Сказочник Клименко Анна

Но самое главное он понял: после того, как Дар-теен отправится в нужное время, Эртинойс станет прежним. Не будет серкт, не будет их страшной Царицы…

«Знать бы еще, как этими Вратами пользоваться», – думал кэльчу, поглядывая на молчаливых синхов.

Старший прострекотал на общем:

– Мы должны торопиться.

Низко нагнувшись, он принялся шарить по полу, бурча себе под нос. Прошло несколько томительных мгновений – и вот, наконец, тихо скрипнул запирающий механизм. В рыжих сполохах факела сплошная на первый взгляд стена погреба разъехалась в стороны, открывая вход в широкий тоннель. Земляные стены и потолок были на совесть укреплены досками – как будто и не синхи строили лаз, а бывалые кэльчу-искатели подземных сокровищ.

Пострекотав еще немного, синхи подхватили Дар-Теена  под руки и двинулись вперед, совершенно не заботясь о том, идет ли следом кэльчу. Наверное, они были уверены в том, что «карлик» не сбежит – и были правы. Не возвращаться же в город, где хозяничают серкт?

Шеверт поправил лямки дорожного мешка, чтобы не натирали плечо, и поспешил за синхами. Стоило пройти несколько шагов по коридору, как Старший дернул какой-то рычаг – и снова едва слышно скрипнул запирающий механизм. Шеверт оглянулся – за спиной была сплошная каменная кладка.

«Молодцы, ай, молодцы!» – он покачал головой и заторопился дальше. Оставаться в кромешной тьме не хотелось – как будто там прятались зловещие жрецы серкт.

Но идти пришлось недолго: рукотворный тоннель оборвался, выпуская их в низкий и сырой грот. По стенам сочилась вода, сперва накапливаясь в лужицах, а затем стекая в длинную, ломаную трещину, перечеркнувшую пол.

Но не это было главным – Шеверт даже вытянул шею, всматриваясь в дальний конец грота:  и сталактиты, и уродливые известняковые наросты на стенах – все внезапно обрело знакомый мятно-зеленый оттенок. Там, на большом куске сланца, по форме напоминающем наковальню, задорно плясал, переливаясь, изумрудный огонь.

– Вот и пришли, – добродушно прошепелявил Старший, – теперь уже недолго осталось.

… Для Шеверта полет сквозь портал был не в новинку. Это ведь просто: ступаешь в мятное, трепещущее пламя, оно обволакивает тебя, приподнимает над землей – и тут же бережно, как дитя, ставит обратно, но только в совершенно другом месте Эртинойса.

Кэльчу еще успел немного подумать над тем, каким образом Нитар-Лисс и ее приспешникам удалось создать новый портал, а затем щеки обжег колючий морозец, и зеленое свечение смешалось со странным фиолетово-голубым светом.

Оказалось, что новый портал бесстрашно сиял в доме, построенном изо льда. Сквозь ледяную крышу был виден блеклый круг солнца, в углах, у основания стен лежали сиреневые тени. Дверей не было вовсе – и в арке проема, на фоне чистого синего неба, сверкала Пирамида.

Синхи, выбравшись из портала, по-прежнему крепко держали Дар-Теена, но теперь сосредоточенно молчали, будто следуя заранее установленному ритуалу. Старший скользнул к выходу, высунулся, окидывая взглядом снежную равнину – а затем, убедившись, что все в порядке, повернулся к Шеверту.

– Дальше пойдешь сам, – сказал он, – мы должны вернуться…

– … чтобы быть со своим народом до конца, – твердо закончил второй синх.

И, махнув рукой в сторону Пирамиды, добавил:

– Здесь недалеко. Дотащишь как-нибудь.

– Если только серкт не перехватят, – буркнул Шеверт.

Он слабо представлял себе, как будет волочь большого и тяжелого Северянина. Даже пожалел, что не удалось запастись чудодейственными веточками хибиса.

Не отвечая, Старший вынырнул наружу, прошелся туда-сюда, озираясь – и вернулся, весьма довольный.

