Принцесса Екатерина Валуа. Откровения кормилицы Хиксон Джоанна
Я спрятала в рукава огрубевшие от работы пальцы и опустилась на колени перед троном. По залу волной прокатился удивленный шепот. Щеки королевы, густо покрытые белилами, напоминали алебастр. Изабо устремила на меня проницательные ярко-бирюзовые глаза.
– Ты очень молода, – наконец заявила она. – Должно быть, в королевскую детскую тебя взяли совсем девчонкой.
Я облизала пересохшие губы и застыла под тяжелым взглядом Изабо, не в силах выдавить ни словечка.
– Ей было пятнадцать, ваше величество, – ответила за меня Екатерина. – Она тогда похоронила мертворожденного сына, но эта печальная утрата обернулась для меня удачей.
– Для нее тоже, – сухо заметила королева и обратилась ко мне: – Помнится, герцогиня Бурбонская весьма лестно о тебе отзывалась. – Она жестом повелела мне подняться, подозвала к трону и еле слышно проговорила: – По словам герцогини, ты проявила способности и преданность, удивительные для твоего низкого происхождения. Жаль, что тогда я уделила этому мало внимания… – Гортанный выговор королевы не вязался с тихим доверительным тоном. Затем она снова повысила голос и сделала крутой поворот в теме разговора: – Как я поняла, недавно вы с моей дочерью навещали дофина, госпожа Ланьер. Нам и дофине, крайне обеспокоенной здоровьем супруга, крайне интересно твое мнение о его состоянии!
Я беспокойно сглотнула и бросила взгляд на Маргариту Бургундскую, сидящую в чопорном молчании. Что сказать покинутой дофине о ее муже? Как поведать королеве Франции, что ее сына либо отравили, либо в неполные девятнадцать лет он довел себя до смертельного недуга неумеренным обжорством? И откуда королева Изабо узнала, что мы с Катрин посетили Людовика? Вряд ли ей доложил Танги дю Шатель. Должно быть, ее люди шпионят повсюду. Я лихорадочно искала ответ, который не привел бы к тому, что стража выведет меня из зала, и решила повторить то же самое, что говорила мэтру Танги.
– Я знакома лишь с болезнями детей, ваше величество. У меня нет опыта в лечении взрослых, но, похоже, дофин чрезвычайно огорчен событиями последних недель.
Мой ответ королеве не понравился. Она сурово насупилась; впрочем, ее неудовольствие вызвал Людовик, а не я. Изабо развела руками, унизанными перстнями и браслетами, и почти прокричала с возмущением:
– Мы все огорчены, однако сейчас нам следует думать о Франции, а не о себе! – Она возмущенно всплеснула руками, унизанными сверкающими украшениями. – Мы не должны позволять личным чувствам править нами.
Я опустила голову, вспомнив о пышных рождественских праздниках королевы с Людовиком Орлеанским, в то время как ее дети голодали, а король томился в каменном мешке. «Кем личные чувства правили тогда?» – задавалась я вопросом, скрывая предательские мысли за опущенными веками.
– Ты заботилась также и о принце Карле, не так ли? – спросила королева. – Мы убедили герцога Анжуйского поделиться с нами своими мудрыми советами. Он переедет в Париж вместе с семьей и привезет с собой нашего сына.
Испытывая неимоверное облегчение от того, что меня пока не обвинили ни в дерзости, ни в измене, я едва осознавала смысл услышанного. Екатерина встретила эту новость с нескрываемым волнением. До сих пор ее непоколебимая верность дофину затмевала глубокую привязанность к младшему брату, шепелявому спутнику ее младенчества.
– Карл приезжает в Париж? – заметно оживилась принцесса. – Ах, это замечательно, ваше величество!
Увы, мать не разделяла восторгов Екатерины.
– Странно, что вы его помните. Вы были так молоды, когда расстались, – поджав губы, промолвила королева и обратилась ко мне: – Помнится, в детстве Карл не совсем четко выговаривал слова. Так ли это, госпожа Ланьер?
Меня словно окатили холодной водой. Похоже, я слишком рано почувствовала облегчение. Не обвинят ли меня теперь в шепелявости принца Карла?
– Да, ваше величество, в его речи замечали незначительный изъян, но принц наверняка перерос этот младенческий недостаток, – ответила я, скрестив спрятанные в рукаве пальцы.
– Очень на то надеемся. – Королева внезапно махнула рукой, давая понять, что отпускает меня.
Я обрадованно попятилась, а королева приказала принести для Екатерины кресло. Возможно, моя принцесса вернулась в фавор.
Я никогда не понимала, почему Катрин так любила младшего брата. Полагаю, она привыкла чувствовать себя ответственной за него. В детской она всегда защищала Карла от беспощадных издевательств его старших братьев. Принц Карл рос робким и обидчивым ребенком. Разумеется, я жалела его, как и всех брошенных королевских детей, однако к двенадцати годам он превратился в раздражительного и подозрительного юнца, которому трудно угодить и которого слишком легко обидеть. Впрочем, Екатерина этого не замечала.
Карл уже два года был помолвлен с девятилетней Марией Анжуйской. Этот союз устроил дофин в пику тем брачным узам, к которым герцог Бургундский вынудил его самого, его сестру Мишель и брата Жана. Людовик считал свой брак с Маргаритой Бургундской несчастьем всей жизни. Однажды он признался Екатерине, что ему никогда не стать отцом наследника – он не желает ложиться в постель с дочерью заклятого врага. Вдобавок дофину претила мысль о потомках герцога Бургундского на престоле Франции.
