Дорога ярости Хофмейр Дэвид
– Нет. Надоело мне людей в землю закапывать.
С холма они оглядывают Первый лагерь. Зажав под мышкой шлемы, вытирают пот со лба. На лагерь они наткнулись неожиданно: забрались на холм – и вот он, внизу, в песчаной долине.
Лагерь пуст. Остались лишь флагштоки с кусками разноцветной ткани, которые развеваются на легком ветру, и пустые экопалатки для защиты от экстремальной жары. Повсюду, как трупы на поле битвы, валяются детали от мотоциклов, мусор, видны перекрещивающиеся следы от шин да чернеют кострища.
Адам и Кейн едут по лагерю, высматривая признаки жизни, но находят лишь группу безмолвных КРОТов первого поколения, которые снуют повсюду, складывают палатки и убирают мусор. Наверху маячит цифровое табло. На нем транслируется информация о гонке.
– У них такие в каждом лагере, – замечает Кейн. – Статистика.
Новости не сулят ничего хорошего.
Первый лагерь. Гонка Блэкуотера. Статистика на понедельник, 4-е число. 81 Гонщик зарегистрирован на стартовой линии. Текущее состояние: 10 погибли, 5 пропали без вести, предположительно мертвы. Фаворит гонки на данном этапе Леви Блад. Шансы 3:1.
– Это мы, – ухмыляется Кейн. – Пропали без вести, предположительно мертвы.
Но пока они сидят и таращатся на табло, цифры меняются: неоновая пятерка мигает и превращается в тройку.
Адам моргает и трет глаза.
– Это еще что за…
Кейн усмехается.
– Табло считало информацию о нас.
Адам качает головой.
– Как думаешь, мы сильно отстали? – щурясь, он вглядывается в даль, приставив руку козырьком ко лбу. Каменные указатели вдоль трассы, кажется, уходят в бесконечность.
Кейн оглядывается на следы шин.
– На пару часов. Не больше.
Адам ерзает на сиденье и оглядывается, как будто надеется найти поддержку, но вокруг них простирается пустыня. Позади ничего, кроме смерти. Адам поворачивается и смотрит вперед.
Через час езды они натыкаются на следующую полосу препятствий. Адам с Кейном останавливаются, чтобы ее изучить. Гонщиков нигде не видно. Полоса вьется меж двух плоских холмов. Сверху они замечают, что она проложена по узкому проходу, ведущему к Высоким равнинам.
Альтернативный маршрут, в обход полосы, ведет ко дну долины. В низину.
– По Высоким равнинам быстрее, – замечает Адам, глядя на карту.
Кейн смотрит ему через плечо.
– Кто бы спорил.
Прищурясь, Адам глядит на солнце. Сразу за началом полосы препятствий дорога круто поворачивает, и остаток трассы скрыт от глаз. Прыжок в сердце тьмы. Адам замечает какое-то движение.
Это уборщики. Они забирают мотоциклы, оставшиеся без хозяев, на ремонт.
– Эвакуаторы, – бросает Адам. – Недобрый знак.
Он наблюдает, как эвакуаторы нагружают прицепы мотодельтапланов. Ему прекрасно известно, что мотоциклы отвезут обратно в Блэкуотер и там либо продадут на металлолом, либо отдадут на восстановление мотомастерам типа Сэди. Эвакуаторы работают в тени трех дирижаблей.
Кейн сплевывает и вытирает рот.
– Как думаешь, не врут? Небесная база и правда возвращает мотоциклы семьям?
Адам ерзает. Рот наполняется густой слюной. Ему становится до ужаса тоскливо.
Он хорошо помнит день, когда вернули «лонгторн»: сгрузили у колодца. Без Фрэнка. Сам он появился через неделю. Без ноги.
– Да, возвращают. Только поломанными.
Адам смотрит на юг, на дорогу, которая ведет в долину, и на полосу препятствий.
Кейн качает головой.
– Лучше не надо.
Адам кивает. Внутренний голос шепчет ему, что Кейн прав. Они молча, не сговариваясь, заводят моторы и едут в низину.
