Охота на крыс Соболев Сергей
В одиночке, куда поместили Бушмина, было темно, сыро и довольно прохладно. Камера узкая, как пенал. Деревянный топчан, длиною не рассчитанный на таких рослых гренадеров, как нынешний узник, прикрыт сверху комковатым матрасом. Шершавые стены сочатся влагой, как будто заранее оплакивают того, кто попал в их бетонные объятия. Не СИЗО, а подземный зиндан, оборудованный где-нибудь в труднодоступном районе Чечни.
Бушмин, действуя на ощупь, извлек из нагрудного кармана мятую пачку «Кэмела». За все время, пока его удерживают в этом могильном склепе, он выкурил всего три сигареты. В пачке осталось тоже три, надломленные у фильтра.
Надо же, как они любезны... Обшмонав как следует, разрешили-таки оставить курево. И даже по морде пока ни разу не съездили! Если сюда вдруг пожалует «малахольный лорд» в компании с журналюгами и правозащитниками, то Бушмину никак не пожаловаться на «негуманное» и «неконвенционное» обращение со стороны родимой власти...
Но кто, спрашивается, их сюда допустит? Такое никому из федеральных чиновников и в дурном сне привидеться не может. Да, по фейсу пока не били, но по почкам разок он уже успел схлопотать. Несколько часов назад, когда он попросился на «горшок». Оказалось, что он создал своим тюремщикам определенные неудобства: помимо вертухая с ключами, в «акции» были задействованы еще двое его коллег. Они сами чуть не обгадились, пока их «клиент» не справил в отхожем месте свои естественные нужды.
И когда его поставили мордой к стене — перед тем как определить обратно в каменный гробик, — выводящий, сучара, двинул Андрею по почкам своим пудовым кулачищем, сопроводив свои действия вежливой репликой: «Ежели что понадобится, чеченский потрох, я к твоим услугам!»
А вот их начальнички — добрейшие люди. Даже пальцем к нему не притронулись. И не так чтобы давили очень. Пока что все ограничилось пятнадцатиминутной беседой. На допросе присутствовали два деятеля — та самая парочка, что руководила акцией по его поимке: гэбист и «важняк» из Военной прокуратуры.
На данном этапе их интересовали две вещи. Гэбист заявил, что им доподлинно известно, кто он такой, но они хотели бы получить разъяснения по данному поводу из его собственных уст. Другими словами, их интересовала его истинная биография, а не «легенда», под которой он нынче обретается в Чечне. Ну а во-вторых, они потребовали детального рассказа о последнем по времени «рейде» в горные Веденский и Ножай-Юртовский районы: маршрут следования, имена полевых командиров, с коими имел контакты, координаты их секретных баз и, наконец, сама цель похода и результаты переговоров с «бандитами».
Бушмину не оставалось ничего иного, как разыграть оскорбленную добродетель, заявить, что его задержание является «грубой ошибкой» и «товарищи» могут легко навести справки о нем, майоре Михайлове, в Представительстве Правительства РФ в Гудермесе или в том же Теруправлении у Колыванова. Если и этого им покажется недостаточно, то для прояснения его «биографии» и тех задач, которые он решает здесь в рамках своей служебной компетенции, они должны незамедлительно связаться с Москвой, с руководителем департамента физзащиты Министерства по чрезвычайным ситуациям — только так они могут получить все необходимые разъяснения. Начальство не уполномочивало его отвечать на чьи-либо вопросы. Он — военнослужащий и обязан беспрекословно выполнять приказы вышестоящего руководства.
Но раз он арестован на законных основаниях, как его уверяют, то пусть ему предъявят обвинение в соответствии с буквой закона.
Двое выслушали его «спич» с каменным выражением лиц. Чуть погодя чекист заявил, что «ежели ты, сволочь, будешь прикидываться мне тут „дохлым бараном“, то я, мать твою разэтак, выверну тебя наизнанку!». А «законник» тут же внес необходимые разъяснения: «На данном этапе следствия, Михайлов, вы обвиняетесь в совершении преступлений, наказание за которые предусмотрено сразу тремя статьями УК РФ — ст.ст. 222, 225 и 226. Другими словами, вы обвиняетесь в совершении таких преступных деяний, как незаконное приобретение, передача, сбыт, хранение и перевозка оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств, а также, как минимум, в ненадлежащем исполнении обязанностей по охране оружия и боеприпасов, ВВ и ВУ, а также вам ставятся в вину конкретные, известные следствию случаи хищения либо вымогательства оружия и т. п.... По статье „два-два-шесть“, в части „четвертой“, вы гарантированно выходите на максимум наказания — пятнадцать лет лишения свободы с конфискацией... У следствия имеются отчетливые перспективы, так что обвинение вам может быть выдвинуто даже по более тяжким пунктам, чем те, которые я вам перечислил. Словом, из чувства элементарного самосохранения вам лучше не крутить здесь хвостом, а обнажить свою черную изнанку — тогда возможны какие-то компромиссы...»
А пока — в каменный мешок: подумать в одиночестве над своей незавидной долей. Последнему в особенности способствовала целая гамма звуков, отчетливо доносившихся до его слуха из одного из смежных помещений: густой отборный мат, звуки ударов — судя по мягким чмокающим звукам, избивали резиновыми дубинками, — вскрики, протяжные стоны и глухое невнятное бормотание...
Однажды, это было еще в декабре прошлого года, Андрею довелось присутствовать на допросах, производившихся в подвале здания Разведупра ОГФС в Ханкале. Он наведался туда в компании с Шуваловым, который в ту пору занимал должность спецпредставителя ГРУ на Северном Кавказе. Накануне они на пару с Рейнджем, объединив по замыслу командования усилия двух спецгрупп, «Терек» и «Город», совершили ночную вылазку в Грозный, откуда среди всего прочего приволокли одну каналью. Чертовски информированный субъект: русский по паспорту, распоследняя сволочь по своей сути и предатель по поступкам и убеждениям.
Чтобы расколоть его побыстрее и вытащить из него ценную информацию, Михалыч изобрел нехитрый в сущности фокус. Двое специально отобранных сотрудников, сами выходцы из кавказских республик, бегло изъясняющиеся на вайнахском наречии, играли роль сотрудников шариатской безопасности. Подвал Разведупра на время был превращен в «чеченский застенок», на что гаденыш, кстати, купился без тени сомнения. Оперативник в соседнем помещении, предварительно надев беруши, включил на всю мощь одну из трофейных магнитофонных записей, на которой был запечатлен «саундтрек» реальной сцены допроса сотрудниками ичкерийского ДШБ пленных российских спецназовцев.
