Сказочник Клименко Анна
– Очень приятно встретить тебя, Дар-Теен. Как твоя нога?
– Погано, – он приподнял раненую конечность, – кто меня так порезал?
– Кто-кто, Сказочник конечно, – Андоли широко улыбнулась, демонстрируя ряд мелких жемчужных зубок, – но если бы он этого не сделал, в Кар-Холоме тебе по самое бедро бы ногу подровняли.
Тут с треском и хрустом на пригорок вывалился второй крылан, которого угрюмо тащил на поводу молодой кэльчу. Чересчур высокий для сына Хинкатапи, он, похоже, слишком стеснялся и своего роста, и больших ног и рук, а потому сутуло брел, сверкая исподлобья карими глазами. Похож он был… на взъерошенного и драчливого воробья, иначе и не придумаешь.
– Ну что, все обсудили? – мрачно брякнул он, даже не взглянув на Дар-Теена, – пора собираться. Ты, Андоли, бери Шеверта и Миля, а я...
– Ни за что! – маленькая элеана состроила хитрющую рожицу, – я, Топотун, мертвых боюсь. Так что вы с Шевертом берите Миля, а я возьму этого ийлура.
Ее ответ совсем не понравился Топотуну – и Дар-Теен вдруг понял, что этот сутуловатый парень очень даже, как говорят, к элеане неровно дышит.
– Э... мне, право же, все равно с кем лететь, – осторожно сказал ийлур, за что тут же удостоился еще одного презрительного взгляда от безнадежно влюбленного кэльчу.
– Вот и лети с Андоли, – усмехнулся Шеверт, – ты у нее в большом долгу, между прочим.
И Сказочник подал элеане стрелу с ярким оперением – ту самую, что на месте уложила матерого волка.
– Ой, благодарю, – Андоли отвесила шутливый поклон, – Шеверт, а ты-то сам как?
– Великолепно. Как всегда.
И кэльчу скривился так, словно обнаружил паука в ложке с кашей.
От Андоли пахло болотами, грязной одеждой и мятой. Наверное, решил Дар-Теен, она специально натерлась мятным маслом или отваром, чтобы забить неприятный запах долгой и тяжелой дороги. Скорее всего, Андоли мечтала искупаться в чистом озерце, переодеться и отдохнуть – но дело прежде всего, и потому она терпеливо переносила все тяготы путешествия.
Под коленом неумолимо дергало жаркой болью. Дар-Теен, скрежеща зубами, кое-как взгромоздился в седло у основания шеи крылана, двумя руками поправил больную ногу. Андлоли, которая пока стояла на земле, задрала голову.
– Может, тебя лучше привязать к седлу? А то еще вывалишься...
– Привяжи, – согласился Дар-Теен. Уж хуже точно не будет, учитывая, что ни разу в жизни ему не приходилось перемещаться таким вот образом.
Андоли похлопала крылана по шее, заставляя улечься. Затем – раз, два – и ловко примотала ноги Дар-Теена к седельной подпруге. Сама элеана скользнула в седло за его спиной, подобрала поводья.
Дар-Теен в последний раз оглядел жалкий клочок твердой земли в болотах: Шеверт и Топотун возились с печальным грузом для второго крылана, о чем-то тихо совещаясь. Со стороны ближайшей топи наползал туман, рваными рукавами обнимая и пригорок с лысой верхушкой и мохнатую тушу волка, подстреленного Андоли. А с неба все также срывались мелкие капли по-осеннему холодного дождя – словно иной погоды здесь никогда не бывало и быть не могло.
– Ты когда-нибудь летал? – интригующим шепотом поинтересовалась Андоли и, не дожидаясь ответа, заколотила пятками по гладким бокам крылана.
– Н-но, пошел, пошел, зеленый!
Тот заурчал и неохотно вломился в ельник, мотая угловатой башкой.
– Не туда, не туда! – почти простонала элеана, что есть сил дергая за повод и разворачивая тварь в другую сторону.
