Где Цезарь кровью истекал (сборник) Стаут Рекс
— Нет, обязаны! Теперь вы обязаны сносить всё — от самой отъявленной глупости до предвзятости, хотя в последнем я сомневаюсь. Капитана Бэрроу я не имею чести знать, но легко представляю, как мистер Уодделл по простоте душевной попался на эту удочку. Просто поразительно, с каким легкомыслием люди, подобные ему, отказываются замечать наиболее существенные факты — в нашем случае тот очевидный факт, что Клайда убил вовсе не бык. Прошу вас вспомнить мои слова о том, что нам понадобится помощь мистера Уодделла. Нам очень повезло — он едет сюда, и мы сможем без промедления получить информацию, в которой очень нуждаемся. Конечно, только в том случае, если вы подчинитесь и ответите на вопросы официального следствия, пусть они и покажутся вам гнусными. В противном случае нам ничего не узнать. Тем более что следствие ведут представители как-никак официальных властей… А-а-а… вот, кажется, и они пожаловали.
Послышался хруст гравия, и к веранде подкатил автомобиль. Первым из него вылез капитан полиции, выглядевший суровым и незыблемым, как закон, который он представлял. Вслед за ним выбрался окружной прокурор, силившийся выглядеть столь же внушительно, но тщетно. Они поднялись по ступенькам и направились к сидящим.
Я не присутствовал при этом сражении и не могу описать подробности. Вульф с необычайным для него проворством поднялся из кресла; я заметил, что он держит в руке носовой платок, поэтому мигом вскочил и последовал за шефом. Кивнув вошедшему Уодделлу, Вульф прошествовал в дом; войдя в главный холл, кивком попросил меня подождать, отправился в направлении библиотеки и исчез. Я только стоял и гадал, что сорвало его с места.
Несколько минут спустя он воротился с недовольным видом.
Окинув меня хмурым взглядом, он сказал:
— События развиваются слишком быстро. Нас выставляют глупцами. Возможно, нас даже околпачили. Я сейчас разговаривал по телефону с Беннетом, но ничего не добился. Ты захватил с собой фотоаппарат?
— Нет.
— Отныне всегда вози его с собой. Возьми машину и отправляйся к Пратту. У кого-нибудь там должен быть фотоаппарат — у племянника, племянницы или у мисс Роуэн. Одолжи его и сфотографируй тушу со всех сторон и под разными углами. Сделай дюжину снимков или даже больше. Чем больше, тем лучше. И пошевеливайся, пока не подожгли погребальный костёр.
Поручение звучало странновато, но я не стал артачиться, взял ноги в руки и рванул из дома. Пока я трусил к осгудовскому «седану», заводил его и ехал по аллее, в моей голове зародилось несколько гипотез, одна изящнее другой, которые могли объяснить внезапно вспыхнувшую страсть Вульфа к фотографии, но ни одна из них меня не удовлетворила. Проколов было хоть пруд пруди. Ну, например: допустим, Вульфу требовалось подтвердить, что морда быка не была забрызгана кровью. Зачем тогда снимки со всех сторон, под разными углами? За четыре минуты, что я потратил, чтобы добраться до имения Пратта, я состряпал и другие версии, но нашёл их неубедительными. У ворот меня остановил полицейский. Пришлось объяснить, что я еду по поручению Уодделла.
Я поставил машину перед гаражом и припустил к дому. Вдруг меня окликнули:
— Эй! Эскамильо!
Обернувшись, я увидел Лили Роуэн, которая нежилась на раскладушке в тени развесистого клёна. Я сменил аллюр и потрусил к ней.
— Привет, куколка! Мне нужен фотоаппарат.
— Милорд, — встрепенулась она, — неужто я так похорошела, что вам захотелось запечатлеть…
— Нет. У меня срочное и важное поручение. У вас есть аппарат?
— Всё ясно. Вы приехали от Осгуда. Теперь мне всё понятно. Эта желтоглазая Нэнси увлекла…
— Мне некогда. Дело и в самом деле серьёзное. Я должен успеть сфотографировать быка, прежде чем его…
— Какого быка?
— Того самого.
— Боже мой! Ну и работка у вас! Только того быка уже никто не сфотографирует. Костёр уже разожгли.
— Проклятье! Где?
— На том конце пастбища.
Я уже повернулся и побежал. Может, это было и нелепо, но ноги сами несли меня. Вслед донеслось: «Подожди, Эскамильо! Я с тобой!» — но я не остановился. Стремглав промчавшись через лужайку и мимо ямы для барбекю, я учуял запах дыма и почти сразу увидел сизую спираль, вздымавшуюся в небо над берёзовой рощицей в конце пастбища. Я замедлил бег и принялся ругаться вслух, чтобы отвести душу.
