Дерзкий морпех Стрельцов Иван

Посвящается морякам, воевавшим на суше в самые тяжелые моменты для Родины.

От автора

Пролог

В этот день в главном здании ГРУ обстановка была крайне нервозная. Еще бы, сам начальник Генерального штаба приехал на совещание, на которое собрали всех начальников отделов, работающих внутри России и по странам ближнего зарубежья. Тема совещания – «Анализ антитеррористической операции на Северном Кавказе».

Начальник Генерального штаба был невысокий плотный мужчина пятидесяти лет, мундир с генеральскими погонами сидел на нем как влитой, а орденские планки на мощной груди бывшего тяжелоатлета буквально вздыбливались.

Стоя за массивной трибуной на сцене актового зала, генерал-полковник в течение получаса читал доклад о сложившейся обстановке на освобожденной территории еще недавно мятежной Ичкерии, сыпал цифрами из различных сводок, даже приводил какие-то мало известные факты, практически не пользуясь «шпаргалкой». Большинству собравшихся разведчиков все это действо напоминало политзанятия в еще не забытые советские времена.

Даже начальник ГРУ в стильном гражданском костюме, больше напоминающий преуспевающего ученого или дельца, чем руководителя военной разведки, слушая генерал-полковника, недовольно морщился, дескать, других дел больше нет у его департамента, как слушать подобные лекции.

– Вот такая вкратце обстановка на юге нашей страны, – приспустив на кончик носа узкие очки в тонкой титановой оправе, наконец проговорил генерал-полковник. – И не мне вам говорить, что главная задача военной разведки – борьба с внешними врагами нашего государства. Но кроме противоборства государственных систем нам теперь выпала еще одна забота. Это борьба с мировым терроризмом, и главное его гнездо сейчас для нас – Чечня. После наступления ваххабитских отрядов на Дагестан, которые были разгромлены, федеральные войска освободили равнинную часть Чечни, загнав остатки сепаратистов в горы. Теперь необходимо уничтожить их, не давая вырваться на равнину, где они могут устраивать террористические акты, которые рано или поздно обернутся массовыми жертвами мирного населения. Примеры тому – Буденновск и Буйнакс. Главными целями должно стать перекрытие финансовых и оружейных потоков из-за рубежа, а также ликвидация полевых командиров, особенно тех, кого среди боевиков и за границей считают одиозными фигурами. Конечно, мы – люди военные и считаем все по одной формуле: «Если враг не сдается, его уничтожают», тем более что для этого сил там предостаточно, и фронтовой авиации, и тяжелой артиллерии. Не говоря уже о командах спецназа. Но наш Верховный главнокомандующий считает, что физическая ликвидация слишком примитивная, а главное, неоправданно жестокая мера. Среди подавшихся в горы сепаратистов достаточное количество безграмотного и задуренного молодняка, которым запудрили мозги исламские эмиссары из жарких стран.

Президент считает, что таких людей мы обязаны вернуть с гор к обычной мирной жизни. Лучше всего это сделать через личный пример. Среди руководства повстанцев достаточно не только кровожадных убийц и бандитов, но есть еще идеалисты, которые воюют за непонятные призрачные идеи. Вот на таких и следует делать упор. Брать в разработку и через оперативные комбинации убеждать сдаться федеральным властям. Для этого нужно использовать мировой опыт противопартизанской борьбы и не забывать нашу собственную историю противодействия басмачеству и борьбе с «лесными братьями».

Сидящий в первом ряду моложавый мужчина с простым, незапоминающимся лицом, закинув ногу на ногу, держал на колене открытый еженедельник, время от времени делая какие-то пометки.

Сорокапятилетний полковник ГРУ Вадим Георгиевич Долгов служил в военной разведке больше двадцати лет. После Киевского высшего общекомандного училища им. Фрунзе, где он учился на разведывательном факультете, был направлен в посольство в Афинах. Прослужил пять лет в распоряжении военного атташе, там же и открылись его способности к аналитической деятельности. Долгова отозвали из Греции, затем несколько лет он работал в центральном аппарате ГРУ, одновременно заочно окончив разведфакультет при Академии Генерального штаба.

Огромная и когда-то непобедимая империя стремительно катилась в тартарары. Военная разведка работала в форсированном режиме, но эти результаты нисколько не интересовали главного друга германского канцлера и американского президента.

Политические катаклизмы не касались майора Долгова, он, как подводная лодка, отгородился от внешнего мира и с головой погрузился в работу. Всплыл на поверхность только в 95-м, когда вовсю гудел пожар первой чеченской кампании. Он трижды выезжал на Северный Кавказ, за что получил две правительственные награды и очередное звание. Все эти поощрения были не зряшными. За ним числились несколько уничтоженных бандформирований и полевых командиров, в том числе и сам президент самопровозглашенной Республики Ичкерия.

Та комбинация, которую разработал Долгов, была идеальной по классической формуле, когда опера создали условия, по которым московские подельники Большого Джо сами сдали лидера сепаратистов, указав его телефонный номер. Следующий сеанс связи для Большого Джо оказался последним. Тяжелая ракета, выпущенная с борта штурмовика и нацеленная по радиолучу спутникового телефона, разметала не только президента, но и его охрану с машиной.

Во время первой чеченской кампании за Вадимом Георгиевичем закрепилась репутация «Ликвидатора «индейцев»^[1].

Когда началась вторая кампания, после попытки ваххабитских отрядов захватить соседнюю с Чечней Республику Дагестан, Долгов снова вылетел на Северный Кавказ в составе группы старших офицеров ГРУ. К тому времени федеральные войска разгромили наступающие банды сепаратистов, начав их гнать вглубь Чечни. Разведчики двигались вслед за наступающими войсками, обрабатывая получаемую информацию, а заодно готовя свою собственную операцию.

«Охота на волков» оказалась наиболее успешной из всех операций двух военных кампаний. Окруженные в Грозном боевики, постоянно несшие потери от штурмовых отрядов, которых поддерживали танки и артиллерия, через подставного «предателя» получили карту минных полей вокруг города и, отыскав брешь, пошли на прорыв, где, попав под перекрестный огонь, понесли огромные потери.

После «охоты на волков» Долгов получил еще один боевой орден, звание полковника и был возвращен в Москву.

Слушая начальника Генерального штаба, Вадим Георгиевич понял, что вновь возникла необходимость в его опыте и знаниях, только специализация изменилась.

– Ты пей кофе, пей, – обращаясь к Долгову, предлагал начальник ГРУ. – Я люблю кофе раскаленный, как битум, а только чуть остыл – уже не то.