Но крылан, видимо, уже давно решил куда именно ему нужно – и, не обращая внимания на крепкие выражения Андоли, что есть мочи припустил в непонятном направлении.
– Стой!!! куда?!! Трясина!..
И после этого – последнего вопля девушки – Дар-Теен вообще что-либо перестал слышать: все заглушило хлопанье черных, с синевой, кожистых крыльев.
Крылан оказался себе на уме: ему всего-то нужно было найти местечко, где росло бы поменьше хоть и чахлых, но все же деревьев. А потому, неведомо как сориентировавшись на болотах, он самостоятельно выбрал место для взлета, грациозно оттолкнувшись задними лапами от шатких кочек среди зеленой зыби.
Деревья катастрофически быстро уменьшались в размерах, злой и холодный порыв ветра вмиг выбил слезы из глаз. Дар-Теен замотал головой и немеющими от ужаса пальцами вцепился в луку седла: от осознания того, что земля далеко, а жизнь целиком и полностью зависит от своенравной твари, под ребрами все сжалось в трясущийся комок.
– Ничего, привыкнешь! – прокричала на ухо элеана.
«Я не хочу привыкать», – Дар-Теен продолжал отчаянно цепляться за край дубленой кожи.
А ветер неистовствовал, так и норовя выбить из седла; ийлуру казалось, что он неумолимо сползает на правый бок – но ноги были крепко привязаны к подпруге, а потому он не мог пошевелиться и выпрямиться.
«Покровители, неужели в небе всегда так?..»
Краем глаза он увидел второго крылана и Шеверта в седле. Макушка Топотуна едва выглядывала из-за головы Сказочника, а сбоку к седлу был приторочен большой сверток, где покоился кэльчу по имени Миль.
Собрав волю в кулак, Дар-Теен все-таки посмотрел вниз, и...
Страх отпустил.
Потому что теперь все казалось ненастоящим, почти игрушечным: пятнистое полотно Эртинойса, перетянутое блестящими нитками рек, лоскуты мохнатого мха, которые на самом деле должны были быть лесами... Отсюда, с высоты птичьего полета, были видны Дикие земли – этакий пологий холм, сплошь затянутый зеленой овчиной, по направлению полета атласом выстлались маленькие горки, являющиеся ничем иным, как холмами кэльчу. Там... где-то там был и Кар-Холом, в котором Дар-Теену уже довелось побывать.
Ийлур оглянулся в надежде увидеть границу Черных песков – но не разглядел. Она терялась в бурой дымке, как будто в воздух поднялась туча кроваво-красной пыли. Зато ближе и чуть севернее... Дар-Теен сглотнул вязкую слюну. Сердце с разбегу ухнуло в лед: там, где заканчивалось странное бурое облако, из тверди Эртинойса в небо устремилась аспидно-черная игла.
– Что это?!! – проорал Дар-Теен, – там, черное?
– Где? – встревожилась элеана. Но тут же, обернувшись, спокойно объяснила, – это башня Могущества, построенная серкт. Ты ее что, никогда не видел?
«Не видел...» – он не мог оторваться от созерцания чудовищного творения врагов.
Башня упиралась в самый небосвод, даже облака – странного охряного цвета – плавали ниже ее верхушки. Присосавшись к синеве, словно паук к пойманной мухе, черная игла пила само небо, и не только: Дар-Теен явственно ощутил, как толчком отлила кровь от сердца. Один пропущенный удар – и снова все в порядке, только вот... Странное, необъяснимое чувство, что самого тебя становится как бы меньше, и жизнь укоротилась на один короткий миг...
– Отвернись и не смотри! – гаркнула Андоли, – ты уже серый весь, еще помрешь по дороге!
Ийлур дернулся, приходя в себя и с трудом перевел взгляд на блекло-зеленый атлас холмов, где чернела воронка, провал, вход в город Мертвых... Кар-Холом.
«Неужели там сейчас кто-то живет?» – Дар-Теен решился, оторвал заледеневшие пальцы от седельной луки и вытер глаза.
