То ли свет, то ли тьма Юнусов Рустем

1

Государственные экзамены прошли как всегда, словно обычная формальность. Быстро пролетели летние каникулы, наступил новый учебный год и – все опять впервые.

Все отчисленные с шестого курса и не допущенные к госэкзаменам в прошлом учебном году студенты восстановлены. Это обычная практика. Если студент сам не бросает учиться, то он восстанавливается и университет оканчивает. У нас был непутевый студент, который не посещал занятия, отчислялся пять лет подряд, но в очередном учебном году восстанавливался. В конечном итоге ему выдали диплом.

Ко мне пришла неплохая группа. В ней восемь девушек и шесть юношей. Тон в группе, как обычно, задают девочки, а ребята большей частью отмалчиваются. Из всех студентов выделяется тоненькая, смуглая девушка, большеглазая, черты лица правильные, волосы черные, волнистые. Она чем-то похожа на цыганку. Глядела эта студентка на меня так молодо, свежо, с таким детским застенчивым любопытством, что у меня не только поднималось настроение, но и активизировалась умственная деятельность. Мало того, когда я смотрю на таких красивых девочек, то вспоминаю молодость, и волнительно становится на душе. Впрочем, в каждом возрасте есть свои прелести. Не зря же Лев Толстой писал, что счастье не зависит от внешних обстоятельств, а зависит от того, как мы к этим обстоятельствам относимся.

В дверь стук. Появляется знакомая мне голова с копной встрепанных неистовым образом волос.

– Узнаете?

Я с неприязнью смотрю на наглую физиономию Халикова.

– Мы с Гатауллиным восстановлены, – произносит голова.

– Дождитесь перерыва. Вы мне мешаете вести занятие.

– Хорошо, – голова исчезает.

В перерыве занятия Халиков с Гатауллиным подходят ко мне. То, что их в прошлом учебном году отчислили из университета, пошло им на пользу: на обеих белые рубашки и модные с большим узлом яркие галстуки. К тому же, надо полагать, каждый из них заплатил за дополнительный год обучения не менее трех тысяч долларов. В нашем университете с каждым годом плата за обучение коммерческим студентам повышается. Впрочем, при отчислении и восстановлении студентов могут быть использованы различные схемы.

Глядя на этих студентов, у меня сразу же испортилось настроение, и я невольно думаю: «Чтобы из вас выбить всю дурь, вас каждый день нужно класть поперек лавки».

– Нам надо отработать по вашему циклу пропущенные в прошлом году занятия, – говорит мне Халиков.

– У вас допуск к занятиям из деканата есть? – спрашиваю я для формы, ибо допуск на отработку пропущенных занятий или пересдачу курсового экзамена получить в нашем деканате проще простого. Как-то я наблюдал в деканате такую картину. Сидит за столом заместитель декана по младшим курсам – пронырливая дама средних лет, которую не зря потянуло в деканат, перед ней – стопка бланков на допуск к переэкзаменовке. Студент подходит к ее столу, называет фамилию и номер группы, заместитель декана даже не поднимает головы, строчит и расписывается на бланках. А очередь из двоечников такая, что хвост в коридоре.

Халиков показывает бумажку из деканата. В ней прописано, что он и Гатауллин приказом ректора восстановлены и с первого сентября вновь являются студентами. Имеется также обращение на имя заведующего кафедрой о том, чтобы кафедра предоставила этим студентам возможность выполнить учебную программу в полном объеме, но не предписано, к какой они прикреплены группе, а это для студента означает: когда захочу, тогда на занятия и пойду. Наш деканат потакает подобным студентам.

Глядя на Халикова и Гатауллина, еще я думаю: «Хоть они и при галстуках и нет в них прошлогодней спеси, но черного кобеля не отмоешь добела, и не прибавилось у каждого из них ума. Допусти их сейчас до занятий, они мне испортят хорошую группу, создадут не рабочую обстановку». Я им говорю:

– Приходите через две недели. Отработаете пропущенные занятия с иностранцами.