– Я тоже люблю горячий, – будничным тоном ответил полковник Долгов. Будучи человеком творческого устройства, с начальством он не особо любил общаться, считая, что у каждого своя стезя. Одним работать (творить), другим руководить и отчитываться перед вышестоящим начальством.

– Ловко у тебя, Вадим Георгиевич, получилось, – начальник военной разведки положил свою широкую ладонь на пластиковый терминал, внутри которого лежали листы с ровными строчками компьютерного текста. – Только вчера начальник Генштаба призывал активнее работать по одиозным полевым командирам, а сегодня ты уже приносишь мне один из вариантов, да еще какой. Настоящая конфетка.

– Вообще-то я информацию собирал для другого мероприятия, – честно признался Долгов.

– Ну да, ну да, – закивал главный разведчик российской армии. – Ты же всем известный «группенкиллер». Сколько бандформирований уничтожено по твоим планам?

– Крупных – три.

– Не считая всякой мелочи, – на мгновение задумался начальник ГРУ. Увлеченный своими мыслями, непроизвольно забарабанил пальцами по терминалу. – Это хорошо, что ты смог так быстро перенацелиться. Штабисты всем известные погонщики, еще старт гонкам не объявили, а они уже вовсю начинают хлестать от души. Теперь у них уже не получится погонять, если что, у нас есть щит прикрыться на первое время. – Главный военный разведчик замолчал, потом искоса глянул на Долгова и спросил: – Сам-то ты что думаешь, сможем мы этой акцией воздействовать на Хаджибея?

– Мусса далеко не глупый человек. В прошлом учитель истории, по карьерной лестнице дошел до заместителя председателя районо. Когда в стране наступил развал, примкнул к националистам, потом Чечня объявила себя незалежной, и он одним из первых отправился в Мекку паломником, отсюда и прозвище. В первую кампанию, командуя отрядом, пленных и раненых не убивал, либо возвращал федеральным войскам, либо отдавал матерям.

Во вторую на Дагестан не ходил… А крови на нем не больше, чем у остальных, кто воюет.

– Да знаю я все это, – тяжело вздохнул начальник ГРУ. – Меня интересует другое, сможем ли мы вывести его из войны, так, чтобы Хаджибей сложил добровольно оружие вместе со своим отрядом.

– Он образованный человек и хорошо знает, что даже легендарный Шамиль не устоял перед силой русского оружия и сдался на милость победителей. Я обнаружил его уязвимое место, так сказать, «ахиллесову пяту», и в случае, если мой план удастся, Муссе останется всего два варианта: либо подчиниться, либо… – Долгов сделал короткую паузу, – думаю, он подчинится.

– Приручить такого волка – это настоящая большая профессиональная победа. Ну что же, действуй, Вадим Георгиевич, даю тебе карт-бланш в этой операции. Набирай лучшую группу нашего спецназа и направляйся в Чечню.

– Разрешите воспользоваться тамошними диверсантами? – неожиданно попросил Долгов.

– То есть? – не понял начальник военной разведки.

– Направлять москвичей, значит, кроме постановки боевой задачи понадобится какое-то время на адаптацию к местности. А, как вы сами понимаете, это время, значит, ситуация может измениться в тот момент, когда мы еще не будем готовы к действиям. Ведь впопыхах можно и дров наломать. Лучше сразу брать тех, кто работает в этом районе и знает там каждый камень.

– Что ж, смысл в твоих словах есть. Ты в своей области ас, поэтому не буду лезть со своими советами и торопить. Карт-бланш ты получил, теперь действуй, а «бабки», как говорится, подобьем в конце игры.

– Разрешите идти готовиться к командировке? – Долгов поднялся из кресла.

– Действуй, Вадим Георгиевич, – возвращая полковнику пластиковый терминал, скупо улыбнулся начальник военной разведки…

Вернувшись в свой кабинет, Долгов первым делом вызвал референта. Пожилой капитан Овечкин особой карьеры в разведке не сделал, не стремился к тому. Зато в качестве референта начальника одного из аналитических отделов ГРУ он со своей феноменальной памятью и работоспособностью был просто незаменим в качестве помощника.

– Вызывали, Вадим Георгиевич? – спросил Овечкин, едва приоткрыв дверь.

– Да, Николай Николаевич. Мне срочно нужна информация по частям специального назначения в Чечне.

– Только по нашим или милицию и внутренние войска тоже включить? – уточнил референт.

– Всех. И справка должна быть как можно подробнее. Номер подразделения, количество штыков, место дислокации, ну и все, что еще дополнительно известно.

– Мне потребуется около двух часов.

– Хорошо, – кивнул Долгов в знак согласия. – Пусть будет два.

Когда за референтом закрылась дверь, полковник достал из ящика рабочего стола папку со снимками аэрофотосъемки горной Чечни. Пока шел подбор кандидатов на проведение операции, Вадим Георгиевич Долгов собирался разработать предварительный план до мельчайших деталей…

В указанный срок перед начальником аналитического отдела лежала подробная справка о частях специального назначения, находящихся в Чечне.

Вадим Долгов бегло просмотрел записку, потом, как художник, создающий шедевр, отсекает от глыбы мрамора все ненужное, стал отводить не подходящие ему подразделения.

Первыми «ушли» отряды СОБРа и ОМОНа, а также спецназ Внутренних войск, они в основной своей массе занимались зачистками на равнинной части Чечни. Потом наступила очередь разведчиков мотострелковых подразделений, те охраняли комендатуры и блокпосты. Спецназ ВДВ с другими подразделениями сопровождал автоколонны.

И только отряды специального назначения ГРУ отдельными группами наведывались в горы, выискивая караванные тропы, лагеря и схроны боевиков. Обнаружив их, либо минировали, либо вызывали авиацию.

– Нет, не только ГРУшники горы просеивают, – произнес вслух полковник, неожиданно обнаружив, что у самого предгорья расположилась сводная бригада морской пехоты. Собранная из бойцов различных флотов и участвующая в боях еще с Дагестана, разведрота бригады несколько раз проводила довольно удачные рейды в горы.

– Командир роты капитан-лейтенант спецназа Черноморского флота Кутягин Егор Сергеевич, – прочитал выписку из справки Долгов. – Кавалер двух орденов Мужества, медали «За отвагу», награжден именным оружием. Очень, очень интересно, – задумчиво пробормотал Вадим Георгиевич. – Думаю, с этим Егором Сергеевичем надо познакомиться поближе. – Нажав на кнопку селектора, полковник распорядился: – Николай Николаевич, мне нужно полное досье на командира разведроты сводной бригады морской пехоты…

Капитан Овечкин оказался верен своим принципам. Когда утром начальник аналитического отдела вошел в свою приемную, референт уже ждал его, прижимая рукой к бедру папку из натуральной кожи.

