазвонили, то не чайники на кухнях закипели, то в душе героини переворот великий наступил. Треснули старые идеалы, как танкер на большой волне. Поняла вдова, что не с тем начальным капиталом вступила в биржевую игру. И улыбнулась мучительно страшно.

И настолько нелицеприятное у нее произошло выражение лица, что у голодных песчаных птичек отпал аппетит.

— Что я, воробей, червяков клевать — старый гриф покачал головой удрученно.

— Ха! — каркнула ворона. — Он мне рассказывает. Это же мероприятие, о неизбежности которого говорили еще большевики. Реформа армии.

Лишь миновала опасность казачьего нашествия, секретарь вновь предался дурному настроению. Ну почему я до сих пор никого не полюбил? — думал он. И почему меня до сих пор никто? От горничных только и слышу: «Нет». Не в деньгах счастье. Зря я живу в мире чистогана, дедушка меня бы не одобрил. Порыва мне не хватает, что ли, вдохновения. А вот будь я творческой личностью…

Как позволял себе двусмысленно пошутить непременный Айгер ибн Шьюбаш: «Зачем вы — девушки?»

— Ой, уважил так уважил, — довольный, как удав, колдун хлопнул Пурилиса по чесучовому плечу. — Проси что хочешь за верную службу. Хочешь, я для тебя превращу Баяна Корытыча в бобра и отправлю плотины строить? Или Беломор-канал? Пусть подавятся тетерева печали зерном твоего хорошего настроения.

— Ну зачем же Баяна Корытыча в бобры?

— Правильно. Лучше Копчика Одоленьского в петуха, и на скотный двор! — колдун пробубнил заклинания, вырвал волосинку, то да се, прищелкнул пальцами. Через замочную скважину отчетливо донесся жалобный удаляющийся петушиный крик. Этот звук напомнил боевой клич восставших против тирании фламандцев, чьи подвиги были высокохудожественно описаны в прекрасной книге «Легенда о Тиле Уленшпигеле».

— Ну зачем же жреца-волхва на скотный?! — охнул запоздало секретарь.

— Но ты же сам просил, — искренне удивился нелепому вопросу, рассматривая что-то в окне, владыка, словно услыхал нетактичную шутку «Человек человеку друг». — Отныне ты не только секретарь, но и верховный жрец-волхв. Иди, принимай храм-капище языческое по описи. Кстати, ты будешь смеяться, знаешь, какое условие, чтобы Копчик снова стал человеком? Ха-ха-ха! А может, пора и Баяна Корытыча в бобры обрить? А знаешь, я изобрел гениальный способ проходить зайцем в метро. Берешь кирпич, аккуратно заворачиваешь в бумагу, входишь с ним в метрополитен и кладешь в углу. Далее к дежурной: «У вас в углу неизвестный квадратный предмет. Может, бомба?» Пока она вызывает саперов, проходишь.

Пурилис понял, что пора сматывать. А князь Кощубей, не откладывая в долгий ящик, приказал строить в городище Мутотеньск Берендейский метрополетен и улыбнулся зеркальцу:

— Эй, ты, дрянь, скажи-ка, я собираюсь купить автомобиль «Вольво», как бы сделать, чтоб гарантия на него длилась подольше?

— Покупай не сегодня, а завтра.

Нет, сатрап не забыл, что кроме войска казаков из солнечной Донской стороны в его владения пробиралась претендентка на трон. Змея, покинувшая свою кожу. Имеющая, кстати, все нотариально заверенные на сей трон права. А помощнички у змеи сыщутся завсегда. Стоит только кликнуть. Тотчас понабегут или рыцарь печальный с обрезом Мот Кихот Обломанческий, или похотливый Вали-Баба, или, на худой конец, отсидевший тридцать лет и три года строгого режима Илья Мурловский. Свято место пусто не бывает…

Нет, Кощубей не собирался трон уступать.

Конечно, княжеская жизнь — не вызов девочек по телефону в баню. И радостей от нее не больше, чем от вынужденной покупки у контролера бланка штрафа за безбилетный проезд. Но разве какая-то вдова сможет управлять государством? Вот появился бы достойный кандидат, подумали бы.

И когда за Пурилисом закрылась дверь, Кощубей совершил еще один, следующий акт колдовства.

В настольной книге скучающих домохозяек «Практическая магия» незабвенного Папюса, как уже упоминалось, нет объяснения того удручающего волшебников факта, что если превращаешь кого-то во что-то, будь любезен, укажи, в какой ситуации это превратится обратно. Также там не разъяснено, что, будь ты даже колдуном, способным обернуть министерское кресло на счет в швейцарском банке, одного человека дважды заколдовать тебе не по зубам. НЕ ПОЛОЖЕНО!!! Пусть очень этот человек нехороший. Поэтому не могло быть и речи о превращении княгини Козан-Остра, вдовы по научному, даже в солнечного зайчика. Но вполне обоснованно речь могла вестись о превращении какой-нибудь достойной кандидатуры в смертельного для вдовы врага.

Ах, как повезло Пурилису, храни его Ярило Сварожич, что в этом, с позволения благосклонных читателей, шикарном романе, нашлось место для еще одного героя. Иначе вся тяжесть заклятия обрушилась бы на слабые секретарские плечи.

В тот день искренний подданный своего князя, добрый сын отца и матери — простых колхозников, законопослушный, кстати, налогоплательщик, что, кстати, навсегда оттолкнуло от него друзей детства, двадцатичетырехлетний сударь Каналикатор, прихватив лопату, шагал на местное кладбище.

Внешне он был очень похож на свою фотографию в паспорте и придерживался таких убеждений, что когда-нибудь на Таймыре снова будут бродить тучные стада овцебыков. Его публичные лекции вокруг этой проблемы пользовались большой популярностью у душевнобольных всех без исключения горпсихбольниц. Недоброжелатели и доброжелатели сходились на том, что имя «Каналикатор» расшифровывается, но лучше бы не расшифровывалось. А в прежней жизни он любил с надрывом декламировать Ахматову и Цветаеву, путая авторство.

Каналикатор шел, насвистывая добрый старый похоронный марш.