Народу собралось довольно много — человек пятнадцать-двадцать, не считая тех, кто следил за костром. Меня никто не заметил. Целое звено забора было снято и, судя по всему, пошло на дрова, которыми обложили Гикори Цезаря Гриндона. Лишь изредка сквозь языки пламени можно было разглядеть, что осталось от могучего чемпиона. Даже на столь приличном расстоянии было жарко, как в аду. Четверо или пятеро подручных в рубашках с закатанными рукавами, обливаясь потом, подбрасывали в костёр брёвна и доски из сваленных рядом груд. Некоторые из зрителей молча глазели на жутковатое зрелище, другие переговаривались вполголоса. Вдруг сзади меня послышался голос:
— Так я и думал, что вы появитесь.
Я обернулся.
— Привет, Дэйв. Почему вы так решили?
— Да так. Вы просто похожи на человека, который непременно оказывается там, где что-то происходит. — Он потёр нос. — Чтоб мне пусто было, если это пахнет не шашлыком. Ну точь-в-точь. Можно закрыть глаза и представить, как его уминают.
— Увы. Теперь уже этому не бывать.
— Это точно.
В молчании мы наблюдали за пламенем. Немного погодя Дэйв снова заговорил:
— А ведь такое зрелище заставляет призадуматься. Чтоб мне пусто было, если не так. Ведь великий чемпион был Цезарь, да? А жгут его как мусор. Чертовски унизительно. Как считаете?
Я промямлил что-то подобающее и смылся. Торчать там и обвяливать физиономию — много ума не надо, а дивидендов от этого не прибавится. К тому же я испугался, что Дэйв начнёт читать стихи.
Неподалёку от ворот, через которые мы накануне проносили на импровизированных носилках скорбный груз, на траве сидела Лили Роуэн, обхватив лицо руками. Я хотел было остановиться и съязвить по поводу её позы, подчёркнуто женственной и одинокой, но вдруг почувствовал, что у меня нет настроения зубоскалить. Как-никак меня послали с важным поручением, а я опоздал… А ведь фотографии быка были нужны Ниро Вульфу отнюдь не для семейного альбома.
Лили протянула ко мне руки:
— Помоги мне встать.
Я резко потянул её на себя и сам не заметил, как она очутилась в моих объятиях. Я запечатлел на её губах жаркий поцелуй и отпустил.
— Грубиян. — Глазки её заблестели. — Давай ещё раз!
— Не рассчитывайте, — отрезал я. — У меня нервный кризис, шок, я был не я и не знал, что творю. Больше это не повторится. Я зол как тысяча чертей и должен был выпустить пары. Можно позвонить по вашему телефону? Вернее, по праттовскому.
— Катись к чёрту! — С этими словами она вцепилась в мою руку и не выпускала её, пока мы не достигли дома.
На веранде сидела Каролина, читая книгу. Выглядела она мрачнее тучи. Джимми не было видно. Лили проводила меня к телефону, установленному в алькове, в гостиной, села и стала наблюдать за мной, чуть улыбаясь уголком рта — точь-в-точь как вчера. Я набрал номер Осгуда. Трубку сняла служанка, и я попросил позвать Ниро Вульфа.
— Да, Арчи? — послышалось знакомое бухтение.
— Катастрофа! Костёр уже пылает, и там настоящий ад. Что делать?
— Проклятье! Ничего. Возвращайся.
— Совсем ничего?
— Да. Приезжай. Поможешь мне восхищаться людской глупостью.
Я повесил трубку и повернулся к Лили.
— Послушай, милашка, — игриво сказал я, одарив её нежнейшей из моих улыбок, — ну какой будет прок, если ты скажешь кому-нибудь, что я хотел сфотографировать быка?
— Совсем никакого. — Она улыбнулась и провела кончиками пальцев по моей руке от плеча до запястья, так что у меня мурашки побежали. — Можешь на меня положиться, Эскамильо.
Глава 12
Часом позже, около восьми вечера, мы сидели в комнате, которую выделили на втором этаже Вульфу, и ели прямо с подносов, что Вульф разрешал себе только дома, когда залёживался в постели. Однако он не жаловался. За едой Вульф никогда не говорил о делах, да и рад был хоть на время избавиться от нашего клиента. Осгуд объяснил, что его жена сегодня выходить не будет, дочь останется с ней, и поэтому, может быть, не стоит затевать ужин в столовой. Вульф учтиво согласился. Комната у него была просторная и удобная, одно из кресел вполне подходило для его туши, а кровать могла вместить даже двух таких, как он. Сначала я подумал, что тягостная атмосфера, царившая в доме, отразится и на кухне, но бараньи отбивные с фаршированными помидорами оказались на редкость вкусными. Салат был хуже, чем у Фрица, зато пирог с тыквой был просто восхитителен.
Столкновение Осгуда с Уодделлом и капитаном Бэрроу было, видимо, жарким, но кратким, поскольку, когда я вернулся, все уже успокоились. Ждали, как я понял, меня. Капитан собирал отпечатки пальцев у всех, кто находился в доме Пратта прошлым вечером. Поскольку у Вульфа отпечатки пальцев уже сняли, я тоже решил проявить лояльность и не рыпаться. Сделав со всех моих десяти пальцев оттиски, капитан объявил, что теперь должен навестить старшего скотника, и по предложению Вульфа вместе с ним пошли Осгуд и Мак-Миллан. Пратт отбыл к себе домой, и мы с Вульфом остались наедине с окружным прокурором.
