Мальчики-мальчишки Горская Наталья

– Так я о том и говорю, что настоящих-то преступников, от которых страдает наибольшее количество людей, никогда таковыми не считают и не привлекают к ответственности. Так уж устроено человеческое общество… А Вожатый этот, много ли он убил? Десяток или сотню, а может, и больше, чёрт его знает… Да нет, конечно, я так сдрейфил нехило, когда к нему пошёл – мало ли чего у него там в голове замкнёт. Но, думаю, спрошу хоть, кому мой «жигуль»-то мог понадобиться? Его же люди всех местных таксистов курируют. Конечно, Вожатый при случае и зарезать может, но и он понимает, что всех денег в могилу с собой не унесёшь, поэтому помогает людям иногда, когда в настроении. Горнист вон церкви строит: грозился даже в нашем городе храм или целый собор возвести на месте разрушенной ещё при Сталине церквушки. А вообще-то они мужики не плохие, а просто со своеобразным взглядом на жизнь.

– ?!

– Они же никого не обманывают. Они людей грабят и истребляют, но и не скрывают этого. Вот вначале восьмидесятых доллар стоил шестьдесят копеек, а сейчас он стоит несколько тысяч рублей. И цены во столько же раз выросли: метро стоило пять копеек, буханка хлеба шестнадцать копеек, на три рубля можно было спокойно неделю жить, а сейчас на всё цена выросла в пятьдесят тысяч, а то и в сто тысяч раз, и три рубля уже деньгами не считаются. А я во времена застоя получал двести рублей, а сейчас две тысячи: то есть всего в десять раз больше. Вот во сколько раз нас всех обокрали, если сто тысяч поделить на десять? То есть мы все в десять тысяч раз беднее стали, чем были. Ничего личного: чистая математика! Раньше людям хоть какое-то жильё давали, а теперь даже в нашем городишке в самой захудалой хрущёвке однокомнатная квартирка стоит свыше десяти тысяч баксов, а уж про хорошие дома в крупных городах и говорить нечего. Это сколько нам надо работать, чтобы накопить хотя бы на комнату в бараке? А заикнись об этом где-нибудь перед сильными мира сего, так они тебя на смех поднимут, назовут лохом, который не умеет «бабки заколачивать». Билеты в электричках стали стоить столько, за сколько раньше можно было на самолёте от Москвы до Камчатки долететь. На днях вот я ехал, так контролёрша тех, у кого билетов нет, в открытую рванью и безмозглой нищетой обзывала, и ведь закон на её стороне. Но никто не называет это грабежом и истреблением народа: всё так завуалировано, что и комар носа не подточит.

– Так это всё из-за инфляции.

– А что такое инфляция? Вот сколько толстых книг по экономике написано – за всю жизнь не перечитаешь, – а если взять самую суть, то любая экономика держится на том, что каждая денежка должна подкрепляться продукцией или товаром каким-нибудь. А продукцию производит промышленность, и если её остановить, то и начнётся инфляция. Сейчас количество инженеров, врачей и учителей в России сокращается, как и количество фабрик, заводов, школ, больниц, стало жить лучше? Но ведь одно дело, когда во время войны или революции заводы и фабрики закрывались, потому что рабочие уходили воевать или происходил сбой в работе из-за резкой смены результата деятельности, когда вся промышленность перестраивалась на обеспечение фронта вооружением. А сейчас-то ради чего разорили лучшие промышленные предприятия и миллионы людей на улицу выгнали? Отсутствие производства и делает стоимость жизнь настолько высокой. Это нам врут, что все деньги уходят работающим на зарплату. На самом деле деньги уходят неизвестно куда. И если я, простой работяга, это понимаю, то и любой это понимает, тем более, наша власть. Значит, сам собой напрашивается вывод, что всё идёт так, как этой самой власти и надо, которая нам лапшу на уши вешает и руки потирает: дескать, эти идиоты каждому нашему слову верят. И ведь большинство до сих пор верит этому вранью. Нам вообще врут по всем пунктам! Они забыли, что в Советском Союзе люди получили очень хорошее образование. Они думают, что только в Гарварде можно углублённо таблицу умножения изучить, а все, кто учился тут – безграмотное быдло и скоты, которых можно беззастенчиво обманывать. Ты вот знаешь, что по законам экономики, когда есть спрос, и он растёт, то цены должны падать? У нас есть спрос: людям нужны товары. Но власти у нас ликвидируют и товары, предприятия закрывают и доказывают, что всё это «в интересах народа и Отечества», повышают цены, хотя в других странах при экономических кризисах цены, наоборот, понижают. А наши оправдывают повышение цен тем, что курс рубля падает по отношению к доллару. Но помяни моё слово – я-то и не доживу до того момента, а ты застанешь тот день, когда доллар перестанет расти, а может быть, и начнёт понижаться, но цены у нас всё равно будут повышать и ещё какую-нибудь сказочку придумают, чтобы объяснить такую воровскую политику. Хотя, может, и не станут вообще ничего объяснять. На самом деле, вся эта инфляция была создана искусственно.

– Это всё из-за того, что коммунистический строй рухнул, говорят.

– А какая разница? Что, демократам не нужна промышленность, что ли? Да и демократы-то все были в КПСС, а сейчас у них игра такая: кто больше грязи на своё прошлое выльет. Кто бы у власти ни находился – коммунисты, монархисты или фашисты, – всё равно любому государству нужна торговля и промышленность, товары и продукция, квалифицированные работники, мощная научная база и оборона всего этого. Если, конечно, это государство не поставило перед собой твёрдую цель скатиться до первобытного состояния. Мы всё время путаем политику и политический строй, отделяем экономику от политики, хотя это неразделимые понятия. Есть философские категории экономики и политики: базис и надстройка – я в ПТУ учился и изучал это на уроках обществоведения. Не бывает оторванности экономики от политики. Какова в стране политика, такова и экономика. По сути, не существует «плохих» политических строев: монархия может быть как хорошей, так и плохой, всё зависит от конкретного монарха, который проводит конкретную политику и «вытекающую» из этой политики экономику. Говорят, что мы теперь от социализма повернули к капитализму, а какой это капитализм? Попробуй-ка в какой-нибудь капстране не выдать рабочим зарплату или выдать копейки, которых им даже на проезд до места жительства не хватит, увидишь, что там начнётся! Наш бывший главный энергетик уехал во Францию, теперь на каком-то тамошнем заводе работает. Приезжал тут, рассказывал, что у них работодателя могут даже в тюрягу посадить, если он своим работникам платит меньше десяти тысяч франков в месяц. Даже закон на этот случай есть, что человек не имеет права работать за бесплатно, так как не ценящий себя и свой труд человек потенциально опасен для общества. А у нас страна держится до сих пор на плаву, благодаря бесплатной работе народа! У «капиталистов» наших только мошна и морда толще становятся. Это нам башку забили тем, что капитализм – система угнетения пролетариата, а на самом деле они при нём живут лучше, чем мы при социализме жили. У нас сейчас и не социализм, и не капитализм, а ни то ни сё, короче говоря, полная плутократия. От одного берега мы отстали, а к другому так и не пристали, вот нас течением и несёт, непонятно куда. Россия когда-то весь мир хлебом кормила, а теперь у нас сельское хозяйство в полном развале, а наши руководители клянчат деньги в Международном Валютном Фонде и тратят их, не понятно на что. Потом нам будут втюхивать, что Россия вся в долгах, как в шелках. Они деньги разбазарят, а мы, наши дети и внуки должны будем расплачиваться с их долгами. И вот такое бл…во совершенно законно осуществляется в рамках крупнейшего государства мира. На его фоне любой криминальный авторитет безобидным маленьким мальчиком покажется.

– Но ведь эти безобразия не навсегда?

– Конечно. На всю нашу жизнь их хватит. Вот сейчас в магазинах почему-то не стало простых карандашей отечественного производства, а есть только итальянские, чешские и китайские. Но это же очень невыгодно для нашей экономики закупать такую ерунду за границей и сюда везти, когда раньше в нашей же области делали эти самые карандаши на деревообрабатывающих комбинатах! Там же строительные материалы делали, мебель, а сейчас это всё из-за бугра завозится втридорога. Теперь ещё будут привлекать иностранный капитал для восстановления наших же, нашими же деятелями разворованных и разорённых предприятий, чтобы этот самый иностранный капитал нам в нашей же стране свои правила диктовал. Вот ради чего всё это? Это же настоящее предательство своего народа, а нам брешут, что это реформы! А какие это реформы, кому они нужны?!

– Не знаю.

– И я не знаю. Мне вот жена говорит: давай купим швейную машинку, я на досуге буду шить, заказы брать – всё ж какая-то дополнительная копейка в семейный бюджет. И что ты думаешь: нигде не купить швейную машинку стало! В Подольске такой мощный завод разорили, что теперь, если и есть где машинки, то всё китайское да по немецким лицензиям. И то не купить! Нет нигде, днём с огнём не найти! Кому вот, спрашивается, этот завод мешал? Рабочие места были, была востребованная продукция, была прибыль, казалось бы, руководи и получай прибыль. Но ворьё у власти даже этого не может: лучше раздолбать всё сразу, распродать и потратить на курортные блядки. Для нужных предприятий сил и средств нет, а контор, которые людям только ещё больше жизнь осложняют, понаставили вон сколько, через здание! По улице в райцентре идёшь, так из каждых трёх зданий два под всевозможные управления да ведомства отданы. Даже в бывшем доме пионеров теперь какая-то управа заседает, где ставят на учёт ветеранов то ли войны с Наполеоном, то ли с Чингисханом. Пионеров, детей на улицу выгнали, где они в бандитов теперь играют, а помещения, где они раньше моделированием и резьбой по дереву занимались, отдали каким-то харям, от которых ни проку, ни пользы стране. По полгода люди в очередях сидят, чтобы справчонку какую-то у харей этих получить, чтобы с них на три копейки меньше драли за коммунальные услуги. Это надо кому-нибудь? Никому не надо! Это надо только горстке проходимцев, место которых около параши, а они доказывают, что весь этот беспредел вершится в интересах какого-то там народа, который они ещё не весь истребили своей политикой. То есть всё нужное и полезное сознательно уничтожают, а ненужное и даже вредное насаждают! А ты говоришь, бандиты у нас в городе завелись. Да какие они бандиты, по сравнению с этим жульём из контор? Они по лезвию ножа ходят, того и гляди сорвутся, самим себя приходится защищать, а эти жулики из контор защищены со всех сторон законом. И ведь в такой вкус вошли, что и останавливаться не собираются, пока народ безмолвствует! Хотя тут ори не ори, а всё одно до правды не достучишься. А я хочу, чтобы тех, кто вот так разграбил нашу страну, за ноги повесили бы вниз башкой на Красной площади, и пусть бы они повисели, чтобы другие посмотрели, чтобы неповадно было другим-то. Как вот в Персии чиновников казнили за мздоимство и казнокрадство, а потом их же кожей кресло обтягивали, в котором они сидели, чтобы новый чиновник сидел в этом кресле и своей задницей ощущал, что его ждёт, если он борзеть начнёт, как его предшественник. Я очень хочу, чтобы каждый из этих сволочей за свои дела жестоко поплатился! Если каждому прощать и позволять выделывать с народом всё, что заблагорассудится, то и будущие деятели их примеру последуют, пока от народа никого не останется, кроме выродков каких-нибудь, которым, кроме секса и кайфа, в жизни больше ничего не нужно!..

Тут мой собеседник замолчал на какое-то время, а потом продолжил более спокойно:

– В соседнем посёлке разворовали и закрыли керамическое предприятие зачем-то, которое не только декоративной керамикой занималось, но и кирпич с черепицей выпускало, а теперь это всё можно купить только за бешеные деньги в соседней области. И ведь это не кожаные трусы для ограниченного круга озабоченных потребителей, а нужная и востребованная продукция была, расходилась мгновенно. А сколько людей там работало! Теперь они не знают, как жить, куда податься. Наша «элита», так называемая, только недоумение на лицах изображает: откуда у нас столько бандитов взялось, откуда столько бессовестных людей, которые работать не хотят на… заводах и в совхозах! А их больше нет! Из Сибири сколько народу сюда бежит от безработицы? С Волги, с Урала! И никому дела нет, потому что везде сидят бандюги у власти, которые не столько властью занимаются, сколько пьянками да гулянками, а деньги на всё это берут из казны. Контроля над ними нет никакого, закон их и защитит, и приголубит в случае чего, вот «крышку и сносит с кастрюльки» от такой вседозволенности, которую у нас почему-то называют теперь демократией. А ты знаешь, что такое Сибирь?

– Что?