– А нам в деканате сказали, что можно отработать с любой группой, – возражает Халиков. Он гладит нагло на меня «слизняками» и не мигает.

– Вас оставили на второй год, а вы еще предъявляете права!

Халиков с Гатауллиным переглядываются, но не спорят, явно недовольные, они уходят.

Я вновь начинаю вести после перерыва занятие, но дверь со скрипом тихо открывается. На этот раз появляется голова заместителя декана. Борису Александровичу стукнуло семьдесят, но выглядит он значительно моложе. У него интеллигентное лицо, обходительные манеры и общаться с ним очень легко. Про таких людей говорят «с двойным дном» и «мягко стелет». Много лет он коллегам говорит о том, что работать в деканате год от года становится все тяжелее и тяжелее, ибо студент становится все глупее, хитрее и наглее, но с должности не уходит, хотя получает в кассе за свою работу в деканате, по его же словам, «сущие копейки». «Так что же тебя в деканате тогда держит?» – невольно думаешь, глядя на него.

Как только Борис Александрович вошел в учебную комнату, студенты, приветствуя его, дружно встали. Он же сделал выразительный жест рукой, словно хотел сказать: не до вас и полушепотом мне сказал, что у него есть до меня конфиденциальный разговор. По всему было видно, что заместитель декана расстроен и чувствует себя не в своей тарелке.

Мы вышли в коридор. Тут же поодаль стоят Халиков и Гатауллин. Они с ухмылочками посматривают на меня. «Уже наябедничали», – сообразил я.

– Тут вот какое дело, – вкрадчивым голосом сказал заместитель декана, не глядя мне в глаза. – Ко мне сейчас подходили восстановленные студенты.

– Вот эти. У меня даже не поворачивается язык назвать их студентами, – я показал глазами на Халикова и Гатауллина.

– Вы уж их к занятиям на отработку допустите, – сказал Борис Александрович, словно не слыша мои слова.

– Да их нужно гнать в шею из университета.

– Ой, не говорите. Они уж вот здесь у меня, – заместитель декана проводит ребром ладони по горлу.

– Так что же вы за них печетесь? – спрашиваю я и думаю: «Раз ты, по их свистку тут же бросил все дела и прибежал ко мне, знать, для этого есть очень веские личные основания».

– А что я? Я маленький человек. Я исполнитель, если хотите знать. На этих студентов не я, а ректор написал о восстановлении приказ.

«Вы все заодно, да и не с подачи ли деканата ректор написал приказ! Да и вообще какие между вами в администрации университета отношения, со стороны не разобрать!» – подумал я и сказал:

– Раз есть приказ, пусть приходят отрабатывать, только с иностранцами.

– С иностранцами так с иностранцами. Они ведь мне сказали, что вы вообще не допускаете их к отработке.

– Кстати сказать, ведут они себя совсем не как студенты.

– Я с ними сейчас очередную воспитательную беседу проведу, – сказал заместитель декана и направился к студентам.

Но когда Борис Александрович разговаривал с Халиковым и Гатауллиным, было видно, что он разговаривает с ними, как со своими людьми.

Когда пришла группа иностранцев, Халиков с Гатауллиным сидели на занятии на задних местах, как два истукана, совершенно не понимая, о чем идет речь, но вести занятие не мешали, и никто из иностранцев на них не обращал внимания.

В конце цикла Халиков подходит ко мне и говорит:

– Мы все отработали, поставьте нам зачет.

– А знания?

– Это мы договоримся. – И Халиков вновь мне с гордостью сообщил, что его отец работает на очень престижном, нужном всем месте: заведует всеми кладбищами Казани и при желании «может с неба луну достать».

Кстати, при этом он в очередной раз солгал. Анна Валентиновна мне сказала, что они выяснили, кем же работает его отец на самом деле. Оказывается он «шишка», но вовсе в системе захоронений не первое лицо.

В конце нашей беседы я Халикову сказал:

– Зачет я вам не поставлю.

– Тогда мы вас обойдем, будем договариваться с заведующим кафедрой.

Когда Халиков ушел, горечь едкая и жгучая, как горечь полыни, заполнила мне душу, что-то неотвязчиво постылое, противно-тяжкое со всех сторон обступило меня, как осенняя, темная ночь, и я не знал, как отделаться от этой горечи. Плетью обуха не перешибешь. Я знал, что в этом году эти студенты окончат университет.

У нас на лечфаке всего одна принципиальная кафедра – кафедра инфекционных болезней. Заведующий кафедрой инфекционных болезней во всем нашему шефу – противоположность. Как-то он мне сказал: «Вы знаете, у нас была одна проблемная, но блатная студентка. Так деканат, чтобы протащить ее через нашу кафедру, уговорил преподавателя кафедры акушерства и гинекологии выдать ей справку о том, что она беременная, что волноваться ей вредно, а то будет выкидыш, и рекомендовал нам принимать у нее экзамен на дому. В подобных случаях мы ведь, принимая экзамен, делаем снисхождение. Скажу более того, наша кафедра у руководства университета отнюдь не на хорошем счету, хотя и научная работа и другие показатели у нас на уровне. Как мы ни сопротивляемся, но с третьего, четвертого раза через нас двоечников продавливают».

На госэкзаменах оценка по инфекционным болезням у студентов, как правило, всегда на балл, а то и два ниже, не потому, что студенты хуже знают инфекционные болезни, а потому, что преподаватели с кафедры инфекционных болезней более объективно экзаменуют. Конечно же, многим это не нравится.

2

С марта месяца, а то и раньше, на выпускающих кафедрах – госпитальной терапии, хирургии и акушерства с гинекологией – студенты проходят аттестацию. Тот из студентов, кто аттестацию не прошел, не должен допускаться до государственных экзаменов.

Больше всех об аттестации студентов на ученом совете лечебного факультета говорит заместитель декана Борис Александрович и при этом хвастается:

– У нас на кафедре хирургии, – будучи доцентом этой кафедры, являя собою вид неподкупности и принципиальности, произносит он, – созданы три бригады преподавателей, которые, устно задавая вопросы по всей хирургии, как сквозь сито, процеживают студентов. При этом некоторые студенты со второго, а то и с третьего захода аттестацию сдать не могут, но с каждым разом подтягиваются. А вот на кафедре госпитальной терапии ничего этого нет.

Наш шеф, как правило, не посещает заседания ученого совета лечфака – представляется слишком занятым, но то, что на нем происходит, ему доносят, и он, в ответ на это на кафедральном заседании говорит:

– У Бориса Александровича хорошо подвешен язык, только вот я за многие годы не припомню, чтобы кафедра хирургии, да и акушерства хоть бы одного двоечника подала на отчисление, создают только этой аттестацией видимость работы. Лично у меня нет времени заниматься пустым делом. Наш деканат всех двоечников не мытьем, так катанием, если не в этом году, то на следующий год на госэкзамены все равно протолкнет. Но аттестацию, чтобы про нас не было разговоров, мы проведем. Пожалуйста, Анна Валентиновна, вам, как учебному ассистенту, карты в руки, что вы скажите по этому вопросу?

Анна Валентиновна уже давно продумала, как проводить аттестацию на нашей кафедре. Она тяжело вздыхает – учебное ассистентство ей давно поперек горла – и говорит:

– Давайте дадим каждому преподавателю по группе. Пусть преподаватели в прикрепленных группах проведут аттестацию студентов.

– Как? – спрашивает Саяр Файзыллович.

– Как вам удобнее. Можно просто поспрашивать или раздать студентам по ситуационной задачке, а те студенты, у кого два и более не сданных зачета, будут сдавать аттестацию комиссии.

Конечно же, преподаватели, получая на аттестацию группу, не утруждают себя. Ведь это лишняя неоплачиваемая работа. К примеру, приходит на аттестацию к Саяру Файзылловичу группа. Он студентов заводит в учебную комнату, раздает каждому студенту по задачке и на час уходит. За это время студенты не только успевают коллективно решить не трудные задачки, которые повторяются из года в год, но и поговорить на различные темы. Придет Саяр Файзыллович к студентам через час, соберет задачки и, надо полагать, даже их не проверяет. Для большинства наших студентов Саяр Файзыллович «хороший старичок».

Если раньше, как только ввели аттестацию, у нас на кафедре создавалась комиссия, и в ней даже участвовал шеф, и мы вызывали на ковер должников, то в последние годы аттестация студентов стала пустой формальностью, а шеф от учебного процесса совсем отстранился. А вот подковерная возня процветает.

3

Подходит ко мне перед аттестацией новоиспеченная под руководством нашего шефа доктор наук – эндокринолог Фаина Гениатовна, мнется, но говорит:

– Не знаю уж, как вы к этому отнесетесь, но у меня к вам просьба.

– Смотря какая.

– У нас студент есть такой, Гатауллин. Вы, наверное, его не знаете.

– Очень хорошо знаю. Он словно тень ходит за Халиковым. В прошлом году и в этом я не услышал от него на занятиях ни одного слова. Его фамилия у всех на слуху.

По лицу Фаины Гениатовны пробегает тень. Она с недоверием, даже враждебно смотрит на меня и думает: излагать или не излагать ей просьбу. Наконец решается:

– Видите ли, – неуверенно говорит она, – родители у него простые учителя, уже на пенсии, перебиваются с хлеба на воду. А сын у них один. Одна, можно сказать, осталась у них в жизни опора.

– Тупой, кстати сказать, студент, а по его ряшке не скажешь, что он бедствует и не доедает.

По лицу Фаины Гениатовны вновь пробегает тень, но она продолжает:

– Он сам себя кормит, в ночную смену, уж не знаю, где работает.

– Так за это же диплом не дают.

– Я с вами согласна, но родителей жалко. Нельзя ли ему помочь? Он ведь по пульмонологии еще не имеет зачета. Родители его обратились с просьбой ко мне, а как я могу по доброте своей им отказать. Войдите в его положение, вернее его родителей, прошу вас.

То, что Фарида Вадутовна говорит про родителей, которые чуть ли не ходят по миру с сумой, – это обычная в подобных ситуациях уловка, за ней она скрывает свой меркантильный интерес.

– В каком смысле помочь? – спрашиваю я, словно не понимая, о чем идет речь.

– Поставьте зачет и поддержите на аттестации.

– Да как я ему поставлю, если он не отвечает, молчит?

Фарида Вадутовна упрямо, со значением смотрит на меня, наконец соображает, что я не подпадаю под ее гипноз, и, решив, что зря ко мне, ненормальному, обратилась, говорит:

– Ну, хорошо. Давайте будем считать, что я вас ни о чем не просила. Позабудем наш разговор.

Во время аттестации Гатауллину, надо полагать, не случайно, попалась эндокринологическая задачка. Отвечал он Фаине Гениатовне, и она при обсуждении сказала, что Гатауллин отвечал ей если не на отлично, то на твердую четверку.

Халиков же, когда принимали аттестацию комиссионно, не был аттестован, ибо, среди прочего, не знал, какое в норме должно быть СОЭ и в каких единицах оно измеряется, не говоря уж о количестве эритроцитов и лейкоцитов, но через несколько дней он явился к шефу. Принимал шеф у него аттестацию тет-а-тет. О чем они говорили, мы не знаем, но шеф ему аттестацию зачел. При этом он, прикинувшись теленком, в свое оправдание нам сказал:

– Во всем должна быть справедливость и честность. Раз мы допустили к госэкзаменам Зубкова, за которого просил академик, то должны допустить и Халикова.

А когда шеф ушел, Салават заметил:

– У нас честный и принципиальный преподаватель в конечном итоге всегда остается в дураках. Своей честностью и принципиальностью он невольно увеличивает для кого-то размер взятки.

Впрочем, были годы, когда декан лечебного факультета, спуская на кафедры резолюцию, на ученом совете лечебного факультета говорил:

– В этом году мы вынуждены всех студентов допустить до госэкзаменов, иначе нас в министерстве не поймут. При этом учтите: ставки преподавателей зависят от количества обучающихся студентов. Если студентов меньше, то и ставок меньше. В этом случае кого-то из преподавателей придется отправлять на заслуженный отдых.

У нас все завязано на один узел.

4

Перед государственными экзаменами все студенты медицинских вузов европейской части России вот уж несколько лет, одновременно, с десяти часов утра по московскому времени проходят контрольное тестирование. Новшество это поначалу вызвало у руководства нашего университета шок, а когда на ученом совете лечебного факультета о контрольном тестировании впервые объявил декан, то, как в известном произведении Николая Васильевича Гоголя после слов городничего «К нам едет ревизор!», возникла немая сцена.

В заключение своей речи декан сказал:

– По самым оптимистичным прикидкам, если тестирование проводить так, как положено, то на контрольные вопросы у нас, как, впрочем, и в других вузах, могут не ответить как минимум сорок процентов студентов!

По положению тестирование проводится под председательством профессора из другого вуза. С собой он привозит из Москвы опломбированную коробку. В ней десять вариантов тестов по всем разделам терапии, хирургии, акушерства с гинекологией, но могут быть вопросы и с теоретического курса. В каждом варианте по сто вопросов. На каждый вопрос дается пять ответов и студент должен в течение минуты против верного ответа проставить, словно на выборах, галочку или крестик. При этом любые исправления в бланке ответов считаются как неверный ответ. Если студент правильно отвечает более чем на девяносто вопросов, то получает пятерку, если – на восемьдесят и более, то – четверку. При правильном ответе более чем на семьдесят вопросов – удовлетворительно. Если же студент отвечает менее чем на семьдесят вопросов, то получает двойку. В этом случае он не допускается к государственным экзаменам и приказом ректора отчисляется из университета с правом повторного тестирования на следующий год. Если же и на следующий год он при тестировании получает двойку, то окончательно отчисляется из университета.

Без преувеличения можно сказать, что тестирование студентов, которое ежегодно проводится перед государственными экзаменами в медицинских вузах России, достойно описания пером Уильяма Шекспира.

Чтобы студенты при тестировании не растерялись и ничего не напутали, у нас проводится репетиция. К ней и деканат и студенты подходят очень серьезно. Шестой курс – явка при этом стопроцентная – собирается в лекционном зале и заместитель декана при полной тишине, чего не бывает на лекциях, объясняет студентам, как будет проводиться тестирование. Затем каждый студент получает тесты, по которым проводилось тестирование в прошлом году. Заместитель декана засекает время, и все начинают усердно отвечать на вопросы. При этом все безбожно шпаргалят, друг с друга списывают, и в зале стоит гул.

Через сто минут учебные ассистенты по терапии, хирургии и акушерству собирают бланки ответов и, привлекая ординаторов, начинают их проверять. Результаты получаются, увы – неутешительные: не менее сорока процентов студентов получают двойки, а многие наши отличники пишут тесты на тройку. Поэтому, разъясняя студентам, как следует заполнять бланки, когда будет проходить настоящее тестирование, заместитель декана, понизив голос, словно опасаясь, как бы его кто-то из посторонних не подслушал, при абсолютной тишине в зале, говорит:

– Прошу не только запомнить, но и зарубить себе на носу: если вы твердо уверены, что знаете верный ответ на вопрос, то только в этом случае напротив верного ответа ставьте галочку или крестик; если же вы сомневаетесь в правильном ответе или тем более не знаете ответа на вопрос, то вообще не ставьте в бланке ответов ничего.

При этом, как правило, кто-то из студентов, не лишенный чувства юмора, спрашивает:

– А если кто-то из нас не сможет самостоятельно ответить ни на один вопрос? Как в этом случае быть?

– Ничего страшного, на потоке каждый год находятся такие студенты. В этом случае главное – правильно написать на бланке свою фамилию, инициалы и номер группы и сдать чистый бланк, – серьезно отвечает заместитель декана. При этом аудитория оживляется – словно по листьям пробегает легкий ветерок.

У заместителя декана по-прежнему серьезное лицо, он делает паузу и продолжает:

– Что в дальнейшем будет с вашими бланками ответов, вам не нужно знать, но вы, я надеюсь, понимаете: все, о чем мы сейчас говорим, должно остаться в этой аудитории. Не суетитесь и знайте: в этом деле мы, преподаватели, и вы, студенты, выступаем одной командой. Не вы первые, не вы последние. Алла бирса, и все пройдет гладко! Проблемы могут возникнуть, если кто-то из вас не явится на тестирование, даже по болезни. В этом случае ваши справки никто не будет рассматривать всерьез. Таков регламент тестирования.

После «тайной вечери» студенты и преподаватели расходятся с выражением лиц, какое бывает у людей, когда они успешно совершают незаконную, но очень выгодную сделку.

5

Контрольное тестирование проводится за несколько дней до государственных экзаменов. Дату назначает министерство. Часто оно проводится в первых числах июня.

Чтобы показать, что все по-честному, вскрытие опечатанной сургучами большой коробки, где находятся десять вариантов тестов и бланки ответов, проводится в лекционном зале в присутствии студентов. Сознавая ответственность мероприятия, студенты приходят на тестирование без опоздания. Они в белых отутюженных халатах и медицинских шапочках выглядят нарядно.

В зале присутствуют также около пятнадцати заведующих кафедрами, профессоров – членов государственной экзаменационной комиссии. Вот они, словно на смотринах, выстроились около кафедры в ряд. В их лицах, лишенных игры живой мысли и чувств, в их ленивых позах и медленных движениях можно разглядеть равнодушие, ибо исход тестирования студентов, которое проводится из года в год, для них ясен, к тому же многие из них считают, что здесь они присутствуют для галочки. Тут же в полном составе деканат, проректор по учебной работе и председатель комиссии.

Председатель комиссии – профессор одного из периферийных вузов. Он среднего роста, со слабой грудью, на висках седина, черты лица малоподвижные, словно вырубленные из камня. От него на членов ГЭК так и веет холодком. Председатель, несмотря на жару, в черном костюме. Судя по всему, возложенную на него миссию он выполняет неохотно и впервые. Если к председателю внимательно приглядеться, то можно отметить испуганную подвижность во всей его фигуре. Когда к нему кто-либо обращается, то слушает он собеседника беспокойно, глаза его смотрят растерянно и тоскливо, а когда он отвечает, то видно, что ему держать ровный тон стоит некоторого усилия.

В осанке же наших профессоров, которые собрались на контрольное тестирование, в их телодвижениях, в выражении лиц – что-то не профессорское, а учительское из провинциальной школы. Мужиковатость типична для многих современных профессоров, которые не обладают большим интеллектом и кругозором. Те из них, кто поумнее, живут без веры в то, что они делают и несут людям, остальные не задают себе о смысле жизни вопросы.

Внимание всех обращено на председателя. Это он привез коробку с тестами из Москвы. Но он еще зажат и не воспринимает как должное оказываемые ему знаки внимания.

В то же время председателю льстит, что он здесь – главное лицо, и он не упускает возможности покрасоваться красноречием. Стоя за трибуной, обращаясь к студентам, председатель произносит дребезжащим голосом помпезную речь, в которой говорит о значимости контрольного тестирования, о том, что это для студентов самый главный экзамен за время обучения их в университете, и дает советы, как тактически правильно следует распределить время при ответах на тесты:

– Не нужно долго думать над вопросом, на который вам не ясен ответ, – говорит он, давая совет, – нужно этот вопрос опускать и отвечать дальше. А уж если после ответа на все вопросы останется время, то вы вновь вернетесь к неясным вопросам. Ну а если вы не знаете верный ответ, то не оставляйте вопрос без ответа. По теории вероятности в двадцати процентах вы угадаете ответ.

Произнося речь, председатель приглядывается к студенткам. При этом в его голове мелькает мысль: смешение татарской и русской крови благотворно влияет на генофонд – среди девочек немало красивых, интересных лиц.

И студенты, как только председатель неровной походкой вошел в зал, не сводят с него глаз. При этом многие уловили податливость и мягкость в его облике, в том, как он говорит и подумали: «Вроде не злобливый, такой же, как и наши профессора, мужик. Он будет на нашу мельницу воду лить».

После председателя выступает молодой, коммуникабельный, приятной внешности и еще более приятный в общении с коллегами проректор по учебной работе.

Он подробно, не торопясь, объясняет студентам, как построены тесты и как следует заполнять бланки ответов, а затем спрашивает студентов, имеются ли у них к нему вопросы.

– Раз вопросов нет, то я думаю можно раздавать задания, – говорит проректор, глядя на председателя. Председатель с ним соглашается.

Ординаторы и молодые преподаватели раздают студентам десять вариантов тестов и пустые бланки ответов, раздают также одинаковые ручки с синей пастой – это для того, чтобы никто, кроме студентов, другой ручкой не вносил галочки и крестики в бланки ответов.

Засекается время. Студенты начинают отвечать на вопросы.

Пока студенты в течение ста минут отвечают на вопросы, профессора – члены государственной экзаменационной комиссии расходятся по своим делам. Покидает аудиторию и председатель комиссии. Вернее сказать, его из аудитории под благовидным предлогом выманивают. Ему говорят, что его на содержательную беседу приглашает к себе в кабинет ректор. Ну как такую просьбу не уважить!

У ректора для такого случая сервирован столик. Председатель комиссии, ректор, проректор по учебной работе и декан пьют с печеньем душистый чай – тут же на столе конфеты, в хрустальной вазе фрукты – они ведут, тая свои чувства и мысли, неторопливую, с виду приятную для всех беседу на педагогическую или научную тему.

В это время студенты, скооперировавшись по два-три человека, отвечают на вопросы тестов. Преподаватели ходят между рядов и подсказывают ответы на вопросы. Работа кипит, и от этой работы в зале гул, словно сюда залетел рой пчел. Но времени мало, а вопросов много: десять вариантов, в каждом варианте по сто вопросов. Итого в общей сложности студентам предстоит ответить на тысячу вопросов. Вопросы разные, порой сформулированы так бестолково, что студент не может понять, о чем же его спрашивают. Многие вопросы практически мало значимые. А на некоторые заковыристые вопросы не могут ответить и преподаватели.

Помню, когда несколько лет назад контрольное тестирование проводилось у нас впервые, шеф мне сказал: «Пробегите по вопросам, наверняка они не без погрешностей».

Этих погрешностей я выявил столько, что исписал две странички. В одном случае был дан неверный ответ, в другом – непонятно для студента сформулирован вопрос. Кроме того, были вопросы, на которые имелось сразу несколько верных или неверных ответов, а студенту предлагалось назвать только один верный или неверный ответ. Аналогичную работу провели преподаватели с кафедры хирургии и акушерства, но у них замечаний было значительно меньше. Эти замечания мы тогда передали председателю комиссии, а председателем в тот год была симпатичная, прекрасно играющая свою роль средних лет женщина из Третьего московского медицинского университета – с тем, чтобы она передала их вместе с отчетом в министерство. В последние же годы представленные для тестирования вопросы никто не анализирует – нет смысла.

Но вот время вышло. Начинается самое интересное.

В аудитории появляется председатель комиссии в сопровождении проректора по учебной работе и декана – все в благодушном настроении и с сознанием выполняемого ими важного государственного дела. Подходят к этому времени и некоторые дисциплинированные профессора – члены государственной экзаменационной комиссии.

После того как председатель комиссии дает команду, тесты и бланки ответов у студентов организованно собирают. Студенты, так же организованно, переговариваясь между собой и посматривая многозначительно на своих преподавателей и председателя, покидают аудиторию. В зале становится непривычно тихо.

– Начинаем проверять ответы студентов, – говорит председатель комиссии и, по числу вариантов, десять наших преподавателей, с кафедры терапии, хирургии и акушерства начинают проверять ответы студентов.

Работы им часа на два. На это время председателя комиссии под благовидным предлогом вновь выманивается из аудитории. Для него организуют экскурсию по университету, и все, что ему ни попадется на глаза, нахваливают.

Проверяя ответы студентов, преподаватели работают в поте лица. При этом они используют, привезенные председателем, «прозрачки», на них – верные ответы. Накладывает преподаватель «прозрачку» на бланк ответа студента и сразу же видит, на какие вопросы он ответил неверно, на какие правильно, а на какие – вообще не ответил.

Если студент, к примеру, ответил всего лишь на тридцать вопросов, то преподаватель синей ручкой за студента напротив правильных ответов, ставит галочки или крестики, считает, чтобы число правильных ответов перевалило за семьдесят. Неверные ответы он метит ручкой с красной пастой – их, так же как и ручки с синей пастой, привез в коробке председатель. Неверных ответов не должно быть более тридцати. Надо полагать, что в это время, скорее всего, таким же образом проверяются ответы студентов и в других медицинских вузах европейской части России. Система одна!

Кстати сказать, когда впервые у нас было проведено контрольное тестирование, то первый блин вышел комом. Двух неплохих студенток «завалили», а двоечники, среди них были и такие, кто не ответил ни на один вопрос, «проскочили».

Тогда ответы студентов проверяли опытные преподаватели. Но в одном случае обмишулилась доктор наук Ольга Николаевна. Она на бланк ответов студентки наложила ответы другого варианта и стала отмечать «правильные» ответы синей ручкой, а когда спохватилась, то было поздно. Неправильных ответов было больше тридцати, а это двойка. В другом случае ошиблась Аида Ниловна – в будущем тоже доктор наук. Впоследствии она стала в один из годов лучшим преподавателем нашего университета. Когда она проверяла ответы хорошей студентки, у нее, судя по всему, «зашел ум за разум» и она, перепутала красную ручку с синей.

Когда были обнародованы результаты тестирования, была тяжелая сцена: студентки, получившие двойки разрыдались навзрыд. Сразу было проведено заседание членов ГЭК. При этом студентку, которая неправильно ответила на тридцать три вопроса, удалось отстоять и допустить до госэкзаменов. А со второй студенткой, которая ответила неверно на большее количество вопросов, все было значительно сложнее. Помогло то, что у нее в зачетке практически не было за шесть лет обучения в университете троек. Студентка недоумевала и всем говорила: «Как же так: мы втроем отвечали на вопросы сообща. У нас троих одинаковые ответы. У моих подруг более девяноста процентов правильных ответов, а у меня сорок процентов правильных ответов, и мне поставили двойку». В конечном итоге перед государственными экзаменами было повторное заседание членов ГЭК, и ее, найдя в положении о контрольном тестировании лазейку, также допустили до госэкзаменов. У студентки же произошел нервный срыв.

6

Наконец, по мобильнику декану сообщают, что все ответы студентов проверены. Он говорит об этом председателю комиссии, и они направляются в лекционный зал. Подходят к этому времени в лекционный зал и некоторые профессора – члены государственной экзаменационной комиссии.

Всех на этот раз с любезной улыбкой встречает заместитель декана. Если перед началом тестирования его лицо и глаза выдавали неуверенность и беспокойство, то теперь по его улыбке, которую он не в силах скрыть, было видно, что тестирование прошло успешно, о чем он и докладывает председателю комиссии.

Председатель выслушивает его серьезно. О чем же он думает в это время, известно только ему.

– Это хорошо, что все студенты справились с заданием. У вас сильный вуз, – говорит он.

– Мы входим в десятку самых лучших медицинских вузов России. На первых местах у нас, разумеется, столичные вузы, на втором – Санкт-Петербург, далее Новосибирский медицинский университет, а уж потом мы, – хвалится декан.

Председатель комиссии просит заместителя декана дать ему в абсолютных числах: сколько студентов написали тесты на отлично, на хорошо и на удовлетворительно. Эти цифры ему нужны для отчета.

– То, что все студенты сдали тесты, нет ничего удивительного, – поддерживает разговор заместитель декана. – Тех студентов, которые не проходят аттестацию, мы из года в год не допускаем до тестирования и государственных экзаменов.