Набирающая силу весна радовала Каналикатора. И даже серьезные симптомы воспаления среднего уха, как то: боль в ухе сразу резкая или постепенно усиливающаяся, заложенность уха, шум в ухе, часто переходящий в ощущение пульсации, повышение температуры — не портили настроение. Была у него такая дурная привычка — целеустремленность. И он целеустремленно шел на кладбище.

Двадцатичетырехлетний парень ни в коем случае не работал могильщиком. С раннего утра он бродил по похоронным конторам, выспрашивая, не умер ли кто. И если сей печальный катарсис случался в чьей-нибудь биографии, парень предлагал родственникам деньги. Не за душу покойника, за тело. Человек умер, но тело его живет.

Упаси Морена, Каналикатор не был некрофилом. Ну разве что чуть-чуть, и не в том смысле, не будем стыдиться этого позорного явления. Каналикатор любил трупы платонически: выкапывал и любовался.

И в тот день он шел уверенной походкой на кладбище, вскинув на плечо лопату работы Кулибина, ибо вчера случилась внезапная и загадочная безвременная смерть двух женщин. По Зодиаку — старых дев. Мутузы Гудроновны и Сони Тринитрон, пошли им Леда долгие лета. При жизни эти почтенные дамы на паренька не произвели никакого впечатления. А тут вдруг сердце защемило. Вспух бутон лотоса чувств. Вспомнились девичьи контуры и объемы. Сердцу не прикажешь.

И вдруг стоп. Выпала из рук лопата ручной работы на отполированную тысячами ног мостовую. И выпали навсегда из сердца невезучие по гороскопу Мутуза Гудроновна и Соня Тринитрон. Пришла пора другой, большой любви. Еще пуще расталдыкнул лотос чувств лепесточки. Эта любовь располовинила сердечко аки чертеж в разрезе. Опытный патологоанатом нарек бы произошедшее «расчлененкой».[18]

— А как же я любимую буду… на руках носить, ведь по слухам жива она. Ее нежные ступни касаются той же мостовой, что и мои. Ее тело, которому завидуют роза и жасмин, так же требует укрытия от зноя, как и мое. Дышит она тем же воздухом, что и я. Только борода и усы у нее не растут, — испытал приступ томления Каналикатор.

— Чудак-человек, — маскируясь под внутренний голос, телепатически ответствовал коварный властелин Мутотеньска Берендейского. — Всякое может случиться. Ты вроде, паря, целеустремленный.

Это была сущая правда. В детстве Каналикатор успешно боролся с курением родителей, воруя их сигареты. В юности этим же методом лечил папу от алкоголизма. Свою первую тонну баков он заработал, когда его наняли убрать директора конторы по недвижимости Ахмеда. Неофит по неопытности запамятовал номер квартиры и передушил струной от лютни всех Ахмедов в доме 137-й серии.

С нежностью упырька теплый, как свежий труп, ветерок лизнул яремную вену юноши. Солнце благосклонно взъерошило Каналикатору чубчик скелетиком лучиков. Надгробия туч, дабы не омрачать благостного настроения, предпочли испариться. Эх, был бы рядом брат Левитан, мигом бы сел за мольберт.

Кладоискатель вышел из дома в бурой кожанке-косухе «Рот-Фронт», и от проснувшихся серьезных намерений ему стало нестерпимо жарко. Но даже выступивший пот не заставил его стать непохожим на свою фотографию в паспорте.

ИЗ ДОКУМЕНТОВ. Десять «Почему хорошая жена — мертвая жена».

Она:

1) не заставляет есть, что приготовила; и не готовит не то, что вы любите;

2) не вынуждает делать ремонт;

3) не отвечает на вопрос вопросом;

4) не теряет всюду дорогую косметику;

5) не приводит в пример соседа, который все сам, и зарабатывает дай бог каждому;

6) не считает, сколько рюмок вы подняли в гостях;

7) не устраивает скандал, когда вы вернулись утром;

8) не расхаживает по дому в исподнем;

9) не зависает у каждого прилавка;

10) не говорит, что сегодня у нее был тяжелый день.

И когда улеглась пыль на еще кровоточащие красной ртутью трупы растрелянного каравана, двое поняли, что остались живы. Пес Шмарик отряхнулся с сожалением — опять не повезло, а ведь он надеялся, как юный барабанщик, что уж в этот раз Судьба-злодейка оплошает, но Судьба вовремя спохватилась и отвела пулю.

Дело в том, что когда-то давным-давно в библейские времена пес был не псом, а картавым дантистом. И в одно прекрасное утро, поджидая богатеньких клиентов, дантист вышел на крыльцо. А в это время легионеры с легкой умытой руки пятого прокуратора Иудеи, который был в белом плаще с красным подбоем и т. д., вели на казнь человека в терновом венце. Добрый человек сам волок крест. И попросил этот человек самодовольного стоматолога вылечить перед смертью кариес бесплатно. Но отказал преуспевающий экскулап. И проклял подконвойный алчного зубника. И обернулся дантист Шмарик псом бессмертным, вечно скитающимся по Ойкумене, наблюдающим всевозможные человеческие пороки: абсцессы, кисты и парадонтозы; и не ведающим покоя, как градусник. Такая вот, блин, вечная молодость.

ИЗ ДОКУМЕНТОВ. Перечень эпитафий для памятника ослу Максу, сочиненных поклонницами:

«Спи спокойно, такой ты на кой нам?».

«Знай путник, здесь хранится прах хорошего парня, любившего трах».

«Умер Максим, ну и… с ним».

• «Беспечно дрыгал он мослами,
• случилось, что случается с ослами».

Вторым уцелевшим оказался осел Игорь. Пуля — дура, штык — молодец. Осел нисколечки не удивился. Не для того его мама родила, чтобы на халяву пасть смертью храбрых. А для того его мама родила, чтобы на радость людям. Осел знал, блин, он когда-нибудь станет начальником отдела маркетинга и рекламы Западных и Восточных славян.