– Это огромная страна, которая в разы больше Европейской части России. Это империя градообразующих предприятий, когда сначала создавалось предприятие, а потом вокруг него вырастал город, население которого практически в полном составе или непосредственно работало на этом предприятии, или на это предприятие. И не только население этого города, но и все пригороды. То есть на пятьсот километров в радиусе больше нет ни-че-го. И вот, например, муж работает сталеваром на заводе, а жена сталеваром работать не станет, естественно, но зато она работает библиотекарем в отделе техобучения этого завода, их дочь работает врачом в городской поликлинике, которая обеспечивает медицинским обслуживанием всех сотрудников и рабочих этого завода. Такое предприятие определяющим образом влияет на занятость населения и его социальные проблемы. От него зависят все системы и службы, необходимые для обеспечения условий работы и жизнедеятельности общества. И это общество – огромная армия людей! Это как шахтёрские посёлки, где все мужики или вынуждены стать шахтёрами без права выбора, потому что никакой другой работы нет, или опять же вынуждены уехать из родного города далеко и навсегда. Но вот власти начинают медленно, но верно уничтожать их шахту, завод, комбинат. Что делать? Занятость там является единственным источником дохода населения целого города. Закрытие и ликвидация такого предприятия оставит без работы, без денег и мужа, и жену, и их детей, которые тоже на этот завод уже работают. Но никому это не интересно! Начинаются задержки по зарплате, массовые увольнения, угроза полного закрытия предприятия, что практически лишает жителей этих городов средств к существованию. Как они будут жить, куда они пойдут? Все, как один, рванут в кооперативы по пошиву калош? А если кто-то просто за вилы возьмётся, как за самый доступный и простой инструмент добычи денег в эпоху общественного и экономического передела? Таких ведь тоже немало найдётся. В Советском Союзе доля таких городов и рабочих посёлков, полностью ориентированных на обслуживание одного производства, достигала сорока процентов, а сейчас, говорят, что в них проживает почти пятая часть всего населения страны, или четверть всех городских жителей! Но для властей это словно бы мелочь, они даже никакой политики не вырабатывают, чтобы помочь этим миллионам своих же соотечественников выжить в сложившихся условиях. Нет никакого федерального закона, трактующего подобные ситуации! Теперь сволота всякая брешет, что это для нашего же блага делается: понастроили заводов, панимашь, русские люди всю жизнь там горбатились за гроши, а после работы только пьянствовали. Дескать, эти города только и сделали, что «сформировали субкультуру пьяных рабочих окраин». Да что они знают о русских людях-то! Мой дед на такое предприятие пришёл после войны босяком, круглым сиротой, а получил квартиру, образование, три профессии! И не пьянствовал там никто, потому что все после работы учились: кто школу заканчивал, кто техникум, кто институт. И те, кто всё это развалил, теперь верещат о пьянстве рабочих, как будто сами в пьяном угаре стихи лорда Байрона друг другу читают. Они думают, что в их деловых бизнес-центрах и ночных клубах пьянка более «интеллигентная» царит, чем на рабочих окраинах. Да они в сто раз омерзительней любого пьяного работяги себя ведут, когда за деньги школьницу какую-нибудь заставляют перед ними стриптиз плясать. И вот кто из этих мразей ответит за то, что, благодаря их политике, русские люди в последнее десятилетие уходящего тысячелетия вынуждены жить огородничеством и собирательством? Люди, отдавшие десятки миллионов жизней во все эти коллективизации, индустриализации, заплатившие за Победу во Второй мировой, теперь отброшены назад, в Средневековье, кто-то и вовсе в Палеолит! А авторы всего этого называют свои деяния реформами, и не абы какими, а великими! И всё ради чего? А всё единственно ради того, чтобы каким-то недоумкам было на что стриптизёршу себе в аглицком клубе нанять. Они и могли бы заняться модернизацией страны, начать вкладывать наворованные деньжищи в строительство дорог, школ, больниц, домов отдыха, строить современные производства, ориентированные на высокотехнологичный передел. Они знают, как это делать: недаром штаны в финансово-экономических вузах просиживали ещё в советские времена, кстати, за госсчёт, за счёт народа, который они потом и обворовали «в благодарность». Но вместо выполнения своей работы предлагают какой-нибудь идиотизм. Они предлагают всех оставшихся без работы устроить на работу… в другой такой же промышленный город, где предприятие тоже на ладан уже дышит, но всё-таки ещё дышит. Дело за малым: как туда добираться? Нет транспорта, нет даже старого-доброго автобуса, который хотя бы два рейса в сутки делал. Находятся умники, которые предлагают пустить скоростной поезд, чтобы возить работяг из их родного города в чужой, где властями ещё не всё разворовано, где ещё остались предприятия. Задницу нечем прикрыть, а они скоростную магистраль «грозятся» проложить. Но это же ненормально, если многотысячная армия народа каждый день будет мотаться туда-сюда за пятьсот вёрст в другой город, где «местным» и так работы не хватает! Вот у нас сейчас все пригороды рванули в Питер на работу. Но Питер-то не резиновый, он не может всех желающих обеспечить работой, у него у самого пять миллионов голодных родных «детей». До нас ли ему? Людей доводят до каких-то скотских условий, но никто себя бандитом не считает. Напротив, некоторые заявляют: «Да мине в Оксфорд приглашают лекциё читать!». Находятся среди них и более «честные», которые прямо предлагают всё закрыть, а бывших сталеваров, слесарей-инструментальщиков, авиаконструкторов и кораблестроителей «на кого-нибудь переучить». За свой счёт, естественно. Например, на торговцев пирожками или поделками народного творчества у федеральных трасс. А что? Русские работяги – это ведь не люди, а дешёвый производственный ресурс. И когда под руководством этих «эффективных» собственников предприятие превращается в неэффективное и невыгодное, то оставшихся без работы работяг надо пристроить куда-нибудь, чтобы не сдохли окончательно. Надо их сохранить, на всякий случай, а то мало ли чего… Вдруг война какая с кем-нибудь, за что-нибудь – не Березовские же с Жириновскими воевать пойдут за очередную великую идею великих реформаторов. Не нужна она, Россия-то, всем этим «новым эффективным собственникам». Пограбил – и за бу гор.

– Ну войны нам сейчас только и не хватало.

– Да она и так уже идёт. Вот к нам приехали из-под Иркутска водители, они согласны в нашем гараже за меньшие деньги работать, чем местные мужики. Начальство сразу что делает? Выгоняет «за жра вшихся», которые требу ют хотя бы два МРОТа за месяц работы, и берёт этих иркутских, которые и на один МРОТ согласны. И начинается тайная полупартизанская гражданская война, уже двум человекам монтировками башку раскроили. А не заложено ли здесь искусственно придуманное натравливание некогда сплочённых граждан друг на друга? Я так думаю, что специально всё для того и делается. Людям плюют в лицо, заявляют, что они «привыкли жить на всём готовом», а надо, чтобы каждый был сам за себя, как того требует капитализм. Но ведь это же, Боже упаси, если каждый станет самостоятельной «фирмой» со своим хозяйчиком во главе. Это уже не страна будет, а мозаика какая-то. Вот у нас в прошлом году отключили зимой отопление «для экономии средств высокопоставленному вору на поездку в Монте-Карло». Во многих квартирах стёкла в оконных рамах от морозов треснули. У кого нашлись деньги, то вставили новые стёкла, у другого денег нет, и не предвидится – изолентой трещины заклеили или фанеркой раму «застеклили», если стекло совсем восстановлению не подлежит. Кто-то в морозы согревался спиртом, поэтому за зиму достиг такой кондиции, что ему теперь вообще всё «по барабану»: и окна, и двери, и люди, и звери, и какой сегодня день и год от рождества Христова. Есть и такие, кто раскошелился на дорогущие стеклопакеты, в долги даже влез. И вот теперь не дом, а какая-то аляповатая мозаика: у одного окна есть, у другого нет, у третьего заколочены. Там лоджия застеклена, тут оголена, там хламом каким-то завалена, что и окон не видно. И власти довольны: а что, так и надо, каждый сам за себя. А я не верю, что в той же Европе дома такие же! Нам её теперь каждый день по телевизору показывают, и там в облике каждого дома, каждой улицы сквозит единство, а не вот этот тупой девиз «каждый сам за себя». У них такого не встретишь, чтобы не было асфальта на улице, а власти бы отмахивались: сами обустраивайте свои дороги. Так у нас один жилец у своего дома выбоины колотым кирпичом засыпал, другой камней с реки привёз, третий досками подъезд к своей калитке застелил, четвёртый богаче всех оказался: достал дешёвого асфальта, залил им вручную (на каток-то денег уже не хватило) дорогу до середины у своего дома, лопатой, как смог, разровнял. Коряво получилось, но всё же: у других и такого нет. И вот вся наша жизнь теперь такая пятнистая. У кого-то камни на месте дороги лежат, тут же рядом настил из досок под дождями гниёт. А где вы видели такой капитализм? Разве есть такие улицы и дороги в капиталистических странах? Там дороги такие, что любо-дорого глядеть, там их проектируют и прокладывают специалисты, а не энтузиасты. А у нас есть только специалисты воровать. С энтузиазмом.

– Ха-ха-ха.

– Вот именно, что смешно делается, когда такой «капитализм» видишь. Когда каждый сам за себя, то страна будет растаскиваться на удельные княжества, на отдельные кооперативы «Гусь свинье не товарищ». Подумать только: развалить авиационный завод, чтобы на его громадной территории теперь суетился сонм кооперативов по производству металлических дверей и решёток из авиационной стали! Это где ещё такое безумие есть? И я не верю, что в Европе или Америке люди так живут. Да, у них есть частный бизнес, которого у нас раньше не было. Но у них есть и опыт по его организации, и поддержка властей. А у нас власть советует уходить из бюджетной сферы в «частники», и тут же палки в колёса людям ставит. Вот у нас тут на Милославской улице бизнесмена одного на днях из петли вытащили. Замучился мужик. Началось всё с того, что он, квалифицированный инженер-технолог, решил создать кооператив по производству лыжных креплений. Работников набрал, помещение присмотрел, к аренде приценился. Размечтался, что буквально завтра начнёт прибыль получать, у людей появятся рабочие места, уверенность в завтрашнем смутном дне и так далее. То есть с самыми радужными надеждами взялся за дело! А на деле… два года по всевозможным инстанциям проходил: то документы по кооперативу все собирал, то куда-то их на проверку сдавал, то там печати такой-то нет, то здесь подпись не поставлена, то копии нет к какой-то декларации, то копия есть, но у нотариуса не заверена, то есть только пять копий, а надо шесть. И всюду намекают: дай столько-то денег, будет тебе и печать, и подпись, и копия с нотариусом. Где-то мягко так намекают, а иные в открытую денег требуют. То криминал на него «наедет», то налоговая, то санинспекция – не знаешь, что лучше. Два года он вот так промучился, работники все разбежались, устав ждать счастья. А тут как-то вечером сел телевизор смотреть, а там показывают, что в Европе за три недели любой гражданин может создать подобное предприятие, и все документы оформить, и никто на него за это «наезжать» не будет. Вот он и сорвался. Теперь в психиатрии лежит, плачет без остановки… И вот кто у нас в стране о каждом таком «маленьком» человеке задумается? Развалили плановую экономику, уничтожили связь между предприятиями, между людьми, взамен получили новый развал, ведь общество, каким бы оно ни было, развивается по своим объективным законам, которые действуют независимо от нашего сознания. Теперь подпевалы этого воровского режима советскую систему называют презрительно «совковой», а сами создали такую, которую иначе, как бл… кая, не назовёшь, хотя сейчас и не поймёшь: ругательство это или комплимент. Они сами не понимают своей незрелости, патологической неспособности руководить и управлять! Они владение понимают только как «попользовался и выкинул». Настоящий хозяин под владением подразумевает и социальную ответственность за людей, которые на тебя работают, и вкладывание своих средств в улучшение условий их труда, в развитие и образование этих людей, и интерес к проблемам той местности, на которых твои владения располагаются. Их собственниками называют, а какие они собственники? Они не умеют быть собственниками. Разве настоящий собственник пустит свою собственность «по ветру», чтобы было на что в каком-нибудь немецком борделе дебоширить? И вот теперь всё это шаманство у нас выдаётся за нужные народу и стране реформы!

– Но что же делать?

– А ничего ты не сделаешь. Я раньше тоже в родном городе работал и в выходные дни с семьёй ходил в дом культуры на кино и концерты. А теперь я каждый день по пять часов трачу на дорогу в чужой город, где ещё хоть какая-то работа осталась, и в выходные приходится вкалывать, но всё равно мне и моей семье на самое необходимое не хватает. Дом культуры закрыли, да и страшно сейчас стало вечером из дому выходить. Дали всему этому громкие названия – Перестройка да демократия, – а в основе-то всего лежит банальный грабёж и истребление народонаселения. И я лучше за помощью к Вожатому или Горнисту обращусь, потому что они не врут и свои преступления против людей никому в качестве реформ не преподносят. Они хоть что-то делают, а все остальные только треплются. Да к ним многие обращаются. Вот у нашей бабки Софьи с улицы Энгельса свистнули кошелёк на рынке, а там вся пенсия была, так она к Горнисту бегала. Вернули ей кошелёк в тот же день. А в милиции она сколько бы промаялась, если бы там вообще стали её слушать? Или директор нашей школы – он рядом с Вожатым живёт – попросил найти строителей для ремонта, а то в школе все трубы уже проржавели да лопаются беспрестанно.

– Но ведь есть же какие-то службы муниципальные, которые должны этими вопросами заниматься?

– Ой, Наталья, наивный ты человек! Ему выделили сто рублей на всё про всё – как хочешь, так и ремонтируй за такие деньги. А там одна труба стоит в десять раз больше. Вожатый же ему целую бригаду сантехников оплатил, так они даже умывальники в туалетах новые поставили. Директор теперь его обхаживает на предмет покупки хоть одного компьютера для школы, а то информатику изучать без компьютера всё одно, что учиться плавать без воды, говорит. Он вообще Вожатого уважает, потому что у него дети скромные и учатся хорошо. А то учился в нашей школе сын бизнесмена Лопаткина, того самого, которого в прошлом году питерские рэкетиры застрелили, так директор покоя не знал! Пацан этот всю школу в страхе держал, деньги с младших классов вымогал, учителей чуть ли не казачка заставлял плясать и грозился в случае чего папу своего натравить на тех, кто ему слово поперёк скажет. А у папаши-то его личная охрана была, сынулю его каждый день личное авто с шофёром привозило и отвозило! Представляешь себе в наших нищенских реалиях, чтобы пацана в школу на новом «Мерседесе» привозили?! Даже в Англии такого не видывали, говорят… А вот теперь папы его не стало: пуля ж дура, её даже личная охрана не остановит, так он ходит тише воды и ниже травы. Вожатый же строго детей своих воспитывает, не позволяет им наглеть. Говорит: «Учитесь всего достигать сами, а то если со мной что случится, то за кого вы будете прятаться?» Вот какой он серьёзный человек. Горнист-то не такой, но и от него можно определённой пользы добиться. Вот в моём подъезде живёт пенсионерка одна, баба Клаша, ну, ты её наверняка знаешь. Её все знают: она нянечкой в нашем детском саду работала.

– Уг у.

– Так вот. А сосед, что над ней живёт, совсем опустился, как и многие сейчас. Наши люди ведь приучены в страхе жить, а когда им никто и ничто страх не внушает, так они сразу начинают считать своим долгом вести себя настолько паскудно, что всем окружающим тошно станет с ними рядом находиться. Он унитаз пропил, ванну даже пропил, по нужде стал ходить прямо на пол, а дерьмо его льётся через потолок на голову бабе Клаше. Она к нему и по-хорошему обращалась, и мы его били за то, что весь подъезд своим дерьмом провонял, да толку никакого. В квартире у него пьянь со всей округи собирается, гуляют до полного изнеможения, а потом тут же гадят. Она на него и в милицию, и в ЖЭК жаловалась, а эффекту – ноль. Наш участковый с ним поговорил, а он после этого ей входную дверь топором изрубил и пригрозил её вообще порешить, если она ещё раз на него в ментуру пожалуется. А в ЖЭКе ей сказали, что он такой же гражданин, как и все, и имеет право жить в квартире, а выселять его всё равно некуда – и так-то жилья не хватает, даже бараки переполнены, и если ей чего не нравится в его поведении, то пусть судится с ним или квартиру обменяет. А откуда у неё, у простой пенсионерки, деньги на суды и следствия, и какой дурак обменяется с ней на её квартирку, тем более с таким соседом? Да и боится она, что он и впрямь с топором к ней заявится. А тут он стал ещё зелень в квартире выращивать, чтобы в магазин сдавать круглый год – водка-то дорожает. Насыпал прямо на голый пол полметра земли, лук посеял, укроп да чеснок с петрушкой. Ч тут началось у бабы Клаши! Потолок мхом покрылся, по стенам плесень пошла, черви да гусеницы какие-то ползают повсюду, вонища такая в квартире, что хоть противогаз носи, не снимая, а сосед грозит ей расправой, если куда на него пожалуется.

– Во ужас-то!

