Осторожно, ведьма! Пашнина Ольга

ГЛАВА 14

Опасные связи

Василиса

В последние три дня нашей практики мы фактически не работали. Сказывалось и напряжение в связи с Сашей, сказывалась общая усталость. Под конец Велимир пообещал нам зачет, так что Горяна и Чаруня усиленно готовились. Зачет он пообещал только с одной целью: чтобы отвлечь нас от ненужных мыслей. Вел готов был отпустить нас и без всяких проверок. Наверняка вздохнет с облегчением, когда закроется дверь и опустеют наши комнаты в общаге.

Чаруня быстро поправилась на Вариных настоях, хотя от прежней жизнерадостной и милой девчонки не осталось и следа. Она была дружна с Сашей, примерно как мы с Варей, а потому несчастье переживала намного сильнее. Ну и конечно, ни она, ни Горянка не знали того, что знали мы с Варей. Сашу еще можно спасти, и главное — найти Лучезара.

Тут-то и крылась самая большая проблема.

Варя взяла больничный. Весь вечер нагоняла себе температуру, чтобы получить вожделенную справку от целителя Инквизиции и засесть за книги. Она пыталась найти хоть что-то о ритуалах с душами, но, похоже, для этого надо было лезть в закрытую часть библиотеки.

Я по-прежнему работала секретарем у Велимира. Больничный взять не могла, иначе группу закрыли б на карантин. Так что приходилось выполнять обязанности секретаря и как-то лавировать между вниманием Велимира, чувством вины по отношению к Варе и собственным желанием ни о чем не думать и делать то, что захочу. А к этому еще добавлялись мысли по поводу Лучезара и Станислава. В последнее время все осложнилось слишком сильно.

Вообще я допускала, что выгляжу несколько странно. Подумать только: поцеловала Вела, согласилась пойти к нему домой, пришла в комнату, практически улеглась в постель, потом выспалась на его кровати, приготовила завтрак, прибралась и уехала. А теперь веду себя так, словно ничего между нами не было, и я — обычная практикантка. То есть складывается впечатление, что все, что мне надо от мужчины, — это выспаться и приготовить ему пожрать.

Работалось плохо. Не лезли в голову даты, документы, списки. Я составляла план на месяц по конференциям и собраниям Велимира, а такое чувство, что просто случайным образом тыкала карандашом в календарь. И не сразу заметила Чеслава, вошедшего в приемную.

— Привет практиканткам! — бодро объявил парень. — Как себя чувствуешь в преддверии свободы?

— Считаю минуты. Как подумаю, что через месяц на учебу, начинаю считать секунды. Хочу отдыхать!

— Да, отдых вам не повредит. Тяжелая вышла практика. Не передумала еще стать инквизитором?

— Раз десять передумала и столько же передумала обратно, — улыбнулась я. — Посмотрим. Только Цветане не говори!

— Как девчонки? Беспокоятся о Саше?

— Конечно. Родители хотят дать ей умереть, если ситуация не изменится, — призналась я.

Чесу можно рассказать. Не все, но хотя бы то, от чего больнее всего.

— Их можно понять, — вздохнул Чеслав. — Хочется знать, что бы выбрала сама Саша.

Я только пожала плечами. Вряд ли она даже поняла, что с ней случилось. Лучезар наверняка действовал быстро и четко. Какой же псих этот колдун! И самое паршивое, что мы так ничего и не нашли. Расшифровать документы, найденные у Вела, пыталась Варя, но безуспешно. Время утекало, и если для нас эта утечка оборачивалась бессонными ночами, Саше она могла стоить жизни.

— Держитесь, девчонки. Мы вас не бросим. Мне нельзя об этом рассказывать, но Велимир и Цветана кое-что планируют… очень интересное и специально для вас!

— Неужели это будет женский юмористический отряд инквизиторов? — улыбнулась я.

Чес сделал вид, будто обиделся.