– Между прочим, это не самое плохое место, – как будто подслушав его мысли, съязвила элеана, – туда серкт не суются... Да, наверное, им уже все равно. Все, что хотели, они уже и так сделали, и никто им не помешал.
– А как же духи погибших? – Дар-Теен, словно зачарованный, смотрел в приближающуюся кляксу провала.
– Они по-прежнему там! – бодро прокричала Андоли, – но они не мешают! Наоборот, все думают, что серкт убоялись именно их и не сунулись в последнее прибежище!
«Понятно», – Дар-Теен кивнул.
Хотя, на самом деле, ему хотелось получить в распоряжение пару-тройку дней, чтобы получше разобраться, что происходит в Эртинойсе и как его, ийлура, занесло непонятно-куда.
И в этот миг крылан начал снижение. Сделал он это виртуозно, так, что дух захватило: попросту сложил крылья и начал камнем падать.
Позже... Дар-Теен отчаянно стыдился того, что произошло до приземления. А пока – ему действительно показалось, что помесь щера и летучей мыши решила их угробить. И Дар-Теен, зажмурившись, что есть силы завопил.
… Кар-Холом.
Как выяснилось, там и вправду жили. Самые обычные кэльчу, немногочисленные остатки народа Хинкатапи.
И ржавая, грохочущая как сотня пустых ведер бадья послушно спустила команду Шеверта в город. Крыланов оставили наверху, перепоручив седому и невероятно ворчливому кэльчу, который при виде живого ийлура только рот раскрыл, но ничего не стал спрашивать.
В потемках замерцали синие огоньки неупокоенных духов, они взметнулись, как комариная стая, и моментально облепили вновь прибывших, легонько касаясь лица, шеи и рук. Прикосновения были неприятными, но не болезненными, и в мысли никто не пытался влезть, чему ийлур был несказанно рад.
Потом Шеверт, кряхтя и вздыхая, достал из сумки череп неизвестного создания и насадил на подобранную тут же подгнившую палку. Во мраке кость мягко светилась, получилось подобие факела – одному виду которого, впрочем, могла позавидовать и богиня Тьмы Шейнира.
Никто их не встречал. Некоторое время они брели меж засыпанных землей и камнями развалин – но не наугад, а по проторенной дорожке. А потом завалы кончились, и Дар-Теен увидел нетронутые гневом Покровителей своды гигантской пещеры. Дальше начиналась широкая дорога, старательно вымощенная кусками белого мрамора. Кое-где сквозь потрескавшиеся камни пробивался мох странного лилового цвета, похожий на бахрому, и этот же мох наплывами украсил покривившиеся стены одноэтажных домов с плоскими черепичными крышами. Жилища эти пустовали, и давно: ни проблеска света не мелькнуло в пустых глазницах окон.
– Ну, все могут идти по домам, – устало сказал Шеверт, – только ты, Топотун, все же отнеси Хитреца его брату... А ты, северянин, обопрись на меня, и пойдем к старейшине Керу. После я отведу тебя к Эльде, она знахарка, поставит тебя на ноги.
– А я? – пискнула Андоли.
– Я же сказал, все по домам, – не без раздражения повторил Сказочник.
Элеана шмыгнула носиком и отвернулась, а Дар-Теену стало ее жалко.
– Пойдем ко мне, – не преминул предложить Топотун.
Одной рукой он придерживал тело Миля, переброшенное через плечо, а другой попытался цапнуть элеану за локоть – но она вывернулась и с внезапной злостью в голосе отрезала:
– Сказочник сказал домой – значит домой!
Развернувшись на пятках, Андоли скорым шагом пересекла улицу и скрылась в одном из переулков, легкая и стремительная, словно ласточка. Да она и была птицей небесной, только почему-то бескрылой...
Топотун жадно смотрел ей вслед, но ничего не сказал – молча поплелся в противоположном направлении.
– Вот и замечательно, все разошлись, – Шеверт потер ладони, – а мы с тобой сейчас поговорим с Кером, это наш старейшина. Пусть решает, что с тобой дальше делать...