Однажды уже, год назад, в период гона он уступил в брачном поединке самку. Но сие пошло только на пользу, поскольку было полнолуние, и Игорь изобрел в отместку абсолютный рекламный слоган: «Мужчины любят глазами, женщины — языком». Слоган заканчивала многозначительная пауза. Этот слоган годился для рекламы чего угодно: мороженого «Баскин Робинс», системы магазинов «Литл Фуд», кандидата в президенты и т. д. Может, поэтому слоган так и не применили — слишком уж хорош. Когда на осла Игоря находило, он начинал громко повторять свой бронебойный слоган сто раз кряду и до тех пор, пока встречные не начинали притворяться, что им ну очень понравилось.

Герои посмотрели на трупы, на горы контрабандной меди, на невредимых себя, переглянулись и, не сговариваясь, пошли прочь курсом на закат, положившись на радушие Немти, местного бога караванных путей.

Закат расфуфырился подвявшей чайной розой. Лепестки опадали на песок и, впитывая жар, обугливались. Очень красиво.

Долго ли, коротко ли шли, неведомо. Но однажды, блин, они и не заметили, как оказались на территории законвенсированной военной базы. Ночь-старуха сверкала редкими зубами звезд и подглядывала бельмом луны. Замаскированная под элеватор, безмолвно ветшала мертвая казарма. Покосившиеся столбы с колючей проволокой имитировали загон для скота. Повсюду ржавели брошенные, как пустые бутылки, танки, декорированные под трактора, и боевые вертолеты, притворяющиеся комбайнами. Когда-то здесь саперы оттачивали боевое искусство на уборке картошки, а пулеметчики косили сено, не жалея патронов. В сумраке наши герои чуть не провалились в жижеотстойник, сиречь, в ракетную шахту.

— Бум-бум-бум, — ответило эхо.

— Ух ты, — восхитился осел.

— Эх ты, — отреагировало эхо.

— Может, плюнуть? — предложил разделить ответственность осел Игорь псу.

— Я те плюну! Чтобы ты пописал на включенный телевизор! Чтоб у твоего дома снесли пивной павильон! Чтоб ты всю жизнь работал на мелкорозничную торговлю! — голосом мусье Одоленьского с прикудахтыванием ответило эхо, и из шахты, шурупом ввинчиваясь в воздух, вымахал крылышками жирный петух. Маскировка базы оказалась на высоте, и вместо скотного двора Копчик посредством колдовства очутился здесь. — Я те плюну так, что пусти тебя Купала,[19] по склерозу забыл его имя, в свою небесную ванну-джакузи, не отмоешься.

— Кто-кто в теремочке живет? — дал задний ход осел Игорь.

— Разве это жизнь? — резонно парировал отставной волхв. — Злой рок обрушился на мой дом и не пожалел ни дочь мою, красавицу писаную, ни меня. Знайте, простолюдины, вам довелось узреть бывшего верховного жреца городища Мутотеньск Берендейский.

— Ой, как я эту марктвеновщину не люблю, — скривился пес-стоматолог. — Я, может быть, тоже со знатными господами в библейские времена якшался.

— А я, — напомнил о себе осел, — когда-нибудь стану начальником отдела маркетинга и рекламы всея Древняя Русь. Послушайте мой беспроигрышный слоган…

— А я, — сказал невесть откуда возникший лебедь-шипун с ввалившимися боками, — был милым другом несравненной княгини Ознобы Козан-Остра, так что мы еще посмотрим, кому в теремочке-то обосноваться предстоит. Да не индексирует Лад[20] сбережения вашей отваги.

— Не припоминаю такого. У меня склероз, — нахамил Копчик, сущий скорпион по гороскопу и по жизни.

Граждане с любопытством оглядели друг друга с лап до головы, присматривая стратегически уязвимые эрогенные зоны. С неотвратимостью собрания акционеров намечалась драка за место в уютной ракетной шахте. Склонный к мазохизму зубной пес постарался вызвать у окружающих к себе как можно большую неприязнь. Воздастся сторицей:

— Ты, животное, — это относилось к ослу Игорю. — Про твои зубы трудно сказать что-нибудь плохое, если не профессионал. А у тебя, гадкий утенок драный, зубы иногда обретают самостоятельность, но не все сразу. А у тебя, — пришла очередь Копчика, — очень ровные, белые, красивые зубы. Их видно сквозь ноздри.

— Кто-кто в теремочке шумит, не по делу заводится? — раздался нежный, мелодичный женский голосок. Бархатнокожая княгиня Озноба, вдова по интонации, это была, конечно же, она, хлопнула ресницами-махаонами: — Приветик, герои-геморои. — Из-под ресниц-бабочек наших склочных зверющек внимательно оценивали ничего не выражающие холодные глазаа.

У вдовы по обязанностям была конкретная цель, порожденная конкретной мечтой. Мечта — это желание, которое приходит, когда чего-то не хватает. И от нехватки становится неуютно. Чувствуешь, чего-то не хватает. И начинаешь мечтать. И желание или исполняется, или не исполняется. Или остается мечтой, или становится реальностью.

— Заступница! — втянул клюв перепончатолапый. — Теперь все будет хорошо.

— Матушка государыня! — пустил петуха петух, спорхнул с бетонного края колодца и кинулся в ноги.

— Женщина, — бессмысленно констатировал осел, женщин он не понимал. В метафизическом смысле.

— Я так кумекаю, бить меня уже не будут, — вздохнул сникший, как объем продаж после праздника, Шмарик и вильнул хвостом. А куда деться?

Озноба Козан-Остра поняла звериный язык, этот талант остался у нее с козлиного инцидента. И не то чтобы обрадовалась встрече. С некоторых пор она разучилась радоваться. Да, внешне оставаясь прелесной манящей девой, вдова внутренне переродилась в мрачное, думающее только о достижении власти, существо. Готовое шагать по костям, загадывая желание: «Если ни разу не оступлюсь, пусть драпающий Кощубей не успеет вывезти золотой запас».

Теплую встречу княгиня Озноба приняла, как должное, как проигрыш нашей сборной на отборочных соревнованиях. И нисколечки не смущаясь, пронзила жалом лжи уши бесхитростных встречных. Нет, точнее спустила гадюк тщеславия на сусликов их, домашних животных, чаяний:

— Милостивые государи, спешу вам сообщить, что в настоящее время я являюсь представителем Счетной Палаты. И следую в Мутотеньск Берендейский с ревизией. В мои полномочия входит возможность привлечения добровольных помощников. И я предлагаю вам стать внештатными сотрудниками, ибо мне одной все взятки не унести. Считаю до трех. Раз, два…

— А что это нам даст? — бесхитростно полюбопытствовал честноглазый осел.

