Ветры Дюны Герберт Брайан
– А мама? Она по-прежнему у ведьм?
– Да. – Ромбур прижал Бронсо к искусственной груди. – Обещаю: мы с тобой отправимся на Баллах IX и увидимся с ней. Отправимся прямо отсюда, и мне все равно, что скажут сестры. Посмотрим, как они попробуют помешать мне увидеться с ней! – Он отступил, оглядывая мальчика. – А когда вернемся на Икс, вместе посетим Совет. Будем противостоять технократам как единый дом Верниус. И будем достаточно сильны, чтобы добиться всего.
Три дня они не могли улететь на Каладан. Расхаживая по полу прекрасной квартиры, отведенной им комендантом Кио, герцог Лето изучал расписание полетов. Потом положил его на крытый плазом стол.
– Улететь с Балута так быстро, как я надеялся, не удастся.
Пауль нисколько не был разочарован. Дома, на Каладане, он вернется к обучению как благородный член ландсраада, а Бронсо отправится к технократам на Икс, и их вольные дни закончатся.
– Значит, мы увидим представление. Ты должен посмотреть жонглеров за работой. Ничего подобного их лицеделам ты никогда не увидишь…
– Меня не интересуют акробаты и меняющие внешность.
Целый день Лето старательно притворялся, что недоволен Паулем, хотя не мог скрыть глубокого облегчения.
Пауль признал свою вину и извинился, хотя и не отказался от чувства собственного достоинства, которое заставило его последовать за Бронсо. Он объяснил, почему считал необходимым оставаться с сыном Ромбура, несмотря ни на что.
Теперь он смотрел на отца с растущей уверенностью.
– Сэр, вы отправили меня учиться. А до того учили меня политике и искусству управления, а Суфир, Дункан и Гурни – как сражаться и защищаться. Труппа Рейнвара показала нам, как воздействовать на большую толпу, усиливать эмоции и реакции. Разве это не полезно знать герцогу?
– Ты хочешь сказать, что научился обманывать людей и манипулировать ими?
Пауль опустил взгляд, стараясь не возражать.
– Я думаю, сэр, что в деле управления государством есть место и для искусства харизматического оратора.
Джессика вмешалась, старательно сдерживая голос:
– Этому учат и Бене Гессерит. Став герцогом, Пауль может столкнуться с неожиданными опасностями и кризисами. Зачем возражать против искусства, способного его спасти? У него есть для этого средства – а теперь я вижу, что у него есть также честь и нравственные устои, чтобы знать, когда применить эти средства, а когда воздержаться.
Лето ничего не ответил.
Позже в тот же день пришел Ромбур – вступиться за Пауля. Принц-киборг хорошо знал, что именно Бронсо затеял побег с Икса.
– Я должен был защищать мальчиков, Лето, даже после того что произошло с Тессией. Пауль доказал, что он человек чести. Прошу тебя, не наказывай его. Без его храбрости Бронсо мог бы потеряться навсегда или даже погибнуть.
Наконец строгость Лето растаяла, как морозный узор на окне замка осенним утром. Он вынужден был признать:
– Я заставил Пауля дать слово, что он присмотрит за твоим сыном.
Тем не менее, герцог не собирался забывать – и не давал забыть сыну. Когда губернатор Балута пригласила всех на банкет вечером накануне представления жонглеров, Лето велел Паулю ужинать одному и думать о последствиях своего глупого, недальновидного решения, какими бы благородными ни были его намерения относительно Бронсо Верниуса.
Оставшись один в комнатах для гостей, Пауль представил себе, как старается труппа Рейнвара подготовить в Театре фрагментов сцену и все механизмы; очевидно, непрерывно идут репетиции. Паулю хотелось быть там и помогать.
Но его кое-что тревожило. Он не рассказывал родителям, что в труппе есть убийцы-лицеделы. О таких проблемах он старался забыть: если объяснит, отец еще больше расстроится и его недовольство усилится. Пауль не знал, как подступиться к этому, но понимал, что придется найти возможность. «Необходимое убийство» – не идеал дома Атрейдесов.
В дверях появился слуга в ливрее Балута, с подносом, полным яств, приготовленных лучшим поваром губернатора. От запаха еды у Пауля заурчало в животе. Слуга поставил поднос на стол и театральным жестом снял салфетку. Пауль рассеянно поблагодарил его, тот выпрямился и встретил его взгляд.
– Погоди благодарить.
Мгновенно насторожившись, Пауль увидел, как лицо слуги изменилось и стало знакомым.
– Сиелто?
– Можешь называть меня и так.
Пауль не стал добиваться более определенного ответа.
– Что привело тебя сюда? Рейнвар в порядке?
– Доставлять записку с предупреждением не в наших правилах, но… – Лицедел пожал плечами. – Но я решил сделать исключение, поскольку и так уже вмешался… когда сообщил вайку о том, кто вы такие и где находитесь. Так твоя семья узнала, что ты на Б ал уте.
– Ты это сделал? Но почему?
– Потому что вы, мальчики, живете этой жизнью, но ваше место не здесь. Ты и твой товарищ достигнете великих целей, но, если вы останетесь с бродячей труппой жонглеров, этого не случится.
Пауль нахмурился.
– Не понимаю, зачем ты мне это говоришь.
– Даже в игре может содержаться драма, которую не сразу увидишь.
– В игре? Ты про завтрашнее представление или?..
– Все часть представления, и законченного сценария нет.
– Записка с предупреждением? Драма, которую не сразу увидишь? Кто-то в опасности?
– Все в опасности, молодой человек, притом ежедневно. Опасность приходит отовсюду и обрушивается на каждого. Она может явиться в любом обличье и наряде. Сохраняй бдительность, юный друг, хотя тебя в сценарии нет.
Лицо Сиелто снова стало лицом слуги, и он вышел, не сказав больше ни слова, хотя Паулю хотелось задать множество вопросов.
Загадочные слова Сиелто не были предупреждением в точном смысле этого слова. Паулю они казались философским рассуждением. Но ведь Сиелто приходил не для того, чтобы пофилософствовать. Что-то произойдет. Сценарий? Он имел в виду заговор?
Один в комнате, молодой человек посмотрел на еду, которая больше его не искушала. Суфир Хават учил его никогда не ослаблять бдительности, и эта привычка стала второй натурой Пауля. Он не мог представить, чтобы губернатор Кио могла собрать больше охраны. Даже не имея точных данных, он решил поделиться с отцом, хотя предстоящий разговор его не радовал.
Зрители, ошеломленные представлением, должны заинтересоваться: за чей счет оно устроено.
Рейнвар Великолепный
Когда в Театре фрагментов началось грандиозное представление, Пауля обуревали чувства. Еще несколько дней назад он думал, что будет частью представления за сценой, всего лишь безымянным рабочим; сейчас он сидел с семьей высоко над сценой в частной ложе, сын благородного члена ландсраада… лучшие места в театре, по настоянию губернатора Кио. Пауль ерзал на губернаторском балконе, чувствуя себя посторонним.
Рядом ним сидит отец в официальном черном кителе с вышитым ястребом – гербом Атрейдесов; такой же черный китель губернатор раздобыла для Пауля. Джессика прекрасно выглядит в темно-зеленом платье, усеянном бриллиантами; они же украшают костюм Рейнвара Великолепного.
После того как Пауль рассказал отцу о загадочном, хотя и неопределенном предупреждении Сиелто и о том, что лицеделы участвуют в убийствах, герцог Лето нахмурился и отправил губернатору послание, предлагая усилить меры безопасности.
Но решил не прятаться.
– Нам вечно угрожают, Пауль, и мы не можем позволить себе прятаться и не выходить на публику. Как часто говорил мне старый герцог: «Если тобой управляет страх, ты не должен править».
Пауль сидел молча, он едва притронулся к еде, хотя в животе урчало. Он восхищался отцом и не хотел, чтобы тот в нем разочаровался.
– Я буду поступать лучше, сэр. Обещаю.
– Постарайся. – Лицо герцога смягчилось. – К тому же я не хотел бы пропустить представление, которое так важно для тебя.
Удивительно, но сейчас герцог выглядел куда спокойнее, он ничего не боялся, и это внушило спокойствие Паулю. Придя в театр с семьей, он сразу заметил усиленные меры безопасности. Стражники губернатора Кио в красных мундирах были повсюду, они внимательно осматривали всех входящих, с помощью сканеров искали оружие; досмотры шли во всех уголках здания. Конечно, Сиелто и его лицеделы умели походить на кого угодно, но Пауль был по крайней мере уверен, что они не смогут пронести оружие.
Внизу под ними на арене оживленно расхаживал предводитель жонглеров; загорались огни, хрустальная архитектура отражала и усиливала их, превращая в радуги. В зале, заполненном тысячами людей, гремел голос Рейнвара:
– Каждый зритель наш друг. Добро пожаловать, отметим предстоящее обручение губернатора Кио с Прето Хироном!
Он поднял руки, привлекая к себе внимание зрителей, словно был центром тяготения.
Со своего места на центральном балконе величественно поднялась Альра Кио. Ее черные волосы венчала золотая тиара, зеленое платье сверкало вплетенными стеклянными нитями. Левой рукой она взяла за руку Прето и подняла с места мускулистого молодого актера. Ее возлюбленный проявлял юношеский энтузиазм и легкую застенчивость, кланяясь обширной толпе.
Зрители зааплодировали, но Пауль чувствовал, что аплодисменты не столь дружные, какими могли бы быть. Губернатор Кио старательно показывала, что все в порядке, но целая секция в зале молчала.
Пауль никак не мог перестать думать о странном предостережении Сиелто. Обостренная чувствительность лицеделов должна была нацелить их на зарождающуюся вражду местных правящих домов. Их наняли для очередного «необходимого устранения»? Или тут какая-то другая опасность?
Эрл Ромбур сидел в укрепленном кресле справа от губернатора. Официальный государственный мундир и свободный шарф скрывали искусственные органы, но спрятать шрамы было невозможно; моторы, приводившие в движение его тело, негромко гудели. Внимательный к своему давнему пациенту, за ним в тылу ложи сидел доктор Веллингтон Юэх; отсюда он хорошо видел Ромбура, но плохо – сцену. Рядом с эрлом и через весь балкон от Пауля с нетерпением ждал начала представления Бронсо. Он как будто был увлечен иллюзорными декорациями и ослепительными огнями, которые сам помогал устанавливать.
Внимательно наблюдая за выражением лиц и тонкостями языка тела, как учила его мать, Пауль увидел, что эрл и его сын утомлены. Хотя он не присутствовал при их разговоре, Пауль представлял себе, каким он был напряженным. Отношения отца с сыном попали в ураган, связи рвались, но затем воссоздалась хрупкая конструкция, которую способно укрепить только время.
Бросив взгляд на Пауля, рыжеволосый мальчик отвернулся, явно со стыдом и в замешательстве. Ромбур как будто больше расстраивался из-за того, что подверг опасности сына герцога, чем из-за глупых рисков самого Бронсо.
После того как предводитель жонглеров сделал объявление, на арену выбежали исполнители-лицеделы в невероятно пестрых костюмах, нелепо преувеличивающих моду благородных семейств, с прическами в половину человеческого роста и с широченными у манжет рукавами; рукава были такие просторные, что хоть ребенка пеленай. Воздух мерцал, голоизображения становились материальными, создавались прозрачные иллюзии с яркими отражениями в хрустальных поверхностях.
Генератор тумана выпустил над ареной облака пара, создавая впечатление грозовых туч. Сверкали стробоскопы и лазеры, посылая молнии, отражавшиеся от зеркал; лучи сплетались в ковер света. Громовым голосом Рейнвар обратился к исполнителям:
– Чего вы ждете? Начинайте!
Расправив огромные крылья с перьями на концах, два самых проворных исполнителя спрыгнули с высоких прозрачных полок, поддерживаемые генераторами силового поля, скрытыми в одежде. Как ястребы, они устремились к сцене, а после, крылатые, вернулись в туманные облака, а за ними последовала решетка из путаницы лучей. Толпа ахнула, раздались громкие аплодисменты.
Восхищаясь техническими сторонами представления, Пауль всматривался в зеркала, которые они с Бронсо устанавливали, скользил взглядом по линиям и вспоминал много раз проверенный рисунок. Сеть была сложная, состояла из множества лучей, но Пауль старательно устанавливал эту решетку и помнил все ступени ее развития.
Постепенно, однако, он начал замечать перемены. Они с Бронсо точно следовали указаниям Рейнвара: проверяли ход лучей, устанавливали углы каждого зеркала, проверяли и перепроверяли отражения. Пауль знал каждую черточку рисунка, знал, как работают пять усилителей.
Сеть лучей была прекрасной и поразительной… однако Пауль заметил, что некоторые углы неверны. Несколько главных скрещений не на месте. Никто бы не заметил этого, но Пауль видел добавочные линии, неуместные вершины. Он словно ожидал увидеть пятиконечную звезду, а увидел шестиконечную – только все было в десятки раз сложнее. Он попробовал привлечь внимание Бронсо, но его друг сидел на противоположной стороне балкона и был поглощен представлением.
С участившимся сердцебиением Пауль снова посмотрел на зеркала, усеивавшие призматические стены; он пытался понять, что изменилось. Вскоре должен вспыхнуть яркий огонь, запутанный клубок радужных лучей – кульминация первой части представления.
Напрашивался только один ответ: кто-то поднялся туда, переместил отражающие поверхности и добавил подстанцию, которая выглядит, как все остальные… это усилитель. Но кому понадобилось ставить усилитель там!
Может, Рейнвар попросил других членов труппы изменить установку. Может, объяснение простое и невинное.
Но ведь Сиелто предупредил…
Когда представление лицеделов достигло кульминации, Пауль подвинулся вперед на своем сиденье. Разыгрывалась искусственная буря, внутри величественного Театра фрагментов гремел гром.
Пауль посмотрел туда, где должен был возникнуть очередной световой фокус лучей, и неожиданно понял: передвинутый усилитель означает некое упущение, нечто такое, что позволяет использовать Театр с опасными целями. Некогда было объяснять все отцу, но Пауль знал, что нужно делать.
Искусственная буря достигла крещендо, и летающие лицеделы спустились и смешались с другими исполнителями в сложном танце, который служил финалом первой части представления.
Пауль крикнул Альре Кио:
– Губернатор, осторожней!
Она в громе искусственных раскатов пренебрежительно отмахнулась, но Пауль всем телом бросился на губернатора, столкнув ее с кресла, на Прето Хейрона. Все вместе они покатились по полу.
Горячие нити, отражаясь от зеркала к зеркалу, прошли через усилитель и превратились в сгусток энергии. Удар горячего ионизированного воздуха разнес кресло, в котором сидела губернатор, разбросав щепки во все стороны, как стрелы. Отраженный от призматического балкона второй луч поджег висящие знамена, маленький буфетный столик и мундир стражника.
Пауза длилась меньше секунды; в наступившей оглушительной тишине артисты труппы Рейнвара остановились в своем танце. Ошеломленная публика испустила коллективный вздох; зрители пытались понять, было ли то, что они увидели, частью представления. Большое черное пятно на балконе губернатора показывало, куда ударил смертоносный луч.
Герцог Лето схватил сына за плечо.
– Пауль, ты в порядке?
Молодой человек встал, старясь собраться.
– Она была в опасности, сэр. Я увидел, что нужно сделать.
Губернатор потрясенно посмотрела на него, потом рявкнула стражникам:
– А вы все проморгали, несмотря на предупреждение мальчика и его отца! Мы проведем тщательное расследование, и виновные будут арестованы.
Стражники Балута погасили огонь и закрыли выход с балкона, как будто ожидали военного нападения. Доктор Юэх быстро проверил, не ранены ли Кио и Прето Хейрон.
Потрясенные зрители поднимались, многие пытались уйти, панически толкаясь. Внизу служители и люди из службы безопасности приказывали в громкоговорители прекратить представление и просили всех оставаться на местах. Но мало кто слышал их призывы к спокойствию.
В центре главной арены сгрудились взволнованный Рейнвар и его лицеделы. Летуны сняли крылья, и теперь вся труппа стояла спиной к спине, готовая дорого отдать свою жизнь, если толпа набросится на нее. Пауль посмотрел на них: они будто бы задрожали перед его глазами и их очертания исказились; зрители закричали, показывая на сцену.
Пауль видел то, чего не видели остальные: Рейнвар использовал свою силу мастера-жонглера, чтобы прикрыть труппу, заставить ее исчезнуть из поля зрения публики. Они участники заговора или просто стараются спастись от толпы?
– Теперь все кончено, – сказала Джессика. – Пауль, ты спас жизнь губернатору, а может, и всем нам.
Балкон заполнили стражники – слишком поздно, чтобы что-то сделать, но они искали скрытых убийц.
Лето качал головой; его мрачное лицо стало гневным.
– Откуда ты знал, Пауль? Что ты видел?
Стараясь дышать ровно, Пауль, стоя на месте губернаторского кресла, попытался объяснить.
– Направление лучей изменилось, добавились зеркала и усилители. С такой архитектурой сам Театр стал оружием. Если изучишь планы, поймешь, о чем я говорю.
Ромбур прошел вперед, улыбаясь Паулю.
– Ады Вермиллиона, отличная работа, молодой человек!
Пауль не хотел, чтобы вся слава досталась ему.
– Бронсо тоже мог это увидеть.
Подошел второй мальчик, побледневший, с широко раскрытыми глазами.
– Я тоже должен был это понять. Рейнвар рассказывал нам об архитекторе, который умер, унеся с собой тайну Театра. Театр фрагментов был создан как набор фокусирующих линз именно для такого убийства. Очевидно, кто-то знал этот секрет.
Ромбур сжал плечо Пауля, едва сдерживая силу своей искусственной руки.
– Но понял ты, молодой человек. Лето, гордись им!
– Никогда не сомневайся, Ромбур, что я горжусь сыном. Он это знает.
Киборг-эрл замолчал, словно у него возникла какая-то мысль. Десяток стражников обыскивал балкон, остальные уже увели в безопасное место губернатора. Крики и суматоха делали шум оглушительным, но Ромбур продолжал сосредоточиваться, используя свой усиленный слух.
– Чувствуете вибрацию? И высокий звук?
Пауль ощутил вибрацию структуры, поддерживающей балкон, словно вибрировал камертон.
– Это какой-то резонанс?
Он понял, что структура Театра рассчитана на усиление не только света, но и звука.
А что если выстрел из лазера был только начальным залпом? Детонатором, призванным вызвать вибрацию всех плоскостей и превратить отраженные лучи в стоячую волну? Звук будет все усиливаться, но задержка достаточна, чтобы привлечь внимание других…
Ромбур сорвался с места со всей стремительностью, на какую было способно его тело киборга. Он отбросил Бронсо в сторону и толкнул Пауля к выходу с балкона.
– Уходи!
Но сам он не успел уйти. Невидимый, но мощный акустический молот ударил в Ромбура, как два столкнувшихся лайнера, раздавив его между двумя звуковыми волнами.
Ромбур упал.
Звуковой удар оглушил Пауля, его череп словно раскалывался. Он встал на четвереньки и осмотрелся. Родители лежали на полу; Джессика потеряла ориентацию, но, по-видимому, была невредима.
Пауль был ошеломлен, в голове звенело. Ловушка… двойная ловушка. Сначала концентрированный удар лазеров, а мгновение спустя звуковой удар. Убийственные удары света и звука.
Три стражника Кио упали и мгновенно умерли. Но Ромбур…
Несмотря на искусственно укрепленный корпус и искусственные руки, спина киборга-эрла была выгнута, словно кто-то взял его за плечи и таз и с силой повернул их, как прочно закрученную крышку сосуда. Правая искусственная рука выгнулась назад. Кровь текла из носа и глаз, на щеках под кожей темнели кровоподтеки.
– Ромбур! – Лето бросился к другу, который оказался в центре невидимого взрыва. – Юэх, помоги ему!
У врача с собой всегда медицинская сумка, но ничего подходящего для таких случаев. Юэх склонился к своему самому важному искалеченному пациенту.
Бронсо стоял на коленях, всхлипывая. Коснулся раздавленного плеча.
– Отец… отец! Не сейчас – как я смогу без тебя возглавить дом Верниуса! Слишком велика ставка, нам следует держаться вместе!
Эрл Ромбур Верниус открыл глаза, и из его горла вырвался звук. Его искусственные легкие были повреждены, он едва мог дышать. Кровь и внутренние жидкости заливали его лицо и стекали на пол.
Наклонившись к нему, Бронсо продолжал:
– Я люблю тебя… я тебя прощаю! Прости и ты меня за то, что я сделал, за то, что убежал от тебя, отказался…
Ромбур дернулся и собрался с последними силами. Он ничего не видел и едва сумел собрать нужные слова. Бронсо наклонился ниже, стараясь услышать последние слова отца.
Ромбур прошептал:
– Пауль… жив?
Содрогнулся и умер.
Бронсо отшатнулся, словно от удара. Пауль сделал шаг, чтобы сказать, как ему жаль, но Бронсо ударил его, а потом в слезах опустился на пол возле изуродованного безжизненного тела.
Одна трагедия может уничтожить годы дружбы.
Суфир Хават, мастер оружия, дом Атрейдесов
В следующие несколько дней после покушения губернатор Кио провела тщательное – некоторые говорили, чересчур тщательное – расследование. Вскоре были арестованы наследники трех старых благородных семейств, и, хотя свидетельства их участия в заговоре были недостаточно убедительны, всех их ночью казнили. Кио присвоила имущество виновных семейств и сразу вышла замуж за Прето Хейрона.
Пауля ничуть не интересовала местная политика. После ужасной трагедии в театре он лишился сна. В решающий миг Ромбур оттолкнул Бронсо, но намеревался спасти Пауля. В этот решающий миг, принимая мгновенное решение, он не думал о родном сыне. И Бронсо это видел.
В последующие дни в ожидании лайнера Гильдии, идущего на Икс, Бронсо уединился в своих покоях и горевал. Он отказался от общества, не хотел видеться с Паулем и отвернулся от всех, пораженный тем, чему стал свидетелем: его предали Пауль и родной отец. Бронсо хотел как можно быстрее покинуть Балут, увозя изуродованное тело отца.
Герцог Лето покачал головой, сидя рядом с Паулем.
– Этот молодой человек – единственный уцелевший представитель дома Верниуса, правящего на Иксе, но он мягок и неопытен. Боюсь, технократы захватят власть и превратят его в свою марионетку.
– Почему он не разговаривает со мной? Мы через многое прошли вместе. Я думал, мы все сделаем друг для друга.
Лето, думавший о себе и своих чувствах, почти не расставался с Паулем, рассказывал ему, как они с Ромбуром когда-то ныряли за кораллами и как горючие камни едва не подожгли их лодку. Он вспоминал, как Ромбур спас лайнер Гильдии, когда навигатор был выведен из строя ядовитым космическим газом… как армии Атрейдесов и верные Верниусу силы сражались плечом к плечу, освобождая Икс от захватчиков Тлейлаксу. Пауль много раз слышал эти легендарные рассказы, но позволял отцу говорить, потому что герцогу нужно было снова пережить эти события.
Губернатор Кио организовала импровизированное празднование в честь Пауля и наградила его за умные и решительные действия, свое спасение от гибели. Пауль не интересовался ни наградами, ни посвящением в рыцари; ему казалось, что после смерти бедного Ромбура празднество вообще неуместно. Эта церемония стала еще одной пощечиной страдающему Бронсо.
В воцарившемся после покушения смятении были арестованы Рейнвар и вся его труппа, их разделили и разместили по камерам. Даже мастер-жонглер не способен долго поддерживать иллюзии и применять гипноз, когда столько людей требуют его крови. Их схватили… и обвинили.
Пауль понимал, что народу Балута – да и губернатору – нужен козел отпущения, и труппа жонглеров прекрасно подходит на эту роль. Однако, поскольку Пауль спас жизнь губернатору и поскольку она предложила наградить его чем-то большим, чем медаль, он использовал свое преимущество. На церемонии награждения в присутствии большой толпы он попросил губернатора разрешить Рейнвару и его труппе улететь с Балута при условии, что они никогда не вернутся. Кио была недовольна, но отдала приказ.
– Они были моими друзьями, отец, – объяснял Пауль. – Они приютили нас с Бронсо, заботились о нас – и многому меня научили.
Он никогда не забудет время, проведенное с жонглерами, хотя опасался, что больше никогда не увидит Бронсо.
Через две недели после их возвращения на Каладан туда же неожиданно прибыли армейские части – два батальона, которые Лето отправил поддержать дом Верниуса. Из транспортных кораблей вышли солдаты в форме, но они не радовались возвращению домой – по крайней мере не при таких обстоятельствах.
Появились Дункан и Гурни, оба были сердиты и раздражены. Гурни сообщил:
– Нас выслали с Икса, милорд. Бронсо Верниус издал указ, как только вернулся во дворец. Боги внизу, он дал нам три часа на сборы и погрузку в ожидающий лайнер!
– Три часа! После всего, что мы сделали для дома Верниус. – Дункан был оскорблен и не боялся показать это. – Мы выполняли свой долг, милорд, точно как просили ты и Ромбур. Если бы не мы, Болиг Авати превратил бы дворец в фабрику.
– Я боялся, что Бронсо сделает что-то такое, сэр, – сказал Пауль отцу. – Он винит нас.
– Не тех винит, сын. И когда-нибудь это поймет.
Последним с военного корабля сошел не солдат, а печальный человек с худым лицом и длинными волосами, перевязанными серебряным сукским кольцом. Доктор Веллингтон Юэх выглядел неуместно и потерял уверенность в себе.
Юэх низко поклонился герцогу. Он перевел дух, обдумал свои слова и заговорил:
– Я не смог спасти эрла Ромбура от ран, и Бронсо решил, что больше не нуждается в моих услугах. Я изгнан с Икса. – Он поклонился и развел руками, его седые усы обвисли по углам рта. – Случайно… дом Атрейдеса не нуждается в услугах врача моей квалификации? Или, возможно, молодому хозяину нужен учитель в делах помимо сражений и военной стратегии?
Лето недолго обдумывал просьбу. Еще до рождения Пауля Юэх провел много времени на Каладане, помогая выздоровлению принца Ромбура, и проявил себя умным, образованным и верным врачом.
– Я много лет видел твою работу и верность, Юэх. Знаю, как много ты работал, чтобы в первый раз спасти Ромбура. Ты подарил ему больше двенадцати лет, которых у него иначе не было бы. Благодаря этому он смог стать хорошим отцом Бронсо. Мальчик этого пока не ценит, но, надеюсь, оценит когда-нибудь. Я не сомневаюсь в твоей верности.
Джессика посмотрела на Лето, потом на сукского специалиста.
– Добро пожаловать на Каладан, доктор Юэх. Мы высоко оценим твои мудрые советы Паулю. Его образование на Иксе трагически прекратилось, и маловероятно, чтобы он вернулся и завершил его.
В глубокой печали Пауль посмотрел на родителей.
– Ужасная пропасть между великими домами. Долго ли она сохранится?
Лето только покачал головой.
– Возможно, она никогда не зарастет.
Часть III
10 207 год
Два месяца после окончания правления Муад'Диба. Регент Алия старается укрепить свою власть над империей.
То, что я знаю, и то, что пишу, не всегда одно и то же. Муад'Диб возложил на мои плечи тяжкое бремя, и я приняла эту обязанность как более священную и настоятельную, чем все, чего требовали от меня сестры Бене Гессерит. Я продолжу писать, как того требует история. Но мое знание – знание истины – остается неизменным.
Принцесса Ирулан. Ответ на требование с Валлаха IX
Когда Джессика заканчивала свой долгий рассказ, встревоженная, но увлеченная Ирулан принялась расхаживать по закрытому саду. Она трясла головой, словно пыталась отогнать слова, жужжавшие вокруг ее головы, как мухи.
– Новое о молодости Пауля. Он никогда мне не рассказывал, не намекал…
У Джессики пересохло в горле.
– Ты уже знаешь, что он многое держал в тайне от тебя. Тебе следует переписать свою книгу, включить в нее этот рассказ. Пауль точно знал, что делает. – Внезапно испугавшись, что их могут подслушать, она тихо заговорила на одном из тайных языков Бене Гессерит, который не может понять обычный шпион. – Поверь, ты не приносишь Паулю пользы, излагая эту отредактированную, прославляющую его версию. Ты засеваешь минное поле для будущего человечества. Ирулан повернулась к ней, отвечая на том же языке:
– Откуда ты знаешь, чего он хотел? Ты бросила Пауля и Арракис, бросила джихад. Большую часть правления твоего сына, в самые тягостные, самые трудные времена ты оставалась на Каладане. Возможно, я только называлась его женой, но я была рядом с ним.
Джессика мешкала, ей пока не хотелось раскрывать свои тайны.
– Я его мать. Даже во время своего правления Пауль… доверял мне то, о чем никогда не говорил тебе.
Они дошли до вымощенной плитками площадки для размышлений, где под прозрачным не пропускающим жидкость куполом в бассейне плавал золотой карп-мутант. Ирулан вздохнула и заговорила на обычном галактическом, больше не считая нужным утаивать свои слова:
– Я согласна – с философской точки зрения, – что людям полезно бы знать то, о чем ты мне рассказала. Новый материал не оправдывает преступлений Бронсо, но по крайней мере объясняет его ненависть к Паулю. Раскрывает его мотивы для распространения разрушительной лжи. Его сжигает личная слепая ненависть.
Джессика печально сказала:
– Ты по-прежнему не понимаешь. Как ученица Бене Гессерит, ты лучше других должна понимать, что, когда человек поворачивает колесо, оно поворачивает другое колесо, то – третье и так далее. – Оскорбленная принцесса застыла. Она смотрела вниз, на карпа, описывающего в пруду круги, а Джессика спокойно глядела на нее. – Послушай меня, Ирулан. Ты знаешь только часть истории. – Перехватив ее взгляд, Джессика задвигала пальцами, используя самый тайный из существующих кодовый язык Бене Гессерит. – Бронсо всегда делал и до сих пор делает именно то, чего хотел сам Пауль.
Ирулан вызывающе скрестила руки на груди и ответила громко, по-прежнему на обычном галактическом:
– Чего хотел Пауль? Своего разоблачения? Разве это возможно? Никто не поверит! В особенности Алия. – И, двигая пальцами, молча добавила: – И никогда не позволит мне написать о том, что ты рассказала. Это нелепо и опасно.
– Это поистине опасное знание, Ирулан. Я это понимаю. Тебе придется быть осторожной – но позволь рассказать остальное, чтобы ты могла решить.
Лицо Ирулан застыло, как каменное, она воздвигла вокруг себя стену отрицания. Оставив позади бассейн с карпом, она вошла в прохладные внутренние покои.
– Я скажу, когда буду готова продолжить.
Первейшая обязанность матери – поддерживать своих детей, любить их, уважать и принимать. Иногда последнее – самое трудное.
Леди Джессика, герцогиня Каладана
Воспоминания утомили Джессику. Она решила отдохнуть в спокойствии оранжереи, где содержали ее внуков. Хара по-прежнему присматривала за младенцами, как присматривала за маленькой Алией. Жена Стилгара стеной стояла на пути предрассудков и пересудов фрименов о странностях Алии. И, когда дочь из девочки превратилась во влиятельную фигуру, вначале жрицу, а потом регента, Джессика знала, что Хара всегда будет занимать особое место в сердце дочери.
Когда стражники-священники позволили Джессике войти в оранжерею, Хара почтительно поклонилась. Джессика взяла женщину за подбородок и приподняла ее лицо; она увидела черные, как вороново крыло, волосы, расчесанные на пробор.
– Послушай, Хара. Мы слишком хорошо знаем друг друга для таких церемоний.
Хара отступила, чтобы Джессика могла взглянуть на молчаливых, но не спящих детей.
– Хочешь подержать своих внуков?
В ее голосе звучали неодобрительные нотки: Джессика не приходила слишком долго.
Чувствуя необычную сдержанность, Джессика наклонилась и подхватила девочку. Ганима устроилась на руках у бабушки, как будто здесь было ее истинное место; она приняла нового человека без плача или хныканья. Внизу из плетеной колыбели широко раскрытыми голубыми глазами смотрел Лето, как будто хотел убедиться, что сестре ничего не грозит. Их отец Квисац-Хадерах, какими же вырастут его дети?
В комнату ворвалась Алия, вслед за ней шел Айдахо; девушка двигалась энергично, такого веселого оживления она не показывала с самого прилета Джессики на Дюну. Алия широко улыбалась.
– Я надеялась застать тебя здесь, мама! Хочу, чтобы ты первая узнала. А – и Хара тоже! Это прекрасно.
Алия сжала руку Дункана. Гхола смотрел на всех своими необычными металлическими глазами.
Хара взяла из рук Джессики девочку и опять уложила в колыбель. Алия отбросила волосы, готовясь сделать свое объявление.
– Мы осознали необходимость. После стольких неприятностей империи нужен повод для веселья, приятное зрелище, которое позволит возродить новые надежды на будущее. Мы с Дунканом решили действовать быстро. У нас нет сомнений.
Джессика ощутила ком в животе: она невольно встревожилась, ожидая нового решения дочери. Почему молчит гхола?
Громко, скорее с наигранной, чем подлинной радостью, Алия сказала:
– Мы с Дунканом поженимся. Мы прекрасно подходим друг другу и любим друг друга так, как большинство людей понять не в состоянии.
Алии едва исполнилось шестнадцать лет, а Дункан был почти ровесником Джессики – по крайней мере настоящий Дункан. Но Алия родилась в доспехах взрослых воспоминаний; мысленно девушка уже пережила бесчисленные браки, много долгих и счастливых отношений – и таких, которые завершались разрывом и трагедией.