Уодделл, по его словам, был рад сотрудничать с представителем Фреда Осгуда. Он проводил и дальше намерен был проводить расследование совершенно беспристрастно и непредвзято. Алиби не было ни у кого, кроме Лили Роуэн и меня. Вчера после ужина все разошлись около девяти часов. Вульф поднялся к себе и погрузился в чтение. Пратт пошёл в кабинет рядом с гостиной, чтобы заняться деловыми бумагами. Бёрт проводил Мак-Миллана в комнату наверху, и тот прилёг поспать до часу ночи, когда должен был сменить меня на посту у пастбища. Спал он чутко и проснулся от выстрелов. Каролина посидела немного на веранде, а затем перешла в гостиную и полистала журналы. Джимми был на веранде с сестрой, а когда та ушла, остался покурить. Он слышал голос Лили и мой, когда мы шли вдоль забора, но ничего больше. Бёрт до десяти часов помогал на кухне мыть посуду, а затем слушал радио и больше ничего слышать не мог. Дэйв Смолли — Уодделлу было известно о том, что Клайд Осгуд в своё время выгнал его, — расставшись со мной без четверти девять, пошёл в свою комнату при гараже, побрился и лёг спать. «Побрился?» — недоуменно переспросил Вульф и получил от Дэйва разъяснение, что тот всегда бреется по вечерам, поскольку утром до завтрака он слишком голоден, чтобы бриться, а после завтрака просто нет времени.
Таким образом, как заключил Уодделл, любой из этих людей мог совершить убийство. Правда, когда мы его спросили о возможных мотивах преступления, гонора у прокурора заметно поубавилось. Ни у одного из присутствовавших не имелось мало-мальски приличного повода для убийства, разве что у Дэйва Смолли, но тот бы и муху не обидел. Предположим, кто-то застукал Клайда, когда тот подбирался к быку. Будь это Пратт, он бы просто приказал ему убраться вон. Джимми съездил бы Клайду по физиономии. Мак-Миллан схватил бы его за шиворот и перебросил через забор. Дэйв принялся бы дурным голосом взывать о помощи и скакать, как полоумный. А если Гудвин, который сторожил быка?
— Я же объяснил, — вежливо вмешался Ниро Вульф, — что убийство было задумано заранее. Вы осмотрели быка?
— Да. И Сэм Лейк, и полиция. Они нашли одно пятно крови на морде, и ещё немного крови запеклось на рогах.
— А как насчёт травы около шланга и рукояти кирки?
— Мы послали кирку в Олбани на исследование. В траве обнаружено несколько сгустков, похожих на кровь, их тоже отправили на анализ. Результаты будут известны завтра.
— Если подтвердится, что кровь человеческая, неужели вы не откажетесь от вздорных утверждений, будто Клайд полез к быку с заражённой сибирской язвой пищей, а бык, съев её, обиделся и забодал Клайда?
— Если подтвердится, что кровь человеческая, это, конечно, будет весомый довод в пользу вашей версии. Я же сказал, что готов сотрудничать; но я не согласен служить мишенью для ваших насмешек.
— Фу! — пожал плечами Вульф. — Не думайте, что я не понимаю, в каком положении вы оказались. Вы знаете, что совершилось убийство, но на случай, если не сумеете раскрыть его, пытаетесь подстраховаться и убедить общественность, что убийства не было. Вы ни на шаг не продвинулись к тому, чтобы раскрыть преступление, вам совершенно не за что зацепиться, и если бы не я, то вы вообще прекратили бы все попытки и возвестили, что Клайд Осгуд погиб в результате несчастного случая.
— Вы… — Уодделл брызгал слюной от ярости, — вы обвиняете меня в нежелании вести расследование?! Я прокурор этого округа…
— Не смешите меня, сэр! Вы прекрасно знали, что Клайд Осгуд убит, и тем не менее опустились до того, что обвинили его в попытке отравить быка! — Вульф внезапно замолчал и вздохнул. — Увы, прошу прощения. Я лишил себя права упрекать кого бы то ни было даже за такие чудовищные нелепости. Я держал это дело в руках целиком, вот так, — он показал сжатый кулак, — а затем выпустил его. — Пальцы разжались.
— Вы хотите сказать, что знаете, кто убил…
— Я хочу сказать, что был слишком ленив и самонадеян. Можете это цитировать. Забудьте и простите, что я обрушился на вас, вы не виноваты; вы сделали всё, что могли. И я тоже. Но в том-то и загвоздка: всех моих усилий на сей раз оказалось недостаточно. Но всё изменится. Не надейтесь, что вам удастся свалить смерть Клайда на несчастный случай, мистер Уодделл; моё самолюбие задето, и я этого не позволю…
Вскоре возвратились Мак-Миллан и капитан Бэрроу, и все разошлись, после того как Вульф договорился с Мак-Милланом, что тот зайдёт к нам в девять часов.