– Не то слово. И вот куда сейчас идти, если рядом такая сволочь обитает? Она тут как-то сидит у подъезда и рыдает от горя такого, а Горнист мимо ехал, да приспичило ему чего-то выйти. Он у неё поинтересовался, чего, мол, плачешь, баба Клаша, чем я тебе помочь могу за то, что ты меня в детском саду на горшок сажала и задницу вытирала. Она ему всё и рассказала. Горнист посмеялся, а сосед-сволочь как раз в это время курил на балконе в трусах, с перепоя проветривался, значит, и всё видел. Горнист его тоже увидел, ствол вытащил, с предохранителя снял и весело так спросил: «Тебя как, сука говнистая, сразу шлёпнуть, или желаешь помучиться?». Сосед аж окурок проглотил от ужаса, а Горнист ему и говорит, что если он ещё раз свою любимую няньку увидит в слезах, то отдаст его своим хлопцам в безраздельное пользование, а они уж поимеют его по полной программе. Так на соседа эта перспектива подействовала, что он огород из квартиры убрал, гадить на пол перестал, бабе Клаше дверь отремонтировал и благодарил, что она Вожатому на него не «капнула», а то тот бы его наверняка сразу выпотрошил без лишних вопросов. Даже пить почти перестал и на работу какую-то вроде бы устроился. Не узнать стало человека! Стал вежливым и кротким, как истинный интеллигент, по квартире своей теперь передвигается исключительно на цыпочках. А всё благодаря кому? И ведь Горнист-то ему ничего не сделал, а только пару слов сказал, но какой эффект!

– Так как же это можно огород прямо в квартире разводить?

– Да сейчас всё можно! Забыли люди, что такое «нельзя». У нас в соседнем доме на первом этаже жильцы и вовсе мак на полу растили. Так у них в конце концов пол прогнил и в подвал провалился вместе с урожаем. Мы смотреть ходили: в полу дыра на всю комнату, а из неё кошки подвальные выглядывают с такими умными глазами, словно говорят: «Эх, люди-люди, до чего ж вы докатились, человеки!»

Мы захохотали.

– Сдерживающих факторов-то нет никаких, – продолжил мой собеседник, – вот люди и соревнуются, кто кого переплюнет в разных пакостях и подлом поведении. Замечаешь, сколько сейчас народу стало спиваться, борзеть или вытворять что-нибудь невообразимое? Катятся люди по наклонной плоскости на всех парусах, да ещё и гордятся этим. А всё потому, что приучили их к кнуту, и они, кроме кнута, ничего не воспринимают. Когда никто с кнутом над ними не стоит, они демонстрируют истинную сущность, своё настоящее рыло. Много времени, должно быть, потребуется, чтобы люди научились уважать, любить и беречь себя и друг друга не из страха наказания, а по собственному желанию. Просто потому, что ты сам себя, прежде всего, живым человеком считаешь, единицей общества, а не зажравшимся чиновником или опустившимся алкашом. Моисей своих соплеменников сорок лет по пустыне водил, чтобы они избавились от своих рабских инстинктов, а нам и века, может быть, мало будет.

– Как же так: века мало? Это сколько же надо ждать?.. Так, а машину-то вашу нашли?

– Нашли, нашли! Я к Вожатому пришёл, а он после бани сидит, чай пьёт с женой своей на веранде и газеты читает. Простенько так у него дома, особой роскоши я не увидел, а то у Горниста, говорят, антиквариат на каждом шагу топорщится. Ну, жена его вышла сразу – она у него баба понятливая, – а я и спрашиваю, как бы мне найти свою машину подержанную. Он газетку отложил, выслушал меня внимательно, номер моей машины только спросил, а потом говорит: «Иди домой». Я и пошёл. Думаю, слава Богу, что вроде как в хорошем настроении он оказался.

– А машина как же?

– Так я пока шёл – Вожатый же у самого леса живёт, на самом краю города, а я ближе к станции, – машина моя и нашлась. Подхожу к дому, а она и стоит тут как тут у моего подъезда, красавица моя.

– Так разве это нормально, чтобы вот так к бандиту за помощью обращаться? Ужас!

– Да ничего не ужас! Сейчас время такое, бл…ское. Всё продаётся и всё покупается, и никто не хочет своим делом заниматься. Какой смысл к чиновникам нашим обращаться, если они нас и за людей-то не считают в глубине души? Вот после Великой Отечественной какой был бандитизм, мне отец рассказывал! Вся милиция ведь на фронт ушла, а потом ещё несколько амнистий было после Победы. Но всё равно сумели лет за пять порядок навести. И это после войны, когда вся страна на ладан дышала. А сейчас из нашей страны сделали рай для аферистов и мошенников всех мастей, и это продолжается уже Бог знает сколько лет. Думаешь, что это просто так само собой получилось? Я так не считаю. Ведь сейчас у нас люди труда стали считаться дураками, быдлом, рабами, которые должны благополучие меньшинства безропотно обеспечивать. Зато раньше про них хорошие фильмы снимали – один Николай Рыбников сколько переиграл таких людей в кино, книги им посвящали, песни слагали, жильё давали, ценили по возможности их труд. Со времён прихода Горбачёва о них и не вспоминает никто. Все наши политики больше переживают за сектор Газа да Ирак, за свой имидж да рейтинги, а до нас им и дела-то нет. Молодёжь нынешняя насмотрится низкопробного дерьма про проституток, душегубов и всяких суперсолдат и спецагентов, которые людей крошат, как винегрет, и думают, куда бы все эти полученные знания употребить, вместо того, чтобы умные книги читать, изучать что-нибудь нужное, профессию полезную освоить. Сейчас куда ни плюнь – повсюду супермены и суперменши, а на производстве работать некому, да и производства-то все развалены. Землю обрабатывать и урожай собирать некому, города обустраивать никто не хочет, хорошие семьи создавать и детей растить никто не может уже. Не до этого людям стало, все силы ушли непонятно на что. Все сейчас хотят постоянно удовольствие получать от жизни, а что-то делать для этой жизни, никто не разумеет. Через шесть лет новое тысячелетие начнётся, и мы с таким багажом в него шагнём. Это же позор, какой только себе вообразить можно!

– Да почему именно с таким багажом? Я вот работаю на производстве. И даже учусь.

– Да я не про твоё поколение говорю. Я про тех, кто следом за вашим поколением идёт, а вам-то вообще ничего не светит, и ты сама это прекрасно понимаешь. Я о том говорю, что ещё недавно дети в нашей стране мечтали стать космонавтами и учёными, а сейчас мечтают быть путанами и джеймсами бондами, дилерами и киллерами. У моей племянницы трёхлетний сынишка заявил, что хочет быть напёрсточником или челноком. Каково, а? Если бы у нас стало выгодно честно работать в промышленности и сельском хозяйстве, в науке и медицине, в армии и на флоте служить, если бы таких людей наша власть осыпала бы золотом за их самоотверженный труд, то и преступность сама по себе стала на нет сходить. Но ведь у нас не с преступностью власть борется, а с преступниками. Одного посадят, а вместо него десять новых появится, потому что стало легче убить, ограбить, обмануть кого-то, вместо того, чтобы найти хоть какую-то работу, трудиться на благо себя и общества, человеком остаться. И современные фильмы вопят об этом на каждом шагу. Думаешь, что это тоже случайность? Нет, такие вещи случайно не происходят. Фильм снять и пропихнуть его на экран – это не хухры-мухры. Надо тысячу разрешений от разных инстанций получить. А люди насмотрятся всего этого дерьма и идут на практике его опробовать. Вот лет двадцать тому назад можно было спокойно поздним вечером гулять по улицам с гитарой и девушками, а сейчас днём стало страшно нос из дому высунуть. Если даже убийство Листьева не могут раскрыть, то что говорить об убийствах простых смертных. Сейчас на Кавказе какая-то кровавая заварушка намечается, а кадровые военные бегут в таксисты и грузчики, потому что им не прожить на их зарплаты, и такая ситуация тоже кому-то выгодна. Я в армию ушёл тщедушным пацаном, а вернулся, так родители меня не узнали: на две головы вырос, косая сажень в плечах появилась, морду наел, как в санатории. Профессию в армии освоил, водительские права по двум категориям получил! А сейчас что из армии сделали? У моих соседей сын в армию нормальным парнем ушёл, а недавно вернулся, так его тоже не узнать: язву желудка заработал там, ноги обморозил, печёнку пропил, весь согбенный и тощий, словно в концлагере побывал. Почки отбиты и двух пальцев на руке нет. Я его спрашиваю, чего, мол, у тебя с пальцами-то случилось, а он смеётся и говорит: сержанту в карты проиграл. Самый настоящий бандитизм в погонах, перед которым любой криминальный авторитет паинькой покажется! И бандитизм официальный, который все видят, все о нём наслышаны, но никто ничего с ним поделать не может. И ведь он не в какой-то горячей точке служил, а где-то в Подмосковье. Теперь пьёт днями напролёт и мать свою бьёт смертным боем. Кому нужна такая армия? Я вот на границе служил ещё в советское время, так мимо нас блоха не могла проскочить. А современную армию превратили непонятно во что, и никто не может, а я так думаю, что сознательно не хочет, эту ситуацию изменить. Скоро басмачи какие-нибудь будут свободно границу переходить, по нашей стране разгуливать и народ резать, а наши правители будут только удивление на своих лоснящихся лицах изображать и соболезнования родственникам погибших выражать… Э-хе-хе. Сапожник должен заниматься сапогами, а пирожник – пирогами, а у нас всё наоборот. Вот на днях какой-то депутат плясал на эстраде. А чего он плясал-то, спрашивается. Я вот простым слесарем работаю, а жена моя медсестрой в поликлинике, и нам некогда плясать. А он уже много лет находится у управления огромным государством, которое не в самом лучшем состоянии находится, и пляшет. Ты же не клоун и не акробат, а депутат: люди ведь должны разницу видеть. Цены повысят в сто раз, а к зарплатам нашим добавят пять рублей двадцать пять копеек и в пляс пускаются. Дескать, мы для вас сделали всё, что могли, и даже больше, и отстаньте от нас. А разве людям сейчас до плясок? Разве Дзержинский или тот же Сталин так плясали перед народом в своё время? Зачем так себя дискредитировать-то? Все артисты в политику подались, а политики стали, как артисты: пляшут, поют, весело живут, гидрид и ангидрид. Чем поганей себя ведут, тем выше их рейтинг. А то показали, как охотились на уикенде помощники какого-то депутата и замминистра: обвешались все куропатками убитыми и стоят, красуются на всю нищую страну. Идите работать, твари, а не по зверушкам стреляйте! Катитесь в «горячую точку» с головорезами воевать, если так руки чешутся на курок нажимать! Страна в развале, и они нам доказывают, что развал этот – исторически неизбежная закономерность, а не результат того, что они вместо своей работы чёрт-те чем занимаются! Сейчас разве только совсем ленивый из них книжонку какую-нибудь не накрапал, что, дескать, кризис в экономике нашей разрушенной страны они предвидели ещё при царе Горохе, а то, что среди них полно миллионеров как-то внезапно образовалось, так это уж, извините, не ваше дело. Зажрались, одно слово. При Сталине-то всё не тех истребляли. Лучших людей нации устранили, а вся шваль осталась и сейчас свои законы устанавливает. Теперь каждая сытая шлюха, которая за большие деньги свои сиськи и ляжки демонстрирует, с экрана телевизора и со страниц газет и журналов учит народ уму-разуму. И все должны слушать и пример брать: мол, вы все бездельники и лохи, а я тружусь всеми частями своего тела без сна, без отдыха, без перерыва на обед. Это и в страшном сне никому не снилось, что скоро в России, на рубеже тысячелетий, видавшие виды потаскушки станут умничать с ведущих каналов телевидения! Или жулик какой-нибудь хвалится тем, что сумел целое состояние сколотить, непонятно какими стараниями. Раньше таким морду били, а теперь к их изречениям положено прислушиваться, затаив дыхание, и на ус мотать. Почитай вон нашу прессу: там всё только про таких «героев» и пишут. И эти козявки теперь резвятся до упаду. Буржуазия российская так шикует, что даже западные богачи икают от удивления! Но от праздников тоже надо отдыхать хотя бы иногда, чтобы не умереть от пресыщения. По телику сейчас вообще сплошной праздник, словно мы уже коммунизм построили… Вот куда надо было бы взвод автоматчиков пригласить…

– Да вы что?!

– Да то, что если им всем так весело, то не надо это нам демонстрировать. У нас тоже терпение не бесконечное.

Иногда в людях проскакивает какая-то искра, которая может упасть на сухую солому души, высохшей от подавления многолетнего гнева за обман и унижения, и тогда может разгореться пламя. И сколько бы человек ни подавлял в себе свой гнев, но настаёт такой момент, когда гнев уже не будет требовать выхода и подчиняться уставшей воле человека, а начинает сокрушать всё вокруг себя без разбора, чтобы вид чужой боли и горя хоть немного остудил горячий бред измученного сознания. Так и начинается русский бунт, жестокий и бессмысленный. Жестокий потому, что, прежде всего, страдают самые беззащитные и невинные, и бессмысленный, потому что места прежних обманщиков занимают новые, которые вскоре так же начинают дуреть и пьянеть от власти.

Все восстания в России напоминают сильно рассерженного медведя, которого доконала маленькая сволочная блоха. Он никак не может найти и вынуть её своими огромными лапищами из такого же огромного организма. Он ревёт, валит деревья, ранит себя и других, рвёт свою шкуру, надеясь таким способом избавиться от того, что его беспокоит. В какой-то момент, когда силы на исходе, а вокруг вырастают слишком большие горы трупов, поваленных деревьев и разрушенных домов, ему начинает казаться, что он избавился от этой блохи. Он падает, чтобы немного прийти в себя, и через какое-то время начинает чувствовать, что блоха всё на том же месте, просто он на время гнева потерял чувствительность ко всему. И вот блоха, которая всё это время мудро отсиживалась в шерсти другого зверя, вылезет перед его огромным носом и начнёт стыдить: «Как же так? Ты, такой большой и сильный, капризничаешь из-за такого пустяка, как я! Ай-яй-яй! Ну и что с того, если я поживу в твоей шкуре, попью твою густую кровь? Я же много не выпью, зато буду тебя направлять. Без меня ты, неразумный, пропадёшь». Медведь закрывает глаза лапами от горя, что он столько всего зазря разрушил, а блоха думает, что от стыда перед ней, и плачет, и терпит всё это до следующей вспышки гнева. А блоха то кусает его беспощадно, то ласково врёт в его большие мохнатые уши.