– Доброе утро, Вадим Георгиевич.

Полковник молча кивнул вместо обычного ответа и сказал, указывая на свой кабинет:

– Пошли пообщаемся.

Досье на флотского разведчика состояло из десятка страниц, часть из которых были пожелтевшими, с поблекшими строчками машинописного текста.

Одного этого хватило аналитику, чтобы сделать вывод – служить капитан-лейтенант начал еще во времена Великого и Неделимого, а то, что досье находилось в Главном штабе ВМФ, свидетельствовало – разведчик на особом счету.

– Ладно, посмотрим, что насобирали наши флотские коллеги, – проворчал Долгов, переворачивая листы с машинописными строчками.

Босоногое детство и отрочество будущего диверсанта, а также учебу в Севастопольском военно-морском училище Вадим Георгиевич пропустил. Его интересовала служба в войсках. «Кутягин Егор Сергеевич 1965 года рождения в восемьдесят пятом году был направлен на службу в учебный центр на Балхаш, – Долгов знал, в советские времена там было устроено несколько испытательных полигонов, где дорабатывались образцы ракетного и торпедного вооружения для флота. Кроме того, там же находился учебный центр, где готовили боевых пловцов элитных подразделений. – В 87-м возвращен в Севастополь в отряд «Мегаладон».

– Что еще за «Мегаладон»? – удивился обычно всезнающий начальник аналитического отдела, вопросительно взглянув на Овечкина.

– «Мегаладон» – доисторический морской хищник длиной от пятнадцати метров и весом до двадцати тонн. Пожирал все, что вмещалось в его двухметровый рот, даже белых акул, – начал пояснять референт.

– Да не интересует меня «в мире животных». Что это за подразделение под таким экзотическим названием? – с раздражением проговорил Долгов.

– Подразделение особого назначения создано в начале восьмидесятых годов. Тогда все силовые структуры создавали своих суперменов – КГБ – «Альфу» и «Вымпел», ГРУ – «Рексов», вэвэшники заложили основу «Витязя». Моряки и себе решили создать аналогичную структуру. «Мегаладон» формировали из наиболее опытных бойцов морского спецназа.

– Чем они отличались от боевых пловцов и водолазов из ПДСС?

– ПДСС занимается подводной охраной кораблей и военно-морских баз (так они и называются – противодиверсионные силы). Боевые пловцы, наоборот, должны тайно проникать на базы, минировать корабли, причалы, топливные терминалы. А вот для «мегаладонов» эти операции сплошные детские считалочки. Они должны захватывать атомные ракетоносцы, командные пункты, уничтожать многоцелевые авианосцы. В общем, проводить операции, имеющие стратегическое значение.

– Неплохо, – хмыкнул Долгов. – Что дальше было с этими суперихтиандрами?

– Как и положено в стране, вставшей на демократический путь. Наиболее опытных и подготовленных бойцов вышибли из армии, флота, госбезопасности и МВД. Зацепиться успели лишь самые молодые. Их оказалось немного, и Кутягин из этой когорты.

– Ясно, – понимающе усмехнулся Вадим Георгиевич, переводя взгляд на листы с текстом. Сейчас его интересовало лишь участие капитан-лейтенанта в боевых операциях. До чеченской кампании их насчитывалось три, и еще две проводились задолго до первой войны. «Арго» (1991 г.), «Солнечное отражение» (1994 г.), «Южный альбатрос» (1999 г.).

Все эти названия ни о чем не говорили Долгову. Единственное, на что обратил внимание полковник: за две предыдущие операции капитан-лейтенант Кутягин получил благодарность от командующего ВМФ, а за последнюю награжден орденом Мужества, хотя в то время боевых действий на территории России не велось. Остальные награды Кутягин получил уже на Кавказе.

В отличие от «довоенных» поощрений все эти были подробно описаны в бумагах досье.

«Удержал высоту против превосходящих сил противника». «Группа под командованием уничтожила отряд арабских наемников». И так далее и тому подобное.

– Серьезная биография, – задумчиво покачал головой полковник, захлопывая папку с досье. Обозначенные в начале секретные флотские операции, что называется, задели его за живое. Но Вадим Георгиевич Долгов хорошо знал, что подобные секреты без личной резолюции шефа – начальника ГРУ не раскрываются. А он, хоть и дал полковнику в будущей операции карт-бланш, прежде, чем поставить свою подпись под запросом, обязательно спросит: «А на фига тебе это надо?» Что в таком случае ответить? Профессиональное любопытство. Очень подозрительный ответ, как бы собственная контрразведка не начала проявлять свое профессиональное любопытство. «К шефу обращаться нельзя, а мореманы ни в жизнь свою секретку для меня не откроют».

Полковник искоса посмотрел на своего референта и спросил:

– Ну, как, Николай Николаевич, есть еще что-то, не вошедшее в досье?

– О Кутягине в штабе разведки ВМФ высокого мнения. Его рота с начала антитеррористической операции находится в авангарде. При том, что бойцы чаще других участвовали в боестолкновениях, потерь понесли рекордно мало, – отчеканил Овечкин, немного подумав, добавил: – В общем, моряки считают его чертовски везучим.

– Везение – субстанция неосязаемая, – наставительно произнес Долгов. – Но тем не менее запас карман не тянет. И лучше, чтобы удача присутствовала в нашем деле. Готовь, Николаич, командировочное предписание…

Глава 1

Лето двухтысячного года выдалось нестерпимо жарким. Во второй половине дня воздух настолько накалялся, что казался густым и насыщенным как кисель. На равнине вся растительность выгорела в считаные дни, и теперь бурая безжизненная трава вяло шевелила высохшими стеблями, напоминая о бренности жизни. Только в горах, где деревья и кустарники питались корнями от пропитанного влагой талых снегов грунта, листва оставалась буйной и зеленой. Узкая грунтовая дорога желтой лентой вилась вдоль нависших над ней могучих гор. Клубы густой рыжей пыли еще издалека выдали движение боевой техники. Чем ближе подъезжала колонна, тем отчетливее становились видны пять БМД, с гроздями рассевшихся на броне бойцов в полном боевом снаряжении. Перекрывая рев двигателей, разведчики горланили:

Батальонная разведка,

Дома мы скучаем редко…

Ветер подхватывал слова и, смешивая их с песчинками пыли, нес вперед, туда, где раскинулась большая военная база. Бойцы на КПП поспешно подняли полосатую трубу шлагбаума, восхищенно наблюдая за стремительным бегом бронетехники. Обдав караульных пылью и выхлопными газами, боевые машины десанта ворвались на территорию базы.