— Травоядное, — брезгливо прошипел лебедь, — ты не врубаешься, что Счетная Палата — это круче Палаты мер и весов? — и начал нервно точить когти о бетон. Извлекая таким образом препротивнейшие звуки, он надеялся привлечь внимание читателей к своей крайне эпизодической роли в романе.

— Неужели? — кудахтнул Копчик, далекий от мирского.

— И что, их никто никогда не бьет? — недовольно отреагировал пес-стоматолог и поднял лапку на столбик с ругательной надписью «Не копать. Электрокабель».

— Два с половиной! — напомнила вдова. — Если мы обнаружим в финансовой отчетности князя Кощубея нарушения, он выполнит любое желание каждого, кроме того вы все являетесь победителями конкурса и награждаетесь бесплатными путевками в Мутотеньск. За ваш счет только питание и гостиница. Да не оскуднеют на бензозаправках вашей решимости автоматы с семьдесят шестым и девяносто вторым.

— Я попрошу у волшебника ум, — решил осел, меланхолично слизнув валявшийся под ногами пук соломы, — и придумаю много-много красивых и нужных людям рекламных слоганов. Таких, как «мужчина любит галазми, а женщина — языком».

— А я, — надумал пес Шмарик, — потребую большое сердце. Ведь тогда я стану острее чувствовать не только свою, но и чужую боль. Железно. — После поднятия лапки у него на душе было светло и легко. Он твердо знал, что истинное призвание интеллигенции — страдать, как папа Карло…

— А я хочу получить смелость, — распушил перья на толстой шее так, что они стали похожи на львиную гриву, и кукарекнул маэстро петух. — Тогда я отважусь на исполнение условия, чтобы снова быть человеком. Ничто человеческое мне не чуждо.

— Ну что ж, ребятки, за мной на Изумрудный город… тьфу, на Мутотеньск Берендейский! Шаг вправо, шаг влево — авансовый отчет.

Собственно, само их путешествие описывать не стоит. Ну жажда, блин, лишения, ну миражи: Голливуд, Диснейленд, Уолл-стрит — ничего особенного. Княгиня Озноба смотрела и не знала, как убедить колдуна Кощубея вернуть скипетр, но знала, что обязательно расцарапает ему морду. Ведь по гороскопу она была рыбой, сначала прилипалой, потом золотой, потом летучей, теперь — иглой. Ну грифы каркали как положено…

Правда, случился один забавный эпизод. Повстречался им одинокий, как последняя сигарета, путник в греческом прикиде от «Совмехкастория».

— М-да, — холодно улыбнулась Озноба Козан-Остра, вдова с понятием, словно угостила мороженым. Она теперь улыбалась только холодно. — Будь здесь один мой «хороший» знакомый, он бы рассказал анекдот о том, как послал царь грека, асирийца и скифа в пещеру к циклопу…

Путник тут же прервал луноликую:

— О, незнакомая милая дева в компании добрых домашних питомцев.

Понял подсказку твою, и найду, что жене я ответить. — И быстро зашагал домой. Как никогда прежде говорившие в сию минуту были похожи на популярные портреты кисти Ореста Адамовича Кипренского (1782–1836): он на «Портрет Евграфа Владимировича Давыдова», она — на «Портрет Екатерины Сергеевны Авдулиной».

Еще на последних гекатоннах песка, из прозрачных кустиков саксагула, выскочил, преградив путь, гаишник. В форменной кольчуге с лампасами и сшитой из одних только карманов телогрейке. Чтобы не простудиться ночью в пустыне, где температура после захода солнца может понизиться до минус двадцати, гаишник обязан трудиться с муравьиным усердием, набивая карманы тем, что пожалуют сострадательные путники. Учеными отмечен любопытный факт, что несмотря на одинаковую краску и бумагу, купюра достоинством в сто долларов греет в несколько раз сильнее, чем купюра достоинством в десять.

Стуча зубами, блюститель запросил техпаспорт. Однако княгиня Озноба глупо, по бабьи, вдруг ни к селу, ни к городу спросила про здоровье какого-то Иван Иваныча, и вдруг гаишник трусливо, по бабьи, вернулся в кусты.

Так, с шутками-прибаутками (самая популярная: «Люди добрые, извините, что к вам обращаюсь…»), компания пришла к воротам Мутотеньска Берендейского пред светлые очи стражи.

Стражник с обличающей фамилией Лозинский то нетерпеливо листал, а то убирал подмышку «Справочник конвоира» и бубнил вызубренное под нос сам себе:

— Предупредительный в воздух, контрольный в голову. Предупредительный в воздух, контрольный в голову, только бы не перепутать. — Парень подал заявление в аттестационную комиссию на перевод в школу телохранителей «Крепкий орешек».

— Смотри не перепутай, — сочувственно сказал стражник с безнадежной фамилией Кукуету. Он по гороскопу — ни рыба ни мясо, никаких бумаг никуда не подавал, и не собирался.

— Ждать здесь. Ждать указаний. Ждать, пока рак свистнет, — приказала вдова своей своре. — Шаг влево, шаг вправо — вызов родителей в школу.

ИЗ ДОКУМЕНТОВ: Агитационная листовка.

У вас нет билета, но вы хотите оказаться внутри. Не надо нам ссылаться на то, что все билеты проданы, это унижает. Больше уважения вызовет объяснение, что вам просто жалко денег.

Итак, не тратьте время на поиск служебного входа, не пытайтесь предъявить бабушкино удостоверение ударника труда. Не просите счастливого обладателя билета открыть шпингалет окна туалета на первом этаже. Вы становитесь немного в стороне от входа, так, чтобы не мозолить преждевременно глаза контролеру, и ждете.

Минут за пятнадцать до начала мероприятия ручеек прибывающих превращается в полноводную реку. Билеты все приготавливают заранее. Это Ваш час.