Россия по характеру очень похожа на медведя, на этого неуклюжего и простодушного увальня, как Пьер Безухов. Мне никогда не нравился князь Андрей из «Войны и мира», в которого тайно или явно были влюблены многие советские школьницы. Холодный, как красивая статуя, острый, как сосулька на крыше, презрительный и равнодушный человек. Мне нравился Безухов, большой, как медведь, такой же добрый и мягкий, в чём-то беспомощный, и в то же время в чём-то очень сильный. И очень страшный и искренний в ярости, особенно в исполнении Великого Бондарчука. Как он кричал в бешенстве, «в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись», как он с безумного шёпота переходил на безумный крик и хохот: «Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня… Кого-о? Меня-а? Меня-а – мою бессмертную душу-у!.. И всё это моё-о! И всё это во мне-е! И всё это я-а!» – заявлял он зовущей в себя бесконечной дали!

Кто сталкивался с диким медведем в лесу, знает, как сильно этот зверь отличается от того круглого и смешного мишки, которого можно увидеть в детских книжках со стихами для утренников в младших группах детсада:

  • Мишка косолапый по лесу идёт,
  • Шишки собирает и в карман кладёт.

Увидеть можно и в зоопарке, где сытый и ленивый медведь лежит в клетке горой Аюдаг. А тут вдруг он превращается в монстра, когда у него оскал больше напоминает морду тигра, когда из неповоротливой массы он превращается в ловкого и быстрого хищника, когда его вечно сутулая спина распрямляется! И человек видит перед собой огромного роста и ширины чёрное и ужасное косматое существо, которое одним взмахом лапы способно снести ему голову с плеч. И до сих пор находятся охотники шутить с этой непредсказуемой и неконтролируемой мощью. Должно быть, их представления о медведе ушли не дальше детских книжек.

– А что, если он… ну, Вожатый этот, теперь от вас за свою услугу чего-нибудь потребует? – попыталась я отвлечь своего собеседника от жестоких мыслей.

– Да чего с меня взять-то? Он же тоже не дурак, чтобы время терять на нищету, вроде нас. Он по-крупному играет. Вот помяни моё слово: скоро все эти парни на легальных условиях будут существовать. Витька Марков из нашего города, ну тот, который был последним секретарём нашего райкома ВЛКСМ, сейчас в Москве обосновался и, как рассказывают, содержит с благословения того же Вожатого якобы юридическую фирму, которая за проценты помогает долги кредиторам возвращать, а каким макаром они это делают – никого не интересует. На кого-то компромат собирают, а потом шантажируют, а кому-то просто зубы выбьют. Но пока претензий к нему со стороны закона не было. И таких контор сейчас в крупных городах пруд пруди! Пойди пойми, что нынче законно, а что нет. Когда наш Арнольд Тимофеич в 89-ом году покупал своей очередной любовнице квартиру в райцентре, так к нему пришли бритоголовые парни с утюгом и сказали, что если ему не нужны проблемы с оформлением документов или с переездом, то пусть гонит кругленькую сумму, а не то они ему шкуру подпалят и любовницу его поимеют. А сейчас он снова квартиру прикупить собрался, уже в Питере, что ты думаешь: эти же мальчики сидят уже в отдельном кабинетике при этой же конторе, где он документы на квартиру оформляет. Никаких угроз с утюгами, никакого давления, всё официально, в галстуках и при вежливых улыбках: «Заплатите нам столько-то процентов от стоимости квартиры, вот здесь распишитесь. Мы вам печать на документик поставим, и можете въезжать в новую квартиру хоть сейчас». Это всё одно, что я захочу тебе мешок картошки продать, а тут вылезет кто-нибудь в качестве посредника и начнёт с меня и тебя часть денег требовать. Если раньше таким посредникам не платили, то можно было своей жизнью или здоровьем поплатиться. А если сейчас не захочешь платить, то они же тебя ещё и к уголовной ответственности привлекут, и дело в суде выиграют.

– Да-а, дела…

– Да. И сейчас такой узаконенный рэкет во всём: у меня батька помер в прошлом году, так я заколебался по разным конторам ходить и всем платить, чтобы получить разрешение похоронить его на нашем кладбище рядом с его родителями, как он просил. И всё совершенно официально и законно, во – как! Понастроили всяких офисов многоэтажных, где в каждом кабинете размалёванные фурии сидят и шипят от злости: «Ну чё вам надо?! Да куда ты прёшься, быдло?!», как будто они не на работу пришли, а всем одолжение делают своим присутствием. И наши люди с таким отношением к себе согласны. У нас мало какой человек удивится, если его за шкирку возьмут и пинка под зад дадут, потому что у нас совсем недавно могли безо всяких объяснений человека взять за загривок, все рёбра ему переломать и отправить его подыхать в вечную мерзлоту. А попробовали бы эти фыркалки в Америке или в Европе с людьми так разговаривать, их живо бы в чувство привели. В России-матушке при таком раскладе зайдёшь в кабинет номер пять, тебе скажут зайти в кабинет номер двадцать пять. Явишься в этот двадцать пятый кабинет, тебя отправят в сто двадцать пятый. А в сто двадцать пятом рявкнут, чтоб зашёл через неделю в кабинет такой-то, в контору такую-то, которая находится в соседнем районе! Так неделю, а то и месяц проходишь, как дурак, по кабинетам, и ничего не добьёшься. А откуда у нас время на эти хождения по мукам, когда работать надо? Но если вытащишь деньги, то у них сразу огонь в глазах появится, и улыбка до ушей. Сейчас уже во многих школах, детсадах такие поборы идут с родителей, что и не захочешь туда своего ребёнка отдавать. Я раньше деньги платил в школу за детей, так хоть знал для чего – то занавески надо в класс купить, то на ремонт, то на парты новые, то на учебники. А сейчас уже и не объясняют, на что деньги сдавать: или сдавай, сколько тебе скажут, или ребёнка своего забирай и сам учи, раз такой умный. И власть даже не хочет контролировать эти процессы! Поэтому людям приходится своими силами проблемы решать.

– А как же их решить своими силами?

– В том-то и дело, что никак. Вот сестра моя двоюродная в религию подалась: у неё дочь убили прямо посреди бела дня. Она в техникум свой шла, а её какие-то уроды из-за угла заточкой ударили, а потом крикнули: «Это ж не она!» – и убежали. Такие вот дела: перепутали с кем-то. Вот сестра и решила у Бога узнать, чем так Его прогневила. Попала в какую-то надконфессиональную церковь – листовку ей дали на улице, что, мол, только в этой церкви можно обрести подлинное душевное равновесие и истинное понимание сути Бога. Заманчиво так написано – ноги сами так туда и идут, а тем более, если человек таким горем ослеплён. И всё вроде бы ничего было поначалу, а потом предложили ей для этой церкви пожертвовать десятую часть своего имущества. Сначала вежливо так попросили, а потом стали требовать и даже какие-то тексты из Библии показывать, где сказано, что истинный христианин должен жертвовать десятину церкви. Она им говорит, что у неё и нет ничего, а они ей: «Как так нет ничего? Ты живёшь в деревне, в собственном доме: продай его да десятую часть стоимости нам отдай». Она в милицию обращалась, а ей там говорят, что раз ты сама в эту церковь пришла добровольно, то мы тебе уже ничем помочь не можем. А эти миссионеры хреновы как узнали, что она в милицию ходила, так дом ей подожгли. Она потом чуть с ума не сошла, а эта мелюзга надконфессиальная ей и говорит: «Вот теперь у тебя действительно ничего нет, кляча старая». Ведь сейчас в России секты разные расплодились, как грибы после дождя. Американцы да европейцы давно уж раскусили их сущность и гонят прочь от себя, вот они все в Россию и бегут. В Россию теперь можно и радиоактивные отходы свозить, и мракобесов всяких пускать, которых ни одна уважающая себя страна не примет. Только дай на лапу нашим чинушам, и они сюда какую угодно сволочь впустят. И вот эти уроды от имени самого Бога у наших и без того ограбленных и нищих людей деньги вымогают всеми правдами и неправдами, а до истинной веры им и дела-то никакого нет. Сколько сейчас случаев, когда люди и имущество своё, и недвижимость отдают безропотно всяким проходимцам, которые эти секты возглавляют, а власть наша и в ус не дует. Я уж ругал её, сеструху-то свою! Говорю, какого лешего ты в эту надконфессисиоси… тьфу ты, в эту секту пошла? Ходила бы в райцентре в обычный православный храм, а она говорит, что заходила туда, а там то наш Арнольд Тимофеевич со своими голоногими секретаршами да заместителями-проходимцами грехи замаливает, то Горнист со всей своей шайкой-лейкой у Бога ещё чего-то настойчиво требует. Не хочу, говорит, рядом с ними стоять. Вот так. Повсюду сейчас сплошное вымогательство и обман, даже до религии добрались. В армии уже солдаты друг у друга деньги вымогают, а уж про ГАИ и говорить нечего. При кровавых коммунистах такого беспредела не было.

– Может быть, это всё как-нибудь само собой рассосётся со временем? – наивно предположила я. – Перебесятся люди, да и успокоятся.

– Ага, рассосётся, как же! Это уже хроническое состояние, просто никто в это верить не хочет. Вот всегда накануне выборов вылезет какой-нибудь депутат или министр на трибуну и начнёт с умным видом рассуждать о том, что пора бы уж покончить с криминалом и коррупцией, начнёт бубнить прописные истины, которые давно записаны и в Библии, и в Коране, и даже в Талмуде, а народ аплодирует ему до боли в ладонях, пока он сам не уверует в свою избранность и божественность. А я так думаю, если ты можешь что-то сделать, то возьми да и сделай, а не можешь, так и нечего народ своей болтовнёй смущать. Сейчас в кого ни ткни – каждый знает единственно возможный способ спасти Россию от окончательного разорения и вырождения, но никто ничего не делает. Только языками все чешут, а остальные рукоплещут им с восторгом, словно они новую планету открыли, разве только в штаны не писаются от восхищения. Не политика, а сплошные аплодисменты! Я не знаю, неужели наши правители совсем себя со стороны не видят? Ведь смешат людей, почище Петросяна. Надо же, опомнились! Счастье-то какое! Да где они все раньше были, эти гении? Это же всё не вчера началось, и даже не позавчера. Уже целое поколение выросло при этих порядках, а господа наши только спохватились. Или до них так долго информация доходит? Мне иногда кажется, что они в какой-то другой стране живут в пределах Садового Кольца. Оторванность от реальной жизни у них катастрофическая, поэтому они ничего и сделать не могут. Но болезнь-то надо лечить вовремя. Если запустишь её, то получишь хроническое заболевание, а то и летальный исход. Ведь даже от маленькой занозы можно умереть, если вовремя ранку не обработать. А какой смысл рану зелёнкой мазать, если уже обширное заражение крови началось? Умный-то человек заболевания предупреждает или лечит их на ранней стадии, потому что поздно пить боржоми, когда почки уже отказали. Как теперь можно с криминалом и вымогательством покончить, если ими уже вся наша жизнь насквозь пропитана, как старая коммуналка тараканами? Надо вовремя порядок в доме наводить, а то потом столько дихлофосу потребуется вылить на паразитов, что и сами жильцы все перетравятся и перемрут, как мухи. Хороший хозяин всегда и дом в порядке содержит, и вовремя свой огород пропалывает, а лентяй и пьяница всё лето на завалинке просидит, языком промелет непонятно о чём, а к осени спохватится огород свой вычищать от колючек и лопухов. Тут уже обычная прополка не поможет, тут надо всё скашивать, землю перекапывать и корни сорняков удалять, а от такой капитальной чистки неизбежно и урожай погибнет. У нас всегда так делается, всегда спохватываются, когда уже поздно, и вместе с одним сорняком тысячу, а то и миллион полезных растений уничтожат, не задумываясь.

– Да уж, это у нас больше всего любят, – вступил в наш разговор какой-то пожилой мужчина в форме железнодорожника, – только знак дай, а опричники тут же сыщутся. У нас под это дело могут вообще весь народ выкорчевать. Не надо сейчас трогать ни сорняки, ни урожай: и те и эти могут быть полезны. В голодные годы только благодаря крапивным щам да лепёшкам из лебеды и выживали: сорная трава растёт быстро. Надо сделать так, чтобы власть стала ближе к людям, чтобы люди в любой момент могли к власти за помощью обратиться. Вот в советское время, я помню, стало моему дядьке плохо с сердцем, а его жена никак не могла до скорой помощи дозвониться: всё занято да занято. Она позвонила в горком партии, так «скорая» сразу через минуту приехала, и откачали дядю. И в этот самый горком простые люди звонили по любому поводу в любое время суток по одному номеру телефона, и их никто никогда, куда подальше, не отсылал, почему-то умели там все проблемы решать. А сейчас власть от людей отгородилась разными посредниками да конторами, как баррикадами. Депутатов разных мастей столько появилось, что и не сосчитаешь всех. Скоро простых рабочих и служащих не останется: все в депутаты подадутся. А у каждого депутата ещё куча помощников да заместителей с секретарями, и все, как на подбор, равнодушнейшие люди, словно их набирали на эти должности по объявлению «Требуются махровые мизантропы с завышенным самомнением», которые сами-то хоть и от сохи произошли, но замашки приобрели такие, что и породистые аристократы проще и скромнее себя ведут. Как тут до них достучаться? И как разобраться, кто из них и за что отвечает? Это ж легче китайский язык выучить, чем сориентироваться во всех лабиринтах нашей нынешней власти!

– Вот и я о том говорю: ругают коммунистов за бюрократию и номенклатуру, но ведь то количество чиновников, что было при них, и в подмётки не годится нынешнему!

– Да уж. Но если раньше-то можно было легко связь между народом и властью наладить, то почему же сейчас нельзя? Сейчас в каждой, даже самой захудалой деревеньке своя мэрия имеется, где куча чиновников сидит. Но всё дело в том, что люди выбиваются во власть не потому, что они могут и хотят сделать что-то для своего народа, а потому, что там зарплата высокая и привилегии. А сделали бы нашим чиновникам сдельную оплату труда по схеме: «вот скольким гражданам ты помог – столько и получишь, никому не помог – ни шиша не получишь»… Вот машинист, например, сколько поездок сделает, столько и заработает. Или токарь: сколько деталей изготовит, столько ему и заплатят, а если он брак в работе допустит, то с него премию снимут, и он за свой счёт этот брак оплачивать или исправлять будет. Вот тогда чиновники наши сами за людьми бегали бы, предлагая помощь. А так они твёрдо знают, что им в любом случае хорошую зарплату без задержек выдадут, да ещё повышать будут, чтобы чиновник взятки не брал. А зачем тратить государственную казну на полное бездействие? Это я всё фантазирую, конечно, потому что не будет у нас такого никогда. Сейчас в России и осталось всего-то две высокооплачиваемых профессии – певцы да чиновники. Вот все и рванули на эстраду и во власть: под фонограмму рот разевай или кричи с трибуны да со страниц газет стандартные фразы о любви к Родине, получая денежки. Хуже всего, когда человек совсем не любит и не понимает свою работу, а занимается ею только ради денег и страдает оттого, что ему приходится заниматься нелюбимым и малопонятным делом. Тех, кто на него понадеялся, замучает своим непрофессионализмом. К работе так относится, словно с нелюбимой женой в постель ложится. Казалось бы, зачем ты с ней ложишься, если она тебе настолько не мила? Отстань от неё, брось, уйди, найди другую! Но как же тут уйти, если у неё квартира, машина, дача и прочие блага жизни? Приходится отрабатывать, чтобы иметь возможность пользоваться этими благами. Так и чиновникам нашим можно сказать: зачем же вы рвётесь на руководящую должность, если она вам не мила, если вы так тяготитесь своими непосредственными обязанностями? Ведь давно известно, что не выйдет хорошего скрипача из того, кто ненавидит скрипку. И тоже скажут: «А как же быть? Да, народ ненавижу, должность свою не понимаю, но она даёт мне прописку, роскошное жильё, машину, дачу, льготы, поездки там всякие за казённый счёт. Так что приходится терпеть свою работу, как нелюбимую жену.