Неожиданно наперерез головной машине, придерживая болтающийся на ремне штык-нож, выскочил молодой матрос с повязкой «Дежурный по штабу» на правом рукаве камуфляжной куртки.

– Где капитан-лейтенант Кутягин? – дурным голосом заорал дежурный.

БМД круто развернулась, обдав солдата выхлопными газами. С брони легко спрыгнул крепко сбитый мужчина, облаченный в просторного покроя маскировочный комбинезон, поверх которого был надет бронежилет с нашитыми подсумками для запасных магазинов и ручных гранат. В руках он держал видавший виды «АКМС» с потертым деревянным цевьем и прижатым к нему откидным металлическим прикладом.

– Чего надо? – спросил разведчик, энергично разминая после долгой езды затекшие мышцы.

– Товарищ капитан-лейтенант, вас комбриг к себе требует, – вытянулся дежурный по штабу.

– Ну, раз такое дело – пошли, – офицер забросил на плечо брезентовый ремень автомата, потом, повернувшись к боевой машине, громко крикнул: – Крецул, давай в расположение роты, приводите себя в порядок. Я вернусь – устроим «разбор полетов».

– Есть! – скаля белые зубы, весело ответил молодой лейтенант, у которого даже сквозь толстый слой дорожной пыли проступал на щеках юношеский румянец.

База бригады морской пехоты мало походила на военные городки, которые еще с советских времен разбросали по бескрайним просторам России.

Территория расположения морпехов была окружена трехметровым валом правильной восьмигранной формы. Вершина вала изрыта окопами полного профиля, закрытыми ходами сообщения, колпаками долговременных огневых точек, оснащенных автоматическими гранатометами и крупнокалиберными пулеметами.

По углам вала были вырыты капониры для бронетехники, из которых БМД и БТРы могли держать под перекрестным огнем весь периметр базы.

С гор, которые находились на расстоянии двух километров, база походила на старинный бастион. Мрачный и безлюдный, неживой. Но за прочным защитным валом шла своим чередом отлаженная и вполне цивилизованная жизнь военного гарнизона.

Морпехи здесь расквартировались еще зимой, когда загнали в горы последние банды сепаратистов.

Теперь вместо продуваемых всеми ветрами палаток там были выстроены длинные, похожие на бараки, казармы, для безопасности от минометного огня врытые в землю едва ли не по самые крыши.

В остальном командование старалось придерживаться стандартов военных городков. Возле каждой казармы были выстроены беседки курилок. Все переходы связаны дорожками с побеленными известью бордюрами.

Чуть дальше, сразу за жилыми постройками, тянулись склады, также обнесенные защитными квадратными валами и напоминающие крепостные редуты. В центре базы находился спортгородок, возведенный из подручных материалов, и широкая площадка бригадного плаца, за которой разместился штаб. Вернее сказать, штабной бункер, врытый на два этажа в землю, укрепленный железобетонными плитами и способный выдержать обстрел тяжелой артиллерии. В бункере находились все командные функции управления бригадой: сам штаб, узел связи и комендантский взвод, который неустанно нес круглосуточную охрану.

Командир бригады полковник Серебряков был на Кавказе во второй раз. В первую чеченскую войну он командовал батальоном ТОФ, теперь же полученный с тихоокеанцами боевой опыт комбриг использовал в полной мере.

Кутягин и дежурный по штабу быстрым шагом пересекли плац и вышли к лестнице, ведущей в подземелье штабного бункера. Часовой из комендантского взвода, увидев издалека капитан-лейтенанта, привычно взял «на караул». Егор приветливо кивнул головой и, ухватившись за скобу, потянул на себя тяжелую бронированную дверь, по просьбе комбрига доставленную с Балтийского флота, от линкора «Октябрьская революция».

После яркого дневного сияния оказавшись в тесном помещении, освещенном лишь бледно-желтыми маломощными лампочками, разведчик несколько секунд потратил на адаптацию, прежде чем опустить ладонь на поручень лестницы, ведущей в подземелье. Металлические ступеньки неприятно завибрировали под берцами капитан-лейтенанта.

В бункере было темно и душно. Все пространство штабного кабинета занято столами, планшетными картами, вокруг которых склонились офицеры боевого планирования бригады. Егор Кутягин хорошо знал: когда в штабе такое оживление – либо в бою возникла нестандартная ситуация, либо пожаловала большая «шишка». Ситуация в сегодняшнем бою была самая заурядная, значит, выходил второй вариант.

Встав в дверном проеме, капитан-лейтенант негромко прокашлялся и произнес, обращаясь к командиру бригады:

– Разрешите войти не по форме одетым.

– Входи, Егор, – над группой офицеров, склонившихся над картой, поднялась могучая фигура комбрига Серебрякова. За почти двухметровый рост и богатырскую стать, вкупе с именем-отчеством – Иван Ивановича, полковника еще с курсантских лет прозвали Два Ивана. Судьба у Серебрякова действительно была легендарная, за двадцать с небольшим лет военной службы он защищал интересы страны в Сирии, Анголе, Эфиопии. Об этих командировках полковник не распространялся, но красочней всяких слов говорили орден Боевого Красного Знамени и два ордена Красной Звезды на его парадном кителе. Довелось Иван Ивановичу повоевать и в первой чеченской кампании, за что имел еще один иконостас из демократических орденов.

– Ну, здоров, капитан-лейтенант, – комбриг протянул разведчику могучую руку. – Как дела?

– Как обычно. На равнине колонна прошла, как ралли Париж – Дакар. А вот в горы только вошли, тут и началось. Головной БТР взорвали мощным фугасом, видимо, это была связка из нескольких гаубичных снарядов, броневик буквально порвало в клочья. Потом из гранатометов сожгли три бензовоза, повредили несколько других машин. В общем, раненые, убитые. Сколько, я не знаю, мотострелки подсчитывают. Еще бы минут двадцать – и колонну распатронили бы до последнего солдата. Мы вовремя подоспели. Вообще-то не глупые сейчас мозги сидят в Генштабе, раз придумали страховать колонны маневренными бронегруппами. Прикрывшись дымом горящих бензовозов, мы подошли к колонне и ударили по духам в упор. Шквалом огня накрыли басмачей, они бой принимать не стали, сразу отошли.

– Мусса Шеравин? – угрюмо спросил комбриг.

– Кому еще. Это же его ответственный участок работы, – хмыкнул Кутягин, поправив автомат на плече, добавил: – Хаджибей – волчара тертый, думаю, он специально начал отводить своих башибузуков, заманивал, падла. Это его коронка, но второй раз только дурак наступит на одни и те же грабли. По горам отработало звено «крокодилов».