– По-моему, враждебное отношение Людовика к герцогу вызвано не только ненавистным брачным союзом, – заметила однажды Екатерина. – Он никогда не говорит о двух годах, проведенных в Лувре под присмотром герцога Бургундского. Подозреваю, что наставники Людовика использовали весьма суровые методы наказания.
В том, что касалось брачных союзов, Карлу повезло больше. После обручения он покинул своего крестного отца, герцога Беррийского, освободившись от навязчивой стариковской опеки, и уехал в Анжер, где жил и учился вместе с будущей женой и ее братьями – любящими и умными детьми, умело взращенными их матерью, Иоландой Арагонской.
На следующий день после возвращения в Париж, несмотря на декабрьскую стужу, принц Карл пришел на мессу в королевской часовне. К чести принца, он преклонил колена перед отцом, хотя король испуганно отпрянул и захныкал. Екатерина заверила брата, что король всегда так ведет себя при встрече с незнакомцами, и пригласила Карла на завтрак в свои покои.
– Нам будет прислуживать Метта, – пояснила Екатерина. – Помнишь, здесь когда-то была наша детская?
Карл раздраженно скинул с плеч подбитый мехом плащ и уселся в кресло, которое я торопливо подвинула к столу.
– Нет, не помню, – отрезал принц, не обращая на меня внимания. – И не желаю вспоминать ни о жутком холоде, ни о постоянной рези в пустом желудке.
К счастью, Карл не превратился в обжору. Он вообще был мало похож на Катрин и Луи. Хилый и робкий двенадцатилетний подросток не обладал ни изяществом Екатерины, ни самодовольством Людовика. Шепелявость его пропала, но он по-прежнему картавил. Животным он доверял больше, чем людям, и привел в покои Екатерины двух огромных белых гончих, Хлодвига и Хлодовальда. Хорошо обученные псы в холке достигали плеча своего хозяина. Впрочем, я с трудом подавила раздражение, глядя на клочья белой шерсти на траурных драпировках и грязные следы лап на дубовых половицах.
Брат и сестра не виделись с малых лет, поэтому неудивительно, что начали разговор они довольно скованно.
Я подала Карлу миску с теплой водой, чтобы он ополоснул руки.
– Как ты добрался от Анжера? – спросила Екатерина. – Говорят, леса полны разбойников.
– Мы их не встретили, – ответил Карл. – Да они и не решились бы напасть на мой эскорт из ста рыцарей. А провести в дороге целую неделю довольно утомительно. – Он вытер руки о предложенное мной полотенце. – Знаешь, меня больше интересует, что происходит здесь, в Париже. Ты видела Людовика? Он болен?
Я подошла с миской и полотенцем к креслу Екатерины, и она кивнула, погружая в воду пальцы.
– Да, ему нездоровится. Я с ним виделась всего несколько дней назад. Он утверждает, что демоны грызут его внутренности в наказание за Азенкур. По-моему, во всем виновата его любовь к хмельным напиткам.
Я поставила на стол закуски и стала наливать вино.
– Или же это яд, – спокойно заметил Карл.
– Нет, что ты! – воскликнула Екатерина. – Когда мы с Меттой были у дофина, мэтр Танги объяснил, что всю еду и питье дофина пробуют, прежде чем подавать. Правда, Метта?
– Да, ваше высочество, – подтвердила я. – Мэтр Танги считает, что яд обязательно обнаружили бы.
– Так что еда не может быть отравлена, – настойчиво повторила Катрин.
– Яд не обязательно добавлять в кушанья или напитки, – возразил Карл. – Им можно пропитать одежду, простыни или даже поленья, чтобы они давали ядовитый дым.
– Ты начитался Плиния! – рассмеялась Екатерина. – Луи обожает аквавит, ужасное нормандское пойло. Оно его и отравляет. Вот и все.
На щеках Карла вспыхнул возмущенный румянец.
– Все мужчины много пьют, Екатерина, – веско заявил он, отхлебнул вина из кубка и укоризненно взглянул на меня, сообразив, что оно разбавлено водой. – Мой дядя Берри за любой трапезой пьет по три кувшина крепчайшего вина и дожил до глубокой старости. Нет, я не верю, что тот напиток вызвал болезнь Людовика.
– Ну а кто тогда желает отравить Луи? И зачем? – спросила Екатерина.
– Ты упомянула мэтра Танги? – осведомился Карл, не отвечая на вопрос сестры.
– Да. Это новый секретарь Людовика. После Азенкура приехал с ним из Пикардии. Его зовут Танги дю Шатель.
– Видишь ли, полное его имя – Танги, сеньор дю Шатель, – заносчиво пояснил Карл. – Весьма родовитый дворянин, преданный вассал герцога Орлеанского, а не просто скромный секретарь. Мой дядя, герцог Анжуйский, собирал прошлой весной совет, и я видел твоего мэтра Танги в свите герцога Орлеанского. Я хорошо его запомнил, потому что он похож на ворону – всегда в черном и носатый!
Екатерина озабоченно сдвинула брови.
– По-твоему, Танги пытается отравить дофина?
– Нет, что ты! Он просто доносит во дворец Сен-Антуан обо всем, что делает Людовик. И если уж шпион орлеанистов живет под боком у дофина, то человек бургиньонов может быть кем угодно в окружении Луи – камердинером или даже… Кстати, говорят, у Людовика есть любовница.