– Здесь их нет, Шеверт. Возможно, они уже догадались, что у Хофру не было Ключа – но чтобы добраться сюда, им все-таки нужно время.

– А если они за ближайшей горкой поджидают?

– Ты не понимаешь, кэльчу, – в голосе Старшего сквозило легкое презрение, – я не почуял серкт. У синхов отменное обоняние, да будет тебе известно… и если я не почуял наших врагов, следовательно, путь свободен.

Тут Шеверт сдался.

Он молча вцепился в куртку Дар-Теена и волоком потащил ийлура к выходу из ледяного дома. Синхи тоже не стали медлить: развернулись и, друг за дружкой, исчезли в мятном огне. Растворились, как мед в кипятке…

– Вот вам и все, – буркнул Шеверт.

Он перехватил удобнее северянина и медленно, шаг за шагом, двинулся дальше.

Шеверту казалось, что с того момента, как синхи отправились восвояси, прошла вечность. Он продолжал тащить бесчувственного Северянина к Пирамиде. Десять шагов – остановка. Еще десять шагов – и еще остановка. Сердце то и дело заходилось в бешеной скачке, снег становился пепельно-серым, Пирамида – расплывчатой и похожей на привидение из Кар-Холома. И Шеверт бросал ийлура, чтобы отдышаться. Он был совсем не уверен в том, что предательское сердце выдержит, но из последних сил отбрасывал пугающе мысли. Даже пробовал разговаривать с Дар-Тееном, как будто тот просто крепко спал. Ну, или был ранен в бою.

Пирамида терпеливо ждала. Яркое солнце играло алмазным блеском на ее гранях, снежная пыль вилась в колючем морозном воздухе, ловя холодный солнечный свет, а на белую равнину кэльчу и смотреть не мог, не жмурясь.

«Вот и остались мы с тобой вдвоем, cеверянин», – Шеверт мысленно обращался к безмолвному Дар-Теену, – «жалко, что ты отправляешься домой. Ты… был здесь хорошим парнем. Добрым… Даже слишком! Но, наверное, там, куда ты отправишься, еще много таких, как ты?»

Десять шагов – и остановка, попытка унять бестолково прыгающее сердце.

«Да я-то понимаю, что глупости говорю! Но все равно, говорить что-то нужно, иначе я начну думать о том, что могу и не дойти… Вот такой из меня вояка, Северянин! Только что был – раз! – и нету… »

Пирамида, огромная и величественная, медленно приближалась, занимая собой половину неба. Было тихо, только хруст наста и надсадное дыхание разбивали безмолвие снежной пустыни.

«Красота-то какая!»  – кэльчу, щурясь, огляделся. Вокруг – синее, белое, в солнечной позолоте. Место, достойное присутствия богов… Если, конечно, это они создавали Пирамиду…

«Надеюсь, нас туда пустят вдвоем», – продолжал Шеверт, утирая пот со лба, – «кто бы не охранял это место, они ведь должны понимать, что ты сейчас… мм… не совсем здоров и не можешь идти сам.»

Пятясь к пирамиде и продолжая разговаривать с Дар-Тееном о всяких пустяках, Шеверт одолел половину пути.

– Фух-х, – он присел на кусок льда, – передохнем, а?

Прикрыв глаза, кэльчу подставил лицо солнечным лучам. Получилось занятно: щеки щипал мороз, и в то же время по коже словно теплое яйцо катали. Стало уютно и хорошо, и моментально расхотелось тащиться куда бы то ни было. Век бы сидеть здесь, слушая тишину – а, может быть, дождаться самих Покровителей? Наверняка им тоже понравилось бы это спокойное место…

Шеверт заставил себя открыть глаза и выругался. Дурной знак – думать о вечном покое! И это в то время как весь Эртинойс ждет, надеется на него, кэльчу…

– Вставай, вставай, – буркнул кэльчу.

Вцепился в рукава Дар-Тееновой куртки и поволок его дальше – благо, что синие тени уже очертили вход в пирамиду.

«Ну, принимайте гостей», – Шеверт остановился перед строго вырезанным прямоугольным зевом.