Андрей, наблюдавший за финальной сценой допроса, точно знал, что это всего лишь магнитофонная запись и что никого здесь по соседству не пытают. Но звуки, доносившиеся до ушей, были настолько жуткими, запредельными, леденящими душу и кровь, что у него порой и у самого начинали шевелиться волосы на затылке...
Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и вариант с подобной инсценировкой. Но что-то ему подсказывало, что это не так, что все происходящее вокруг него в последние часы — это оч-чень серьезно, без «фокусов» и без дураков.
Он знал все в точности: по соседству пытают двух приставленных к нему «фирмой» сотрудников, причем дело поставлено на конвейер — сразу несколько костоломов, подменяя друг дружку, в течение десяти-двенадцати часов ударно мордовали арестованных за компанию с «Михайловым» его подчиненных.
А что, собственно, его так удивляет? Если даже их шлепнут здесь, в этом поганом местечке, или они окочурятся под пытками — разве это будет единичный случай?
Организация Джабраила, на которую он тайно работает, не то чтобы занимается преступным бизнесом, а вообще находится по ту сторону добра и зла. Следовательно, каждый, кто входит в определенный круг людей, действующих за рамками всех норм и законов, в любой момент может быть сам поставлен вне закона.
Личность по прозвищу Мафусаил, осуществляющая тайные контакты с некоторыми авторитетными нохчами и их союзниками арабами, в любой момент времени, в любой точке пространства может стать жертвой внеправовой и внесудебной разборки.
Что же касается его связей с «группой Мерлон», то здесь все предельно ясно. Какой такой, спрашивается, Мерлон? Здесь даже нет предмета для разговора. Нельзя всерьез говорить о том, чего как бы не существует в природе. Вот ежели бы спросить, к примеру, тех же гэбиста и «законника», людей безусловно информированных, а хоть даже их руководство — что такое или кто такие эта самая «группа Мерлон»? Все они, поразмыслив чуток, лишь недоуменно пожмут плечами.
А если не знают, то и судить будут по-своему, то есть во внесудебном порядке. Потому что никто никогда и ни при каких условиях не решится предать широкой огласке — или озвучить в тексте судебного приговора — тот факт, что значительную часть оружия и военного имущества сепаратисты получают не извне, через транзитные базы в Азербайджане и Грузии, а непосредственно через свои связи в федеральных структурах, через свои российские каналы.
Так что не фиг особенно надеяться на «законность».
Вот почему он был уверен в том, что происходящее вокруг него — отнюдь не чья-то «ошибка» и уж тем более не инсценировка, затеянная спецслужбами.
Он был готов поспорить на остатки курева, что когда его «отбойщиков» выпотрошат до донышка, то вынесут отсюда уже вперед ногами.
Ну а потом, когда они как следует подготовятся к разговору — с Михайловым? Караванщиком? Мафусаилом? кто знает, какая из его ипостасей им будет интересна, — наступит уже его, Андрея Бушмина, очередь отправляться на «последнюю чистосердечную исповедь»...
Все это время, пока в его голове бродили невеселые мысли, он сжимал в ладони пачку «Кэмела», удерживая себя от соблазна немедленно закурить. Уже около часа его слух услаждала тишина. Одно из двух: либо дознаватели вышибли из своих жертв какой-то минимум сведений, необходимых для предстоящей работы с «Михайловым», либо они притомились и решили устроить себе перекур.
Часы у него отобрали, но, полагаясь на свой внутренний хронометр, он способен был довольно точно определить, какое сейчас время суток: где-то между восемью и девятью часами утра. С момента их задержания прошло уже более двадцати часов, но пока нет даже малейшего намека, что его «крыша» намерена в этой связи предпринять какие-то решительные шаги.
Темно, холодно, одиноко...
Возможно, для его тюремщиков это было бы новостью, но в темнице этой «майору Михайлову» уже как-то доводилось бывать.
Правда, в совершенно другом качестве, нежели сейчас.
Он еще раньше заподозрил, что его и задержанных за компанию с ним двух сотрудников не собираются вывозить за пределы Гудермеса. «Вертушка», в которую их погрузили, едва стартовав с площадки возле здания «филиала», всего через пару-тройку минут пошла на посадку. За такое мизерное время они не успели бы добраться даже до Ханкалы. Только если перескочить, подобно кузнечику, с одной окраины города на другую, но уже ближе к центру, туда, где находится Представительство РФ в Чечне, охраняемое подразделениями спецназа ГУИН.
Итак, он находится сейчас в здании, где некогда размещался Гудермесский райвоенкомат. Вернее, в его подземной части, где чеченцы еще в самом начале девяностых годов, перепланировав подвальные помещения, превратили их в тюремные камеры. С тех пор хозяева «объекта» успели поменяться несколько раз, но во все времена, кто бы здесь ни хозяйничал, тюряга эта всегда пользовалась самой дурной славой.
Да, ему довелось побывать здесь примерно с полгода назад. Тогда шла активная фаза спецоперации «Охота на волков». Ситуация была очень сложной: повторялось все самое худшее, что имело место во время первой чеченской. В середине декабря, когда дела приняли критический оборот, в особенности не ладилось со взятием Грозного, «А-центр» предпринял, как всегда тайно, под личиной других ведомств и учреждений, ряд скоротечных, но жестоких, а потому весьма эффективных акций по «кавказскому вопросу». Два подразделения спецназа ГРУ, к примеру, а также укрупненная бригада ФСБ взялись разом крушить механизм незаконных поставок оружия, продовольствия и медикаментов, которые потоком шли на Северный Кавказ под самой различной маркой. Самый большой бизнес делали коррумпированные чины МВД и МО, призванные решать по роду службы вопросы материально-технического снабжения, а также федеральные чиновники разных уровней, связанные с «восстановлением Чечни» и реанимировавшие выгодную для многих идею воссоздания чеченской милиции.