– А разве я сам не могу решить?
– Хе-хе, как же ты сам решишь, если не знаешь, откуда здесь появился?
Дар-Теен так и не нашелся, что возразить.
Он оперся на широкое плечо кэльчу и послушно захромал по дороге.
– Ты того... – Шеверт осекся и замолчал. Дар-Теен терпеливо ожидал продолжения, и оно, конечно же, последовало.
– Я вот что хочу сказать, – пробурчал Шеверт, – не хотел, ну да ладно. Наверное, ты неплохой парень... Насчет ключа, помнишь?
Ийлур кивнул. Сколько угодно можно гадать, что именно имел в виду Сказочник...
– Когда тебя нашли, у тебя за пазухой была спрятана записка, – выпалил на одном дыхании кэльчу, – я ее забрал, а теперь верну. Только ты скажи, будь добр, правду... Понимаешь, о чем там написано?
В пальцы лег свернутый трубочкой пергамент.
– Давай, присвечу, – Шеверт заботливо сунул под нос «факел».
– Что ж ты сразу не отдал? – ийлур прищурился на кэльчу, но тот и не думал смущаться.
Ответил безмятежно:
– Не знаю. Думал, что так будет лучше, хотел к тебе присмотреться... Гнилые топи слишком плохи для того, чтобы там найти кого-то действительно хорошего. Ладно, читай.
И Дар-Теен уставился на слова, написанные незнакомым почерком – ровным и гладким, как будто неведомый писец не испытывал ни сомнений, ни тревог, ни иных душевных терзаний.
«Ищи Темную жрицу, у нее ключ. Все еще можно вернуть».
Под сердцем кольнуло предчувствием. Темная жрица... Когда-то он имел несчастье столкнуться с таковой – и не только он, но и Эристо-Вет. Искала жрица что-то неведомое в горах Сумеречного Хребта, но что – этого Дар-Теен так и не узнал.
«Но о ней ли здесь идет речь? Что за ключ? И что, провались все к Шейнире, еще можно вернуть?»
Он честно посмотрел в графитовые глаза Шеверта.
– Я не понимаю, о чем здесь написано. Равно как не имею понятия о том, кто мне это подсунул.
Дар-Теен покривил душой только в одном: он не стал говорить, что чувствовал, когда ему подложили эту записку. В бесконечной пустоте…
Сказочник пожал плечами и понурился. Его шепот был хорошо слышен в тишине огромной пещеры.
– Жаль. Я было понадеялся... Впрочем, – он бодро тряхнул головой, словно отгоняя дурные мысли, – может, еще вспомнишь? Пойдем же к Старейшине, а затем и к Эльде.
– К Эльде?
– Ну да, лечить твою ногу. Забыл уже, что ли?
Дом, обжитый старейшиной, был чуть лучше и чуть просторнее, чем прочие. Наверняка в далеком прошлом – до обвала – он принадлежал зажиточному торговцу пряностями, а может и преуспевающему искателю драгоценностей. Все говорило о невзыскательном вкусе старого хозяина, а заодно и о достатке. Основательный, приземистый силуэт строения, многочисленные колонны по фасаду – широкие и короткие, они были так обильно украшены каменной резьбой, что в целом дом сильно походил на широкую, расшитую оборками и кружевами нижнюю юбку... От которой, по-хорошему, чужому взгляду должна доставаться только нижняя кромка.
Маленькие окна, частично скрытые колоннами, были старательно завешены темными шторами. Если кто и жег свет, сквозь плотную ткань не пробивалось ни единого лучика. А вот дверь – низкая и широкая, окованная бронзой – была гостеприимно приоткрыта.
Шеверт, тяжело и с присвистом дыша, кое-как затащил Дар-Теена на крыльцо. Проклятая нога не желала слушаться, и с каждым ударом сердца под коленом как будто вспыхивал небольшой костер.
– Да я сам, – попытался возразить ийлур, хватаясь за мраморные перила, влажные и скользкие.