Выберите из потока группу не менее четырех человек, чтобы все билеты были в руках у одного. Группа должна представлять из себя большую семью, где Вы можете сойти за племянника, или компанию людей сходного с Вашим социального статуса. Пристройтесь спереди и, когда будете миновать билетера, полуобернитесь и обозначьте принадлежность к группе безличным вопросом типа: «А не забыли ли мы выключить утюг?» После сказанного с уверенным видом проходите вперед, не дожидаясь, пока билеты окажутся в руке контролера. Теперь Вам только остается затеряться в толпе ждущих начала.

Лига завсегдатаев крематориев и посетителей публичных казней.

Ежели бы княгиня Озноба, солнышко ясное, имела за плечами гопницкую юность или заочную школу ниндзя, может быть, она просто бы проникла в город. Но леди пошла другим путем. Сделай Велес благосклонными на ее жизненном пути все банкоматы.

Стражники узнали бывшую княгиню. И сразу изобразили на своих наглых сытых мордах дорожных знак «кирпич». Дескать, как излагал певец революции: «Кончилось ваше время».

Однако вдова, вопреки ожиданиям, не стала слезно умолять, а спросила почти равнодушно:

— И какие у вас оклады?

— По двести тугриков на нос плюс милостью Дажбога процент — растерянно отвечали воины, не уверенные уже в себе, словно «новые русские» в метро.

— А у меня, — свысока холодно улыбнулась манящебедрая княгиня Козан-Остра, — коммерческий директор получает тысячу двести тугриков, а главбух полторы.

— Интересно, кто же это у вас главбух и коммерческих директор? — с зарождающимся уважением спросил стражник. Не важно который.

— Ты — ткнула прекрасным пальцем княгиня Озноба, вдова по концентрации, в грудь одного — главный бухгалтер, а ты — толчек в грудь второго — коммерческих директор.

— А почему это ты получаешь на триста больше?! — свежим взглядом окинул второй стражник первого, трогательный в возмущении, как стартер.

— А потому что у тебя фамилия «Кукуету» и ты раб Гербалайфа, а у меня, пусть не «Цендерович», но все-такиж «Лозинский», и моя супруга здорово умеет готовить холодное 53-го — к чести Лозинского, он очень любил читать чужие гарантийные письма.

Кукуету изобразил пальцами знак сомнения в услышанном «ласточка, пронзившая Солнце». Некоторые адепты трактуют его еще как знак вызова на поединок. Лозинский на пальцах показал предостерегающий знак «журавль, схваченный лисицей». Это в классической интерпритации. Жаргонное же толкование этого знака означает: «поцелуй меня в заросшее волосами место».

— Ах ты..! — растопырив пальцы, подобно леопарду, выпустившему когти, бросился, метя в область груди, коммерческий.

Но бухгалтер, парень не промах, не отвлекаясь на разговорную речь, ткнул в разверзшуюся пасть очень вероятного противника полицейскую дубинку «Подкованная зебра» и с видимым наслаждением дважды повернул. Как учил Ватсьяяна — приемом «Буря в пустыне». Лицо, пострадавшее от беспредела работника правопорядка завыло и из последних сил рванулось. После чего стороны обнялись крепче двух друзей, — союз сезамова семячка и зернышка риса. Упали, но хватку не ослабили. В поднявшейся пыли очень трудно было разглядеть: кто побеждает в лирической комедии по мотивам творчества непревзойденного мастера Мазо.

Конечно же не пресловутые триста тугриков послужили причиной вспышки ненависти. Все гораздо сложнее. Лозинский и Кукуету вдруг со щемящей откровенностью осознали, как ненавидят друг друга за политические взгляды, умение правильно пользоваться столовыми приборами и искусство одеваться. И прежде всего за разные методы открывания пивных бутылок. Кукуету мог открыть зажигалкой, вилкой, бутылка об бутылку, зубами, глазом, об стол… Извините, про зубы уже можно вычеркнуть. А Лозинский — только открывашкой.

Не без лукавинки рассказывал собравшимся ученикам непревзойденный Айгер ибн Шьюбаш, если заходил разговор о ненависти, притчу такого содержания: «Лавкин-бек накупал баночного пива и ставил в холодильник. Но приходили друзья и брали пиво без спросу. Один раз Лавкин-бек залез в холодильник сам. Думает, придет кто-нибудь, откроет холодильник, а я оттуда: „Гав!!!“.

Пришел Семинолов-ага, в холодильник не полез, а полез к жене бека. Жена отпор оказала, но как-то неубедительно. А Лавкин-бек вспомнил, как зайдя намедни к аге, и не застав того, приставал к его жене. А та вдруг дала пощечину и выразительно посмотрела на сервант.

Семинолов-ага накупал иностранных сигарет и складывал в сервант.»

Результат поединка не заинтересовал даму, и она вошла в ном по отполированной до блеска босыми ступнями дороге.

Родной Мутотеньск Берендейский почти не изменился. Разве прибавилось рекламных плакатов: «На этом месте могла бы быть ваша реклама» да коробейников на улицах. Вот у книжного развала притормозил старый цыган, выбрал книжку в обложке поглянцивей и гордо объявил обступившей продавца своей многочисленной родне:

— Эту книгу написал мой хороший друг из новых славян. Послушайте, дети мои — Патриарх раскрыл наугад: — «… Далеко на Восток за морем-океаном живет загадочное племя, именуемое „индусы“. Юноши этого племени телом смуглы, и завидев незнакомую девушку, тут же стараются познакомиться, для чего громко выкрикивают свои имена. Индусы — очень загадочный народ, и нам никогда не понять, почему всех юношей у них зовут одинаково — Камасутра…»

Озноба признала в услышанных строках отрывок из своего научного труда, некогда диктуемого придворному латинянину. Очевидно рукопись похитили и издали пиратским образом. Но персикогрудую, вдову по секрету, хищение не взволновало, кесарю — кесарево. Не взволновало ее и то, что пока старик читал, отвлекая внимание продавца, цыганята умыкнули с прилавка «Книгу о вкусном и здоровом прыще», «Бегущую по волан», «Тесто в печи замесить нельзя», сентиментальный роман Карамзиновича «бедный Изя», и полный комплект продолжений романа Льва Толстого «Воскресение» из шести книг — «неделька».