Работали тогда Шувалов, Бушмин и К° как проклятые. Задержанных в разных концах Чечни, и даже за ее пределами, людей доставляли в Гудермес. Здесь, в этих самых подвалах, их потрошили спецы из госбезопасности, и тут же начиналась облава на персон, на которые в ходе зубодробительных допросов удавалось нарыть убойный компромат. Стены и пол в помещениях, где велось дознание, были сплошь забрызганы кровищей и блевотиной. И уже только под Новый год Бушмин уразумел истинный смысл происходящего: в Кремле должна была произойти смена власти, очень многое было поставлено в те дни на карту, а потому в злокозненной Чечне, на которую нынче смотрит весь мир, следовало навести такой «порядок», чтобы там хоть какое-то время было тихо и покойно, как на заброшенном деревенском кладбище.
Тогда многим бизнерам, делающим чистоган на крови и чужих страданиях, пришлось очень туго. Но что, спрашивается, изменилось с тех пор? Лишь то, что их места заняли другие личности, сам же «бизнес» расширился, выйдя на внушительный международный уровень. В той же «фирме» дело нынче поставлено так, как и не снилось никому еще шесть месяцев тому назад.
Свято место, как известно, пусто не бывает. Оружейный (и не только) «бизнес» подмяла под себя организация Джабраила. А в тюремных камерах появляются новые персонажи, такие, как «майор Михайлов».
Это ли не ирония судьбы?
Бушмин выкурил сигарету. Но так и не успел переключить мысли на иную тему, связанную с очень любопытной личностью, неожиданно засветившейся в этих краях в компании с Абдуллой Малехом, — в коридоре послышался топот шагов, а следом в двери открылась небольшая квадратная амбразура.
— Эй ты, шкура чеченская! — донесся до него грубый мужской голос. — Не сдох там еще?! Ну-ка, мордой к стене!!
Глава 12
Сразу трое мордоворотов, экипированных в форму спецназа Минюста, отконвоировали задержанного в довольно просторное по здешним меркам помещение, где, восседая за столом, его дожидались знакомые уже Бушмину персонажи — гэбист и «законник».
— Присаживайтесь, Михайлов, — сухо произнес фээсбэшник. — Разговор у нас к вам будет деловой и конкретный. Сразу уточню: хотелось бы обойтись без мер физического воздействия... Кто-нибудь один останьтесь, остальные двое перекурите пока в соседнем помещении.
Пара бугаев усадила подследственного на табурет, но не вплотную к столу с дознавателями, а у противоположной от них стены. После этого они убрались за дверь, готовые по первому зову явиться обратно. Помимо них в подземной тюряге находилось еще с полдюжины сотрудников, причем скорее всего это были подчиненные гэбиста, которые всю ночь напролет выбивали показания у бушминских «отбойщиков».
Бушмин незаметно огляделся. Помещение успели прибрать и проветрить. Цементный пол кое-где не успел даже высохнуть: по-видимому, недавно здесь прошлись мокрой тряпкой. Стены, выкрашенные масляной краской ядовито-зеленого цвета. Под потолком ярко горит забранный в решетку светильник. Кронштейн в углу помещения, где стационарно крепится видеокамера, пустует, самой камеры тоже не видать — кажется, записывать допрос на видео они не собираются. Решили по какой-то причине ограничиться аудиозаписью: Андрей засек, как чекист включил записывающую аппаратуру, спрятанную в выдвижном ящике стола.
— Ваши подельники вели себя неумно, — сказал фээсбэшник, лениво пригладив ладонью и без того прилизанную, волосок к волоску, прическу. — Упирались как бараны! И что мы имеем?
— Мы имеем их свидетельские показания, — сказал «законник», — уличающие вас, личность, скрывающую свою настоящую биографию под вывеской некоего Андрея Михайлова, в совершении целого ряда преступных деяний...
В доказательство «важняк» продемонстрировал с полдюжины записанных кассет и тощую папку с исписанными от руки листами писчей бумаги. На его округлом щекастом лице при том наблюдалось такое важное и даже горделивое выражение, как будто он показал только что все разом несколько десятков томов некоего уголовного дела, с четкой доказательной базой и блестящей, для обвинительной стороны, судебной перспективой.
Бушмин продолжал безмолвно восседать на табуретке, задумчиво опустив голову, держа руки на коленках. За ним внимательно наблюдал оставшийся в помещении охранник, громадный даже на фоне нехлипкого рослого Бушмина. На боку кобура с пистолетом, в руке дубинка, которой он, как бы смиряя нетерпение, легонько похлопывал себя по открытой ладошке.
— Ты ж не такой бар-ран, как твои подельники? — риторически вопросил чекист. — Все равно выложили, что от них требовалось! И про то, что ты якшаешься с младшим Чермоевым, и как вы на «эмчеэсовской» «вертушке» летали с неделю назад в район Ца-Ведено и там захоронили в яму какие-то ящики, и еще многое другое... Михайлов он, видите ли! Ты что, за дебилов нас держишь?! Или хочешь, чтобы и тебя покалечили?! Давай-ка, дружок, лучше веди себя с нами по-хорошему! Нам не хотелось бы ломать такого цветущего мужика, как ты... Мы ведь не садисты, верно?
— Вчера были арестованы Колыванов и еще двое сотрудников из Представительства, — уточнил «законник». — Твоего здешнего начальника скорее всего этапируют в Москву, а с остальными велено особо не церемониться... В принципе нас интересуют птицы более высокого полета, нежели ты, майор! И если ты не последний дурак, если ты хочешь выкарабкаться из дерьма, сохранив при том не только жизнь, но и здоровье, то советую тебе быть предельно откровенным с нами!
— Да, не стоит нам пудрить мозги! — кивнул гэбист.
Гэбист этот, а он носит полковничье звание, появился в штате Управления ФСБ по Чечне всего недели три-четыре тому назад, поэтому Андрей почти ничего о нем не знал. Но, судя по тому, как он нахраписто действует, у него здесь полномочия примерно такие же, как те, что имел Сергей Шувалов в пору своего пребывания в должности спецпредставителя ГРУ на Северном Кавказе.
«Законник» какое-то время работал в воссозданной Прокуратуре Чечни, доводилось как-то видеть его в Моздоке, в свите высоких начальников. Полковник юстиции, следователь по особо важным делам Военной прокуратуры, из Северо-Кавказского управления...
— Итак... — сотрудник ФСБ хлопнул ладонью по столешнице. — Имя, фамилия, год и место рождения?