– Ха-ха! Интересное сравнение.

– Оно очень точно отображает настроения нынешней власти. Поэтому-то власть и отгородилась от народа, как от чумы, телохранителями да эскортами с мигалками, так что к ней и на кривой кобыле теперь не подъедешь. А к местному бандитскому авторитету, которого ты с детства знаешь, как облупленного, подойдёшь, изложишь свою проблему без справок и квитанций: помоги, мол, чем можешь. Поможет – спасибо ему, откажется – переживём и это. А что делать? Это в Москве население постоянно обновляется и мигрирует, так что не каждый и соседей своих знает. А у нас-то все друг про друга знают: кто чьи дети, у кого какие родители. Все живут всю жизнь на одном и том же месте, в одних и тех же домах, с одной и той же семьёй. И криминальный авторитет этот, может быть, рядом, через дорогу, живёт, и к нему не надо несколько дней в очереди сидеть, несколько мешков разных документов да заявлений собирать. Зачем, в самом деле, так далеко бегать и отвлекать важные госучреждения от высоких мыслей, если можно вот так просто решить проблему, требующую решения сейчас, а не к следующей тысячелетке? Удобно, что и говорить. Хотя и опасно. Но другого-то выхода нет. В наш утилитарный век, когда оценка всех явлений жизни производится только с точки зрения их полезности и возможности служить средством для достижения какой-либо выгоды, когда сама современная этика считает пользу и выгоду основой нравственности и главным мерилом поступков человека, уже как-то и не скажешь точно: кто бандит, а кто так себе, только собирается им стать. Вот видят все, что этот человек – подлец, но с хорошей зарплатой. И он уже не таким подлецом видится. Или дурнушка, но с квартирой в областном центре, уже почти красавицей кажется. Обманул её кто-нибудь, женился не из любви к ней, а чтобы получить прописку и жилплощадь в её квартире, и такого типа уже никто не осуждает. Наоборот, скажут: молодец, ловок, своего не упустит, таким сама судьба благоволит! То есть все открыто ищут не любовь и расположение, не дружбу и уважение, а только выгоду и пользу. Иногда самого приземлённого свойства: пожрать, переночевать хоть где-нибудь, урвать деньжат, чтобы затем совершенно бессмысленно их просадить. И вот простые люди видят, что власть в некоем городе совершенно бесполезна. Что она сделала за последнее десятилетие? Ни одного дома не построила, ни одной дороги не проложила, предприятия все разорены и разворованы – вот и все её «дела». То есть сидит в администрации совершенно бесполезное сборище. И в то же время местный криминальный воротила две дороги в городе заасфальтировал, чтобы ему было удобнее на федеральную автотрассу выезжать, новый корпус к больнице построил, где его с того света местные врачи вытащили после того, как его машину взорвали. Вроде как для себя всё сделал, но, с другой стороны, и городу польза. То есть так получается, что он полезней городу и людям, чем какие-то совершенно бесполезные чиновники, жирующие на налоги трудящихся. Все видят, что он бандит, и бандит матёрый, опасный, но в то же время в нём больше проку, чем ото всех этих болтунов, которые свои полномочия на разговоры о любви к Родине потратили. И если его милиция за что-нибудь прихватит, то ни один свидетель против него показаний не даст. И даже не потому, что его архаровцы потом этого свидетеля порвут, а сами же местные жители его укроют: «Он фабрику к рукам прибрал, а теперь там хотя бы двадцать рабочих мест имеется, в отличие от госпредприятий, где камня на камне не осталось! А если его посадят, то кто нам котельную отремонтирует, от которой и его дом отапливается?!».

Вот так думали люди, а не думать они не могут, потому как «я мыслю, следовательно, существую», и придумали, как им выжить при новых порядках, как им самим себе объяснить нынешнее положение дел. А государство резко перестало нуждаться в этих думающих и даже никогда не думающих людях. Люди долго не могли в это поверить, оставшись один на один с матёрыми бандитами и равнодушными чиновниками. В конце концов, они не то чтобы смирились, а тоже перестали нуждаться в государстве, выработали свою философию и научились жить так, чтобы не беспокоить государственную власть насущными проблемами, которые та не считает важными и значительными, а больше думает о своём престиже и ещё Бог знает о чём.

Да, всё меняется: и политика, и нравы, и культура. Но только человек не претерпел никаких изменений: он также в подлости видит подлость, даже если ему в оба уха будут кричать, что именно такими и должны быть настоящие business и politik. Людям всегда трудно, если их воспитывают на одних ценностях и идеалах, а жить приходится при совершенно других.

И мне вспомнился тут диалог Вершинина и Тузенбаха из «Трёх сестёр»:

«То, что кажется нам серьёзным, значительным, очень важным – придёт время, – будет забыто или будет казаться неважным… И может статься, что наша теперешняя жизнь, с которой мы так миримся, будет со временем казаться странной, неудобной, неумной, недостаточно чистой, быть может, даже грешной… – Кто знает? А быть может, нашу жизнь назовут высокой и вспомнят о ней с уважением. Теперь нет пыток, нет казней, нашествий, но вместе с тем сколько страданий!»

Как-то объявился в наших краях новый молоденький следователь, сразу после института. Его предшественники часто сменяли друг друга из-за низкой зарплаты, плохого технического обеспечения, да и просто нервы не выдерживали. Так, во всяком случае, говорили, а что именно они подразумевали под этим, не объясняли. У некоторых из них часто стали умирать или погибать родственники. А новый следователь, человек принципиальный, честный и желавший таковым остаться на всю жизнь, возьми да и, что называется, наступи Вожатому на хвост. Ему удалось найти двух незадачливых бомжей, ночевавших в электричке на запасных путях, где произошло убийство ларёчника, который решил уйти от оброка банде Вожатого.

Бомжи были не местные, а бывшие мелкие предприниматели из Сибири, которые таким образом скрывались от своих сибирских разборок, и потому не знали, кого они опознали по фотографии. Когда же узнали, то испугались и отказались от показаний, но дело уже было заведено. Вожатый пришёл в один из вечеров к следователю сам, и тот по неопытности даже обрадовался, что подозреваемый хочет сделать признание, но Волков вдруг совершенно спокойно сказал помощнику следователя:

– Сева, сходи покури, – а затем открыто попросил следователя прикрыть дело. Такая вопиющая наглость возмутила следователя, но он не подал виду.

– Так всем лучше будет, – привёл свой аргумент Вожатый, усаживаясь напротив следователя без приглашения. – Ты здесь человек новый и не знаешь наших законов.

– На территории Российской Федерации действуют законы Российской Федерации, – невозмутимо ответил следователь.

– Пусть так, – скучно согласился незваный гость, – хотя во время войны и всеобщей нужды законы безмолвствуют. Как говорят французы, ни фуа, ни люа[1] во время войны-то. Но я не об этом хочу с тобой говорить. Я хочу спросить, простишь ли ты себе, если по твоей милости погибнет близкий тебе человек? Причём не сразу.

– Какой человек? О чём вы говорите, Волков? – следователь старался быть спокойным. – Я ведь и из Москвы могу помощи попросить, если вы думаете, что никто не справится со всем тем, что тут у вас творится.

– Не у нас, а у вас. У нас ничего такого особенно вопиющего не творится. У меня, в моём городе, вообще полный порядок. И потом до Москвы-то далеко, а до могилы ой как близко, – ласково улыбнулся Вожатый. – Вот у тебя жена молодая должна скоро родить тебе сына, а ты какой-то ерундой занимаешься, Москвой меня пугаешь. Москва, Москва… Москва армянам отдана… У неё и так забот полон рот, чтобы ещё какой-то Россией заниматься. Москва царствует, но не управляет. Ты не о глобальном думай, ты о своей семье лучше подумай. Ты что же думаешь, если жену в Калининской области у своих родителей оставил, то мы её навестить не сможем?

– Вы что же, угрожать мне вздумали?

– Нет, – изобразил печаль Волков. – Просто я сам этого не хочу. У меня сейчас настроение хорошее, а тут ты со своей верой в торжество справедливости.

– Но ведь вас опознали два человека, – следователь несколько растерялся.

– Да-а, обмишурился я непростительно… Вот на них и повесишь это дело. Они тебе же ещё и спасибо скажут. Сейчас к осени бомжи специально вагоны поджигают, чтобы их посадили за это, а то зимой холодно по ночам в электричках-то спать. А в тюрьме им, как в санатории будет: накормят, напоят и выгуляют. Я с ними говорил уже, так они согласны. Зарезали, мол, мужика с целью ограбления. Не всё ли равно, кто кого укокошил?

Неизвестно, есть ли ещё страна, где люди сознательно стремятся попасть в тюрьму, но наши бомжи действительно иногда специально поджигали вагоны на запасных путях станции, чтобы угодить в места не столь отдалённые на какое-то время. Наблюдавшим за этими пожарами вездесущим детям особенно нравилось, когда внутри вагона выгорал весь пластик вместе с воздухом, и раскалённая крыша плавно, но быстро прогибалась внутрь вагона, словно сдувающийся воздушный шарик. Рядом с вагоном всегда топтался бомжик с канистрой в руках и, когда приезжала милиция, настойчиво бегал за ней со словами: «Это я, я это сделал!»

– Поджигателя-то нашли? – строго спрашивал какой-нибудь милицейский начальник своих подчинённых.

– Я! – вылезал из-под чьего-то локтя бомжик. – Это же я!

– А где ты бензин взял? А? – строго спрашивали его. – Как ты его поджёг-то? Ну-ка, покажи!

– Ну вот так, как обычно, – бомж чуть ли не рыдал от такого недоверия. – Вот канистра, а на ней есть мои отпечатки! Арестуйте меня, ну пожалуйста!

– Ой, ладно. Мужики, везите его в отделение.

– Спа-спасибо вам, то-товарищи! – стучал зубами от холода и голода бездомный человек. – Спасибо-бо, дорогие вы м-мои!

Молодой следователь почувствовал, что не он сейчас является хозяином положения и кабинета.

– Ну, вы тут вообще обнаглели! – выдохнул он.

– А ты думал, что я тебе буду чемодан денег предлагать, как в современных фильмах? – спокойно ёрничал подозреваемый. – Нет. Зачем мне деньги на всякую ерунду тратить? Они мне ой как нелегко достаются, а ты и так воленс-ноленс сделаешь всё, как мне нужно. И вообще, не хами, мальчик. Помни о жене своей, а не то я ей могу преждевременные роды организовать.

– Да я… да я сделаю так, что вы и близко к ней не подойдёте!

– Поздно спохватился, ребёнок, – подмигнул ему Вожатый и шмякнул перед следователем, как главный козырь поверх всех карт, фотографию его жены в домашней обстановке, в халатике и домашних тапочках с помпонами и со слегка смущённым и растерянным видом, а за спиной у неё стояли два каких-то здоровенных парня, о роде деятельности которых можно было только догадываться.

– Да вы что, да ей же совсем нельзя волноваться! – следователь вскочил и задохнулся. – Вы что, совсем звери?! Она же уже на…

– Да знаю я, на каком она месяце, – устало вздохнул его собеседник. – И кто только додумался такого неоперившегося цыплёнка, как ты, в наш глухой лес заслать?.. Твоя жена мне сама всё рассказала. «У нас скоро будет мальчик, – говорит, – сынуля». Счастливая такая, накупила всяких пелёнок-распашонок, игрушек-погремушек, гадает, какое имя дать своему первенцу, наивная девочка, и даже не догадывается, что её ждёт. А уж нам-то тут открывается такой полёт для фантазии!.. Но таковы уж издержки профессии, которую ты выбрал. Вот и подумай, каково бабе в таком-то положении страдать из-за твоего упрямства, – Вожатый подпёр щеку рукой. – Я же не прошу тебя отказываться от этого дела. Я даже предлагаю тебе повысить раскрываемость: и бомжи на улице на зиму не останутся, и ты дело раскроешь. Ну, и мне хорошо. Посмотри, как хорошо, когда и волки сыты, и овцы целы. И жену твою мы не тронем, а она тебе замечательных детей нарожает. И где ты ещё найдёшь себе такую жену, которая на твой оклад следователя сумеет безропотно прожить? Ведь она хорошая девочка: доверчивая, чистая и, что самое удивительное, Вожатый сделал круглые глаза и указал на следователя пальцем, тебя любит. Одно удовольствие с такой девочкой жизнь прожить. Я как ей сказал, что могу шкуру с тебя снять, она так разрыдалась, так распереживалась, что еле успокоил. Нет-нет, я её не обижал… Пока. Просто побеседовал за чашкой чая. Я же тоже человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Я же тоже иногда сомневаться начинаю, что хомо хомини люпус эст[2]. Можешь позвонить ей и спросить, – Волков протянул ему бумажку с номером телефона Калининской области.

– К-к-как поз-з-звонить? Г-где она? К-куда по-по-позвонить?

– Домой своим позвонить, дур-рак!.. Слушай, ты меня злить начинаешь.

– Там же… телефона нет…

– Не «нет», а «не было», а теперь появился: я же должен ситуацию контролировать… Э-хе-хе, как вы собираетесь с кем-то там бороться, если у вас даже элементарных вещей нет?.. А жена твоя мне понравилась. Нет, ей-богу, ты ничего такого не подумай… А ну, как такой девочке живот вспороть или мордой её в микроволновку засунуть? А? Я тебе предоставляю право выбора. А может, её лучше дюжине каких-нибудь озабоченных гопников отдать на ночь? Или на целые сутки? Или ты хочешь двум дюжинам? Ты только скажи, я так и сделаю: всё в твоих руках. И всё это дело на видео записать и тебе прислать, чтобы ты на досуге смотрел и больше глупостев не делал. Ась? Ах, я забы-ыл, – Волков хлопнул себя ладонью по лбу, – у тебя же нет видеоаппаратуры. Осподя, куда ни ткни, а у вас и нет ничего! До чего же скучно с вами работать! Но я хоть граммофон какой-нибудь старенький тебе подарю, так и быть, чтобы ты звук хотя бы послушал. Ты никогда не слышал, как человек кричит, когда его левой ногой к одной машине привязывают, правой – к другой, и машины разъезжаются в разные стороны? С каким звуком человеческая плоть рвётся? Как она натягивается, что даже звенеть начинает, как струна, а потом вдруг – бам-м-м!