– Волчара тертый, – задумчиво повторил за разведчиком полковник Серебряков. – Вот поэтому я тебя и вызвал, Егор. Появилась у нас новая тема. Подходи к карте, изучай ситуацию.

– А чего мне там изучать? Я тут каждый камень пузом выгладил.

– А давай посмотрим, может, чего нового и увидим, – полковник подтолкнул Кутягина в спину.

Офицеры расступились, пропуская их к столу с разложенной картой.

– Знакомься, полковник Долгов из Главного разведывательного управления, – комбриг представил Кутягину незнакомого офицера, одетого в выгоревшее хэбэ со звездами полковника на погонах. В руке он держал неказистый тощенький портфель с потертыми боками. Прикрепленная к ручке фанерная пластинка с круглой выемкой для сургучной пломбы подсказывала, что в этом портфеле веник для бани не носят. Полковник крепко пожал руку Кутягину, представился:

– Вадим Георгиевич. Я вашим Муссой занимаюсь еще с прошлой чеченской кампании. – Поставив на стол свой портфель, Долгов поспешно стал расстегивать замки и, как всякий торопящийся человек, заговорил скороговоркой: – Он прямо как киборг непримирим и, главное, неуязвим. Ни семьи, ни родственников, их тейп почти весь вымер со времен сталинского выселения. Его жена умерла при родах, думали, и дите тоже скончалось. А оказывается, нет… Выяснилось, сын у него есть. Пацану пять лет, Шеравин никому не верит, поэтому и не отправил его за рубеж, а держит рядом с собой. Вот здесь, – разведчик положил на карту пачку фотографий космической съемки. – Небольшая деревенька, Шеравин использует ее как тыловую базу, там у него три десятка бойцов, лазарет, где выхаживают недобитых в боях душманов, и, главное, пацан его, Тимур, там.

– Ну, и?.. – Кутягин задумчиво посмотрел на генштабовского разведчика.

– Пацан – это ахиллесова пята Муссы, его болевая точка, мальчик последний из рода Шеравина. Если возьмем мальчишку, его отец станет ручным, как волнистый попугайчик.

– Да уж, – капитан-лейтенант задумчиво посмотрел на карту, потом обвел пальцем часть ее и негромко произнес: – Деревня находится в зоне господствования боевиков.

– Да, – подтвердил Долгов, – но в тылу их огневых позиций. Если сработать аккуратно, они даже не поймут, что произошло, и тогда Мусса будет в наших руках.

– А кому он нужен живым? – на лице разведчика от бешенства заходили желваки. – Скольких этот гад уже наших положил…

– А сколько еще положит? – оборвал Кутягина Вадим Георгиевич, сейчас он говорил ровным голосом уверенного в своей правоте человека, к тому же имеющего необходимую информацию и соответствующую власть. – Мусса Шеравин наш враг, но на фоне многих других полевых командиров он благородный враг. Не захватывает заложников, не издевается над пленными и не добивает раненых. Здесь, в Чечне, по сути идет гражданская война, а в ней, как вы знаете, не бывает ни правых, ни виноватых. Все виноваты: и те, кто взял оружие, чтобы грабить мирное население, называя это народным самоопределением, и те, кто позволил это сделать, не защитил склады с оружием, не остановил зачинщиков. Как бы там ни было, вечно этот бардак не может продолжаться. Необходимо вернуть республику к мирной жизни, и легче всего это сделать тем, кто имеет авторитет среди своих соплеменников и не замазан кровью невинных жертв. Мусса Шеравин один из лучших кандидатов на эту роль. Но он настоящий воин и просто так не сдастся, но как человек умный пойдет на переговоры, вынужден будет пойти, если его сынишка будет у нас. Ну а дальше дело профессиональных переговорщиков.

– Операция «Последний из могикан», – усмехнулся Кутягин.

– Почти угадали, в нашей конторе операцию назвали «Ахиллесова пята», – улыбнувшись, произнес ГРУшник.

– Я ведь с Муссой тоже знаком с первой чеченской, – неожиданно вступил в разговор комбриг. – Тогда довелось мне командовать батальоном морской пехоты ТОФа. Да и батальоном это подразделение трудно было назвать, так, с бору по сосенке. Половина личного состава даже не морпехи, либо с тыловых частей, либо вовсе снятые с кораблей разгильдяи. Правда, в деле парни все орлы, я с ними и Грозный прошел, и горы штурмовал. Вот в горах и довелось схлестнуться с этим самым Хаджибеем. Приказ был занять один из аулов. Сели на броню, подъехали к указанной точке, деревня как деревня, домов с полсотни на небольшом плато, а вокруг – пики гор нависают. В общем, отдаю приказ занять аул и приготовиться к обороне. Кое-как вырыли по периметру окопы, начали налаживать блиндажи и огневые точки. А утром появляются парламентеры во главе с самим Муссой, я уже о нем тогда слышал, он воевал под Бамутом, командовал так называемым фронтом. Теперь объявился здесь – и сразу быка за рога, говорит, у вас всего двести человек, четыре «Копья»^[2] и взвод батальонных минометов. А у меня, мол, больше тысячи моджахедов, имеется тяжелое вооружение, и занимаем господствующие высоты, даже без штурма вас всех перебьем. Поэтому сдавайтесь. Перспектива не приведи господь, сами знаете, как эти дети гор относятся к морпехам. Но, с другой стороны, прав ведь, собака, на все сто. В этом раскладе все козыри у него на руках. Обидно стало не за понюшку табака голову свою и хлопцев ложить под нож. И тут вдруг меня осенило. Теперь, говорю парламентерам, если начнете боевые действия против нас, то прежде чем погибнуть, мы уничтожим и аул, и его жителей. Смотрю, мое заявление не по вкусу пришлось большинству переговорщиков. Ясный пень, часть армии Хаджибея из этого аула. Кому понравится, что из-за чужих амбиций твоих родных и близких пустят в расход. Раз такое дело, думаю, нужно их дожать, говорю: «Если с вашей стороны будут работать снайперы, за каждого убитого с нашей стороны буду расстреливать заложников из местных». Ничего не сказали парламентеры, ушли, потом три месяца просидели в осаде, но ни одного выстрела душманы в нашу сторону так и не сделали.

Два Ивана замолчал, как будто погрузился в омут воспоминаний своего героического прошлого. Посчитав уместным, эстафету перехватил Кутягин.