— Михайлов Андрей Михайлович, тысяча девятьсот семидесятый, Балашиха Московской области.
— Нам нужна твоя настоящая биография! — сказал «важняк». — Назови свои настоящие имя, фамилию, год рождения, ну и так далее!
— Михайлов Андрей...
Удар пришелся в плечо. Охранник влепил ему ногой, с полуразворота.
Андрей аккуратно смайнался на пол.
— Усади его обратно!
Чекист, о чем-то задумавшись, полез в карман за сигаретами. Выдвинув один из ящиков, достал пепельницу, закурил, потом пасмурно посмотрел на «подследственного».
— Закуришь, майор? Дать тебе сигарету?
— Я привык свои курить.
Бушмин достал из кармана мятую пачку, внутри которой лежали зажигалка и две надорванные сигареты. Закурил.
— Ну так что? — «Законник» потеребил двойной подбородок. — Будем его ломать?
Андрей никак не мог врубиться, кто из этих двоих «злой» гестаповец, а кто «добрый». Кажется, оба они «добренькие»...
— Успеется, — выпустив колечко дыма, сказал сотрудник госбезопасности. — Займемся для начала его «легендой», здесь тоже есть вопросы... Ну что ж, Михайлов так Михайлов! Давай, майор, рассказывай о себе! Как ты попал в Управление физзащиты, где раньше служил, кто тебе «протежировал», ну и так далее...
В отличие от некоторых людей Бушмин был наделен способностью думать и говорить одновременно. Причем говорить он мог об одном — в данном случае он неторопливо излагал свою «легенду», — а думать совершенно о другом, о каком-нибудь предмете, совершенно не связанном с самой темой разговора.
В настоящий момент он думал о человеке, которого так неожиданно для себя повстречал на территории горной Чечни, в компании чеченца Чермоева и давно уже здесь обретающегося иорданца Малеха.
Ровно двое суток назад он имел возможность воочию лицезреть не кого иного, как Мухаммед-эд-Дина, одного из лидеров организации «Хезболлах» и одного из наиболее влиятельных деятелей радикального спектра всего исламского мира.
Для Бушмина это было настолько же удивительно, как если бы он вдруг повстречал в здешних лесах африканского льва.
Что делает здесь, в Ичкерии, что в переводе с тюркского означает «внутренняя страна», личность такого калибра? Особенно сейчас, в данный момент времени, спустя всего лишь неделю с небольшим после того, как была наяву реализована едва ли не самая значительная мечта его жизни?
Среда, 24 мая... Утром в 06.00 за спиной последнего израильского солдата закрылись ворота № 93. Тем самым закончились двадцать два года оккупации Израилем южных территорий Ливана, причем семнадцать лет из них во главе всей борьбы стояла организация «Хезболлах».
Почему он оказался здесь, на Кавказе, а не там, где его товарищи и единомышленники сейчас празднуют победу над своим заклятым врагом? У таких важных шишек, как он, там нынче много работы. Нужно ведь организовать массовые расстрелы ливанцев, которые поддерживали «оккупационный режим», организовать чистки среди офицеров армии Южного Ливана, оборудовать новые базы, рекрутировать новых «гази» и «шахидов», снабдить «воинов ислама» оружием и продолжать дальше давить на ненавистных всему арабскому миру израильтян.
А Мухаммед, вместо того чтобы находиться где-то в Бейруте или на том же юге Ливана, непонятно с какой целью бродит по горам Чечни, притом наряжается как рядовой моджахед и присутствует при переговорах заместителя Хаттаба с одним из сотрудников некоего Джабраила...
Верзила опять ударил ногой. Обозвал «чеченской шкурой».
— Поднимите его! — скомандовал гэбист, которому уже надоело играть в кошки-мышки. — Покажите ему, что сталось с его подельниками! И сразу назад!
Верзила и двое его приятелей, вдруг успевшие нарисоваться в комнате для допросов, устроили ему небольшую «экскурсию» по своим подземным владениям. Открыли по очереди две камеры, где доживали свой век несчастные побратимы Мафусаила. Он старался особо не смотреть на избитых до полусмерти мужиков, но все равно заметил, что у одного был выбит глаз, а у другого, кажется, вообще был проломлен череп.
— Ну что, хрен моржовый! — раздраженно сказал гэбист, когда все заняли прежние места. — Теперь ты врубился, что никто здесь с тобой шуток шутить не собирается?!
В этот момент неожиданно заработала портативная рация, принадлежавшая, как догадался Бушмин, сотруднику ФСБ.
— Без меня не начинай, — сказал тот «законнику». — Сейчас я выясню, в чем дело, и вернусь.
Он вышел в коридор, а вместо него в помещении появились два мужика в темно-синих комбезах, причем лица их скрывали шлем-маски. Кивнув «тюремному спецназу», чтобы те выметались из комнаты, они застыли с двух сторон от табурета с сидящим на нем допрашиваемым и стали хрустеть пальцами — разминали, очевидно, ручонки для предстоящей работы.
По всей видимости, это и есть «потрошители». Наверняка именно они ломали тех двух. Бушмин, услышав этот зловещий хруст, подумал, что дела начинают принимать худой оборот.
И что теперь ему делать? Начинать крушить здесь все и вся? Или позволить этим костоломам превратить его в свежепрокрученный фарш?
Еще не факт, что у него получится освободиться. Но дело даже не в этом. Он не имеет права совершать такие вот безумные действия. Это будет глупо, непрофессионально и даже преступно по существу. Если он начнет дергаться, то провалит все на фиг! Такого он не мог допустить, пусть даже эти начнут резать его на куски.
Плохо, что он не успел сообщить кому следует о появлении в здешних краях одного из лидеров «Исламского трибунала». Он не рискнул связываться с Ханкалой, где для него оборудован «шлюз» в Разведупре, или с той же Москвой по обычным каналам связи из здания комендатуры в Шали — боялся перехвата. И, как сейчас выяснилось, правильно сделал, что поостерегся.
И еще одна мысль успела проскочить в голове, пока «мальчики», подобно пианистам, разминали свои неслабые клешни. Он подумал о том, что коль его переговоры с чеченцами и арабами оказались результативными и ему даже удалось выбраться от них живым и невредимым, то это, взятое все вместе, означает, что он в некоей иерархии поднялся как бы еще на одну «ступеньку».