Во время ужина Вульф не был расположен к беседе, а я не делал попыток развлечь его, поскольку он того не заслуживал. Если он не хотел прикинуться добрячком и признать за таким ослом, как Уодделл, право на существование, я бы не возражал, но то, что он наговорил, не влезало ни в какие рамки. Если ему вдруг приспичило бить себя в грудь и каяться в том, что он опростоволосился, что ж, его воля, но только не перед этим ведь придурком из деревенской прокуратуры, а передо мной. На то и существуют доверенные помощники.
Мак-Миллан оказался пунктуален. Ровно в девять, когда мы потягивали кофе, появилась горничная и объявила, что он ждёт нас. Я спустился и сказал ему, что будет куда спокойнее побеседовать с Вульфом наверху. Мак-Миллан не возражал. На лестнице мы столкнулись с Нэнси, и скотовод задержался переброситься с ней парой слов. Благо, как он сам вчера сказал, обоих молодых Осгудов он знал сызмальства.
Вульф поздоровался, и Мак-Миллан сел, отказавшись от предложенного кофе. Вульф вздохнул. Прихлёбывая кофе, я наблюдал за ними поверх чашки.
— У вас усталый вид, — заметил Вульф.
— Совсем вымотался, — кивнул скотовод. — Старею, должно быть. Сколько раз, бывало, когда телилась корова, я проводил на ногах всю ночь, и хоть бы хны… Впрочем, сейчас, конечно, не тот случай…
— Да. Полная антитеза. Смерть вместо рождения. Очень любезно с вашей стороны прийти ко мне: я не выношу поездок в темноте. Поскольку я расследую дело по поручению вашего друга Осгуда, могу ли я задать вам несколько вопросов?
— Для этого я и пришёл.
— Вот и отлично. Тогда начнём. Вчера днём вы покинули дом Пратта, заявив о своём намерении сказать Клайду, чтобы он не делал глупостей. Мисс Осгуд сообщила мне, что вы отозвали Клайда в сторону и разговаривали с ним. О чём?
— Только об этом. Клайд всегда был склонен к опрометчивым поступкам. Он не был сорвиголовой, но то и дело влипал в какую-нибудь историю. Поэтому после стычки с Праттом я решил, что надо бы его утихомирить, пока не поздно. Я пытался обернуть всё в шутку и выразил надежду, что он не выкинет какой-нибудь глупости. Он ответил, что намерен лишь выиграть пари у Пратта. Я сказал, что ничего у него не выйдет и что самым разумным было бы разрешить мне договориться с Праттом и отменить пари. Клайд отказался, а когда я спросил, как он собирается выиграть пари, он не захотел говорить. Вот и всё. Я не смог ничего из него вытянуть, и он ушёл.
— Ничем не намекнув о своих намерениях?
— Совершенно верно.
Вульф поморщился.
— А я-то надеялся узнать от вас побольше.
— Я рассказал всё, как было.
— Конечно, конечно. Но это — то есть почти ничего — я уже слышал от Уодделла, которому вы рассказали то же самое. Но он прокурор, а я как-никак представляю интересы вашего друга. Я рассчитывал на вашу готовность поделиться со мной тем, что вы могли посчитать не предназначающимся для ушей прокурора.
— Повторите-ка, — насупился Мак-Миллан. — Мне показалось, вы хотите сказать, что я лгу.
— Именно так. Погодите! — Вульф поднял руку. — Только не прикидывайтесь невинной девицей, которая готова упасть в обморок от безнравственной лжи. Виктор Гюго написал целую книгу, чтобы доказать, что ложь может быть благородной и даже возвышенной. У меня имеются веские основания подозревать вас во лжи, и я хочу объяснить какие. Ну, во-первых, Клайд не был идиотом. Полагаю, вы слышали от Уодделла о моей гипотезе, что Клайд не сам залез на пастбище, а его скорее внесли туда. Я по-прежнему придерживаюсь этой точки зрения. Впрочем, мы не будем сейчас обсуждать, насильственным или ненасильственным образом он очутился на пастбище — из своего дома к Пратту он пришёл наверняка по собственному желанию. Для чего?
Он замолк, чтобы допить кофе. Мак-Миллан, хмурясь, наблюдал за ним. Вульф продолжал:
— Рискну предположить, что он не просто прогуливался. У него явно была цель — что-то сделать или с кем-то встретиться. Дэйва я исключаю. Мисс Роуэн была с Гудвином. Мистер Уодделл сообщил мне, что все прочие, включая вас, заявили о том, что не подозревали о появлении Клайда на ферме Пратта. В это почти невозможно поверить, и опять-таки потому, что Клайд не был идиотом. Если он пошёл к Пратту не для того, чтобы с кем-то встретиться, то остаётся предположить, что он замыслил что-то против быка, а это противоречит здравому смыслу. Да и что он мог сделать? Похитить Цезаря, вывести с пастбища и где-то скрывать до конца недели? Заразить сибирской язвой, сделав тем самым мясо несъедобным? Пришить быку крылья и улететь на рогатом Пегасе на Луну? Кстати, последняя гипотеза не более невероятна, чем две первых.