Перед тем, как навсегда покинуть княжеские покои, Пурилис погадал на «сборнике нормативных актов». Ему выпало.

«Обязательным условием договора купли-продажи объектов недвижимого имущества, являющихся памятниками истории и культуры местного значения, является обязанность собственника одновременно оформить в Государственной инспекции по охране памятников охранное обязательство в установленной форме. Объекты недвижимого имущества, являющиеся памятниками истории и культуры местного значения приватизируются с обязательным условием их содержания новым собственником в надлежащем порядке в соответствии с требованиями охранного обязательства, оформленного в порядке, установленном законодательством Российской Федерации».

Не представляя, к добру предсказание или к худу, беглый секретарь, бывший научный работник и жрец-расстрига Пурилис в милых затертых джинсах, слава Яриле — не успел толкнуть, а если честно — не успели купить, вышел из городища Мутотеньска, держа под мышкой котомку со сбережениями. Впереди его ждала карьера поп-звезды. Надо только сколотить команду, текстовика дельного сыскать, принести богатую жертву алчному Чернобогу, и раскрутиться. Заработанных денег хватит на первые три клипа и на гастроли. А клипы по первому каналу в каждой передаче, включая «Передаем сигналы точного времени» и «Прогноз погоды».

Сцена выхода секретаря напоминала типичное начало французской кинокомедии с Жаном Габеном. Солнышко, птички, травка зеленеет, человек выходит из тюрьмы, оставив о себе приятное впечатление.

По бокам от выхода из городища стояли два кем-то избитых стражника и двигались к примирению.

— А зачем ты меня назвал рабом Гербалайфа? — бедрил обиду один.

— Извини, старик, я слушал много раз, что он тебя от смерти спас. И, кстати, ты тоже обозвал меня рекламным агентом. Пусть выпадет птенец обиды из гнезда твоего мировоззрения.

Секретаря, склонившегося к побегу, очень мучила совесть. Из-за пустяка, а все равно грызла и не отлипала, как акцизная марка. Он ежедневно и еженочно мечтал найти полный рупий кошелек. И пусть кто-то великий высказался, будто найти кошелек обычно мечтают посредственности, Пурилис не мог себя заставить перестать мечтать, хотя сие удел ничтожеств, хотя в кошельке может обнаружиться немаленькая сумма, хотя в такой мечте даже признаться стыдно, хотя деньги никогда не бывают лишними, хотя порядочный человек обязан вернуть находку, хотя где вы найдете такого идиота, хотя в случае войны деньги могут обесцениться. Лишь бы не было войны!

С легким сердцем Дрочилис отдал стражникам черный чесучевый костюмчик, штиблеты и галстук-шнурок. И, о чудо!!! Увидел осла, пса, лебедя и петуха. В соответствии с полученным приказом домашние животные ждали. Лебедь шипел по-кошачьи. Осел выдумывал второй рекламный слоган. Пока не получалось. Петух нашел трещину в городской стене и подглядывал.

Если ребят уговорить, получится не хилая группа. Назвать ее следует как-нибудь от балды, типа «Бременские музыканты». А затем подкупить журналиста, крутился вроде при редакции Баяна Корытыча один молодой, но прыткий. Кажется звали его по бандитски — Шарль Перро, пусть придумает пару мелодраматических легенд. Справится.

Из газет

… Интересное увлечение у жителя Псковской губернии Варлама Архиповича Когута. На его приусадебном участке нашли приют двести двадцать семь белокрылых лайнеров, угнанных и захваченных в разных концах света. Гордость коллекции Варлама Архиповича — Боинг 747. Зайдя в кабину на перелете «Бомбей — Нью-Йорк» товарищ Когут очень удивил командира требованием «Везите меня в Псков», но сумел настоять на своем, несмотря на сопротивление летного состава и пассажиров.

…Наступила весна, скоро лето. И в очередной раз холодильники Трихапола оказались застигнуты врасплох. По словам главного холодильщика г-на Креазотова, городские власти остались должны еще с прошлого охладительного сезона 2,5 млн талеров. А их запланированных в бюджете на это сезон 5 млн талеров холодильщикам на счет поступило лишь 3 % «остужающих» денег. Как всегда подвели смежники — недопоставили 10 куб. гектар айсбергов. Из-за низкой зарплаты профессионалы уходят в частный бизнес — октрывают веерные и опахальные прокаты.

Одним словом, жителям нома и этим летом придется обдувать себя самим.

Суровая, как взгляды товарищей, в этом году выдалась на Праславянщине весна. И даже захандривший было князь Кощубей не смог ей противиться. Сидел он в палатах царских, предавался ядреной, как корейская морковка, тоске. Тоска — это состояние, по иностранному именуемое сплином, а по нашему хандрой, когда становится очень грустно, потому что ни чего не радует, все вызывает лишь тоску.

И внезапно БАЦ! Весна — это не шутка. Колдун стал бодрым, как обжегшийся таракан.

Окна настежь! Больше свежего воздуха!

Даже извинился перед теми, кого ночью под видом малярйного комара искусал.

Велел срочно подавать завтрак, или ужин, или что там у вас!?

Причесался, если это можно так назвать. Испросил в краткой молитве у Дажбога пышные кудри, и пожурил бога, что тот затягивает с выполнением предыдущих заказов. И скорей к зеркальцу:

— Свет мой, зеркальце, скажи, именем отца отцов и матери матерей Сырой Земли, да всю правду доложи… — слово — не воробей, из-под него не течет, и не капает, а разит…

Ну зеркальце и обиделось на эти пафосные «свет мой»! Обозвало старика и «столь благородным синьором, что боги обязаны ходить по пятам и записывать на скрижалях любое, да, любое, вылетевшее междометие» и «главным идеологом новой военной доктрины» и другими обидными словами.

Маг осознал, перешел на деловой, конструктивный тон. Назвал зеркальце «пустым фуфырем из-под лосьена „Огуречный“», «засорившейся канализацией» и «грибом, выросшим на ногте». В своем ответе волшебное зеркальце продемонстрировало несомненную литературную эрудицию. Князь Кощубей был окрещен «ходячим кладбищем бифштексов», «несъедобным хвостом змеи» и «лошариком».