Иными словами, он имеет все шансы уже в скором времени выйти лично и непосредственно на самого Джабраила, миновав многих его доверенных людей.
Фээсбэшный полковник отсутствовал минут пять. Вернувшись, склонился к «законнику», прошептал ему что-то на ушко, потом ткнул указательным пальцем в сторону «подследственного».
— Отведите негодяя в камеру! И... дайте ему что-нибудь из еды!
Андрей, которого опять передали на руки «тюремщикам», облегченно перевел дух. Он не слышал, о чем шептались эти двое, но пришел к выводу, что уже вскорости эти милейшие люди будут иметь какие-то отношения с его «крышей». Причем не исключено, что их взаимоотношения будут весьма далеки от дружеских.
Не обращая внимания на ругань, команды и лязганье затворов, он вошел в камеру и спокойно уселся на топчан.
— Ты такой умный, да?! — прошипел возникший на пороге гэбист. — Весь такой из себя... х-р-р-р! Для тебя все только начинается! Из оружия, которое ты передал чеченцам, убивают наших солдат и офицеров. За такие вещи тебя следовало бы шлепнуть на месте, как рвут на части чеченских сук! Но это слишком легко и просто! Так вот... Вскорости здесь появятся спецы, рядом с которыми даже мои костоломы могут отдыхать...
Глава 13
На протяжении двух последующих суток Рейндж и К°, сменяя друг дружку, осуществляли визуальное наблюдение за «объектом». Нет, хвостом за Эльзой Бартельс они не ходили, париками и солнцезащитными очками не пользовались и плащи свои наизнанку не выворачивали. Находясь от нее на необходимом расстоянии, фиксировали появление немки в тех координатах, которые были просчитаны ими уже заранее.
Как и предположил Леон, Бартельс, закончив деловые переговоры с местным банкиром и погостив у него для приличия какое-то время, перебралась из «замка» в отель «Хилтон», где для нее еще неделей ранее по звонку из Гамбурга был забронирован на четверо суток номер люкс. По Лимасолу и его окрестностям Эльза передвигалась на ярко-красном «Феррари» в компании с девицей лет двадцати пяти. Престижная тачка, как удалось выяснить, принадлежит гостеприимному банкиру-киприоту, а компаньонка Эльзы является лицензированным сотрудником организации МАТ[5].
Для оперативных нужд сотрудникам «А-центра» понадобилось также снять однокомнатную «флэт» в центре города, такие просторные квартиры, где комната, гостиная и кухня нераздельны, называются здесь, как и в Англии, «студио». И взять напрокат еще две легковых машины, с тем чтобы у каждого члена команды имелась для разъездов своя тачка.
Марго и Вика, помимо того что имели контакт с арендодателем жилплощади, засветились пару раз перед соседями: по «легенде», они должны были разыгрывать из себя влюбленную лесбийскую пару.
Помимо контакта с влиятельным банкиром, Бартельс имела встречу с неким Константином Ионидисом, проведя около часа в его городском офисе, а затем около четырех часов пробыла в загородной резиденции киприота. Из картотеки, прилагавшейся к компьютеризованному досье на Бартельс, стало кое-что известно и об этом деятеле. Ионидису пятьдесят четыре года, он полковник греческой армии, в начале девяностых перебрался на Кипр. В свое время были отмечены его попытки реанимировать Национальную организацию кипрских борцов, в ее новой модификации ЭОКА-3, но затем он охладел в своих патриотических чувствах и целиком переключился на «оружейный бизнес». Тесные связи с коллегами по бизнесу в Дамаске, Бейруте, Афинах и североафриканских странах. Именно он лоббировал на Кипре скандально известную сделку по закупке и поставкам на остров российских комплексов ПВО «С-300», на чем, надо полагать, поимел свой комиссионный процент.
Пока что Рейндж и К° пользовались наработками коллег. Требовалось же придумать что-то свое, оригинальное, дабы обеспечить надежный контроль за всеми передвижениями и контактами подружки немецкого оружейного магната.
Вот когда пригодилась информация о том, что у Эльзы Бартельс, этой продвинутой современной «бизнес-вумен», имеются в наличии некие слабости и нетрадиционные привычки...
Марго наведалась в коттедж уже под вечер. Приняла душ, набросила на себя короткий атласный халатик, затем усадила «старшего брата» на стул посреди гостиной и, вооружившись внушительным набором косметики, принялась деятельно превращать своего клиента в «милягу-паренька».
Рейндж по ходу устроенной над ним экзекуции нетерпеливо ерзал на стуле, костеря себя в душе последними словами, — на фига, спрашивается, ему это было нужно? Агентессы сами придумали план, ну и пусть себе пашут на знакомом им «поле»! Какой черт дернул его за язык: «Я с вами пойду!» Захотелось со стороны проследить, как удастся их затея.
Вот и подчинись и терпи над собой форменное надругательство.
— Марго... Вот то, что ты сейчас со мной вытворяешь, это обязательно делать, да?
— Вы сами напросились, шеф, — сказала грудным голосом Марго. Она попеременно брала с передвижного столика то щипчики и пинцет, то кисточку, то баночки с гелями и кремами. — У вас от природы мужественная внешность, Влад. Сейчас мы это дело подкорректируем...
— Скорее так отрихтуешь мне «фейс», что родная мама не узнает!
— Зато «фейс-контроль» вы пройдете без проблем.
— Так я и так л-легко пройду! Наклею полтинник ихних фунтов вышибале на лобешник, и вперед!
— Нет, так не пойдет, — Марго энергично покачала головой, рассыпав по плечам копну пшеничных волос. — Заведения, в которые мы собираемся наведаться, оч-чень специфичны... Пройти-то вы пройдете, здесь все-таки свободная страна, но будете привлекать к своей особе ненужное внимание.
— Ладно, — неохотно протянул Рейндж. — Вы лучше меня рубите в таких делах, вам и карты в руки.