— Что вы от меня хотите? — сухо спросил Мак-Миллан.
— Сейчас поймёте. — Вульф отодвинул поднос, покосившись при этом на меня. Я поднялся и отставил поднос подальше в сторону. — Честно говоря, пока я занимаюсь не убийством. Я ещё до него не дошёл. Сперва я хочу найти приемлемую версию, объясняющую, почему Клайд оказался во владениях Пратта… Или даже так: я хочу найти правдоподобную гипотезу, объясняющую, почему он был настолько уверен в выигрыше. Он ведь говорил вам, что собирается выиграть пари?
— Да.
— Но отказался сказать, каким образом?
— Да.
— Так вот, — Вульф поджал губы, — как раз в это я и не могу поверить. Не могу поверить, поскольку он мог надеяться выиграть пари только с вашей помощью.
Тяжёлые брови Мак-Миллана, казалось, срослись вместе и почти прикрыли глаза. Не отрывая взгляда от Вульфа, он сказал:
— Вот это вы зря. Не надо со мной так говорить. Не советую.
— Надо, — заверил Вульф. — Таков мой метод. Я строю предположения, основанные на умозаключениях, и вовсе не хочу оскорблять вас. Я говорю только о том, на что мог рассчитывать Клайд. Прежде чем заняться убийством, я должен понять, каким образом он хотел выиграть пари. Я тщательно перебрал все возможные варианты, которые могли прийти ему в голову. Один из них кажется мне логичным и практически выполнимым, хотя и нелёгким. Я сказал, что он не мог надеяться на то, что ему удастся похитить и спрятать быка. Но вот почему бы не попытаться подменить Цезаря другим быком?
— Скажем, хорошим голштинцем, — презрительно фыркнул скотовод.
— Нет. Сделайте честь, отнеситесь к моему вопросу со всей серьёзностью. Итак, что мешало ему сделать это?
— Это просто невозможно.
— Но почему же? На ярмарке, в каких-нибудь семнадцати милях отсюда, не счесть быков гернзейской породы и фургонов для перевозки скота. Быки есть и гораздо ближе — например, здесь, на ферме мистера Осгуда, откуда ничего не стоит доставить быка на пастбище Пратта. Разве трудно найти быка, который, конечно, уступая чемпиону Цезарю во многих прекрасных качествах, о которых я не берусь судить, достаточно походил бы на него по размеру и масти, чтобы послужить заменой? Причём всего на один день — мясник должен был приехать в среду. Кто бы заметил подмену?
— Я бы заметил, — буркнул Мак-Миллан.
— Принято. Вы бы не спутали своего Цезаря ни с каким другим быком на свете. Но всех остальных можно было легко оставить в дураках. Шанс на успех был, по-моему, велик. Совершенно очевидно, когда именно возник этот замысел в голове Клайда. Вчера днём он сидел на заборе и разглядывал Гикори Цезаря Гриндона в бинокль. Он про себя подметил, что похожего быка видел либо в стаде своего отца, либо на ярмарке, откуда только что приехал. Случайная мысль переросла в план. Когда его прогнали от пастбища, он прошёл в дом и заключил пари с Праттом. А во время разговора с вами сделал вам предложение. — Вульф тяжело вздохнул. — По крайней мере, он мог сделать вам предложение. Например, предложил с вашего ведома заменить Цезаря другим быком, потом отвести Цезаря в осгудовский коровник, чтобы в течение всей среды вы караулили подменённого быка и не позволяли никому приближаться к пастбищу. После того как мнимого Цезаря зарежут, можно уже не опасаться разоблачения. В четверг гости Пратта под фанфары рекламы съедят быка, а в воскресенье, когда истечёт неделя, Клайд гордо продемонстрирует Пратту неопровержимое доказательство того, что в жертву был принесён вовсе не Цезарь. Пратт, конечно, взорвался бы от ярости, но деваться некуда — пришлось бы ему выложить денежки во избежание огласки. Насмешек он не вынес бы. Посетители его пратторий подтрунивали бы: «А это и вправду говядина? А не кошатина ли?» Словом, Пратту пришлось бы раскошелиться и впридачу держать язык за зубами. Более того, он бы даже не получил Цезаря назад. Да и зачем? Клайд Осгуд выиграл бы десять тысяч, а Цезаря по взаимной договорённости уступил вам. Не знаю, как бы вы выкрутились, поскольку официально Цезарь был мёртв, но, вероятно, выход нашёлся бы. Во всяком случае, вы могли его использовать как производителя.
Вульф сплёл пальцы на своём необъятном пузе.
— Вот в общих чертах, что мог вам предложить Клайд. Думаю, он продумал всё до мелочей, включая время и способ подмены. Проще всего было это провернуть после часа ночи, когда пастбище охраняли вы, но вы могли не согласиться с доводами Клайда и провели операцию раньше. Возможно, что Цезарь цел и невредим, а от сибирской язвы пал лже-Цезарь. Это, конечно, гипотеза. Впрочем, вы, без сомнения, знаете больше меня. Однако что вы думаете о самом замысле? Видите ли в нём какие-нибудь изъяны?
Мак-Миллан разглядывал Вульфа с мрачной улыбкой.
— Ну и фантазёр же вы, — спокойно произнёс он.
— Умеренный. — Вульф прикрыл глаза. — Не думайте, что я пытаюсь подстроить вам ловушку. Возможно, я и впрямь изрядный фантазёр, но моё любимое оружие — откровенность. Войдите в моё положение. Я могу удовлетворительно объяснить поразительную уверенность Клайда в выигрыше пари только с помощью той гипотезы, что изложил вам. План осуществим лишь с вашей помощью. Если он обратился к вам, то вы либо согласились, либо отказались. В любом случае я хотел бы знать, что он вам сказал. Я отнюдь не оскорбляю вас и не осуждаю за отказ признаться Уодделлу. Я бы сам с огромной неохотой доверил ему любой хоть мало-мальски щекотливый факт. Скажите, пожалуйста, предлагал ли вам Клайд что-нибудь, и если да, то приняли вы его предложение или отклонили?
Хмурая улыбка не покидала лица Мак-Миллана.
— А вы не просто фантазёр, но и пройдоха. Потом вы спросите, не я ли убил Клайда за то, что он оскорбил меня.
— Я никогда не шучу, когда речь идёт об убийстве. Потом до убийства я ещё не добрался. Сначала я должен узнать, на чём основывался оптимизм Клайда по поводу пари, и ещё выяснить, кого он хотел здесь увидеть. Он предлагал вам что-нибудь?
— Нет. — Мак-Миллан резко встал.
— Уходите? — Вульф поднял брови.
— Не вижу смысла оставаться. Я пришёл только из любезности к Фреду Осгуду.
— И из любезности к нему отказываетесь помочь нам. Не хотите сказать ничего, что могло бы объяснить…
— Нет. Я ни черта не могу объяснить. — Скотовод шагнул к двери и обернулся: — А вы не сможете впутать меня в неприятности.
Он распахнул дверь и вышел.
Вульф вздохнул и не двинулся с места.
Минуту я стоял и глазел на него, пытаясь подметить на его физиономии хотя бы малейшие признаки ликования или триумфа, потом отказался от бесплодной затеи и занялся подносами. Не зная, полагается ли горничной быть на посту в десять вечера, я взгромоздил подносы один на другой и устремился к служебной лестнице. Задевая за стены и чуть не застревая на поворотах — дурацкая лестница оказалась слишком узкой, — я без потерь добрался до кухни, разгрузился и через буфетную и столовую прошёл в главный холл. В библиотеке горел свет, и через открытую дверь я разглядел Говарда Бронсона, углубившегося в газету. Больше никто там не маячил, и я завершил кругосветное путешествие, возвратившись по главной лестнице.
Вульф пребывал в прежней позе. Я сел, зевнул во всю пасть и объявил:
— Теперь наконец дело в шляпе. Его убила Лили, вознадеявшись, что, уничтожив свидетельство своего злодейского прошлого, она очистится от скверны и станет достойной меня. Каролина убила его, чтобы потренировать свой знаменитый удар. Джимми прикончил его, чтобы замести следы и убрать очевидца прошлого Лили — с таким мотивом у нас уже двое. Пратт расправился с ним, чтобы досадить Осгуду. Мак-Миллан отправил его на тот свет, потому что бык, которым Клайд подменил Цезаря, оказался дойной коровой. Дэйв умертвил его…
— Проклятье! Не юродствуй, Арчи.
— Слушаюсь, сэр. Я заткнусь навеки и залью себе глотку бетоном, если вы только объясните мне, каким образом вы держали это дело в руках вот так. — Я сжал кулаки, но мой жест пропал даром, потому что Вульф так и не соизволил открыть глаза.
Он явно был не в форме и вопреки моим ожиданиям вполне миролюбиво пробормотал:
— Я и впрямь держал дело в руках.
— Что же с ним сталось?
— Оно сгорело в огне и улетучилось с дымом.
— Опять вы о быке! — Я присвистнул. — Фу! Попробуйте меня убедить… Кстати, почему бы вам не перестать ябедничать всякому встречному, что я разбил вашу машину о дерево? Чего вы добиваетесь такими ребяческими выходками? Но вернёмся к нашему делу: теперь, видно, наша песенка спета? Думаю, деревенщина прокурор впадёт в экстаз в четверг утром, глядя, как знаменитый Ниро Вульф, поджав хвост, улепётывает в южном направлении. Пожалуй, я продолжу перечислять варианты, покуда вам не приглянется один из них. Так вот, Дэйв отправил Клайда к праотцам, потому что в тот день, когда его уволили, он остался без завтрака и с тех пор так и не возместил его. Бронсон укокошил его… кстати, о Бронсоне — я его только что видел…
— Бронсона?
— Ага. Сидит в библиотеке и читает газеты, как у себя дома.
— Приведи его. — Вульф пошевелился и даже едва не приоткрыл глаза. — Прямо сюда.
— Сейчас?
— Немедленно.
Я отправился на вылазку. По пути мне пришло в голову, что не мешало бы разжиться кое-какими припасами на случай, если разговор затянется; я прокрался на кухню и похитил из холодильника кувшин гернзейского молока. С кувшином в руке я с важным видом переступил порог библиотеки и сообщил Бронсону, что мистер Ниро Вульф выразил желание встретиться с ним.
Бронсон отложил газету и сказал, что начал уже опасаться, не собираются ли им пренебречь.
— Никак нет, — отрезал я. — Он в два счёта развеет ваши опасения.
Глава 13
Бронсон погрузился в кресло, которое до него занимал Мак-Миллан. По его виду можно было подумать, что всё происходящее его забавляет. Вульф сидел неподвижно, как гранитное изваяние, закрыв глаза, и, казалось, скорее спал, чем бодрствовал. Это могло провести Бронсона, но не меня. Я зевнул. Свет падал на Бронсона так, что его нос выглядел ещё более тупым, будто его специально приплюснули, а умные серые глазки казались ещё меньше. Наконец он вежливо произнёс:
— Насколько я понимаю, вы желаете спросить меня о чём-то?
— Да, — кивнул Вульф. — Многое ли вам удалось подслушать из нашего разговора с мисс Осгуд сегодня днём?
— Не особенно. Вернее даже, совсем мало, — не задумываясь, ответил Бронсон и улыбнулся. — Вы задали вопрос, чтобы увидеть, оскорблюсь я или нет? Разрешите предложить… вам не стоит хитрить и прибегать к таким уловкам. Я кое-что слышал о вас. Я знаю о ваших способностях, но и я их не лишён. Мы оба не дураки, и почему бы нам в этом не согласиться?
— И в самом деле. — Вульф чуть приподнял веки. — У вас и вправду здравая голова. Тогда, слава богу, мы можем спокойно и без лишней суеты обсудить кое-какие факты… Подробности, которые я узнал от мисс Осгуд. Например, что вы лицо, которое мистер Осгуд и многие другие назвали бы мошенником.
— Я не… — Бронсон махнул рукой. — Впрочем, ладно. Обзывайте…
— Я называю вас мошенником, чтобы уточнить наши позиции. В конце концов, я занят сыскным бизнесом, вы — своим, и я хочу посоветоваться с вами о своей и вашей работе. Я рассчитываю, что вы поможете мне в расследовании убийства, и взамен у меня есть предложение относительно одного из ваших дел — того, что привело вас сюда. Что касается убийства…
— Может быть, начнём с конца и обговорим ваше предложение? Я всегда готов выслушать разумную мысль.
— Как угодно. — Вульф выпятил и поджал губы. — У вас есть бумага, подписанная Клайдом Осгудом. Вы показывали её мисс Осгуд сегодня утром.
— Расписка за деньги, которые я дал взаймы её брату.
— С перечислением конкретных обязательств, которые он соглашался выполнить в обмен.
— Да.
— Выполнение которых сделало бы его подлецом в глазах отца.
— Верно.
— Мне нужна эта расписка. — Вульф пошевелился. — Подождите. Я не оспариваю вашего права получить свои деньги. Но мне не нравятся ваши методы. Сегодня мисс Осгуд сумела привести меня в восторг одним своим высказыванием, и я хочу ей помочь. Предлагаю вам передать расписку мистеру Гудвину; она будет у него в полной сохранности. Максимум через десять дней я либо сам заплачу вам десять тысяч долларов, либо устрою, чтобы вам их заплатили, либо верну расписку. Даю вам обещание без всяких условий. Расписку отдайте ему. — Вульф ткнул большим пальцем в мою сторону.
Бронсон медленно помотал головой из стороны в сторону.
— Я имел в виду не такую разумную мысль.
— Вы не согласны?
— Нет, конечно.
— Я предлагаю вам сверхгарантию. Я редко даю обещания, поскольку готов выполнять их, пусть это звучит банально, ценой собственной жизни.
— На что мне ваша жизнь? Ваши гарантии, быть может, и хороши, но расписка, подписанная Осгудом, лучше, и она принадлежит мне. Чего ради я должен её отдавать?
Я вопросительно покосился на Вульфа.
