Берия без лжи. Кто должен каяться? Цквитария Заза

Версия Серго Берии

Правда, мы еще не закончили рассматривать официальную версию, поскольку не приводили «показаний» других участников заговора, но они занимают особое место, и их позиция поможет нам сделать заключение, поэтому приберегу их напоследок.

Предоставлю слово Серго Берии:

«26 июня 1953 года отец находился на даче. Я уехал раньше, где-то около восьми, и через час был в Кремле. (Кабинет отца располагался в противоположном здании.) В четыре часа дня мы должны были доложить отцу о подготовке к проведению ядерного взрыва… Часов в двенадцать ко мне подходит сотрудник из секретариата Ванникова и приглашает к телефону: звонил дважды Герой Советского Союза Амет-Хан, испытывавший самолеты с моим оборудованием. «Серго, – кричал он в трубку; – я тебе одну страшную весть сообщу, но держись! Ваш дом окружен войсками, а твой отец, по всей вероятности, убит. Я уже выслал машину к кремлевским воротам, садись в нее и поезжай на аэродром. Я готов переправить тебя куда-нибудь, пока еще не поздно!»

Я начал звонить в секретариат отца. Телефоны молчали. Наверное, их успели отключить. Не брал никто трубку и на даче, и в квартире. Связь отсутствовала всюду… Тогда я обратился к Ванникову. Выслушав меня, он тоже принялся звонить, но уже по своим каналам… Ванников установил, что заседание отменено и происходит что-то непонятное. Он мне сказал: «Если уже случилось непоправимое, мы все бессильны, но за тебя постоим, не позволим им расправиться с тобой!»

У кремлевских ворот меня действительно ждала машина с друзьями. Они уговаривали меня не ехать домой, объясняя, что дорога туда уже перекрыта, а вокруг слышна стрельба…

С полдороги я вернулся к Ванникову. Он одобрил мое решение не скрываться и сразу же позвонил Маленкову. У Маленкова телефон не отвечал. Тогда он позвонил Хрущеву. Трубку сняли. «Никита Сергеевич, – начал Ванников, – рядом со мной находится сын Берия. Я и мои товарищи… знаем, что произошло. Поэтому просим вас позаботиться о безопасности молодого Берия». Хрущев ему что-то отвечал. (Потом Ванников пересказал мне смысл его ответа: мол, ничего нигде ни с кем не произошло, что вы там выдумываете?) Видно, Хрущев еще не был осведомлен, чем все закончилось.

Борис Львович, чтобы меня одного не схватили, поехал вместе со мной на городскую квартиру, расположенную на Садовом кольце. Район, в самом деле, был оцеплен военными, и нас долго не пропускали во двор, пока Ванников снова не позвонил Хрущеву. Наконец, после его разрешения, нас пропустили, что и подтверждало его причастность к происходящему. Стена со стороны комнаты моего отца была выщерблена пулями крупнокалиберных пулеметов, окна разбиты, двери выбиты.

Пока я все это отчаянно рассматривал, ко мне подбежал один из охранников и говорит: «Серго, только что из помещения вынесли кого-то на носилках, накрытых брезентом».

Охранника срочно позвали, и я не успел спросить у него, находился ли отец дома во время обстрела».

Неужели Серго Берия опять путает детали? О каких деталях может идти речь, когда он указывает на такие факты, забыть которые невозможно. Говорит неправду? Зачем, какова цель лжи? Арестовали Берию в Кремле или расстреляли в собственной квартире, это не меняло сути дела, и в деле реабилитации отца эта ложь никакого смысла не имеет. Более того, если Серго Берия пал настолько, что решил лгать, то сделать это можно было бы более умно. Зачем было переадресовывать сказанные ему слова охраннику, когда проще было соврать, что именно он, Серго, увидел человека на носилках, накрытого брезентом. Более того, лучше было бы сказать, что в человеке на носилках он опознал отца по какому-либо признаку.

Серго же вместо этого говорит, что даже не успел спросить охранника, был ли отец дома во время стрельбы. Не думаю, чтобы человек так бестолково врал. Ничего не говорю уже об ошибках в воспоминаниях.

Выше мы отметили, что кроме данных версий существует промежуточная, имеющая право на существование, особенно если примем во внимание, что Серго Берия вовсе не утверждает, что видел, как убили отца. Вполне может быть, что Берию не арестовали в Кремле, но и не убивали в квартире, а арестовали его там. После этого вполне вероятно, что его перевели в гарнизон МВО.

В поддержку данной версии существуют серьезные доводы, на которые опираются некоторые историки. Самым веским доводом являются три письма, якобы написанные арестантом на имя членов Президиума ЦК. Но даже эти письма порождают уйму вопросов.

До того как проанализируем сами письма, отмечу, что ничего уничижающего для Берия в этих письмах нет, кроме того, что в последнем письме применено одно слово «умоляю». Несмотря на это, авторство Берии можно поставить под большой вопрос.

Не буду останавливаться на содержании писем, поскольку большого интереса они не представляют. Самым объемным все же является последнее, в котором Берия, или псевдо-Берия, анализирует свою деятельность. Но в конце этого письма автор делает странный акцент: Т-щи, прошу извинения, что пишу не совсем связно и плохо в силу своего состояния, а также из-за слабости света и отсутствия пенсне (очков).

Возможно, не стоит обращать внимания на эту приписку и, возможно, действительно так и было, но зачем нужно было Берии оправдываться за плохую стилистику?

Исключено ли, что эта приписка сделана лишь с той целью, чтобы само письмо не вызывало лишних вопросов, если бы выявилось, что стиль письма и каллиграфия отличались от бериевских. Ответить на вопрос, что было в действительности, очень трудно. Несмотря на это, пока никто не удосужился провести каллиграфическую или любую другую экспертизу. Думаю, оригиналы письма не многие видели, особенно интересно, что в обнародованных фондом «Демократия» документах эти письма числятся как копии. Если уж данному фонду не дано было ознакомиться с оригиналом, думаю, вопрос экспертизы так и останется нерешенной проблемой.

Вызывает лишнее подозрение и следующее обстоятельство: Хрущев, который старается в своих воспоминаниях избегать неприятных моментов, особое внимание уделяет именно этим письмам и пишет, что из бункера Берия написал два или три письма на имя Маленкова и самого Хрущева. Исходя из его же слов, данные письма взволновали Маленкова, и он испугался последствий, но друзья подбодрили его (Хрущев явно имеет в виду, что они успокоили Маленкова и уверили, что не будут требовать с него ответа за дружбу с агентом империализма).

К чему такое внимание в воспоминаниях по отношению к письмам? Не старается ли Хрущев специально сделать акцент на этом эпизоде? Эти письма несут серьезную нагрузку для Хрущева потому, что подтверждают факт того, что Берия был арестован и его никто не убивал до суда.

Больше вопросов возникает по поводу писем, постольку поскольку их в своих воспоминаниях приводит и Москаленко, который сам же говорит, что не разбирается в юридических вопросах. Исходя из этого, военный не должен был делать акцент на эту деталь. Если бы он даже и помнил о нюансах, не думаю, что описал бы их в воспоминаниях, если бы это не было кому-либо интересно.

Но если письма что-то подтверждают, тысячи вопросов порождают детали самого ареста и положения Берии в гарнизоне МВО. Берия был неординарным арестантом хотя бы потому, что был арестован по политическим мотивам. По его делу в ближайшее время были арестованы его «соучастники»: Богдан Кобулов, Всеволод Меркулов, Владимир Деканозов, Сергей Гоглидзе, Влодзимирский и Мешик. Последние, в отличие от Берия, были препровождены во внутреннюю тюрьму МВД.

С ними провели все те процедуры, которые необходимы в данном случае: взяли отпечатки пальцев, сфотографировали, заполнили анкету и т. д. В случае с Берией эта проблема решена была подозрительно некомпетентно. Достаточно взглянуть на фотокарточку Берии, которая вклеена в анкету, чтобы догадаться – эта фотография не была предназначена для нее, и снята она не по данному поводу. Она не снята ни в анфас, ни в профиль, как принято установленным порядком.

Невозможно не согласиться с Еленой Прудниковой, которая утверждает, что с этой фотографии действительно на нас смотрит Берия, но по сравнению с Берией того периода на фотографии изображен более молодой Лаврентий Павлович. Эта фотокарточка больше похожа на вырезку из какой-либо групповой фотографии, вклеенную в анкету.

Отпечатки пальцев вообще не брали, что более чем подозрительно. Но было бы желание, а объяснение всегда можно найти. Например, А. Сухомлинов, бывший прокурор, заслуженный юрист, который фактически является единственным человеком, досконально изучившим дело Берии, данный факт объясняет немного своеобразно:

«Штаб округа – место, конечно, историческое, но для содержания подследственных непригодное, да и навыков у военных в этом деле не было никаких. Во всяком случае, при заполнении анкеты арестованного Берия, которое производил следователь прокуратуры СССР Цареградский, в штабе даже не смогли сфотографировать его, Берия, как положено – анфас и в профиль. Ограничились комическим фото штабного фотографа. Дактилоскопирование, т. е. получение образцов отпечатков пальцев, – обязательная процедура в МВД при аресте – также не производилось».

Сергей Кремлев тоже не верит в версию Серго Берии и считает, что Берия все же был арестован в Кремле и переведен в бункер штаба МВО, нестыковки же с фотографией объясняет следующим образом:

«Вот и эта анкета… В нее положено вклеивать стандартное тюремное фото анфас и в профиль. Но в штабе МВО тюремного фотографа, естественно, не было, и Берию фотографировали лишь в анфас и не с предписанной дистанции, поэтому фото получилось крупным, на нем, в отличие от большинства тюремных фотографий, лучше видны детали лица, четче просматривается его выражение и, главное, блеск глаз. Сухомлинов считает это фото почему-то «комическим», хотя оно безусловно трагично не только потому, что сделано в узилище, но и самой «фактурой» – с него смотрит на нас умный, немного – пока еще не смертельно – уставший человек без малейшей злобы и жестокости во взгляде».

Очень интересное, красочное объяснение, но если примем во внимание, что дело имеем не с искусством, а с прагматичным арестом, мы вынуждены и данный факт рассмотреть прагматично.

Ставить под вопрос утверждение Кремлева и Сухомлинова, что в военном округе действительно не было штатного фотографа и что военные не были знакомы с процедурой, которая проводится в данном случае, нельзя. Москаленко, конечно же, не побеспокоился бы заниматься данным мелочами, но если уж он решился придать вопросу хоть какой-то вид процессуальности, в первую очередь он не преминул бы спросить совета у лиц, знакомых с этими процедурами, а поскольку дело касалось переворота, поддержку в данном вопросе ему обязательно оказали бы.

Возможно, действительно была опасность того, что во внутренней тюрьме Берии оказали бы помощь, но никакой опасности для привода тюремного фотографа в гарнизон не существовало, если смогли привести следователя прокуратуры Цареградского.

Глядя на фотографию, невозможно согласиться с Кремлевым, что она снята в анфас. Тем более нельзя даже подумать, что она снята в профиль. С этой стороны более приемлема точка зрения Сухомлинова – фото действительно комическое. Вернее, комическое не само фото, а анкета, в которую оно вклеено. Легко можно заметить, что это вырезка из семейного фотоальбома: видно только лицо и то слишком крупным планом. Не видно ни фона, ни плеч. Кремлев прав в одном: на портрете не чувствуется ни злобы, ни жестокости. Добавлю, что не чувствуется в нем и волнения, что в первую очередь указывает на то, что во время фотографирования не было причин для таких чувств.

Еще раз остановлюсь на моменте, который отметила Е. Прудникова: между человеком на фотокарточке из анкеты и Берией того периода большая возрастная разница, и объяснить данный факт никак невозможно, почему и стараются не замечать его.

Неужели и отсутствие отпечатков пальцев случайность? Скажем, военные не знали о данной процедуре. Но ведь «догадались» же они, что необходимо фотографирование, чего же ограничились этой процедурой.

Более того, скажем, военные проявили завидную смекалку и догадались, что хоть какую-то процедуру проводить да надо. Но даже в этом случае откуда они взяли бланк анкеты, которую нужно было заполнить? Если у них не было фотографа, бланка МВД у них не было бы и подавно. Выходит, они все же обратились к сотрудникам МВД, которых забыли попросить провести предписанные процедуры.

Еще один интересный вопрос – что делал в бункере следователь прокуратуры Цареградский? С первого взгляда вопрос более чем неуместный. Как же иначе, следователь проводил следственные действия. Заполнение анкеты в эти действия уж точно не входит. Это дело работников тюрьмы, а не следователя. В первую очередь следователь должен возбудить уголовное дело и заполнить протокол ареста.

Немного опережу события, но по-другому описать весь этот фарс невозможно: Как нам уже известно, согласно официальной версии, Берия был арестован 26 июня 1953 г., переведен же в гарнизон МВО 27-го. Анкету, как видим, необходимо было заполнить в тот же день, и фотографию сняли бы в тот же день. Выходит, что сотрудник прокуратуры был вовлечен в дело в тот же день и протокол ареста был составлен тогда же. Без вышестоящей инстанции он этого сделать не мог. Но здесь мы стоим перед одной странной проблемой – по факту «злодеяний» Берия уголовное дело возбуждено было лишь 30 июня 1953 г., т. е. на четвертый день после ареста. Этот факт интересен не столько как процессуальное нарушение, сколько как факт, порождающий вышеизложенный вопрос – что все-таки делал Цареградский в первый же день ареста в бункере, если дело было возбуждено лишь 30 июня. Если его командировали заполнить анкету, то даже с этим делом он справился из ряда вон плохо.

Сделаем маленькое резюме по данной версии, приведем только лишь факты: 1) в анкете отсутствует подлинная фотография; 2) вовсе отсутствуют отпечатки пальцев; 3) дело даже не возбуждено; 4) имеем следователя Цареградского, роль которого не вполне понятна.

Первый вопрос, который приходит на ум: а был ли сам арестованный?

Вернемся все же к версии Серго Берии. Он не так уж одинок в данных им «показаниях», и его версию подтверждает академик Бургасов, лицо более чем незаинтересованное, вот что он вспоминает:

«…Что касается так называемого ареста Лаврентия Павловича, а фактически зверского убийства на его квартире в июне 1953 года, как свидетель событий, я должен изложить следующее: однажды в 3 часа дня в отделе появился Серго Берия. Он вошел в кабинет Ванникова и также быстро покинул его с Борисом Львовичем. После обеденного перерыва, который длился с 5 до 7 часов, я зашел к Борису Львовичу, чтобы выяснить необычную ситуацию. Он был мрачен, очень долго смотрел на меня и потом медленно, почти шепотом сообщил, что случилось большое несчастье: на московской квартире расстрелян прямо в своем кабинете Лаврентий Павлович. Борис Львович сказал мне, что после тревожного сообщения Серго о надвигающейся беде он вместе с ним поехал в особняк на Никитскую улицу. За оградой особняка стояли военные машины, а на территории ходили военные. Один из них подошел к приехавшим и сообщил, что полчаса назад из дома вынесли носилки с телом, закрытым плащ-палаткой. Стекла в кабинете Лаврентия Павловича были разбиты. Это действительная история».

Как видим, в отличие от заговорщиков показания Бургасова и Серго Берии полностью сходятся, и это при том, что Бургасову не было никакой необходимости лгать.

Выносить решения в столь запутанном деле я не собираюсь и оставлю за читателем право делать выводы.

Была ли необходимость ликвидации Берии

Возникает еще один вопрос, насколько необходимо было ликвидировать Берию. Не лучше ли было арестовать и осудить его (здесь же отмечу, что если вопрос его пребывания и порождает споры, ни один из исследователей биографии Берии, кроме, конечно, официоза, не ставит под вопрос тот факт, что на суде Берии не было).

Был Берия виновен или нет – это не играло бы большого значения. Советские суды имели обширную практику вынесения пристрастных решений, тем более что не было бы человека, который оспорил бы данное решение. С приговором согласились бы и члены Президиума, даже если приговор был бы самым радикальным.

Вот тут и возникает вопрос – а согласились бы на это члены Президиума? Были ли они готовы к радикальным действиям? Если да, то кто конкретно?

Еще раз перечислим членов Президиума, от которых зависела судьба Берии – Маленков, Каганович, Хрущев, Первухин, Сабуров, Молотов и Микоян (после смерти Сталина они вновь были восстановлены в Президиуме).

Чтобы ответить на данный вопрос, возвратимся к воспоминаниям и записям членов Президиума.

Главной фигурой Президиума был Маленков, но его оставим на десерт и начнем с Молотова.

В беседах с Чуевым он выказал слишком уж большую забывчивость. Он рассказывает о разыгравшихся событиях так, будто сам даже не участвовал и прочитал о них в далеком детстве, прочитанное же не очень-то его и заинтересовало:

…перед этим была подготовлена работа. Все-таки Хрущев тут был очень активным и хорошим организатором. В его руках была инициатива, он был Секретарем. Как организатор, безусловно, хороший.

Он вызвал меня в ЦК, я пришел. «Насчет Берии хочу поговорить. Нельзя ему доверять».

Я говорю: «Яуж вполне поддерживаю, что его надо снять, исключить из состава Политбюро».

То есть Молотов был согласен, что Берию необходимо снять, исключить из Политбюро, но радикальными эти меры назвать трудно. Спохватившись, Молотов меняет позицию:

«Со мной накануне, дня за два перед заседанием говорил (Хрущев), и с Микояном раньше говорил… И уже перед самым заседанием мы уговорились, что его мало исключить из состава Политбюро, а надо арестовать».

Насколько можно доверять этому воспоминанию? Сперва договорились снять с постов и вдруг ни с того ни с сего прямо перед заседанием решили арестовать его. С какого, интересно, перепугу? Что произошло, как так неожиданно изменилась картина, что Молотов убедился в особой опасности Берии и решил согласиться на его арест? Каков был мотив изменения решения? Спросим у того же Молотова:

«Хрущев как секретарь тогда выполнял обязанности Первого секретаря, но еще не был Первым секретарем, он был организатором всего этого дела. Почему? Он сидел в ЦК. И ему прислали информацию, видимо, такого рода, что что-то Берия готовит».

В первую очередь нетрудно заметить полную апатию бывшего министра иностранных дел к данному вопросу. Этот вопрос ему неинтересен. Но почему? Это же не обычное ординарное явление? Правда, в глазах Молотова Берия пересолил с реформами, но арестовывать за это, тем более незаконно, было чересчур. Или что значат слова: «Хрущеву, видимо, прислали информацию, что что-то Берия готовит»? Молотов даже не заинтересовался и не спросил у Хрущева, что же значит это – «что-то».

Вот как он объясняет это «что-то»: «А у него были воинские части. Помимо аппарата… Дивизия была МВД».

Интерес вызывает позиция Чуева, который выступает не как писатель, а как очевидец. За Молотова, который, как видно, и двух слов связать не может, выводы делает сам Чуев: «Готовил переворот, короче говоря. Можно так сказать?»

Опять ответ Молотова, поражающий лаконизмом: «Да, да…» и делает крутой переход совсем на другую тему, касающуюся уже самого заседания. Это «да, да» и есть весь ответ, связанный с переворотом, готовившимся Берией. Но не менее интересна и молотовская версия заседания, на котором был арестован Берия, следующая за этим полным тайны «да, да».

«На Политбюро его забирали. Я вам рассказывал некоторые подробности.

Прения были. Маленков председательствовал. Кто первым взял слово, я уже не помню. Я тоже в числе первых выступал, может, я даже первый, а, может, и второй. Заседание началось обычное, все были друзьями, но так как предварительно сговорились, что на этом заседании будет арест Берии, то формально так начали все по порядку, а потом, значит, перешли…

Были и другие вопросы, какие я сейчас точно не могу вспомнить. Может быть, с этого началось, начали с этого вопроса вне очереди, а вероятно, кто-то поставил вопрос: просто надо обсудить Берию, и тогда, значит, в числе первых я выступал: «Я считаю, что Берия перерожденец, что это человек, которого нельзя брать всерьез, он не коммунист, может быть, он был коммунистом, но он перерожденец, этот человек, чуждый партии». Вот основная моя мысль. Я не знал так хорошо прошлого Берии, разговоры, конечно, слышал разные, но считал, что он все-таки коммунистом был каким-то рядовым и, наконец, наверху где-то попал в другую сторону дела…

Берия говорил, защищался, прения же были. Выступал. «Конечно, у меня были ошибки, но прошу, чтобы не исключали из партии».

Не воспоминания, а сплошная амнезия: здесь помню, здесь не помню. Молотов вовсе не горит желанием вспомнить столь ответственный момент своей жизни именно потому, что все происходило по-иному.

Похожи ли воспоминания Молотова на слова бывшего министра иностранных дел? Когда дело рассматривает суд и адвокат старается уйти от того или иного неудобного вопроса, он дает своему подопечному или же свидетелю совет ссылаться на частичную потерю памяти в связи с возрастом или большой продолжительностью времени, прошедшего после случившегося. Но это не так просто, как кажется на первый взгляд, это целое искусство. Маленькая ошибка выдает искусственный характер амнезии, и надуманные показания будут использованы против их же автора.

Именно такая амнезия произошла у Молотова. Он старается увильнуть от неудобных вопросов, но, как видно, и это у него получается очень плохо, его же «не помню» звучит хуже, чем ложь.

Е. Прудникова постаралась проверить память рассказчика и в качестве примера привела еще один эпизод из бесед с Чуевым, которые касались начала XX века. В данном эпизоде Молотов выказал завидную память и хорошо помнит, где и при каких обстоятельствах у них лопнула шина, как они с Каменевым и Лениным зашли в деревню, где Каменева узнали, а их с Лениным нет. Думаю, очень яркий пример, показывающий, какого рода амнезией страдал Молотов.

От Молотова мы больше ничего не добьемся и поэтому перейдем к позиции остальных членов заговора. Если верить Хрущеву, Микоян был согласен на наказание Берии, но был против радикальных мер, считая, что Берия может работать в коллективе и он исправится. В своих мемуарах Микоян вспоминает, что был согласен на то, чтобы перевести Берию на должность министра нефтяной промышленности.

Когда Хрущев хотел согласовать детали заговора с Ворошиловым, последний выказал такую любовь к Берии, что Хрущев это дело переадресовал Маленкову, и, как ему известно от Маленкова, после того как Ворошилов понял, что его не разводят, он заплакал от радости.

На радостях он заплакал или с горя, мы никогда не узнаем, но то, что его позиция была непрочной, это точно. Можно сказать, что у Ворошилова не было никакой позиции. По воспоминаниям Молотова, Ворошилов был перевербован лишь перед самим заседанием.

Ничего не говорю о Первухине и Сабурове, они большим авторитетом не пользовались и на решение вопроса особого влияния не имели. Не известна также позиция Кагановича, только со слов Хрущева мы знаем, что он был согласен.

Остался Маленков, но до того, как ознакомиться с его позицией, приведу воспоминания его помощника Суханова, того самого, который обеспечил дополнительную группу Москаленко, предоставив им 5 ЗИСов.

Он сохранил для нас довольно интересную интерпретацию тех событий. Начинается эта история с заговора, который готовил Берия. В соответствии с рассказом 26 июня после обновленного спектакля «Декабристы» всех членов Президиума должны были перевести на Лубянку и предъявить обвинения.

Это утверждение настолько абсурдно, что в него не верит и сам автор рассказа. Во-первых, какой нормальный заговорщик решится арестовать весь состав правительства на глазах у изумленной публики? Во-вторых, кем были соучастники заговора Берии? Даже Наполеон смог произвести переворот 18-го брюмера лишь благодаря тому, что имел помощника в Директории.

Разве трудно найти заговорщиков, если человек имеет желание? Суханов предлагает нам в качестве заговорщиков таких лиц, что даже удивляешься, читая их имена. Эти соучастники Берии делают историю более интересной, предоставим слово В. Карпову, с которым разоткровенничался Суханов, по оценке Карпова, «человек исключительно педантичный, обладающий феноменальной памятью».

«Дошла информация о замысле Берия и до Маленкова. Он вызвал Хрущева и Булганина к себе в кабинет (по телефону говорить не стал, опасаясь подслушивания) и прямо им заявил, что знает и о заговоре Берия, и об их в нем участии. Хрущев и Булганин думали, что они теперь из кабинета Маленкова не выйдут, а их выведет охрана, которая подготовлена в приемной. Но Маленков в смутное время после смерти Сталина не хотел осложнять обстановку в руководстве партии. Главное было обезвредить Берия. И он заявил Хрущеву и Булганину, – что они могут искупить свою вину перед партией и жизнь свою сохранить только активным участием в аресте Берия. Оба поклялись быть верными партии. После этого и как бы для проверки его преданности, Маленков поручил Булганину провезти подобранных Жуковым военных в Кремль на своей машине, т. к. у них нет пропусков. Булганин это поручение Маленкова выполнил.

Жуков и другие генералы вошли в мой кабинет, который находится напротив, через приемную от кабинета Маленкова, где происходило заседание.

Заседание началось в 14.00 26 июня 1953 года. Военные ждали условленного сигнала. Этим звонком обычно вызывал меня Маленков в свой кабинет. Ждали больше часа. И вот раздались два звонка.

А в кабинете Маленкова произошло следующее. Неожиданно Маленков предложил изменить повестку заседания и рассмотреть вопрос о Берия, который хотел совершить государственный переворот.

Маленков поставил на голосование:

– Кто за арест Берия?

Голосовали «за» – Первухин и Сабуров. Против – Молотов, Ворошилов, Каганович. Воздержались – Хрущев, Булганин, Микоян.

Молотов обрушился на Маленкова с обвинениями в произволе. Вот в этот момент Маленков нажал кнопку вызова. И вошли военные во главе с Жуковым. Когда вошли военные, Берия сидел с опущенной головой и не видел, кто именно входит. Он не знал, что Маленков нажал кнопку вызова. Берия подумал, что военные входят для действий по его плану, который был намечен тоже на 26 июня. Но как увидел Жукова, так сразу все понял.

Маленков повторил предложение об аресте Берия. Теперь, при военных, все проголосовали «за». Маленков приказал Жукову арестовать Берия, что маршал и выполнил, подняв Берия с кресла и завернув ему руки за спину.

Прежде чем увести Берия в комнату отдыха, чтобы ничего не узнала его охрана, ожидавшая в приемной, Жуков спросил Маленкова: «Может быть, арестовать и членов Президиума ЦК, бывших в сговоре с Берия? Маленков не принял предложение маршала Жукова, не хотел, чтобы его обвинили в диктаторстве. Это был крупный политический просчет Маленкова, за который он позднее поплатился. А маршал Г.К. Жуков обрел врага в лице Н.С. Хрущева.

Вскоре после ареста Берия Маленкову доложили, что в кабинете Берия, на рабочем столе при обыске был обнаружен лист голубой бумаги, на котором троекратно было красным карандашом написано слово «Тревога!» На следствии Берия признался, что это было предупреждение Хрущева и Булганина о провале заговора. Если бы Берия перед заседанием заехал в свой кабинет, то он был бы спасен, и все могло кончиться большой кровью. На бланке Совмина с повесткой дня рукой Берия тоже было написано троекратно «Тревога!». Видно, он хотел как-нибудь передать этот лист охране, но не удалось. Этот бланк принесли мне».

Ух ты, куда его занесло! Даже дух захватывает. Комментировать этот бред «педантичного человека, которому можно верить», даже не стоило, если бы он еще раз не доказывал, что никакого заседания, на котором арестовали Берию, просто не было. В этом тексте нет и двух слов правды, но он передает нам ту атмосферу, которая сложилась между заговорщиками. Ни о каком единодушии не могло быть и речи, не говоря уже о доверии.

Теперь пришло время обратиться к Маленкову, который оставил не то чтобы мемуары, а документ, благодаря которому мы можем определить, на какую крайность он был готов идти.

Этот документ предоставил в наше распоряжение все тот же, фонд «Демократия»:

«ЧЕРНОВАЯ ЗАПИСЬ ВЫСТУПЛЕНИЯ Г.М. МАЛЕНКОВА НА ЗАСЕДАНИИ ПРЕЗИДИУМА ЦК КПСС [Не позднее (?) 26 июня 1953 г.]

К РЕШЕНИЮ ВОПРОСА О БЕРИЯ [Помета на обороте листа: «Из архива Маленкова по описи № 179». – Сост.]

Протокол № 10 от 26 июня 1953 г.

Враги хотели поставить органы МВД над партией и правительством. Задача состоит в том, чтобы органы МВД поставить на службу партии и правительству, взять эти органы под контроль партии. Враги хотели в преступных целях использовать органы МВД. Задача состоит в том, чтобы устранить всякую возможность повторения подобных преступлений. Органы МВД занимают такое место в системе государственного] аппарата, где имеется наибольш[ая] возможность злоупотребить властью.

Задача состоит в том, чтобы не допустить злоупотребления] властью.

(Большая перестройка; исправление] методов; агентура; внедрять партийность.)

Комитет – внутр[и] взоры на врагов друзей защищать вне – разведку наладить МВД – задача – (лагери долж[ны]проверить]….)

1. Факты – Укр[аина], Литва, Латв[ия]

Нужны ли эти меропр[иятия]

Что получилось, как стали понимать?

МВД поправлял [партию и правительство]

ЦК – на второй план

2. Пост Мин[истра] внутренних] дел у т[оварища] Б[ерия] – он с этого поста контролирует] парт[ию] и пр[авительст]во[.] Это чревато большими опасностями, если вовремя, теперь же не поправить.

3. Неправильно и др.

Суд – подг.

Особ[ое] совещ[ание] факты

венгер[ский] вопр[ос] – Мы заранее не сговаривались (Еще подчеркнуто!)

Герм[ания] – чекиста послать?руков[одителя]послать? Правильно ли это – нет!

Надо вовремя поправить. – Подавление коллектива. Какая же это колективн[ость]

Безапелляционность – покончить

4. Разобщенность, с оглядкой. Письмо о Молотове? Настраиваемся друг на друга!

Нужен – монолитн[ый] кол[лектив] и он есть!

5. Как исправить:

а) МВД – пост дать другому (Кр[углов]) + ЦК Управление] охр[аны] – ЦК С утра до вечера шагу не шагне[шь] без контроля Наша охрана – у каждого в отд[ельности], тому, кого охр[аняют]

(без доносов)

Мы при т[оварище] Ст[алине] недов[ольны] Орг[анизация] подслушив[ания] – ЦK – контроль Т[оварищи] не увере[ны] кто и кого подслуш[ивает]

? б) От поста зама [Совета Министров СССР] – освободить назнач[ить] мин[истром] нефт[яной] промышленности]

Потом!

в) Специальный] Комит[ет] – в Министерство] Сабуров и Хруничев

г) Президиум ЦК – по крупн[ым] вопр[осам]реш[ения] – за подп[исью] секр[етаря], Председ[ателя]?

было реш[ение]

Кто хочет обсудить… [Слово разобрать не удалось. – Сост.]»

Казалось бы, набор слов и ничего интересного в них нет, но документ говорит о многом. Посмею предположить, что запись эта сделана перед заседанием, в противном случае не было необходимости делать конспект, Маленков мог написать и весь текст.

Главная мысль этой записки заключается в том, что ни о каком аресте речи не было и большинство членов Президиума, в том числе Маленков, готовились к критике Берии и переводу его на руководство нефтяной промышленностью. Большинство членов, но не Хрущев, перевербовавший Булганина. Такая перспектива его вовсе не прельщала, и для достижения цели он был согласен лишь на самые радикальные меры. В лице своих коллег он обрел противовес, готовый в любой момент его одернуть. Эта перспектива была более реальна, если бы Берия остался в живых и мог бы принять участие в дальнейшей государственной жизни, хотя бы из периферии правительства.

Претензии, предъявленные Берии, были настолько смехотворны, что возникала опасность того, что рано или поздно сотоварищи заступятся за хотя бы арестованного Берию до того, как будет назначен суд. Именно поэтому было необходимо подключить военных, которые смогли бы решить вопрос без всяких лишних угрызений совести.

Но вот если поставить Президиум перед свершившимся фактом, опасность со стороны коллег была бы устранена, им не оставалось бы ничего другого, как подчиниться свершившемуся, тем более что против военных у них не было никаких средств.

Не меньшей была и проблема охраны Берии, значение которой заговорщики вовсе не переоценивали. В Кремле арест Берии был невозможен, и это доказывается хотя бы тем, что в будущих мемуарах заговорщики даже не смогли объяснить, как же все-таки справились с этой проблемой. Поэтому и было решено ликвидировать Берию, и для достижения цели провели не дворцовый переворот, а военную операцию, включая тяжелую технику и даже авиацию.

Люди Берии отказались бы от борьбы лишь в том случае, если бы Берия был ликвидирован, а иначе он был опасен. Именно на это был рассчитан план Хрущева и Булганина, о котором, вполне возможно, Маленков и не знал.

Наконец поставлю еще один вопрос, связанный с официальной версией «ареста» Берии. Этот вопрос возник бы сам по себе, особенно после прочтения записей Маленкова.

В соответствии с данной версией было назначено заседание не то Совета Министров, не то ЦК. Это подтверждают все, в том числе и Серго Берия.

Как мы могли убедиться, Маленков даже готовился к заседанию, но, несмотря на это, мы знаем о нем лишь понаслышке из слов псевдоучастников. Но, спрашивается, почему? Где же протокол заседания, где стенограмма?

Все уверяют нас, что товарищи, клеймя Берию, выступали с речами, указывают даже на последовательность выступлений, говорят, что и сам Берия оправдывался. Если все были заранее подготовлены к заседанию и старались придать аресту законную форму, то они должны были застенографировать эти речи. Если же им было все равно, будет заседание иметь законную форму или нет, достаточно было одного приказа Маленкова или Хрущева: «Арестовать Берию».

Как видим, решение об аресте было принято лишь в последнюю минуту и отсутствие стенографистки встревожило бы не только Берию, тем более что заседание длилось более часа.

Так или иначе Берия был ликвидирован, но его ликвидации необходимо было придать законную форму. Для массы необходима была легенда о справедливом суде над буржуазным перерожденцем. Хотя до псевдосуда Берии и его «приспешников» еще далеко. До тех пор его должна была судить партия, с которой он посмел тягаться.

Июльский пленум. Триумф партии

С первого взгляда, читая стенограмму пленума, не очень-то и понимаешь, чего же все-таки хотели «обвинители», в чем они обвиняли бывшего министра. Сам характер заговора и форма его осуществления интригуют. Читатель готов к самым ужасным обвинениям, готов услышать на пленуме целый список преступлений, предусмотренных Уголовным кодексом, ожидает, что хоть на пленуме будет понятно, что же такого совершил Берия.

После прочтения речей выступающих можно даже растеряться, не понимаешь самого смысла созыва. Неужели стоило собирать стольких уважаемых людей, чтобы посудачить о том, кому что нравилось в Берии, а кому что не нравилось? В любом дворе бабушки более ясно передают мысль, чем это делали высшие руководители огромного государства.

Но так кажется только с первого взгляда. Проанализировав все обвинения, которые предъявили Берии, можно понять, что логичная мысль здесь есть. Лейтмотивом выступают преступления Берии перед партией, и это дает нам возможность реально оценить, кто был действительным противником Берии. Его противник был многолик, имя ему – партия.

Как уже отметили выше, партия превратилась в джинна, которого выпустил из бутылки Сталин, а запихнуть обратно так и не смог. Берия боролся против этого джинна, целью которого было лишь сохранение собственных привилегий. Борьба с таким страшным врагом была обречена на поражение.

Этот факт еще раз объясняет, почему не сопротивлялись «старогвардейцы» Хрущеву, для которого партия была всего лишь оружием в борьбе с Берией и за власть.

На июльском пленуме у партии были все возможности расплатиться с Берией за все нанесенные ей обиды. По существу данный пленум был настолько слаб и неподготовлен, что его участники не смогли сформулировать каких-либо конкретных доводов, которые можно было бы преподнести как преступление. Но для членов пленума вполне было достаточно и той галиматьи, которую они постарались привести в качестве доводов. Они слушали то, что и хотели слышать.

На неподготовленность пленума и слабость ораторов указывает хотя бы то, что в будущем даже пришлось фальсифицировать стенограмму пленума, что выразилось не только в украшении слов ораторов, но и в их смысловом изменении. Всему виной было то, что на радостях они сказали слишком много глупостей в пользу Берии.

Данная стенограмма, вернее обе стенограммы были предоставлены нам фондом «Демократия», и поэтому ставить под вопрос их подлинность никто не собирался, поскольку данный фонд вовсе не отличается любовью к Берии.

До начала пленума Президиум ЦК КПСС принял «срочное» и «справедливое» решение восстановить в партии бывшего министра МГБ Игнатьева.

Ничего не скажешь, начало впечатляющее. Игнатьева, виновного в большинстве преступлений, в которых обвинят Берию, восстанавливают в партии, Берию же собираются судить. Да, Хрущев рубил сплеча, что и не удивительно, поскольку в этом ему не мешали его менее инициативные коллеги.

Интересно, за какие такие заслуги восстанавливали в партии невинно ущемленного в правах бедняжку Игнатьева? На пленуме, на котором обличали «Дело врачей», «Мингрельское дело» и т. д., все хорошо знали, кто был их настоящим инициатором, и эти преступления ему теперь засчитали в заслугу. Почему в таком случае не освободили из-под ареста Рюмина, Абакумова или Рухадзе?

На данный вопрос трудно дать ответ, поскольку требовать от заговорщиков логических действий трудновато. Хотя этот шаг может показаться вполне даже логичным, если совместить его с тем фактом, что на пресловутом заседании 26 июня должны были разбирать вопрос, связанный с преступными деяниями Игнатьева.

Пройди данное заседание в реальности, на нем была бы решена судьба Игнатьева, а не Берии. Простое совпадение или все же между этими двумя фактами существует связь? Поскольку в деле «ареста» Берии Игнатьев не играл какой-либо особой роли (никакой властью в то время он не обладал), есть подозрения, что данный факт может иметь отношение к смерти Сталина. Под таким углом ставит вопрос Ю. Мухин. Данную версию мы уже рассматривали, и возвращаться к ней не буду.

Перейдем опять к пленуму. Открылся он выступлением Маленкова, которое касалось антипартийной и преступной деятельности Берии.

Как не раз отмечали, ничего преступного в деятельности Берии не было, а вот антипартийного сколько угодно. Опять по новому кругу его начали крыть и критиковать за те реформы, осуществить которые он стремился, будь то национальная политика, германский вопрос или другие антипартийные реформы. Не оставили без внимания и амнистию, которую объяснили злым умыслом Берии. Остается неизвестным, как собирались обобщить все эти обвинения в одно целое. Ни одно из них, ни в отдельности, ни в совокупности, не содержало в себе состава преступления. Но юридическая проблема не ставилась на первый план, поскольку участники пленума готовы были поднять руки по всякому поводу.

Приведу выдержку из речи Маленкова, несмотря на всю пафосность, все же она интересна:

«Прежде всего, Берия стал ловко и умело пользоваться своим положением министра внутренних дел и развил активную деятельность в том преступном направлении, чтобы поставить МВД над партией и правительством».

Партия, партия, партия. Вот главный акцент любого выступающего. Весь смысл речи Маленкова можно передать одним его предложением: «Разве неясно, что Берия пошел против ЦК».

«На прошлой неделе, накануне того дня, как мы решили рассмотреть в Президиуме ЦК дело Берия, он пришел ко мне с предложением предпринять через МВД шаги к нормализации отношений с Югославией. Я заявил ему, что надо этот вопрос обсудить в ЦК. Какое же это предложение?»

После этого Маленков раскритиковал политику Берии, которая была направлена на сближение с Югославией. Отметил и то, как сам противостоял агенту империализма и как спас Родину, и, что главное, любимую партию.

Особенно была раскритикована германская политика Берии. Но тут было не все так гладко, как хотелось бы Маленкову. Действительно, инициатором германского вопроса был не кто иной, как Берия, но в данном вопросе его полностью поддерживал Маленков. Выходило, что ответственность за данное «преступление» должны были понести оба политика, и разграничить, насколько был один виновнее другого, было трудно. Из воспоминаний Хрущева следует, что когда Берия прислал письма из бункера, Маленков испугался и был готов отказаться от затеи с осуждением Берии. Страх Маленкова, согласно Хрущеву, был вызван именно германским вопросом, и Маленков успокоился лишь после того, как его обнадежили друзья, уверив, что на него германский вопрос не повлияет.

Так или иначе Маленков должен был оправдаться на пленуме по этому факту и хоть как-то объяснить, почему поддерживал Берию. Сделать это нужно было так, чтобы не возникло лишних вопросов. Он отказался от соавторства и заявил, что был согласен пересмотреть правильность вопроса о курсе на форсированное строительство социализма в ГДР, Берия же предлагал вовсе другое:

«Надо сказать, что Берия при обсуждении германского вопроса предлагал не поправить курс на форсированное строительство социализма, а отказаться от всякого курса на социализм в ГДР и держать курс на буржуазную Германию.

В свете всего, что узнали теперь о Берия, мы должны по-новому оценить эту его точку зрения. Ясно, что этот факт характеризует его как буржуазного перерожденца».

Это было абсолютной правдой, как мы могли убедиться, Берия был далек от тех идеологических рамок, в которые были заключены его коллеги. Если этого требовали интересы государства, Берия был готов отказаться от идей социализма не только в Германии, но и в Советском Союзе. Маленков старается прикинуться дурачком, который не знал о смысле реформ, предложенных Берией. Поскольку он кровью (правда, чужой) искупил свою вину, данную слабость ему простили… до поры до времени.

Невозможно не сделать комментарий к словам Маленкова: Совершенно очевидно, что в свете того, что нам стало известно о Берия, мы начали по-новому, другими глазами смотреть на его деятельность».

За этой фразой укрывались все выступавшие на трибуне, но если они о гнусной личности Берии узнали от Маленкова, интересно, как у него самого раскрылись глаза? Ведь ничего нового в своем выступлении он не сказал, а все реформы Берии и так были известны членам Президиума.

Главным в выступлении Маленкова все же был вывод, сделанный им: «Первый вывод и урок касается задачи укрепления руководящей роли нашей партии, повышения партийного руководства во всех звеньях нашей государственной работы».

То же самое другими словами: «Деятельность любого из руководителей должна протекать под руководством ЦК партии».

Нет смысла передавать всю эту партийную демагогию, приведу лишь один фрагмент вывода, который показывает, что являлось целью заговора против Берии:

«Следующим выводом и уроком из рассматриваемого нами дела является то, что нам необходимо значительно и всесторонне усилить партийную воспитательную работу. У нас далеко не на высоте теоретическая, идеологическая, пропагандистская работа партии, еще слишком много в ней начетничества и формализма. Задача пропагандистской воспитательной работы состоит вовсе не в том, чтобы коммунисты заучили известные формулировки, цитаты, даты, а в том, чтобы они всей душой, умом и сердцем усвоили существо великого революционного учения Маркса-Энгельса– Ленина-Сталина, усвоили его колоссальную преобразующую силу. Главная задача всей нашей пропагандистской работы – воспитать сознание исторической непобедимости нашего великого дела, опирающегося на познание объективных законов развития общества и на такой могучий фактор, как революционная энергия, организованность и сплоченность Коммунистической партии, ведущей и преобразующей силы советского общества и мирового революционного движения».

Эти посредственности ничего не уяснили из того, что старался объяснить им Берия. Они не могли понять, что допущенные ошибки нужно исправлять, а не усугублять их. Самой большой ошибкой Сталина была идеология, которой он уделял слишком много внимания. Но данный недостаток Сталина меркнул в сравнении с его отношением к делу, которому он мог подчинить идеологию. В первую очередь Сталин был государственным мужем, и, несмотря на то что целью его был призрачный коммунизм, дело стояло превыше всего.

Берия был технократом чистой воды. Им двигало то же, что и Сталиным, но в отличие от последнего вся идеологическая демагогия для него было пустозвонством. Он отказался от идеологии. Его же противники отказались от того положительного, что имел Сталин. Они отказались от дела и стали поклоняться лишь идеологии. Для них и государство, и народ, проживающий в этом государстве, существовал лишь для партии.

Чтобы уяснить позицию участников пленума, касающуюся данного вопроса, достаточно еще одной фразы сказанной Маленковым: «Нужно поэтому оценивать работников не только с точки зрения их деловых качеств, но и обязательно с точки зрения их политической честности, их преданности партии и советскому народу, умения слить свою волю с волей и желаниями партии, умения подчиняться воле партийного коллектива».

Этот словесный понос в будущем и стал главным делом государства. Как относились к делу члены пленума, мы еще увидим исходя из дел Маленкова, которому Сталин поручил курировать сельское хозяйство.

На трибуне Маленкова сменил Хрущев. Маленков был партийным функционером, аппаратчиком по призванию, и его главным делом было выкрикивать «Ленин-Сталин». Если ему и доверяли какое-либо дело, то обязательно приставляли Берию, для того чтобы Георгий Максимилианович что-нибудь не напортачил.

Хрущев тоже был родом из партии, но не то что не был оратором, а, можно сказать, даже не мог связать двух слов. Его бред (по-другому назвать набор слов невозможно) необходимо передать прямо, без ретуши, чтобы осознать, с деятелем какого рода имеем дело. Опять же приведу лишь выдержки, в самом тексте не сможет разобраться и сам автор «речи»:

«Вот какая цель у него. Интересная такая деталь, я обратил внимание. Я считаю позорное дело с врачами, грузинское дело – это позор. Мы, члены Президиума, между собой несколько раз говорили, я говорил Лаврентию. Я получил письмо в ЦК, конечно, от генерал-полковника Крюкова, и Жуков получил это письмо. Я показал Президиуму ЦК, нужно рассмотреть. Там десятка два с половиной генералов осужденных, и Крюков осужден на 25 лет. Берия не берется за это дело разбора, а что это липа – это бесспорно.

Ворошилов. Липа.

[Хрущев.] Почему? Я думаю, что это делал Берия в тех целях – он хотел поработать с этими генералами, а потом освободить. Потому что он освобождал не просто, а он освобождал, и эти люди выходили, а он им внушал, что это Берия им вернул жизнь, не партия, не правительство, а Берия.