Отдышался. Затем, взвалив Северянина на спину – как мешок с песком – на подгибающихся ногах двинулся дальше.

Сразу стало холодно, гораздо холоднее, чем снаружи. И воздух здесь казался неподвижным… неживым, что ли?

Шеверт по-прежнему гнал от себя мысли о неудаче. Он даже принялся считать шаги, лишь бы не думать – о том, что ему совершенно неизвестно, как пользоваться пресловутыми Вратами, и что сделать, чтобы Дар-Теен отправился именно туда, куда надо. Наконец, что предпринять, если прихотливая судьба пожелает остановить Шеверта, так и не подпустив к Вратам.

– Все как-нибудь образуется, – он с хрипом выдыхал облачка пара, и они тут же оседали игольчатым инеем на воротнике куртки.

А про себя упрямо твердил:

«Я дойду, дойду… дойду… »

Между тем ледяная Пирамида, творение древних богов – а может, и самого Великого Дракона – беспрекословно подчинялась, пропуская тех, кто владел Ключом. Ледяные стены были неподвижны, сворачивался клубком лабиринт, уводя все дальше и дальше от живого солнечного тепла, но при этом в узких коридорах по-прежнему было светло, как будто сам лед испускал нежное, чуть заметное сияние.

Идти стало чуть легче: пол под ногами приобрел наклон, и Шеверт словно спускался с горки. Лед повсюду был рыхлым, как губка, и подошвы не скользили.

«Словно в панцире улитки», – решил Шеверт, спускаясь все ниже и ниже, виток за витком.

Теперь уже не возникало сомнений в том, что лед светится – ведь они с Дар-Тееном уже давно должны были спуститься в самую толщу Эртинойса. Шеверт, надрывно хватая воздух, все же успевал поглядывать по сторонам: на стенах появились рисунки. Бегущие куда-то фигурки смертных, овалы, старательно вырезанные во льду.

«Наверняка это Врата», – подумал Шеверт на овалы, – «и бегущие к ним смертные показывают, что мы на верном пути».

Заблудиться здесь было невозможно: за всю дорогу внутри Пирамиды Шеверту не встретилось ни одного ветвления коридора.

– Так что, приятель, скоро отправишься домой, – обнадежил он ийлура.

Затем, кряхтя, подбросил тяжелое тело на спине.

«И все-таки, божественная красота в этом месте», – мелькнула привязчивая мысль.

… Но вместе с ней вдруг пришла уверенность в том, что он, Шеверт, отсюда уже не уйдет.

Кэльчу невольно поежился и попытался шагать быстрее. Это у него получилось: уклон пола под ногами стал круче, можно было и бежать с горки.

А потом Шеверт, совершенно неожиданно, стал думать об Андоли. Он вспомнил, как она бросилась в бой следом за Хофру – и долго ли она прожила в той резне, маленькая и несчастная элеана?

«Поздно жалеть», – пробурчал кто-то незнакомый в душе кэльчу, – «живую надо было жалеть, ей теперь все равно!»

«Ох, ну а что я должен был делать, когда она еще с нами в Лабиринт ходила и была живее некуда?» – разозлился Шеверт, – «она мне никогда не нравилась, и я прав оказался! Пустила девка стрелу в ийлура, не подоспей мы с Хофру – и, быть может, оттащила бы Северянина к Царице… А уж та ведьма точно бы вырезала Ключ у него из груди… »

«Да-а», – протянул невидимый собеседник, – «теперь-то точно ничего не поделаешь… »

 И умолк. Победа в этом коротком споре осталась за Шевертом, и он, воспрянув, заторопился дальше – хотя ноги совершенно отказывались нести такую тяжесть.

Потом он остановился. Но не потому, что не смог идти дальше, и не потому, что уперся в тупик: просто коридор вывел его в зал, похожий на полый ледяной куб.

Здесь все светилось: потолок, стены, испещренные картинками – «Так писали самые древние», – вдруг понял кэльчу. А в центре, на трех ступенях, возвышалась ледяная арка.

– Так это и есть Врата? – Шеверт покрутил головой.

Выхода из зала не было. И, похоже, его путешествие подошло к концу.

Шеверт едва не запрыгал от радости. Еще бы! Он добрался до этих, побери их Шейнира, Врат. И он, помимо всего, был еще жив – значит, оставалась надежда, что Дар-Теен без приключений отправится в свое время исправлять ошибки прошлого.

Кряхтя от натуги, кэльчу поднялся на ступени, осторожно сгрузил ийлура к подножию арки и принялся осматриваться.

Ну да, похоже, это и были Врата: вот и знакомая уже надпись на старом наречии кэльчу. Та самая, что не мог прочитать Хофру…

– Теперь у меня есть Ключ, – вслух произнес Шеверт, надеясь, что хозяева Пирамиды его услышат, – но что делать дальше?

Он обошел Врата. Даже ковырнул пальцем древний синий лед, из которого была изваяна арка – ничего не изменилось…

– И толку от этого Ключа? – возмутился Шеверт.

Внезапно  будто гвоздь под сердце вогнали, и кэльчу выругался. Боги, как не вовремя! И под рукой, естественно, ни зелья Хофру, ни верной травки хибиса…

«Ничего, обойдется,» – он присел, оперся спиной о Врата и постарался дышать глубоко и спокойно. Боль медленно отступила, но костлявая рука смерти продолжала, словно в нетерпении,  тискать сердце.

«Не вовремя», – Шеверт хмуро огляделся, – «тоже мне, боги! Ну хоть бы подсказку дали, хотя бы ма-аленькую!»

Взгляд скользил по стенам, цепляясь за причудливые завитушки древнего письма. Шеверт вздрогнул: ему померещилось, что буквы сами по себе меняют очертания, сливаются в новый узор, словно капли дождя на оконном стекле. Едва веря собственным глазам, он прочел: «Как только кровь жертвы алтарь оросит, для странника мир новый будет открыт».

– А, так вот в чем дело, – усмехнулся кэльчу, – всем нужна жертва, да? Даже глупой ледяной пирамиде никак не обойтись без жертвы!

Затем, помолчав, добавил с обидой:

– Ну а то… как же без крови и жертвы? За все нужно платить. А уж за новый мир – нужно хорошо и много заплатить хозяевам…

Вздохнув, Шеверт поискал глазами алтарь, но тут же решил, что как раз на алтаре и расположены Врата. Он взял нож, повертел его в руках. Жертва так жертва, ничего не поделаешь – уж Царица серкт наверняка бы резала своих подданных, как баранов, лишь бы заграбастать побольше новых земель.

Шеверт подкатил рукав куртки, зажмурился и полоснул себя по локтевому сгибу. Тут же на пол спелыми ягодками земляники упали первые капли; пирамида содрогнулась, словно вздохнула – и Врата начали оживать, окутываясь радужным облаком.

– Так-то лучше, – буркнул Шеверт и на всякий случай подвинул ийлура ближе к вратам.

Шлеп. Шлеп. Шлеп-шлеп.

Капли бодро срывались, пролетали то короткое расстояние, что отделяло их от алтаря – и мгновенно впитывались в пористый лед. Радужное облако внутри арки собралось живым клубком, и начало отползать от центра, словно пенка на кипящем варенье. А там… там открылось самое обычное, бархатно-черное небо, полное крупных звезд.

– Хм, – только и сказал Шеверт.

Он выпрямился перед этим куском неба, где, словно россыпи драгоценных камней, плавали миры – новые земли, новые боги, новые смертные… Затем, осмелев, обратился к пирамиде. Ведь она, конечно же, все слышала и следила за ним.

– Мне бы… уважаемая… увидеть Эртинойс. Тот Эртинойс, откуда пришел северянин.

Небо подернулось розовой дымкой, свернулось в разноцветный ком – а затем брызнуло во все стороны, словно разбитое зеркало.

Перед глазами замельтешили зеленые луга, южный лес, Дикие земли, холмы Кэльчу… Крылатые элеаны задорно черкали небо, одинокий ийлур торопился куда-то по тракту… И кэльчу, маленький кэльчу подгонял неповоротливого щера.

Шеверт торопливо заморгал: в слезах все расплывалось, впитывалось в радугу по крайм врат. Тот самый Эртинойс, старый и добрый мир без серкт, и без башни Могущества.

– Благодарю, – учтиво сказал кэльчу.

Почесав затылок и почти не ощущая, как по руке струится кровь, он наклонился и подтащил Дар-Теена к арке.

– Ну, всего доброго тебе, приятель.

На какой-то миг Шеверту показалось, что ийлур тихо вздохнул, и что его веки затрепетали, как у просыпающегося смертного.

– Прощай, Северянин.

И кэльчу, поднатужившись, столкнул ийлура туда, где разворачивалось полотно старого Эртинойса. Столкнул будто в воду; тело Дар-Теена несколько секунд держалось на поверхности, а затем начало погружаться в зелень холмов, уходя все дальше и дальше…

Шеверт улыбнулся, потер ладони.

– Ну, вот и все!

На душе стало радостно и легко. Все оказалось просто: столкнуть ийлура в зеленую дымку, перевязать руку…

Через удар сердца Шеверт завопил от нестерпимой, сводящей с ума боли. Пирамида выполнила то, что от нее хотели… А жертва – жертва была обещана.

В кожу впились тысячи ледяных игл. Стены угрожающе надвинулись, а затем и вовсе слились в ледяной шар, который окутал барахтающегося и брыкающегося Шеверта.

Наверное, он кричал – но уже не понимал и не помнил этого.

Не осознавал он и того, что его тело вдруг оказалось разъятым на тысячи маленьких кусочков, и что за каждой каплей крови жадно тянулись руки смертных, нарисованных на стенах пирамиды.

Кровь. Тьма… Полет сквозь сумерки.

… Свет.

«Все закончилось, да?»

Шеверт плавал внутри мыльного пузыря, за стенками которого остались кромешная тьма и холод. И он был совершенно цел, даже шрама на руке не осталось.

«Вот те раз», – Шеверт ошеломленно ощупал собственную грудь, – «что это было-то?»

И вдруг пальцы наткнулись на листок бумаги, тот самый, что ему впопыхах сунула Андоли.

«Прочитаешь, когда… » – вспомнил Шеверт последние слова Андоли.

«Но ведь все… закончилось», – подсказал ему кто-то, прячущийся в солнечном луче.

Закончилось? Наверное.

И, не испытывая ни особой тоски по былому, ни особой радости от того, что теперь он совершенно свободен, Шеверт развернул примявшуюся бумажку и начал читать.

Сказочник ждал своего господина. Он сидел на ступеньке у пустующего трона и задумчиво перелистывал им же написанную историю. Сказочник размышлял… О  чем? О мимолетности смертного бытия, о любви и равнодушии, о том, что всякий дурной поступок обязательно потянет за собой множество добрых и самоотверженных дел… И еще много о чем думал маленький кэльчу у трона Покровителя.

Он так глубоко ушел в себя, что не заметил, как вернулся Хинкатапи.

– Сказочник! – обрадовался Поковитель, – рад, очень рад тебя снова видеть. Где ты был все это время?

Кэльчу поднял на Бога печальные глаза, осторожно закрыл книгу.

– Я не знаю, Отец. Не знаю, где я был… Но это так походило на сон!

– И что же тебе привиделось? – Хинкатапи в предвкушении хорошей истории потирал ладони.

– Это было так странно и страшно, – прошептал Сказочник, – мне снилось… Будто бы я… по воле твоей, Отец, был элеаной без крыльев. И будто бы не помнил себя, а думал, что худенькое тельце, лишенное крыльев – мое собственное.

– И что? – Хинкатапи в нетерпении даже заерзал на троне, совсем как обычный смертный.

– Она совершила страшное предательство, эта элеана. Или наоборот, принесла огромную жертву, – глухо ответил Сказочник, – но, верно, искупила и первое, и второе собственной кровью. И затем… затем я проснулся здесь, и стал ждать тебя, повелитель.

