Где Цезарь кровью истекал (сборник) Стаут Рекс
— Бог мой, — пробормотал Осгуд. — Бог мой, я же сам видел быка, но мне даже в голову не пришло…
— Боюсь, что вчера вам было не до размышлений, — заметил Вульф. — Впрочем, от вас этого и не ожидалось. Но от полиции… хотя бы и от бедных провинциалов…
Прокурор согласился неожиданно миролюбиво:
— Пожалуй, вы правы, признаю. Но я хотел бы знать заключение врача по поводу крови…
— Кровь была на теле убитого и на траве. Целая лужа. Если желаете проконсультироваться с врачом, побеседуйте с тем, который видел рану. А если вы решили действовать, то приступайте сразу, не откладывая в долгий ящик. Все факты в ваших руках.
— Вы говорите очень убеждённо, мистер Вульф. Очень.
— Я убеждён в своей правоте.
— Не могло ли случиться так, что бык выдернул рога столь быстро, что сумел избежать брызжущей крови?
— Нет, кровь сразу фонтанирует. Да и повадки быков иные. Они не отступают, а продолжают терзать жертву. Вам описывали рану?
Уодделл кивнул. Я заметил, что он старается не смотреть на Осгуда.
— Кстати, о ране, — сказал он, — если её нанёс не бык, то кто? И чем? Каким оружием?
— Орудие преступления валяется менее чем в тридцати ярдах от забора. Или валялось. По крайней мере, вчера я его видел. И внимательно осмотрел.
«Ага, — подумал я, — всё-таки мой проницательный толстячок решил подлить масла в огонь». Все уставились на Вульфа. Осгуд что-то воскликнул, а Уодделл переспросил внезапно треснувшим голосом:
— Что вы сделали?
— Я же сказал: осмотрел его.
— Орудие убийства?
— Да. Я взял у мистера Гудвина фонарик, поскольку сомневался, что Клайд Осгуд позволил быку забодать себя. Тем более что днём он уверял, что разбирается в скоте. Те же сомнения позднее высказал и мистер Осгуд. Так вот, я взял фонарик, осмотрел быка и пришёл к выводу, что общее мнение ошибочно. Бык не убивал Клайда Осгуда. Возникает вопрос: кто это сделал?
Вульф поёрзал в кресле — всё-таки оно было дюймов на восемь уже, чем ему требовалось, и продолжил:
— Как вы считаете, от чего зависит умение делать правильные умозаключения: от природных способностей или от тренировки? В моём случае, как бы щедро ни одарила меня природа, на становление моего таланта решающее влияние оказали длительные упорные тренировки. Одним из результатов стало то, что я выработал в себе способность забываться и полностью абстрагироваться от всего, что меня не касается. Так случилось и прошлой ночью. Благодаря этому всего секунд через тридцать после того, как я взглянул на морду быка, я пришёл к выводу о том, какое орудие могло быть использовано. Зная, где его искать, я нашел орудие, осмотрел и убедился в правильности своих догадок. Потом вернулся домой. По дороге я пришёл к окончательному заключению о том, как было совершено убийство. С тех пор я не изменил мнения.
— Но что это за орудие? Где оно?
— Обыкновенная кирка. Вчера днём, когда на нас напал бык, — незадолго до этого мистер Гудвин ухитрился разбить мою машину, — мисс Пратт вывезла меня с пастбища на автомобиле. Мы проехали мимо большой ямы — для барбекю, как я выяснил впоследствии, — где возле свежевыкопанной земли были разбросаны кирки и лопаты. Осмотрев морду быка, я предположил, что орудием убийства вполне могла быть кирка. Я отправился с фонариком к яме, и там моя гипотеза подтвердилась. Возле ямы лежали две кирки. Одна совершенно сухая, с присохшими комочками земли, а другая влажная. Металл снизу был ещё влажным на ощупь, а деревянная ручка просто мокрой. Ни частицы земли на кирке не было. Видимо, кирку тщательно вымыли, причём совсем недавно, не более чем за час до моего появления. Неподалёку от ямы я обнаружил садовый шланг, подсоединённый к водопроводу: когда я приподнял конец шланга, потекла вода. Трава вокруг была мокрой — я потрогал. Таким образом, моя догадка подтвердилась: смертельный удар нанесли киркой, которая испачкалась кровью, потом её ополоснули водой из шланга и положили обратно на кучу земли, где я её и обнаружил.
— Вы утверждаете, что… — Фредерик Осгуд стиснул зубы. Костяшки его сжатых кулаков, лежащих на коленях, побелели, — …мой сын… убит… киркой?..
Уодделл, явно выбитый из колеи таким поворотом событий, попытался перейти в наступление:
— Так вы знали об этом ещё вчера? Какого же чёрта вы молчали, когда приехали шериф и полицейские?
— Вчера я не представлял ничьих интересов.
— А интересы правосудия? Вы же гражданин! Вы знаете, что такое сокрытие улик?