– Вижу, как ты сам, – с легкой издевкой обронил Шеверт, – давай уже, не бойся.
И потащил дальше, в непроглядную темноту прихожей.
Правда, через несколько минут они свернули куда-то, Шеверт ногой толкнул следующую дверь – и Дар-Теен обнаружил себя стоящим на пороге просторной гостиной, залитой молочно-белым светом. В роли светильников выступали все те же черепа, собранные в гроздья вроде виноградных и щедро развешанные по углам.
Сама комната оказалась столь же вычурной и несуразной, как и фасад дома: богатая лепнина на потолке (изрядно осыпавшаяся), каменные вазы в простенках между окон (высотой в полный рост кэльчу), тлеющий углями камин у задней стены, старый диван сбоку. А строго в центре за большим обеденным столом их терпеливо поджидал хозяин дома.
Вид у старейшины был... Дар-Теен тут же мысленно обозвал его пройдохой: подвижное и моложавое лицо, узкие глазки, бегающие туда-сюда. Даже тонкий и длинный нос кэльчу беспрестанно шевелился, вынюхивая невесть что. А голова старейшины была украшена отнюдь не благородными сединами, а ярко-рыжими костяными чешуйками, что делало ее похожей на экзотический плод южных земель.
... Старейшина зацокал языком и сложил гибкие пальцы домиком.
– Шеверт! Побери тебя Шейнира! – фразы на Общем выпались бойко и горошинами отскакивали от стен гостиной, – а мне уже донесли, да... Но не верил, клянусь головой серкт!
– Я и сам не верил, – ворчливо сказал кэльчу, – вот, теперь не знаю, что с ним делать.
– А что с ним делать? – Кер бойко вскочил, мелкой рысью обежал стол и остановился перед Дар-Тееном, – конечно же, обедать, уважаемые! О-бе-дать!
«И это – старейшина?» – ийлур не знал, что и думать. В его представлении старейшиной кэльчу должен был стать белоголовый старик, чья мудрость оттачивалась прожитыми десятилетиями.
– На пустой живот такие вопросы не решаются, – подмигнул Кер и тут же обратился к Сказочнику, – мне кажется, что ты преувеличиваешь важность вопроса, уважаемый Шеверт. Один ийлур ничего не меняет и изменить не может. Все остается так, как было...
– Но он взялся непонятно откуда, – недовольно буркнул Сказочник, – и не помнит, как сюда попал. А вдруг где-нибудь на севере еще есть живые ийлуры?
– Все возможно, все! – пропел старейшина и трусцой вернулся на свое место, – прошу вас, садитесь, и будьте моими гостями!
...Не прошло и получаса, а на столе заманчиво дымился суп в большой серебряной супнице, на подносе призывно румянились птичьи тушки, рядом золотились хлебцы – маленькие, словно игрушечные. И, как всегда, ийлур понял, что дико проголодался – это ощущение голода даже приглушило ноющую боль в ноге.
За обедом прислуживала молодая девчонка из народа кэльчу, шустрая, как мышонок. Она ловко подкладывала добавку в тарелки, разливала прозрачный суп с кусками мяса и все пыталась строить глазки Керу. Тот же наоборот, посерьезнел, черные глаза впились в лицо Дар-Теена – недобро, почти угрожающе... Шут гороховый и балабол исчез, как исчезает снимаемая маска: за столом, откусывая маленькие кусочки хлебца, сидел правитель, мудрый и проницательный, взваливший на свои плечи тяжкое бремя власти.
– Шеверт, расскажи, как вы нашли ийлура, – тихо потребовал старейшина.
Сказочник поспешно проглотил кусок мяса, а затем спокойно изложил все обстоятельства встречи. И – ни слова про найденную записку.
– Гнилые топи – плохое место, – сдержанно улыбнулся Кер, – вечно там что-нибудь приключается. Ну, а ты, уважаемый, что расскажешь?
Дар-Теен честно изложил свою историю.