А за окном начался дождь, свидетельствовавший о том, что лето уже перевалило за середину.

— Вообще-то я по делу! — вдруг вспомнил Чес. — Тебя там внизу, на КПП спрашивают. Я мимо шел, увидел.

Сердце пропустило несколько ударов. Неужели рыбка сама плывет в сеть, наивно думая, что сможет со мной справиться?

— Кто? — только и спросила я.

Ответ удивил и насторожил:

— Какая-то женщина. Симпатичная.

Цветану Чес знал, остальных девчонок — тоже. Кто мог заявиться ко мне?

— Ты к шефу? — спросила я. — Проходи, у него только через час посетители. Если что, скажешь, что я минут на десять отойду.

Почти бегом я спустилась на первый этаж. Показала охране пропуск, проигнорировала заинтересованный взгляд, брошенный одним из инквизиторов. На нас часто так смотрели. Я скромно смела надеяться, что обладаю вполне приличной внешностью, так что на взгляды не жаловалась. Если бы я не хотела, чтобы на мои ноги смотрели, я бы закутала их в простыню.

По правде говоря, я уже мечтала покинуть работу и присоединиться к Варе в ее поисках, так что этот таинственный визит пришелся весьма некстати. Вел готов был отпустить меня аж на два часа раньше, а таким временем не разбрасываются.

Но как только я увидела женщину, требовавшую меня, все посторонние мысли разом вылетели из головы. Она будто почувствовала мое присутствие и обернулась.

— Василиса. — Я уже и забыла, как мелодично звучит этот голос.

— Мама? — Единственное, что я смогла выговорить.

Рождение ведьмы в семье сродни рождению больного ребенка. Родителям нестерпимо больно отрывать от сердца дитя, которое растили и любили двенадцать лет. Но неповиновение закону карается, а ведьма, выращенная в семье, в итоге становится проклятьем для всех ее членов. Поэтому каждые родители с замиранием сердца ждут двенадцатилетия и с облегчением выдыхают, если в этот день у дочери не проявились способности.

У меня они проявились. Я сидела на берегу небольшого лесного озера, когда венок из полевых цветов на моей голове вдруг превратился в васильковый и зацвел.

Когда у вас рождается ведьма, есть только один вариант: отдать ее инквизиторам. К счастью, рожденные ведьмы достаточно редки. В двенадцать лет я уже понимала, что, если оказалась одной из них, надо прятаться. Прятать способности, скрываться от инквизиторов, никому и никогда не раскрывать страшной тайны. А в случае чего — бежать, бежать, не оглядываясь! Маленькая ведьма не понимала, за что ее нужно сжечь, и хотела жить.

Родители заметили мои способности, когда мне было четырнадцать. Самый отвратительный возраст для девушки. Я не стала исключением: спокойный характер стал просто взрывоопасным, а зарождающееся женское начало не давало покоя. В один день я просто не сдержалась и до смерти перепугала мать.

Сколько было пролито слез, сколько бессонных ночей проведено родителями. И все же, как бы ни сильна была моя обида, я признала — могли убить, отдав инквизиторам, а меня выгнали, дав шанс выцарапать себе жизнь. Куда я направилась? Прямиком в сердце Инквизиции! За четыре года я научилась скрывать дар лучше, чем самые опытные ведьмы, и только потом поняла, что мой дар — особенный. Ни одна ведьма не смогла обмануть инквизитора, а ведь пытались тысячи. Кроме меня.

Всю жизнь меня преследовало ощущение, будто что-то здесь не так. Есть нечто неправильное в вечной борьбе ведьм и инквизиторов, борьбе настолько древней, что мы даже не знаем, когда она началась.

Каково жить в неправильном мире?

Мама крепко меня обняла, и мы сели подальше от любопытных глаз охраны и посетителей. Она была одета в простое коричневое платье, конечно, не накрашена, с выбившимися из пучка прядями русых, почти как у меня, волос. В молодости она была очень красивой, но деревенская жизнь не щадит никого.