— Ерунда. Я не скрывал ни бычьей морды, ни кирки. Не ставьте себя в дурацкое положение. Мои мыслительные процессы и умозаключения принадлежат только мне.
— Вы говорите, что деревянная рукоятка была мокрой, а на остром конце не было даже следов налипшей грязи. А вы не допускаете, что кирку могли вымыть по вполне естественным причинам? Вы кого-нибудь расспрашивали на этот счёт?
— Я никого ни о чём не расспрашивал. В одиннадцать часов вечера рукоятка кирки была мокрой. Если вы считаете разумным предпринимать поиски лица, моющего по ночам кирки, то что ж, действуйте. Если же вам нужно подтверждение моей версии, поищите-ка лучше следы крови на траве возле шланга для полива и отправьте кирку на экспертизу, чтобы рукоятку осмотрели под микроскопом. С деревянной поверхности невероятно сложно полностью удалить следы крови. Впрочем, для вас всё это, конечно же, очевидно, как и дальнейшие шаги.
— Не учите меня! — Окружной прокурор окинул Осгуда суровым взглядом, потом посмотрел на Вульфа. — Поймите меня правильно… И вы тоже, Фред Осгуд. Как прокурор округа, я знаю свой долг и выполню его до конца. Если было совершено преступление, то ни я, ни Сэм Лейк не станем закрывать на него глаза, но и шумиху на пустом месте подымать я тоже не собираюсь. И вы не вправе осуждать меня за это. Моим избирателям не нужна праздная суета. Что же касается вашей версии — пусть на морде быка и впрямь нет крови, и пусть я не знаю, кто вымыл кирку, — то она мне кажется высосанной из пальца. Вы считаете, что убийца с киркой в руках забрался на пастбище, где находился бык, затем туда залез Клайд Осгуд и покорно стоял и ждал, пока убийца замахнётся на него киркой? Другой вариант — Клайд уже находился на пастбище, а преступник последовал за ним с киркой и убил? Да как вообще можно убить человека в темноте таким тяжёлым и неудобным предметом? К тому же кровь должна была попасть и на преступника! Куда же он подевался, обагрённый кровью?
— Я же говорил, Вульф. Только послушайте этого проклятого идиота, — прорычал Осгуд. — Вот что, Картер Уодделл! Я вам кое-что скажу…
— Прошу вас, джентльмены! — Вульф поднял руку. — Мы зря теряем время. — Повернувшись к прокурору, он спокойно обратился к нему: — У вас неверный подход к делу. Вам не следует игнорировать факты… хотя они вам и не нравятся. Вы ведёте себя, как женщина, которая при виде пятна на скатерти спешит прикрыть его пепельницей. Это нелепо — кто-нибудь всё равно сдвинет пепельницу. А факты в том, что кто-то убил Клайда Осгуда киркой, и ваша обязанность — признать это и выяснить, как всё произошло, а не изобретать невероятные версии.
— Я ничего не изобретаю, я только…
— Нет уж, простите. Вы предположили, что Клайд перелез через забор на пастбище и стоял в темноте, покорно ожидая, пока ему нанесут смертельный удар. Я согласен, что первое маловероятно, а второе попросту невозможно. Я понял это ещё вчера вечером прямо на месте преступления. Но, как я упоминал, вернувшись в дом, я уже пришёл к твёрдому выводу о том, как было совершено убийство, и придерживаюсь его до сих пор. Я не верю, что Клайд Осгуд сам перелез через забор. Сперва его, по-видимому, оглушили ударом по голове, затем оттащили к забору и перенесли на пастбище. Стоя сзади, убийца размахнулся и нанёс сильный удар киркой — только не по земле, а по голове своей жертвы. Получилась глубокая рана, которая очень напоминает рану от бычьего рога. Кровь, естественно, испачкала кирку, но не попала на человека, державшего её. Затем убийца снял с забора верёвку и бросил рядом с телом, чтобы все решили, что Клайд принёс её с собой. Вымыв кирку водой из шланга, убийца отнёс её туда, где взял, и ушёл… — Вульф пожал плечами. — И ушёл восвояси.
— А бык? — возразил Уодделл. — Что же, по-вашему, бык дождался, пока убийца уйдёт, и лишь затем накинулся на тело, чтобы испачкать кончики рогов кровью? Даже в провинции любой шериф обратил бы внимание, если бы на рогах не оказалось следов крови.
— Не могу сказать. Было темно. Бык мог напасть, хотя вовсе не обязательно. Предлагаю три варианта: 1) убийца умел обращаться с быками и, прежде чем пустить в ход кирку, привязал быка за кольцо в носу, и уже затем испачкал рога кровью; 2) умертвив жертву, убийца подманил быка к телу, зная, что запах крови пробудит в звере любопытство; 3) убийца сделал своё дело, когда бык находился на другом конце пастбища, и не думал о том, что отсутствие крови на рогах может оказаться уликой, резонно рассчитывая, что в суматохе никто не придаст значения подобным пустякам. Ему повезло, что мистер Гудвин подоспел как раз тогда, когда бык возился с телом… Но он не рассчитывал, что я окажусь на месте происшествия.