— Не надо, Арчи. Отложим пока эту тему. Во всяком случае, временно. Я надеюсь, мистер Бронсон, что ваша агрессивность…
— Я вовсе не агрессивен, — прервал Бронсон. — Не понимайте меня превратно. Я же сказал, что я не дурак, а надо быть круглым идиотом, чтобы сделать вас врагом. Я прекрасно понимаю, насколько я уязвим и что вы можете против меня предпринять. Если вы станете моим врагом, то мне лучше сразу убраться из Нью-Йорка. Я приехал в Нью-Йорк всего пару месяцев назад, но если вам захочется выяснить моё прошлое, это не составит для вас труда. Тюрьма мне не грозит, но вы можете сделать моё существование тяжёлым… очень тяжёлым. Бог свидетель, я не хочу, чтобы вы преследовали меня. Поверьте, я не питаю к вам вражды. Вы не должны обижаться на меня за нежелание расставаться со своей распиской, а в остальном я к вашим услугам.
— Без хитростей, мистер Бронсон?
— Без.
— Отлично. Где вы родились?
Бронсон снова помотал головой:
— Я готов помогать вам, но не удовлетворять ваше любопытство.
— Вы же сами признали, что мне ничего не стоит проследить ваше прошлое…
— Пожалуйста, если вам не жалко времени и денег.
— Ладно, давайте напрямую. Вам приходилось иметь дело со скотом?
Бронсон пристально посмотрел на него, затем хохотнул и сказал:
— Бог мой, неужели мне придётся взять назад свои слова о том, что вы не дурак? Вы хотите впутать меня в убийство?
— Вам приходилось иметь дело со скотом?
— Никогда не имел счастья. Знаю, откуда берутся мясо и молоко, только по литературе.
— Где дубинка, которая была у вас вчера вечером, когда вы шли с Клайдом Осгудом на ферму Пратта?
— Дубинка?
— Да. Палка, если хотите. Быть может, сук.
— Ну… я не помню… Ах, да. Вспомнил, конечно. Она была у сарая, мимо которого мы проходили, и я просто…
— Где она?
— Вы хотите знать, где она сейчас? В конце концов…
— Где вы её оставили?
— Ну… я не… Ах! Конечно же. Когда мы дошли до ограды, Клайд пошёл дальше, а я повернул назад. Он прихватил палку с собой.
— Зачем?
Бронсон пожал плечами. Он снова взял себя в руки.
— Просто так, наверное. Вот вы ходите с тяжёлой тростью. Зачем?
— Не за тем, чтобы бить себя до потери сознания. Клайд сам попросил палку? Или вы её предложили?
— Не помню. Это вышло как-то само собой, мимоходом. А что, разве его ударили палкой? Я думал, его убили киркой, согласно вашей версии…
— Вы собирались помогать мне, сэр, а не молоть языком. Мне нужна вся правда об этой палке.
— Я всё сказал.
— Ерунда. Вы явно смешались, когда я задал вопрос. — Вульф погрозил ему пальцем. — Берегитесь, если не хотите сделать меня врагом. И учтите, более благоприятной возможности рассказать правду, чем здесь, в сравнительно непринуждённой обстановке, вам не представится. Итак, вы сами несли палку до фермы Пратта?
— Нет. Я вообще не ходил туда.
— Вы так утверждаете?
— Это правда.
— Я ещё раз предупреждаю вас: берегитесь. Допустим на миг, что это правда, тогда ответьте: зачем Клайду понадобилось идти ночью к Пратту? Что он собирался там делать?
— Не знаю.
— Что он говорил о своих намерениях?
— Ничего.
Вульф закрыл глаза. Я заметил, что кончик его указательного пальца выводит кружки на ручке кресла, и понял, что он лишился дара речи от ярости.
— Я могу… — заикнулся было Бронсон.
— Молчите! — Веки Ниро Вульфа дрогнули, и он открыл глаза. — Вы делаете ошибку. Очень серьёзную. Послушайте внимательно. Вы требовали немедленного возвращения денег. Клайд не мог собрать нужную сумму в Нью-Йорке и приехал просить деньги у отца. Вы так спешили или так не доверяли ему — или же и то и другое, — что поехали вместе с ним. Вы не хотели упускать его из виду. Осгуд-старший отказался помочь сыну, поскольку Клайд не хотел говорить, зачем ему деньги, и вы были готовы пойти на то, чтобы рассказать всё отцу и взыскать долг с него. Тогда Клайд в отчаянии заключает пари. В случае выигрыша он всё равно рассчитался бы с вами лишь по истечении недельного срока. А какие гарантии он мог представить, что выиграет пари? Вы согласились бы подождать в одном-единственном случае — если Клайд подробно объяснит вам, каким образом рассчитывает выиграть пари. И он объяснил. Не пытайтесь утверждать, что это не так, я не такой простак. Рассказывайте, как было дело.
Бронсон покачал головой.
— К сожалению, вы заблуждаетесь. Он не говорил…
— Фу! Я не заблуждаюсь. Я знаю, когда я прав — я стреляный воробей. Берегитесь, молодой человек!
Бронсон пожал плечами: