Дорога ярости Хофмейр Дэвид

16

Воскресенье, 3-е число, 22:02+15 часов

Первое, что он слышит, – как трещит огонь. Потом тихий шепот ветра и какие-то хлопки. Он продрог до костей. Все тело болит.

Он открывает глаза и видит расплывчатые очертания каких-то предметов в сине-черных сумерках. Выдыхает, и изо рта у него идет пар. Приподнимается на локтях. В голове шумит. Ветер треплет серебристое одеяло, которым Адам укрыт.

Перед ним у костра, ссутулясь, сидит человек и ворошит палкой красные угольки.

Адам кашляет и с трудом садится.

– Фрэнк?

Человек оборачивается к Адаму. Желтые глаза горят во мраке.

– Ты!

Кейн смотрит на Адама.

– Именно. Я.

Над костром вздымается сноп искр. Пламя пляшет.

Адам чувствует привычное беспокойство. Замечает, что в нескольких метрах от костра лежит чье-то бесформенное тело, накрытое с головы до ног одеялом. С одного конца из-под одеяла торчат маленькие ступни в черных носках. С другого – белеет веснушчатая щека.

Адам встает и, хромая, подходит к неподвижному телу мальчишки. Смотрит на него, скрестив на груди руки и придерживая одеяло, чтобы не упало с плеч.

– Нат!

Тот стонет и переворачивается на спину, но ничего не говорит.

– Как он? Совсем плохо? – спрашивает Адам, испытывая одновременно облегчение и чувство вины. По крайней мере, Нат жив.

– Да уж ничего хорошего.

– И что нам делать?

– Нам?

Адам смотрит на костер. Чувствует на себе взгляд Кейна.

– Бросим его, – отвечает тот.

Адам качает головой.

– Нет, мы не оставим его здесь.

– И как ты предлагаешь тащить и его, и мотоцикл?

Адам трет запястья. Они болят. Даже в полумраке видны рубцы от веревок и багровые синяки.

Адам смотрит на Кейна.

– Что случилось?

– Сам подумай.

– Они…

– Они не вернутся, скажем так.

Адам бросает взгляд на часы.

– Не бойся, – замечает Кейн. – Так поздно никто не ездит. В первом лагере всех пересчитают и решат, что мы мертвы.

Адам смотрит на Кейна.

– А ты чего плелся в хвосте?

Глаза Кейна полыхают в темноте, словно огонь горит в них, а не отражается.

– Ждал. Надо уметь выбрать момент. Твое счастье, кстати.

– Ты прав.

Адам ковыляет к костру, садится и наблюдает, как пляшет пламя. Вытягивает руки, чтобы погреть у огня, и видит красные рубцы на запястьях. Все тело ноет и ломит, словно его выкручивали, как тряпку.

Адам подбирает обгорелую палку и ворошит уголья.

– Так это ты нас спас.

Кейн ничего не отвечает. Адам смотрит на него. Лица Кейна не разглядеть в темноте. Только горят желтые глаза да блестят белые зубы.

– Они что-нибудь взяли? – спрашивает Адам.

– Ты про ваши мотоциклы? – Кейн указывает на три байка, которые стоят рядом, на подножках, отбрасывая в свете костра рваные тени.

«Лонгторн» Адама. «Дрифтер» Кейна. «Санблейзер» Ната.

– А мой набор?

– Почти ничего не осталось. – Кейн показывает на три скомканных мешка. – Но там и было-то негусто. В моем только самое необходимое. Ну и две бутылки газировки.

– Две бутылки газировки?

– Ага.

Адам качает головой.

– Фигня какая-то.

– Точно, – соглашается Кейн. – Все фигня.

Адам бросает палку в костер и выпрямляется.

– Не понимаю.

– Чего именно?

– Ты говоришь, тебя зовут Кейн, но у людей обычно еще и фамилия есть. Появляешься и исчезаешь, как дым. Тебя как будто бы не существует. Однако вот он ты.

Кейн отхлебывает глоток из фляжки и, прищурившись, глядит на Адама.

– Вот он я.

Адам с трудом удерживается, чтоб не закричать. Он боится Кейна, его глаз, которые, кажется, видят все, но все равно восхищается им. Кейн ему нравится, и это раздражает и огорчает Адама. Ему кажется, что Кейн его дурачит. А он не любит чувствовать себя в дураках.

Адам бросает на Кейна злой взгляд.

– Ты говоришь, что приехал с другого конца пустыни, но там никто никогда не бывал. И никто не вернулся оттуда живым.

– Гонщики с Небесной базы тоже не возвращаются, если уж им посчастливилось победить и попасть туда. Это же не значит, что Небесной базы не существует.

– Где ты был? Куда ты пропал, когда твоя помощь была нужна?

– Ну я же помог тебе, когда ты болтался вверх ногами.

Адам сжимает кулаки.

– А где ты был вчера?

– Интересно ты меня благодаришь.

– Я должен знать. Почему ты уехал?

Кейн вздыхает.

– Зачем вообще люди что-то делают?

– Это не ответ!

Кейн пожимает плечами и ворошит палкой костер.

– Значит, я поехал к одному типу насчет лошади.

Адам качает головой.

– Они убили его. Ты знал об этом?

Кейн не отвечает.

Адам впивается в него пристальным взглядом.

– Ты меня слышишь? Они убили Фрэнка!

Кейн переводит взгляд с огня на Адама и снова отворачивается. На мгновение поджимает губы. На долю секунды. А потом его лицо снова принимает такое выражение, как будто Кейн за километр отсюда.

– Что поделать, – говорит он. – Я тебе сочувствую, правда. Но все умирают. Кого-нибудь все время убивают.

Адам отступает на шаг. У него кружится голова. Он задыхается.

– Да что ж ты за человек такой?

Кейн смотрит на него.

– А ты?

– Я, в отличие от тебя, понимаю, что такое хорошо и что такое плохо.

Кейн не сводит глаз с огня.

– Поверь, ты ничего не знаешь о себе, пока не дойдет до дела.

– Да что с тобой не так? Почему ты такой?

Кейн копается в куче дров. Ветки и сучья старые, голые, белесые, точно груда костей. Вытаскивает несколько палок и бросает в огонь.

– Просто я дурной человек. Испорченный до мозга костей.

17

Понедельник, 4-е число, 06:05+23 часа

Они спят в своих спальниках, по очереди просыпаясь, чтобы подбросить дров в костер. Когда он затухает, наступает абсолютная темнота. Ни звезд. Ни луны. Ни путеводных огней. Они просыпаются до рассвета, словно по сигналу какого-то внутреннего будильника, который отслеживает опасность.

– Сделаем из веток сани, – предлагает Адам после того, как они позавтракали гидротаблетками и печеньем. – И потащим его за собой.

– Не получится, – возражает Кейн, глядя на розовые и оранжевые полосы, прорезающие черное небо над горами.

– Это еще почему?

– А байк ты его куда денешь?

– Тоже потащим.

– Ты забыл, где находишься?

– Я все прекрасно помню. Но мы же наверняка не одни такие. Не у нас одних проблемы.

– Проблемы? У меня нет никаких проблем.

Адам смотрит на Кейна.

– А я ведь так тебя толком и не поблагодарил.

– Есть такое.

– Я не знаю, как тебе это удалось. Как ты так ловко справился с бандитами. Но ты меня спас. Спасибо тебе.

Кейн запускает грязные пальцы в коротко остриженные волосы. Шагает к неподвижному телу Ната.

Адам провожает его взглядом. Потом осматривается в поисках веток с упавших деревьев.

– Надо поторапливаться, а то не успеем сделать сани.

– Уже не надо, – бросает Кейн.

У Адама сводит живот от волнения.

– Помнишь, я тебе говорил, что все умирают? – тем же тоном продолжает Кейн.

Адам переводит взгляд на маленькое пыльное тело на земле. Неподвижное, точно камень, часть пустыни.

Не надо. Не говори ничего.

– Ну вот, – резюмирует Кейн. – Люди умирают. Ничего не поделаешь.

Они хоронят Ната в неглубокой могиле, которую вырыли запчастями от мотоциклов. Работают быстро. Не останавливаясь, не разговаривая. С них льет пот. Адам и Кейн стоят, опустив глаза на перекопанную землю. Адам размышляет, не слишком ли мелкая получилась могила, а то ведь ночные звери раскопают.

– Он этого не заслужил.

– Зато теперь он свободен, – отвечает Кейн. – Смерть – его награда.

Адам качает головой и всматривается в горизонт. В небе видны очертания крыльев. Над ними парят дирижабли, тихо и настороженно летят прочь. Адам достает из пачки печенье, смотрит на него и швыряет в кусты.

– Зачем они сделали Гонку такой жестокой?

– Черт. Да Остатки им и нужны-то лишь для того, чтобы водденит добывать. Одни работают, пока не сдохнут, а другие их развлекают. Вот и все. Мы для них как собаки. Лаем и рвемся с цепи.

Адам переводит взгляд на мотодельтапланы. Потом поднимает глаза и смотрит на безмолвные дирижабли.

– А мне кажется, они нас боятся. От нас же что угодно можно ожидать. Ты посмотри на бандитов: настоящие дикари. Небесная база таких в жизни к себе не пустит.

Кейн начинает ногой заваливать могилу Ната землей. Видя это, Адам следует его примеру.

– А Псы-Воины? Я слышал, они детей крадут. Продают бандитам. Или приносят в жертву. Таких Небесная база тоже не пустит.

– Ага. Псы просто звери. Это точно.

Адам стоит над могилой. Руки его вытянуты вдоль тела. Раньше его ничего не интересовало, кроме Небесной базы. Ни о чем другом он не мечтал. Теперь же в его душу упало зерно сомнения, и Адам чувствует, как оно пускает корни. Он окидывает взглядом холмик, под которым покоится тело Ната. Мальчишки, который не дожил и до тринадцати.

– Как думаешь, куда мы попадем? – спрашивает Адам Кейна, чтобы переменить тему. – Ну, после смерти?

– А тебе не все равно?

– Мне – нет.

Кейн смотрит на Адама.

– Вернемся сюда.

– Обратно?

– Ну да. Вернемся и отомстим всем, кто нас обидел.

– А потом? После того, как отомстим?

– Тогда все и кончится.

Они долго так стоят. Пока их тени, длинные и тонкие от поднимающегося за их спинами солнца, не сокращаются и не припадают к ботинкам.

– Он погиб из-за меня, – бросает Адам.

Кейн качает головой.

– Еще чего. Он сам выбрал Гонку. Знал, на что идет.

– Можно подумать, у нас был выбор! Либо Гонка, либо шахта.

Кейн щурится на солнце.

– Пора ехать.

Адам оборачивается к нему.

– Ты хочешь ехать со мной?

– Ага. А что?

Адам кивает в сторону могилы.

– Просто я за последние пару дней уже двоих похоронил.

18

Понедельник, 4-е число, 11:10+28 часов

Силуэты двух всадников на железных конях дрожат в жарком мареве. Гонщики мчатся на восток по выжженной земле под неусыпной стражей предгорий Сотус, которые возвышаются впереди, за пустынной равниной. Мотоциклы поднимают пыль, и она стелется за байкерами, красная в ослепительном свете солнца. В синей дали маячит сумрачная тень Эль-Диабло. То кажется, что до нее рукой подать, то – что никогда не доехать. Мираж. Обман палящего зноя. Адам знает, что по прямой дороге до покрытых лавой склонов Эль-Диабло всего день пути, не больше.

Но трасса Гонки Блэкуотера – отнюдь не прямая дорога. Она извилиста и коварна.

Ему предстоит несколько долгих дней ехать под палящим солнцем, прежде чем он доберется до Эль-Диабло, объедет вокруг кратера старого вулкана и погонит обратно к Блэкуотеру. Если он вообще туда попадет.

Они летят вперед легко, ровно и мощно. Придерживаются каменных указателей маршрута, выкрашенных в белый цвет. Не разговаривают. Адам чувствует, как солнце печет лицо, как песок жалит кожу. Раскидывает руки, закрывает глаза и едет вслепую, не держась за руль.

Мотодельтапланы давно скрылись из виду. Они одни в пустыне.

Адам не может забыть слова Кейна: «Люди умирают. Ничего не поделаешь».

Смерть Ната оставила в его душе гноящуюся рану. Эта боль никогда не утихнет. Точно так же, как после гибели Фрэнка. Адам глотает слезы. У него не было никого, кроме Фрэнка, – и того отобрали. Жизнь всегда отнимает всех.

Черт бы тебя побрал, Нат, с твоим дурацким ножом.

Адам глядит на Кейна, который едет на пять-шесть корпусов впереди него. Жгут его рогатки развевается на ветру. Ножа не видно. Адам силится вспомнить, не было ли ножа в могиле, когда они закапывали Ната, но не может собраться с мыслями.

Он бьет по газам, переключает скорости и привстает в седле. Он мчится вперед по укатанной дороге, оставляя Кейна позади в клубах пыли.

Мне нужен воздух. Нужно пространство, чтобы вздохнуть.

Они доезжают до обширной песчаной долины, посреди которой возвышаются плоские холмы из гранита и песчаника с отвесными стенами. Пустыня здесь мерцает на жаре; в дымке плывут голые силуэты деревьев. По песку змеятся отпечатки шин, скрываясь в молочно-белой туманной дали.

Небо цвета мутного жемчуга. Полуденное солнце в зените и палит нещадно.

Они проезжают покореженные мотоциклы. Всего их четыре. «Бэктрейл», «сэндбластер», «стормчейзер», которому уже ни за кем не гнаться, и, наконец, одинокий «скорчер». Байки стоят без хозяев, дожидаясь, пока их заберут. Все, кроме последнего. За раму «скорчера» по-прежнему держится ездок.

Они останавливаются.

Гонщик не двигается.

Это девушка. Шлем слетел. Шея сломана. На губах, искривленных в предсмертной гримасе, запеклась кровь. Как будто она перед смертью увидела что-то омерзительное. Адам слезает с мотоцикла, встает позади девушки, наклоняется, чтобы увидеть то, на что смотрела она.

Но что бы это ни было, оно давным-давно исчезло.

Адам прижимает два пальца к запястью девушки. Пульса нет. Кожа теплая.

– Меня от этого тошнит, – признается он, выпрямляясь.

– Ничего не поделаешь, – замечает Кейн, который по-прежнему сидит на своем «дрифтере».

Адам поворачивается к нему.

– Тебе ее не жалко?

Кейн пожимает плечами.

– Хочешь, чтобы мы и ее тоже похоронили?

Адам качает головой.