Уодделл сидел хмурый, поджав губы. Через мгновение он выпалил:
— Отпечатки пальцев на рукоятке кирки…
Вульф покачал головой:
— Убийца мог воспользоваться носовым платком или пучком травы, чтобы стереть отпечатки. Если он, конечно, не круглый идиот.
Уодделл насупился ещё больше.
— Вы сказали, что быка могли привязать к забору и измазать рога кровью… Чтобы сделать это, надо знать норов быка. Мне кажется, что проделать подобное мог только Монт Мак-Миллан, ведь некогда Цезарь принадлежал ему. Может быть, у вас уже заготовлено объяснение, почему Монт Мак-Миллан хотел убить Клайда Осгуда?
— Бог мой, конечно же, нет! Существуют по меньшей мере ещё две альтернативы. Возможно, Мак-Миллан и способен на убийство, я этого не знаю, и он пустился бы во все тяжкие, чтобы защитить быка, но не валите всё в одну кучу. Быку никто не угрожал, а Клайда оглушили не на пастбище, а в другом месте.
— Это ваша догадка.
— Таково моё мнение. Я тщательно взвешиваю свои мнения, прежде чем их высказать. Они мой хлеб и служат источником для самоутверждения.
Уодделл всё сидел, поджав губы. Осгуд вдруг яростно рявкнул:
— Ну, что вы скажете теперь?
Уодделл встал, отпихнув ногой стул, сунул руки в карманы и с минуту молча пялился на Вульфа. Затем отступил на шаг и снова уселся.
— Чёрт побери, — сказал он сдавленным голосом. — Придётся срочно заняться этим… Боже, какой кошмар! На земле Тома Пратта… Клайд Осгуд… Ваш сын, Фред. И вы знаете, с кем мне придётся работать рука об руку… Знаете, чего стоит Сэм Лейк… Сейчас же поеду к Пратту.
Он потянулся к телефону.
— Теперь видите, что меня ждёт? — с горечью заметил Осгуд.
Вульф со вздохом кивнул.
— Ситуация и впрямь чрезвычайно сложная, мистер Осгуд.
— Ещё бы, чёрт побери! С бычьей мордой я, конечно, дал маху, но я не дурак. Убийца всё рассчитал, к тому же ему повезло… И вот ещё что… Во-первых, приношу свои извинения за то, что нагрубил вам сегодня. Теперь я убедился, что вы и в самом деле заслужили свою репутацию в отличие от некоторых… Во-вторых, сами видите, теперь вам ничего не остаётся, как взяться за расследование. Вы должны завершить его.
Вульф покачал головой:
— Я рассчитываю уехать в Нью-Йорк в четверг утром. Послезавтра.
— Чёрт возьми! Но ведь это же ваша работа! Какая разница, где вы будете работать — здесь или в Нью-Йорке?
— Огромная! В Нью-Йорке у меня дом, рабочий кабинет, повар, привычная обстановка…
— Вы хотите сказать… — Осгуд захлебнулся от негодования, — и у вас хватает бесстыдства жаловаться на отсутствие привычного комфорта человеку в моём положении!
— Хватит! — Вульф был невозмутим. — Я не несу ответственности за то положение, в котором вы оказались. Мистер Гудвин подтвердит вам — я терпеть не могу покидать свой дом, а тем более надолго. Кроме того, знай вы, в каком шумном и грязном номере гостиницы мне придётся спать ещё две ночи, вы не сочли бы мои претензии столь мелкими. И бог знает, что мне ещё предстоит, если я вдруг приму ваше предложение.
— А что там такого страшного?
— Всё!
— Так переезжайте ко мне. Мой дом всего в шестнадцати милях от города, и я предоставлю вам свою машину, пока не починят вашу. Править будет ваш помощник.
— Не знаю… — Вульф с сомнением воззрился на него. — Разумеется, если я возьмусь за расследование, мне немедленно потребуются многие сведения от вас и от вашей дочери, а для этого ваш дом и впрямь очень подходит…
Я вскочил, щёлкнул каблуками и отдал ему честь. Вульф зыркнул на меня глазом. Ясное дело, он знал, что я его насквозь вижу. По сравнению с ним Макиавелли был невинным пастушком. Я его вовсе не осуждал, благо теперь тоже мог рассчитывать на вполне приличную постель, зато получил лишнее подтверждение тому, что ни при каких обстоятельствах Вульфу нельзя по-настоящему доверять.
Глава 9
Нэнси отвезла нас в гостиницу за багажом, а затем на ярмарку, где мы ещё раз полюбовались на орхидеи и окропили их водой. Шенкса в павильоне не было, и Вульф договорился с худосочной женщиной, сидевшей на перевёрнутом ящике у стенда с георгинами, чтобы та присмотрела за нашими цветами.
Утром по дороге в Кроуфилд Каролина Пратт показала нам поместье Осгудов. Оно находилось всего лишь в миле от фермы Пратта. Амбары и другие хозяйственные постройки были хорошо видны с шоссе, но сам дом скрывался за деревьями. Когда мы подъехали, нашим взорам открылось величественное, хотя и несколько аляповатое белое здание в старинном стиле, с портиком и колоннадой посередине фасада. В таком доме не стыдно было разместить штаб Джорджа Вашингтона, доберись он так далеко на север.
Тут произошла неожиданная встреча. Когда мы входили в дом, к нам приблизился запылённый и потный субъект, вытиравший носовым платком лоб. Костюм на Бронсоне был уже другой, так же, как рубашка и галстук, сам же он выглядел столь же инородным телом, как и ранее, когда я впервые увидел его на террасе в доме Пратта. Осгуд небрежно кивнул ему, но, заметив, что столичный щёголь собирается заговорить, остановился. Вчера, когда моё внимание было занято другими, я не особенно разглядел Бронсона. Теперь же я отметил, что ему около тридцати, что он довольно высокого роста и недурного сложения, что у него чувственные губы, мясистый нос и умные серые глаза. Он обвёл нас взглядом, который мне не понравился.
— Извините за беспокойство, мистер Осгуд… — почтительно произнёс Бронсон. — Я просто был там…
— Где?
— У Пратта. Прошёл лугом. Знаю, что обидел вас, не согласившись утром с вами по поводу… случившегося… Я хотел сам удостовериться… Я видел Пратта-младшего, а также Мак-Миллана…
— Зачем вам это понадобилось?
— Сам не знаю. Извините, если я снова обидел вас. Но я не хотел… Видимо, мне не следовало оставаться здесь, надо было уехать сегодня утром, но когда это случилось… Клайда нет в живых, и я здесь единственный из его нью-йоркских друзей… и мне показалось…
— Неважно, — грубо прервал Осгуд. — Оставайтесь, я же разрешил.
— Знаю, но честно говоря… я чувствую себя неловко… я сейчас же уеду, если вы…
— Прошу прощения, — вмешался Вульф. — Лучше вам остаться, мистер Бронсон. Вы можете мне понадобиться.
Умные глаза остановились на лице Вульфа.
— Ну, если сам Ниро Вульф говорит, чтобы я остался… — Бронсон развёл руками. — Но я могу переехать в гостиницу…
— Ерунда. — Осгуд нахмурился. — Вы же гость Клайда. Оставайтесь здесь. Но если вам захочется подышать свежим воздухом, старайтесь всё же выбирать не ту дорогу, что ведёт к владениям Пратта.
Он двинулся вперёд, и мы последовали за ним, Бронсон же снова поднёс носовой платок к увлажнившемуся лбу.
Несколько минут спустя мы сидели в большой уютной комнате с застеклёнными окнами до пола и книжными стеллажами вдоль стен. Прислуживала нам курносая девица, которая столь же превосходила манерами праттовского Бёрта, сколь уступала ему в расторопности. Нэнси исчезла, дав понять, что по первому зову появится. Осгуд хмуро глядел на свой бокал. Вульф потягивал пиво, слишком тёплое, судя по выражению его лица, а я довольствовался чистой водой.
— Я признаю только собственные методы, — вещал Вульф. — Образно говоря, мне приходится перелопачивать горы мусора в надежде, что блеснёт жемчужина. Вчера вечером в присутствии мистера Гудвина вы, сэр, вели себя неподобающим образом по отношению к нему и мистеру Пратту. Вы проявили грубость, заносчивость и безрассудство. Я хочу знать, было ли это вызвано эмоциональным потрясением, которое вы перенесли, либо вы считали, что Пратт замешан в смерти вашего сына, или же это ваше обычное поведение?
— Конечно, я был потрясён, — отрывисто произнёс Осгуд, — и, наверное, я порой и впрямь бываю заносчив. Не хотелось бы прослыть грубияном, но после всего, что случилось, я просто не мог держаться с Праттом иначе. Считайте, что такова моя натура, и забудем об этом.
— Почему вы недолюбливаете и презираете Пратта?
— Чёрт побери, это не имеет никакого отношения к делу! Давнишняя история. Она никак не связана с…
— Быть может, ответная неприязнь к вам со стороны Пратта и спровоцировала его на убийство?
— Нет! — Осгуд раздражённо замотал головой и поставил бокал на стол. — Нет и ещё раз нет!
— Как, по-вашему, есть ещё что-нибудь, что могло побудить Пратта убить вашего сына? Только будьте последовательны.
— Не знаю, трудно сказать. Пратт мстителен и хитёр, и в юности с ним случались припадки буйства. Его отец служил конюхом у моего отца. Пожалуй, в припадке ярости Пратт и впрямь способен убить.
— Не годится… — Вульф покачал головой. — Убийство было продумано и осуществлено очень тщательно. Если план и составлялся на скорую руку, то всё равно хладнокровно и расчётливо. К тому же не забывайте о том, что вашего сына никто не уличил в попытке повредить быку. Вы и сами на этом настаивали. Что же могло спровоцировать мистера Пратта на убийство, если он не застал вашего сына на пастбище?
— Не знаю. Даже не представляю.
— А Джимми Пратт? Был ли у него повод к убийству?
— Я с ним не знаком. Даже в глаза не видел.
— Вы ни разу не встречали его?
— Ну… встречал, быть может. Но мы не знакомы.
— А Клайд?
— Кажется, они общались с Джимми в Нью-Йорке.
— Но вам не известны какие-либо причины, которые могли толкнуть Джимми Пратта на убийство вашего сына?
— Нет.
— Тот же вопрос в отношении Каролины Пратт.
— Ответ такой же. Они встречались в Нью-Йорке, но знакомство было поверхностным.
— Прошу прощения, шеф, — вмешался я. — Вы позволите мне выдать один секрет?
— Разумеется. — Вульф вскинул брови. — Мы говорили о покойном сыне мистера Осгуда.
— Я понимаю. Так вот — Клайд и Каролина Пратт были помолвлены, но дело не выгорело.
— Так, так… — пробормотал Вульф.
Осгуд уставился на меня:
— Кто вам сказал такую чушь?
Я пропустил реплику мимо ушей и продолжал, обращаясь к Вульфу:
— Сведения точные. Молодые были обручены давно, но Клайд, по-видимому, не хотел ставить отца в известность о том, что попался на удочку женщине из рода Праттов, к тому же ещё и спортсменке. Но вот случилось так, что Клайд клюнул на другой крючок и полностью переключился на другую соблазнительницу, и в результате ось Клайд-Каролина затрещала и переломилась. Соблазнительницей оказалась не кто иная, как та юная леди, с которой я вчера обедал — Лили Роуэн. Позднее, а именно прошлой весной, она взбрыкнула и дала Клайду от ворот поворот. С тех пор он болтался в Нью-Йорке, пытаясь вернуть капризницу. Не исключено, что и сюда он приехал лишь потому, что знал наперёд о её приезде. Впрочем, это только догадки. У меня не было возможности…
— Ну, хватит! — вскипел Осгуд. — Чушь собачья! Несёте всякую отсебятину, да ещё…
Я оборвал его, обратившись к Вульфу:
— Пусть он объяснит, почему хотел свернуть шею Лили Роуэн.
— Мистер Осгуд, — заговорил Вульф, — я предупреждал вас, что расследование убийства неизбежно связано с грубым вторжением в личную жизнь. Или вы примиритесь с этим, или мы рвём контракт. Если вас коробит от образных оборотов в речи мистера Гудвина, то я вас прекрасно понимаю и поддерживаю, хотя помочь, к сожалению, бессилен. Если вам не по нутру вскрытые им факты — давайте прекратим расследование. Выяснять все подробности, даже самые интимные, — неизбежные издержки нашей профессии. Что вам известно о помолвке вашего сына с мисс Пратт?
— Впервые слышу о ней. Он никогда не заикался о помолвке, да и дочь тоже, хотя должна была бы знать — они очень дружили с Клайдом. Нет, не могу поверить…
— Теперь уже можете. Мой помощник очень аккуратен с фактами. А что вам известно об увлечении Клайда мисс Роуэн?
— Это… Хорошо, я скажу, только это должно остаться между нами.
— Ну, что вы! Думаю, в Нью-Йорке по меньшей мере сотня людей знает об этом больше, чем вы…
— Мне известно, что примерно год назад эта девица вскружила голову моему сыну. Он хотел жениться на ней. Она, кажется, богата или у неё богатый отец. Она не желала выходить за Клайда. Она бы погубила его, впрочем, всё и так к тому шло. Клайд ей надоел, но он к тому времени уже настолько запутался в её сетях, что вырваться никак не мог. Он был глух к любым доводам и увещеваниям. Не хотел возвращаться домой и торчал в Нью-Йорке лишь потому, что она была там. Он пустил на ветер уйму денег, и я перестал ему помогать, но, как видно, зря. Не знаю, на какие средства он жил последние четыре месяца. Подозреваю, что Нэнси, несмотря на мой запрет, помогала ему. Пришлось урезать её содержание. В мае я поехал в Нью-Йорк, чтобы попытаться урезонить эту Роуэн. Я с ней встретился, молил её и унижался, но без толку. Проклятая шлюха!
— Определение не совсем точное. Шлюха брала бы деньги. Однако, пока что я не вижу причин, которые могли побудить мисс Роуэн к убийству. Скорее мисс Пратт… Её бросили ради другой, к тому же она сильна физически. Женщина способна долго вынашивать обиду, хотя внешне это может не проявляться. Когда ваш сын вернулся из Нью-Йорка?
— В воскресенье. Вместе с сестрой и своим приятелем Бронсоном.
— Вы знали о его приезде?
— Да, он позвонил из Нью-Йорка в субботу.
— К тому времени мисс Роуэн уже была у Праттов?