Собственные руки он благоразумно подсунул под себя, борясь с собственной похотью. Халатик у Марго был ого-го! Когда агентесса прохаживалась вкруговую подле «кресла», на манер опытного мастера в элитном парикмахерском салоне, то черный струящийся шелк облегал, оттенял, подчеркивал попеременно те или иные детали ее соблазнительной фигуры. Полы халатика, доходящего лишь до середины бедер, были прихвачены лишь узеньким шелковым пояском. По его прикидкам, на Марго из нижнего белья были лишь трусики, потому что когда она склонялась над ним, делая какие-то манипуляции с его прической или бровями, то он мог почти целиком разглядеть в вырезе халата нежные, идеальной формы полушария ее грудей.
Иногда она случайно касалась упругой грудью его предплечий или спины, временами стройная женская ножка соприкасалась с его бедром. В такие мгновения его одолевало одно искушение: хотелось дернуть за кончик пояска, распустив узел, а потом посмотреть, что из всего этого получится.
— Марго, ты очень красивая девушка.
— Я знаю, Влад. Но все равно спасибо за комплимент.
— Никакой это не комплимент. Я констатирую голые факты. Для того это сказано, чтобы ты не подумала вдруг, что я какой-нибудь идиот или, скажем, педик.
— Я так не думаю. И Вика, насколько мне известно, тоже так не считает. Кстати, вы говорили ей уже, что она «красивая девушка»?
— Да. Я вынужден соблюдать паритет.
Он помолчал немного, дожидаясь, пока Марго закончит втирать в его гладковыбритые щеки какую-то пахучую мазь, затем продолжил:
— Вы с Викой не только симпатичные девушки, но еще и большие умницы. Мне, как «старшему брату», полагается быть брюзгой, постоянно делать вам замечания, наставлять по каждому поводу — короче, учить «жизни». Глупость! Жизнь сама всему научит...
— Звание «умниц» еще надо заслужить, — рассудительно сказала Марго. — Вот как вы, к примеру. Чтобы заполучить такой статус, как у вас, даже пяти университетских образований недостаточно. Еще что-то должно к этому прилагаться.
— У нас необязательно быть доктором наук.
— Но вы же где-то учились? Если не секрет, где именно? У вас, Влад, довольно оригинальные взгляды на жизнь.
— Меня отыскали в школе для слабоумных. А учили там очень простым вещам: бей в лобешник первым, и тогда ты всегда будешь в выигрыше...
Они выкурили одну сигарету на двоих, после чего «косметолог» стала наводить окончательный глянец на свое «творение».
— Марго?
— Да, Влад?
— Хочу спросить одну вещь. Да вот не знаю, удобно ли...
— Мы свои люди. Спрашивайте поэтому о чем угодно. Вас интересует, когда у меня месячные?
— Кхм... Вообще-то я привык иметь дело исключительно с мужиками.
— Там, куда вы отправитесь, их будет полным-полно!
— А... Этих-то? Да я их ненавижу всех! Если какая-нибудь падла посмеет пальцем ко мне прикоснуться, урою на месте!
— Вот этого делать не надо, — ласково улыбнувшись, сказала Марго. — Они люди нежные, добрые, отзывчивые... Стоит такому столкнуться с грубостью, как он тут же закатит истерику... Так о чем вы хотели меня спросить, Влад?
Она стояла вплотную к нему, продолжая что-то делать с его лицом, так что взгляд его снова скользнул за вырез, где волнительно подрагивали «лунные холмы».
— Ну... У некоторых девушек грудь бывает идеальной формы...
— И вы подозреваете, что это результат хирургического вмешательства? Что девушка, дабы соблазнять особей противоположного пола, накачала себе груди силиконом?
— Я этого не говорил.
— Но наверняка подумали про себя... А в чем, собственно, проблема? Всегда можно выяснить, как все обстоит на самом деле...
Марго отстранилась, затем прошлась вокруг «клиента», критическим взором оценивая результаты своей работы.
— Хороший мальчик... Полагаю, Влад, вы сегодня будете пользоваться завидной популярностью.
Пока Марго переодевалась в своей комнате — ей еще предстояло заехать на городскую квартиру, а оттуда уже в ночной клуб, — Мокрушин хмуро разглядывал в зеркале свою преображенную до неузнаваемости образину.
Он задумчиво провел ладонью по высветленному ежику волос, коснулся сережки, вернее, клипсы, прикрепленной к мочке уха, затем одернул нелепого покроя пиджак, который вдобавок еще был чудовищной леопардовой расцветки.
Ну и ну! Пришлось перелицеваться в гребаного гомика!
Глава 14
«Ну и ладно, бордель, так бордель, — успокаивал себя Рейндж. — Не в таких еще местах доводилось бывать!»
Взятый напрокат «Кадетт» Мокрушин оставил на платной стоянке в центре города, всего в полутора сотнях шагов от заведения. Служитель парковки, как показалось Володе, бросил на него брезгливый взгляд. Сразу же захотелось сделать как минимум две вещи: набить ему морду, а потом доходчиво объяснить, что мужик, на которого он так плохо посмотрел, никакой не гомик, а истинный натурал.
Сдержался, конечно. Коль ты на задании — терпи. При любом раскладе нельзя выходить из образа. Дерево, фрагмент разрушенной стены, кочка в болоте, бородатый ваххабит с безумными глазами, лесной олень или уличный мент — да мало ли кем ему доводилось прикидываться в этой жизни? Что ж...
Сегодня он — «педераст на отдыхе»...
Времени почти одиннадцать вечера. На черном бархате южного неба россыпью алмазных крошек мерцают далекие звезды. Улицы курортного города, залитые разноцветными огнями, в этот час полны праздношатающейся публики. С того места, где Рейндж остановился перекурить, виден не только вход в ночной клуб с горящей над ним вывеской «Голд Долпфин», но и сверкающий электрическими огнями параллелепипед отеля «Хилтон-Медиттераниан» — гостиница расположена в соседнем квартале, ближе к набережной.
В принципе найти одинокому человеку партнера себе здесь — буквально раз плюнуть. Было бы только желание, ну и, само собой, денежная наличность. Понравившуюся тебе особь можно закадрить где угодно: в баре, на пляже или у бассейна, на ночной дискотеке и в массажном салоне. Договориться полюбовно или за презренные деньги. Можно снять герл или гея на панели либо, если ты располагаешь соответствующими финансами, заказать более кондиционный «товар» по телефону.
Но если у человека такие склонности и такой характер, как у Эльзы Бартельс, женщины хитрой, осторожной и в то же время глубоко порочной и даже безрассудной на почве секса, то логично было бы предположить, что оттягиваться она предпочтет не в гостиничном номере и не в компании мужчин-партнеров, а в одном из местных «найт клубов», где она легко сможет найти себе достойную компанию.