В знак примирения чародей признал в волшебном предмете склонности к двуличию и копанию в предметах потребления химчистками. Этот диалог живо напомнил бы залетному искусствоведу картину Паоло Веронезе «Грачи прилетели».

Далее они поговорили по душам, и из этой неторопливой и обстоятельной как банкет беседы князь Кощубей неожиданно для себя выяснил, что его регулярно возникающие на личном фронте, проблемы являются не просто так. Причина в нем самом. Оказывается, все эти годы, с самого беззастенчивого детства он любил только себя. Себя самого, себя одного. Ах, как весна некстати.

А в украденной из бара пепельнице «хольстен» ни осталось даже ни одного окурка.

И тут зеркальце выдало четко выверенный бесплатный как воздух совет:

— Ой, ты, гой еси, мерзкий молодец, какие проблемы? Али не колдун? Сотвори девушку с внешностью вроде той, которая во мне нынче отражается. Думаю, лось бумажный, ребро твое послужит неслабым стройматериалом.

Открытие шарахнуло Кощубея первым майским громом из-за сарая. Ярило мой! Чуть не угробил жизнь в погоне за студеными ласками надменных светских красавиц, а настоящая любовь — вот она — рядом! Тихая, безропотная, незаменимая. Среди прочих подруг неприметна она. Я гляжу ей вслед, ничего в ней нет, а я все гляжу, глаз не отвожу. Как же можно-то было свое счастье проглядеть?

И тогда кудесник, применив тайны малазийской медицины, извлек как вошь на свет белый свое свеженькое левое ребрышко и преувеличено бедро произнес полагающиеся по случаю слова.

О, чудо! Ребрышко превратилось в юную прелестную негритяночку. Чтобы представить ее внешность, достаточно кого-нибудь уговорить сунуть два пальца в розетку. Далее — колокольчик ситцевого платьица чуть выше каштанчиков коленок, но ни в коем случае не для искушения, а по невинности помыслов. Пимпочки сосочков даже сквозь глухой бюстгалтер под набивным ситцем. Губки-карамельки, стрижечка «Страусиное яйцо».

А за распахнутым окном хозяйничала весна. Таяло мороженое, мухи роились над банановой кожурой. В Немецкой слободе горячие бедуины зазывали покататься на верблюдах иноверок. В банях подавали свежее пиво и несвежие простыни. Лирические поэты, не в силах перенести эмоциональный накал, преимущественно вешались, хотя находились оригиналы, записывающиеся в иностранный легион.

— Гм-гм — привлек кашлем внимание очаровтельного создания князь, — Вы не могли бы мне объяснить, как пройти к Эрмитажу. А то я, знаете ли, очень люблю живопись, словно фальшивоманетчик. Мой любимый художник Поленов. А вам он нравится?

Девушка повернула милое личико на звук, в воздухе неведомо откуда возник аромат ландышей. Словно некто выносил с парфюмерного завода продукцию в грелке, а его уличили.

— Ах! Здесь мужчина! — негритяночка закатила глазки, прижала локотки к талии и брыкнулась в обморок с деревянным стком. Фикус в кадке затрясся, словно от смеха.

— Что теперь делать? — растерянно обернулся негритянский колдун к зеркальцу?

— Скажи слово «дрянь» — прошипело волшебное зеркальце.

— Ну, ты, дрянь, вставай, — прикрикнул склонившийся князь Кощубей на любимую и хлопнул по нежной щечке.

Девушка открыла глазки. Ах, что это были за глазки! Ах, что за выражение имели эти глазки! Наивность, свежее восхищение окружающим миром, веру в порядочность людей, и все равно красивые.

— Милая барышня, не знаю как ваше имя, не хотите ли глоток вина? — робко промямлил маг, пялясь на коленки и от стеснения ковыряя в полу мышиную норку. Князю Кощубею увиделась такая картина: он в серебрянных доспехах, на коне, копье наперевес. Она в темнице. Между ними огнедышащий дракон. Тогда рыцарь делает вид, что принцесса его нисколечки не интересует и отправляется в придорожный трактир. Дракон ждет — ждет рыцаря и засыпает. А Кощубей тут как тут. Шарах дракона меж лопаток. Принцесса свободна. Да окажется районный налоговый инспектор ее двоюродным братцем.

— Ой, только не вина. Маменька учила, что порядочным девушкам вино пить нельзя. От этого они становятся глупыми и делают глупости с мужчинами. У вас нет крюшона? — Девушке представилось: вот она с этим прекрасным господином гуляет по полю, цветочки собирает. Вдруг налетел дракон, посмотрел на нее, помотрел на него, и съел его, потому что он больше. И сытый ее не тронул.

Желая произвести впечатление, колдун прищелкнул пальцами, словно спившийся дворянин, и в руке у него запенился граненый стакан с фантой. Именно фанта лучше всего соответствовала моменту, что бы ни болтали поклонники цейлонского чая «Три слона». Кола — она символ жаркой страсти, роковых чувств, кровавых выяснени отношений. Квас — это напиток для расчетливых. Спрайт — слишком приторен. А фанта, со своим неповторимым блекло-желчным цветом, с отчетливо различимыми стремящимися вверх пузырьками, с еле различимым привкусом горького миндаля обязана была выразить робкие возвышенные чувства похотливого колдуна.

Как, между прочим, говорил многомудрый Айгер ибн Шьюбаш: «Когда колобок перестает катиться, его кто-нибудь съедает».

— Давайте познакомимся. Меня, например, зовут Кощубей. — Кощубею вдруг захотелось, чтобы девушка жила в высоком тереме. И однажды ночью он приставил к окну ее горницы длинную-предлинную лестницу. И они бы сбежали. И стали бы сельскими учителями. И она никогда в его присутствии не смотрела бы телесериалы.

— Я не знакомлюсь с незнакомыми мужчинами, они такие грубияны, они приглашают в кино, а там очень темно. — Непонятно откуда на красавицу нашло такое видение: он — бедный, но гордый студент передовых взглядов. Каждое утро ходит на пруд, ловит лягушек и режет в свое удовольствие. За ней дают небольшое приданное, и на эти деньги они уезжают во Францию, где открывают ресторан «Сто блюд из лягушек». Да не доберутся до них длинные руки кремлевской Санэпидемстанции.