– Любопытно, – промурлыкал кэльчу, – даже не знаю, что и сказать. Хотя... минуточку, гости дорогие. Я сейчас к вам вернусь.
Он быстро поднялся из-за стола и выскользнул из гостиной.
Дар-Теен изумленно поглядел на Шеверта.
– Что это с ним?
Кэльчу пожал плечами.
– Наверное, какую-то мысль поймал. Ты не смотри, что Кер такой молодой, а уже старейшина. Он очень умный, этот парень... видишь, даже черепа скалозубов придумал использовать как светильники...
«Значит, скалозубы», – Дар-Теен окинул взглядом комнату. Светящиеся черепа, конечно, выглядели внушительно и зловеще, но – а почему бы и не использовать их? Ни чада, ни дыма, и не истаивают, как свечи.
– Ты не сказал ему про записку, – шепнул ийлур.
– А зачем? Это вызовет лишние подозрения и лишние вопросы. Тебе это нужно сейчас? Нет. Я и Андоли, и Топотуну скажу, чтобы помалкивали... Если, конечно, ты был со мной откровенен.
– Откровенней просто некуда, – Дар-Теен подцепил с тарелки хлебец и отправил в рот, – уж поверь, если я что-то смогу изменить, то сделаю это... пусть даже и ценой собственной жизни.
– Не зарекайся, – изуродованная щека Сказочника нервно дернулась, – ты предлагаешь судьбе слишком высокую цену.
– Разве?.. – перед глазами Дар-Теена снова стояла Эристо-Вет, молодая и смеющаяся. Ийлура, которой больше не было в Эртинойсе, а значит...
«Ты унесла с собой часть меня. Мое сердце разрывается на части, а душа готова покинуть тело и искать, искать...»
– Вот и я! – радостно объявил Кер.
Он нес толстую и потрепанную книгу, а отвороты его рукавов были затрушены пылью.
– Я вспомнил, что очень давно читал о подобных вещах, – довольно пояснил старейшина, возвращаясь на свое место, – один кэльчу... ну, из тех, что жили здесь до обвала... он был ученым, и высказал однажды предположение, что флюктуации ведут в иные времена. Вот. Здесь это записано.
– Гхм... – кашлянул Шеверт, выразительно глядя на правителя.
Тот запнулся, извиняющимся тоном добавил:
– Конечно, я понимаю... само слово «флюктуация» ничего тебе не говорит, так ведь?
И испытывающе уставился на Дар-Теена.
– Впервые слышу о таком, – равнодушно отозвался ийлур.
Но слово болезненной занозой уже сидело в мыслях.
– Что это с тобой? – Кер отложил книгу в сторону, – тебе нехорошо?
– Да нет... – ийлур сглотнул горькую слюну, – задумался просто... так все странно получилось...
– Давайте решим, что будем дальше делать, – предложил Шеверт, – уважаемый Кер, я бы просил оставить этого ийлура в Кар-Холоме. Когда Эльда исцелит его рану, он будет хорошим и умелым воином, я уверен. Разве нам не нужны воины?
– Безусловно, – легко согласился старейшина, – отправляйтесь к Эльде. А ты, Шеверт, потом загляни ко мне... Поговорим о наших, так сказать, делах и заботах. Вы ведь закончили работу над картой?
– Да.
Кэльчу поднялся из-за стола, дернул ийлура за рукав.
– Ну все, идите, идите, – Кер расплылся в улыбке, только глаза парой угольев чуть ли не прожигали в Дар-Теене дырку, – у меня много дел еще, право слово...
– Благодарим за угощение, – ийлур поклонился.
Он оперся на подставленное плечо и похромал к выходу.
– Куда теперь?
– Теперь к Эльде.
Идти пришлось недолго.
Шеверт пару раз свернул в мраморные арки, затем они пересекли небольшой пустырь, где была вырыта квадратная и глубокая яма.
– Подвал начинали строить, – пояснил кэльчу, – но не достроили, бедняги. Давай, соберись с силами, ийлур. Жалко мне тебя, клянусь Бездонным кошельком.