— Не знаю. О том, что она здесь, я узнал только вчера вечером от вашего помощника, когда был у Пратта.
— Она уже была там, Арчи?
— Не знаю, — я покачал головой.
— Впрочем, неважно. Я только пытаюсь отделить зёрна от плевел. — Вульф снова обратился к Осгуду: — Чем ваш сын объяснил свой приезд после столь долгого отсутствия?
— Он приехал… — Осгуд помедлил, затем сказал: — Они приехали на ярмарку.
— А на самом деле?
— Чёрт бы вас побрал! — Осгуд сверкнул глазами.
— Я понимаю, мистер Осгуд. Никто не любит стирать грязное бельё на людях. Итак, зачем приехал Клайд? Просить денег?
— Как вы догадались?
— Очень просто. Молодым людям вечно недостаёт денег, а вы перестали финансировать сына. Он просто нуждался в деньгах или просил какую-то конкретную сумму?
— Конкретную. Ему понадобилось десять тысяч.
— Вот как… — Вульф слегка приподнял брови. — А зачем?
— Он отказался объяснить. Сказал только, что попадёт в беду, если не получит денег… — Осгуд махнул рукой. — А, ладно, рассказывать так рассказывать… Клайд растратил кучу денег, когда втюрился в эту интриганку. В мае я выяснил, что он увлёкся азартными играми — потому-то я и урезал его содержание. Когда он попросил десять тысяч, я подумал, что это картёжный долг, но он отрицал.
— Вы дали ему деньги?
— Нет. Отказал наотрез.
— Он настаивал?
— Очень… Произошла чертовски неприятная сцена. А теперь… — Осгуд стиснул зубы и уставился в пространство. — А теперь он мёртв. Боже милостивый! Знай я тогда, что эти десять тысяч как-то связаны…
— Пожалуйста, успокойтесь, сэр. Давайте работать. Я обращаю ваше внимание на совпадение, которое вы, возможно, и сами заметили: пари, которое заключил вчера ваш сын с Праттом, было как раз на сумму в десять тысяч долларов. Верно? Пратт отказался заключать так называемое джентльменское пари, если вы не поручитесь за сына. Насколько мне известно, он позвонил вам и вы гарантировали выплату в случае, если ваш сын проиграет. Это так?
— Да.
— Мда. — Вульф нахмурился, глядя на стоявшие перед ним пустые бутылки. — Это несколько нелогично… Сперва вы отказываете сыну в десяти тысячах, необходимых ему, чтобы избежать неприятностей, а затем по телефону преспокойно соглашаетесь гарантировать точно такую же сумму в случае проигрыша пари.
— Не вижу противоречия.
— У вас имелись особые основания полагать, что ваш сын выиграет пари?
— Какие, к чёрту, основания? Я даже не знал, по какому поводу заключено пари.
— Вы не знали, что ваш сын поспорил, что Пратт не зажарит Гикори Цезаря Гриндона на этой неделе?
— Нет. Тогда не знал. Нэнси позднее рассказала мне… Когда Клайда уже не стало.
— Разве Пратт не объяснил вам по телефону?
— Нет, я оборвал его на полуслове. Когда я услышал, что Клайд находится у Тома Пратта, да ещё побился с ним об заклад, и к тому же Пратт нагло спросил, поручусь ли я за своего сына, — вы что думаете? Чтобы я выяснял у этого подлого шакала подробности? Я сказал, что любая сумма, которую мой сын ему задолжает, будь это десять тысяч или даже сто, будет немедленно выплачена, и швырнул трубку.
— По возвращении домой ваш сын не раскрыл условия пари?
— Нет. Было не до этого. Уж коль вы… словом, я хочу, чтобы вы знали всё. Когда появился Клайд, я был вне себя от гнева и потребовал объяснений… Я вспылил, мы повздорили, и он хотел уйти. Я обвинил его в предательстве. Обвинил в том, что он заключил с Праттом фиктивное пари и договорился, чтобы тот позвонил мне. Потом я бы выплатил деньги, а Пратт передал бы их Клайду. Тогда он ушёл. Лишь впоследствии я выяснил, в чём состояло пари и как оно заключалось. А тогда я сел в машину и поехал в Кроуфилд к своему старому другу. Я не хотел ужинать дома с дочерью, женой и Бронсоном, приятелем Клайда… Моё присутствие испортило бы всю трапезу. Обстановка и так была слишком накалена. Около десяти вечера я вернулся и застал жену, рыдавшую у себя в комнате. Примерно через полчаса позвонил племянник Пратта, и я отправился… Туда, где уже лежал мой сын. Мёртвый!
Вульф немного подождал, потом вздохнул и заговорил:
— Да, очень жаль… Жаль, что вас тогда не было дома — я надеялся выяснить, когда Клайд ушёл, а также куда и зачем. Но вы не сможете сообщить мне это.
— Нет, смогу. Моя дочь и Бронсон рассказали мне…
— Прошу прощения. Если не возражаете, я хотел бы услышать это от них самих. Который час, Арчи?