Фешенебельных ночных клубов, клиентура которых состоит сплошь из сексменьшинств и куда даже на порог не пускают разных там «оборванцев», на южном побережье — всего два. И ко входу в один из них, дождавшись одиннадцати вечера, вальяжной походкой направился обладатель «леопардового» пиджака.
Мокрушин пристроился к компании геев, которые, как и он, оставив автомобиль на парковке, направлялись в ночной клуб. Но фокус не прошел: двое привратников, стороживших зеркальную дверь заведения, обменявшись фразами на греческом, пропустили знакомых им уже парней внутрь, а затем с легким подозрением уставились на «леопардового».
Не доводя дело до расспросов, Рейндж приветливо осклабился, после чего вложил пятидесятифунтовую купюру в ладонь одного из привратников. Двухметровый детина, с бритым черепом и серьгой в ухе, наверное, умел на ощупь определять номинал, поскольку купюра мигом куда-то исчезла, а взгляд его стал почти дружелюбным: «О-о, й-йе! Шю-юэ, гай, вэлкам!»
Тем не менее на входе пришлось выложить еще двадцатку, но это уже был официальный побор. Повезло еще, что в программе отсутствовало постановочное шоу, а не то пришлось бы выложить более внушительную сумму.
В клубе было два соединяющихся между собой просторных зала, интерьер которых составляли замысловато переплетенные между собой конструкции, сходящиеся на манер шатра к золотистому куполу. Где-то с полдюжины барных стоек с высокими хромированными табуретами, столики вдоль стен, разного цвета и конфигурации, замысловатой формы диваны и обилие разношерстной публики в возрасте преимущественно между двадцатью и тридцатью пятью годами.
«Техно» рубило на всю катушку, химерическое пространство пронизывали всполохи света, отпадное сочетание темноты, ультрафиолета и насыщенных кислотных расцветок; клиентура помаленьку накачивалась спиртным, а кое-кто предпочитал «люсю», коку или что-то в этом роде; народу собралось уже немало, в подавляющем большинстве те, у кого «базовый инстинкт» повернут в другую сторону. Музыка была заводная, только чересчур громкая. Ну а так в принципе местечко не из самых худших.
Рейндж устроил себе небольшую экскурсию, дабы как следует осмотреть «поляну». Хотя приказа «мочить» эту Бартельс или кого-то другого не поступало, расслабляться все равно не следует.
Заведению этому больше подошло бы название «Голубой дельфин». Или же «Розовая русалка». Лесбийского контингента здесь было даже больше, нежели «голубых», где-то процентов под шестьдесят. «Меньшевики» тем не менее прекрасно ладили между собой: Рейндж обратил внимание, что за некоторыми столиками сидели смешанные компании. Некоторые танцевали, парами или поодиночке в общей толчее, другие тискали друг дружку, обнимаясь взасос, третьи бесцельно шатались по заведению в поисках достойной компании.
Атмосфера здесь, как убедился Мокрушин, была вполне демократичной. На него пока никто не обращал внимания. Ну и слава богу! Не хватало еще, чтобы какой-нибудь пидор начал приставать к нему с гнусными предложениями.
Подойдя к хромированной стойке, он сделал заказ. Напитки, как выяснилось, здесь стоят тоже неслабо: за бутылку «Бадвайзера», которая стоит в обычном шопе чуть более половины местного рубля, пришлось выложить пять фунтов.
Присмотрев для себя местечко на отшибе, он направился в ту сторону, прихватив с собой пепельницу. Столик придвинул к пустующему дивану, предусмотрительно убрав стулья в сторону — чтобы какие-нибудь гомики не вздумали вдруг к нему подсесть.
На какие-то мгновения зал погрузился почти в полную темноту. Рейндж уж было обрадовался, что «шарманщик» решил устроить себе перекур, но тот поменял «сидюшку», и теперь «техно» гремело, кажется, еще более оглушительно, нежели прежде.
Он засек появление Марго лишь тогда, когда она присоседилась к нему на диван. Она, наверное, знает, что делает. Если бы здесь присутствовал в данный момент интересующий их объект, она вряд ли решилась бы к нему подсесть. Хотя, по большому счету, ничего зазорного даже в глазах местной публики в этом нет, да и никто за ними не собирается здесь следить.
Агентесса вырядилась в кожаный прикид: черная юбка чуть выше колена, с разрезом почти до пояса, и черного же цвета лиф, вздыбивший и без того высокую грудь, сделав ее еще пышнее.
Хотя Рейндж не был женщиной, а возможно, как раз именно потому, что он не был женщиной, а являлся нормальным гетеросексуалом, на его взгляд, соседка выглядела в данную минуту чертовски эротично.
Светловолосая фурия присосалась своими чувственными губами к соломинке, потягивая какой-то экзотичный коктейль, затем, поставив его на столик, но не рядом с бутылкой «Бадвайзера», а как бы отдельно, придвинулась чуть ближе и громко, чтобы перекричать музыку, произнесла:
— Мы с Викторией разделились! Я здесь буду дежурить, а она в «Трех пальмах»!
Они могли свободно общаться по-русски, все равно ни хрена не слышно, даже самого себя не слыхать, но Рейндж вслед за Марго перешел на английский.
Агентесса, сложив воедино прозвучавшие из уст «старшего брата» словечки вроде «шиит», «сам-ма бич» и «факин гайз» и разобравшись, к кому конкретно относятся с полдюжины «факов», выдала наконец правильный ответ:
— "Блонда" полчаса назад покинула отель! С «бодигардом»! На «Феррари»! Куда поехали? Не знаю!
Черт знает как, но рука Рейнджа оказалась у нее на коленке. Возможно, ему так было удобнее ее слушать.
Проклятая музыка! Но совершенно независимо от его воли ладонь скользнула по женской ножке чуть выше, туда, где находится нижний срез юбки.
— Думаешь, она здесь появится?
Сам Рейндж, хоть и задал вопрос по делу, думал совершенно о другом. Коленка и то, что у Марго чуть выше круглой коленки, было упруго-шелковистым и чертовски приятным на ощупь. Юбка, как выяснилось, сшита из превосходной, великолепно выделанной кожи, тонкой и эластичной, не верится даже, что она кожаная. Как не верится в то, что его пальцы продолжают медленно скользить вверх по гладкой ножке, и таким образом его рука уже проникла под нижний срез юбки.