— Клянусь, я не такой, — вырвалось у влюбленного, и чтобы доказать, он щелчком палцьев сотворил из воздуха букет незабудок.

— Смотреть противно — в сторону буркнуло зеркальце.

— Ну хорошо, — потупив глазки, любимая приняла букет, — зовите меня Капулилит, будем друзьями. По гороскопу я — Близнец из индийского фильма. А как вы относитесь к творчеству великого поэта Асадова? — Сразу было видно, что это культурная и начитанная девушка, обладающая глубокоаргументированной системой философских воззрений, главным постулатом из которых служил тезис: «До свадьбы ни-ни».

Но Гандольфу было не до стихов. В жилах его бурлила кровь. Причиною была любовь. Пришла она нежданно вновь.

Свое объяснение герой начал издалека:

— Что-то странное сейчас со мной творится. Я никогда раньше не испытывал это чувство. Словно отморозил палец, мне и больно, и смешно. Но что за блеск я вижу пред собою? Капулилит, ты как день. Если смотреть по очереди то на тебя, то на луну, то на тебя, то на луну, то на тебя, то на луну, то луну не заметишь, ты ее затмишь. И от зависти луна заболеет сибирской язвой и умрет. О милая, о боль моя, о радость, — Магу захотелось, чтобы было так. Поздний вечер в летнем парке. Они с Капулилит гуляют под ручку. Вдруг выходят навстречу пятеро хулиганов, у одного нож. Тогда колдун достает дедушкин маузер. Пиф-паф, и нет хулиганов.

— При чем здесь луна? Ни чего не понимаю — пробормотало в сторону зеркальце.

— Я еще точно не уверена, — задумалась вслух девушка — но мне кажется, что вы — принц моей мечты. — Капулилит была бы не прочь оказаться молоденьким сержантом милиции, чтобы Кощубей был парнем из соседнего общежития. Пусть он выпивает с дружками, пусть по ночам снимает с оставленных у подъезда автомобилей колеса и магнитофоны. А потом пусть познакомится с ней. И завяжет. И приятелей сдаст. За это им дадут двухкомнатную квартиру на новом проспекте. Но до свадьбы ни-ни!

Ободренный, колдун коснулся юной руки, любимая затрепетала как старый трамвай на переезде и сказала:

— Мне надо с маменькой посоветоваться. — В эту трогательтную минуту Капулилит гадала, рассказать или не рассказать суженому о своем необычном хобби. Капулилит любила играть в куклы: брала кухонный топорик и отрубала куклам сначала ноги, потом руки, а потом и головы. Когда родители запирали топорик в комоде на ключ, с девушкой случалась истерика.

— Что она несет, какая маменька? — в стороне незаметно как интеллигент в очереди возмущалось зеркальце.

Но маг этого не слышал. От страсти сгорая, не в силах сдержаться, он попытался обнять и поцеловать желанную свою. И она, изестное дело, опять брыкнулась, шелестя ситцем, в обморок. На этот раз уже надолго.

— Стоп, стоп, стоп! — прервало сцену и затухающее эхо деревянного звука падения режиссер-озеркальце. — Так у нас дело не пойдет. Это ни куда не годится, и я готово признать первый опыт неудачным. Каждый следующий твой шаг Капулилит будет отмечать падением, словно это не любовная история, а история авиации. Лучше попробуем с правым ребром.

Кудесник хотел возразить, но живо представил череду взлетов и падений длиной в жизнь и сник. За душой князя Кощубея произошел такой внутренний диалог: «Хочется нежности мгновенно и бесповоротно. Попробовать разве еще разок? А вдруг следующая барышня будет хуже?» — «Попробуй, родимый, я тебе мороженое куплю», — «А Чупа-чупс?» — «И Чупа-чупс», — «А книжку-раскраску?» — «И книжку», — «А набор оловянных трансформеров?» — «А вот без трансформеров обойдешься!»

Кудеснику ничего не оставалось, как согласиться.

Возникло изъятое с природного места правое ребрышко и трансформировалось в девченочку не меньшей красоты. Чернокожую того оттенка, который можно получить, ежели перемешать содержимое легких шахтера и легких курильщика. И чуть-чуть корицы. Вздрагивающие ноздри кофеманки, а сверху шиньон. Однако наряжена девчоночка была иначе. Туфли на пронизывающих мрамор каблуках. Чулки с двойной стрелкой на случай, если первая порвется. Костюм, складочка к складочке, от «Без сдачи». Муаровый, сволочь. Белые перчатки до подмышек. Брошка золотым скарабеем заткнула громкоговоритель декольте. Белая мушка на антрацитовой щеке.

— Добрый день, — сказала дама, протягивая рекомендательное письмо на фирменном бланке, — надеюсь, все здесь собравшиеся понимают, что я принесу гораздо больше пользы, если немедленно будут отправлена на курсы референтов. Предполагаю, что лучше всего в Лондон, — одновременно изучу деловой английский. — На Лондоне она бы не настаивала. Но, чего доброго, зашлют на Филиппины, а там проституток пруд пруди. Ищите дурочку. Правда, говорят, в далекой заснеженной России все обеспокоены движением НАТО на Восток, и современная женщина легко сделает карьеру. Это будет варварская карьера. Дикая и беспощадная.

Внешний вид девушки свидетельствовал, что она также, как и предыдущий «Франкенштейн из ребра», не чурается мудреной науки «философия» и имеет несгибаемые принципы вроде коронного аргумента: «Дураков нет».

В зале отчетливо зажужжало факсами и модемами. Совершенно не лезли на язык мигом устаревшие слова типа «аллея», «акварель», «вальс». Наоборот, на языке вертелись веские слова, самое емкое из которых было «баланс». Оброненный предыдущей претенденткой букетик незабудок скукожился и испарился, оставив неприятный химический запах. Колдун пробежал рекомендацию глазами, увидел, что подписана она самим верховным правителем городища Мутотеньск Берендейский — далее неразборчиво; проникся почтением и умилением.