— Ты очень красивая, — улыбнулась она. — О, Василиса, как я скучала по тебе! Мы получали все твои письма!

Я писала так, чтобы, если вдруг меня поймают, никому и в голову не пришло, что родители знают о моем даре. Наверное, это был самообман: хороший инквизитор умеет допрашивать пособников ведьм. Но я так верила в удачу! И хотя сама просила не отвечать на мои письма, тайно надеялась увидеть хоть пару слов из дома.

Она спрашивала и спрашивала. Как я живу, как учусь, все ли хорошо. Умею ли готовить, есть ли у меня друзья. Спрашивала о девчонках — я рассказывала о них в письмах. Спрашивала о практике и планах на будущее. Это походило на разговор матери и дочери, которые давно не виделись. Но не заметить мамину нервозность, то, как она отводила глаза и все время порывалась взять меня за руку, нельзя было. Общение с матерью, которую не видела так долго, — бесценно. Но в конце концов я не выдержала:

— Мама, что случилось? Зачем ты приехала и почему так нервничаешь?

Ее волнение передалось и мне. Не приведи Инквизиция, заметят что-то инквизиторы или посетители.

Мама словно угадала мои мысли:

— Мы можем поговорить в безопасном месте?

Безопасным местом оказался парк. Нет ничего лучше улицы: на ней нет стен с ушами. Шумят над головой деревья, с легким скрипом едут мимо кареты.

И мама вздыхает на протяжении пятнадцати минут.

— Мам, что случилось? Что-то с папой? С мелкими? Вам нужны деньги?

— Нет, нет, милая, все хорошо! — отмахнулась она.

Но руки у нее дрожали.

— Тогда что? Что случилось, можешь объяснить?

— Пообещай, что не расскажешь отцу! — вдруг выпалила она. — Ни о чем!

— Ладно… А он знает, что ты ко мне приехала?

— Нет, и не должен! Я соврала, что пойду в деревню неподалеку, помогать принимать роды.

Если мама соврала отцу — это серьезно. Таких же доверительных отношений, как у них, я не знала. Ни в семьях подруг, ни в их парах такого не было. Что же заставило ее приехать ко мне вопреки воле отца?

— Я должна тебе кое-что сказать о том… о том, как ты родилась. — Мама тяжело вздохнула. — Мы с папой тебя очень ждали. Торопились скорее пожениться, чтобы ты родилась с мамой и папой. Он был так счастлив, когда держал тебя на руках, учил плавать и охотиться. Но я не все ему рассказала. Никому не рассказывала и никогда.

— О, нет, я, кажется, знаю, что ты дальше скажешь! — простонала я. — Мама, пожалуйста, моя подруга умирает, я влюбилась в инквизитора, а ты хочешь сказать, что у меня другой отец?

Мама опустила голову.

— Кто? — только и выдохнула я.

— Он был инквизитором. Мы встретились, когда он объезжал деревни в поисках какой-то ведьмы. Он был… Василис, ты ведь знаешь, что из себя представляют инквизиторы. Он был красив, опасен, умен. И я… мне — восемнадцать, я жутко боюсь даже упоминания инквизиторов! Он потребовал, а я не смогла отказать. Такие развлечения для них — ничто. Он даже не думал, наверное, будто что-то может получиться.

— Будто могу получиться я? — Это прозвучало резче, чем хотелось.

— Мы с твоим отцом уже были помолвлены, и я ничего не сказала ему. А ты родилась похожей на меня. Когда мы узнали о… о твоей силе, я испугалась! Ведь если он вернется, если он тебя увидит и поймет… О, Василиса, прости меня, это я уговорила отца выгнать тебя!

— Что?!