Екатерина откинулась на спинку кресла и с любопытством посмотрела на брата.
– Ты только что приехал, а уже так много знаешь о том, что происходит в Париже!
– Я учусь у герцогини Анжуйской. – Карл равнодушно пожал плечами. – Она необычайно умна и содержит целую армию шпионов. Графу д’Арманьяку следует просить совета у нее, а не у ее мужа. Тебе, сестрица, не помешает с ней познакомиться.
– Увы, меня учат только нудные священники и слащавые преподаватели танцев. Ну и королева, конечно. Погоди, ты еще ее увидишь!
– Нам велено почитать и мать, и отца, однако герцогиня Иоланда трактует эту заповедь по-своему. Я точно знаю, что она думает о королеве, и вполне разделяю ее мнение.
У Екатерины не было возможности узнать, каково это мнение, потому что в дверях появился взволнованный паж. Хлодвиг и Хлодовальд мгновенно очнулись от дремоты и зарычали, готовясь к прыжку, но Карл единым словом остановил их.
– К вам мэтр дю Шатель, ваше высочество, – выпалил паж.
Секретарь дофина тут же вошел в покои, коротко поклонился и велел пажу удалиться, затем плотно прикрыл дверь.
– Ваши высочества, я принес вам страшное известие, – негромко и скорбно произнес Танги дю Шатель. – Его высочество дофин умер.
– Боже правый! – Екатерина вздрогнула, побледнела и осенила себя крестным знамением. Я поспешно подала ей кубок с вином.
– От чего он умер, мессир? – невозмутимо спросил Карл.
Дю Шатель покачал головой.
– Кто знает, ваше высочество… Ему давно нездоровилось.
– Я слышал. Его не отравили?
– Увы, я не определю это без лекаря.
– Вы не вызывали лекаря? – ужаснулась Катрин. – Почему?
– Потому что как только я обнаружил, что его высочество скончался, то немедленно запечатал покои дофина и направился сюда, – ответил секретарь. – Начальник дворцовой стражи сообщил мне, что его высочество принц Карл присутствовал на мессе и находится сейчас у дочери короля. Я желал непременно сообщить вам о смерти вашего брата прежде, чем об этом будет официально объявлено. Это даст вам время подготовиться.
– Подготовиться? – озадаченно переспросила Катрин. – Что вы имеете в виду?
Мэтр Танги подошел к столу.
– С вашего позволения, я присяду.
Екатерина ошеломленно кивнула. Я подтащила к столу табурет и, наполнив кубок вином, предложила мэтру Танги.
– Независимо от причины, смерть вашего брата в корне изменила расстановку сил, – пояснил дю Шатель. – Хотя вы еще очень молоды, вы наверняка понимаете, что грядут перемены. Вам следует тщательно выбрать, кому доверять, поскольку вас обязательно попытаются использовать в личных интересах.
– А почему мы должны доверять вам? – встревоженно прервала его опечаленная Катрин.
– Прекрасный вопрос, ваше высочество, – одобрительно кивнул дю Шатель. – Позвольте мне вкратце объяснить вам, в чем дело. В юности я присягнул в верности герцогу Орлеанскому. Когда ваш дядя Людовик погиб от рук убийц, я поклялся, что это преступление не останется безнаказанным. Дофин разделял мое желание и был нашей надеждой на будущее Франции. – Внезапно мэтр Танги преклонил колена перед принцем Карлом. – Теперь же все наши надежды возложены на вас, ваше высочество. Вы еще не дофин, но ваш брат, принц Иоанн, слишком долго находился под влиянием герцога Бургундского, и пока мой господин герцог Орлеанский остается в английском плену, я хочу присягнуть на верность вам. – Он порывисто схватил руку Карла и прижал ее к губам. – Я ваш вассал телом и духом до тех пор, пока вы преследуете интересы Франции и выступаете против власти герцога Бургундского.
Карл ошеломленно взглянул на дю Шателя и позволил ему поцеловать свою руку.
Понимая, что мне здесь не место, я отступила в угол, но мэтр Танги повернулся, вперил в меня пронзительный взгляд и произнес:
– Добрая женщина, вы свидетель моей присяги. Я сделаю все, что в моей власти, для защиты принца Карла и принцессы Екатерины.
– Как же нам быть? – нетерпеливо спросил Карл. – О смерти Луи необходимо оповестить королеву…
– Разумеется, ваше высочество. – Дю Шатель встал и торжественно поклонился обоим. – Примите мои соболезнования в связи со смертью брата. Я призову королевских лекарей и вызову герольда Монжуа. Ему надлежит сообщать скорбные известия подобного рода.
О кончине дофина объявили только через два дня. Причиной смерти назвали внезапный приступ горячки. В соборе Нотр-Дам подготовились для пышной похоронной мессы, и траурная процессия проводила гроб к королевской усыпальнице в аббатстве Сен-Дени. Екатерина сопровождала короля и королеву на протяжении всей церемонии, под ветром и ледяным дождем, и вернулась дрожащая и с красными глазами. Как выяснилось, оплакивала она не только брата.
– Бонна тоже умерла, – вздохнула Катрин, сбрасывая с плеч промокшую меховую мантию. – Она должна была присутствовать на похоронах, но гонец сообщил, что она скончалась этой ночью. Как страшно… Сколько смертей и горя…
Она опустилась в кресло и протянула руки к огню, будто прося утешения у пляшущего пламени. Агнесса опустилась на табурет рядом с ней, шепча молитву.