Ничего невозможно было понять по лицу Бога.

Хинкатапи откинулся на спинку трона, покрутил в пальцах изумруд – и отшвырнул его, словно мусор.

– Ты записал эту историю? – наконец спросил Бог Сказочника.

– Конечно! – кэльчу уверенно похлопал ладонью по пухленькому переплету книги, – я записал ее для тебя, Покровитель, дабы ты мог развлечь себя в час утренних сумерек.

Хинкатапи скупо улыбнулся, покачал большой головой.

– Наверное, длинная повесть получилась? Недосуг мне ее читать… Дел много накопилось, что поделаешь!

Он помолчал, глубоко задумавшись. Затем встрепенулся и, будто забыв, о чем шла речь, полюбопытствовал:

– Так… о чем твоя новая история?  О том, как важно быть на своем месте в нужное время? И вовремя пустить стрелу в глаз болотному волку?

Сказочник прижал к груди книгу, с легким укором поглядел на повелителя своего и господина.

– О любви, Отец. Эта история – всего лишь о любви.

Шеверт рассмеялся. Кто бы мог подумать, а?!!

«Жестоки шутки твои, Отец и Покровитель».

Его начинало клонить в сон, а мыльный пузырь несся куда-то сквозь мрак и холод.

Перед глазами мелькало, словно сполохи зарниц, все то, что осталось под небесами Эртинойса.

И Шеверт увидел…

Андоли.

Она неподвижно лежала на спине, раскинув тонкие руки и глядя куда-то сквозь небо. Ее косы разметались по бурому песку, а на лице застыло удивление, словно за миг до погружения во мрак она вспомнила нечто удивительное и очень важное.

Хофру.

Скорчившись на носилках, которые несли два дюжих серкт, он, казалось, заснул. Но стоило присмотреться внимательнее, как в глаза бросалась угрюмая синева губ, сведенные судорогой пальцы, неестественно вывернутая голова.

Его несли к Царице серкт, со всеми предосторожностями – и совершенно зря. Потому что сон жреца Хофру быстро и незаметно увел его в вечность, укрыв от гнева властительницы.

Териклес…

Золотое чудовище в белом платье, Царица, не рожденная женщиной, но созданная страшным ритуалом хранителей таинств…

Она кричала. Долго. Страшно. Царапая острыми ногтями лицо, оставляя на гладкой коже глубокие кровавые борозды.

Териклес все поняла – а может быть, и почувствовала то, что Ключ снова, в который раз ускользнул от нее, а Врата Ста Миров так и остались недосягаемы.

Быть может, она даже поняла, что кто-то воспользовался вратами – а это означало… Конечно же, нешуточную угрозу для серкт, и для Териклес в первую очередь. Пища, множество свежих и вкусных миров, улизнула от Царицы и отправилась в старый добрый Эртинойс.

Шеверт устало вздохнул.

Ну, вот и все… А теперь – спать, спать. В конце долгого и опасного пути стоит прилечь и передохнуть.

На миг он пожалел о том, что так и не вспомнил самого себя, каким он был до кошмаров в подземельях Дворца, и была ли у него семья… Но теперь – да, теперь все это было далеко и не важно.

Шеверт аккуратно сложил вчетверо легенду о Сказочнике, сунул за пазуху. Занятно все вышло, н-да. Особенно насчет Андоли – сказано ведь, большой шутник этот Хинкатапи, только шутки у него порой жестокие. И к чему было затеваться со Сказочником? Неужели только для того, чтобы спасти Дар-Теена в Гнилых топях, а затем пристрелить? В нужное время в нужном месте, так это надо понимать?

«Будь ты рядом, я бы с тобой поспорил», – сонно шепнул кэльчу, устраиваясь поудобнее на пружинящей поверхности радужной мембраны.

… Но если записанное на бумаге все-таки было правдой, и Хинкатапи вернулся на свой трон… Значит там, в прошлом, у северянина все получилось?..