– Теперь интересно послушать, как в Москве собираются захватить мальчишку, – капитан-лейтенант задумчиво поскреб небритый подбородок и посмотрел на Долгова. У того в руках, как у фокусника, неожиданно появилась тонкая папка. Полковник открыл ее и вытащил один-единственный листок с ровными строчками компьютерного текста.

Глава 2

Боевые машины десанта, лязгнув траками гусениц, синхронно остановились. Лейтенант Крецул первым спрыгнул на утоптанную до плотности бетона землю и зычным голосом скомандовал:

– Выгружайтесь, орда.

Обвешанные оружием морские пехотинцы один за другим сигали с раскаленной под безжалостным солнцем брони.

– Стройся, – прозвучала следующая команда. Положив руки на висящий на груди автомат, Крецул не сводил придирчивого взгляда со своих подчиненных, выстраивающихся в колонну по двое.

Тем временем БМД, освободившись от наездников, сорвались с места, подобно табуну диких лошадей, и направились в сторону парка бронетехники.

Проводив долгим взглядом удаляющиеся боевые машины, лейтенант искоса посмотрел на здание медчасти. В бригадной кузнице здоровья находился настоящий цветник из молоденьких медсестер и фельдшериц. Врачи, правда, все как один были мужчины, но обладали богатым жизненным, военным и медицинским опытом, поэтому на девиц смотрели реже, чем на банку со спиртом, и уж вовсе никак не реагировали на частые появления в медчасти молодых строевых офицеров, между собой называя их шутливо «ходоками».

Недавний выпускник Коломенского артиллерийского училища Сергей Крецул как раз был из когорты «ходоков», и сейчас, после боя с сепаратистами, пусть короткого, но кровопролитного, лейтенант ощутил дикое желание оказаться в «цветнике» и хотя бы на одно короткое мгновение увидеть улыбающиеся лица девчонок в белых халатах.

Долго размышлять на тему полученного от ротного приказа взводный не стал. В конце концов, в армии всегда существовал принцип единоначалия. Старший приказывал своему подчиненному, и тот исполнял, если рядом не было того, кому можно было приказ перепоручить. Слава богу, у лейтенанта Крецула был замкомвзвода.

– Артемов, ко мне, – коротко приказал Сергей.

– Я, – из строя выскочил высокий стройный боец, гибкий и стремительный, как леопард.

– Строй ведешь в расположение. Там старшина, он найдет, чем вам заняться до прихода ротного. Я буду позже. Задача понятна?

– Так точно!

– Выполняй, – бросил Крецул, направляясь в сторону медчасти. Посеченное каменной крошкой лицо было неплохим поводом дать себя осмотреть на предмет стерильной обработки.

Проводив взводного тоскливым взглядом, Артемов глубоко вздохнул и произнес:

– В расположение не в ногу – марш.

Обвешанные пулеметными и гранатометными лентами, нагруженные треногами станков и тяжелым вооружением, при каждом шаге бойцы звенели и дребезжали, как средневековое воинство. Когда до казармы оставалось каких-то полсотни метров, до морпехов донесся грозный рык:

– Это что еще за банда атамана Зеленого? – Навстречу из тени курилки вышел прапорщик Латышев. Ротный старшина как всегда был в идеально чистом камуфляже, в начищенных едва не до зеркального блеска ботинках, по-пижонски отсвечивал белизной свежий подворотничок, тщательно выбритое лицо. Несмотря на щегольской вид, никто из бойцов не смог бы назвать Алексея Алексеевича Латышева тыловой крысой. За прошедший год, что они находились на войне, старшина неоднократно ходил с бойцами на боевые и даже участвовал в тех операциях, куда срочников вообще не брали. И тем не менее в расположении бригады он всегда был образцом безупречного внешнего вида военнослужащего.

– И чего это вы гремите на всю базу, как бронепоезд на запасном пути? Разведчик тем и отличается от остальных войск, что его не видно и не слышно, – прапорщик с сожалением махнул рукой, дескать, учишь вас, учишь, а толку никакого. Спохватившись, спросил: – А где все начальство?

– Ротного вызвали к командиру бригады, лейтенант Крецул в санчасти, – доложил «замок» Артемов.

– Ясно. Значит, голуби мои сизокрылые, с этой минуты вы в моем распоряжении. На обед не успели, а до ужина еще далеко. Поэтому начнем с учета неиспользованных боеприпасов и чистки оружия. Ну а потом все будет по регламенту.

Никто не роптал и тем более не пытался спорить со старшиной. Каждый из разведчиков знал на собственном опыте – себе дороже.

После того как не использованные в бою боеприпасы и тяжелое вооружение были сданы Латышеву, морские пехотинцы разместились за казармой, где был расстелен большой кусок брезента, и занялись чисткой оружия.

Привычными движениями разобрав свой автомат, младший сержант Виктор Никифоров разложил в ряд детали к нему, приготовил кусок ветоши и масленку. Со стороны это напоминало священнодействие, но на самом деле недоучившийся инженер-механик просто не умел по-другому. Московский мальчик-мажор с атлетической фигурой и смазливой внешностью всегда считал, что мир лежит у его ног, и потому творил, что хотел. Он настолько увлекся, что забыл, кто его содержит и оплачивает все увлечения и причуды. Отец, преуспевающий бизнесмен, до поры до времени на все выкобеливания сына смотрел сквозь пальцы. Но когда ненаглядное чадо с треском вылетело с третьего курса Бауманки и на горизонте замаячила перспектива призыва в армию, папашка неожиданно проявил характер и закатал изнеженного любимца аж на Северный флот в 61-ю Киркинесскую бригаду морской пехоты, где в середине семидесятых сам тащил службу. Прощание с родными и близкими прошли под плач матери и назидательную речь отца. Расстались едва ли не врагами, по крайней мере, на присягу Виктор родителей звать не стал. Через полгода Никифоров закончил учебку и с лычками младшего сержанта прибыл в свою часть. Тогда как раз начался набор добровольцев на Северный Кавказ. Виктор раздумывал недолго, тут же вызвавшись служить там.

– Слышь, столичный, дай немного маслица, – окликнул Никифорова сидящий рядом боец, худощавый паренек с умным интеллигентным лицом. Голый по пояс, он отливал на солнце бронзовым загаром, который подчеркивал его мускулистую фигуру. Петр Даркович был представителем второй столицы России, выходцем из Северной Пальмиры. Юный петербуржец был полным антиподом Никифорова, из всей семьи у него осталась только мать, женщина хоть и образованная, интеллигентная, в то же время волевая и целеустремленная. Она не только себя сделала (из рядовой учительницы русского языка и литературы переквалифицировалась в редактора одного из гламурных журналов), но и сына, которого с пяти лет воспитывала в одиночку.