– лопается на мажорной ноте. Хотя есть такие организмы, которые при этом звук порванной струны контрабаса издают. Только перед этим надо рот заклеить организму-то, чтобы он всю эту «музыку» своим воем не заглушил. А музыка такая стоит оваций… Вижу я, что у тебя затруднения из-за такого большого выбора. Правильно, «поспешай медленно», ничего не делай наспех: взвесь всё хорошенько и выдай мне ответ, какой именно финал ты хочешь для своей жёнушки…

– Сволочь ты, – только и смог прошептать следователь, сжав кулаки, а про себя подумал: «Блефует, запугивает, а ты реагируешь и тем самым только ещё больше забавляешь его». У него потемнело в глазах от фантазий этого больного сознания, обладатель которого умудряется каким-то образом уже много лет возглавлять крупнейшую банду района.

– Согласен, с этим я совершенно согласен, – Вожатый закивал головой, перестал глумиться и сделался серьёзным.

– Совсем скверно так поступать. Я сам не люблю с бабами так обращаться, но что же мне прикажешь делать, если у этих несчастных баб такие тупые мужья? А они ведь наших детей вынашивают, рожают и выкармливают, пока мы дурью маемся с сурьёзным видом. Но, если судьба жены тебе безразлична, то ещё остаются твои родители. Ты сам подумай, сколько людей по твоей милости могут пострадать? Ведь сейчас кругом такая чехарда: сегодня ты следователь, а завтра, глядишь, уже менеджер какой-нибудь, дистрибьютер, фран… франчер… фран-чайзер, тьфу ты, мать их, риэлтор или промоутер, или какие там ещё профессии в моде у нынешней молодёжи, которой где бы ни работать, лишь бы не работать? – Волков встал, потянулся и начал самоуверенно расхаживать по кабинету, внимательно рассмотрев какие-то похвальные грамоты ещё советского времени на стене. – Страна ничего не производит, а они всё чего-то сбывают, сбывают куда-то, маркетологи хреновы. Замаскируются под англоязычным названием поавантажней, так поди ж ты узнай, чем они там занимаются и, что самое главное, каковы у них доходы. Вот раньше было: доярка коров доит, строитель дома строит, военный воюет, учитель учит, певец поёт, вор ворует, убийца убивает, хулиган хулиганит. Из корня слова ясно, кто чем занимается, а сейчас сам чёрт ногу сломит в этих новых названиях. Прямо анекдот! «Товарищи, не бейте меня! Супервайзер – это не фамилия, а профессия!». А ты слышал анекдот про то, как приходит человек в магазин канцтоваров и спрашивает: «Мне нужен рейсфедер. – Нет у нас никакого Рейсфедера. – А ватман есть? – И Ватман у нас тоже не работает. – Да нет же, вы не поняли: я дизайнер. – Да мы видим, что не Иванов»… Ты не сиди такой кислый, ребёнок, а то у меня сердце прямо слезами обливается, на тебя глядя. Я понимаю, что тебе не до смеха сейчас, да я и не собираюсь тебя смешить. Мне тут один олух, который весь день штаны в кабинете протирает да сваренный сексапильной секретаршей кофе пьёт, доказывал, с каким трудом ему хлеб достаётся, что он не кто-нибудь, а самим ли-изингом занимается! А я ему говорю на это, что если бы он отработал лет пятьдесят, как мой батя или дед, но не дристобьютером каким-нибудь или дерьморазмайзером, а простым рабочим на заводе, так я бы его и не трогал. Лизинг, лизинг… Что за слово такое? Это вроде значит «ложь, обман»? Так, англофильское поколение? Странное название… Я же никогда не трогаю тех, кто по-настоящему работает, потому что у них и брать-то нечего. А все эти сявки только думают, что они работать умеют. И тебя я не трону, потому что ты серьёзным делом занимаешься, нужным делом… Если, конечно, у тебя ум есть. А уж ежели нет, то извини – не моя вина… Я так думаю, что умному будет достаточно того, что я тут наговорил. Умный поймёт, как свою семью спасти. У тебя же, насколько мне известно, диплом без «троек»? Выходит, что ты не дурак… Да-да, всё-то я про тебя знаю! Я даже могу тебя в одну юридическую фирму в Москве пропихнуть.

– Не надо.

– Ты не отнекивайся, мальчик, а выбирай живее, что тебе дороже: семья или профессия. Семья – это твоё вечное продолжение, а профессию ты можешь в любой момент потерять или поменять. Мы можем начальство твоё убедить в том, что ты взятки берёшь или полномочия свои превышаешь: уговорим какую-нибудь шалаву дать показания, что ты её трахнуть хотел во время допроса. Думай.

Следователь начал вспоминать, что там по инструкции надо делать в таком случае, но у него мысли прыгали и перепрыгивали друг через друга. У него похолодело всё внутри, когда Вожатый так спокойно говорил о его беременной жене, и он вспомнил современные американские фильмы, где герой-полицейский в таких случаях один расправляется со всей бандой (количество бандитов прямо пропорционально бюджету фильма) и выходит победителем из борьбы с решительным лицом, а то и с дорогой сигарой во рту, неся своих спасённых близких на мускулистых, сверкающих от лосьона и калифорнийского загара руках. Полный хэппи-энд! Но это в американском оптимистическом кино, а тут – российская жестокая действительность, где люди умирают от рук бандитов без эффектных речей, где в нескольких километрах от Полярного круга невозможно добиться загара нужной интенсивности и ходить с обнажёнными бицепсами при двадцатиградусном морозе, а зарплаты хватает только на «Беломор», да и то не всегда… Как же он там учил по конспекту-то? «Америка – страна с развитой правовой системой». Нет, в наших реалиях это невозможно. Следователь только теперь понял смысл поговорки «Тайга – закон, медведь – прокурор», и к нему пришёл сейчас такой вот медведь, даже не медведь, а волк, который сам себя называет «мы» и не то, чтобы на сто процентов уверен в своей безнаказанности, а на все двести, а то и триста. Он так легко оброс властью, что даже не понять, как и когда это произошло. Он, собственно, ничего и не делал. Безошибочно находил, где в семье есть обожаемый всеми нежный ребёнок или беременная жена, и сначала мягко, а потом всё сильней и сильней давил на эту очень болезненную точку. Некоторые сразу соглашались с его условиями – самая разумная публика. Но находились «бараны», которые тупо верили, что вот сейчас придёт Шварценеггер и спасёт их. То есть всё доводили до выводящей его из себя крайности…

И вот следователь теперь попал в эти самые «бараны». И даже если он сейчас убьёт здесь этого Вожатого, о деяниях которого он слышал такое, что даже очень толстокожих людей после этих рассказов несколько дней потом тянет блевать, то его посадят за превышение полномочий. Посадят и убьют в тюрьме. Страшно убьют! Да и до тюрьмы не доживёшь. Отвезут куда-нибудь на торфяные болота, коих так много в здешних краях, и, как поговаривают шёпотом, к помощи которых любит прибегать местный криминал, когда надо избавиться от ненужного трупа. Опустят в самую гиблую трясину, и никто не узнает, где могилка твоя. Что ты можешь сделать здесь со своим киношным восприятием жизни?! Бл…ская эпоха!..

Вожатый словно прочёл эту его мысль и посмотрел на сейф, где лежало оружие следователя. Усмехнулся:

– Ну, предположим.

– Но что же мне делать? – беспомощно спросил принципиальный следователь сам себя.

– Дело закрывать, – сказал Вожатый, внимательно разглядывая свои руки.

– Но это же н-н-не з-з-законно.

– Очень даже з-з-законно, – передразнил Вожатый и заговорил так, словно мудрый учитель терпеливо растолковывает что-то неразумному ученику: – Вот представь, что посадил ты меня. При этом ты теряешь своих близких родственников – я уж не буду тебя пугать, но смерть их будет отвратительна и ужасна. Я долго сидеть не буду: у меня адвокаты хорошие. Ну, шо минэ дадуть? Ну, встретился я с каким-то человеком, повздорили мы, я погорячился. «Прибил, дескать, и ничего не помню». Адвокаты ведь сейчас любят нашего брата оправдывать тем, что мы постоянно в состоянии аффекта ходим и редко когда из него выходим, а когда выйдем, то не помним ничего, и знать не знаем, чего это вдруг нас дёрнуло кого-то замочить. И выйду я снова на свободу, а может, и вовсе не сяду! Тем более, что наша отечественная пенитенциарная система никого лучше не делает, а только ещё больше усугубляет в человеке антиобщественные наклонности. А куда мне их ещё больше усугублять-то?! Совсем некуда: сам себя боюсь! А когда выйду, так вовсе зверем сделаюсь. И что это за наказание такое – тюрьма? Цена за человеческую смерть должна превышать цену самой жизни, а у нас, бандитов, годами содержат на деньги налогоплательщиков, родня которых пала смертью храбрых от их же руки. Глупая система, ты согласен?.. Слушай, а тебе ведь за меня хорошее повышение дадут. Да-да, за меня мало не дадут. Меня ж тут многие до тебя пытались поиметь, но пока имел их всех я. А тебе смотри, как свезло! Почти за холку меня взял. Ещё немного, и новую звезду на погоны получишь, может быть, даже не одну. Но вопрос-то в том, будешь ли ты счастлив от этого, зная, какой ценой тебе всё это досталось? «Да свершится правосудие, хотя бы и погиб весь мир», да? А что такое это твоё правосудие?

– Законность, – ответил следователь, сам не понимая, зачем он отвечает на вопросы этого бандита.

– А что такое твой закон? Бумажка с постановлениями, которые меняются чаще листвы? В Калифорнии, например, говорят, законом запрещено ставить мышеловку, если у тебя нет лицензии на охоту. Как ты думаешь: многие там такой «закон» соблюдают? А в Техасе нельзя стрелять в буйвола со второго этажа. Так-то вообще можно в него стрелять, но вот со второго этажа какого-нибудь здания – ни-ни. Или вот в Аризоне за срезку кактуса грозит двадцать пять лет тюрьмы. А у нас такой дури ещё больше. Одному правителю кажется законным и разумным, если его солдаты преподнесут ему на блюдечке Царьград, а другой правитель уже плюёт в рожу этим искалеченным в борьбе за Царьград солдатам и упрекает их, какого чёрта они туда попёрлись. Он за то время, пока они с башибузуком воевали, всю государственную казну просрал, а теперь ему нечем им пенсии платить. И каждый из вождей заявляет своему народу: «Кто любит своё отечество, тот должен слушать меня». Один правитель полстраны казнит без суда и следствия, а другой извиняется за действия своего предшественника или доказывает, что он будет несколько гуманнее себя вести. А кто знает, может быть, потомки тех казнённых были бы лучше и благороднее нас. Может быть, они совсем другую жизнь построили бы в стране? Но их уже никогда не будет, а вместо них мы вот живём, несуразные, творим чёрт-те знает что… Сегодня у власти один король, завтра – другой, а мы с тобой должны прогибаться под их настроения, так что ли? Разве мало у нас в стране людей отсидело или «вышку» схлопотало по статьям, которых сейчас и вовсе не существует в УКа? И речь идёт не об отмене какого-нибудь безобидного закона девятнадцатого века в каком-нибудь штате США, запрещающего выгуливать гусей по дороге, дабы они не попадали под карету и не ломали спиц в колёсах. Речь идёт о расстрельных делах. Смешно. Но только не тем, кто срок свой отмотал по полной или жизни лишился за то, что всего-навсего иностранную валюту у него в кармане нашли или он какой-то политический анекдот рассказал. Кому такие законы выгодны? Ни тебе, ни мне. Может быть, я завтра уже буду в Госдуме сидеть и тебе новые законы строчить…

– Но вас же видели два человека…

– Да зна-аю я!.. А ты видел когда-нибудь, как олень свою важенку защищает от волков? Не видел? Знаю, что не видел. Ни черта-то ты в жизни не видел со своим законом! Но есть закон природы: самец должен свою самку и детёнышей защищать, а если он этого не делает, то ему надо яйца оторвать, чтобы он других обитателей леса не вводил в заблуждение, потому что такой самец бесполезен для природы. Вот ты закон государственный, который завтра, может быть, изменится до неузнаваемости, выполнишь, звезду свою получишь, а люди будут на тебя пальцем показывать и плеваться тебе вслед, потому что ты позволил каким-то сволочам свою жену с будущим ребёнком в брюхе, как лягушку, порвать. Я вот на Востоке служил, и там принято выкупать родственников из плена. И это правильно, это разумно. А ты ведёшь себя неразумно. Бумажный, официальный закон ты выполнишь, а живой, человеческий закон, который никогда не меняется даже при полной смене государственной власти, нарушишь… Слушай, устал я тебе объяснять то, что любой многоклеточный организм понимает. У тебя же вся жизнь впереди, мальчик. Это ты по молодости лет такой упёртый и бескомпромиссный, но с возрастом данный недостаток обычно проходит. Зачем нам с тобой воевать? Со мной воевать глупо: я от этого не останавливаюсь, а только в больший азарт вхожу. В первобытный тупой азарт. Ты в России живёшь, я тоже, ну и чего нам делить? Разойдёмся с миром.

– Но меня же осудят!

– Не осудят. Это я гарантирую.

– Осудят! Коллеги осудят.

– Дураки осудят, а умные – нет. А зачем тебе искать у дураков одобрения? Общайся с умными людьми. И потом ты ведь сам себя осудишь, если меня не послушаешь. Сам себя до конца жизни казнить будешь, уж поверь моему слову.

Следователь с ужасом подумал о своей жене, трогательной, нежной и жизнерадостной девочке, как она будет звать его на помощь, как будет страдать от всего этого их ребёнок у неё под сердцем, когда эти ужасные люди… Она в него так верит, считает его самым умным и сильным, придумала его и наделила чертами героя своего романа, смелого и отважного рыцаря, а он ничего не может сделать! Как ты будешь защищать закон, если свою жену не можешь защитить? Она сейчас так далеко от него, тревожится и волнуется, как любая женщина, которая ждёт ребёнка, а рядом с ней люди, которым плевать на всё это. Нет, не блефует этот Вожатый, когда расписывает тебе, что он может сделать с твоей женой. Не тот у него статус.

Он опять вспомнил современные фильмы, но теперь уже отечественные, где вечно мятые и небритые герои-следователи, которым не до шейпингов-пилингов-лифтингов на манер американских коллег, и даже не до элементарного сна, в таких случаях или вовсе оказываются круглыми бобылями без семей и детей, когда «любимая работа» вытесняет из жизни всё остальное, или же безропотно отдают на заклание своих близких, а потом ходят весь фильм, сделав морду кирпичом: «Я столько горя хлебнул, что вам и не снилося». Ну что ж, всё правильно. Ещё доктор Чехов заметил: «Кто выше всего ставит покой своих близких, тот должен совершенно отказаться от идейной жизни». В конце фильма преступника всё-таки ловят по закону жанра, хотя это не факт, что он получит срок, а следователь-горехлебатель смотрит в глаза убийце своих близких, оттопырив челюсть для устрашения, и думает, что тот прямо-таки переродится сейчас от такого взгляда, просто-таки реинкарнируется для новой и кристально честной жизни… Ага, щас! Уже разбежался он в честную жизнь, да споткнулся на ровном месте. А то любят снимать фильмы на потребу впавшей в мистицизм от безысходности и неопределённости бытия публики, где преступника наказывает не закон, но зато само провидение, промысел Божий. Дескать, товарищ, верь: твой палач не уйдёт от возмездия! Этот уйдёт. Этот, говорят, и из могилы может вылезти. Такой и самому провидению сделает предложение, от которого оно не сможет отказаться. Мало что ли, палачей, которые доживают припеваючи до глубокой старости? Просто людям легче жить с верой в справедливость, которой нет. Да и какое дело высшим силам до всего этого, что происходит здесь, в этом стремительно вымирающем от пьянства и от безработицы то ли городе деревенского типа, то ли посёлке городского типа в десять тысяч зарегистрированных жителей, который даже не отмечен на карте огромнейшего государства мира? Какое дело провидению до тебя – маленького винтика большой и бессердечной системы?.. Но твоя жена должна родить сына! А эти звери даже уже знают, кого она должна родить через два месяца…

В деревне, где у простых людей одинаковые условия жизни, где нет банковских счетов и дорогих вилл, положения в высшем обществе и знатного происхождения, где женщины рано стареют, потому что уделяют мало внимания себе, а все силы тратят на семью и труд, стремясь, прежде всего, быть хорошей женой и матерью, а не яркой индивидуальностью, где всем приходится одинаково много работать, чтобы хоть как-то выжить, если пока ещё кто и любит друг друга, то просто как живой человек любит другого такого же живого человека. Не за регалии и деньги, а за человеческие качества, которые не продаются и не покупаются ни за какую валюту. И следователь любил свою жену, а она любила его именно такой вот простой любовью исчезающего вида, как редко и случается теперь в современном, ищущем во всём рациональность и выгоду, мире. А теперь он должен отдать всё это какому-то головорезу, который, говорят, также предупреждал предыдущего следователя не возбуждать дело против одного из его бандитов. Когда тот отказался, то к Вожатому привезли младшую сестру следователя, и он приказал ей позвонить своему брату и сообщить, что они ей угрожают. Она, глупая, рассмеялась, закурила и презрительно выпустила струю дыма в сторону Вожатого, после чего тот загасил сигарету об её нос и пальцами оторвал ей нижнюю губу от челюсти до подбородка. Теперь сестра бывшего следователя не может ни курить, ни говорить. Ни родить. Уж что они там с ней сделали «по женской части», но девка потом два раза пыталась руки на себе наложить.

А жена другого следователя, который был ещё до предыдущего, так волновалась за работу мужа, так боялась, что рано или поздно к ним в дом пожалуют бандиты со своими требованиями и начнут рвать их детей у них на глазах, что когда они в самом деле только переступили порог их дома, она сразу же мгновенно умерла от разрыва сердца, хотя ей ещё не было и тридцати лет.

– Что ж вы такие нервные-то все? – усмехнулся тогда Вожатый, когда узнал об этом. – С таким сердчишком надо сразу было в монастырь идти, а не замуж за следователя.

– Ничо, другую жену себе найдёшь, – «успокаивало» следователя начальство, когда он начал было роптать. – Мало бабья кругом, что ли? Любая рада будет, что её, наконец-то, замуж взяли.

И вот кто они все в этой стране – эти безымянные жёны, дети, жертвы «новой России»? Так, винтики. Беззащитные, беспомощные человечки, оставленные один на один с этой озверевшей жизнью.

Теперь новому следователю приходится думать, почему он должен отказываться от простого человеческого счастья ради гражданского долга? Почему в России эти два долга постоянно расходятся в разные стороны? Что тут выбрать: долг человеческий или гражданский? «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан», – вспомнил он вдруг Некрасова. Ты поставлен сюда для заботы о чистоте общественных рядов, и если кто-нибудь «ударит в правую щеку твою, подставь для удара другую». А это откуда? Из Нагорной Проповеди? Христос так сказал. Но у Некрасова и Христа не было семей, не было детей. Одинокие гении и одинокие боги учат живых людей своей одинокой философии. Одинокий человек силён только своим одиночеством: никто ему не дорог, нечем его уязвить. В этом извращённом мире считается красивым приносить себя в жертву, но ведь не своих же близких! Выполнишь свой долг следователя – тебя перестанут считать мужиком, поведёшь себя как мужик – перестанешь быть следователем. А почему, собственно, ты современный человек с высшим образованием – должен вести себя, как самец? Ведь тут же не лес с диким зверьём!.. Хотя вся эта окружающая действительность как раз больше похожа на лес, и его обитатели намного свирепее и опаснее зверей. Так кто же ты?..

Он вспомнил, как искренне мечтал честно жить, трудиться по совести и бороться с преступностью, которая раньше представлялась ему каким-то отвлечённым понятием, чужой войной, которая идёт где-то далеко и его никак не коснётся. В вузе ему никто не объяснил, что надо делать, когда эта самая преступность приходит к тебе собственной персоной и берёт за горло. И вот этот ужасный человек способен лёгким движением руки уничтожить весь его такой, как оказалось, хрупкий мир, которым он всегда так дорожил! До того стало горько и тошно следователю от этих мыслей, что он вдруг с ужасом ощутил слёзы на своих глазах. Он испугался, что Вожатый сейчас увидит эти слёзы и начнёт издеваться над ним. Он краем глаза посмотрел на подозреваемого, но увидел, что тот пристально смотрит на него своим страшным, мохнатым взглядом волка, без тени усмешки:

– Э-э, ребёнок, и чего тебя понесло в следователи-то? Кой чёрт занёс тебя на эти галеры?.. Ах, цыплята-цыплята, ну что же мне с вами делать?.. Не за своё дело ты взялся, а это хуже всего. Слишком уж ты такой… даже не знаю, как и сказать, какой…

– Какой это «такой»? – шмыгнул носом молоденький следователь и ещё больше расстроился.

– Слишком уж ты веришь в человеческую совесть и порядочность, – каза лось, что Вожатый сам очень расстроен за следователя. – Ты что же, действительно подумал, что я пришёл, чтобы чистосердечное признание сделать?.. Вот тоже странное слово: «чистосердечное». Это у кого нынче может быть чистое сердце? Кто только придумал такое слово применять в юриспруденции? Не иначе у церковников позаимствовали. А «раскаяние» или «помилование» тоже странно звучат – ты не находишь? Прямо-таки милость божья и отпущение грехов на уровне бюрократии. Кадилом каким-то от всего этого пахнет. Не люблю я это всё… А ты запомни, что сломает тебя эта работа. Перемелет в фарш и костную муку.

Волков ушел после этих слов, не забыв забрать фото. Следователь достал из сейфа конфискованную у местных барыг бутылку водки, которую раньше пробовал только на язык, и вылакал все 0,5 литра, не ощущая обжигающего вкуса, уронил голову на стол. Пробовал было плакать, но кроме невнятного рычания так и не смог из себя выдавить крепко засевший там ужас, отчего стало ещё хуже. В конце концов, он то ли уснул, то ли отключился, но всю ночь его не покидали ужасные видения, в которых он то тонул в вязкой зелёной трясине дремучего болота, то видел, как Вожатый и члены его банды в белых халатах и медицинских масках, под видом хирургов, вспарывают живот его жене и достают оттуда того, кто совсем скоро должен родиться…

На следующий день следователь раскрыл дело об убийстве ларёчника двумя бомжами, написал рапорт об увольнении и помчался к своей семье, которая с радостью его встретила и сообщила, что какие-то добрые и очень вежливые мальчики бесплатно установили им телефон в квартире, который они ждали в очереди десять лет. Его жена через два месяца благополучно родила крепкого мальчугана, а он получил по почте открытку от Вожатого, который поздравил его с рождением сына и ещё приписал в конце, что «хорошо всё то, что хорошо заканчивается». Это у него такой кураж был, чтобы человек не сразу о нём забывал.

До начала нового века осталось всего ничего. На Кавказе началась резня, и её каждый день смаковали по СМИ всеми доступными способами. Должно быть, для того, чтобы народ не очень роптал на экономический и политический беспредел внутри страны. Хотя ещё недавно нам показывали, как наши политики сердечно поздравляют с провозглашением независимости Ичкерии генерала Дудаева, взявшего себе суверенитета столько, сколько ему захотелось. Потом выяснилось, что взял больше положенного, хотя никто и не оговаривал специально, что значит это «больше» или «меньше». Говорили же: берите столько, сколько унесёте. Никто не подумал, что найдутся такие люди, которые смогут загрести и унести ой как много – хватка-то у всех разная. Так что доблестный ещё вчера генерал сегодня уже объявлен врагом России номер один, и военкоматы зазывают желающих военнообязанных сразиться, панимашь, за… за… с… для… Неважно, с кем, за что и для чего, но желающие находятся, так как дома всё одно нечем заняться: закрылись многие предприятия, а на оставшихся даже уборщицы ждут места работы в очереди до пяти лет. Наш Вожатый туда нырнул сразу, как только в Райцентре «завалили» какого-то крупного бизнесмена. Поговаривали, что его рук дело, но в то же время, кроме вот этой «молвы народной», никаких улик не было. Он пробыл там около года и преспокойно вернулся, когда районного прокурора уже попёрли с должности то ли за взятки, то ли как раз за нежелание эти самые взятки брать.

Но в целом всё спокойно. Нас ещё ждёт августовский дефолт 98-го, который добьёт-таки многих из тех, кто осмелился пережить потрясения этого непростого десятилетия всем властям назло. А пока наступило сравнительное затишье. Цены продолжают тупо ползти вверх уже безо всяких обоснований, как у тяжелобольного продолжает расти температура, хотя врачи уже дали ему все нужные для выздоровления лекарства, сделали все необходимые уколы, но организм всё равно движется в противоположную от выздоровления сторону к смерти. Но это уже никого и не удивляет. Никого уже не удивляет ни бандитизм, ни терроризм, ни полное безвластие в стране. Люди имеют свойство привыкать к любым ужасам и нелепостям жизни, а иначе они давно бы уже вымерли.

А я, как всегда, еду из Петербурга домой после работы и учёбы на вечернем факультете. Со мной едет Инна Бородина, которая работает в школе нашего города лаборанткой в кабинете физики и учится на вечернем отделении педагогического института – ныне он имеет статус университета. Инка зубрит историю России по старому учебнику истории СССР, а я мусолю учебник «Криминологии». Совсем недавно в России многие институты получили статус университетов, поэтому теперь даже студенты технических факультетов достаточно усердно изучают психологию и философию. По этим дисциплинам надо перечитать кучу литературы, включая вот эту самую «Криминологию». Очень познавательно. Я заставляю себя прочитать параграф о «прогрессировании процесса криминализации населения в современной России», но у меня уже устали глаза, поэтому смотрю в окно и слушаю стук колёс. За окном солнце клонится к закату, и, чем ближе оно к горизонту, тем синее становится белый снег. Весна уже перевалила за точку равноденствия, но снег даже не собирается таять. Ехать ещё долго, но хорошо вот так ехать и смотреть на солнце, когда под твоим сиденьем есть печка. И пусть она бьёт по ногам постоянно открывающейся при торможении поезда крышкой, зато работает! В вагоне не очень много народу – по два-три человека в купе, – и большинство людей спит тем здоровым мёртвым сном, каким спят смертельно уставшие за день люди.

Почему-то после Перестройки вагоны электричек стали ужасно раскуроченными, как и всё остальное вокруг. Говорили, это потому, что раньше электроподвижные составы строили в Риге, а теперь они все выслужили свой срок эксплуатации, да и Рига стала заграницей. И вот мы едем в вагоне, где слабо светит только каждый пятый плафон, а отвалившиеся от стен диваны раскачиваются в такт движению. Того и гляди, упадут в проход, а где-то уже упали. С некоторых из них содрано дерматиновое покрытие целыми клочьями, а где-то, вместо сидений, вообще остался только металлический каркас, так что некоторые пассажиры возят с собой какую-нибудь фанерку или что-то в этом роде, чтобы пристроиться на этих конструкциях при большом наплыве пассажиров. Многие печки под сиденьями тоже сломаны, разбиты или просто украдены. И от всего этого веет такой разрухой и упадком, что лучше смотреть в окно.

– Ой, я не знаю, как буду зачёт по истории сдавать, – вздыхает Инна. – До чего всё перекорёжили! Новых учебников днём с огнём не сыщешь, а в старых, послушай, что написано: «Благодаря коллективизации сельского хозяйства товарная продукция по зерну возросла с 1926-го по 1953-ий год в четыре раза, по молоку – в три раза». А профессор нам на лекции сказал, что эта самая коллективизация проводилась с использованием насильственных и репрессивных методов и привела к значительным убыткам и разрушению сельского хозяйства. Вот кому верить?

– Никому. Историю надо воспринимать как математику: это «икс», а это «игрек», и никаких оценок событиям не давать. Скажешь на экзамене, что коллективизация проводилась с такого-то по такое-то, и всё. А то у нас не история, а сплошные эмоции по поводу «паразитизма и загнивания продажного капитализма».

– Так ведь даже по датам значительные расхождения! В одних учебниках написано, что она началась при Троцком в двадцатые годы, а в других – при Сталине в тридцатые. И потом, надо же изложить всё в виде какого-никакого рассказа. И ещё, смотря кому выпадет сдавать. А ну, как я ляпну про рост продукции, а экзамен будет принимать человек, сочувствующий новым веяниям? Я сдавала историю Древней Руси по Карамзину, и мне «трояк» влепили. Я думаю: какого перца? Я же всё точно ответила! Это потом мне сказали, что преподаватель, который у меня экзамен принимал, категорически не согласен с Карамзиным и даже диссертацию написал о том, что он создал свою «Историю государства Российского» по заказу императорской семьи. Вот так зубришь-зубришь, а потом приходишь к выводу, что знаешь только то, что ничего не знаешь.

– Ой-ё, девки, какой же вы ерундой занимаетесь! – говорит нам поддатый мужик, что сидит напротив нас. – Лучше бы вы щи мужикам варили.

– А где сейчас мужики-то? – смерила его презрительным взглядом Инна и снова углубилась в чтение потрёпанного несколькими поколениями советских студентов учебника. Мужик же находит в моём лице благодарного слушателя и начинает рассказывать о том, что у него неправильно срослась кость в стопе, отчего он теперь неимоверно страдает, а жена-зараза вот погнала-таки его на работу.

– А чего же вы не сходите к врачу, чтобы вам исправили это неправильное сращение кости? – спрашиваю я, когда мужик в третий раз назвал свою жену «падлюкой».

– Я же не слабак какой, чтобы сразу к врачу бежать, – парирует мужик. – Я и потерпеть могу, не то, что бабы. Это вам всё невтерпёж! Моя змея вот погнала меня на работу, а то, что нога моя болит, ей и дела нет… Ой, как болят мои ноги…

– До чего надоел со своей ногой или ногами! – шепчет мне Инна. – Я никак не могу читать под его нытьё.

А я слушаю и мужика, и стук колёс, и смотрю на солнце, которое садится всё ниже, и на снег, который становится совсем синим, и из всего этого складывается какая-то мелодия. Солнце вдруг зацепилось за ветви деревьев. Нет, конечно же, не зацепилось в буквальном смысле, но мне кажется, что оно там долго уже сидит.

– Ой, мои ноги, бедные ноги, – жалуется мне мужик.

«Как вы устали от долгой дороги,» – сложилось у меня в голове продолжение под стук колёс, которые начали выстукивать дактиль: тУк-ту-тук, тУк-ту-тук… А солнце определённо застряло в ветках… осины:

  • Солнце застряло вдруг в ветках осины —
  • Не отпускают деревья его.
  • Снег перед самым закатом стал синим:
  • Всё, что осталось от дня моего.

Я записываю возникшее откуда-то четверостишие на листок бумаги, который служит закладкой для «Криминологии».

– Эй, малявки, а ну брысь отседа! – говорят нам два здоровых парня и добавляют мужику: И к тебе, дед, относится.

– Чего это вы к детям пристали? – слышится знакомый насмешливый голос.

Мы с Инкой оглянулись и переглянулись: рядом с нами стоит Вожатый.

– Так мы тебе место заняли, – гудит один парень Вожатому, который садится в наше купе напротив и начинает бесцеремонно нас разглядывать своим волчьим взглядом. Товарищ с больными ногами довольно-таки резво подпрыгивает и бодро шагает в другой конец вагона. Мы с Инкой тоже было вскочили, уронили свои учебники на пол и собрались драпать, но Вожатый вдруг резко выдвинул ногу вперёд и сказал нам:

– А вы куда это? Я что же, один должен ехать? Сядьте, где сидели, дети. По-хорошему.

Мы сидим, сжавшись, и нам очень-очень страшно, потому что рядом сидит настоящий живой бандит, которого много лет тому назад каким-то уродам, которых тоже кто-то в своё время чем-то обидел, приспичило зарыть в горячий песок. И он, конечно же, имел полное право сойти с ума от такого обращения. А теперь он никак не может вернуться из мира войны и смерти в мир жизни и считает своим долгом зарывать других, чтобы хоть как-то справиться со своей астмой, будь она не ладна. Но мы-то тут причём!.. Может быть, это не он? Зачем и куда ему ехать в пригородной электричке? Да нет, похоже, что он: с кем его ещё спутаешь. Мы на него не смотрим, но чувствуем, что он на нас как-то нехорошо смотрит, словно прикидывает в уме, что из этого супового набора можно приготовить. Мы вжали тонкие шеи в костлявые плечи, как два ощипанных гусёнка, и сосредоточенно уставились в мой справочник Яворского, который Инка впопыхах раскрыла вверх тормашками. Я ничего толком не вижу, потому что всё скачет у меня перед глазами. Больше всего удивляет своим поведением сердце, которое бешено колотится уже где-то в горле, и мне кажется, что оно сейчас выскочит через рот. Поэтому я крепко сжала зубы и лихорадочно соображаю, откуда появилась такая присказка, что при страхе сердце уходит в пятки, тогда как у меня оно движется совсем в другом направлении…

– Вот так надо книгу держать при чтении, вообще-то, – Вожатый выдернул у нас учебник, перевернул его и снова сунул нам. – Ба! Да я вижу, что вы из моей дерёвни.

– М-ма-м-ма, – еле слышно шепчет Инка, и у неё начинают заметно трястись руки, а у меня застучали зубы.

– Что, очень страшно? – почти с сочувствием спрашивает он.

Мы только честно киваем: очень!

– Зачем же вообще жить, если так страшно? – вздыхает он и откидывается на сиденье.

– А интересно! – хамлю я, непонятно зачем, и даже не узнаю свой голос, и вообще я ли это говорю.

– Тебе интересно жить? А что же в твоей ничтожной жизни может быть такого интересного? – искренне недоумевает Вожатый и кхекает носом.

Мы с Бородиной резко вздрогнули.

– Да ничего я вам не сделаю! Нужны вы мне очень, пигалицы, блин, – с усталой раздражённостью говорит он и отворачивается от нас к своим архаровцам, которые расположились в купе напротив.

Мы немножко воспряли, подумав, что на кой чёрт ему, в самом деле, с нами возиться. Но в голове под стук колёс вертится одна мысль: поскорей бы он ушёл, поскорей бы он ушёл. Я радуюсь, что записала стихи на бумажку, а то сейчас я бы их уже и не вспомнила. А где же бумажка? Вот так и придётся теперь с ним ехать до самой нашей станции. С ума сойти! Я вспоминаю, что где-то кто-то проводил эксперимент, сажая волка и ягнёнка в соседние клетки, и ягнёнок через некоторое время умирал от страха. Вот такой неуправляемый и необъяснимый животный страх, который не можешь подавить в себе или хоть как-то контролировать, сейчас мешает мне смотреть в окно на закат солнца и на синий снег. Такой страх мешает жить, потому что в его условиях можно думать только о преждевременной смерти.

Я заставляю себя не бояться. Чего, в самом деле, такого страшного? Сидит рядом человек. Человек как человек, а то, что у него руки по локоть в крови, так откуда тут знать, кому во что довелось свои руки обмакнуть. Ведь рождаются все люди с чистыми руками и честными сердцами, да только куда-то это всё потом уходит. Я с невольным любопытством, которое пересиливает во мне страх, кошусь на его руки. Руки как руки. Чистые, даже, можно сказать, что холёные, с длинными и сильными пальцами безо всяких золотых «гаек» на полфаланги, как модно у братвы – говорят, не любит он всех этих ювелирных прибамбасов: мешают в работе. Руки человека, который уже давно не занимается неперспективными нынче формами тяжёлого физического труда, хотя когда-то и занимался, но сибаритом так и не стал. Руки у него вообще, должно быть, очень ловкие и цепкие: вряд ли чего-нибудь обронят или не удержат. Такая лапа если во что вцепится, то оторвёт даже больше, чем планировала изначально. Страшно, и в то же время ужасно любопытно понять, почему этот человек избрал для себя именно такой путь. Или это сам путь выбрал его себе в качестве путника?

– Дети, а я ведь вас вспомнил, – вдруг опять обращается к нам Вожатый, отчего Инка выронила справочник по физике, а он его поднимает и начинает листать: – «Гамма-излучение не является самостоятельным типом радиоактивности». Учитесь, значит, студентки. Ну-ну… Я вспомнил, где я вас видел.

– Г-г-где? – прошептали мы.

– Да не стучите вы зубами: эмаль сойдёт. Не съем я вас: на вас и мяса-то нет.

Мы с Инной переглянулись, не зная, радоваться ли нам, что нас не съедят, или переживать из-за такого грубого обесценивания нашей худосочной внешности в столь юном возрасте, когда любое замечание подобного рода воспринимается весьма болезненно, а Вожатый продолжает:

– В школе я вас видел. Я тогда в школу приходил, после армии, а вы учились в классе во втором или третьем, – он возвращает нам учебник. – Вы ещё меня всё просили о каком-нибудь подвиге рассказать, глупые цыплята… А почему так поздно едем, а?

– А м-м-мы с-с-с ве-ве-чернего…

– Ах, вы ещё и рабо-о-отаете? На-адо же, прямо, пчёлки! Пробиваетесь в жизнь своими усилиями, значит, и безо всякой протекции? Далеко пойдёте, да не дойдёте, если и дальше будете так на обедах и шмотках экономить, сэлф-мэйд леди. А ты что изучаешь? – и Вожатый протягивает свою руку к моей «Криминологии», где лежат стихи.

Я хочу спрятать учебник, потому что он сейчас его возьмёт, откроет, а там – стихи! А затем я с ещё большим ужасом начинаю думать, что будет, если матёрый бандит увидит название учебника. Лучше бы я «Информатику» читала! Но он уже крепко вцепился в книгу и преспокойно так тянет её на себя, как человек, который совершенно не привык к сопротивлению окружающих его действиям; настолько не привык, что даже и мысли такой не допускает. Я начинаю тянуть на себя.

– Дай мне посмотреть! – смотрит он удивлённо на учебник, который я не выпускаю из рук.

– Н-н-не-е-ет, – говорю я, не веря своим словам.

– Пожалуйста, – растерянно просит Вожатый.

– Ты что, дура что ли? – шепчет мне Бородина одними углами губ. – Отдай ты ему книгу-то!

– Ну, Константин Николаевич, ну чего вы к нам пристали-то, в самом деле?! – говорю я и с ужасом смотрю на Вожатого.

У того расширяются обычно сощуренные глаза:

– А скучно мне, вот я и ищу кого-нибудь для забавы. А тут как раз два таких ощипанных курчонка, – он в насмешку щёлкает зубами и резко вырывает-таки учебник у меня из рук. – Да чего у тебя там спрятано-то? Бомба, что ли?

Я отворачиваюсь носом к окну и смотрю на солнце: оно уже коснулось горизонта, проложив по снегу огненную полосу, какую можно увидеть на картинах заката над морем. Сейчас, думаю, начнёт комментировать мои вирши, чёрт бы его побрал! А ты-то тоже хороша, нашла место для занятий стихоплётством, да к тому же при чтении о причинах преступности!.. Как хорошо было бы, если бы всё это мне снилось!

– Ба-атюшки-светы, какая интересная книженция! – забубнил Вожатый. – «Социальная среда и формирование личности преступника», «Де-тер-ми-нан-ты преступного поведения». Надо же! Какие тут могут быть детерминанты? Живи только для себя и плюй на остальных – вот и вся суть. Сейчас все так и живут: и цари, и плебеи… «– организованная преступность настолько консолидировалась и так расширила сферы своего влияния, что Съезд народных депутатов эСэСэСэР в постановлении „Об усилении борьбы с организованной преступностью“ признал борьбу с ней важнейшей государственной задачей», тра-ля-ля, тра-ля-ля… Ой, как страшно! СеСеСеРа-то давно уж нет, а депутаты всё заседают. Ребёнок, дай мне эту книгу почитать. А?

– Мне завтра надо её в библиотеку сдавать.

– Ну и не надо! А это что такое? – он увидел листок со стихами и уткнулся в него.

– Отдайте.

– Да на, поэтесса! – Вожатый возвращает мне учебник и, немного помолчав, говорит: Жалко мне вас, дети. Ничего-то вам не светит в этой стране.

– Почему это? – обиженно спрашиваю я.

– А потому что наша Родина-мать к своим родным детям относится хуже, чем мачеха, а ласкает только тех, кто об неё больше всего ноги вытирает. Мазохистка она, понимаешь? И сколько бы её не лечили от этого, сколько бы уму-разуму её другие народы не учили – ни-иче-егошеньки не помогает. Да и в других странах вы тоже никому не нужны: на вас там смотрят как на экзотику, как на китайского болванчика в европейском будуаре, – презрительно отвечает он и насмешливо вздыхает: – Поэтому всюду-то вы чужие.

– А вы? – спрашиваю я с вызовом и тут же пугаюсь своей наглости.

– Что-о, испуга-алась? Ха-ха-ха, до чего же ты на зайца похожа, когда его за уши схватишь: до ужаса боишься, но продолжаешь верещать и лапками сучить! – смеётся Вожатый, заметив страх на моём лице, и тут же серьёзно отвечает на мой вопрос: А я сам по себе: у меня своё царство.

– Я с вами не согласна, что Родина может к своим детям плохо относиться, – наглею я ещё больше.

– А мне всё равно, – равнодушно говорит он и начинает грызть свои совершенно чистые и ухоженные ногти, – согласна ты со мной или нет, малявка.

Инна наступила мне на ногу под сиденьем – заткнись, мол, пока не поздно, – но меня уже понесло куда-то: уж коли помирать, так с музыкой.

– Вы перепутали понятия Родины и государства. Родина – она вечная, а государства возникают и распадаются. Государственная система может предать своих граждан, если ей это выгодно, но Родина – никогда.

– Ишь ты, – усмехается Вожатый. – Ну-ка, ещё чего-нибудь расскажи, отважный заяц.

– Просто у нас у всех государственная машина вытеснила понятие Родины. А патриотизмом, то есть любовью к Родине, принято считать выполнение капризов сумасбродной власти. Но сейчас многие люди устали потакать своенравным причудам временных правителей, которые сегодня говорят одно, а завтра совсем другое, поэтому нынче каждый сам по себе. Вот как всё на самом деле просто.

– Что просто? – заинтересовался разговором Вожатый. – Я не пойму, чем Родина отличается от государства, и почему она не может предать?

– Да вот же она! – показываю я на снежные поля за окном. – Вот этот лес, поле, дорога и дома – как они могут кого-то предать? Если, например, наша власть решит сделать из России пятьдесят первый штат для США или наоборот захочет присоединить к России все отсталые страны Африки, чтобы спасти братьев-зулусов от голода или угнетения империалистами или ещё кем, то мы же не станем говорить, что наша Родина – это США, или Африка, или как там это новое государство ещё будет называться, потому что нашей Родиной всё равно останется Россия.

Вожатый захохотал, показав хорошие зубы, Инка сжалась ещё больше, а бандиты из купе напротив хмуро посмотрели на нас и отвернулись.

– Это ты сама додумалась до такого?

– А что я такого сказала-то? – бубню я. – Это же очевидно.

– Да-а, насмешила. «Пятьдесят первый штат…», – он вдруг резко становится серьёзным и сосредоточенным, как будто вспомнил что-то своё: – То есть, как я понял, государство – это ещё не Родина, а Родина – это что? Россия – это государство или что?

– Не знаю. Россия – это мы.

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

Четыре года назад в автокатастрофе, устроенной пьяным водителем, погибает вся семья шестнадцатилетне...
Подобно метастазам коррупция испокон века разрушает жизнь человечества. Вредоносные бациллы стяжател...
XII век. Святая земля. Красавица Джоанна, кузина английского короля, томится в гареме эль-Адиля, бра...
В романтическом произведении известного американского писателя воспевается связанная с морской стихи...
Занятие пчеловодством – с одной стороны, чрезвычайно увлекательно, с другой – требует многих знаний ...
Ученик средней школы Пашка вместе с лучшим другом Данькой замечает забавное объявление о наборе в ту...