– Как это произошло, ваше высочество? – спросила я, потрясенная почти до слез. Мы с Бонной не ладили, но смерти я ей не желала.
По слухам, посреди ночи у Бонны случился выкидыш. Она умоляла о помощи, однако сильное кровотечение остановить не удалось. Кончина несчастной Бонны была так же трагична и бессмысленна, как гибель воинов при Азенкуре.
14
Если, подобно монаху-летописцу, мне надлежало составить полную и подробную историческую хронику тех времен, я записывала бы все основные события каждого года в том порядке, в котором они имели место. Но я пишу историю жизни Екатерины, а необычная судьба принцессы тесно сплелась с моей. В последующие два года с нами не происходило никаких примечательных событий. В свите Екатерины появлялись и исчезали новые фрейлины, и лишь Агнесса де Бланьи присутствовала неизменно – честная и верная, тихая и покладистая, благочестивая и невзрачная. Общее прошлое связывало девушек подобием родственного чувства, и они дополняли друг друга, как свет и тень, жара и прохлада, благородный олень и робкий агнец. Они вместе читали и вышивали, присутствовали на аудиенциях, ходили на мессу, ездили верхом в парке, учились ястребиной охоте, а иногда, по приглашению принца Карла, охотились с ним в Венсеннском лесу.
Екатерина и Карл стали неразлучны. Когда истек срок траура по дофину и жертвам Азенкура, ко двору съехались молодые люди из благородных дворянских семей, прежде времени поднявшиеся до высоких рангов. И у принцессы, и у принца сложился свой круг. Возобновились балы и представления, при дворе царило приподнятое, легкомысленное настроение, хотя о браке Екатерины больше не говорили, а любовных интрижек она не заводила. Жизнь привилегированной особы королевской крови управлялась строгим придворным этикетом, церковными правилами и общественными приличиями. Оглядываясь назад, должна сказать, что Екатерина дожидалась своего часа. Впрочем, мы все чего-то ожидали.
Д’Арманьяк надежно удерживал городские ворота и контролировал гвардию, в Париже воцарилось относительное спокойствие, зато в стране наступило смутное время. За Ла-Маншем король Генрих собирал новую армию, готовясь вторгнуться в Нормандию, а герцог Бургундский, как и ожидали, вел свое войско через Пикардию на Париж. Когда ему не удалось пробить себе путь к месту подле короля, он взял реванш, заняв Компьен и захватив несколько королевских замков. Все эти жестокие, бессмысленные действия сказались на жизни простого люда – страдали разграбленные города, опустошенные деревни, изнасилованные женщины… Крестьяне не могли ни пахать, ни сеять, ни собрать урожай. К зиме во Франции начался голод.
Зима выдалась необычайно холодная. Воды Сены сковал лед, что сделало невозможным судоходство и поставки продовольствия в Париж из восточных областей страны. Неимоверные цены на еду привели к многочисленным хлебным бунтам. Мы жили в постоянном ожидании вторжения англичан или бургиньонов. Бунты подавили, ворота удержали, но в городе закипало недовольство осадным положением и комендантским часом. Граф д’Арманьяк, неизменный соперник королевы, захватил власть в королевском совете, ослабленном недостатком влиятельных и опытных вельмож.
Принц Иоанн, после смерти Людовика официально объявленный новым дофином, упрямо отказывался покинуть поместье жены в Эно и вернуться в Париж, несмотря на обещания обеспечить ему безопасный путь. Впрочем, он согласился приехать в Компьен, королевскую цитадель в Пикардии, захваченную герцогом Бургундским. В попытке заманить сына на французскую землю королева доехала до Санлиса, где встретилась с женой дофина, Якобой Баварской, графиней Эно, и ее матерью, сестрой герцога Бургундского. По-видимому, герцог держал нового дофина крепкой хваткой.
Карл с большой неохотой сопровождал королеву в Санлис.
– Жан совершенно не доверяет нашей матери, – шепнул он Екатерине за завтраком, вскоре после возвращения из неудачной поездки. – Пока мы были в Санлисе, я тайно посылал Танги в Компьен, с моей клятвой верности Жану, но тот отказался с нами встречаться, заявив, что не желает вести переговоры с распутницей.
Екатерина отвела взгляд, услышав такое описание матери.
– Мэтр Танги не говорил, как вообще Жан? – помолчав, спросила она.
– Дю Шатель назвал его жестоким, – лаконично ответил Карл.
– Ах, я о другом! В добром ли он здравии? Счастлив ли?
– Это мне неведомо. – Карл равнодушно пожал плечами. – Я видел его жену, Якобу. Она красива и принесет ему обширные владения, жаловаться ему не на что.
Екатерина сердито взглянула на брата, недовольная подобной узостью взгляда.
– Не тебе завидовать, Карл! – воскликнула она. – Ты только что получил герцогство Берри. Неплохой подарок ко дню рождения!
За год до четырнадцатилетия Карла старый герцог Беррийский скончался. Поскольку из всех его детей в живых остались лишь дочери, королевский совет одобрил передачу его титулов и владений крестнику, принцу Карлу.
– Верно, – самодовольно заявил Карл. – Наконец-то хоть какое-то вознаграждение за унылое детство, проведенное с брюзгливым стариком!
Незадолго до Пасхи пришло неожиданное известие о смерти дофина Иоанна. Герольд Эно сообщил королеве, что лекари не сумели исцелить гнилостное воспаление в ухе. От страшной боли бедняга лишился рассудка, а потом нарыв отправил дофина к Создателю. Бедный мальчик! Ему было всего восемнадцать. Наверняка юный проказник, гроза детской, мечтал о более славном конце. Ходили слухи, что его отравили орлеанисты за преданность герцогу Бургундскому, но внезапная кончина всегда вызывает подобные сплетни. Потом я вспомнила Танги, прочувствованно клявшегося в верности Карлу в день смерти дофина Людовика, и задалась вопросом, не имел ли отношения к кончине Жана тайный визит секретаря в Компьен. Впрочем, с Екатериной я этого не обсуждала – некоторые подозрения разумнее держать при себе.
Итак, желание Танги дю Шателя сбылось: принца Карла должным порядком провозгласили дофином. Затем королевский совет назначил его губернатором Парижа. Странно, конечно, что от подростка ожидали управления голодающим городом, раздираемым политическими фракциями и находящимся под угрозой вторжения двух враждебных армий, однако Карл действовал уверенно, внимая мудрым советам мэтра Танги.
Череда неожиданных смертей преследовала королевскую семью. Герцога Анжуйского хватил апоплексический удар, и королева Изабо осталась без друзей в совете. Граф д’Арманьяк, пользуясь возможностью избавиться от bte noir,[12] издал указ, подписанный королем, обвиняющий королеву в измене и прелюбодейной связи с худородным рыцарем по имени Луи Бурдон. Следствия не проводилось. Незадачливого мессира Луи арестовали, сунули в мешок и утопили в Сене, а королеву насильно усадили в карету и под охраной увезли в королевскую крепость Тур, что в ста лигах от Парижа.
Даже совершенным глупцам было ясно, что король не в состоянии ни выдвигать обвинения, ни вершить суд, ни понимать смысл подписанных им указов, однако никто из придворных не желал встать на сторону королевы и выступить против коварного д’Арманьяка. Изабо отказался помочь даже родной сын.
– Указ подписан королем, а я всего лишь дофин, – равнодушно произнес принц Карл в ответ на просьбы сестры вмешаться.
– Ах, Метта! – рассерженно воскликнула Катрин. – Карл говорит, что ничем ей не обязан. Раз она с детства им не интересовалась, он ничего для нее делать не станет. Представляешь? Она же его мать! Вдобавок обвинение лживо! Королева никогда не встречалась с этим Бурдоном. Титулы и церемонии для нее важнее всего. Ни с кем ниже графа она и говорить не станет. А несчастному даже не позволили оправдаться!.. А что с ней сделают в Туре? Ведь ее совершенно некому защитить! Выходит, пока д’Арманьяк изображает из себя монарха, нам всем грозит страшная опасность.
– Ваше высочество, совсем недавно вы опасались, что королева вернет в Париж герцога Бургундского, – напомнила я ей. – По крайней мере, теперь мы от этого избавлены.
– Вот потому Карл и не вмешивается. Хорошо, что Танги привил ему страх перед герцогом, однако мы бессильны перед теми, в чьих руках королевская печать и шпага коннетабля. Ох, Метта, если бы отец не был так болен! Если бы Луи не умер! Королева, может, и не лучшая правительница, но она в здравом уме и сильна. Именно поэтому д’Арманьяк хочет от нее избавиться, и именно поэтому необходимо ее вернуть.
Я никогда не предполагала, что наступит день, когда Екатерина встанет на защиту матери, но вот поди ж ты… Осознание шаткости своего положения приводит к неожиданным альянсам.
Дела в моей семье обстояли неважно. О судьбе Жан-Мишеля вестей по-прежнему не было. Я наведывалась на конюшню, справлялась о новостях. Однажды королевский шпион, знавший о моей беде, после вылазки в Пикардию остановился в монастыре Аббевиля. Монахи рассказали ему, что к весне Жан-Мишель достаточно оправился от раны и, хромая, ушел к Руану, где намеревался сесть на барку до Парижа. Его уговаривали подождать королевского обоза или присоединиться к вооруженной группе путников, но он уверял, что отлично доберется и сам. Больше никто его не видел. Я знала о разбойниках на дорогах и страшилась худшего. Отчаявшись, я позволила себе оплакивать мужа, хотя и укоряла его призрак за самонадеянность. Возможно, Жан-Мишель полагал, что хромой бродяга не привлечет к себе интереса живодеров, – и смертельно ошибся. Бедный, дорогой, упрямый Жан-Мишель! Однако же во мне теплилась крохотная искра надежды, и я не желала смириться с участью вдовицы. Алисия с Люком тоже верили, что в один прекрасный день отец вернется. В войну, когда города и селения стоят под осадой или заняты новой властью, передвигаться по стране сложно. Может быть, Жан-Мишелю помешали добраться до дома бунты или мятежи, которые постоянно вспыхивали в разных областях Франции.
В отличие от братьев и сестер, заключивших брачные союзы еще детьми, Екатерина праздновала свое шестнадцатилетие в одиночестве, хотя свободной от уз назвать ее было нельзя. Париж находился в осадном положении, так что о браке не было и речи, тем более – о браке с королем Генрихом, который с завидным упорством брал штурмом нормандские крепости.
Однако же затишье в наших жизнях подходило к концу, и первую весточку об этом принесла моя Алисия. Она все еще была бабушкиной любимицей и часто посещала кожевенную лавку Ланьеров. Однажды девочка вернулась необычно обеспокоенная.
– Гильдии вооружаются, – сказала она мне. – Дядья только об этом и говорят. У них под худами нашит крест святого Андрея.
В свои пятнадцать лет Алисия была ласковой, но весьма сообразительной. Держалась она неприметно, и о ее присутствии часто забывали, так что она слышала то, что не предназначалось для ее ушей.
– Символ герцога Бургундского! – испуганно выдохнула я. – Они готовятся к его возвращению!
– Да, – согласно закивала Алисия. – Поднимаются не только гильдии. Говорят, университет тоже переметнулся на сторону Бургундского. Ходят слухи, что герцог освободил королеву из заключения в Туре.
– Не может быть! – пролепетала я и торопливо перекрестилась.
Мы старались говорить тихо, опасаясь, что кто-нибудь подслушает, хотя и заперлись в нашей комнате, где редко бывали чужие.
– Матерь Божья, спаси, сохрани и защити! – воскликнула я. – Что будет с Екатериной? Она желала, чтобы мать вернулась, но не под знаменами герцога Бургундского!
– В городе говорят, что королева притворилась больной, а турский кастелян испугался, что она умрет, и позволил отнести ее в паланкине к чудотворному источнику. Должно быть, она тайно переписывалась с герцогом, который привел к роднику огромный отряд, отбил королеву и увез в Мелён. – Алисия озабоченно наморщила лоб. – Гильдии намерены открыть ворота Парижа для королевы и герцога. Представляешь?
Екатерина поделилась тревожными слухами с принцем Карлом. Несмотря на различия их характеров, дружба между братом и сестрой сохранялась, и они часто вместе завтракали после мессы.
– Похоже, королева окончательно связала судьбу с герцогом Бургундским, – заметила Катрин, когда они с Карлом мыли руки. – Он спас ее из Тура. Это правда?
Как обычно, прислуживала им я, но все кушанья опробовал теперь виночерпий дофина, молчаливый парень, взятый на службу по настоянию дю Шателя. На столе стояло блюдо моченых слив, и с каждого плода был срезан кусочек.
– Да, правда, – кивнул Карл, подцепляя сливу острием золотого ножа. – Наша любимая мать живет под защитой двоюродного брата, который убил нашего дядю. – Он поднял взгляд на Екатерину. – Да уж, мы происходим из прекрасной семьи, а наши родители –прекрасные люди! Безумец и изменница. Я часто думаю, на кого я больше похож. А ты?
Екатерина оставила вопрос без ответа и встала на защиту матери:
– По-моему, д’Арманьяк вынудил ее так поступить. У нее просто не было иного выхода.
– Могла бы броситься с башни. В Туре их предостаточно, – холодно ответил Карл.
Принц носил траур по тестю, герцогу Анжуйскому, и худая мальчишеская фигура в кресле с высокой спинкой напоминала ворона на печной трубе. Как только Карлу исполнилось пятнадцать лет, он женился на Марии Анжуйской. Они жили вместе, но не делили брачного ложа, поскольку супруге принца не исполнилось и четырнадцати. Худосочный дофин и сам вряд ли достиг необходимой зрелости, и голос его не являл никаких признаков возмужания.
– Наложив на себя руки, мать предала бы себя адскому огню! Как ты можешь говорить такое? – возмутилась Катрин. – По-твоему, если герцог Бургундский займет место рядом с королем, мне тоже следует лишить себя жизни?
Карл обмакнул плод в миску со сливками. Коровы паслись на лугах Сен-Поля, и сливки были одним из роскошных кушаний, по-прежнему доступных при дворе.
– Нет, хотя ты пожалеешь, что этого не сделала, – мрачно ответил он. – Под его властью у меня нет будущего. Королева меня недолюбливает, особенно после того, как мы вернули в казну золото, припрятанное в ее городском особняке.
– Какое золото? – изумилась Катрин. – Когда?
– Вскоре после того, как ее доставили в Тур. Она утверждает, что это ее личные средства, но нам известно, что деньги украдены для подкупа гильдий, которые должны были впустить войска герцога Бургундского в город.
– Ну, мясники и так готовы его впустить. Что ты будешь делать, если они откроют ворота?
– Спасаться бегством. – Он проглотил лакомство, положил ладонь на руку сестры и серьезно добавил: – Присмотришь за моими псами?
– Ты посоветовал мне броситься с башни, – раздраженно заметила Екатерина. – Вряд ли у меня получится и то и другое.
– Я и так знаю, что ты не наложишь на себя руки, – улыбнулся брат. – Ты слишком упряма и слишком набожна. Повторяю, ты об этом пожалеешь.
Когда дофин ушел, Екатерина спросила моего мнения об этом разговоре.
– Будь честна, Метта, потому что я знаю – ты не очень любишь Карла.
– Что вы, ваше высочество, – поспешно возразила я. – Я ему не особо доверяю, потому что он мало о вас заботится. В детстве вы защищали и утешали его, а теперь, когда вам неоткуда больше ждать защиты, его заботят только псы!
– Он не помнит детства, – вздохнула Катрин. – Да, он дофин, но все еще ребенок. Мы с ним можем положиться лишь друг на друга. Все наши братья и сестры или умерли, или живут в новых семьях. В случае опасности Карл меня не подведет.
Я опустила голову, скрывая сомнение в глазах.
– Что ж, ваше высочество, будь по-вашему… Однако он не предлагал вам бежать.
Екатерина по-прежнему отказывалась осуждать брата.
– Понимаешь, я не хочу быть ему помехой. Если Карл останется в Париже, его жизнь будет в опасности. Он – последний дофин. Убрав его с пути, герцог Бургундский провозгласит себя наследником. Бедный Карл, ему противостоит слишком сильный противник.
– Как и вам, ваше высочество, – напомнила я, касаясь шрама на щеке. – Вы забыли жестокость черного герцога? Граф д’Арманьяк вас не трогал, а вот герцог Бургундский в покое не оставит.
– Герцог Бургундский страшил меня в детстве, но сейчас я взрослая женщина, – заявила Екатерина, вздернув подбородок. – К тому же королева меня защитит. Мне нечего бояться.
Хотя принцесса изрекала смелые слова, в ее взгляде все же мелькнула тень сомнения.
Пасха миновала, однако ничего так и не случилось. В городе стояла пугающая тишина. Не проходили обычные весенние шествия, когда члены гильдий, танцуя и распевая гимны, несли по улицам изображения своих святых покровителей. Даже студенты, в Майский праздник обычно буянившие на улицах, продолжали послушно корпеть над книгами. Зато в конце месяца, в день святого Германа, монахи и студенты отложили в сторону перья, мастера и подмастерья побросали инструменты и отправились вслед за статуей покровителя Парижа до ратуши Отель-де-Виль, где священники долго и громко просили святого защитить город от раздоров и тирании. Было слишком очевидно, чья тирания имелась в виду, поскольку с зубчатой стены Шатле вымуштрованные арбалетчики д’Арманьяка направляли стрелы на собравшуюся толпу. К счастью, стрелять они не стали.
Мужчины семейства Ланьер – отец и три брата Жан-Мишеля – собрались на тайную сходку. Алисия поспешила в лавку за новостями и не возвращалась до темноты. Колокол аббатства целестинцев прозвонил к повечерию, и я отчаянно забеспокоилась.
– Не стоило волноваться, матушка, – упрекнула меня дочь, входя в освещенную луной комнату. – Дед проводил меня до дворцовых ворот. Но прощаясь, он прошептал: «На ночь запирайте двери покрепче, Миньона». Странно все это. Что он имел в виду?
Кровь застыла у меня в жилах. Назвав любимую внучку Миньоной, дед пытался предупредить меня о грозящей опасности единственным доступным ему способом. Я взяла Алисию за руку и потянула за собой по винтовой лестнице в салон принцессы.
– Не знаю, что он имел в виду, – пробормотала я мрачно, – но принцессу следует известить об этом немедленно.
Екатерина и ее фрейлины беззаботно смеялись над какой-то шуткой.
– Мне пока еще рано готовиться ко сну, Гильометта, – раздраженно заявила принцесса, которая всегда называла меня полным именем, чтобы выказать неудовольствие. – Я позову тебя, если ты мне понадобишься.
Мы с Алисией присели в церемонном реверансе.
– Простите, ваше высочество, нам необходимо с вами поговорить. Алисия принесла неотложные новости.
Отчаянье в моем голосе сказало Катрин больше любых слов. Она немедленно поднялась и велела фрейлинам оставить нас наедине.
– В чем дело, Метта? Что случилось? – встревоженно спросила она.
Алисия рассказала ей о совете деда.
– Значит, сегодня ночью что-то произойдет, – испуганно выдохнула побледневшая Екатерина. – Но что?
– Неизвестно, – ответила я. – На всякий случай надо запереть все двери и молить Господа о милосердии.
– Нет, – нетерпеливо отмахнулась Екатерина. – Прежде всего следует предупредить короля и дофина. Я пойду к королю. Он, конечно, не поймет, в чем дело, но его опекун примет меры предосторожности. Метта, а ты отправляйся к Карлу!
– Конечно, ваше высочество. Уже иду.
Алисия двинулась за мной.
– Если дофина нет в его покоях, мне придется его разыскивать, – остановила я дочь. – Нет смысла рисковать нам обеим.
Екатерина со мной согласилась.
– Действительно! Пусть Алисия остается с фрейлинами, и все мы пойдем в покои короля. Что бы ни случилось, мой отец будет в безопасности.
Алисия непокорно мотнула головой, однако я поцеловала ее в щеку и велела подчиняться принцессе.
– Благодарю вас, ваше высочество, – прошептала я. – Да хранит вас Господь!
– И тебя, Метта, – искренне ответила Катрин. – Если тебя остановят, скажи, что идешь по моему поручению. Упоминать дофина не стоит.
Я выбрала маршрут, которым часто пользовались Жан-Мишель и Люк, – через дверь на верхнем этаже башни и вдоль стены до входа на кухню, где ступеньки вели вниз к задней части особняка дофина, теперь ставшего пристанищем принца Карла и Марии Анжуйской, их помощников и слуг. Меня никто не остановил, потому что часовые на стене меня знали и легко узнавали в темноте по чепцу и фартуку. Между зубцами стены в свете яркой луны поблескивали воды Сены. Сияющий майский вечер был тихим и мирным. Спокойствие нарушалось только размеренными шагами часовых. Я бежала по стене, испуганно думая, что поднимаю ложную тревогу.
15
Едва я прошла через арочный проем кухонных ворот, стало ясно, что тревога была самой настоящей. Тишину ночи внезапно нарушили хриплые крики и тяжелые глухие удары. Звуки эхом неслись над крышами. По камням стенного прохода застучали шипованные сапоги дозорных, бегущих к проездной башне. Все изменилось так быстро, как скисает в грозу молоко. Чувство надвигающейся опасности сковало мне грудь.
С колотящимся сердцем я неслась по мощеному двору королевского особняка, в дальнем конце которого находился вход в сводчатую крипту дома дофина. Окованная железом дверь стояла нараспашку. Стражник развалился на лавке, не обращая внимания на тревожные звуки.
– Запри дверь! – приказала я. – И вели страже у передней двери сделать то же самое. Дворцовые ворота пытаются взять штурмом.
Мой настойчивый тон убедил стражника, который узнал во мне кормилицу принцессы и счел необходимым принять меры предосторожности, даже если предупреждение исходило от прислуги. Он немедленно вставил тяжелый деревянный засов в металлические скобы по обе стороны двери. Подобрав юбки, я помчалась вверх по винтовой лестнице, ведущей в покои верхнего этажа.
С обеих сторон сводчатого коридора виднелись двери и арочные проемы. Я замешкалась, пытаясь сообразить, куда следовать дальше. Факелы на стенах тускло мерцали, отбрасывая глубокие тени, от которых мороз шел по коже. Внутреннее чутье подсказывало, что нельзя тратить время на тщетные поиски, поэтому я избрала самый быстрый способ.
– Опасность! – завопила я во весь голос. – Ваше высочество дофин! Опасность!
В коридоре раздался топот множества ног. Из одной арки выскочил запыхавшийся Танги дю Шатель, а из другой выбежали люди в ливреях и наставили на меня шпаги. Мэтр Танги немедленно осадил воинственных стражников, вложил в ножны устрашающего вида кинжал и схватил меня за локоть.
– А, мадам Ланьер! – быстро проговорил он, разглядев меня в тусклом свете. – Что случилось? Расскажете на ходу.
Он крепко стиснул мне руку и с головокружительной скоростью потащил меня за собой по широкой лестнице.
– Мессир, гильдии открыли город для людей герцога Бургундского, – тяжело дыша, говорила я. – Судя по шуму снаружи, они уже у дворцовых ворот. Мой свекор – член гильдии мясников, он предупредил внучку, что ночью начнутся беспорядки. Принцесса Екатерина пошла к королю и велела мне предупредить дофина.
– Разумное решение! – воскликнул мэтр Танги и затащил меня в комнату, где нас приветствовали рычащие псы.
– Назад, Хлодвиг! Место, Хлодовальд! Мэтр Танги, что происходит? – встревоженно спросил принц Карл, соскакивая с великолепной кровати под балдахином. Лицо его было пепельно-серым, но голос прозвучал на удивление мощно. Рычащие псы угомонились. Мое сердце колотилось громко и часто.
Танги поднял крышку огромного кованого сундука, извлек кожаный кошель и тщательно пристегнул его к своему дублету.
– Люди герцога Бургундского у ворот, ваше высочество, – объяснил он принцу. – Нам следует немедленно уходить.
Он заметался по опочивальне, собирая необходимое – меч, пояс, сапоги и подбитый мехом плащ.
– Я в ночной сорочке! – запротестовал Карл. – Дайте мне одеться!
– Нет, ваше высочество, придется уходить без промедления. Лучше остаться голым, но свободным, чем одетым и в цепях.
К его чести, Карл не стал спорить.
– Если враг у ворот, как нам скрыться? – сохраняя спокойствие, осведомился принц.
– По крышам, – ответил его наставник. – Мне известен тайный путь, которым можно добраться до дворца Сен-Антуан. Начальник дворцовой стражи – наш верный друг. – Танги замер в дверях, нетерпеливыми жестами подгоняя дофина. – Проходите, ваше высочество. Скорей! Я покажу дорогу.
В дверях Карл с болью посмотрел на своих гончих и перевел взгляд на меня.
– Метта, умоляю, присмотри за Хлодвигом и Хлодовальдом. Я пришлю за ними при первой же возможности. Отведи их к своему сыну. Пожалуйста, Метта!
Меня просит о помощи принц королевской крови!.. Таким я и запомнила дофина – испуганный встрепанный юнец в развевающейся ночной сорочке, полный отчаяния взгляд, тонкие ноги и узкие ступни, мертвенно белеющие в мерцании факелов… Потом он исчез.
Я растерянно смотрела на небрежно брошенные символы жизни принца: складной алтарь с резным золоченым крестом, куча книг в кожаных переплетах с золотыми застежками, арфа, инкрустированная самоцветами и слоновой костью… и самая великая ценность – два белых пса, длинноносые и поджарые, неожиданно вверенные на мое попечение. Они сидели неподвижно, как геральдические звери на гербе, и разглядывали меня так, будто намеревались сожрать.
Звук схватки приближался. Похоже, сражение шло у самого входа в особняк дофина. Повстанцы проникли в главные ворота. Мои мысли в тревоге обратились к Екатерине и Алисии. В безопасности ли они? Вряд ли люди герцога Бургундского сжалятся над беззащитными невинными девушками… При этой мысли меня замутило от страха.
Боясь встревожить гончих, я оглядела опочивальню. На крюке у очага в свете догорающих углей поблескивали украшенные драгоценными камнями поводки. Я осторожно подошла к камину. Псы, огорченные неожиданным исчезновением хозяина, стали робкими и послушными. Я без труда закрепила поводки на роскошных ошейниках и мягко потянула псов; они покорно последовали за мной.
Читать бесплатно другие книги:
