Ветры Дюны Герберт Брайан
В глубине гневной толпы Бронсо все видел, не в силах выносить страшное зрелище. Он недооценил реакцию пораженных людей. Трюк с лицеделом заставил их считать Бронсо еще большим гением и еще большим злодеем. Он снова их одурачил!
Не этого хотел Бронсо, но в этом он нуждался, чтобы продолжать ниспровергать миф. И Пауль тоже в этом нуждался. А все остальное не имело значения.
Убийство? Такого слова, самой этой концепции нет в моем лексиконе. Его невозможно приложить к моему управлению империей. Если убийство необходимо, я приказываю его совершить. Это не вопрос закона или морали, просто одна из издержек моей профессии.
Алия Атрейдес, на седьмом месяце регентства
Одетая в строгое серое платье, чтобы никто ее не узнал, Джессика торопливо шла по людным пыльным бульварам Арракина. Был ранний вечер, из закрытых окон и дверей сквозь щели выбивался свет. С наступлением темноты на главных улицах появлялись молодые люди, одни обходили таверны, другие посещали службы в многочисленных храмах, воздвигнутых после смерти Пауля. Джессика обходила толпы, собравшиеся у входа в любимые места.
Минувший час она провела в переименованном храме Славы Муад'Диба и теперь шла обратно в крепость. Храм был самым грандиозным из нескольких подобных сооружений, строительство которых не успели завершить к свадьбе. Алия сама выбрала это здание, приказав переоборудовать его; бригады строителей работали здесь круглосуточно. Храм еще не был открыт для публики, но Алия настояла, чтобы мать сегодня осмотрела его. Джессика сомневалась, что Пауль одобрил бы такой показной кричащий монумент его памяти и легенде.
Настоятель провел Джессику по храму, и она притворилась, что это произвело на нее большое впечатление. По просьбе дочери она вручила святому человеку подлинную вещь Пауля – красную ленту мундира Атрейдесов, который он носил мальчиком. Священник, запинаясь, благодарил, держа в руках коробку с реликвией. Он пообещал поместить дар в безопасный реликварий и потом выставить его в храме. Однако прежде чем передать ему ленту, Алия приказала ее дублировать, так что факсимиле можно было продавать вместе с другими вещицами.
Впереди на улице Джессика увидела бегущего человека; он прижимался к сухим коричневым зданиям, звучали выстрелы. Низко летящий небольшой полицейский орнитоптер вывернул из-за угла и обстрелял бегущего, тонкие иглы блеснули в темноте.
Люди с криками разбегались и прятались в парадных; несколько человек пострадали от случайных попаданий и рикошетов: в городе мало кто носил защиту. Джессика укрылась в дверном проеме, прижавшись спиной к влагосберегающим прокладкам; снаряды разнесли место, где она только что была. Человек, тяжело дыша, пробежал мимо нее. На мгновение он взглянул на Джессику; глаза его расширились от ужаса, и он побежал дальше, к толпе, собравшейся у входа в питейное заведение.
Снова залп, появилось еще несколько орнитоптеров. Мимо с криками пробежали люди в черно-зеленых мундирах имперской стражи Алии; некоторые скалились, как шакалы. Выглянув из своего убежища, Джессика увидела несчастного: он неподвижно лежал в луже крови. Влага бесполезно растекалась по тротуару.
Джессика вышла и присоединилась к собирающейся толпе зевак. Над телом с плачем склонилась женщина:
– Аммас! За что убили моего Аммаса? – Она смотрела на испуганных зрителей, словно они могли дать ответ. – Мой муж был владельцем лавки. Во имя Муад'Диба, за что?
Стражники Алии быстро увели женщину и втолкнули в большую машину.
Джессика в гневе направилась к офицеру, который разгонял толпу у окровавленного тела.
– Я мать Муад'Диба. Ты меня знаешь. Объясни свои действия.
Узнав ее, офицер отшатнулся.
– Миледи! Вам небезопасно оставаться одной. На улицах враги государства, они угрожают регенту, распространяют ложь.
– Да, я вижу, как это опасно, особенно для этого человека. Но ты не ответил на мой вопрос.
Офицер как будто был в затруднении.
– Всякий, кто оскверняет священную память Муад'Диба, подлежит аресту и наказанию. Любой пропагандист может быть союзником Бронсо Иксианского. Мы защищаем честь вашего сына и дочери… всего дома Атрейдесов, в том числе вапгу.
– Убийство не делает мне чести. Каковы улики против этого человека? – Она по-прежнему не могла видеть выражение ужаса и безнадежности на лице бедной жертвы. – И где приговор арракинского суда?
– Мы хотели арестовать его, но он побежал. Пожалуйста, миледи, позволь проводить вас в крепость. Регент Алия ответит на ваши вопросы лучше меня.
От этого человека несет кровью и насилием, но он всего лишь исполнитель, орудие в руках Алии.
– Да, я бы очень хотела сейчас увидеть дочь.
Когда Алия подошла к двери, на ней было белое платье. Темные волосы влажны. Она позволяет влаге просто испаряться в сухой воздух! Скрабберы на стенах и потолке возвращали большую часть влаги, но такое отсутствие водной дисциплины в крепости удивляло Джессику.
Стоя в открытой двери, Джессика сказала:
– Хочу знать, почему твоя стража застрелила сегодня вечером на улице человека. Женщина – по-видимому, его жена – сказала, что он владелец лавки; ее арестовали.
– Должно быть, ты говоришь об Аммасе Кейне? Да, я подписала ордер на его арест по всей форме. Он подстрекатель, раздувал ненависть ко мне, подрывал мой режим.
Джессика скрестила руки, она не смягчилась.
– Каковы улики против него?
– В его табачной лавке нашли экземпляр памфлета Бронсо.
– Такая находка – основание для казни без суда и следствия? – Джессика вспомнила, что на борту лайнера видела вайку, тайно оставлявшего памфлет Бронсо в общественных местах. – По какому закону?
Алия застыла.
– По моему, конечно, ведь я и есть закон. Ты читала последний памфлет Бронсо? Он не ограничивается ненавистью к Паулю; меня и моего мужа там именуют «Шлюхой и Гхолой». Тебя Бронсо называет «Матерью всего зла» и утверждает, что у тебя было множество тайных любовников. И герцог Лето совсем не отец Пауля.
Джессика удивленно отступила на шаг. Это написал Бронсо!
– Целью Бронсо было исправление исторических записей о моем сыне и его правлении? Почему он стал оскорблять тебя и меня?
– А разве ему нужны причины? Он живет, чтобы распространять ненависть. – Алия пригласила мать войти в комнату и предложила меланжевый чай. – Я рада, что ты сейчас со мной. Ночь будет особенно опасной. Проходит множество операций.
Джессика слышала снаружи сигналы тревоги. В комнате по-прежнему пахло ароматом для ванны и влагой; Джесси пересекла комнату и подошла к высокому окну. Сквозь плазпанель она увидела необычно много летательных аппаратов, освещавших прожекторами ночное небо.
– Операциями руководит Дункан, – сказала Алия. – Я хотела попросить Гурни помочь ему, но муж сказал, что справится сам. Он такой преданный и верный! Сегодня на улицах Арракина проливается кровь тех, кто нас ненавидит, и завтра наш город станет гораздо чище.
Ужас Джессики смешивался с удивлением. Она смотрела на дочь, и происходящее начало казаться ей нереальным. Она поняла, что Алия отправила ее в недостроенный храм, не предупредив о готовом разразиться на улицах насилии. Хотела меня убрать? Самым болезненным образом?
Джессика холодно сказала:
– Бронсо годами писал ужасные вещи о твоем брате, но Пауль никогда не прибегал к таким крайним мерам. Почему ты так чувствительна?
– Бронсо усиливает свою деятельность против правительства империи. Я усиливаю реакцию.
– Такими крайними мерами ты придаешь его словам легитимность, которой они не заслуживают. Просто не обращай внимания на критику Бронсо.
– Тогда я буду выглядеть слабой, или глупой, или и тем, и другим. Мой ответ абсолютно адекватен.
– Не согласна. – Джессика подумала, не пустить ли в ход Голос, чтобы поставить дочь на колени, но это положит начало вражде между ними. У Алии есть свои средства защиты. Тем не менее, ей хотелось, чтобы дочь поняла, что делает. – Твоего отца называли Лето Справедливый. Ты дочь своего отца или еще кто-то? Подкидыш?
Алия вдруг ударила Джессику по лицу. Больно ударила.
Джессика видела, что назревает, и решила не уклоняться от удара. Может, это капризная месть за то, что она сама ударила Алию неделю назад? Собрав все свое спокойствие, Джессика сказала:
– Признак истинного вождя и настоящего человека – найти решение неразрешимой проблемы. Ты перестала стараться. Рябь отсюда разойдется широко, Алия. У всего есть последствия.
– Ты мне угрожаешь?
– Советую, и было бы разумно прислушаться. Я здесь для того, чтобы помочь тебе, – и ненадолго.
И Джессика, полная достоинства, вышла.
Сердца всех людей живут в одной дикой местности.
Тибана, один из ведущих сократических христиан
Ряд за рядом стояли эти люди в зале зеркал, один Бронсо Верниус, второй, третий, неотличимые друг от друга. Одетые в одинаковые белые рубашки и коричневые брюки, они стояли рядами в утреннем тумане на далекой планете Анбус IV.
Только один из Бронсо был настоящий; внешне он выглядел точно как все остальные. Лицеделы утверждали, что они одна и та же личность; некоторые все еще говорили, что они Сиелто, несмотря на публичную казнь на площади Арракина. Бронсо думал, что лицеделы сами не видят разницы между собой, но это не ослабляло его глубокой тоски. Ему никогда не удастся забыть, как криснож Стилгара вонзается в тело, неотличимое от его собственного.
Это должен был быть я.
После публичной казни лицеделы появились по всей империи, десятки их видели в самом Арракине; они так отвлекли внимание, что Бронсо смог спокойно покинуть Дюну. В бесчисленных звездных системах лицеделы продолжали занимать его место, чтобы Бронсо видели на одной планете за другой. После напрасной траты времени и усилий, после допросов и проверок всех задержанных объявят самозванцами. Алия уже выглядела глупо, преследуя его.
Было казнено еще по меньшей мере пять лицеделов, но на допросах ни один из них ничего не сказал. Такое благородство казалось несвойственным лицеделам.
Думая об этом, Бронсо вспоминал, что настоящий Рейнвар Великолепный отбирал в свою труппу только лучших, тех, кто поддерживал благородные традиции жонглеров. Мастера подражания, лицеделы, повторяя тонкие нюансы поведения, играли самого мастера-жонглера и усвоили его чувство чести.
Бронсо теперь был среди тех, кому мог доверять, среди людей особого склада. Он встречался со своими двойниками на планете, чья некогда могущественная цивилизация давно ушла в историю. Группа обосновалась на мысе над слиянием двух могучих рек, которые текли внизу в глубоком прорытом ими ущелье. В небе даже днем виднелись близкие луны.
Когда-то давным-давно на этом месте стоял монастырь, организованный первыми сократическими христианами; здесь они набирали политическое влияние. Для них Анбус IV был священным местом, маяком для душ, но в далеком прошлом забытый враг перебил всех на планете и стер всякие свидетельства пребывания здесь секты; победители снесли монастырь и побросали камни его строений в бурный поток внизу.
Только вчера вечером Бронсо и жонглеры прилетели на эту планету, которая на протяжении столетий оставалась малонаселенной. Бронсо позаботился о том, чтобы несколько служителей-вайку и кое-кто еще на корабле поняли, кто он такой и куда направляется. Впоследствии пересев под вымышленным именем на другой лайнер Гильдии, изменив под руководством жонглеров с помощью грима свою внешность и одежду, Бронсо продолжит свое путешествие, как обычно, везде задерживаясь ненадолго и снова перемещаясь.
Стоящий во главе группы двойник Рейнвара Великолепного осмотрел одинаковых Бронсо. Предводитель жонглеров почесал затылок и что-то пробормотал: он сам был не в состоянии узнать, кто здесь подлинный Бронсо. Наконец он сказал гулким голосом:
– Даже с моими способностями восприятия ваши глаза, голоса и манеры ничего мне не говорят.
Все Бронсо одновременно улыбнулись.
Несмотря на строжайший запрет держать у себя памфлеты Бронсо или просто читать их, его пламенные писания продолжали широко распространяться и обсуждаться. Его новое творение было проникнуто ненавистью, еще более оскорбительнее, чем все, что он писал раньше.
Проблема, однако, заключалась в том, что его написал не Бронсо.
Прочитав провокационные оскорбления в адрес Алии, Дункана и даже леди Джессики, Бронсо, не веря своим глазам, посмотрел на текст. Даже Эннзин, который доставил ему экземпляр, когда лайнер шел к очередной цели, считал, что это действительно дело рук иксианца. Желая помочь, вайку, как обычно, незаметно распространил листовку среди пассажиров.
Но это была подделка – открытие, чрезвычайно встревожившее Бронсо.
Он задумался, не Ирулан ли автор. Принцесса Коррино печатала немало собственных поддельных документов, но ничто в ее творениях, включая недавнюю «пересмотренную» историю, не пылало такой злобой. Даже его собственные рассказы о делах Пауля Атрейдеса никогда не были столь грубыми, в них никогда не содержалось столько яда и личных оскорблений.
Закрывшись в маленькой каюте, он перечитывал документ, пытаясь найти какую-нибудь зацепку. Слова звучали так, словно их писал безумец. Неудивительно, что регент Анна приказала любой ценой отыскать его и увеличила награду за его голову. Неудивительно, что все больше людей начинают им брезговать.
Холодок пробежал по его спине, когда он понял. Больше всего от таких оскорблений выигрывает Алия!
И если это написала не она сама, то кто-то из ее агентов. К тому же регент имеет возможность распространить множество экземпляров.
У Бронсо от гнева свело мышцы. Конечно, Алия не знает, что именно он прислал леди Джессике запись разговора, в котором излагался предательский план Исбара. У Бронсо в храмах и в самой крепости Муад'Диба размещено множество «жучков». Он спас Алии жизнь, хотя она даже не знает, кто ее благодетель.
И теперь она так поступает с ним!
Единственной целью его писаний было рассказать правду о Пауле Муад'Дибе, преувеличив его слабости, чтобы противопоставить восторженным книгам Ирулан. Маятник далеко качнулся в обоих направлениях. Стараясь распространить правду, Бронсо уже пожертвовал богатством и титулом, долгие годы он скрывается и рискует жизнью.
И вот Алия печатает ложь – под его именем.
Он начал лихорадочно сочинять новый памфлет, чтобы опровергнуть подделку и снять с себя ответственность за нее. Он не может допустить беспрепятственное распространение подобной лжи.
Наступает время, когда подвергаются испытанию все отношения и проверяется истинная прочность привязанностей.
Из «Мудрости Муад'Диба» принцессы Ирулан
Уставшая после долгого дня Ирулан шла в северозападное крыло большой крепости; ей хотелось одного – побыстрее добраться до своих покоев. В одной руке у нее был ридуланский проектор, с его помощью она записывала впечатления людей на улицах Арракина. Как странно, что старшую дочь императора Шаддама IV, законную жену императора Муад'Диба, используют как сборщицу сведений. Алия дала ей туманные инструкции, и Ирулан не понимала, чего на самом деле хочет регент.
Еще при жизни Пауля роль Ирулан оставалась неясной, а ее занятия не соответствовали ее способностям. Старшая дочь Шаддама Коррино в роли составителя исторических хроник… но даже это предпочтительнее такой черной работы. Может, Алия хочет ее унизить?
Выполняя указания регента, Ирулан в сопровождении охраны и свиты вышла в город с особым заданием – поговорить с обычными людьми. «Мне нужны мнения, искренние ответы», – сказала Алия, очевидно, понимая, что этого не получит. Памятуя о недавних чистках, видя рядом с принцессой устрашающих стражниц-амазонок, никто не решится критиковать регентство. За день Ирулан услышала тысячи восхищенных отзывов. Именно то, что требовалось Алии. Но зачем?
Сама Ирулан никогда не стеснялась манипулировать ответами. Что бы ни говорила ей Джессика, принцесса считала себя обязанной поддерживать миф о Муад'Дибе, пересматривая историю, чтобы укрепить представление о Пауле как о пророке, которого называют Квисац-Хадерах, Лисан аль-Гаиб. Это распространялось и на Алию, укрепляло ее регентство, придавало ему законность. В сознании людей не должно быть никаких сомнений, никаких вопросов. Поэтому Бронсо и представляет такую угрозу.
Ирулан опасалась того, что произойдет, когда подрастут близнецы. Что если Алия замыслит злое против маленьких Лето и Ганимы? Как жена Пауля – пусть она и не мать его детей – Ирулан станет и дальше заботиться о малышах, помогать Харе растить их и охранять, если понадобится.
Все это время ее отец остается в изгнании на Салусе Секундус вместе с графом Хазимиром Фенрингом. Павший император сделался необычно молчалив после «несчастного случая» с его послом Ривато сразу после смерти Пауля, но Ирулан очень хорошо знала и отца, и Фенринга: почуяв слабость, они, словно волки, накинутся на раненую империю Муад'Диба. И она гадала, что сделает ее отец дальше.
Шагая по полированному камню коридоров, Ирулан проходила мимо картин, статуй, шкафов с бесценными иллюстрированными рукописями. Всю жизнь – вначале на Кайтэйне, потом здесь – ее окружали изысканные украшения и предметы, и Ирулан не обращала на них внимания.
Но в своих покоях она ощутила: что-то неладно.
Оставив дверь в коридор открытой, она остановилась: годы учения у Бене Гессерит обострили ее чувства. Она уловила легкий необычный запах, неуместный здесь; тяжелые столы слегка передвинуты, бумаги лежат по-другому; шкатулка с драгоценностями, которую она видит через открытую дверь в спальне, чуть приоткрыта.
Нелепо думать, что в ее покои в самом центре крепости мог забраться вор. Быстрый осмотр показал, что ничего не пропало. Но предметы слегка передвинуты. Почему? Здесь что-то искали?
Неожиданно она поняла, зачем регент отослала ее с бессмысленным поручением на целый день. Алия хотела, чтобы меня не было в моих комнатах.
Ирулан проверила тщательно спрятанное в стене потайное отделение и убедилась, что ее личные дневники не тронуты. Повинуясь порыву, она взяла шкатулку с драгоценностями и достала нить лакированных жемчужин, которую получила в дар на приеме при арракинском королевском дворе.
Она помнила этот праздничный вечер, сознательное возвращение к первым годам правления Пауля. В память прежней славы, несмотря на продолжающиеся бедствия джихада, членов ландсраада пригласили на особенно роскошное празднество, которое должно было напомнить такие же пиры на Кайтэйне. Пауль был слишком занят для этих придворных игр.
В кульминации вечера участники разворачивали случайно выбранные подарки, предоставленные организатором, бойкой женщиной, которая когда-то была графиней, но потеряла почти все состояние из-за скандала, не имеющего ничего общего с джихадом.
Ирулан небрежно выбрала подарок из множества разложенных на столах – для нее это было всего лишь легкое развлечение, – но, распечатав свой пакет, сразу поняла, что подарок необычный. Жемчужины были подлинные: она потом получила подтверждение у опытного ювелира. Ювелир заметил в ожерелье кое-что еще и показал ей под лупой: герб с ястребом, выгравированный на золотом зажиме.
– Это подлинное наследие дома Атрейдесов, ваше величество.
Позже Ирулан вошла в кабинет Пауля и прервала его разговор со Стилгаром, который только что вернулся, выполнив межпланетную военную миссию. Командир фрименов как всегда мрачно уставился на нее. Ирулан протянула жемчуга Паулю.
– Мне кажется, это принадлежит тебе, супруг мой, а не мне.
– Теперь я Муад'Диб. И наследие Атрейдесов для меня утратило важность. – Небрежным движением Пауль вернул ей ожерелье. – Возьми себе или отошли моей матери на Каладан, если хочешь.
Принцесса ушла с ожерельем, не получив ответа на множество вопросов…
Теперь, поднеся ожерелье к свету и разглядывая его в увеличительное стекло, Ирулан, как и ожидала, нашла герб с ястребом. Но что-то было не так. Ирулан принялась разглядывать под лупой жемчужины. На второй жемчужине когда-то обнаружилась еле заметная царапина, которую показал принцессе ювелир. Теперь Ирулан этой жемчужины не нашла. Сердце ее забилось; чтобы убедиться в справедливости своих подозрений, Ирулан стала рассматривать жемчужины при большем увеличении.
Не здесь.
Прихватив ожерелье, Ирулан прошла в большой зал, где слуги накрывали к ужину. На принцессе после похода по улицам Арракина все еще было помятое пыльное платье, но ей было все равно.
Когда вместе с Дунканом пришла Алия и заняла свое место во главе стола, Ирулан положила на свою тарелку ожерелье.
– Надо поздравить тебя, леди Алия, с превосходной работой. Сомневаюсь, что кто-нибудь из твоих покупателей заметил бы. Однако твои ремесленники не заметили небольшой царапины на одной жемчужине.
Алия, вместо того чтобы прийти в ярость, ответила с широкой улыбкой:
– Видишь, Дункан! Ирулан не так легко обмануть, как ты думал. Она заметила изъян, который пропустили наши специалисты.
Ее новоиспеченный муж слегка нахмурился.
– Я предлагал открыто попросить ее, а не пытаться сохранить все в тайне.
Ирулан ждала объяснений, и Алия небрежно сказала:
– Мы конфисковали оригинал, потому что это реликвия дома Атрейдесов. А для тебя он ничего не значит, Ирулан.
– Пауль сам сказал мне, что я могу оставить его у себя.
– Ты многое получила от моего брата.
– По закону. Я его жена.
– Мы обе знаем правду, Ирулан. Ввиду их исключительного религиозного значения все подлинные вещи, находившиеся у тебя, заменены копиями. Подлинные предметы мы поместим под охрану Кизарата, а отдельные авторизованные копии будут продаваться самым верным и щедрым собирателям.
Ирулан рассердилась, но с помощью техники Бене Гессерит сохранила спокойствие.
– Они принадлежали мне. Это подарки моего мужа. – Она вступала на опасную почву, но забыла страх и старалась лишь говорить спокойно. – При всем моем уважении должна сказать, что своей преданностью и верностью я заслужила право на эти вещи.
– Довольно мелодрам, Ирулан Коррино! Они никогда не были твоими. Не понимаю, какое тебе до этого дело. На самом деле ты не Атрейдес.
И небрежным жестом показав, что разговор окончен, Алия приказала подавать первое блюда. К этому времени другие присутствующие на обеде уже прекратили разговоры, и слышалось только звяканье серебра и тарелок, звон бокалов.
Слуги торопливо разносили необычные салаты, роскошную зелень, сочные свежие овощи, выращенные в оранжерее в крепости. Было ясно, что Алия больше не хочет говорить об этом деле.
Голосом, хрупким, как пересохшая кость, Ирулан спросила:
– Леди Джессика не присоединится к нам за ужином?
– Моя мать решила остаться в своих покоях.
Ирулан решила в тот же вечер нанести визит Джессике. Джессика наверняка многое могла рассказать, но пока Ирулан не была готова ее выслушать. Она поела и поспешно ушла.
Джессика ответила на негромкий стук в дверь своей комнаты и увидела одинокую и встревоженную Ирулан. В лице молодой женщины она сразу прочла очень многое.
– Заходи, выпей чашку пряного чая.
Когда Джессика закрыла дверь, Ирулан на языке пальцев молча объяснила, что сделала Алия; вначале она говорила осторожно, но постепенно расстраивалась, и ее выражения становились все более энергичными. Она чувствовала – возможно, сама не понимая почему, – что разговор должен быть тайным: ведь только что на ужине при всех Алия призналась в своем поступке.
Усвоив новую информацию, Джессика вздохнула. Пальцы ее замелькали, выплетая тайный ответ: Джессика признала потенциальную опасность их разговора.
– Моя дочь становится все более непредсказуемой, и перед тобой серьезная трудность. Ты идешь по узкой опасной дороге – как Пауль, который смотрел в будущее и видел только опасную и неопределенную тропу. Алия законный регент империи, и мы должны это признать. Но даже Алия не видит всего. У тебя важная роль, как и у меня. И у Бронсо.
Ирулан удивилась.
– У Бронсо важная роль?
– Пауль понял это раньше меня, Ирулан, и просил помочь.
Она пальцами сложила знак особой осторожности. Алия знает все тайные языки Бене Гессерит, и если за ними наблюдают тайные шпионы…
Изображая небрежность, Джессика села на удобные мягкие подушки и стала разливать чай. Открыто, чтобы отвлечь внимание вероятных соглядатаев, она заговорила о том, что скучает по Каладану и рассчитывает скоро туда вернуться; а пальцы ее тем временем передавали настоящее сообщение:
– Тебе придется самой принимать решения, Ирулан. Но, решая, что написать, ты должна знать правду во всех ее измерениях. Твой особый долг – защитить наследие Пауля.
Наклонившись, пряча пальцы за чашкой, Джессика продолжала делать быстрые знаки:
– Ты должна услышать остальную часть истории Пауля и Бронсо. Только тогда ты поймешь, почему Бронсо пишет то, что пишет. Здесь нельзя говорить. Я найду безопасное время и место.
Историю, увы, можно переписать в соответствии с политическими потребностями, но факты остаются фактами.
«Беседы с Муад'Дибом» принцессы Ирулан
Под приемлемым предлогом – они с Ирулан завтра вечером хотят посетить фрименскую церемонию в сиетче Табр – Джессика отдельно попросила, чтобы орнитоптер пилотировал Гурни Халлек. Занятая новостями, только что доставленными с последнего заседания ландсраада на Кайтэйне, Алия без видимых осложнений разрешила.
Гурни с удовольствием готовил орнитоптер к полету; с женщинами он встретился в ангаре, предназначенном для дел регентства и тайных операций.
– Нам отвели вот этот аппарат, миледи. Я загрузил литраки с водой, фрименский костюм и другие припасы на чрезвычайный случай. Мы готовы лететь.
Джессика помолчала, потом оглянулась через плечо.
– Возьмем вот этот, Гурни. Он мне больше нравится. Можешь быстренько проверить свой перечень?
В аппарате, предоставленном Алией, может быть подслушивающее оборудование, а Джессика хотела, чтобы никто не слышал, что она собирается открыть принцессе.
Удивленный неожиданной переменой, Гурни подозвал помощника и принялся готовить второй аппарат. Поймав его взгляд, Джессика скрыто сделала рукой знак, используя старый боевой код Атрейдесов: предупредила, что не нужно задавать вопросов. На лице Гурни появилось встревоженное выражение, винного цвета шрам потемнел, но потом Гурни повел себя как ни в чем не бывало.
Внезапная замена машины привела механиков и стражников в смятение, но Гурни отмахнулся от них, быстро перенес припасы и проверил уровень топлива и системы орнитоптера; Ирулан и Джессика ждали в ангаре. Обе высокопоставленные дамы выглядели здесь совершенно неуместно.
Удовлетворенный подготовкой, Гурни протянул руку и помог женщинам сесть. Они пристегнули ремни. Он запустил двигатели и удлинил крылья.
Машина летела от крепости Муад'Диба в пустынную ночь. Над головой светили обе луны, разделенные на небе большим расстоянием. Гурни через плаз кабины смотрел вперед; машину болтало в турбулентности, вызванной резким падением температуры после заката. Они пролетели над зубчатым гребнем Защитной стены.
Джессика глубоко вдохнула.
– Я хотела, чтобы ты был нашим пилотом, Гурни, потому что безраздельно доверяю тебе. Даже если Дункан – прежний Дункан, Алия слишком поработила его. – Она взглянула на Ирулан, гибкую, красивую, но не хрупкую. – А я не уверена, что разделяю все намерения Алии. То, что я собираюсь рассказать – вам обоим, – я требую хранить в полной тайне. Алия не должна этого знать.
Гурни, хоть и был сосредоточен на управлении машиной, встревожился.
– Я всегда верен тебе, миледи, но мне не нравится, что матери проходится иметь тайны от дочери.
Джессика вздохнула.
– Это тайны моего сына, и они касаются и тебя, Гурни. В Арракине чересчур много ушей и глаз, в Табре тоже. Нам нужно побыть одним. Совсем одним. – Она наклонилась к уху Гурни и заговорила, перекрывая гул движущихся крыльев. – Найди место для посадки – какой-нибудь не очень заметный скальный выступ. Начав говорить, я потребую вашего полного внимания, и это может занять какое-то время.
Летя над открытой пустыней, Гурни миновал несколько низких хребтов, черных островов в песке, но они ему не понравились. Наконец он выбрал скалу достаточно далеко от их намеченного маршрута. Сделал круг и принялся возиться с приборами на панели управления.
– Могу изобразить небольшую поломку. В журнале будет отмечено, что нам потребовалось сесть и произвести ремонт.
– Отличная мысль, Гурни.
Он опустил машину на неровную поверхность, где они оказались совершенно одни.
– Надеюсь, миледи, это место подойдет. Поблизости нет никаких тайников или сиетчей фрименов. Слишком маленький пятачок, чтобы для чего-нибудь сгодиться.
Глаза его блестели, но Джессика видела в них страх. Ему не нравилась перспектива выслушать ее историю.
Джессика приладила носовые затычки, надела маску и проверила все детали своего защитного костюма.
– Идемте. Мы пойдем в скалы, подальше от орнитоптера.
Невозможно быть излишне осторожной. В сопровождении двух спутников она молча вышла в пустынную ночь.
Джессика отвела их к большой нависающей скале, откуда был виден орнитоптер, похожий на крупное неуклюжее насекомое. Они сели на неровную поверхность. Вокруг шумел ветер.
Ирулан приготовилась, внимательно ожидая в тени скалы.
– С нетерпением жду объяснений, почему ты так защищаешь Бронсо.
Гурни встрепенулся.
– Я тоже хотел бы это знать, миледи, но не спрашивал, как ты и просила.
– Вам известно, какую жестокую правду я узнала о Пауле, а теперь вы узнаете, почему – ошибочно – я решила, что должна убить родного сына.
Прежде чем слушатели смогли опомниться после ее слов, она перевела дух, собралась с мыслями и заговорила открыто:
– После смерти эрла Ромбура в 10 188 году дом Верниус очень долго был отчужден от дома Атрейдес. Но двенадцать лет спустя, после худших крайностей джихада, когда Пауль был императором, события снова свели два этих дома…
Часть IV
10 200 год
Правление императора Пауля Муад 'Диба.
Прошло семь лет со дня высылки Шаддама IV, который оставался в изгнании на Салусе Секундус. И два года с неудачной попытки покушения графа Фенринга на жизнь Пауля Атрейдеса.
Джихад Муад Диба пронесся по сотням миров, но леди Джессика и Гурни Халлек удалились на Каладан, надеясь избежать кровопролития и разгула фанатизма.
Многие считают, что для почитания Муад'Диба достаточно всего лишь прочесть молитву, зажечь свечу и бросить через плечо горсть песка. Многие считают, что довольно строить храмы, размахивать знаменами и собирать реликвии. Я слышала даже о таких, кто разрезает себе ладони, чтобы пролить кровь на землю, полагая, будто этим оказывает почести Муад'Дибу. Зачем моему сыну дополнительное кровопролитие в его честь? С него довольно крови. Если искренне хотите почтить Муад'Диба, делайте это сердцем, сознанием, душой. И никогда не считайте, что все знаете о Муад'Дибе; многое в нем никогда не будет открыто.
Леди Джессика. Обращение к паломникам в космопорте Кала-Сити
После падения Шаддама IV фанатичные последователи Пауля семь лет опустошали империю. Мир казался далеким, как солнечный свет во время месяца бурь на Каладане.
Не в силах терпеть нелепые утверждения, распространяемые Кизаратом и пропагандистской машиной Муад'Диба, Джессика покинула Арракис, вернулась на Каладан, молчала и правила своим народом при помощи Гурни Халлека.
Но Муад'Диб продолжал вдохновлять пыл и рвение, и огромные толпы паломников следовали за его матерью и просили ее о благословении.
Перед гибелью империи Коррино Каладан был второстепенной планетой, где правила заурядная ландсраадская семья. Хотя главы дома Атрейдесов пользовались в ландсрааде уважением, они никогда не были так богаты и могущественны, как дом Харконнен, дом Эказ, дом Ришез и многие другие.
Правя империей с далекого трона на Дюне, Пауль Муад'Диб несколько лет не приезжал на родину, зато на Каладан прибывали паломники, и все в больших количествах. Космопорт Кала-Сити не был приспособлен для такого оживленного движения, обрушившегося на планету, как безжалостное наводнение. Ветераны бесконечных битв, отчаявшиеся беженцы, люди, слишком больные, чтобы сражаться, – все они хотели ступить на землю, где провел детство Муад'Диб, и забрать немного с собой…
Джессика спускалась по лестнице на главный уровень Каладанского замка, зная, что в зале для аудиенций, где когда-то герцог Лето выслушивал жалобы, требования и нужды своих людей, ее ждет толпа. До герцога то же самое делали больше двадцати поколений Атрейдесов. И Джессика не могла нарушить традицию.
Снаружи, на извилистой тропе, что вела от приморского поселка в горы, слышался звон молотов: это каменщики поправляли булыжник мостовой и добавляли гравий. Садовники выкапывали умирающие кусты и сажали новые, зная, что спустя месяц все это придется повторить. Несмотря на предупреждающие надписи и патрулирующих стражников, паломники набивали карманы камнями и обрывали кусты, чтобы увезти домой память о посещении святого Каладана.
Инопланетяне являлись в одежде самых разных стилей, украшенной лентами с именем Муад'Диба, несли мешочки с песком, якобы с Арракиса, или разные предметы, имеющие какое-нибудь отношение к святому императору. Большая часть этих предметов была дешевой подделкой.
Войдя в зал и увидев, сколько здесь собралось людей, Джессика укрепилась в своей решимости. Гурни пришел до нее и рассортировал посетителей, отделив тех, кто хотел вручить петицию, от других, пришедших просто посмотреть на мать Муад'Диба. Среди тех, кто просил разрешения обратиться к Джессике лично, Гурни отдавал предпочтение местным жителям и в самый конец очереди ставил тех, кто просто хотел пасть перед Джессикой.
Когда Джессика шла по проходу в переднюю часть зала, ее встречал гул, а провожали тишина и легкий шепот. Джессика смотрела прямо перед собой, зная, что, если взглянет на отдельных просителей, те постараются дотянуться до нее или начнут протягивать ей младенцев для благословения.
Видела бы ее преподобная мать Мохиам! Джессика гадала, что почувствовала бы ее старая настоятельница – изумление или отвращение. Бене Гессерит презирали дела Пауля и боялись его, но они сами на протяжении многих поколений создавали Квисац-Хадераха. В правление Муад'Диба для сестер Бене Гессерит наступили особо трудные времена. Пауль не скрывал, как он их ненавидит. Тем не менее, сестры продолжали обращаться к Джессике, просили ее о помощи и понимании. До сих пор она оставляла их обращения без внимания. Сестры и так причинили немало вреда ей лично.
Возле ее установленного на возвышении кресла в передней части зала стоял Гурни, вооруженный мастер меча. Сам по рождению эрл, герой множества битв, когда Джессика занимала свой герцогский трон, он полностью подчинялся ей.
– Хорошо, начнем, – сказала она. – У вас, должно быть, важные дела, раз вы готовы простоять здесь целый день.
Аудитория словно не заметила ее сухого юмора.
Первого выступившего вперед из ряда просителей Джессика узнала: бородатый старик, одетый как традиционно одевались рыбаки, на шее медальон на голубой ленте, заметное брюшко, тонкие ноги. Мэр Джерон Хорву почти всю жизнь был выборным главой Кала-Сити; его выдвинул сам старый герцог.
Мэр явно был расстроен. Щеки ввалились, глаза покраснели и смотрели устало от недостатка сна. Он поклонился Джессике, как предписывал порядок, но быстро – кое-кто из собравшихся счел это недостаточным проявлением почтения.
– Миледи, мы в осаде. Умоляю о помощи. Спаси наш мир.
Многие паломники, сжимая кулаки, переглядывались, готовые сразиться со всеми, кто угрожает Каладану… и не понимая, что мэр имел в виду именно их.
– Точно объясни, о чем ты, Джерон. – Джессика подалась вперед, чтобы ободрить его. – Я знаю, что ты всегда печешься о Каладане и его жителях.
– Все эти инопланетяне! – Джерон показал на толпу. – Они говорят, что пришли почтить Пауля Атрейдеса, сына нашего благородного герцога, а сами грабят наш город, вытаптывают поля, загрязняют берега! Я уверен, у них благие намерения, – торопливо добавил он, старясь унять гневный шум, поднявшийся в приемной, – но это не имеет значения, когда все, что нам дорого, безжалостно уничтожается.
– Давай, приятель, говори точнее, – подбодрил его Гурни. – Им нужно это услышать.
Старик начал перечислять по пальцам.
– На прошлой неделе нам пришлось заменить три дока в гавани, потому что бесчисленные люди раскололи и разобрали их на щепки – на память. И только потому, что здесь стояла яхта герцога Лето Атрейдеса «Победитель»!
Он закатил глаза, показывая, какой нелепой считает эту мысль.
– Наши гостиницы разграблены. Улицы запружены людьми, которые спят в канавах, крадут в лавках и оправдывают это тем, что Муад'Диб был щедр ко всем своим последователям! И не забудьте торговцев-шарлатанов, которые продают мусор, который будто бы благословил или которого касался Муад'Диб. Хорошо известно, что они собирают все подряд и продают доверчивым паломникам, которые платят за них большие деньги, есть ли доказательства или нет.