– Я знаю, что такое флюктуация, – вдруг признался Дар-Теен.
– Правда? А я – нет.
– А ты знаешь, что такое Граница?
– И об этом не знаю, – весело отозвался Шеверт, – можешь просветить, пока идем.
Дар-Теен вздохнул. И непонятно было, то ли Шеверт кривит душой, то ли на самом деле понятия не имеет ни о первом, ни о втором. Впрочем, он собрался с мыслями и смог лаконично изложить суть предмета.
– Граница отделяет живой Эртинойс от мертвого. Посвященные могу переходить Границу и возвращаться живыми, но это занятие рискованное, потому что по ту сторону время течет не так, как здесь. А флюктуация – это некие колебания материи по ту сторону, когда пространство и время искривляются... Время искривляется...
И Дар-Теен умолк, только что осознав, что именно сказал. Ну конечно! Его запросто могло занести куда угодно, когда он провалился в зияющую черноту флюктуации... Вопрос в том, как именно он туда попал? И снова, снова… Ощущение колючего льна на щеке, запах жасмина, от которого слегка кружится голова. Мгновение тьмы – и прогорклый зеленый кисель вокруг, и чавкающий провал в неизвестность.
– Вот видишь, кое-что ты помнишь, – буркнул Шеверт, – еще чуть-чуть, и начнешь вспоминать, как именно сюда попал. А там и до записки дело дойдет.
– Надеюсь.
Они нырнули в узкую щель между высокими домами, затем пересекли пустынную улочку и остановились перед низким домиком, сложенным из крупных голышей. Из овального окошечка лился свет – не белый, а золотистый, словно там горели свечи. Дверь... отсутствовала и вовсе. Вместо нее вход был завешен полосатой шкурой щера.
– Неказистый дом, – ийлур тихонько присвистнул, – старейшина-то в лучшем живет...
– Эльда сама такой выбрала. Сказала, что ей так удобней, и что она терпеть не может княжеских хором. – кэльчу говорил тихо, словно громкий разговор был неуместен перед жилищем целительницы.
И Шеверт протянул руку к занавеси, но вдруг отдернул, словно схватился за горячее.
– Что?
– Т-с-с-с! Слушай!
Дар-Теен замер, боясь шевельнуться. Из-за шкуры доносились голоса: первый – скрипучий и неприятный, а второй – молодой и звонкий, принадлежащий Андоли.
– Матушка, ничего не могу с собой поделать, – жаловалась бескрылая элеана на Общем, – моя любовь... я не могу ее убить.
– Это пустая, безнадежная любовь, деточка. Забудь ее и растопчи, как если бы это была сорная трава.
– Но, матушка...
– Я не дам тебе приворотного зелья, – твердо сказала старуха, – то, что ты хочешь, это неправильно. Этого не должно быть. Да и к тому же... разве ты сама не чувствуешь? Знаешь, что должна и что будешь делать дальше?
– Не знаю, матушка, – голосок Андоли звучал удрученно.
– Передай привет своему повелителю, – насмешливо проскрипела Эльда, – ты ведь... понимаешь, о ком я говорю?
– Нет, матушка...
– Может, и не понимаешь, – Эльда принялась что-то неразборчиво бурчать, а затем четко произнесла, – ты не знаешь сама себя. Двойное дно, деточка, и с этим ничего не поделаешь. Твои воспоминания...
– Вы мне не верите, матушка?
– Да верю, верю! Быть может, ты все вспомнишь только тогда, когда покинешь этот мир.
– Но тогда будет поздно?
– Ничего не бывает поздно, дитя. Ладно, иди уже. Вылечу я твоего ийлура, ничего ему не сделается.
Шеверт резко потянул Дар-Теена за угол – тот едва удержался, чтобы не застонать от едкой боли в ноге.
– Я так и знал! Знал! – Сказочник тихо выругался, – она что-то скрывает, клянусь головой серкт! Неспроста она сбежала… А может быть, и серкт ее отпустили? Специально?!!