Над головой, не умолкая, кричит падальщик. Адам и Кейн поднимают глаза и видят чернокрылого канюка, который описывает медленные круги в восходящих потоках теплого воздуха. Его синяя тень рябью пробегает по песку и исчезает. Потом они замечают знакомый блеск – тонкий, как игла, лучик света. Белая реактивная струя уходит в небо, и до них через многие километры пустыни долетает мерный гул мотора.
Ракета взмывает ввысь и устремляется прочь с планеты. В неизведанные пространства.
Кейн наклоняется набок и сплевывает. Проводит по рту тыльной стороной ладони. Три часа назад они обогнули полосу препятствий, и теперь они оба без сил.
– Красиво, – говорит Адам. – Ты когда-нибудь видел ракету вблизи?
– Один раз. Еще в детстве.
– А на чем они работают, знаешь?
– Вроде бы на воддените, как и все остальное. – Прищурясь, Кейн глядит на ракету и делает глоток из фляжки.
Адам достает бутыль с водой и встряхивает ее. Воды осталось на донышке. Косится на Кейна и понимает: судя по тому, как тот наклоняет флягу, и еле слышному плеску, воды осталось немного. Адам догадывается, что теперь им придется довольствоваться гидротаблетками, но когда те кончатся… Без запаса таблеток смерть в пустыне наступает очень быстро. Гидротаблетки уменьшают жажду. Жалкий суррогат настоящей воды, но все-таки благодаря им гонщик может продержаться на несколько дней, а то и недель, дольше.
– Нам нужна вода, – говорит Адам, отпивая глоток.
– Остались две бутылки газировки.
– Но нам нужна вода.
Адам смотрит вдаль. Замечает, как по равнине что-то движется. Расплывчатое пятнышко. Парит над землей, описывая зигзаги. То появляется. То исчезает. Снова появляется. И опять пропадает.
– Смотри.
Утолив жажду, Кейн вытирает рот, закрывает флягу и бросает в заплечный мешок, не отрывая взгляда от пятна вдалеке.
– Вижу.
– Гонщик?
– Скорее всего.
Они выезжают в низину. Моторы мерно урчат. Адам и Кейн едут ровно и спокойно. За ними вьется пыль. Они без шлемов, в одних очках, которые защищают покрасневшие от усталости глаза, и воздушных масках, прикрывающих пересохшие рты.
Два причудливых силуэта в пыли.
Они медленно, но верно нагоняют ездока впереди. Над дорогой висит марево. Незнакомец то появляется, то снова пропадает из виду. Они едут за ним целый день. Под раскаленным солнцем. Когда жара становится невыносимой, они достают фляги и отхлебывают еще по глотку воды. Они не останавливаются до тех пор, пока холмы не превращаются в черные тени в синих сумерках. Зажигаются холодные яркие звезды.
Гонщики слезают с мотоциклов и собирают хворост для костра. В песчаной дали, в бархатистой темноте мерцает одинокий огонек. Над дюнами разносится первобытный вой.
– Слышал? – спрашивает Адам Кейна.
– А то.
Они вслушиваются в дикие заунывные звуки, но больше не говорят ни слова.
Впервые за долгое время они едят мясо. Кейн одним выстрелом из рогатки – хрррясь! – убивает песчанку и потрошит ее ножом Ната, который с невозмутимым видом достает из заднего кармана. Адам не говорит ни слова.
Я знал. Я так и знал, что он его забрал.
Кейн насаживает грызуна на палку с заостренным концом – от края до края – и они жарят тушку над плящущим огнем. Угощение выглядит зловеще. Адам чует запах мяса, слышит, как потрескивает жир, как стреляют дрова в костре, и у него урчит в животе.
– Сплошной белок, – Кейн протягивает ему тонкий ломтик мяса в испачканной жиром руке. Мясо обуглилось и выглядит так же неаппетитно, как и живой грызун. Но Адам все равно берет еду.
Они жуют медленно, старательно работая челюстями, смотрят на огонь, то и дело поглядывая на мерцающий вдалеке, точно звезда в темноте, костер одинокого гонщика.
Адам просыпается на рассвете от шуршания: Кейн мочится в остывший костер. Струя его мочи флуоресцентно-желтого цвета. Небо над ними ярко-оранжевое – величественный цветной купол. В этом фантастическом свете пустыня оживает.
Адам всматривается в даль. Ничего. Никто не движется.
– А где гонщик?
Кейн, помочившись в кострище, застегивает ширинку на черных штанах, прищурясь, вглядывается в пустыню и пожимает плечами.
– Где-то там. Наверно.
Позавтракав скудными остатками мяса, они отправляются в путь. Гонщик, которого они преследовали накануне, исчез. Все утро он не попадается на глаза. Адам и Кейн едут быстро и уверенно. Жара нарастает, и к полудню пустыня превращается в плавильный котел.
Кейн тормозит. Смотрит на Адама. Щурясь, он глядит на солнце.
– Слишком жарко. Давай передохнем.
– Нам нельзя останавливаться, – возражает Адам, замедляя ход. – Надо ехать дальше.
Кейн качает головой.
– Если мы сейчас поедем дальше, то сдохнем от жары. Надо знать, когда остановиться, а когда рваться вперед. Это игра. Причем долгая.
Они собирают палки, чтобы на них, как на каркас, натянуть одеяла и устроить навес, и садятся в тенек на придорожные валуны. Кейн достает из мешка газировку, прижимает горлышко каждой бутылки к камню и ловко сбивает пробки ладонью.
– Сто лет ее не пил, – говорит Адам, когда Кейн протягивает ему нагревшуюся на солнце стеклянную бутылку в форме песочных часов с выпуклыми полосками. Он смотрит, как на темной поверхности газировки всплывают пузырьки.
– Они как будто издеваются над нами, – замечает Адам.
Кейн запрокидывает голову и делает большой глоток. Бутылку он держит обеими руками.
– С чего ты взял?
– Дают то, чего больше нигде нет. Вкус прошлой жизни.
– А может, и будущей, – предполагает Кейн, указывая на небо, рыгает и отпивает еще один большой глоток.
Они молча пьют, смакуя теплую сладость, каждый в своем собственном мирке. Когда в бутылках не остается ни капли, Кейн относит их на плоский камень в двадцати шагах от них и ставит там на расстоянии пяти сантиметров друг от друга. Две стеклянные бутылки отражают солнце.
Кейн возвращается с рогаткой в руке. Молча закладывает в нее камень. Расставляет ноги, оборачивает один конец жгута вокруг безымянного пальца левой руки, а другой зажимает между большим пальцем и средней фалангой указательного. Замирает. Смотрит на бутылки.
Никто не произносит ни слова.
Кейн размахивает пращой. Три ленивых круга над головой. Раз… два… три…
Потом еще. Быстрее и быстрее. Семь-восемь оборотов в секунду.
Последний, самый мощный замах и – вжик! – Кейн бросает камень. Щелкает плетеный жгут рогатки, и каменный снаряд летит в цель.
Первая бутылка не просто трескается и падает: она разлетается на мельчайшие брызги. Быстрым плавным движением Кейн закладывает в пращу следующий камень.
– Ничего себе! – восклицает Адам. – Она не разбилась, она превратилась в ничто!
Кейн косится на него.
– Я видел у тебя рогатку, только ты ею никогда не пользуешься. Ты всяко попадешь в бутылку… если стреляешь так же хорошо, как ездишь.
Адам качает головой.
– Если бы ты умел ею пользоваться, – не унимается Кейн, – она бы помогла тебе в беде.
Адам слышит скрип веревки, видит Ната, висящего вниз головой на дереве, а под ним – пару поношенных ботинок и грязные джинсы.
– Я умею стрелять из рогатки.
– Думай о ней, – продолжает Кейн, не обращая внимания на слова Адама, – ты должен ей доверять, как брату. – Он опускает глаза на жгут, который сжимает в руках, и печально улыбается.
Адам наклоняется и выуживает камешек из своего мешочка. Голыш размером с грецкий орех, круглый, серый, гладкий.
Кейн кивает.
– Да, речные лучше всего. Этот хороший. Сантиметра два толщиной. Весит где-то граммов пятнадцать. Идеально.
Адам взвешивает камень на ладони, вертит его в руке, пока тот не согревается. Закладывает голыш в седло рогатки, теребит узел.
– Держи рогатку, как женщину, – наставляет Кейн. – Свободно, но крепко.
Адам смотрит на него. Кейн качает головой.
– Я так понимаю, этого ты тоже никогда не делал?
– Я знаю, как надо.
Кейн усмехается. Его волчьи глаза блестят.
Адам вытягивает руку и раскручивает пращу – сперва над головой, потом сбоку. Рука движется словно сама по себе. Он чувствует, как ее тянет к земле. Адам выжидает… рано… Рано. Крутит пращу все быстрее и быстрее, а потом…
ВЖИК!
Громко хлопает жгут, и камень летит.
Промах. Даже близко не попал. Если бы вместо стеклянной бутылки перед ним стоял враг, песенка Адама была бы спета. Он сжимает зубы и достает из мешочка следующий голыш.
– Когда стреляешь, нельзя злиться, – поучает его Кейн. – С рогаткой надо обращаться нежно.
– С чего ты взял? – огрызается Адам.
– Расслабься. Это как с мотоциклом. Ты должен увидеть полет. Траекторию камня. Представить, как он попадает в цель. Сперва прокрути это в голове. Доверься рогатке. Позволь ей сделать то, что велит ей твой мозг. Она и сама знает, как это делается. Дыши спокойно. И все получится.
Адам кивает. Теперь ему все ясно. Он смотрит на оставшуюся бутылку, прикидывая в голове движение камня, дугу, по которой он полетит. Он старается успокоиться. Сосредоточиться на дыхании.
Вдох… выдох… вдох… выдох…
Он снова начинает раскручивать над головой пращу. Закрывает глаза, отдается ритму движения. Погружается в это ощущение. Потом снова открывает глаза, концентрируется, пристально глядит на цель. Вокруг мертвая тишина. Ничто не шелохнется. Адам раскручивает пращу. Сперва медленно. Потом быстрее.
Еще быстрее. Так, что жгут расплывается… ВЖИК!
Взрыв. Град осколков. Горлышко бутылки разбито вдребезги. Нижняя часть по-прежнему стоит на камне.
– Неплохо, – Кейн уходит забрать камни, возвращается, протягивает Адаму снаряды и ухмыляется: – Правда, здорово?
Адам кивает и забирает у него оба голыша. Один опускает в карман, второй заряжает в рогатку и снова раскручивает над головой. Так приятно ощущать тяжесть камешка в седле, упругость жгута, сплетенного из пеньки с водденитом, притяжение земли, плавные движения руки. Наверняка, если потренироваться, у него все получится.
– АДАМ СТОУН! – раздается чей-то крик.
Адам вздергивает голову, выпускает жгут и роняет все на землю – и камень, и рогатку.
19
Вторник, 5-е число, 13:00+54 часа
Сэди Блад?
Наверху, на холме, она сидит на своем черном, как уголь, и чертовски крутом «сэндитере». Этот мотоцикл создан для того, чтобы в буквальном смысле пожирать пустыню километр за километром. И Сэди, и мотоцикл припорошены мелкой пылью. На голове у девушки очки. Ее карие глаза остекленели. Зубы сжаты.
– Сэди Блад, – повторяет Адам. – Так это ты там была?
Он стоит, опустив руки по бокам, и смотрит на нее.
Кейн делает шаг к Сэди.
– Какого черта ты тут делаешь?
Сэди моргает, облизывает губы. Вид у нее измученный.
– Я заметила ваш лагерь позади меня. Решила вернуться. Посмотреть, кто вы такие. – Она косится на Адама. – На всякий случай.
Сэди оглядывается через плечо.
Адам чувствует ее страх. Сэди перепугана до смерти.
– Что случилось?
Она поворачивается к нему.
– Вы их видели?
– Кого?
– Они гнались за мной. Вон они, там. Разве вы их не слышали?
– Да кого?
– Кого-кого! Волков.
Все молчат.
– Вообще-то волки мотоцикл не догонят, – наконец замечает Кейн.
Сэди бросает на него взгляд.
– Только не эти. – Она поворачивается к Адаму. – Я думала, ты один едешь.
– Ну, так и было, но я…
– Ладно, плевать, – перебивает она, – пора двигаться. Нельзя терять ни минуты!
Они стремительно выезжают на равнину. В огромном небе – белое солнце в зените. Они проезжают груды камней, голые деревья и плоские холмы, которые не отбрасывают тени. Жара стоит нестерпимая.
– ДОЛИНА ТЫСЯЧИ МЕРТВЫХ СЫНОВЕЙ! – кричит им Сэди.
Ветер свистит в ушах, мотоциклы ревут под ездоками. Адам все отчетливее слышит странный звук – пугающий лай и вой позади. Оборачивается и видит их.
За ними вприпрыжку гонятся волки. Адам замечает, как блестят их глаза, как сверкают белые клыки. Пытается пересчитать зверей. Восемь? Десять? Может, даже дюжина.
Во главе стаи огромный вожак. Мчится вперед по песку, скалясь и рыча. Каждый мускул в его теле напряжен. Грозный, поджарый, зубастый хищник.
– ВПЕРЕД! – в ужасе вопит Адам. – БЫСТРЕЕ!
И трое байкеров летят вперед во весь дух, а за ними неотрывно следуют волки.
Адам чувствует, как от напряжения горят мускулы. Он гонит «лонгторн» по выжженной равнине. «Сэндитер» Сэди ловок и проворен. Она переключает скорости, и мотоцикл, взревев мотором, объезжает трещины и камни. «Дрифтер» Кейна идет мощно и уверенно, как всегда.
Оглянувшись через плечо, Адам замечает, что волки отстают. Отстают, но не сдаются – вожак лает, подгоняя стаю. Адам поворачивается и гонит дальше, спасая жизнь.
Они мчатся на максимальной скорости довольно долго. Адам не знает, сколько проходит времени. Он лишь чувствует, что начинает выбиваться из сил. Судорожно вдыхает воздух сквозь маску и оборачивается. Волков не видно. Однако они там, за дюнами: он слышит их лай и вой.
– Долго мы так не протянем, – кричит Адам.
Кейн выгибает шею, чтобы оглянуться. Нажимает на тормоз, и мотоцикл идет юзом. Адам тоже тормозит.
– Они от нас никогда не отстанут, – вздыхает подъехавшая к ним Сэди и облизывает губы. – Никогда.
– Да что им вообще от нас надо? – удивляется Адам и оглядывается по сторонам, думая, как быть дальше. – Разве волки нападают на людей?
– Жрать они хотят, вот и все, – бесстрастно отвечает Кейн.
Сэди совсем запыхалась.
– Ты по-прежнему думаешь, что нам удастся их обогнать?
Раздается вой. Все громче и ближе.
Кейн не отвечает.
– Вон какая-то хижина, – сообщает он, указывая на восток. – Скорее всего, заброшенная. Если мы до нее доберемся, сможем укрыться от волков. Будем сидеть, пока они не уйдут.
Адам смотрит, куда указывает Кейн, и замечает вдалеке коричневое пятнышко. Так сразу и не разглядишь, что это такое. Но что-то там точно есть.
– А если там бандиты?
– Бандиты не живут в хижинах.
– Ты уверен? – спрашивает Сэди.
Отвечать ей некогда. На холме, словно из ниоткуда, появляются волки. Все сразу. Их глаза горят. Звери рвутся вперед, как стая чертей. Адама пронзает страх. Он бьет по газам и несется вперед. Спустя несколько секунд оборачивается и замечает, что Сэди отстает. Ее, сокращая расстояние, преследует волк. Вот-вот нагонит.
– ЭЙ! – во все горло кричит Адам, разворачивается и едет к Сэди.
Очертя голову, он мчится на волков и в последнюю секунду круто разворачивает «лонгторн». Мотоцикл визжит. Из-под колес летят камни и песок. Волк огрызается, выгибает спину и отпрыгивает. Адам резко рвет с места, но он отстал. И теперь уже он едет последним.
– Гоните к хижине, – кричит он летящим впереди Кейну и Сэди. – Я их уведу.
Сэди оборачивается и смотрит на него.
Адам, не дожидаясь ответа, разворачивается и рулит обратно. Краем глаза он успевает заметить, что Сэди и Кейн, взвивая пыль, мчатся в укрытие. Снова слышится вой, от которого у Адама кровь стынет в жилах. За ним гонятся волки. Адам несется вперед.
Идиот. Что я наделал? Как я мог отпустить Сэди с ним?
Он трясет головой, чтобы заглушить гул в ушах.
Соберись. Надо держаться.
Думать некогда. Вот и все. Он поступил так, повинуясь порыву. Адам знает, что нужно доверять чутью, а оно ему подсказывает, что с Кейном Сэди будет в безопасности.
Сумеет ли он ее защитить? Фрэнк говорил, что верить нельзя никому.
Он поворачивается в седле. На него накатывает еще одна волна паники.
Где они, черт побери?
Волков не видно.
Нужно что-то придумать, но в голову ничего не приходит. Им движет страх. Сердце екает. Адам уверенно едет вперед, без привода. Привстает в седле и тогда наконец видит их.
Они движутся клином за вожаком – самым крупным волком. Он замечает Адама, и во взгляде зверя загорается ярость. Волк оглядывается на стаю и отрывисто лает, приказывая остальным следовать за ним. Их всего семеро. Не дюжина.
Даже несмотря на то, что Адам до смерти боится, его поражает их красота. Их плавный и бесшумный бег, идеальная симметрия движений их тонких конечностей. Волки мускулистые, поджарые и сильные. Каждая мышца в их теле работает, подчиняясь луне и жажде крови.
Вожак щелкает зубами, и изо рта у него тонкой струйкой течет слюна, придавая зверю свирепый вид. От хищника не жди пощады.
Адам сворачивает вправо и взлетает по склону. Перемахивает через гребень, парит в воздухе и, резко дернувшись, приземляется. Заднее колесо ведет вбок, но Адаму удается выровнять «лонгторн» и удержаться в седле.
Он понимает: если волки его поймают, разорвут в клочья. Моментально. Только кости останутся. Как-то раз они за ночь сожрали всех куриц Фрэнка. Не осталось ничего, кроме заляпанных кровью перьев, кое-где прилипших к проволоке. Они загрызли одну из последних остававшихся свиней старика Дэгга. Все, что тот нашел – следы волчьих лап, лужицы свернувшейся крови да одно-единственное копыто, и то наполовину изгрызенное.
Надо сосредоточиться. Нельзя упасть.
Он вырывается на равнину, взвивая пыль, прокладывает новую дорогу в песке. Перелетает через ров и приземляется с другой стороны. Огибает груду камней и, виляя, мчится к зарослям акации, которые виднеются в колышущейся от ветра траве.
Шипы! У акации шипы с палец длиной и острые, как кинжалы.
Адам поворачивается, оглядывается, видит волков. Они не отстают. Он прокладывает дорогу сквозь неожиданно вставшие у него на пути заросли высокой травы, выгоревшей под солнцем. Трава ему по пояс, и непонятно, что там, под колесами – ямы ли, кочки. Он едет наугад.
Семь невидимых фигур прокладывают ходы сквозь траву за его спиной. Слышится зловещее шуршание. Волки поднимают головы из травы и снова прячутся, точно гигантские черви.
Адам взлетает на гребень, объезжает деревья и спускается на плоскую песчаную косу. Впереди ничего, кроме песка, солнца и жаркого марева. Воздух густой и влажный, небо заволокло грозовыми тучами. Песок кажется охряным под лиловым, набрякшим, точно синяк, небом.
Адам едет зигзагами, чувствуя, что мотоцикл теряет скорость, замедляет ход.
Вспышка ослепительного света.