То ли свет, то ли тьма Юнусов Рустем

7

Не понаслышке зная, как проводится преподавание в ведущих медицинских университетах Америки и Европы, руководство нашего университета решило с некоторых пор приобщиться к цивилизации.

В главном учебном корпусе, в правом крыле подвального этажа, где раньше располагались захламленные комнаты, сделали перепланировку и евроремонт. Там сейчас располагается кафедра, где обучают практическим навыкам, и можно с уверенностью сказать, что это первая подобная кафедра в России.

Если теперь университет посещает какая-либо делегация или же проверяющая комиссия, то гостям обязательно показывают это ноу-хау.

Здесь все сияет и блестит, здесь созданы все условия, чтобы студент на третьем, четвертом и пятом курсах обучался методам перкуссии, пальпации, аускультации, чтобы студент мог, к примеру, определить размеры печени, ее край и консистенцию. Учат здесь, к примеру, как определить, постукивая пальцами по передней поверхности грудной клетки, размеры сердца, подвижность нижнего края легких; как диагностировать, не прибегая к рентгенологическим методам обследования, пневмонию; как провести реанимационные мероприятия при внезапной остановке сердца; как на муляже провести роды при том или ином положении плода. Помимо этого здесь учат и многому другому.

На кафедре практических навыков имеются учебные комнаты и вестибюль, где можно заниматься с группой студентов в двадцать пять человек, есть также маленькие комнатки, где принимается экзамен у студентов. Из мебели в этих комнатках – кушетка для больного, журнальный столик и три стула – для студента, экзаменатора и члена ГЭК. В углу под потолком – глазок. Все, что происходит в экзаменационной комнате, можно наблюдать по монитору в комнате наблюдения.

Поскольку кафедра практических навыков располагается не в клинике и больных здесь нет, то их роль играют бывшие актеры – пенсионеры казанских театров. Среди них – певцы, драматические актеры и одна балерина. За свою работу они получают в среднем по сто долларов в месяц.

Кроме того, на кафедре практических навыков имеется комната, где, используя современную аппаратуру, студентам показывают учебные видеофильмы. Словом, созданы для студентов все условия. Только учись!

Основной штат кафедры – всего четыре человека. Заведующий – доктор медицинских наук, средних лет, высокий, спортивный, красивый, с проседью на висках мужчина. У него, как теперь говорят, хобби – летание на воздушных шарах. Он даже участвует в различных международных соревнованиях по воздухоплаванию и выигрывает нередко призы. Помимо него, на кафедре в штате методист и два технических работника, а преподают практические навыки студентам преподаватели с клинических кафедр.

Ближе к Троице, когда пришло время госэкзаменов, на кафедральном совещании шеф наш в ряду прочего сказал:

– В этом году руководство университета ввело новшество: практические навыки у студентов лечебного факультета будут приниматься не только у постели больных в клинике, но и на кафедре практических навыков. От нас требуется в качестве экзаменаторов два преподавателя.

Выбор пал на Салавата Зарифовича и меня.

На кафедре практических навыков заведующий встретил нас радушно. Он, словно экскурсовод, по уши влюбленный в свое дело, провел нас по своим владениям и все, что нам попадалось на глаза, не без гордости восторженно нахваливал.

– У нас во всем превосходство формы над содержанием, – в конце экскурсии заметил я.

Заведующий с недоумением посмотрел на меня и, подумав, отбросив в сторону дипломатию, ответил:

– Моя задача создать условия для преподавания, а если некоторые студенты не имеют элементарных знаний, то я считаю: с такими студентами ничего не поделаешь – хоть вывернись перед ними наизнанку – горбатого только могила исправит.

Затем он провел нас в свой кабинет, где стояли различные призы, полученные им на соревнованиях по воздухоплаванию, и продолжил:

– Технология приема экзаменов у студентов, а над ней мы долго ломали голову, будет такова: студент заходит в вестибюль и подходит к столу. За столом – наш методист. Он, в зависимости от того, кто из экзаменаторов свободен, направляет студента или к терапевту, или к хирургу, или к акушеру-гинекологу, или к реаниматологу. В терапевтической комнате его встречает кто-то из вас и артист, то бишь больной. Сюрпризом для студента будет то, что он при вас возьмет билет по терапии, а билеты будут разложены у вас на столике, и сразу же будет отвечать. Мы ему не дадим времени для подготовки по билету, то есть для списывания. Практические навыки и неотложку он должен знать как таблицу умножения, назубок. В билете три вопроса, два по практическим навыкам, один – по неотложному состоянию. Каждый вопрос вы оцениваете не в оценках, а в баллах. Отлично ответил – пять баллов, на хорошо – четыре балла и так далее, а если ничего не знает – ноль баллов. Таким образом по трем терапевтическим вопросам максимально студент может получить пятнадцать баллов. Сдал студент терапию, вновь подходит к нашему методисту. Он его направляет к свободному экзаменатору, например, по хирургии. Всего студент должен ответить по всем дисциплинам на двенадцать вопросов. В конце экзамена баллы суммируются. Если студент отвечает менее чем на семьдесят процентов вопросов, то получает двойку, если, к примеру, девяноста, то – пятерку.

– А какая установка? – спросил его Салават.

Заведующий на него с неодобрением посмотрел, затем, видимо, не желая говорить на эту тему, произнес:

– Видите ли, я первый год замужем, госэкзаменов не проводил, еще не вошел во все тонкости.

– Тут не тонкости, – заметил я. – Обычно, если на экзамене по практическим навыкам в клинике студент у постели больного молчит как пень, ему все равно не принято ставить двойку.

– У нас установки свыше нет, – без тени сомнения сказал заведующий. – Скажу более того, когда ректор и проректор по учебной работе принимали решение о приеме госэкзаменов по практическим навыкам на нашей кафедре, то исходили из того, что студенты справятся с заданиями и получат высокие оценки. Ведь преподаватели их натаскивали у нас на третьем, четвертом, пятом курсах, а затем на шестом курсе эстафету в клинике подхватываете вы. Так что полный вперед. Скажу более того, и ректору, и проректору, и декану даже интересно, какие будут оценки без мухлевки.

– Сидя в своих кабинетах, они витают в облаках, – заметил Салават.

– Что ж, чудесно, только некоторым студентам мы наставим нулей, – сказал я.

– Нуль – это когда студент вошел к вам в кабинет, прочитал про себя три вопроса и не открыл рта. А если он что-то произнес, то за смелость – один балл, – внося в разговор элемент свободы и непринужденности, сказал заведующий.

– А на вас это не отразится? – спросил Салават.

– Никоим образом. Я же им не преподавал. Еще раз говорю: не бойтесь, если студент не знает, ставьте ему то, что он заслуживает. За колы и нули не переживайте. Если возникнет внештатная ситуация, из нее всегда можно будет вывернуться. Так что ждем вас завтра в восемь тридцать без опозданий.

8

В день экзаменов по практическим навыкам многие студенты пришли на кафедру загодя, и у дверей в вестибюль была толпа. Преподаватели же стали подходить на экзамен за пять-десять минут до начала экзаменов. Студенты перед ними, пропуская к двери, расступались и подчеркнуто вежливо здоровались. Это обычное явление, а как пройдут экзамены, то иной студент пройдет мимо преподавателя и сделает вид, что его не заметил.

Кафедра практических навыков к госэкзаменам подготовилась основательно. Здесь продумали все до мелочей. В вестибюле поставили большой, накрытый белоснежной простыней, стол. На нем разложили билеты. Хозяйкой за столом была методист кафедры, а на время экзаменов секретарь – красивая, с приятным звонким голосом девушка. У нее восточный тип лица и в честь такого дня – высокая, оригинальная прическа. Она свободная девица и ей явно хочется понравиться парням. На пальцах у нее два с дорогими камешками золотых кольца. Для студентов секретарь – чуть ли не главное лицо. Кое-кому она подсунет нужный билетик, только при сдаче студентами практических навыков она этой возможности будет лишена.

Встречая экзаменаторов и членов государственной экзаменационной комиссии, секретарь мило улыбалась, а заведующий кафедрой практических навыков, крепко каждому жал руку. Обстановка перед экзаменами была доброжелательная.

Билеты на столах у экзаменаторов разложены, один к одному, в четыре столбца. Их много, но сдать экзамен по практическим навыкам несложно, ибо содержание вопросов в билетах не держится от студентов в тайне. Материал знакомый и проштудированный не на одном курсе, объем его не столь велик, как при сдаче теоретического экзамена в один день по терапии, хирургии и акушерству. Нужно только иметь мало-мальские способности и подзубрить. Только беда в том, что у большинства наших студентов со способностями проблемы, а есть и такие, кто приходит сдавать государственный экзамен, как говорят студенты, «на шару». Они даже не интересуются вопросами билетов и не заглядывают в учебник, ибо какую они получат оценку, для них все равно, к тому же они знают, что никто у нас на госэкзаменах за многие годы не получал двойку и не был отчислен из университета. У нас, если студент допущен к госэкзаменам, то он получает диплом.

Ровно в восемь тридцать заведующий кафедрой собирает в вестибюле всех экзаменаторов и членов государственной экзаменационной комиссии и громко говорит:

– Все экзаменаторы в сборе, начинаем студентов запускать, прошу занять рабочие места. Будем надеяться, что первый блин не будет комом.

9

В комнатушке для экзамена по терапии я увидел белокурую старушонку, которая посмотрела на меня выцветшими, но живыми, веселыми глазами.

Она бодро для своих лет встала с кушетки и, артистично протягивая сухонькую ручку, представилась:

– Неля Ирековна. Сегодня я буду разыгрывать перед вами больную.

Мы разговорились. Неле Ирековне восемьдесят лет, но с виду не скажешь – живая, сухонькая и полна оптимизма. Года наложили отпечаток на ее лицо, но постарела она ровною здоровою старостью: ни болезненных пятен, ни глубоких нависших над глазами и ртом морщин, ни тусклого, скорбного взгляда.

Видно было, что ей живется не богато, но хорошо, что она если и борется, но не дает одолевать себя жизни, а сама одолевает жизнь и тратит силы в этой борьбе скупо. Голос у нее со старческой хрипотцой, но ходит она без клюшки и не горбится. Блещущий добротой взгляд озаряет ее лицо. Я в ней сразу распознал близкую мне по духу артистическую натуру.

Она бывшая балерина Татарского театра оперы и балета.

Мы поговорили о том о сем, а затем я ее не без живого интереса неожиданно спросил:

– Как вы оцениваете состояние современного балета?

Собеседница с удивлением вскинула на меня глаза.

– Мне здесь еще никто не задавал подобные вопросы. – По ее губам пробежала легкая улыбка, лицо оживилось, и она продолжила: – Недавно я смотрела по каналу культуры передачу об Игоре Моисееве. Запись двухтысячного года. Он говорит о том, что ему год от года работать с молодежью даже в плане дисциплины все труднее и труднее. Раньше к нему в труппу приходили девушки и парни из художественной самодеятельности до самозабвения преданные, влюбленные в искусство. В народном танце главное не техника, а душа, и эта аура влюбленности в корневое искусство передавалась зрителям. Теперь же душа, если она и сохранилась, то только отдельными отблесками, и это чувствует зритель. На первое место вышла техника, но и она подводит. Игорь Моисеев своих учеников спрашивает: «Почему вы плохо танцуете?» А ему они отвечают: «Мы танцуем так, как нам платят». А платят у нас за истинное искусство, сами знаете как. Да раньше бы ни у кого не повернулся язык нечто подобное сказать. Каждый был счастлив уже тем, что он прикоснулся к народному танцу, что он на сцене. То же самое происходит и в балете, и в опере, и в драматическом театре. Я часто вижу: бегают балерины по сцене, машут руками, прыгают, а глаза пустые.

– Врачи, кстати сказать, тоже говорят, что мы работаем так, как нам платят, – заметил я. – На первое место вышли деньги.

– Да. Теперь по центральным каналам не показывают серьезное искусство. Все заменила глупая, хорошо оплачиваемая, эстрада. Все для нетребовательного зрителя: хи-хи, да ха-ха. Грустно.

– Нечто подобное можно сказать и про наших студентов, – сказал я. – Год от года их интеллектуальный уровень становится все ниже и ниже. Мало кто из молодых людей смотрит канал «Культура», редко кто развивает в себе эстетическое чувство. Классику почти никто не читает.

– Учение – это чтение, еще Пушкин говорил.

Дверь в нашу комнатушку открывается, входит студентка и сразу становится словно светлее.

– Терапию сдать можно?

– Пожалуйста, проходите, присаживайтесь.

Студентка садится на стул всего лишь в метре от меня. Округлый овал лица, черные, живые умные глаза – они малость косят, но это красит ее – прямой нос, чувственные губы, вдумчивость и серьезность, смешанная с необыкновенно молодым, почти детским выражением лица.

– Ваша фамилия?

– Рахматуллина Роза, – студентка сделала паузу и добавила: – Марсовна. Билет номер семнадцать.

Я вношу фамилию, инициалы студентки и номер билета в экзаменационный лист.

Девушки, так же как и ребята, на шестом курсе считают себя вполне взрослыми, многие предпочитают распределиться по окончании вуза так, чтобы жить отдельно от родителей, но материально почти все зависят от них. Девушек на занятии я называю девочками, а некоторые молодые преподаватели обращаются к студентам по имени-отчеству.

– Отвечать можно? – спрашивает Роза, блестя красками молодости и живой веселостью глаз. Она открыто, даже с некоторым кокетством смотрит на меня, ибо знает, что она мне нравится.

Мысленно я уже настроился поставить ей на все вопросы по пять баллов. Посредственные студенты ведут себя совсем не так.

– Мы вас внимательно слушаем, – говорю я и переглядываюсь с Нелей Ирековной, которая доброжелательно и с интересом смотрит на девочку.

– Первый вопрос: определить наличие свободной жидкости в брюшной полости.

– Показывайте и поясняйте.

«Больная», понимая, что требуется от нее, сняла пижаму и легла на спину, нисколько не стесняясь своего худенького старческого тела. Студентка между тем подошла к раковине, чтобы помыть руки, но горячей воды не было.

– Почему-то у всех студентов пальчики холодные, – сказала Неля Ирековна, когда студентка дотронулась до нее.

– Волнуемся, при этом преобладает тонус симпатической нервной системы, происходит спазм периферических сосудов, – сказала Роза.

– А у вас руки умелые. Я по рукам могу, как преподаватель, поставить студенту оценку.

Студентка стала показывать, как следует определять наличие свободной жидкости в брюшной полости. Она толково комментировала свои действия, а я с интересом слушал и смотрел на нее, не задавая дополнительных вопросов. При этом в моей голове, как обычно в подобной ситуации, шевельнулась мысль: «Что ни говори, а в нашей профессии есть нечто привлекательное».

Роза обстоятельно ответила на первый вопрос и посмотрела на меня.

– Пожалуйста, продолжайте.

– Вопрос второй: определение методом перкуссии границ сердца.

– Как вы будете определять границы сердца: в положении больного лежа или стоя? – спросил я, желая побеседовать со студенткой.

– Можно лежа, а можно и стоя. Границы сердца от положения больного не изменяются.

– А при каком заболевании границы будут изменяться?

Роза задумалась и нахмурила брови, что очень шло к ее лицу.

– При скоплении… – направляя в правильное русло ее мысль, произнес я.

– Жидкости в полости перикарда, – поймала студентка подсказку на лету.

– А теперь определите верхнюю границу сердца.

Студентка блестяще справилась с заданием и стала отвечать на вопрос по неотложному состоянию: мероприятия при анафилактическом шоке?

– Вы нас порадовали ответом, – в заключение сказал я.

– А что вы мне поставите? – кокетливо спросила она. Изучение наук не наложило отпечаток на ее женственность.

– Конечно же, пятерки. Скажите, какие у вас планы на будущее? Вы куда распределились?

– Если повезет, поступлю в ординатуру по терапии.

– А если не повезет?

– Тогда пройду интернатуру и вновь постараюсь попасть в ординатуру. Мне еще хочется учиться. Моя мечта поехать учиться в Америку или в какую-то европейскую страну, но для этого нужны деньги. Я знаю языки.

Перед тем как уйти, студентка одарила нас милой улыбкой, а я подумал: «Это про таких людей, как она, Федор Михайлович Достоевский писал, что “есть натуры до того прекрасные от природы, до того награжденные Богом, что даже одна мысль о том, что они могут когда-нибудь измениться к худшему, вам кажется невозможною. За них вы всегда спокойные”».

– Смышленая девочка, ответила играючи, – сказала Неля Ирековна, когда мы остались одни.

Тайное умиление медленным лучом прошло у нее по лицу и застыло в задумчивых глазах.

– К сожалению, подобных студентов на потоке единицы.

– Для таких, как она, экзамен – праздник, а для большинства – мученье.

– Мне кажется, – сказал я, – если она станет работать врачом, то на фоне других докторов будет выглядеть белой вороной.

– На месте любого заведующего кафедрой я бы таких студентов сразу оставляла в аспирантуре. Со временем она бы стала квалифицированным преподавателем. Пока я здесь играю больную, то присматриваюсь не только к студентам, но и к преподавателям. К некоторым из них я бы на прием не пошла – ни интеллекта, ни культуры общения, ни ума, – заметила бывшая балерина.

10

Через несколько минут входит студент. Лицо у него смуглое, добродушное, улыбчивое, но непроходимо глупое, на голове – черная шапка давно не стриженных курчавых, как у цыгана, волос. Когда он не к месту улыбается, сверкают белые крепкие зубы.

«Тебе, парень, стоять бы за прилавком на базаре, продавать сухофрукты, а ты зря околачивался в университете в течение шести лет», – подумал я, глядя на него.

– Фамилия, номер группы?

– Дзакаев Михмед Анасович, двадцать первый билет, – отвечает студент тихо и робко, словно стыдится своей фамилии.

– Какие у вас вопросы?

– Паль-пи-ровать селезенку, – чуть ли не по слогам читает Михмед.

– Ну, так не теряйте времени.

Студент нахмурился, его черные, густые брови задвигались. Было впечатление, что таким образом он стимулирует мыслительный процесс.

«Больная», лежа на спине, расстегнула пижаму и оголила живот.

– Не стесняйтесь, показывайте.

Студент неловко сел на стул и неуверенно положил правую руку на живот «больной».

– Показывай, Михмед, показывай.

Михмед как-то странно стал шевелить пальцами.

– Дорогой, да ты ведь, как пропальпировать селезенку, не имеешь представления, живот не пианино.

Михмед поворачивает голову и смотрит на меня, словно собака, которая хочет что-то сказать, но не может. На его лице появляется жалостливая улыбка. И тут меня осеняет предположение о том, что за этого студента кто-то должен был меня попросить зачесть ему экзамен, но постеснялся и не попросил, а ему не понятно, почему я его спрашиваю по всем правилам. За таких студентов часто кто-то хлопочет.

– Зачитайте второй вопрос.

– Ха-рак-теристи-ка пульса, – неуверенно, чуть ли не заикаясь, читает студент. На лбу и висках у студента появляются капельки пота.

«Больная» садится на кушетку и кладет руки на колени с тем, чтобы студент нащупал и проверил на обеих руках симметричность пульса.

Михмед смотрит на меня, и вновь по его губам пробегает жалостливая улыбка. Он как бы хочет сказать, что очень сожалеет, что таким образом ему приходится сдавать экзамен.

– По глазам вижу, не знаете. Зачитайте третий вопрос.

– Неотложная помощь при парок-сиз-маль-ной желудоч-ковой тахикардии, – читает студент и, словно прикусив язык, молчит.

– Ну, этот вопрос вас спрашивать бесполезно. Я не могу вас вспомнить по циклу пульмонологии, скажите, вы мне сдавали зачет?

– Нет.

– По положению, вас не должны были допускать до госэкзаменов.

Михмед молчит, ему нечего сказать. Надо полагать в медуниверситет он поступил не по своей воле – пристроили родители.

– Кстати, откуда вы родом.

– Из Чечни.

– Идите, очень печально.

За каждый из трех вопросов я ставлю студенту по нулю.

– Я и раньше знала, что у нас многие врачи не на уровне, но не думала, что до такой степени. А ведь в медицинский очень большой конкурс, – с грустью говорит Неля Ирековна.

11

– Раньше от нас, как только началась перестройка, почти ежегодно один два ординатора или даже студента, – говорю я Неле Ирековне, – уезжали в Америку, учились там, становились докторами и даже получали гражданство, а теперь – это большая редкость – одаренных студентов раз-два и обчелся. Наш медицинский диплом в цивилизованных странах недействительный, и наших докторов не подпускают к больным, они еще должны там доказать свое право быть врачом.

– А что для этого надо?

– Если кто-то хочет устроить свою жизнь «за бугром», то он должен хорошо владеть английским и сдать экзамен по языку, но это не главное. Чтобы подтвердить врачебный диплом, претендент должен сдать тесты. Это около десяти тысяч вопросов по всем разделам терапии. Но это еще не все. Он должен также сдать экзамен по больным. Методика сдачи следующая: наш бывший студент входит в отдельную комнату, где на кушетке лежит больной. Больного играет актер. Экзаменующийся должен за пятнадцать минут побеседовать с больным – как мы говорим, собрать анамнез, затем больного прослушать, простукать, поставить ему верный диагноз и назначить лечение. За работой соискателя в соседней комнате по монитору наблюдают несколько профессоров. При этом они обращают внимание на все: как будущий доктор держится с больным, как собирает анамнез, как проводит обследование, не говоря уж о том, верно ли он ставит диагноз и назначает лечение.

– Почти все, как у нас, – говорит не без иронии Неля Ирековна.

– Отдаленно по форме, но не по содержанию. Там к аттестации врачей подходят очень серьезно, поэтому среди них практически не встречается плохих докторов. Доктор – это престижная, социально значимая, хорошо оплачиваемая профессия. За одно ночное дежурство в американском госпитале доктор получает семьсот долларов. А вот выйти удачно замуж нашим девушкам там сложно.

– А у нас, как в народе говорят, дураков бог кормит.

– И контроль за докторами на каждом шагу: почти каждая операция и роды записываются на камеру.

– А у нас, если что, не найдешь концов.

– Экзамен у них длится несколько дней. За это время будущий доктор должен проэкзаменоваться на семнадцати больных. Они страдают различными заболеваниями; сложность обследования и постановки диагноза, а также тяжесть состояния у всех больных разная.

– Неужели наши выпускники выдерживают такой экзамен?

– Представьте себе. Но это же лучшие из лучших, можно сказать, единицы. В цивилизованных странах нет такого понятия, как сдать экзамен за взятку или по блату. Если студент, сдавая экзамен, списывает и это заметят другие студенты, то на него доложат, и это считается признаком хорошего тона. У нас же в студенческой среде – корпоративная солидарность. Лет восемь назад к нам в университет приезжал из Америки профессор-нефролог. У нас со всего потока сколотили группу из десяти самых лучших студентов. Все они владели английским. Профессор в течение нескольких дней проводил с этими студентами практические занятия, а когда его спросили: понравились ли ему наши студенты, то он ответил, что у него временами было впечатление, что перед ним не российские, а американские студенты. Что бы он, интересно, сказал, если бы ему пришлось позаниматься с обычной группой!

– А что сказали наши студенты об американском профессоре?

– Сказали, что он ведет занятия оригинально, интересно и вовсе не по учебнику. Еще их очень удивило то, что держался он с ними очень свободно и просто. Наши, кстати, профессора в отличие от американцев не ведут со студентами практических занятий. Они отнеслись к американскому профессору очень прохладно.

– У нас, видимо, только в хореографических училищах – все по – честному. Мало иметь фигуру, но нужны еще способности и желание трудиться и трудиться. Все у нас на виду.

– Поэтому и дипломы хореографических училищ России котируются по всему миру. А в нашей системе здравоохранения можно работать всего лишь, мало – мало грамотным. Если на шестом курсе провести госэкзамен по американским или европейским меркам, то трудно даже представить, сколько студентов у нас его не сдадут.

– А мы больные страдаем, – говорит Неля Ирековна и глубоко вздыхает.

12

В первый день экзаменов по практическим навыкам кафедру посетили ректор и семенящий за ним во всем ему угождающий проректор по учебной работе.

Три года назад, когда была плановая лицензионная аттестация университета и понаехало к нам много проверяющих профессоров не только из Москвы, но и из других вузов России, гостей неожиданно приятно удивили: их провели по всем учебным комнатам вновь созданной кафедры практических навыков. Здесь все тогда было с иголочки и сияло белизной, словно в операционной. Это произвело на уважаемых профессоров впечатление. Представительная комиссия по достоинству оценила казанское ноу-хау на иностранный манер. В пространном отчете организация кафедры практических навыков была упомянута отдельной строкой как передовой прогрессивный опыт, который следует внедрять во всех медицинских вузах России.

И вот теперь руководство университета в канун очередной плановой аттестации, которая проводится в медицинских вузах России один раз в пять лет, решило вновь всех удивить – удивить тем, что госэкзамены по практическим навыкам студенты у нас сдают не только в клинике у постели больных, но и на кафедре практических навыков, то есть в два этапа.

Когда ректор и проректор вошли в вестибюль, секретарь, приветствуя их, встала во фронт, а затем побежала докладывать заведующему кафедрой, о том, что на экзамен пожаловало высокое начальство.

Приветствуя ректора, встали со стульев и члены государственной экзаменационной комиссии, профессора с кафедры рентгенологии, истории России, организации здравоохранения, патологической физиологии и председатель лицензионной комиссии Минздрава Республики Татарстан. До прихода ректора они, сидя не в экзаменационных комнатах, приятно проводили время, рассказывая друг другу байки не только на медицинские темы.

Словно соревнуясь в преданности и любезности, склоняя убеленные сединой головы и, насколько позволяет приличие, сгибаясь в пояснице, они поздоровались с ректором и проректором, крепко пожимая им руки.

– Пройдите пока за дверь, – тихо сказала в это время секретарь двум студентам, которые подошли к ее столу.

Профессора встали вокруг ректора в полукруг, а он, будучи в хорошем настроении, но, не показывая этого, стал сухо рассказывать, как ему в голову пришла идея создать эту кафедру, и какая при этом им была проявлена производственная смекалка, и во сколько это университету обошлось.

Профессора внимательно слушали ректора и часто кивали в такт его речи головами, но каждый при этом думал о своем: проректор о том, что идею создать кафедру практических навыков подсказал ректору он, но он об этом почему-то запамятовал. Профессора же думали о том, что кафедра была создана на полученные от студентов коммерческие деньги, которые ректор мог бы пустить на зарплату им, профессорам и тем преподавателям, кто занимается со студентами, что статус профессорско-преподавательского состава в университете как никогда принижен, зато в почете те люди, через руки которых проходят деньги. «Нам шиш, – думали они, – а себя-то ректор, небось, не обижает, и проректоры у него на контракте. А о декане коммерческого факультета и говорить нечего – она катается как сыр в масле».

Поспешной деловой походкой подошел заведующий кафедрой практических навыков и остановился в двух шагах от ректора как вкопанный. Ректор, не желая прерывать свою речь, чувствуя приятное щекотание в правой ноздре, чуть заметно кивнул ему, он испытывал тихое удовлетворение от интонаций своего начальственного голоса. Ему нравилось, что все с почтением внемлют ему.

Ректору было под семьдесят, но он еще держался – среднего роста, можно сказать, не толстый и не худой, с суховатой ноткой в голосе. В разговоре с ним многие испытывали чувство неуюта. Его голова не была полностью седой, на лице – маска, позволяющая скрывать мысли. Особенно подавлял его взгляд, холодный, отчужденный, как бы безразличный, но теперь, когда он пришел осматривать свое детище, в них теплились огоньки. Будучи в душе чиновником, внешне он ни в чем не любил вольностей, вот и теперь, несмотря на то, что на дворе была жара и все мужчины – экзаменаторы и члены ГЭК были в рубашках-безрукавках и без галстуков, на нем был сшитый по заказу, отлично сидящий строгий черный костюм.

– Доложите, как проходит экзамен? – обратился, наконец, ректор к заведующему кафедрой практических навыков.

– Слава богу, сбоев в организации экзаменов нет. Мы все продумали до мелочей. Члены госкомиссии могут подтвердить, – уверенно ответил завкафедрой, безошибочно улавливая при разговоре с ректором нужный тон.

– Со стороны членов государственной экзаменационной комиссии нареканий нет, – заметил заведующий кафедрой истории России.

– Ильяс Исламович, вот смотрите, как четко здесь все продумано, – обращаясь к ректору, сказал проректор. – Студент подходит к столу, берет талончик по тому предмету, по которому освободился экзаменатор, отвечает экзаменатору…

Ректор с удовлетворением выслушал проректора, никоим образом не выказывая своего отношения к организации экзамена, но когда его пригласили пройтись по комнатам, отказался.

– Не будем вмешиваться в экзаменационный процесс. Это будет отвлекать и экзаменаторов, и студентов, и может повлиять на объективность оценок, – сказал он. – Пройдемте в комнату наблюдений. У нас ведь есть техническая возможность наблюдать с экрана как проходит экзамен.

В течение получаса ректор и члены госкомиссии, обмениваясь репликами, наблюдали, как проходит экзамен и по терапии, и по хирургии, и по акушерству с гинекологией, и по реанимации. Только на экране телевизора изображение не всегда было четким и звук фонил, но эти погрешности словно никто не замечал. Ректор был доволен, и все были довольны.

– У вас нет еще результатов, как студенты сдают? – спросил ректор заведующего.

– Ведомости у экзаменаторов. Мы их соберем в конце экзамена. Обработаем результаты на компьютере и получим итоговую оценку.

– Судя по всему, на хорошо и отлично, – заметил, желая угодить начальству, заведующий кафедрой истории России.

– По всему видно, первый блин не вышел комом, – сказал заведующий кафедрой рентгенологии.

– Все очень достойно и на самом современном уровне, – произнес заведующий кафедрой организации здравоохранения.

Когда ректор покидал кафедру практических навыков, то обернулся к следующему как тень за ни, проректору и назидательно сказал:

– При очередной аттестации университета мы удивим комиссию в очередной раз и создадим впечатление, утрем нос москвичам. Насколько я знаю, еще нигде в России госэкзамен по практическим навыкам не проходит в два этапа.

– Всем пустим пыль в глаза, – подхватил мысль ректора проректор. «Скоро ректору будет за семьдесят, а это – возрастной ценз, освободится кресло!» – думал он.

Кстати сказать, принимали госэкзамены в цивильных условиях мы всего лишь несколько лет. Еще краска не потеряла блеск, а уж на кафедре практических навыков вновь начали ремонт. В ряду прочего размонтировали современные батареи отопления и куда-то их увезли. Вместо них привезли допотопные чугунные радиаторы, известные еще со сталинских времен.

Последние два года госэкзамен по практическим навыкам проводится на кафедре топографической анатомии. Кафедра эта располагается в здании, которому уже более ста лет. Примечательно еще это здание тем, что даже старожилы кафедры не припомнят, когда здесь проводился ремонт. Вдобавок ко всему, в коридоре стоит каталка, на которой мумифицированный труп. По нему студенты четвертого курса изучают предмет. Полы давно здесь вытерлись до такой степени, что не поймешь, из какого они были сделаны материала первоначально, по стенам трещины, уже не раз с потолка падала штукатурка, вся мебель – давно списанный хлам, но более всего впечатляет допотопная некрашеная деревянная лестница с первого на второй этаж. В свое время это, судя по всему, был черный ход. Когда по лестнице поднимаешься, она скрипит, шатается и накреняется. «Страх божий! – сказала экзаменатор по акушерству, когда я с ней поделился впечатлениями. – Как по этой лестнице поднимешься, хоть и не веришь в Бога, то обязательно перекрестишься. Здесь только снимать фильмы ужасов, а мы принимаем госэкзамен, и никто не знает, когда на этой кафедре будет ремонт».

13

К часу дня экзамен по практическим навыкам у всех студентов был принят. Я пробежал глазами по экзаменационной ведомости. Из восемнадцати студентов четверо по терапии получили неудовлетворительные оценки. Это при том, что в первый день из трех групп сдавало экзамен две сильные группы. В каждой из них по пять студентов шли на красный диплом, но из отличников только трое сдали на пятерки. Аналогичные результаты были и у Салавата Зарифовича. По хирургии, акушерству и реанимации требовательность экзаменаторов была более низкой, к тому же они по инерции ставили вместо двоек положительные оценки, и, соответственно, студенты по этим дисциплинам получали более высокий балл, но и у них у некоторых «незащищенных» студентов были двойки.

Как только экзамен сдал последний студент, секретарь собрала у экзаменаторов ведомости и внесла результаты в компьютер. Всего каждый студент получил двенадцать оценок. От их сложения и деления полученной суммы на двенадцать получалась итоговая оценка.

Просматривалась тенденция: студенты, сдавшие терапию на двойки, как правило, по остальным дисциплинам получали более высокий балл и в итоге получали тройки. Так студент Закаев, не набравший по терапии ни одного балла, в итоге сдал экзамен на тройку. Надо полагать, его покровители ко мне постеснялись подойти и не замолвили за него слово, а вот по другим дисциплинам он сдал экзамен на положительные оценки.

Средний балл всех студентов, сдававших экзамен по практическим навыкам в первый день, на полбалла не дотягивал до четверки, тогда как обычно средний балл из года в год после сдачи экзамена студентами по больным и билетам был не менее четырех и пяти, то есть на балл с лишним больше.

Более того, студентка Лебедева не набрала должного количества баллов и получила двойки.

По положению студент, не получивший по практическим навыкам положительную оценку, не допускается к сдаче экзамена по билетам. Считается, что он не сдал государственный экзамен.

Заведующий кафедрой практических навыков был явно озадачен.

Как быть? При этом никто из членов госкомиссии и преподавателей не мог припомнить, чтобы у нас кто-либо из студентов в прошлые годы не сдал госэкзамен. Завязалась дискуссия. При этом профессора, как только были озвучены оценки студентов, стали делиться впечатлениями.

– Лебедева – фамилия распространенная, на слуху, – заметил представитель Минздрава.

– Уж не главного ли врача Республиканского кожно-венерологического диспансера? – сделал предположение заведующий кафедрой организации здравоохранения.

– Нет, не его. У него единственный сын, а не дочь, – ответили ему.

– Так что же будет делать? – обратился заведующий кафедрой практических навыков к профессорам – членам госкомиссии.

Ответ заведующего кафедрой истории России был лаконичен:

– Как скажет начальство.

Заведующий кафедрой практических навыков вприпрыжку побежал к проректору по учебной работе, благо его кабинет находился в этом же здании двумя этажами выше.

– Лебедева? – переспросил проректор и подумал: «А уж не дочь ли она директора полиграфического комбината? Она у него должна окончить в этом году наш университет. К нему нам часто приходиться обращаться, чтобы он напечатал то пригласительные билеты, то брошюрки, то различные программы». – Какие у студентки инициалы? – спросил он, найдя фамилию директора комбината у себя в записной книжке, но заведующий кафедрой такой информацией не владел.