Я сказал — десять минут шестого.
— Спасибо. Вы понимаете, мистер Осгуд, что мы ищем иголку в стоге сена. Сотни людей в округе знают вашего сына. Кто-то из них вполне мог ненавидеть или бояться его настолько, чтобы желать его смерти. Хотя мой помощник дежурил той ночью на пастбище, пробраться туда незамеченным ничего не стоило — ночь была тёмная… Но давайте не будем отвлекаться и закончим с теми, кто был у Пратта в тот вечер. Что вы можете сказать о Мак-Миллане? Были ли у него причины ненавидеть Клайда?
— Если и были, то мне о них ничего не известно. Монта Мак-Миллана я знаю всю жизнь. Даже если бы он застал Клайда на месте преступления, за попыткой сыграть с быком дурную шутку, клянусь богом, Монт не убил бы… И вы сами говорили…
— Я знаю. Клайда не застукали возле быка. — Вульф вздохнул. — Кажется, всех перебрали. Пратт, Мак-Миллан, племянник, племянница, мисс Роуэн… И никаких мотивов. Поскольку ваш дом расположен всего в миле от фермы Пратта, то есть по соседству, то я полагаю, нам следует обсудить и всех тех, кто находился здесь. Что вы можете сказать о Бронсоне?
— Ничего. Клайд приехал с ним и представил как своего друга.
— Старого друга?
— Не знаю.
— Вы его не видели прежде и не слыхали о нём?
— Нет.
— Что вы можете сказать о людях, которые у вас работают? Кто-нибудь из них имел зуб на вашего сына?
— Нет. Безусловно, нет. В течение трёх лет Клайд управлял всеми делами. Он во всём разбирался, его уважали и даже любили. Разве что… — Осгуд вдруг замолк, разинув рот, а затем, после некоторого замешательства, продолжил: — Бог мой, я только сейчас вспомнил… но нет, смешно…
— Что именно?
— Так… один наш бывший работник. Два года назад у нас пал телёнок от племенной коровы, и Клайд обвинил этого человека в преступной халатности и выгнал. С тех пор тот постоянно болтает, что не был виноват, и, как мне говорили, тешит себя надеждой отомстить Клайду. Теперь он, кстати, служит на ферме Пратта. Тот его нанял прошлой весной. Зовут его Дэйв Смолли.
— Он был там вчера вечером?
— Возможно.
— Конечно, был, — бесцеремонно вмешался я, — вы же должны его помнить. Тот самый придурок, что пытался доказать вам, что валун — это не зал ожидания.
Вульф покосился на меня.
— Ты имеешь в виду того идиота, который размахивал ружьём и прыгал, как обезьяна?
— Угу. Дэйв Смолли — это как раз он.
— Тьфу! — Вульф поморщился. — Нет, мистер Осгуд, он не подходит. Вы совершенно справедливо заметили, что убийца должен отличаться умом и сообразительностью. Дэйв невиновен.
— Слышали бы вы его болтовню!
— К счастью, бог миловал. — Вульф поудобнее устроился в большом мягком кресле. — Продолжим нашу работу. Перед тем, как побеседовать с вашей дочерью, хочу высказать несколько мыслей. Во-первых, должен предупредить вас, что, несмотря на мой разговор с Уодделлом, официальная версия почти наверняка будет гласить, что ваш сын сам залез на пастбище, чтобы как-то навредить быку. При расследовании неминуемо всплывёт, что Клайд побился об заклад с Праттом о том, что тот не зажарит Гикори Цезаря Гриндона на этой неделе. Они будут утверждать, что Клайду для выигрыша пари надо было всего лишь на пять дней задержать пиршество, и он, возможно, попытался это сделать. Их заворожит формулировка «на этой неделе». Вообще-то, в формулировке условий пари и в самом деле есть кое-что важное… Но это им не понять.
— О чём вы говорите? Пари было дурацкое… Чистое ребячество!
— Нет, я не согласен. Пари отнюдь не было дурацким. В своё время я укажу вам на важность формулировки. Во-вторых, по какому бы пути ни пошёл мистер Уодделл, мы должны проявлять к нему уважение. Если сочтёте его поведение оскорбительным, не выходите из себя и не посылайте его к чёрту, поскольку нам могут понадобиться собранные им факты. Многие из них. Например, чем занимались различные обитатели дома Пратта вчера вечером между девятью и половиной одиннадцатого. Сам я этого не знаю, поскольку в девять часов мне захотелось побыть в одиночестве, и я поднялся к себе в комнату почитать. Нам потребуется медицинское заключение о времени, когда наступила смерть. Можно предположить, что это произошло не ранее, чем за пятнадцать минут до появления мистера Гудвина, но заключение эксперта будет более точным. Важно установить, подтвердится ли моя версия про возможные следы крови на траве около шланга и на рукоятке кирки и так далее. В-третьих, я вновь задаю вопрос, на который вы не ответили. Итак — за что вы ненавидите мистера Пратта?
— Я же сказал, что это никак не связано с нашим делом!
— В любом случае прошу вас ответить. Конечно, это бестактно с моей стороны, но мне самому придётся решать, относится это к делу или нет.
— Тут нет никакого секрета. — Осгуд пожал плечами. — Здесь это известно всем. Никакой ненависти к нему я не питаю — только презрение. Я вам рассказывал, что его отец служил у моего конюхом. Уже с детства Том был диким и задиристым парнем, но с амбициями, если можно так выразиться. Позднее он ухаживал за одной девушкой по соседству и вынудил её пообещать, что она выйдет за него. Когда же я вернулся домой после колледжа, мы с ней приглянулись друг другу и вскоре поженились. Том уехал в Нью-Йорк и долгое время здесь не появлялся. Очевидно, он надолго затаил обиду, потому что лет восемь назад вдруг начал мне мстить. Он разбогател и пустил в ход деньги и всю свою изобретательность, чтобы досаждать и пакостить мне. Два года назад он приобрёл землю по соседству с моим хозяйством и затеял строительство, что усугубило положение.
— Вы не пытались отплатить ему той же монетой?
— Если я и попробую ему отплатить, то только хлыстом. Нет, я стараюсь просто не замечать его.
— Вчера днём ваш сын обвинил Пратта, что тот хочет зажарить Цезаря с единственной целью оскорбить вас. Он считал, что если зажарят и съедят быка, превосходившего по всем статьям вашего лучшего быка, то это унизит вас и сделает всеобщим посмешищем. Я так не считаю. Пратт утверждал, что устраивает пиршество в рекламных целях.
— Плевал я на него. Какое мне дело?
— Возможно, и никакого. Но факты говорят о том, что бык — ключевое зерно в нашем расследовании, и нельзя забывать о нём. Как, впрочем, и о Пратте. Вы отвергаете возможность, что он мог убить из мести?
— Да. Он не сумасшедший… По крайней мере, я так думаю.
— Хорошо. — Вульф вздохнул. — Пошлите, пожалуйста, за вашей дочерью.
Осгуд нахмурился.
— Она у матери. И что вы к ней привязались? Вы, конечно, дока в своём деле, но мне кажется, что вопросы следует задавать не здесь, а в доме Пратта.
— Вы меня наняли, сэр, так что позвольте мне самому решать. Сейчас очередь вашей дочери. В доме Пратта вопросы сейчас задаёт Уодделл, как ему и подобает как представителю законных властей. — Вульф поднял палец. — С вашего разрешения.
Осгуд поднялся и, подойдя к столу, нажал кнопку звонка. Вернувшись на место, он несколькими глотками опустошил свой бокал, виски в котором к тому времени, видимо, стало таким же тёплым, как и пиво в бокале Вульфа. Появилась курносая девица и получила указание пригласить мисс Осгуд.
— Не понимаю, чего вы добиваетесь, Вульф, — заявил Осгуд. — Если вы считаете, что, поговорив со мной, исключили из числа подозреваемых всех, кто гостил у Пратта…
— Ни в коей мере. Я никого не исключал, — голос Вульфа звучал слегка раздражённо, и я сообразил, что настало время попросить у курносой прислужницы ещё пива, и похолоднее. — Чтобы окончательно исключить кого бы то ни было из числа подозреваемых в убийстве, я должен найти убийцу. Вы, конечно, не способны понять моих методов — в противном случае вы бы расследовали дело, а не я. Если хотите попытать свои силы, то могу подкинуть вам пару задачек. Ну, например, является ли мисс Роуэн сообщницей убийцы? Для того ли она встретилась вчера вечером с мистером Гудвином и просидела с ним битый час возле моей машины, которую он разбил о дерево, чтобы отвлечь внимание моего помощника, пока совершалось преступление? Или если вы предпочитаете другой тип задач…
Он сделал гримасу, умолк и изготовился встать. Я тоже поднялся, а Осгуд направился к двери, чтобы встретить свою дочь, которая вошла в комнату в сопровождении женщины средних лет, в тёмно-синем платье и с волосами, уложенными на затылке. Осгуд пытался было уговорить женщину уйти, но та не послушалась и подошла к нам. Осгуду пришлось представить нас:
— Мистер Ниро Вульф, Марсия. Его помощник — мистер Гудвин. Моя жена. Послушай, дорогая, тебе нет смысла оставаться здесь, ты ничем не поможешь…
Пока Осгуд убеждал жену, я с учтивым видом разглядывал её. Прекрасная фермерская дочка, которая согласно одной из версий вдохновила Тома Пратта на злополучный замысел сделать бифштекс из Гикори Цезаря Гриндона, была, пожалуй, до сих пор прекрасна. Впрочем, мне трудно судить о женщинах, когда им около пятидесяти. Тем более это было бы несправедливо, так как глаза миссис Осгуд покраснели и распухли от слёз, что, несомненно, отразилось на привлекательности.