Я вскочила с лавочки и уставилась на женщину, которую считала самой преданной матерью на свете. А она все говорила и говорила. Я не хотела слушать, но не могла сдвинуться с места.

Это было так, словно мой дом, моя крепость, уже была разрушена Лучезаром, а пришла мать и добивает остатки некогда безопасных стен.

— Он хотел укрывать тебя. Построить дом, спрятать тебя, сделать еще что-то. Я уговорила его прогнать. Твой отец нашел бы тебя! Василиса, рано или поздно он вернулся бы и как-то узнал, я знаю, потому что…

— Почему?

На меня оглядывались люди. Наверное, со стороны я выглядела странно. Бродила туда-сюда перед скамейкой, иногда срывалась на крик. Мать все это время не поднимала глаз.

— Потому что он действительно вернулся. Две недели назад.

— И?

Я села рядом с ней. Подняла голову, взглянула на серое небо. Вот-вот грозил снова пойти дождь. Так хоть бы он уже пошел!

— Я так хотела тебя скрыть от него, а в итоге сама привела его к тебе. Василис, прости меня, пожалуйста!

— Мама, успокойся, пожалуйста, — устало попросила я. — Расскажи все по порядку. Как он узнал обо мне?

— Отец велел мне сжигать твои письма, но я не послушалась. Сохранила то, где ты писала о своих девочках. Мне хотелось его перечитывать, представлять твою жизнь, твоих друзей.

— Он его нашел и, естественно, понял, кто я такая, потому что наша группа прогремела на всю Инквизицию Торделла. Он знает, что я ведьма?

Мама вздрогнула, услышав это слово.

— Нет, конечно, нет, но он ведь поймет, когда увидит?

— Глава Инквизиции не понял, — усмехнулась я, — а обычный стареющий инквизитор вдруг поймет? Все будет хорошо. Я справилась с ведьмой, неужели не справлюсь с загулявшим отцом? Хватит плакать. Пойдем, пообедаем. Я только отпрошусь у Велимира и покажу тебе любимую таверну. Не волнуйся, деньги у меня есть.

Мама удивленно вытирала глаза и поглядывала на меня.

Не знаю, почему оказалось так легко воспринять то, что мой папа вовсе мне не папа.

Я всегда была словно в стороне. Жизнь кипела, что-то происходило, но около меня будто образовалась мертвая зона, где блекли краски. Я держалась поодаль от девчонок и, наверное, даже не знала, чем они живут, что ненавидят, а что любят. Я не интересовалась ими, по сути, являясь не подругой, а однокурсницей. Они не интересовались мной, уважая замкнутость. Лишь с Варей я сблизилась, но недостаточно для того, чтобы назвать ее подругой или сестрой. Во всех смыслах этого слова я была одиночкой. И печалилась по этому поводу крайне редко.

К тому моменту, как мама сообщила мне новость об отце, количество проблем достигло своего максимума. Я просто устала думать обо всем этом, бояться, жить в вечном напряжении. И решила плыть по течению. Отец так отец, обведу вокруг пальца и его. Жажда жить во мне сильнее проклятой ведьминой силы!

Мы пришли в таверну, где я заказала все самое любимое. Мне хотелось познакомить маму с миром, в котором я научилась жить. И в душе я радовалась, что сейчас у меня были деньги. Хотя бы она не будет волноваться, одета ли я, обута ли, сыта ли. Мама с удовольствием отвечала на мои вопросы о братике, сестре и папе. Рассказывала новости, расспрашивала меня. Мы сидели очень долго: чай уже успел остыть, пришлось несколько раз просить добавить в него кипяток.

На закате мама собиралась уехать. Мне до боли хотелось увидеть семью, но почему-то я не смогла сказать маме, что собиралась приехать на каникулы. Я и сама не знала, что буду делать, когда практика закончится. Этого момента я одновременно ждала и боялась. Такое состояние в последнее время меня преследовало: я чего-то ждала и чего-то боялась.

Вопрос мамы, заданный, когда я доставала деньги, чтобы купить брату с сестрой леденцы в подарок, застал меня врасплох:

— Милая, ты правда влюбилась в инквизитора?

Сказано это было с таким беспокойством, что я машинально начала придумывать удобоваримую ложь. Вот только придумать ее не смогла, потому что всех присутствующих, а их было немало, отвлек звучный низкий голос:

— Инквизиция. Всем приготовиться к проверке.

В глазах мамы плескался настоящий ужас, а я сделала глубокий вздох и поднялась:

— Лишнее, Станислав, я ужинаю здесь уже больше двух часов. Если б тут была ведьма, я бы ее уже нашла.

Эсбэшник криво усмехнулся, оттеснив подавальщицу, и подошел к нашему столику.

— Сядь на место и приготовься к проверке.

Почему мне вечно чудился в его глазах насмешливый огонек? Почему мне казалось, будто Станислав знает обо мне больше, чем ему положено?

Медленно, понимая, что подписываю себе приговор, я протянула руку к мужчине:

— Тогда я жду удостоверение. Ваше удостоверение инквизитора. Разумеется, заверенное лично господином Велимиром.

Мы обменялись взглядами, полными ненависти.

Удостоверения инквизитора у него не было и быть не могло. Сотрудник Службы безопасности Князя может проводить расследования, но вот проводить массовые проверки в общественных местах… нет, для этого он должен вызвать инквизиторов. Возможности Станислава небезграничны, а ведет он себя, словно уже получил кресло Князя и всю Инквизицию в подчинение.

— Согласно закону «Об Инквизиции Торделла», подписанному лично Князем… — начала я, но Станислав меня прервал взмахом руки.

— Виноват, госпожа инквизитор. Что ж, раз уж вы здесь, проведете проверку сами?

Он протянул мне бронзовый уловитель. Зеленый кристалл в центре увесистого круга не горел.

— Как пожелаете.

Внешне я выглядела спокойной, когда подходила к каждому посетителю таверны и проверяла на наличие магии. А внутри едва не ревела от облегчения. Никому в голову не придет, чтобы я проверила и себя, а Станислав столкнется с необходимостью вызвать другого инквизитора, если захочет это проделать. Конечно, он может применить силу, но в этом случае никто не упрекнет меня в том, что я защищалась: нападение на инквизитора жестоко карается.

— Все чисто. — Я вернула Станиславу уловитель. — Можете поужинать здесь с ощущением полной безопасности.

Я подарила ему самую безмятежную улыбку из тех, что имелись в запасе. Надежда, что Станислав уйдет за другой столик, рассыпалась в пух и прах, когда он пододвинул к нашему столику стул и уселся. А уж последующая фраза стала настоящим шоком:

— Хороша, — хмыкнул Станислав.

И почему-то обращался он к моей матери.

— Ты следишь за мной? — спросила мама.

— Зачем? Я часто сюда захожу. Мне необязательно следить за тобой, чтобы знать, что ты приехала. Мои люди заметили тебя еще у главных ворот. Так что, милая, это я решаю, можешь ты увидеться с дочерью или нет… Кстати, Даряна, ты знаешь, что Василиса спит с…

— Все, хватит! — Я резко поднялась, и стул грохнулся.

Мы вновь стали объектом повышенного внимания.

— Мама, мы уходим. Пошли, я покажу тебе Триумфальные ворота, они очень красивые.

— Я вас провожу. — Станислав даже не успел сделать заказ.

— Нет-нет, ужинайте. Мы с вами еще позже пообщаемся, — мрачно пообещала я. — Вот.

Бросила на стол золотую монету в качестве оплаты за ужин и потащила маму к выходу, не слушая, что он говорит вслед.

— Василис, что происходит? — робко поинтересовалась мама.

— Теперь понятно, почему вдруг Станислав так резко проявил ко мне интерес. Сволочь. Лучше бы ему оставаться в тени, потому что теперь, кажется, я знаю, как можно его нейтрализовать.

Мама смотрела на меня со смесью страха и удивления. Я-то уже мыслями была в деле Невеи и Лучезара, а потому пропустила момент, когда выболтала лишнее. Но ничего, кроме судьбы Саши, в этот момент не могло меня задеть. Даже объявившийся отец.

Мама разрывалась между желанием во всем разобраться и защитить меня и необходимостью вернуться, пока отец не пошел ее искать. Я помогла, буквально заставила ее нанять экипаж и уехать. Даже оплатила дорогу. И долго смотрела ей вслед, как карета скрывается за поворотом, увозя маму все дальше и дальше. Почему-то появилось ощущение, что увидимся мы еще нескоро.

После встречи со Станиславом меня не отпускало чувство, будто я вот-вот что-то пойму. Но мысль то и дело ускользала, оставляя противное чувство разочарования.

Слезы все-таки выступили на глазах. От всего навалившегося сразу. Прошлое постучалось в мою жизнь и попыталось добить.

Я брела к общежитию, впрочем, какой-то странной дорогой. Можно было пройти по центральной улице, но я зачем-то свернула туда, где даже фонари не зажгли еще. Словно подсознательно искала приключений. Или… Велимира.

Я не заметила его, очнулась, только когда он тронул меня за плечо. Вздрогнула было, но успокоилась, узнав мужчину.

— Что случилось? — это он заметил мои красные глаза.

— Да так. Мама приезжала.

Для пущей верности я еще и всхлипнула. Непроизвольно, конечно, но Велимир впечатлился.

Меня прижали к крепкому мужскому телу и закутали в куртку. Теплую, пахнущую дорогим и свежим парфюмом. За весь день это было первое настоящее объятие. Он ничего не знал и одновременно знал намного больше, чем все остальные. Он знал другую Василису, которая очень редко выползала из своего убежища. Эта Василиса не стеснялась реветь.

— Ну, зачем плакать? Что случилось, что мама сказала?

Я не собиралась ему ничего рассказывать, но почему-то выпалила:

— Станислав — мой отец.

И сама испугалась этого порыва. Что еще я буду готова рассказать? Глупая ведьмочка влюбилась в инквизитора и совсем забыла, что как только с ее губ сорвется «я ведьма», двери пыточной камеры захлопнутся за ней, оставят навечно в темноте.

— Он начальник Службы… — начала я объяснять.

— Знаю, кто он. Тебе мама рассказала?

— Он подтвердил. Они встретились, когда он работал в Инквизиции. И вот… я.

Велимир фыркнул мне в макушку. Конечно, в его глазах ситуация была немного проще: девушка просто расстроилась по поводу родителей. Знал ли он о сволочизме Станислава? Зато теперь ясно, откуда во мне периодически просыпается махровая сволочь.

— Бывает, и таким, как Станислав, везет, — философски заметил Вел. — Знаешь, а не ходи в общежитие, ладно?

— А куда мне? — Я подняла голову.

И в этот момент как раз зажегся фонарь, ослепивший меня. Велимир улучил момент и легко скользнул губами по моей щеке.

— Пойдем ужинать. Я жутко голоден, а готовить совсем не хочется.

— Я только что ужинала. С мамой.

А под конец заявился Станислав и отбил мне аппетит до конца жизни. Если соглашусь пойти с Велом, жизнь эта будет очень короткая.

— Значит, выпьешь кофе, — отрезал мужчина.

Спорить не хотелось. И глупая ведьма позволила инквизитору себя увести.

ГЛАВА 15

Колдовское имя

Василиса

Ресторан — а Вел ходил именно в рестораны — отличался от привычных мне таверн даже не внешним видом или кухней и не обслуживанием, а людьми, которые туда ходили. Чем-то это сборище напомнило давний прием у Светозары. Мне казалось, он был в очень далеком и безмятежном прошлом.

Немного неловко было за свою форму Инквизиции, в то время как остальные посетительницы этого сказочного места были разодеты в вечерние наряды. Несмотря на будний день больше половины столиков были заняты. Но ни одна живая душа не выказала недовольства моим нарядом и мной в частности. Нам улыбались, нам помогали. У меня забрали куртку Вела, да еще и помогли сесть. Умом я понимала, что это — дань уровню заведения, но все равно смущалась, как деревенская девчонка, которой, собственно, и была.

Следующее заявление Велимира было воспринято с облегчением:

— Я сам тебе закажу, ладно? Ты должна попробовать ребрышки, они потрясающие.

Он будто бы забыл, что я уже ела. Но, так как с мамой мы сидели довольно долго, а потом я ее еще провожала, легкий голод о себе знать давал. И когда принесли небольшое, но аппетитное блюдо, я только благодарно вздохнула.

— И что ты будешь делать? — спросил Вел. — Он вообще знал о тебе?

— Нет, не знал. А что я могу сделать? Пусть держится подальше. Ему вряд ли нужна взрослая дочь, а у меня есть отец, который меня вырастил.

И хотел спасти.

— Разумно, но мне кажется, Станислав так просто не отстанет. Хочешь, я с ним поговорю?

— Не нужно. Я сама, нам все равно придется поговорить. Он должен понять, что я не хочу его знать. И ему самому так будет проще. У меня есть отец, я люблю его, и другого знать не желаю. Пусть не по его вине мы друг друга не знали… хотя, знаешь, ездить по деревням, соблазнить молодую помолвленную девушку и уехать — не самый порядочный ход.

— Станислав работал в Инквизиции, когда я еще начинал карьеру. Потом его перевели в СБ, и там он быстро поднялся. Если хочешь знать мое мнение, такой отец тебе не нужен.

Он протянул руку и накрыл ею мою.

— Мне тоже так кажется, — улыбнулась я.

Нам принесли по бокалу вина. В мои планы не входило пить, но… почему бы и нет? Один бокал не повредит, зато расслабит. И, быть может, я сумею уснуть.

— Проводите потом в общежитие? — попросила я. — А то меня не пустят.

Велимир как-то загадочно хмыкнул. Но выяснить, что явилось причиной такого веселья, я не успела: подали заказ. И ребрышки действительно оказались очень нежными и пряными. Порция была небольшой, но я так наелась, что не осталось сил даже допить вино. А вот у Вела сил оказалось больше.

— Я не обедал, — пояснил он. — Иногда не успеваю, приходится за ужином отъедаться.

— Надо было сказать, я бы носила из столовой, — сказала я. — У меня времени много.

Как бы ни была я загружена, на обед время оставалось всегда. Столовая в Инквизиции была дешевой, вкусной и красивой. Даже я не пренебрегала обедами там.

— Поздно уже. К зачету готовишься?

Я даже покраснела, но уверенно кивнула и прикусила губу, чтобы не фыркнуть. Вел еще вчера раздал вопросы к зачету. Сначала он не хотел его проводить из-за Саши, но потом произнес проникновенную речь, что жизнь не закончилась и мы должны учиться хотя бы назло той сволочи, что на напала на Сашку. Вот с этим я была полностью согласна. Лучезар — сволочь!

Естественно, за вопросы я и не садилась. Любую свободную минуту посвящала Варе и ее поиску, только сегодня приезд мамы выбил меня из колеи.

Вел махнул девочке из обслуги и что-то тихо сказал. Она забрала пустые тарелки, оставив на столе только мой бокал с недопитым вином.

— Уходим?

Я сомневалась, попробовать ли расплатиться за свою часть заказа. Вряд ли даст, но вдруг? Не привыкла я как-то вот так просто позволять за себя платить.

— Нет еще, подожди.