Петр с красным дипломом закончил колледж, но вместо того, чтобы поступать без экзаменов в вуз, попросился в армию. Мастер спорта по кикбоксингу и перворазрядник по подводному ориентированию, стал настоящей находкой для военкомата. Через месяц наголо обритый Даркович переступил порог расположения отряда морского спецназа Балтийского флота «Парус». На войну он также пошел добровольцем.

Познакомились двое столичных юнцов, когда наступление на Дагестан ваххабитских отрядов было отбито и федеральные войска перешли в наступление на территории Чечни. Вот тогда-то морской бригаде и понадобилась разведка. Назначенный командиром разведроты капитан-лейтенант Кутягин лично набирал бойцов в подразделение.

Близкие по духу и интеллекту, бойцы быстро подружились, но при этом жили как кошка с собакой, постоянно выясняя, кто столичный житель, а кто лимита поганая. Иногда даже сходились врукопашную, но все это было напускное, шелуха, которая слетала, едва морпехи получали боевую задачу. В дозоре или рейде они действовали как единый организм. Под Аргуном Даркович вытащил контуженного Виктора из-под минометного обстрела, а спустя два месяца Никифоров прикрыл товарища, когда того пыталась взять на прицел чеченская снайперша.

– Держи, брателла, – младший сержант подкинул на ладони масленку и протянул Петру.

Тот благодарно кивнул, обильно полил густым оружейным маслом лоскут материи и проговорил:

– Я намедни встречался с земой, в штабе писарем обитается. Так вот, слышал он разговор начальника штаба с секретчиком, что уже есть приказ до конца месяца вывести нашу бригаду на «Большую землю».

– Тоже мне новость, – хмыкнул Никифоров, всем своим видом демонстрируя пренебрежение к услышанному. – Да я сам, своими ушами слышал, как трещали Кайман с Татарином, дескать, бородатые совсем обнаглели. Хватит бегать за колоннами, как овчарка за овцами, пора действовать на опережение и дать чебурекам по соплям. Кайман уже с Батей на эту тему перетер, и тот дал добро.

Кайманом разведчики называли своего ротного Кутягина, у которого амазонский крокодил стал позывным. Татарином окрестили командира второго взвода, балтийца, старшего лейтенанта Романа Татаренко. Батей прозвали командира бригады полковника Серебрякова, отдавая дань уважения морским пехотинцам.

– Ну, мало ли чего они там решали, – не смутившись, парировал Даркович, протирая затвор автомата. – План по выводу войск разрабатывается в Генеральном штабе, и сроки его претворения в жизнь никто не имеет права нарушать.

– Тоже мне, бином Ньютона, – не сдавался Виктор. – Между прочим, одно другому не мешает, прежде чем уйти, надаем духам по соплям. Думаешь, зря Крецула взяли в нашу роту, он же артиллерийское закончил.

– Его специальность – артиллерийская разведка, – со свойственным северянам спокойствием пояснил Даркович.

– Артиллеристы либо стреляют сами, либо корректируют огонь пушек, – заводясь, Виктор начинал говорить скороговоркой.

– Так его почти три месяца назад к нам перевели.

– Это у вас, романтиков, все делается по вдохновению, пока жареный петух, как говорится, не клюнет под копчик. А настоящий командир все просчитывает на пять, а то и десять шагов вперед. Недаром говорится, готовь сани летом. – Никифоров сделал короткую паузу и тут же победно добавил: – Между прочим, пушкари свои «ноны» еще на прошлой неделе «огурцами» загрузили по самое не могу.

– Ну, если нужно прогуляться в предгорье, почему бы не пойти, – наконец сдался Петр. – Всю зиму там пролазили, знаем район поиска, как свою квартиру. Только с кем пойдем? Если с Татарином, то этот если не задолбит, так замучает. Лучше уж с Маршалом, он хоть и молодой, но мужик путевый, – вспомнил Даркович добрым словом командира третьего взвода Жукова.

– Думаю, с нами сам Кайман пойдет. Это для него что-то вроде дембельского аккорда, – деловито проговорил младший сержант. Чистку своего автомата он закончил и теперь собирал. Руки быстро и четко собирали все детали в корпус оружия. Громко цокнув примкнутой затворной рамой, Виктор с неожиданной сентиментальностью в голосе произнес: – Вот вернусь домой, оттянусь по полной. Мама в письме обещала на месяц в Испанию отправить на отдых.

– Да, дома хорошо, – согласился с товарищем Петр, потом спросил: – Никифор, а ты ко мне приедешь после дембеля в Питер?

– Естественно, коллега, – шутливо отсалютовал сержант.

– А потом я к тебе.

– А меня дома не будет.

– Не понял, это как? – Даркович удивленно уставился на Виктора. Друг с невозмутимым видом ответил: – А я в Испанию уеду. – Следом оба товарища разразились громким смехом. Молодости во все времена свойственно беззаботное веселье, даже среди ужасов войны. Пережив первые бои, они, даже теряя товарищей, верили, что их минет чаша сия, и в минуту затишья даже пытались строить планы на будущее.

Неожиданно Никифоров обратил внимание на другого бойца, крепкого рыжеволосого парня, голову которого украшала бандана из маскировочной ткани. Тимко Степан, сжимая крепкими руками снайперскую винтовку «СВУ», шомполом с навинченным «ершиком» увлеченно чистил ствол.

– А ты, Степа, что будешь делать, когда дембельнешься? – поинтересовался у снайпера Виктор.

Степан отложил винтовку, задумчиво посмотрел на младшего сержанта, потом пожал могучими плечами и ответил:

– К бате пойду в бригаду, вместе рыбалить будем, – говорил он с мягким южнорусским акцентом, на каком обычно изъясняются выходцы Запорожской Сечи, выселенные на юг еще Екатериной Великой, создававшей там кубанское казачество.

Все предки Степана Тимко служили Отечеству, и на долю каждого выпадала своя война. Даже его отец, который родился после Великой Отечественной, получил орден Красной Звезды за бои на амурском острове Даманский. Сын оказался под стать своим пращурам, как говорил о нем Кутягин, самый результативный боец роты. Увлекающийся с детства охотой, Степан начал службу в роте антитеррора Севастопольской военно-морской базы, там же освоил специальность снайпера. Здесь, в Чечне, пластиковое ложе его «СВУ» было густо исчеркано засечками уничтоженных боевиков, и, как результат, три медали и два ордена.

Внешне Степан казался неуклюжим и флегматичным, но это было обманчивое впечатление. Снайпер передвигался своей медвежьей походкой вразвалочку совершенно бесшумно хоть по снегу, хоть среди зарослей сухого тростника. Мог сутками напролет сидеть, лежать в засаде, но когда наступало время действовать, стрелял всего один раз.

– Че, Степан, в натуре рыбалить будешь? – переспросил Никифоров, незаметно подмигивая Дарковичу. – Ты же сам говорил, работа для каторжан. Шел бы в таком случае в рыбнадзор. Был бы при власти, при оружии и уважаемый человек.

– Хватит, здесь настрелялся на всю оставшуюся жизнь, – недовольно буркнул Тимко.

– Степа, а жениться когда думаешь? – невинным тоном поинтересовался Даркович.

– Ну, дембель осенью, значит, свадьба к Новому году, – обстоятельно пояснил снайпер.

– А невеста согласна? – ехидно улыбаясь, вставил Виктор.

– Ксюха-то? – удивился Степан. – Так у нас еще со школы все сговорено.

– А у вас там что, как у узбеков, обручаются, едва родившись? – оскалился Никифоров.

– Сам ты ишак бухарский, – сообразив, что его разыгрывают, обиделся снайпер.

Неожиданно настроение у Виктора испортилось, он вспомнил доармейскую шальную жизнь – дискотеки, бары, ночные клубы. Вокруг – море друзей, еще больше подруг, шикарных, сексапильных и, главное, легкодоступных девчонок. Все они испарились бесследно, как утренний туман под восходящим солнцем. На призывной пункт, кроме друга детства, никто не пришел, да и тот, узнав, что Виктор добровольцем поехал воевать, спустя несколько месяцев расстарался на одно короткое письмо, смысл которого сводился к тому, что война – это круто лишь в кино, а ты, дружище, круглый дурак. Отвечать он не стал, и переписка умерла сама собой.

Отложив в сторону вычищенный автомат, Никифоров достал из-под куртки «макаров». Пистолет был особенным, стандартная ствольная коробка была украшена золотой инкрустацией с витыми арабскими письменами. Наградное оружие полевого командира Вахи Ибрагимова. Остатки отряда этого «бригадного генерала» напоролись на разведгруппу морпехов. Они первыми заметили басмачей, укрылись в чахлом кустарнике, подпустили боевиков на расстояние вытянутой руки и тут же ударили в упор. Никто из душманов не успел даже схватиться за оружие.

Наградной «макаров» был завистью многих. Пистолет пытались экспроприировать и старшина Латышев, и начпрод батальона, и даже бригадный особист. Но «ствол» Виктора отстоял капитан-лейтенант Кутягин, считая, что трофей принадлежит тому, кто его добыл. От Никифорова отстали, но ротный нажил себе если не врагов, то недоброжелателей точно. Хотя чего разведчику бояться, и так под смертью каждый день ходит.

Младший сержант несколько секунд подержал пистолет на ладони, как будто взвешивая. Все-таки из него в бою ему стрелять не доводилось, вздохнув, сунул его обратно под куртку.

– Слышь, Степа, а твоя Ксюха готовить умеет? – снова Виктор обратился к Тимко.

– А як же, – сразу оживился снайпер, его большие серые глаза потеплели. – И вареники с вишней, и с сыром, и с капустой. А какой борщ со шкварками, – Степан мечтательно закатил глаза.

– Не, мне больше пельмени нравятся, – со знанием дела заявил Даркович. – Такие, как моя матушка делает, не то что пальчики оближешь – обглодаешь до локтей.

– Счастливые вы, пацаны, знаете вкус домашней пищи, – с сожалением проговорил Никифоров. – А я, сколько себя помню, питался разогретыми полуфабрикатами, моей маман всю жизнь было не до готовки.

– А моя мамо таку делает домашнюю ковбасу, год пролежит в топленом сале, а разогреешь на сковородке… – от избытка чувств Степан перешел на ридну мову.

– Эй вы, Макаревичи со «Смаком», может, заткнетесь! – из дальнего конца брезентового покрывала гаркнул Артемов. В недавнем прошлом баламут и выпускник ростовской строительной «путяги», в цивильной жизни парень с рабочей окраины как-то не смог прижиться, тень тюремного заключения маячила перед ним едва ли не каждый день. Но в армии все полярно изменилось. За неполный год Артемов дослужился до старшины 1-й статьи в отряде боевых пловцов и даже под водой «работал» в одной паре с командиром группы капитан-лейтенантом Кутягиным. Вместе с ним он и на войну пошел, все это время находился при нем, как Петька при Чапаеве.

Правда, когда была создана разведывательная рота, Егор Кутягин направил Артемова заместителем командира взвода. В должности «замка» Олег оказался на своем месте, чувствовал себя как рыба в воде. Командовать было его призванием.

Свой автомат Артемов не чистил, доверив этот процесс радисту Александру Зенкину. Гений электроники в глубине души мечтал стать настоящим воином, совершившим подвиг, но в бою его главной обязанностью стало обеспечивать роту надежной связью. Радист и шифровальщик в одном лице, Зенкин был в роте человеком особенным, во время выхода на боевые при нем постоянно находилась «нянька», кто-то из автоматчиков роты, который отвечал за его безопасность в бою и ликвидацию, если вдруг возникнет реальная возможность пленения. Сашка это знал и относился к такому положению с философским спокойствием фаталиста, все же мгновенная смерть куда лучше нечеловеческих пыток в лапах боевиков. Недостаток воинственности радист восполнял тем, что безотказно чистил автомат Артемова и набивал патронами его магазины. Подобное положение вещей вполне устраивало старшего сержанта, но не нравилось многим разведчикам группы.

– Тебе что-то не нравится? – одергивая полы камуфляжной куртки, угрюмо спросил Никифоров у Олега.

– Порассказывай мне еще, – проворчал старший сержант, глядя на москвича исподлобья.

– А ты поспрашивай, Тёма, лишняя информация только обогатит твой зачаточный интеллект, – вступил в перебранку Петр Даркович.

Насмешку над интеллектом Олег бы еще стерпел, сделав вид, что ничего не заметил, но вот оскорбительное и уничижительное «Тёма» не на шутку взбесило «замка». Избавившись от общения с криминальным обществом, которое окружало его на гражданке, Артемов хотел оставить память о тех временах и на новом месте объявил себя Жиганом. Но, как он ни старался, погоняло упрямо не приживалось. Бойцы предпочитали именовать его прозвищами, близкими к фамилии (Артемон, Тёма, Артюха), что страшно бесило Олега. Но ничего исправить он не мог, поэтому оставалось не обращать внимания на подколы боевых товарищей. Накал недавнего боя вырвался наружу сейчас, едва старший сержант услышал прозвучавшее обидное прозвище.