Он задумчиво уставился на носки собственных башмаков, как будто ответ мог быть именно там.
А Дар-Теен осторожно выглянул из укрытия. Он увидел узкую спину Андоли: девушка легко шагала по улице, быстро удаляясь и, словно призрак, теряясь в темноте подземелья.
«Какая-то она жалкая... Без крыльев-то...» – подумалось ийлуру, – «Почему Шеверт ее так не любит? Обычная, несчастная девчонка – и все».
Глава 4. Другая Териклес
... – Входи, брат Хофру, – насмешливо сказал жрец.
Дверь, ведущая в покои Говорящего с Царицей, бесшумно отворилась – и сразу в лицо повеяло сыростью, пылью, склепом. Хозяин покоев нащупал в потемках лампу, пощелкал огнивом. За пыльным стеклом затрепетал мутный огонек, заметались по стенам ломаные тени.
Хофру огляделся: здесь ничего и никогда не менялось. Разве что паутины чуть прибавилось, она висела под потолком седыми полотнищами и подрагивала на легком сквозняке.
Говорящий с грохотом подвинул к столу табурет, ткнул на него сухим и прямым пальцем.
– Садись.
И, не дожидаясь, пока Хофру исполнит приказание, приступил к повествованию.
– То, что ты видел в башне Могущества – не Царица. Разумеется, у тебя на языке вертится вопрос – но кто же тогда? А я тебе скажу вот что, брат Хофру. Когда мы добрались до этих земель, неся драгоценное золотое яйцо, ты еще не достиг должной степени посвящения, чтобы знать все тайны Царицы. Сколько тебе лет-то было?
Говорящий уставился на Хофру черными и злыми глазами, как будто хотел выпить ни много ни мало а всю душу. Пришлось ответить:
– Кажется, пятнадцать.
– Во-от, – Говорящий удовлетворенно потер ладони, – в пятнадцать лет ты еще был послушником, верно? Но, как бы там ни было, мы инициализировали Царицу без твоего участия, мой любопытный собрат. Все шло гладко, так, как это описывали предыдущие инициализаторы – мы совершили ритуал, собрали тысячу жизней для нашей драгоценной Териклес (вот, даже имя ее ни что иное, как зеркальное отражение Селкирет), произвели раскрытие яйца... Дальше, по правилам, мы отделили от сущности Царицы все иррациональное, все то, что могло помешать ей быть идеальной и бессмертной правительницей, оставив лишь чистый разум, рациональное зерно. Все иррациональное, согласно ритуалу, было переведено по ту сторону водораздела, и оставалось там до недавнего времени... Ровно до тех пор, пока одна из молодых высокородных дурочек не разбила одно из ритуальных зеркал!
Говорящий умолк, задумчиво глядя на огонек лампы. Хофру тоже молчал – после рассказа стали понятны – или почти понятны – мотивы убийства девушки. Он терпеливо ждал продолжения, и Говорящий не заставил себя ждать.
Мрачно взглянув на Хофру, жрец пробормотал:
– Я попытался закрыть образовавшийся разрыв жертвой, но это не помогло. Иррациональная сущность Териклес медленно просачивалась в наш мир, и я... не смог ничего изменить. Вернее, не успел. Тогда я принял решение: позволил сущности полностью материализоваться в башне Могущества, а затем при помощи ритуала заключения (о котором знают только два Говорящих-с-Царицей), запер ее там навеки.
Говорящий покачал головой. Его желтые пальцы побелели – так сильно он их стиснул.
– А вот теперь, Хофру, ты тоже об этом знаешь. И я пытаюсь понять, хорошо это или плохо. С одной стороны, ты можешь помочь мне следить за сущностью и удерживать ее в башне. С другой стороны... – тут в глазах Говорящего полыхнула такая ненависть, что Хофру невольно отшатнулся, – если тайна известна двоим, то это уже почти не тайна.
– Я буду хранить молчание, – спокойно отозвался жрец.