Не слишком ли далеко он забрался? И вообще, чем он сейчас думает? А если кто-то заметит со стороны? Эге, подумают, да это же замаскировавшийся мужик!
Он не из нашего круга! Фу-у, какой противный... Нечего такому здесь делать, а потому вышвырните натурала немедленно вон!
Марго, по-видимому, решив пресечь поползновения «старшего брата», положила сверху на его руку свою прохладную ладошку.
Рейндж «расслабился» уже до такой степени, что его рука забралась далеко под юбку. Так далеко, что ему удалось сделать еще более взбудоражившее его открытие. Оказывается, Марго была не в колготках или без оных, а в чулках! И они, эти тончайшие эластичные чулки, крепились к поясу при помощи подвязок, одну из которых он нащупал пальцами.
А еще он ощутил под своими пальцами полоску упругой, прохладной на ощупь женской плоти, гладкой, как полированный мрамор, и в то же время живой, пульсирующей изнутри примагничивающими энергетическими импульсами.
Сейчас он точно схлопочет в лобешник! Как бы она своим острым каблучком не проткнула ему ступню! Или не двинула его одним из известных ей способов в чувствительное к боли местечко...
Но ладошка Марго по-прежнему лежала поверх мужской ладони, совершая вместе с ней совместное путешествие. А наманикюренные пальчики ее легонько, как бабочка крылом, поглаживали его запястье.
Рука «ряженого» тем временем почти достигла конечного пункта этого завлекательного путешествия. Кожа на внутренней поверхности бедра была сухой и прохладной. Но она была теплой и чуть влажной там, где его пальцы проникли под полоску крохотных трусиков. Марго чуть переменила позу, и, случайно или же нет, он теперь при желании мог получить доступ к самым интимным местам ее красивого, ухоженного тела.
Так он и поступил. Он не железный, и если очень хочется, то почему нет?
Его пальцы исследовали гладковыбритый, с крохотным оазисом растительности лобок, затем скользнули ниже, замерев в самом эпицентре этих горячих завораживающих пульсаций.
Марго смотрела ему прямо в глаза. Их цвет изменился с василькового на темно-медовый, и они продолжали менять окраску, превращаясь в бездонные омуты, так что Рейндж даже стал опасаться, что его затянет туда целиком, с серьгой в ухе, «леопардовым» пиджаком и внутренностями, которые ритмично содрогаются в такт оглушительному «техно».
Он ощутил, как распускается под его неподвижной дланью женский бутон. Медленно, как бы с некоторой опаской и сомнением, но распускается! И если он только захочет...
Но что это? Чья это рука вдруг легла на его вздыбившуюся плоть?! Блин! Это еще что за урод?!
К нему на диван спикировал какой-то мужик. Вернее, гей. С жидкой, как у козлика, бороденкой, с прилизанными волосиками, с таким количеством металлических колец, которые торчали у него везде и повсюду, только в носу их было с полдюжины, что этого добра хватило бы на изготовление средних размеров кольчуги.
— Кыш отсюда! — шуганул его Рейндж. — Фак офф, гай!!
Разобидевшийся парнишка быстро свинтил, показав издали средний палец. Рейндж с тоской посмотрел в другую сторону: Марго, сохраняя холодную горделивую осанку, направилась к самой дальней от него стойке бара.
Мать твою... Так все классно складывалось! Так нет же, эти гребаные извращенцы умудрились испортить ему такой вечер!
Он подумал было, что Марго обиделась на него за то, что, пользуясь своим служебным положением, он пытался посягать на ее честь и достоинство, но было не совсем так.
Дело в том, что на сцене появились два новых персонажа: Эльза Бартельс и неотступно следующая за ней повсюду «бодигард».
Они заняли свободные места за столиком в противоположном углу зала. Двое парнишек, сидевшие за тем же столом, буквально повисли друг на дружке, но немкам, по-видимому, до них вообще не было никакого дела. Марго, восседавшая на высоком хромированном табурете у стойки бара и успевшая заказать себе новый коктейль, находилась всего в десятке шагов от этой компании.
Бартельс была примерно такого же роста, что и Марго, — под сто семьдесят пять. Они, пожалуй, даже чем-то смахивали сейчас друг на дружку: волосы у немки тоже цвета спелой пшеницы, черты лица привлекательны, особенно чувственный рот, она тоже затянута в черную эластичную кожу, правда, на ней не юбка, а брюки; у нее, как и у Марго, высокая, соблазнительной формы грудь, с вызовом выпирающая из глубоко декольтированного лифа.
Девица, приставленная к Бартельс в качестве телохранителя, тоже одета во все кожаное. Но фигура у нее подпорчена бодибилдингом — прямо тебе Шварценеггер в женском обличье.
Вряд ли Эльза с ней спит. Даже здесь, где царит насыщенная эротизмом атмосфера, они как бы порознь, отдельно друг от дружки. Если «блонда» и трахнула разок свою сотрудницу, то в серьезное увлечение это не переросло: коль охраняешь, так охраняй, а в постель ко мне нечего прыгать!
Понятно, почему телохранитель именно женщина. Она ведь продолжает ходить в любовницах у Манхейма, наряду с этим превратившись в одного из самых доверенных его помощников. Магнат, конечно, в курсе, что его ненаглядная «блонда» изнутри вся такая «розовенькая». Эльза, еще когда состояла в браке с Бартельсом, старалась не пропускать мимо ни одной смазливой бабенки. В последние годы она четко дрейфовала в сторону Лесбоса, и теперь, кажется, Манхейм остался единственным мужчиной, с кем она готова разделить ложе.
По-видимому, самого Манхейма это вполне устраивает. Он не хочет видеть рядом с Эльзой кого-либо из мужчин, будь то шофер, садовник или телохранитель. На ее лесбийские забавы он готов смотреть сквозь пальцы, поскольку это не задевает особо его мужского достоинства. Кроме того, ему нравится, что у него такая «ассистентка» — красивая, коммуникабельная, с цепкой деловой хваткой, к тому же моложе ровно на три десятка лет.
Читать бесплатно другие книги:
